Моё проклятое дитя (джен)

Судорожный вздох:

— Нет.

— Здесь?

— Н-нет.

— А так чувствуете?

— …

— Поттер, расслабьтесь, я ничего вам не сделаю, – профессор раздраженно откинул со лба мешающие волосы и вновь склонился над кроватью. – Вспомните, сколько вам лет, в конце концов.

Гарри помнил, но это отнюдь не утешало. Он отлично понимал, что напрасно трясется, но ничего не мог с собой поделать. Сглотнув, он напряженно наблюдал, как тоненькая блестящая игла соприкасается с его пальцами ног, проникая в верхний слой эпидермиса, и переводил дыхание, когда она исчезала.

— Тут? – метал медленно процарапал кожу вдоль стопы.

— Н-нет, не чувствую, – прошептал Гарри и уже готов был зажмурится, но Снейп распрямился и придал своей волшебной палочке прежний вид.

— Что ж, на этом закончим. Большинство нервных окончаний по-прежнему не реагируют, но это уже кое-что.

— Кое-что, – оторопело повторил Гарри, глядя на свои покрасневшие руки, на которых можно было различить многочисленные мелкие точки. То тут, то там поблескивали капельки крови – видимо, игла в некоторых местах проникла глубже, чем требовалось.

— Поттер, я вам напомню, что вы не на курорте, а на лечении, и я по-прежнему требую должного соблюдения режима. С этого дня вы должны особенно беречь свое здоровье и покорно принимать все лекарства и процедуры, если в скором времени хотите встать на ноги. Не дай Мерлин вам опять все испортить, иначе меня не остановит даже тот факт, что передо мной лежачий, – Снейп небрежно накинул простынь на своего студента.

— А это возможно? – Гарри во все глаза смотрел на профессора.

Тот вопросительно приподнял бровь, не удосуживаясь переспрашивать.

— Вы… вы только что сказали, что я снова смогу ходить… скоро. Это правда?

— Нет, Поттер, я пошутил.

— Но вы же… Перестаньте издеваться! – Гарри подумал, что опять разревется. Это было важно для него. И нельзя таким шутить.

Профессор вздохнул и опустил голову, массируя руками виски – Гарри впервые увидел у него такой жест. Жест, который появлялся у человека, который устал или запутался.

“Наверное, он действительно задрался меня опекать. Или просто у него болит голова”.

— Поттер, все зависит от вас, – выдохнул зельевар, глядя куда-то в пол. – Вы не обязаны мне полностью доверять или переступать через еще какие-то свои принципы… Просто… прислушивайтесь к моим словам и тогда может… Черт, Поттер, просто пообещайте мне, что будете хорошо себя вести, и я клянусь, вы будете бегать уже к осени. – Северус в отчаянии взглянул на Гарри.

— Я в этом и не сомневаюсь, Северус, – заверил голос возле двери.

Дамблдор.

Он стоял, усмехаясь своим мыслям, прислонившись к косяку двери. Очки-половинки озорно поблескивали, вторя причудливым узорам, вышитым на мантии. Белоснежная борода перекинута через плечо, но даже в таком комичном виде выглядел он довольно уважительно.

Глядя на это лицо, покрытое морщинами, Гарри с удивлением почувствовал, что из клубка появившихся эмоций при виде директора самой сильной была…злость. Раздражение. Даже обида.

И где он был все это время? Почему снова оставил его в ненавистном месте, снова с ненавистным ему человеком? Оставил в полном неведении не только о внешнем мире, но и о своей дальнейшей судьбе?

Зато Снейп, увидев директора, наоборот, кажется, обрадовался, насколько это возможно представить в его исполнении. Его плечи безвольно повисли, как будто все это время на них лежал неподъемный груз, вся напряженность и нервозность выветрились из его позы. Он даже на автомате шагнул к Дамблдору, но потом резко остановился.

— Не сомневаетесь в хорошем поведении Поттера? – Снейп привычно усмехнулся. – Не думал, что когда-нибудь признаю, что первое впечатление о вас полностью соответствует вашему мировоззрению.

Дамблдор улыбнулся, но его взгляд был серьезным.

— Ты знаешь, что я имел в виду, Северус, – и, порхнув в складки мантии, его рука протянула Снейпу маленький флакончик. Казалось, прошел лишь миг, и Гарри уже только слышал удаляющийся топот мужчины по лестнице.

Дамблдор, который все еще стоял с протянутой, но уже пустой рукой, грустно вздохнул и подошел к кровати, пристраиваясь на краю.

Гарри, нахмурившись, наблюдал за директором, из вредности не говоря ни слова. Он ждал того, что скажет старик, и очень надеялся, что хоть одно из высказываний удовлетворит его, злого, изголодавшегося по информации.

— Здравствуй, Гарри. Не могу передать, как я рад видеть тебя. В живых.

Мальчик, не удержавшись, фыркнул. Но тут же побоялся, что Дамблдор на него рассердится и ничего ему не расскажет.

— Что со мной произошло, сэр? Сколько я не спрашивал Снейпа, он меня игнорировал.

— Профессора Снейпа, Гарри, – привычно поправил волшебник. – Его ты можешь не обвинять, потому что, уверяю тебя, он знает не больше твоего. Тем вечером, когда Северус отправил тебя в комнату, он решил проверить, все ли с тобой в порядке, но ни в комнате, ни на целом этаже тебя не было. Вскоре он нашел тебя в библиотеке, которая позволяет обнаружить свое местонахождение очень редко, но для тебя Гриммо решил сделать исключение. Как вижу, ты ему понравился, – уголки губ директора приподнялись, и Гарри вспыхнул, так как четко осознал, что директор обо всем уже в курсе.

— Ты был в очень тяжелом состоянии: потерял много крови, почти не дышал, но нашими с профессором Снейпом совместными усилиями удалось стабилизировать твое здоровье. Я, если признаться, очень за тебя испугался – твои раны с огромным трудом затягивались… Даже слёзы феникса не помогали, – Дамблдор скользнул взглядом по белым шрамам на ладони. – Ты был в коме две недели, но я не мог все время находиться с тобой, ожидая пробуждения, пришлось срочно уехать. Профессор Снейп согласился присмотреть за тобой в мое отсутствие.

Гарри примерно представил это самое «согласился». Ему было интересно, чем же его Дамблдор уломал, но вслух ничего не спросил.

— Возможно, мы сейчас испытаем ужасное чувство дежавю, но я вынужден в который раз спросить тебя, что произошло?

Гарри несколько секунд собирал ускользающие мысли и подробно рассказал о событиях того вечера, стараясь припомнить все, что успело стереться с его памяти.

— Вы думаете это как-то связано с Волдемортом?

Альбус Дамблдор на миг задумался:

— Возможно. Вполне возможно, что он также в этом замешан. Видишь ли, с ним в последнее время ни в чем нельзя быть уверенным. После событий в министерстве он решил пересмотреть и проанализировать все ошибки и промахи, совершенные в порыве гнева и неконтролируемой ярости. Вынужден признать, что он стал на правильный путь, хотя это и сулит нам беды, – пристальный взгляд скользнул в глаза юноши:

— Он пытается узнать тебя.

Гарри удивленно захлопал ресницами.

— Узнать меня?

— Да. Твоя сила, которая поразила его в министерстве, дала повод задуматься. Настолько ли прост тот мальчик, который отразил его смертельное проклятие и столько раз непонятным для него образом выходил живым из схваток, которые по сути не оставляли даже шанса? Есть повод усомниться – была ли эта чисто случайность и удача или скрытая сила, неведомая ему? – сложив ладони, директор продолжал озвучивать свои мысли: — Он, наконец, начал воспринимать тебя всерьез, Гарри. Ты уже не просто мальчик, который встал на пути, не просто объект мести за украденные годы величия. Ты соперник. Враг, которого стоит уважать, и Волдеморт всеми силами пытается узнать за что.

— Зачем ему это?

Дамблдор покачал головой:

— Ты даже не представляешь, НАСКОЛЬКО он тебя боится.

— Разве во мне может быть что-то, что он будет уважать? – Гарри никак не мог взять в толк, чего же в нем есть такого устрашающего. Все та же любовь?

— Том никогда не воспринимал всерьез то, что не мог понять, и что не укладывалось в его сформировавшееся представление о мире – себе в ущерб. Но никогда не насмехался над волшебством, что имело могущество, и которое соответствовало его критериям о силе. Он не просто уважал эту магию, он стремился к ней, а овладев, наслаждался той властью, которую она ему могла дать.

Сердце Гарри пустилось вскачь. Неужели он говорит о…

— После того, как мы забрали тебя из библиотеки, я пошел еще раз осмотреть помещение. И нашел то, на что во время паники никто не обратил внимание.

Дамблдор потянулся вперед, судя по всему, к тумбочке возле кровати – Гарри не было видно, и его взору предстала знакомая книга в черном переплете. Свет озарил сияющую надпись: «Сказки Барда Бидля».

— Она все время была тут?

— Да, – просто ответил директор.

Он открыл ее, медленно переворачивая страницы, но не просматривая их.

– Я слышал, что ты достиг, наконец, успехов в лечении, и к тебе вернулось осязание? — не вопрос – утверждение.

Гарри кивнул, радостно шевеля пальцами руки.

— Молодчина, – и он протянул ему раскрытую книгу. – Продемонстрируй, пожалуйста.

Даже если б Дамблдор не добавил «волшебное» слово, эффект был бы тот же. Гарри со страхом всмотрелся в представленные странички. Очередная обычная сказка. С очередным обычным рисунком. И с очень необычной заглавной буквой, вернее знаком.

— Дотронься до него, – мягко попросил Дамблдор.

Кого это «его», можно было даже не уточнять. Вдруг Гарри к своему ужасу заметил, что директор держал книгу лишь одной рукой, которая была одета в перчатку. Он сглотнул и умоляюще посмотрел на директора.

Голубые глаза необычайно добро смотрели на него, наполняя храбростью. И мальчик решился.

“Все будет хорошо. Я теперь не один”.

Тонкие пальцы дотронулись до пергамента. Он был сухим и немного шершавым. Обыкновенная страничка. Рука увереннее поползла дальше по странице. Наконец, пальцы дотянулись и замерли над треугольником с вплетенным в него кругом и черточкой. Рука дрогнула, и пальцы будто прилипли к бумаге.

От их кончиков медленно, но уверенно распространялось тепло, пробегая ниточкой жара в каждой вене, устремляясь дальше. Но этот жар был совсем не тот, что в библиотеке. Он не причинял боли.

Гарри легонько вздохнул, неосознанно поглаживая символ. Это было, по крайней мере, странно – получать ТАКОЕ удовольствие от прикосновений простых предметов, даже если знаешь, что это магия. И в тоже время было так приятно, что невольно пришлось забыть о странности момента, пытаясь продлить это чувство. Невероятно.

— Что ты чувствуешь?

Гарри вздрогнул – он почти забыл, что рядом кто-то есть, и поспешно убрал руку, пока его наслаждение не стало слишком явным.

— А то вы не догадываетесь! – буркнул мальчик, порозовев от удовольствия.

Глаза директора за стеклами очков торжественно блеснули. Или ему показалось?

— Тебя это пугает? – тихо поинтересовался он у Гарри.

— Нет. Просто… непривычно. Ремус объяснял, почему я это испытываю.

— Что ж, очень хорошо. Надеюсь, магия не ошиблась в тебе, – кивнул Дамблдор и внимательно посмотрел на ученика.

— Профессор, а от этого можно как-нибудь избавиться? – выпалил Гарри, озвучив вопрос, мучивший его после беседы с Ремом.

На лице Дамблдора мелькнуло удивление, но лишь на миг.

— Тебе не нравится темная магия? – невинно заданный вопрос.

Гарри опешил:

— А что в ней может быть хорошего?!

— Действительно, что же в ней есть такого хорошего? – Гарри не мог понять, то ли он пошутил, то ли это был риторический вопрос.

Дамблдор повертел книгу со сказками в руках и поднял взгляд.

— Гарри, скажи, тебе известно, кто использует темную магию?

— Темные маги, – ответ без запинки.

— Естественно, а кто еще?

На это Гарри не нашелся что ответить.

— Как ты, наверное, знаешь, темная магия до поры до времени считалась сильнейшей из существующих чар, и поэтому ею не брезговали, когда шла речь о безопасности или же о выживании.

— Целители? – догадался Гарри.

Дамблдор кивнул:

— К сожалению, знаний, которые черпает колдомедицина из обычных чар, зельеварения и анатомии на сегодняшний день бывает недостаточно, чтоб спасти человеку жизнь или вылечить от недуга. И разве методы, благодаря которым достигается успех, не оправдывает спасенная человеческая жизнь? Так ли важно, что ты используешь, если делаешь это в благородных целях?

— Но почему использование темной магии запрещено законом, раз она так полезна? – хотя Гарри и так догадывался, какой услышит ответ.

— Очень хороший вопрос! Дело в том, что использовать темную магию могут не все, так как не к каждому она благосклонна. Но маг, который владеет ею, имеет больше преимуществ, он сильнее. И это всегда пугало тех смертных, которым она была недоступна, поэтому они всеми силами старались искоренить это «зло», не задавая вопросов о том, с какими целями применяли это волшебство – вспомнить хотя бы средневековье. Для них она – что-то невиданное и ужасное, абсолютно противоречащее их ценностям и жизненным устоям. На сегодняшний день практически ничего не изменилось. И отвечая на твой вопрос – нет, ты не сможешь отвергнуть темную магию. Ты признал ее силу, и она наделила тебя способностью чувствовать ее появление. И ты будешь всегда ее чувствовать, несмотря ни на что. Уже за это стоит с благодарностью отнестись к ней.

— Но разве темная магия не приносит зло?

— Каждая разновидность магии может принести такой вред, что страшно представить, – грустно молвил Дамблдор. — Разница лишь в том, что темная магия сильнее. Намного. Существует множество элементарных заклятий, которые могут ненароком убить человека. Взять хотя бы простой пример: простым Вингардиум Левиоса сбросить с высоты, режущим Диффиндо задеть сонную артерию, а заклинанием для ленивцев «завязать шнурки на обуви» даже задушить человека.

Гарри пораженно распахнул глаза. Он никогда не думал о ТАКОМ применении заклинаний, которые прочно вошли в его повседневную жизнь.

— Даже смехотворнейшие из заклинаний способны непоправимо навредить. Но в темной магии методы убийств жестче, сильнее. Они просто ужасны. Хотя в конечном итоге, несмотря на то, какой вид магии использовать, все принесут лишь одно – смерть.

Директор наклонил голову вниз, глядя на Гарри из-под очков.

— Выбор. Только он определяет нашу сущность: с какой целью мы используем то или иное заклятие, какой путь избираем в жизни. Вот что главное. А остальное не важно.

— Я об этом знаю, профессор, – заверил Гарри. Он вдруг вспомнил вечер первого сентября, Большой зал, сверкающие свечи под сияющим небом, и лица, лица, множество любопытных и восторженных лиц учеников как раз перед тем, как его взор закрыли края потрепанной, старой распределяющей шляпы.

“Только не Слизерин? Что ж, будь по-твоему”.

Это был его первый выбор, сделанный, как оказалось, на основе предубеждений. Чего он боялся? Стать тёмным магом? Он и так им стал. Использовать тёмные заклятия? Так они же необходимы в некоторых случаях. Стать жестоким, злым, мстительным, стать… слизеринцем?

“Я бы ни за что не позволил этому случиться, – внезапно понял Гарри. — Неважно где, на каком факультете я бы учился, ничто не смогло бы заставить меня стать таким. Я бы просто не смог перешагнуть через себя. И я всегда буду Гарри. Таким, как есть”.

— Сэр, как Вы считаете, мне бы хорошо было…в Слизерине?

— Я не могу этого знать, Гарри, – профессор был совсем не удивлен вопросом. – Я не прорицатель.

С последним словом в голове будто что-то щелкнуло. Гарри знал, о чем они оба сейчас подумали. Он нахмурился:

— Так это и есть та сила, о которой говорится в пророчестве? Та, о которой не будет знать Волдеморт? Тёмная магия?

Дамблдор не спешил с ответом. Он снял очки, протер их полами мантии, и, казалось, не собирался отвечать.

— Я же вижу, что это так. Нам придется убить друг друга с помощью… темной магии, – Поттер содрогнулся, когда представил, как это должно выглядеть. – И кто будет меня учить?

— Гарри! Прошу тебя, не делай поспешных выводов.

— Но ведь…

— И не перебивай меня, пожалуйста, – волшебник выждал секунду, обращая внимание полностью на себя. – Не смей так думать. В пророчестве не указано, какая именно должна быть магия, значит, ты волен выбирать все, что тебе заблагорассудится. И никто не собирается учить тебя тёмным искусствам. Более того, я ЗАПРЕЩАЮ тебе делать это самому.

Мальчик растерянно смотрел на директора.

— Убийство в тёмной магии – уровень, которого нужно достичь. Если ты сейчас со словами Авада Кедавра помашешь палочкой, из нее даже искры не посыпятся. Желание убить – тоже немаловажное условие, но все-таки преимущество имеет подготовка в этом искусстве. Даже авроры учатся этому заклинанию целый год. Представь, через что ты должен пройти, чтобы убить сильнейшего тёмного мага, который уже давно не человек. Скольким кровавым заклятиям, ритуалам и материям придется обучиться, чтоб, в конечном счете, не потерять голову.

— Но меня не пугают трудности! – заверил Гарри, но Дамблдор только прикрыл глаза, напоминая о просьбе выслушать его.

— А это вовсе не трудно, Гарри, – в голубых глазах, смотревших на Гарри, всплыла затаенная боль. – Обучиться тёмной магии совсем не трудно, но гораздо сложнее… контролировать себя, чтоб в итоге не превратиться в подобное Волдеморту чудовище. Знаешь, что человек чувствует, окунаясь в глубины Тёмной магии? Нечто подобное ты испытал сегодня, – кивок в сторону лежавших «Сказок». – Наслаждение в чистом виде – вот, что испытывает волшебник, когда с его губ слетает очередное непростительное. Возбуждение, когда входит в пространство, наполненное тёмной оболочкой, удовольствие, когда касается тёмных артефактов. Ходят слухи, что истинно могущественные тёмные маги даже способны испытать настоящий оргазм.

Поттер побледнел.

— Это наркотик, Гарри, – продолжил директор, не обращая внимания на состояние студента. – Тёмная магия затягивает, затуманивает разум, дарит сладострастные ощущения, опьяняет властью, и человек не всегда находит в себе силы остановиться. Почему Волдеморт всегда с таким успехом вербовал себе сторонников? Потому что ни один из них не смог устоять перед возможностями и вознаграждениями, которые принесет им служба у пленительного темного мага, чью силу ощущают даже на расстоянии. Лишь единицам удается выйти из этого состояния эйфории. Те, кому это удавалось, рассказывали, что окунувшись в магию, чувствуешь себя всесильным, и любые поступки воспринимаются как естественные и правильные, будь это хоть убийство родного человека. Потому что это Тёмная магия, а что может быть вернее и лучше?— в голосе Дамблдора можно было уловить терпкие нотки горечи. – Это состояние схоже с тем, что испытываешь под Империо, с той лишь разницей, что ты выполняешь не чьи-то приказы, а свои собственные желания, самые извращенные и ужасные.

— Вы боитесь, что я стану, таким же, как и он? – прошептал Гарри.

Дамблдор, не удержавшись, протянул руку и ласково провел ею по растрепанной макушке парня. Прикосновение было не новым, но Гарри не мог вспомнить, когда директор выражал свое к нему отношение как-либо, за исключением слов.

— Не в этом дело, – успокаивающе молвил директор. – Просто тёмная магия оставляет в человеке след, для каждого разный, но он меняет его. Человек не может остаться таким, каким был раньше. Многие волшебники, неосторожно испытав на себе все прелести сильнейшей магии, лишались рассудка. Некоторые умирали. Я просто не хочу, что бы с тобой что-нибудь случилось. У нас и без этого забот невпроворот, ты не находишь? – и он подмигнул Поттеру.

Гарри в ответ неубедительно усмехнулся, вспоминая, как нужно дышать.

— Я хочу лишь, чтоб ты понял: не нужно бояться той магии, чья часть живет теперь в тебе. Воспринимай ее как дар. Именно дар, нет ничего плохого в том, что ты теперь будешь чуять приближение опасности, я даже рад такой перспективе. И все же, соблюдай осторожность — не позволяй любопытству привести тебя туда, откуда никто не сможет тебя вытащить. Не погуби себя.

— Обещаю, – торжественно произнес Гарри.

Дамблдор задумчиво посмотрел в потолок, теребя край своей белоснежной бороды.

— Думаю, насчет любопытства я немного погорячился. Все же я вынужден дать тебе разрешение трогать все прекрасное в этом доме руками, иначе этот дом меня не выпустит.

Гарри прыснул, стараясь не думать о том, что он фактически дал ему разрешение на выпуск своих бушующих гормонов.

— Если б не шепот дома, я б, наверное, с ума сошел, – признался Гарри.

— Тебе снятся кошмары?

— Нет. То есть да, но они не связаны с Волдемортом. Обычные кошмары.

Дамблдор кивнул каким-то своим мыслям:

— Ты полноправный хозяин Гриммо, 12, и он, как прилежный дом-оберег, защищает своего владельца.

— Поэтому он впустил меня в библиотеку, – спустя минуту сказал Гарри. – Хотел показать владения «хозяину». – Вспомнив названное помещение, ему пришла в голову мысль.

— Так я теперь хозяин и Кикимера?.. Ну, этого старого домовика, что тут обитает, – от сделанного предположения его самого скривило.

— Нет. Уже нет. Кикимер умер спустя сутки после событий в министерстве.

“Ну что тут скажешь? – Гарри ничуть не задела смерть этого существа. И это не было странным. — ТАК ЕМУ И НАДО”, – тихое злорадство.

Дальнейшие полчаса они провели, болтая обо всем и ни о чем. Очевидно, Дамблдор решил, что его долг поднять настроение мальчика после такой тяжелой беседы. Гарри же был рад возможности высказаться до хрипоты – наконец у него появился слушатель, который не затыкает ему рот очередным «Мистер Поттер!!!». От обилия важной информации у него голова шла кругом, к тому же он и не подозревал, как соскучился по пустым разговорам! Дамблдор заверил его, что в скором времени он выздоровеет и обязательно поедет в Хогвартс, поразив новостью, что в этом учебном году вводится множество мер безопасности.

Еще одним сюрпризом для Гарри стали письма от друзей и поклонников – огромная, толстенная пачка пергаментов, которые то и дело вылетали из рук директора. Дамблдор помог рассортировать их на две стопки – те, которые были от Рона, Гермионы, Хагрида, семьи Уизли, и те, что были написаны незнакомыми почерками – Дамблдор глубоко удивлялся, как это они попали на Гриммо, 12 – ведь дом защищен, и отправители никак не могли послать письма, не зная адреса.

— Умудрились же, бестии, – восторженно говорил он, перекладывая обильно надушенные нечто, оформленные сердечками и розочками, в то время как Гарри испытывал острую потребность куда-нибудь спрятаться.

Он горел желанием прочитать письма, но не мог – строчки все равно расплывались перед глазами, да и держать их он был не в состоянии. От просьбы прочесть вслух Дамблдор вежливо отказался, заявив, что ровненькая стопочка писем на краю кровати будет отличным стимулом для Гарри в достижении успехов в своих «движениях». Он лишь прочел ему письмо из Хогвартса с результатами СОВ, как оказалось, Гарри сдал его неплохо, провалив лишь Прорицания, Историю магии и Астрономию.

— Жаль, что у меня только “В” по зельеварению – профессор точно не возьмет меня в группу, – поделился своими переживаниями Гарри.

— Совят по осени считают, – загадочно сказал Дамблдор.

Гарри говорил и говорил, и, несмотря на выпитое лекарство от першения в горле, голос садился. Тогда он задавал Дамблдору вопросы, стараясь не зевать. Он очень устал. Одновременно он боялся конца разговора – вдруг после того как директор уйдет, он будет опять в полной изоляции и неведении? Старый маг как будто чувствовал его состояние и сам рассказывал обо всем, что хоть каким-то боком касалось мальчика.

— Один из фейерверков попал прямо в здание маггловского министерства, выбив пару окон и осыпав осколками рабочий кабинет министра, занимающего в то время эту должность. Эрнест тогда проводил важнейший этап своей предвыборной кампании, и у него, очевидно, сдали нервы. Он выскочил на улицу, громко крича и бегая вокруг здания. Все-таки виновнику тогда крепко досталось, – Дамблдор покачал головой. – Бедный Дедалус Дингл, ему до сих пор неудобно сидеть, хотя уже столько лет прошло.

Гарри, сонный и расслабленный, тихо засмеялся:

— Да, какую вечеринку я пропустил. Наверное, когда Дурсли нашли меня на своем пороге, было столько же шуму, – за окном уже была ночь, и он понимал, что пора заканчивать разговор, нельзя так заставлять старца сидеть у него до утра. Снейп по этому поводу обязательно подкинет пару шуточек, когда вернется.

Почувствовав неловкую паузу, Гарри посмотрел на Дамблдора… и встревожился. У директора был такой скорбный вид, стало ясно — что-то случилось.

— Профессор?

— Гарри, я не хотел бы тебе этого говорить, но лучше сообщить сейчас, пока ты не узнал этого от посторонних.

Глубокий вдох – чей? Неважно.

— Мне очень жаль Гарри, но твои родственники мертвы. Их дом был найден разрушенным, вернее обуглившимся. Первого августа ранним утром на Тисовой улице случился страшный пожар, который охватил дом №4 и ближайшие к нему здания. Это случилось так мгновенно, что ничего не успели предпринять. Тёмной метки не было, а соседей не удалось расспросить – они так напуганы, что несут полную чушь, – Дамблдор замолчал, а потом сказал почти неслышно: — От тел практически ничего не осталось. Какие-то…фрагменты. А тело Петунии Дурсль вообще не нашли. Там был лишь пепел.

Слова долетали как будто издалека, он их слышал, но не понимал смысла.

“Кто-то умер. Это ведь плохо. Да”.

“Тисовая улица? Очень даже знакомая улица, он там жил”.

“Сгорела”.

Как Гарри не пытался, все равно не мог превратить образ зелёных газончиков с образцовыми домиками в обугленную пустыню.

“Петуния Дурсль. Моя тётя. Мертва”.

“Ее больше нет”, – понимание ворвалось в мысли холодной резью ножа.

“Их больше нет”, – лица замелькали в ускоренной съемке, воспоминания, самые разные: ранние, о которых думал, что забыл, и последние, которые не забыл, но очень бы хотел.

— Гарри!

Мальчик поднял на директора затуманенный взгляд. Внезапно к нему в голову пришла сумасшедшая мысль. А что полагается делать в таких ситуациях? Плакать? Но ведь плачут только по тех, кого очень любили. А он вычеркнул их из своего сердца. Он их не любил. Это ведь плохо. Они же его родственники. Или нет?

Нет, он их не любил. Но ему больно. Тогда почему он не плачет?

— Я принесу тебе зелья, – донесся до него встревоженный голос.

И Гарри остался наедине со своим горем. Кажется, это так называется. Горе.

Нет, все-таки эти смерти не шли ни в какое сравнение со смертью Сириуса.

“Какой же ты подонок, Поттер! Сравниваешь, чьи потери для тебя больнее! Они твои родственники, а ты даже не можешь выдавить слёзы об их утрате?”

“А почему это так важно? Плакать? Это докажет, что ты …что?”

“Я просто не виноват в этом. Поэтому это не настолько тяжело”, – эта мысль успокоила, но следующая заставила вздрогнуть.

Он просто вспомнил, каким было его последнее пожелание Дурслям.