Империя прилагается (гет)

Эльга

Следующий день был примечателен тем, что на прием ко мне, то есть к императрице, конечно же, прорвалось посольство того самого Сурима, которому нужно было отдать часть территории. Спешно собирая меня в зал приемов, Артур обрисовывал экономическую и политическую раскладку. Сурим — довольно густонаселенное небольшое государство, граничащее с Атлантидой на западе, остро чувствует нехватку земель и необходимость расселения. Мы же в свою очередь хотим снизить оплату за транзит грузов через его территорию.

— Где?

— Что где?

— Экономической целесообразности расчеты — где? Я же просила!

— Не успели! — извиняющимся голосом ответил Артур.

— Ну и как мне с ними разговаривать?!

Артур закусил губу и промолчал.

— Ладно! Разберемся, не переживай. Показывай, куда идти. Если буду что-то не то делать, кашляни, если наоборот — моргни. Я на тебя буду ориентироваться.

— Понял. Следуйте за мной, госпожа.

Он щелкнул какими то финтифлюшками на резной дубовой панели стены, которая открыла... пожалуй что — тайный ход. Очень уж там было узко, темно и неубранно.

— И много в моей спальне таких дырок? — с непередаваемыми эмоциями в голосе поинтересовалась я.

— Еще две, — хищно улыбнулся Артур.

А потом без лишних церемоний пропихнул меня в узкий коридорчик, вошел следом и захлопнул двери. Так действительно оказалось быстрее и намного короче. Минут через пять мы вылезли аккурат за троном в зале приемов. Артур критически осмотрел мое величество, отряхнул с платья налипшую паутину, поправил малый коронобруч и, буркнув «сойдет», довольно невежливо выпихнул к трону. Чувствовала я себя не очень то уверенно, но деваться некуда, и, бочком проскользнув к неудобному сидению, я выпрямила спину и разместила пятую точку на бархатной подушке.

Посольство представляло собой пятерку весьма колоритных особей мужского пола разного возраста. «Цыгане», — про себя окрестила их я. Значит, ухо нужно держать востро. Посольский народ церемонно раскланялся, как положено отмерил порцию обязательных комплиментов и заверений, и в цветистых и обтекаемых формах высказал неудовольствие до сих пор неподписанным документом.

— Право, господа, вы требуете невозможного, — осторожно ответила я.

— Как?! Ведь это нужно обоим нашим государствам. Так выгодно!

— Кому, драгоценнейший, выгодно? — вкрадчиво уточнила я и начала безбожно торговаться.

Посол увлекся не на шутку, дошло до кидания шапки на пол, топтания ее ногами... Пару раз посольство обиженно откланивалось и даже неспешно добиралось до выхода из зала, но вспомнив что-то новое, возвращалось обратно. Это все больше и больше напоминало сцену на восточном рынке. Причем по радостному и азартному блеску глаз посла, я могла утверждать, что торг доставлял ему немалое удовольствие. Ну и я, конечно, от души развлекалась. Кашлявший, словно от чахотки Артур, неожиданно «приобрел» нервный тик. Случилось это «прискорбное» событие после того, как в процессе торговли к беспошлинному провозу товаров мне удалось присоединить медный рудник, а потом и сорок тысяч местных монет. Когда к этому добавился табун племенных лошадей в стандартные сто голов, я сочла договор вполне рентабельным и милостиво подписала. У нас с императрицей была довольно похожая манера расписываться, и это уже не доставляло мне труда. Восхищенный посол искренне выразил свою благодарность, и мы расстались, бесконечно довольные друг другом. Я даже не устала!

— Ну, как, Артур? Такой договор гораздо лучше?

Артур откашлялся и ответил возмущенно:

— Несомненно. Вот только опускаться до торговли?! Это... это просто ни в какие границы не вписывается! Я ни за что на вас бы не женился — вы совершенно не умеете себя вести!

— Естественно, драгоценный, я никогда не вписывалась в границы. И, кстати, пока не делала тебе предложения руки и сердца, — хмыкнула я.— Да брось ты, не дуйся. Ведь главное — дело.

И я просительно снизу вверх заглянула Артуру в глаза. И увидела в них смешинки, он на самом деле вовсе не сердится на меня. По-моему, после совместной работы над указом об амнистии, наши отношения немного потеплели. Меня это радовало.

— Что у нас дальше? Ну, по твоему плану на мою тушку и ее расположение в пространстве?

Артур чуть улыбнулся.

— Можно вернуться в ваши апартаменты и подписать доработанные документы.

— Хорошо, давай, документы посмотрим. Только за чашечкой кофе, а то из-за этого посольства я без завтрака осталась.

— А не нужно так долго спать, госпожа! — весело отозвался Марк, незаметно отделяясь от стены.

— А не нужно было вчера меня до нервного истощения доводить! — не осталась я в долгу. А Марк от чего-то смутился. Шуток не понимает!

— Только без паутинных коридоров! Пусть дольше и дальше, зато чище! — потребовала я.

Артур убрал подписанный договор в аккуратную папочку, Марк отпустил охрану, и мы вышли из зала, но не через парадный, а через боковой вход.

— А почему не вслед за посольством? — удивилась я.

— Неужели хочется на каждом шаге с кем-нибудь здороваться?

— Ой, нет! Совсем не хочется! Я с послом на день вперед наговорилась.

— Вот, госпожа, а тут обходные коридорчики. О них мало, кто знает, спокойнее, — объяснил Марк.

— Только, госпожа, есть одна проблема, — сказал он, протягивая сложенный вдвое листок бумаги.

— Что это?

— Это Вам, — коротко ответил Марк и почему-то отвернулся.

Читать на ходу было неудобно, текст прыгал, и я остановилась у ближайшего окна, повернувшись так, чтобы на бумагу падал свет. Бегло прочла, потом прочла еще раз, внимательно остановившись на непрофессиональных, но искренних стихах. По позвоночнику пробежались холодные пальчики страха.

— Это... выглядит так, как будто он прощается? Или мне кажется? Марк, прочти!

— Я читал, госпожа.

— И что?

— Не кажется, — тяжело уронил он.

Ой, мамочки! Что же это? Выходит, я где-то ошиблась? Но я же хотела, как лучше! Кажется, последнее я произнесла вслух. Артур и Марк старательно отводили глаза.

— Но нужно что-то делать! Где он?

Марк пожал плечами:

— Ищут.

— Давно?

— Часа полтора.

— А когда найдут, нам сразу скажут? — жалобно уточнила я.

Марк вздохнул.

— Avanta-mou, обязательно, в ту же минуту. Обещаю.

— Что бы... как бы все не сложилось?

— Да.

Он осторожно и неловко погладил меня по плечу.

— Не надо переживать заранее. Может быть, все еще обойдется.

— Это моя вина!

— Нет.

— Да! Нужно было предполагать такую реакцию. Нет, я отделалась от человека словами, даже не попытавшись понять, — с горечью воскликнула я.

— Да что понять-то? — не выдержал Артур.

— Человека понять! Он же не просто так это сделал. Значит, грош мне цена в базарный день.

— Вот что, прежде, чем устраивать необоснованные истерики, займитесь сперва своими прямыми обязанностями — разберитесь с документами!

И он, не особо церемонясь, подхватил меня под локоть и отволок почти силой в кабинет. Там Артур сгрузил мое слабо возмущающееся тело в кресло и вручил в трясущиеся лапки кипу листов.

— Извольте поработать, госпожа, — жестко потребовал он.

Марк сочувственно протянул мне чашку свежего кофе. И когда только успел? Делать нечего... Работа лучше всего отвлекает от дурных мыслей. Прихлебывая мелкими глотками неплохой кофе, я старательно вчитывалась в строки приказов и прочей документалистики. Даже немного отвлеклась от мучительного ожидания. Чего я ждала? Если честно, самого плохого: вот сейчас откроется дверь, и какой–нибудь мрачный человек скажет, что найдено тело. И уже ничего нельзя будет исправить...

... Если он уйдет, это навсегда,

Так что просто не дай ему уйти...

Как не дать? Господи, хоть бы не было поздно, хоть бы он был жив! Глупый, несчастный, запутавшийся мальчишка... Я ведь совсем не это имела в виду, когда сказала, что не хочу его видеть. Точнее нужно выражать свои мысли словами, а еще лучше трижды подумать, следует ли эти мысли вообще озвучивать.

Я успела изучить и подписать семь документов и еще в десяток внести поправки и замечания, когда двери распахнулись, и двое людей в форме личной охраны под руки втащили Яна в кабинет, аккуратно сгрузив тело на ковер.

— Живой?! — воскликнула я.

— Да, Госпожа, — неуверенно ответил охранник.

Я, уронив документы, опустилась рядом с Яном на колени. Воздух с каким-то странным сиплым хрипом проникал в его легкие. Он лежал лицом вниз и даже не делал попытки перевернуться. Я бережно повернула его на бок и ужаснулась: поперек шеи шла широкая багровая полоса, лицо и губы имели какой-то нездорово-синюшный оттенок, глаза закрыты.

— Что с ним?

— Из петли вытащили вовремя. Да и опыта у него нет — узел неправильно завязал, откачали, — пояснил охранник. Они коротко поклонились и вышли, прикрыв двери.

— Ему можно помочь? Кажется, он задыхается, — беспомощно посмотрела я на Марка.

Тот вздохнул, плеснул в бокал что-то из невысокой бутылки из бара и, опустившись рядом, попросил:

— Отойдите, присядьте в кресло, госпожа, не мешайте, пожалуйста.

Я тут же выполнила его просьбу, а Марк, перехватив Яна под плечи, запрокинул его голову и, насильно разжав зубы, влил ему в рот содержимое бокала. Ян поперхнулся, закашлялся, жадно хватая ртом воздух, в раскрывшихся глазах выступили слезы. Видимо, это было что-то очень крепкое. Но задышал он определенно лучше, и синий цвет лица сменила нездоровая бледность. В его глазах наконец-то появилось осмысленное выражение: сперва недоумение, затем понимание и... обида?

— Зачем? — хрипло спросил он.

— Что?

— Зачем все это? Говорить... больно.

— И не говори, не надо, — остановила я его. — Лучше послушай. Давай, садись удобно.

Я с помощью Марка усадила Яна в кресло. Сама по привычке уселась на угол журнального столика, проигнорировав недовольное шипение Артура.

— Янек, — я сделала паузу, подбирая слова. А подобрать нужно было самые важные и правильные. Ох, отчего же с ними так трудно общаться, словно на разных языках разговариваем! — Ты даже не представляешь, как я рада, что ты остался жив.

И подкрепляя слова делом, наклонилась, крепко обняла дурашку и расцеловала в обе щеки. Он даже покраснеть умудрился и удивленно молча смотрел на меня.

— Больше так не делай. Пожалуйста. Считай это моей огромной личной просьбой.

Говоря это я внимательно смотрела ему в глаза, и то, что я видела мне совсем не понравилось. Все это можно было выразить одним словом: безнадега. Значит, опять не то говорю. Думай, анализируй... Что было в записке? Стихи. О чем? Вина, сожаление, признание в любви, сожаление, что любви больше нет... Стоп! Повторяется сожаление. Попробуем танцевать от этого.

— Янек, нам всем ясно, что ты сожалеешь о случившемся. Но это не значит, что жизнь закончилась. Жизнь, как книга, в ней много страниц. Прошлое — уже написанное начало, настоящее — то, что мы пишем сейчас, а будущее — огромное число чистой белой бумаги. Не стоит сжигать чистые листы, ведь на них можно будет написать то, что исправит неудачное начало.

Ян слушал внимательно, но его взгляд все еще внушал мне опасения.

— Янек, не важно, что произошло. Главное, что ты понимаешь и принимаешь свою вину и больше этого не повторишь.

— Нет, — неожиданно перебил он меня.

— Что «нет»?

Он тяжело вздохнул, опустил голову и признался:

— Повторю, госпожа. И именно поэтому не надо было оставлять меня жить.

— Братишка, давай честно, что случилось? Это важно, — попросил Марк.

— Ему больно говорить! Давайте позже.

— Ничего, потерпит, — прекратил Артур мою попытку заступничества.

Ян обнял себя руками за плечи, не поднимая головы, глядя в сторону, в нескольких предложениях объяснил, кому и почему передал информацию.

Когда я услышала правду, сил на эмоции уже не было. Я просто подошла к глупому мальчишке, обняла его и тихонько гладила по бестолковой голове. Он, как большой ребенок с готовностью приткнулся куда-то в область живота и замер. Ребята тоже молчали. Да и о чем тут говорить? Все мы были по-своему не правы.

— Ладно, — вздохнув, сказала я. — Давайте вместе завтракать и пить кофе. А тебе, дорогой мой, вот что скажу! — Я взяла руками его лицо, заставила поднять на меня синие потеплевшие глаза. — Хорош дурака валять! Ну не переносишь ты этого человека — понятно. Просто не забывай предупредить вон хоть бы того же Марка, что и когда сказал. Кто предупрежден — тот вооружен. И не вздумай снова разбрасываться столь ценным даром, как жизнь. Вобщем, не уходи никуда, оставайся с нами, Янек.

Он так счастливо и ярко улыбнулся, что невольно и я улыбнулась в ответ.

А потом мы пили кофе, оставляя на разбираемых документах пятна от измазанных в шоколаде пальцев...