Все оттенки одиночества (гет)

Гермиона аккуратно потрогала пальцем изящную белую вазу с тонким кружевным голубого цвета орнаментом. Она была очень красивой, дорогой и абсолютно бесполезной.

— Грейнджер. — За последние двадцать минут Гермиона почти перестала вздрагивать, когда Малфой к ней обращался. Особенно мягким тоном, как к умственно отсталой. — В волшебных домах иногда стоят волшебные предметы, и они не всегда так же доброжелательны к тем, кто их трогает.

— Я случайно, — вздохнула Гермиона. Случайно оказалась здесь. Это был не дом, скорее, целый музей, и чем больше Гермиона видела, тем больше… хотела домой, в свою маленькую уютную квартирку. Она всегда жила в маленьких помещениях, ей было не понять этого холодного огромного пространства неуютных залов. Случайно подумала, что может влезть в жизнь Малфоя… Ей обязательно нужно сказать об этом Одри: у нее не получится вообще его о чем-то попросить. Земля просит небо о дожде, но это все ритуалы язычества. Она поклоняться Малфою точно не собиралась, так что расценила их миры как параллельные, которые в принципе не должны пересекаться. Ничего общего между ними быть не может, если ему уютно в таком… замке, а Гермионе — в однокомнатной квартире. Они должны даже говорить на разных языках и не понимать друг друга вообще. Вот это правильно. А ее нахождение здесь — неправильно.

Взгляд Гермионы вдруг наткнулся на два невероятно огромных портрета. Они делили между собой одну из стен столовой. На одной из них были изображены Нарцисса, еще молодая и лишенная этой печати вечного недовольства на лице, Люциус, выглядевший еще более напыщенным павлином, чем обычно, и маленький светловолосый мальчик, которого хоть заставили стоять прямо в красивом темно-зеленом костюме, но серьезным его взгляд сделать не смогли. Кажется, когда-то Малфой-младший умел хулиганить и улыбаться, как обычный ребенок. Или это обманчивый дар портретиста.

На втором портрете тоже был светловолосый мальчик, но уже помладше, в смешных коротких штанишках. Этот малыш улыбался искренне, широко и восседал на коленях отца. Драко. Его имя прозвучало внутренним голосом Гермионы так непривычно, что ей пришлось повторить его про себя. Драко. Это вполне обычное имя — или не очень — но его было очень тяжело произносить. Гарри был просто Гарри, Рон — Роном, а Драко — Малфоем. Никаких сомнений. Наверное, это был первый портрет за всю историю семьи Малфой, когда отец вообще как-то касается сына. Гермиона посмотрела на малыша еще раз. Он был чрезвычайно обаятельным, и Гермионе показалось, что малыш Скорпиус ей нравится. И даже очень. Она снова посмотрела на Малфоя. Здесь, на портрете, ее память больше не могла обманывать ее, и она увидела Малфоя таким, каким он стал. Гермиона заставила себя посмотреть на его жену, кажется, Асторию. Ей не хватило бы смелости начать рассуждать о том, как Малфой выглядит взрослым, это попросту… лишнее. Зато Астория была настоящей красавицей. Можно было только завидовать длинным прямым волосам, красиво ниспадающим из-под изящной диадемы, тонким чертам лица, большим глазам и фигуре. За такую фигуру можно было бы и умереть, решила Гермиона. Почему-то именно портрет Астории добил ее окончательно. Все, что было в этом поместье, было аристократичным. А у Гермионы — родители-магглы и россыпь веснушек на лице, тщательно скрываемых каждое утро. Она напоминала себе слона в посудной лавке. Само ее присутствие здесь лишний раз доказывало, что в волшебном мире таким, как она, и чистокровным, как Малфой, просто невозможно стоять на одном уровне. У одних за плечами история рода, образование, воспитание с детства, а у других — только Хогвартс.

Это было обиднее тысячи «грязнокровок», брошенных ей в лицо.

— Зачем все это? — тихо спросила Гермиона. Она вдруг подумала о том, как смотрелась бы на портрете в должном наряде и с украшениями. Да никак, боже, кто вообще будет рисовать ее такой? Нельзя спрятать ее невежество за платьем и прической. Такой нужно родиться.

— Это мой дом, — тоном «я толерантен к твоей глупости», как показалось Гермионе, ответил Малфой из-за ее спины. Ей не хотелось поворачиваться. Наверное, все ее разочарование можно было бы прочитать на лице. Нет, ей нынешней совершенно не хотелось бы такой жизни, но каждой девочке когда-нибудь хотелось побыть настоящей принцессой, как, наверное, Астория.

— Я про нас, магглорожденных. Тебе ведь плевать на то, какие у нас права. — Даже злиться не получалось. Просто констатировать факт. Просто сказать это и уйти. Понять, наконец, что ему нужно было от нее и всех магглорожденных. Здесь, в этом доме, вся ее работа в его отделе показалась издевательством над ней. Очередной грубой шуткой. Зачем?

— Да. — Гермиона едва слышно вздохнула. Так лучше. Но зачем, зачем? Ей даже поворачиваться не хотелось, чтобы не видеть его лица. Никакие зубы, конечно, у нее не вырастут больше необходимого, да и вряд ли он вообще станет поднимать на нее палочку. Просто Гермиона боялась разочароваться еще больше. В чем? Как будто она ждала чего-то другого. Спасибо за честность, впрочем.

— Зачем? — безо всякой надежды спросила Гермиона.

— Да потому что я не придумал ничего лучше, чем утереть нос отцу. — Гермиона наконец повернулась. Малфой прислонился бедром к обеденному столу, смотря на портрет маленького себя и своего отца. — Моя маленькая детская месть, если ты вдруг вообразила меня героем-покровителем.

— Да ни за что, — едва слышно произнесла Гермиона. Вот так правильно, очень в его стиле. Ей стало легче. Никаких больше вопросов, кроме одного. Но задать его было бы глупее всего.

— Ты даже не представляешь себе, Грейнджер, на что можно пойти, чтобы получить похвалу от отца, которому на тебя плевать, у которого есть дела поважнее, чем ты. — Гермионе вдруг стало неловко это слушать. У нее нет прав на исповедь Малфоя. Вообще никаких. Может быть, просто извиниться и уйти? Будет грубо. Придется стоять и слушать. Как будто... как будто ей не все равно. — И как легко рушится его культ, когда он оказывается за бортом. А он все еще… все еще пытается делать вид, что знает, как правильно. Как правильно, черт возьми, пытаться указывать мне, на ком жениться и как воспитывать моего сына. — И хотя Малфой даже не повысил голоса, он так сжал руки в кулаки, что пальцы побелели. Гермионе хотелось бы отсыпать себе его сдержанности. Он бы не обеднел… О чем она вообще думает? Наверное, Малфой не рассказывает об этом каждому встречному.

Или как раз встречному, ведь так проще всего. Потом разойтись и больше не вспоминать, что когда-то кому-то нужно было выговориться.

Что ей ответить? Что это все очень грустно, можно мне домой? Жалеть он себя запретил, это Гермиона помнила отлично, но его и не хотелось жалеть. При всем том, что Гермиона знала чуть больше, чем раньше, совсем не радостных фактов о нем, он не производил впечатление того, кого нужно было жалеть. А что тогда ей сделать?

— Ладно, Грейнджер, сделаем вид, что этого не было, иди домой, — наконец устало произнес он. — У каждого своя жизнь.

— Я правда, пожалуй, пойду, — совсем глупо произнесла Гермиона, и ее голос слегка охрип от долгого молчания. На ее слова наслоился вдруг какой-то странный звук, вроде... вроде трости. Гермиона похолодела моментально. Почему-то она захотела бежать как можно дальше, хотя ей больше не пятнадцать, и Малфой-старший — давно не Пожиратель.

— Стой и молчи. Поздно бежать, — почти шепотом приказал ей Малфой. Гермиона зажмурилась, благо стояла спиной к двери. Поздравляю, Гермиона Грейнджер, ты выиграла джекпот двух Малфоев в одном месте! Делай вид, что ты вот здесь такой же красивый стул с атласной обивкой. Да. Стул. Почувствуй себя стулом.

— Драко. — А Гермионе еще казалось, что тон голоса Драко может быть опасным. Он просто ласковый по сравнению с этим. Отлично. Стул. Четыре ножки. Пол еще такой… чистый. Домовики, тут где-то домовики. — Я думаю, стоит отпустить мисс Грейнджер домой. — Да, да, да, давайте, Гермиона очень согласна, прямо очень, спасибо, что не «эта грязнокровка». Но стоило ей взяться за ручки сумки, как она поймала взгляд Малфоя. Ах да, стоять и молчать. Его взгляд был угрожающим, не просящим. Если бы он просил, то Гермиона бы осталась точно, но этот взгляд ее так напугал, что она все же взяла свою сумку со стола. Разбирайтесь сами, Гермиона пойдет доживать свой век в своей маленькой уютной квартире.

И вдруг взгляд Малфоя… действительно попросил ее остаться, как будто одному ему было не справиться. Ну нет, Гермиона, в тебе уже давно нет этих гриффиндорских черт… Да черт с ним. Гермиона отодвинула стул и молча села, закинув ногу на ногу. Лицом к Люциусу Малфою. Класс. Гермиона изучала весь спектр отрицательных эмоций у него на лице. Гермиона, ты обивка стула, не отсвечивай, может, ты у Малфоя-младшего стул-талисман. Но до чего же неуютно и отвратительно сидеть так, зная, что человек перед тобой думает об Аваде. Или что не убил раньше. Гарри вот мог ему и «тыкнуть», и в нос заехать, и вообще, это Гермиона даже неспособна смотреть на него с вызовом. Хотя нет, погодите, кажется, может. Еще вот подбородок чуть выше. Отлично. Гермиона представила, что с нее пишут картину, а она так же уверена в себе, как Астория. Обалдеть, работает. Ей стоит думать об этом, как о местах в первом ряду и только.

Может, Драко наградит ее потом обливиэйтом. Драко. Ну что ж за имя такое.

— Грейнджер — моя гостья, что хочу с ней, то и делаю. — Гермиона едва не слетела со стула. Ну почему ж так мерзко надо было это сказать? Вот взять бы и свалить… Нет, рука Малфоя легла на спинку ее стула, а сам он замер за ее спиной. Гарри, пожалуйста, спасай, где бы ты ни был… Гермиона вздохнула. Ну что она так переживает, она просто мебель, из-за которой очень удобно начать ругаться. Просто нужно сидеть с максимально уверенным видом, вот и все. Вечером, если выйдет отсюда живой и в здравой памяти, она просто отправится к Одри и заберет ее, чтобы конкретно выпить до того состояния, когда она сможет послать Малфоя к чертям собачьим. Пойдет себе профессором в Хогвартс. Ее стремление сделать карьеру уже привело ее к одиночеству, не надо наживать себе проблем с Малфоями.

— Думаешь, ее присутствие значит для меня что-нибудь? Плевать, пусть слушает. — Люциус тоже не повышал тона. Как же это страшно, оказывается, еще страшнее, чем когда орут. Гермиона пошевелила онемевшими пальцами. Они были холодными. Вообще стало холодно. Или она просто очень внушаема. — Мне не доставляет никакой радости разбираться, зачем ты привел сюда эту подстилку Уизли. — Гермиона сжала в руке палочку. Нет, не обидно, как он вообще смеет говорить что-то на ее счет? Она не могла даже спокойно дышать от гнева. Нет, с нее хватит, но и просто уйти — значило бы признать эти слова. Гермиона спокойно поднялась на ноги. Пара заклинаний, и можно спокойно…

— Стой, идиотка, — вдруг устало произнес Малфой. — Он специально бесит тебя, потому что я его не боюсь. Сядь обратно. — Гермиона вспыхнула от настоящей волны распирающего гнева.

— Я вообще не обязана тебя здесь слушать. — Она все же схватила сумку и сделала несколько шагов мимо Малфоя-младшего. Она едва не задохнулась, когда Малфой остановил ее рукой поперек груди, едва не выбив из нее весь воздух. Теперь она оказалась прижата к нему одной рукой.

— Пожалуйста, будь добра, постой тихо, — практически прошипел Малфой. — Я буду должен, просто стой и все. — Гермиона успела заметить сияние Купола молчания. Что за черт, почему она должна так стоять, просто потому, что он ее попросил? О, еще, конечно, его рука, которую Гермиона может даже не пытаться сдвинуть со своей талии. Она же заложница, натурально заложница.

— Какие-то проблемы, отец? — поднял бровь Малфой. Ну, наверное, поднял, Гермионе был виден лишь Малфой-старший, абсолютно белый от ярости и презрения. Вообще-то он выглядел довольно забавно. Гермиона слегка расслабилась. Как же она его бесит, или Драко бесит с помощью нее, но это очень забавно выглядит. Ладно, можно поиграть. А если его инфаркт хватит? Вообще-то у волшебников не бывает инфарктов, но было бы определенно весело на это смотреть. Насколько его вообще хватит?

— Астория говорила мне, что ты окончательно свихнулся, — абсолютно спокойно произнес Люциус. Да что ж за суперспособность такая, не лопнуть от переизбытка эмоций? Гермионе вот хотелось провалиться сквозь землю, потому что… потому что Малфой, кажется, делал вид… Да какая разница, ей нужно просто стоять. Гарри бы позабавило. — Что ты предал род.

— Когда я предавал его, чтобы спасти ваши с матерью задницы от суда, тебя это не волновало. — И хотя его голос тоже был невероятно, иррационально спокоен, Гермиона была слишком близко к нему, чтобы не почувствовать, как его трясет. Вообще-то он был слишком горячим. Очень хотелось отодвинуться. Похоже, что все эмоции у них уходят в образование тепла. Да как же жарко так стоять.

— Мы не просили тебя об этом. — Малфой-старший смотрел почему-то на нее. Ну конечно, у нее врожденного спокойствия не было. — А ты не дура, девочка, — вдруг устало сказал он. — Но это все тебе не достанется, не пытайся, — с этими словами он развернулся и вышел. Вскоре стук его трости стих. Впрочем, Гермиона отпихнула Малфоя от себя гораздо быстрее.

— Знаешь что? — Она чувствовала себя абсолютно униженной. — Пошел ты к черту, Малфой. Ты ничем не лучше его. — От стыда горели щеки. Так быстро Гермиона еще никуда и ни от кого не убегала.

* * *

Одри держала стакан так смешно, что Гермиону наконец-то отпустило.

— Перси будет орать, — протянула она. — Он говорит, что общение с тобой меня развращает.

— И что, правда? — Гермиона села на пол рядом с ней. Только сейчас ей стало получше. Когда она ворвалась в дом к Одри, она, наверное, напоминала психованную. Она даже не слушала нотаций Перси, просто потребовала Одри немедленно к себе, после чего за руку вытащила ее из дома. Одри смеялась, как ненормальная, всю дорогу, сказав, что если, вернувшись домой, не найдет останки лопнувшего Перси, то это не ее муж.

— Да нет, конечно, милая, ты делаешь меня чуточку… свободнее. Нормальнее. — Одри разглядывала ее телевизор. — Какая занятная штука.

— Одри... почему…. Почему ты все еще… ну… — Гермиона вздохнула. Так сложно спросить о таких простых вещах. — Он же тиранит тебя.

— Бывает. Я тираню его. Иногда. Это нормально. — Одри сделала глоток вина и поморщилась. — Шампанское вкуснее, оно сладкое.

— Но ты же сама говоришь, что у него столько недостатков, что ты устаешь и все такое. — Гермиона вытянула ноги. Слишком долгий день, слишком много всего. Нужно просто уйти из его отдела. Отличное решение. Именно так она завтра и поступит.

— Это же не значит, что я его не люблю, — фыркнула Одри. — В этом и есть смысл брака. Я знала все его недостатки и все равно вышла замуж. Их я тоже люблю, как и достоинства, которые не стоит озвучивать везде, где попало. Женщин много, мужчин мало, сама понимаешь.

— Не понимаю, — призналась Гермиона. Она ведь тоже знала все недостатки Рона, но все равно...

— Дорогая, я хотела дом, семью и мужа под боком каждую ночь. Я могу ради этого что-нибудь задавить в себе. Одиночество — мой кошмар, Миона. Я не могла бы и дня выдержать одна. Я знаю, что Перси — надежный, он решает любые проблемы, зарабатывает и любит детей. Больше мне ничего не было нужно. — Одри подмигнула ей. — У меня ведь тоже куча недостатков, и он их терпит. Вообще-то, я была единственной, кого он смог вытерпеть.

— Мне стоит завести сорок кошек, замуж я, похоже, уже не выйду. Не знаю, ради кого я могла бы что-нибудь в себе убить. — Гермиона зевнула. — Боже, Одри, столько всего случилось сегодня, ты даже не представляешь…

— Ложись спать, милая, завтра все расскажешь на свежую голову. Тебе станет получше. — Гермиона с благодарностью посмотрела на подругу.

— Одри, я женюсь на тебе, — произнесла она, заползая на кровать. Одри принялась собирать мусор с пола.

— Ну, может быть, Перси не против шведской семьи, но вот ты точно против Перси. Спи давай. — И Гермиона закрыла глаза, сладко обняв подушку.

* * *

Это утро было просто замечательным. Писать конспект — просто замечательно. На курсе с ней было еще десять человек, но отвечала, в основном, Гермиона. Учиться — вот ее стихия. Этим утром она рассказала Одри по пути на работу все, что произошло. Одри назвала ее поступок, мягко говоря, глупым, но оценила ее поведение в Малфой-мэноре на восемь из десяти.

— А десять — это вообще не приходить туда? — Одри кивнула. — А девять?

— Подыграть Малфою. — Одри фыркнула, когда Гермиона брызнула на нее водой возмущенно, когда они разговаривали этим утром в ванной.

— Ну не хочу я вообще ему подыгрывать. — Но с увольнением Одри была права, спешить не стоило. Ведь это случилось не на работе. Вообще-то она сама во всем виновата, начнем с этого.

— А, по-моему, хочешь, — улыбнулась Одри. — Тебе нравится его внимание, не отрицай.

— Ну я четыре года одна была, мне понравится любое внимание. — Гермиона пыталась защищаться.

— Ну, как знаешь, — не стала спорить Одри.

И теперь Гермиона в перерыве на лекции пыталась анализировать свое положение. Отставив одиночество, что, если бы... если бы, скажем, Малфою было до нее дело? Ну и что, это же не значит, что она согласна бросаться в его объятия. Хотя, вообще-то, было бы неплохо, обнимала Гермиона только подушку. Может, стоит выбраться куда-нибудь вечером в приличном наряде? Но нет, она не сможет так… с незнакомым человеком сойтись. Малфой, впрочем, знакомый. Не так, конечно, как надо было бы, но все же… Нет, для этого диалога нужна была Одри.

Гермиона вылетела с лекции абсолютно счастливая. Собственно, она была так счастлива, что не испугалась какого-то репортера, рассказав ему о том, как замечательно вообще снова учиться. Она легко шагала по коридорам Министерства, улыбаясь сама себе. Жизнь иногда может быть приятной.

— Смотри, куда прешь, ослиха тупая! — Визгливый голос Лаванды почти застал ее врасплох. Она несла на себе горько плачущего малыша. Гермиона проигнорировала ее, направляясь к лифту, но, черт возьми, Лаванде нужно было туда же. Она стояла спокойно перед лифтом, отстраненно слушая, как Лаванда строит логическую цепочку от нечаянного столкновения до зависти ей, ведь она сумела удержать Рончика. Рончика.

Боже мой.

— Как первый учебный день? — Гермиона с любопытством взглянула на Лаванду. Ее лицо вытянулось. Она хотя бы заткнулась. Гермиона мгновенно развеселилась. Ну, впрочем, Малфой все равно ей должен.

— Замечательно. — Она взяла Малфоя под руку. — Кажется, снова становлюсь занудным ботаником.

Малфой переживал какую-то стадию шока, определенно. Гермиона едва сдерживала смех. Лаванда аж посинела. Мысленно она, вероятно, уже обмусоливала это с Патил. Впрочем, надо отдать Малфою должное, внешне он выглядел так, словно все идет так, как и надо. Очень хотелось попросить его себя уволить. Может, этим она его добьет. Откуда в ней столько наглости вдруг взялось? Одри бы ее точно похвалила. Пора дать отпор этим Уизли.

— Грейнджер, с такими способностями использовать людей, ты должна была попасть на Слизерин, — произнес Малфой, когда они вышли, наконец, на своем этаже.

— У меня был хороший учитель. — Гнева не было. Гермиона сосредоточенно размышляла над тем, что ж ее так встряхнуло. Кажется, ничего. Малфой пошел вперед нее, тогда как Гермиона все еще веселилась, вспоминая лицо Лаванды.

Наконец она зашла в офис, увидев, что в кабинете с Малфоем опять сидит Гарри. Гермиона уверенно пошла туда, хотя знала, что там назревает серьезный разговор. Сегодня ей было все равно, что скажет ей Малфой. Сегодня она на высоте.

— Гермиона. — Гарри тепло поприветствовал ее, обнимая. Ну почему нельзя сделать из Гарри плюшевого медведя и забрать домой? С ним всегда спокойно и весело. — Кажется, ты снова грызешь гранит науки? Тебе к лицу. — Она улыбнулась. — Я тут последний раз до дня рождения миссис Уизли, так что я собираюсь испортить репутацию твоей квартиры второй раз. Надеюсь, Драко не даст мне позориться пьяным в одиночестве. — Малфой словно специально горько вздохнул. — Мне нужно поговорить с Драко, окей?

— Пусть остается, — неожиданно произнес Малфой. — Она все равно слишком много знает.

— После этих слов в маггловских фильмах обычно кого-то убивают, — произнес задумчиво Гарри. Гермиона едва сдержала смех.

— Маггловских чего? — подозрительно спросил Малфой.

— Я знаю, что мы будем делать сегодня вечером, — хлопнул в ладоши Гарри. — Ладно, к делу.

— У тебя ведь плохие новости, верно? — мрачно спросил Малфой. Гермиона присела на край стула Гарри. Почему-то эта его проблема с сыном Гермионе показалось очень важной даже для нее самой.

— Нет ни единой причины, по которой можно было бы забрать Скорпиуса легально. — Гарри мгновенно стал серьезным. — Закон защищает матерей, если они здоровы и способны содержать ребенка. Никто из моих… знакомых не может пойти против него.

— Какие все стали правильные. — Малфой растеряно взял перо. Гермиона вспомнила жизнерадостного малыша на портрете.

— Если только ее нельзя купить, — вдруг произнес Гарри. — У ее отца достаточно темное прошлое, чтобы оштрафовать его. Посадить, конечно, уже не получится, но разорить — вполне. Есть те, кто помнит его в бою лицом к лицу. И люди злопамятны, к счастью.

— Она этого вряд ли испугается, — покачал головой Малфой. — Я не знаю, что ей нужно.

— Вообще-то, есть еще вариант. — Малфой не удивился абсолютно, смотря в стол невидящим взглядом. — Ты знаешь о нем, правда? — Малфой кивнул. Гарри потер подбородок. — Это все, что у тебя есть, я понимаю.

— Дело даже не в этом. Это все, что есть у Скорпиуса. Дом уже принадлежит ему. Я не имею права отбирать его у него. — Малфой словно очнулся. — Я готов отдать ей все поместье. Сможешь это… покрасивее преподать?

— Смогу. — Гарри невесело смотрел на него. — Гринграссы этого не заслуживают, Драко.

— И Скорпиуса они тоже не заслуживают. Я сам поставлю его на ноги, безо всякого чертового наследства, даже если похороню себя здесь. — Малфой решительно посмотрел на Гарри. — Поттер, я тебе и так всем обязан, но...

— Лови. — Гарри кинул ему что-то, похожее на ключ. — Я все равно не могу там жить. Джинни тоже не против. Вернешь как-нибудь потом. Ладно, до вечера, посмотрим, что она сможет уступить. — Они пожали друг другу руки. Гермиона взволнованно выбежала за Гарри в коридор.

— Разве у него нет счета в банке? — Гермионе вдруг открылось слишком много сразу.

— Это месть Люциуса. Он успел перевести все куда-то... не знаю, куда. Куда он так свинтил. У Драко почти нет денег, кроме того, что он зарабатывает сам. Честно говоря, я не знаю, зачем этой Астории так нужен его дом. Она ведь жила в нем, и никто ее не трогал. И что случилось, я тоже не знаю. Он выгнал ее, она забрала сына. Кроме дома, у него ничего больше нет. — Гарри посмотрел на Гермиону чересчур внимательно. — Трудно поверить, да?

— В то, что Малфой без денег? — Гермиона пожала плечами. У нее самой их нет, все уходят каждый месяц исправно на кучу важных вещей вроде налогов, одежды, еды. Можно было бы, конечно, есть дома, но зачем ей копить?

— В то, что я отдаю ему свой дом. — Гарри вдруг улыбнулся. — А мы ведь, гриффиндорцы, непроходимые идиоты, правда? Прощаем чужие ошибки, но никто не прощает нам наших.

— Гарри, почему… почему ты помогаешь ему? — Гермионе показалось, что она не до конца выразила все, что хотела спросить у него. Гарри посмотрел в сторону лифта. Коридор был пуст.

— Знаешь, Гермиона, есть люди, которые тебе приятели, а есть те, кто обязан тебе всем. Как ты думаешь, кто из них надежнее? У меня много знакомых, и не все прыгнут через голову, если мне будет нужно. Он это сделает.

— Звучит меркантильно. — Слышать от Гарри такие слова было странно.

— Боже, Гермиона, он просто хороший парень, даже если тебе трудно в это поверить, — улыбнулся Гарри. — Честно говоря, с ним проще, чем с Роном. Кстати, подумай об этом.

— Подумать о чем? — Гермиона посмотрела ему вслед. Гарри помахал ей и пошел к лифту, не удосужившись ответить. Какого черта ей теперь обо всем этом думать?

* * *

Гермиона растерянно сидела на кухне, она не догадалась спросить, что Гарри планирует есть. Она послала Патронуса и теперь ждала его, подперев рукой щеку. Телевизор был выключен. Было слишком тихо даже на улице, собиралась гроза. Гермиона любила грозы, в них было что-то таинственное и прекрасное, но сейчас она думала о другой грозе, той, которая нависла над Драко. Как вообще мог возникнуть этот странный выбор, дом или ребенок? И ведь сомневался Драко не из-за дома, а из-за будущего Скорпиуса.

Так.

Откуда в ее мыслях столько этого странного имени? Всю жизнь она называла его просто Малфоем. А тут вдруг Драко. Бедность не делает его ближе и понятнее.

— Эй, Миона, открывай. — В ее дверь забарабанили. — Открывай и заказывай пиццу!

— Можешь хоть на всю улицу не орать? — Гермиона, все же улыбаясь, открыла ему дверь. На этот раз появление Малфоя ее совсем не смутило. Драко. Пусть будет Драко.