Химеры (джен)

Временами Люцифер вёл себя как хулиган из подворотни, временами впадал в пространные философствования, порой вдруг вспоминал об исконном значении своего имени и лез под веки белым сиянием, которое резало глаза, отвыкшие от любого света, — и тогда Сэм начинал скучать по зыбкому уюту своей прежней непроницаемой тишины. Слух его болезненно обострился. Если бы Сатана заткнулся хоть на минуту, он мог бы расслышать, как дышит мир.

Он раз за разом жал кнопку, за которой был закреплён телефонный номер Дина на быстром наборе, но никакие звонки не проходили сквозь магическую пелену, за которой тот скрылся. Дин не вернулся ни к вечеру, ни к ночи. Вскоре после полудня говорящие часы начали отвечать голосом Люцифера — тот, видимо, посчитал это удачной шуткой, — и Сэм, с отвращением содрав их с запястья, бросил где-то в библиотеке. После этого время пошло вкривь и вкось.

Когда он добрался до выхода из Бункера, дверь оказалась заблокирована. Он с содроганием осознал — это значит, что сейчас его окружает багровая мгла аварийного освещения, и хотя, казалось бы, какая разница слепому, это его ошеломило.

— Ты ведь знал, что Бункер можно заблокировать и снаружи? — осведомился Люцифер улыбающимся тоном. — Это чтобы никто не вошёл или чтобы ты не вышел?.. Я вот всё думаю — почему братец не позвал кого-нибудь присмотреть за тобой?

— Мне не нужна нянька. Здесь и так многовато народу шатается.

— Правда? — хитро мурлыкнул дьявол и затих, спрятался. Чужие голоса шелестели вокруг, как океан в раковине. В библиотеке кто-то громко шлёпнул о стол массивным фолиантом и засмеялся. Проскрипел отодвигаемый стул. В кухне задумчиво звенели чайные ложечки.

Сэм чувствовал себя плывущим в потоке, посторонним, безвольным, как листок в стремнине. Проходя мимо, призраки толкали его плечами. Люцифер тоже резвился где-то рядом — лицедействовал, подделываясь то под одного из вымерших Летописцев, то под Кевина, то под Злую Ведьму из Оз. Его выдавало сернистое зловоние Ада.

— Ничего нет нового под луной, — с сомнамбулическим спокойствием сказал Сэм, когда что-то шевельнулось над его головой и вспыхнули одежда и волосы. Он подумал, что, если посмотрит на потолок, то прозреет и увидит Джесс — давно не виделись, крошка! Её там не было. Только темнота, боль и запах горелой плоти — его собственной. Но Сэм уже приучил себя не кричать, когда пламя перекидывается с волос на лицо и от попыток его сбить начинают гореть руки. Всё это с ним уже было.

— Ну знаешь, — обиделся Люцифер, — на тебя не угодишь. Между прочим, огонь был самый настоящий.

И всё прекратилось.

Сэм добрался до ближайшей спальни, нащупал мягкое, холмистое, гостеприимное и упал ничком, подгребая подушку.

Под подушкой обнаружился охотничий нож с широким лезвием.

"Дин".

Он вытащил нож и сел, прислушиваясь на всякий случай. Бункер примолк — антракт, занавес, опустевший партер, актёры молча курят на задворках, уже без масок, грима, лиц...

Интересно, как там Дин? Может, всё не так уж плохо? Может, Катбертова коллекция монстров вымерла сама собой и всё, что ему пришлось сделать — войти, спокойно взять нужное и выйти? Бывает же так, чтобы обошлось совсем просто — раз, два и готово? А потом — какая-нибудь несмертельная, но досадная дорожная задержка: спущенное колесо, бензин на нуле, сбитая собака... А в телефоне просто сел аккумулятор. Или сеть не ловит. Ну, как оно бывает у нормальных людей... И он с минуты на минуту грохнет стальной дверью Бункера, и голос у него будет такой взбудораженный, счастливый: "Сэмми, ты где? Смотри, что я нашёл!" И от него будет резко и знакомо пахнуть дорожной пылью, прибитой дождём, и немного — палёными покрышками, потому что на самом деле он гнал без остановок...

Если бы Сэм всё ещё верил в Бога, он бы сейчас помолился.

— Ты ещё долго тут сидеть собираешься? Вообще-то, это моя комната. — Голос Дина раздался не из холла, как можно было бы ожидать, а из-за Сэмовой спины — обычный, тихий, сонный, малость раздражённый вторжением. — Проваливай отсюда.

Сэм вздрогнул от неожиданности, выронил нож. Тот беззвучно упал на постель, и без его надёжной тяжести рука осталась странно лёгкой, неприкаянной.

— Но... ты же...

— Что? Уехал? Не, чувак, я никуда не уезжал, всё время был здесь.

— А записка на диктофоне?

— А ты и купился, дурачок... Я передумал. Сам посуди: на улице дождь, путь далёк, а ты дрыхнешь в моей тачке — хотя я ясно дал понять, что не намерен брать тебя с собой, потому что не собираюсь в случае нештатной ситуации приглядывать за твоей лузерской задницей, своих проблем хватает. Но нет, ты упёрся, как баран! Никакого уважения! И, между прочим, так было всю жизнь. Так напомни — с какой стати я должен совать голову в пасть адским псам? Ради твоих прекрасных глазок? Иди к чёрту. Хватит с меня.

— Ты ненастоящий, — тихо сказал Сэм.

— Да чтоб тебя... — Зашуршало откидываемое одеяло. Дрогнул матрас. Дин сел на кровати. — Хочешь сказать, у тебя опять глюки про Ад и Люцифера? Всего пять дней, как ослеп, и уже глюки? Как ты меня достал, ущербный ты мой... Мало того, что слепой, так ещё и псих! Может, проще тебя сдать в какое-нибудь подходящее учреждение и не париться?

— Ты ненастоящий, — повторил Сэм с вибрациями в голосе.

— Ага, скажи это ещё миллион раз. — Сильная, холодная рука схватила Сэма за запястье и потянула. Пальцы уткнулись в жёсткие волосы, в ладонь легла округлая гладкость лба. Ниже — чужая рука отпустила, Сэм продолжал сам — шелковистые полоски бровей. Твёрдость глазных яблок под сомкнутыми веками. Колкая бахрома ресниц. Скулы. Прохладная щека. Щетинистая челюсть. Уголок губ в ямке — половина улыбки. Или, скорее, ухмылки.

— Ну что, убедился?

— В эти пять дней рядом не было никого, кроме Дина. Я не научился распознавать лица на ощупь.

Левая рука Сэма опустилась на чужую шею, отыскала ложбинку, где должна была доверчиво пульсировать сонная артерия и где под его чуткими пальцами не шелохнулось ничего. Правая нашла нож в складках одеяла.

— Тогда лапы убери, — сурово сказал незнакомец.

— Сейчас, сейчас...

От удара чужак увернулся с истинно Диновым воплем "Ты совсем охренел, придурок?!", но продолжил уже голосом Люцифера:

— А если бы не угадал?

— У Дина реакция лучше, — процедил Сэм, сжимая рукоятку ножа, выслеживая дьявола по звуку и не теряя надежды всё-таки достать его этим ножом — пусть даже просто для острастки.

— Когда-нибудь я заставлю тебя его прикончить.

— Может быть. Но сегодня — моя взяла...

* * *

Дин даже не заметил, когда состояние бесконечного бегства стало привычным. На него охотилась несметная орда монстров, а он, сворачивая в самых неожиданных направлениях, петляя, как заяц, замирая, прислушиваясь к звукам погони, и снова бросаясь бежать на ватных, умирающих от усталости ногах, умудрялся на бегу размышлять: что сейчас делает Сэмми? Если мелкий нашёл диктофон, он, разумеется, зол как чёрт. А если обнаружит, что Бункер заблокирован, может взбеситься ещё больше — так запирают собаку в машине, когда выходят в магазин; так оставляют дома ребёнка без няньки — "Я скоро вернусь, а ты не суй пальцы в розетки, глупое маленькое существо"... В любом случае, он непременно выдаст порцию справедливых упрёков, когда Дин вернётся.

Так что, как ни крути, Дин обязан вернуться. Как бы втемяшить это в голову каждой безумной твари, идущей за ним по пятам?

Он, похоже, достиг самых древних и трухлявых лабиринтов Цитадели: потолки здесь то и дело осыпались, в стенах зияли прорехи, полные мутного мрака, в бесцветных комнатах почти не осталось окон. Лестницы рушились под ногами. Со звонким костяным стуком опадали куски штукатурки. О коврах и картинах, позолоте и мраморе он давно забыл.

Тут ему и устроили засаду. От парочки гулей он с трудом, едва не лишившись пальцев на руке, отбился, но для уже знакомого здоровяка-оборотня, вынырнувшего из-за поворота узкого коридора, не нашлось серебра. Скользящий удар ножом в плечо его только разозлил.

— Знаешь, нам ведь без разницы, будешь ли ты жив, когда мы начнём ритуал. Насчёт крови мертвеца Хозяин не упоминал, — предупредил монстр. На сцене откуда-то появился короткий, но увесистый ломик, весьма удобный для проламывания голов как раз в таких стратегически узких коридорчиках, и отступающему Дину это совершенно не понравилось.

— Мужик, я просто хотел вылечить своего брата, — примирительно сказал Дин. Неприятель не торопился — то ли наслаждался близким триумфом, то ли загонял дичь в ещё одну засаду. Ломик неприятно скрежетал в его лапище, цепляя стены и кроша остатки штукатурки.

Оборотень кивнул.

— Понимаю. Но ты, ублюдок, уже дважды мне шкуру попортил. Думаешь, тебе это просто так...

Гнилой паркет, под ногами Дина лишь прогнувшийся, не выдержал веса оборотня и с шумом осыпался в подвальный мрак. Перед Дином мелькнуло изумлённое лицо противника, вмиг растерявшего свой грозный вид, всплеснули руки с нечистыми когтями, потом из подполья донёсся неразборчивый угасающий вопль — и всё стихло. Когда Дин решился вернуться к провалу, он не увидел внизу ничего, кроме последних щепок, отваливающихся по краям дыры и исчезающих во тьме.

— Ну что ж, не подфартило, — философски сказал Дин. — Надеюсь, тебя там сожрут.

Ему показалось, что со дна на него взглянули крапчатые глаза арахн, и он поспешил отойти на безопасное расстояние. Задел ботинком что-то тяжёлое и подобрал тот самый ломик, потерянный оборотнем в момент падения.

— Пригодится, — улыбнулся он, взвешивая на ладони порыжевшее от ржавчины железо. — Но где же выход из этого треклятого гадюшника?

Неподалёку снова послышались голоса — подоспело подкрепление. И тут же что-то задвигалось, закопошилось в проломе. За край ухватилась костлявая старушечья рука, сорвалась с обломившейся доски, но почти сразу вернулась. Осторожно, стараясь не шуметь, Дин подкрался, с размаху ударил по руке ломом и под истошный визг арахны и приближающийся топот погони победоносно удалился.

Наверное, он где-то свернул не туда. Или вообще вся эта затея с проникновением в Цитадель была ошибкой с самого начала. Но когда, промчавшись длинным, окутанным шерстистой пылью коридором, он очутился в тупике, то не сразу поверил собственным глазам. Перед ним предстала железная дверь, запертая на висячий замок, позади нарастал слитный гул (судя по звуку, там объединилось десятка два самых сильных, злобных и целеустремлённых тварей) — и больше не было ничего, никаких боковых путей и ответвлений. Безвыходность. Ловушка.

Дин на пробу саданул ломиком по дужке замка. Тот откликнулся тяжёлым бряцаньем и косой серебристой царапиной. За дверью раздалось недовольное ворчание, скрип когтей по полу и — как худшее из воспоминаний — басовитый, густой, преисполненный ненависти собачий лай.

— Твою же мать, — обречённо выдохнул Дин. — Адская псина!

Не прекращая оглушительно лаять, пёс с разбегу ударился о дверь изнутри. И ещё раз, и ещё. Дверь тряслась, петли мучительно скрипели, но пока держались. Замок плясал, как в судорожном припадке.

Дину вдруг захотелось лечь прямо на грязный пол и умереть от усталости и безнадёги. Пускай приходят монстры. Пускай адская гончая ломает дверь своей темницы. Конечно, он будет драться до последнего, когда они придут или она вырвется, но шансов почти нет, кто-нибудь из них обязательно одолеет одинокого обессилевшего человека, попавшего между молотом и наковальней. Вот так всё и закончится...

"Минута слабости? Возьми себя в руки, сопляк! У героев нет времени на слабость! Пускай псина сломает дверь и растерзает монстров. Пусть они жрут друг друга", — ясно произнёс чей-то рассудительный голос в его голове, и Дин едва удержался от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу — как эта простая идея не пришла к нему раньше? Оставался, конечно, вопрос, как самому выжить при столкновении, но он готов был рискнуть, перебить как можно больше тварей даже ценой собственной гибели.

В пустом, голом коридоре спрятаться было негде, но, прикинув на глаз размеры двери, Дин решился на радикальные меры. "Ты уверен?" — спросил тот же голос, не принадлежавший никому конкретно, но в течение всей Диновой жизни обретавший интонации то отца, то Сэма, то самого Дина, подсказывавший спасительные выходы, до которых он ни за что бы не додумался, если бы начал размышлять логически. Возможно, верующий человек назвал бы это гласом ангела-хранителя, неверующий — интуицией, Дин же предпочитал не вдаваться в терминологию.

"Нет, — честно ответил он самому себе. — Но меня ждут дома." И изо всех оставшихся сил принялся долбить замок.

Пёс захлёбывался лаем, переходящим в полувой-полустон, слишком похожий на стон человека, которому снится непрерывный, безвыходный кошмар. Дверь сотрясалась под двойными ударами. Петли ходили ходуном. Очень скоро замок превратился в кусок искорёженного металла, готовый вот-вот сорваться с креплений. Тогда Дин, отшвырнув ломик, сорвал его сам, молниеносно распахнул дверь — край её намертво упёрся в боковую стену, как он и рассчитывал, — и, не выпуская из рук холодной дверной скобы, сжался в тесном треугольнике, ограниченном бетонными катетами и железной гипотенузой. Словно и не было в коридоре никакого Дина Винчестера.

Многократно усилившиеся лай и вой, душная вонь грязной псарни и цоканье чудовищных когтей выкатились из-за двери, ураганом промчались мимо и устремились прочь по коридору, где общий гул приблизился настолько, что начал распадаться на отдельные голоса. Судя по моментально умолкшим, а потом возобновившимся в другом, паническом ключе крикам, Диновы преследователи уже заметили нового врага. А враг прекрасно видел их.

Дин даже порадовался тому, что из своего убежища не видит, что за мясорубка там творится.

* * *

Бойня продолжалась целую вечность. Кому-то из монстров удалось ускользнуть из первоначальной кровавой свалки, но адский пёс пустился вдогонку, добивая уцелевших, и его сытое, утробное рычание вместе с душераздирающими воплями жертв долго раздавалось в коридорах, всё удаляясь.

Наконец Дин перевёл дух и взглянул на часы. Полдень. Всего три часа с того момента, как он пересёк границу между проплешиной в лесу, где ветер гонял осиновые листья, и запущенной ветхостью Цитадели. Три часа — а казалось, прошло не меньше суток.

Дневник Синклера приятно оттягивал карман куртки. Стоя за дверью, Дин бегло перелистал его и нашёл на одной из последних, самых истрёпанных страниц две строчки, которые могли вернуть Сэму зрение.

— И это всё? Надо же, как просто.

Он запрокинул голову, упёршись затылком в стену, прикрыл глаза и позволил себе улыбнуться — такая тёплая забрезжила надежда. Но надо было ещё добраться до Бункера. Сэм, наверное, извёлся...

Звуки битвы отдалились на приличное расстояние, и Дин решился покинуть свой угол.

Собачья темница смердела серными испарениями. Пол был исцарапан. В самом тёмном углу то вспыхивала, то гасла синеватая прореха портала размером с грецкий орех — но если в дневничке найдётся заклинание, чтобы расширить её приспособительно для рослого мужчины средних лет...

Дин как раз нащупал нужное заклятье, щурясь и подсвечивая страницу экраном телефона, когда в дальнем конце коридора снова раздалось клацанье когтей, которого он, увлекшись, не расслышал и оглянулся слишком поздно. Псина неслась прямо на него — прозрачный сгусток дрожащего, как мираж, воздуха. Вокруг дымились опалённые руины. Из-под невидимых когтей летела крупнокалиберная деревянная щепа.

Выразившись кратко, но от души, Дин прижал дневник к груди, рыбкой нырнул в портал, и в последнее мгновение почувствовал, как спину словно окатили крутым кипятком. Отчётливо треснула рвущаяся ткань. Ему показалось даже, что побег не удался и псина сейчас затянет его обратно, в своё вонючее, распадающееся логово, но тут он упал, зарывшись лицом и грудью в ворох отвратительно сырой, липкой, холодной, полусгнившей листвы. Ещё долю секунды позади гремел адский лай, но в следующий миг скукожился до писклявого тявканья, которое уже не прекращалось.

Дин медленно поднял голову — тут же остро полыхнуло в шее и плечах, — и смахнул прилипший к лицу лиственный мусор. В двух шагах от него стоял байк Дороти, мокрый, облепленный жёлтыми со рыжим крапом осиновыми листьями (работа дождя и ветра), и возле переднего колеса какая-то невзрачная собачья мелочь, целиком состоящая из дрожащих спичечных ножек, оттопыренных ушей и бестолково вытаращенных глаз, звонко тявкала, приседая от усердия на задние лапы. На столе для пикников лежал замызганный теннисный мячик. Было очень холодно. Дождь почти закончился.

Кое-как, с превеликим трудом, путаясь в листве и одной рукой обнимая драгоценный дневник, Дин сумел подняться на ноги, дрожащие не хуже собачонкиных лапок. Его сильно знобило, голова будто наполнилась горячим свинцом, колокольно вибрирующим от лая. Спина горела от шеи до поясницы. Приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать в фокусе мотоцикл, уплывающий куда-то влево. Пока Дин, раскачиваясь, как корабельная мачта в шторм, пытался призвать организм к порядку, из-за чахлых деревьев позади него вышла тучная женщина, похожая на морскую свинку, с ярко-розовым поводком в руке и, уставившись на невесть откуда свалившегося незнакомца, охнула:

— Ваша спина!

— Что? — Он резко обернулся. Увидел розовый поводок сквозь белый туман, заволакивающий глаза. Попытался туман сморгнуть, но не преуспел.

— Вам надо в больницу! И срочно!

— Не надо орать... Не надо в больницу... Надо домой... — Он хотел ещё объяснить, почему непременно надо домой, но язык уже заплетался и ужасно хотелось прилечь и отдохнуть хоть минутку, и чтобы прекратилось наконец это тявканье, и чтобы чёртов туман не слепил глаза...

— Джим! — закричала женщина в сторону. — Джим, иди сюда! Тут какой-то парень сознание потерял!

* * *

К утру, когда Сэм окончательно уверился в том, что с его братом случилось что-то трагическое, окончательное, непоправимое, и задумался над планом побега из Бункера и поисков, успешность которых была бы обратно пропорциональна степени его отчаяния, при живейшем участии Люцифера ("Правильно, пора выйти в этот чужой, шумный, стремительный и враждебный мир! Как думаешь — долго там проживёшь?"), — словом, когда Сэм был готов на всё, лишь бы не вариться в одном соку с изобретательным дьяволом, аварийные лампы Бункера вдруг удивлённо сказали "уурм?" и включился обычный тёплый свет, разогнавший призрачную труппу. Щёлкнул замок. Тяжко загудели ажурные железные ступени в холле.

— Сэмми?

Сидевший в библиотеке Сэм поднял голову и насторожился. Снова глюк? Непохоже. Так произносить его имя умел только подлинный Дин. Было что-то особенное, неповторимое в том, как он произносил эти четыре незамысловатых звука.

— "Дорогая, я дома", — подсказал Люцифер суфлёрским шёпотом и разочарованно добавил: — А я-то надеялся...

— Вот ты где, — с облегчением сказал Дин.

Безошибочно определив направление и расстояние, Сэм встал, молча шагнул ему навстречу и стиснул его в таких сокрушительных объятиях, что пару секунд Дин не мог просипеть даже сигнал SOS. Зато потом, будучи освобождён, задышал громко, с подозрительными грудными всхрипами. От него почему-то веяло аптекой, но Сэм решил отложить выяснение обстоятельств на зрячее "потом".

— Чёрт, Сэмми... Я, конечно, тоже рад тебя видеть, но ты это... полегче, что ли...

— Я думал, ты умер, — признался Сэм.

— В следующий раз облапишь покрепче — и мне точно кранты... Хреново выглядишь, мелкий. Что-то случилось?

Сэм прислушался — но всё было мирно, Люцифер то ли умел молчать не хуже, чем трепаться, то ли и правда ушёл, — и ответил:

— Ничего. Ровным счётом ничего.

От Дина не укрылось это мгновенное сканирование тишины, но он тоже промолчал.

— Хорошие новости, — сказал он, сменив тему. — Я нашёл дневник Катберта. И вот что нам надо сделать...

* * *

Мир оказался набором расплывчатых теней — из-за того, что Дин приглушил свет перед тем, как прочесть контрзаклятие (оно, к счастью, не потребовало даже самого малого кровопролития — только сожжения коварной рукописи и нескольких слов на каком-то особо забористом диалекте, который Дин одолел лишь с третьего захода). Когда же муть прояснилась, Сэм разглядел растопыренную братскую пятерню перед глазами: широкую ладонь, в которой всегда так удобно размещалась рукоять мачете или полуавтоматического кольта; мозоль от спускового крючка на сгибе указательного пальца; сходящиеся и разбегающиеся линии, гадать по которым было бы бессмысленно — так была извилиста Жизнь и загадочно Сердце... Рука качалась вверх-вниз, разрубая воздух, и Сэм подумал — сколько же раз Дин проделывал это движение, пока он был слеп?

— Ну как? — тревожно спросил Дин, вглядываясь в его лицо.

Мелкий смотрел на него так, будто излечился не от слепоты, а от амнезии, — долгим, недоверчивым, изучающим взглядом. Наконец улыбнулся и сказал:

— Оказывается, я так соскучился!

— Надеюсь, обниматься больше не будем?

— Ну, если ты настаиваешь...

— Нет-нет, я просто так сказал. — Дин засмеялся и захлопнул дневник. Погладил гладкую кожу переплёта. — Надо будет изучить эту вещичку. Тут, правда, много чего зашифровано. Возьмёшься?.. Сэм?

Плавающий, слегка косоватый взгляд Сэма блуждал по библиотеке. Все вещи казались знакомыми, но неуловимо изменившимися, будто раньше они тайком отлучались куда-то и вот-вот, за миг до того, как он их увидел, заняли прежние места. И Дин казался знакомым незнакомцем. Каждая его мельчайшая черточка бросалась в глаза. Эта ссадина у виска. И кровоподтёки на руках. И сбоку на шее, над краем растянутого рубашечного ворота, — новёхонькая, профессионально наложенная марлевая повязка...

"Это мой брат. И ему, похоже, здорово досталось." Внешнему Зрячему Сэму приходилось пояснять Слепому Внутреннему, что это за новый мир, вторгшийся в его привычную слепоту.

— Сэмми? Земля вызывает Сэма. Ты что, систему перезагружаешь?

— Там, у Катберта... Сильно пришлось повоевать?

Озадаченный, Дин пожал плечами — и тут же понял, что в ближайшие несколько дней этого лучше не делать.

— Да так, слегка. Представляешь, на том месте, где стоит его развалюха, устроили площадку для пикников! Собачек выгуливают... А сама Цитадель проваливается в какие-то мусорные тартарары вместе со зверинцем. Думаю, моего визита эта хибара не пережила, аннигилировала к чёртовой матери. К Ровене, например.

— Туда ей и дорога.

— Но я, конечно, поспособствовал. Ворвался туда, перерезал всех монстрюг...

— В общем, был Бэтменом?

— Ну да, как-то так.

— Тогда кто тебе шею зацепил?

— Где? — невинно изумился Дин.

Сэм, перегнувшись через стол, оттянул ворот его рубашки. Повязка оказалась обширнее, чем он думал — не заплатка, а целый панцирь. Дин смотрел волком, но не сопротивлялся.

— Переформулирую вопрос, — сказал Сэм. — Кто распахал тебе спину? И, главное, как ты до Бункера добрался в таком состоянии?

Дин вздохнул — кажется, побыть Бэтменом сегодня не удастся. Но про свору тварей, гонявшую его по затхлым лабиринтам, он не расскажет никогда. И про то, как глупо сверзился в паучьи сети, а потом торговался с арахнидом, — тоже. И как чуть не сдался, оказавшись в тупике. Мелкий должен верить, что Дин несгибаем, — пусть он уже далеко не восхищённый малолетка, глядящий на старшего брата как на несокрушимого супергероя из комиксов, но хоть что-то в его мире должно быть незыблемо...

— Распахала — одна шустрая тварь. А до Бункера меня подбросили те же славные мичиганские пухлячки, которые явились на поляну выгулять собачку и заодно отвезли меня в госпиталь. Я бы, в общем, и сам справился, но самому себе штопать спину немного затруднительно... А ты сам чем занимался? В жизни не поверю, что такие синячищи под глазами получились только из-за того, что ты сидел тут целый день и тосковал, как запертый щенок!

Сэм устало улыбнулся.

— А ты поверь.

— Значит, не расскажешь?

— Нечего рассказывать. Честно.

Дин прищурился, откинулся на спинку стула — и, зашипев, моментально выпрямился. Похоже, действие больничных анальгетиков заканчивалось.

— Чёрт, всё забываю про эту хрень...

— Тебе надо отдохнуть, — сочувственно сказал Сэм.

— Тебе тоже. Посмотри на себя в зеркало. — Поднявшись, Дин потрепал его по макушке. На мгновение показалось, что запахло гарью. — А потом съездим к Цитадели. Я там мотоцикл и снарягу оставил...

Он ушёл, сгорбившись и пошатываясь, но всё ещё стараясь делать вид, что под повязкой у него просто пара совершенно безболезненных царапин, и отмахиваясь от Сэма, который всё равно не отстал от него до самой спальни, а потом, сбегав за водой и обезболивающим, вернулся и застал его распластавшимся ничком на кровати, уже спящим.

Тогда Сэм поставил стакан на тумбочку — так, чтобы за ним не пришлось далеко тянуться, — рядом положил таблетки и уже собирался выйти, когда краем глаза увидел своё отражение в зеркале. Пришлось напомнить себе, что этот неблагополучного вида парень с новыми, блестящими, прозревшими глазами — он сам.

"Побриться бы надо", — подумал он, усмехнувшись. Новый знакомый в зеркале усмехнулся тоже. И когда Сэм отвернулся и вышел, тень беса скользнула у него за спиной.