Все оттенки одиночества (гет)

Гермиона взглянула на свое отражение в зеркале. Она смотрелась в зеркало каждое утро, иногда и вечером, на протяжении многих лет, но только сейчас осознала почему-то, что эта девушка и есть она. Как будто в последний раз она смотрела на себя еще ребенком, не осознавая, что время пролетело с огромной скоростью. Она открыла кран и умылась прохладной водой, не понимая, что дает ей наличие волшебной палочки рядом с раковиной в ее маленькой ванной, отделанной нежно-зеленым кафелем, ведь она точно так же должна вставать каждое утро, идти на работу и возвращаться домой. Так делают все, и волшебники, и магглы, и единственное время ее сказки в Хогвартсе, которое, конечно, и сказкой было лишь поначалу, теперь казалось просто сном. Пожалуй, Хогвартс был единственным местом, где действительно происходило что-то волшебное. С тех пор в ее жизни снова образовалась рутина, как если бы она никогда не узнала о том, что является волшебницей. Список используемых ею заклинаний был коротким, повседневным, и она начинала забывать все, что учила в Хогвартсе, особенно защитные и атакующие, ведь сейчас защищаться и нападать было просто не на кого. Она начинала воспринимать это… ну, как специфику работы.

Из открытого окна запахло горячим асфальтом. Улицу под ее окнами перекрыли только вчера, чтобы заделать неизвестно откуда берущиеся дыры, и с утра ее разбудил звук техники, которую пригнали к ее дому рабочие в яркой форме. Конечно, ночью стало значительно тише, ведь больше никто не смел гонять по этой тихой улице, которой просто не повезло стать прямой и удобной для гонок. Иногда люди разбивались на ней, но, слава богу, дальше, в самом ее конце, где вдруг возникал резкий поворот направо. Мать часто советовала Гермионе переехать на окраины Лондона, где не было столько шума, был чище воздух и вообще было приятно находиться. И Гермиона соглашалась с ней, ссылаясь на занятость на работе и невысокий заработок, признаваясь самой себе, что причина не в этом. Причина была в том, что в окружении многих десятков людей, и дома, и на работе, и на улице, Гермиона не испытывала этого гнетущего одиночества.

Наконец она вышла из ванной, застегивая тонкую спортивную куртку. Она старалась отправляться на пробежку каждый день, соблюдая примерно один и тот же маршрут, просто чтобы… Она не знала, почему, ведь она не так много ела, чтобы сжигать калории, как это делают некоторые люди, не была привержена спорту в принципе, просто было что-то потрясающе уникальное в том, чтобы наблюдать за тем, как просыпается такой большой город, как Лондон. Здесь можно было услышать последние новости у людей, спешащих в сторону метро, узнать о чьих-то проблемах еще в лифте, выходя из дома, ведь некоторые имели привычку выходить из дома с телефоном в руках.

Одиночество — это не только проблема Гермионы. Одиночество — это проблема всего нынешнего мира, и с появлением телефонов оно почему-то только усугубляется.

Гермиона сперва просто ускорила шаг. Она не носила с собой никаких плееров, не возражая против звуков уличной жизни, не старалась особо изматывать себя бегом на время или расстояния, и если она уставала, то просто переходила снова на быстрый шаг, наблюдая за людьми. Когда-то Гарри сказал ей, что это его было его любимым занятием в детстве, если не считать попыток смотреть телевизор в отсутствие Дурслей. К сожалению, они слишком часто отключали телевизор, каждый раз более оригинально, доходя до того, чтобы отключать телевизионную антенну вовсе. Гермионе казалось, что Гарри как никто другой понимает, что такое одиночество, но он сейчас слишком занят своей счастливой семьей, чтобы поговорить с ним об этом. Джинни бы, скорее всего, вообще ее не поняла, занятая ребенком, ведь ее мир ограничивался только им, и остальные люди ее не интересовали ни в каком смысле, ведь ей попросту не хватало сил.

Гермиона смотрела на угрюмых подростков, которые недовольно шли с огромными рюкзаками в школу. Удивительно, но Хогвартс нельзя было ненавидеть, и причина была не только в магии. Хогвартс делал их семьей, Хогвартс ставил перед ними интересные задачи, Хогвартс обладал невероятно длинной и интересной историей и своеобразным ощущением уюта. Время там летело незаметно, и Гермионе было жаль, что они слишком мало внимания уделили Хогвартсу в этой чертовой битве с Волдемортом. Столько времени прошло, что она попросту мало что помнит со своих первых курсов.

Наконец она вбежала в парк, который располагался в квартале от ее дома, после чего этим же кварталом должна была замкнуть круг. Пахло весной, несмотря на ночной дождь, и ветер почему-то приятно потеплел за какие-то сутки, вынуждая Гермиону глубоко дышать. Раньше, в детстве, этот запах весны приносил ей волнение, которое обычно связывалось с летом, полным свободного времени, но теперь она точно знала, когда у нее отпуск, и этот отпуск она точно не собиралась проводить с родителями. Она вообще не знала, как собирается его проводить. Она ничего не ждала ни от весны, ни от лета, и все ее дни превратились в один-единственный, слишком долгий, чтобы помнить каждый его момент.

Дом встретил ее тишиной, впрочем, как всегда. Ее встретил лишь лениво развалившийся на ступеньке лестницы черный кот, которого Гермиона взяла лишь полгода назад, думая, что это поможет ей справиться с одиночеством. Но кот был гордым, независимым, и ей от его присутствия не становилось легче. Последние мысли способствовали тому, что на нее снова накатила грусть, и Гермиона поспешно принялась думать о рутинных делах, лишь бы не подумать, что…

Что она виновата сама. Что почти четыре года назад она самостоятельно попросила Рона уйти, объяснив это тем, что она не хочет мучить его неопределенностью. Гермиона была твердо уверена, что она не готова для детей и не знает, когда вообще подготовиться, потому просто честно призналась во всем Рону. Наверное, причин было больше, но сейчас ей было сложно вспоминать их. Она слишком давно не видела Рона, но не злилась на него, испытывала лишь слабое чувство вины. Она сама обрекла себя на одиночество, и даже если она по-прежнему не хотела беременеть и рожать, не представляя, насколько адекватной нужно быть, чтобы так себя мучить, она хотя бы могла попытаться ради Рона. Они часто, кажется, ссорились, но все было из-за того, что сначала Гермиона ходила на курсы, потом должна была составить о себе на работе хорошее мнение, а потом опять курсы… Они почти не виделись. Рон терпел. Не выдержала почему-то она.

Сейчас Гермионе казалось, что она совершила глупость, но прошлое не вернуть. Ей потребовалось четыре года, чтобы понять, что проблема не только в ней, но и в Роне, который не хотел понимать ее стремлений. Она никогда не скрывала своих амбиций, никогда не обещала стать домохозяйкой, так почему он ее упрекал? Ее брак был коротким, иногда счастливым, иногда нет, но факт был в том, что прямо сейчас Гермиона не отказалась бы от присутствия Рона, лишь бы не чувствовать себя настолько ненужной.

Гермиона бросила ключи на полочку под зеркалом, отправляясь снова в ванную, чтобы слегка обтереть лицо. Сейчас еще совсем прохладно, а потому ее бег почти не заставляет ее потеть. Гермиона сняла с вешалки свой костюм, выстиранный и выглаженный в вечер воскресенья, медленно переоделась, по привычке аккуратно надевая колготки, хотя это, конечно, уже давно были не маггловские колготки, которые рвались еще до прикосновения. Она причесалась, сделав свою прическу довольно аккуратной и строгой, чуть подкрасила глаза, отмечая, что слегка пополнела. Эти посиделки с котом возле телевизора с мороженым в руках точно не сделают из нее красавицу стройнее. У нее оставалось время для завтрака, а потому Гермиона не стала изменять своей привычке. Она вышла из дома, прихватив свою сумку, чтобы вернуться сюда уже в шесть, может быть, с пакетом продуктов, потому что нельзя больше так отвратительно питаться. Она же дочь врачей, как можно есть одни лишь вредные продукты, пользуясь тем, что их не нужно готовить? Оттого и щеки ее округлились, хорошо, что не живот, а то Гермиона совсем бы потеряла веру в себя.

Она лавировала в толпе прохожих, пробиравшихся к подземному переходу, ведущему в метро. Ее бесцеремонно толкали и пихали, но Гермиона продолжала пробираться к своей любимой кофейне. Лимонная булочка и крепкий американо, чтобы не заснуть над тысячей прошений.

Первый рабочий день ее разочаровал, ведь она представляла себя ярой защитницей всех волшебных видов, а на деле это оказалась просто бумажная работа, в которой эти существа пытались объяснить, что им нужно: пару футов озера, спонсорскую помощь, социальную выплату, все, что только могло их волновать. Гермиона осознала, что каждый день просто повторяет свои действия, как заведенная, потому что они не требовали ее мозга в принципе. Конечно, Гермионе нравилось помогать, но просьбы о настоящей помощи встречались слишком редко. В основном, магические существа считали, что Министерство каждому из них должно по гроб жизни. Именно здесь Гермиона впервые научилась отказывать.

За огромной чистой витриной мелькали недовольные невыспавшиеся лица. Гермионе хватает семь часов, ведь после восьми часов сна остановиться трудно, а шесть — еще мало. Ее режим дня давно устроился, и он не нравился самой Гермионе, однако выбора особого не было. Работали все, работали одинаково много на благо волшебного мира, ей попросту не на что было жаловаться, ведь ее взяли туда, куда она так хотела. Наконец на дне чашки остался сахар, который Гермиона не просила у бариста, а булочка превратилась в пару крошек, которые лишь доказывали то, насколько вкусной она была.

— Гермиона, будь добра, распишись. — Дорога до офиса от ее любимой пекарни занимала всего три минуты. Стоило завернуть за угол, как она попадала к служебному входу, каждый раз испытывая неприязнь от необходимости себя смывать в унитаз. Вид Министерства вызывал в ее сознании слишком много неприятных воспоминаний, но со временем они все же стирались, а потому на этот раз Гермиона прошла уже спокойнее, иногда кивая кому-то, иногда здороваясь. Она крепко держала сумку, зная, что здесь бывали и ушлые гости, которых как раз поймали за воровство, и уклонялась от кучи записок, которые только ее и ждали. В основном это были просьбы о собеседовании от магических существ, которых она устраивала на работу. Сначала она делала это с горячностью молодого человека, ничего не знающего о правде жизни, она считала, что работодатели намеренно обвиняют, например, оборотней в неадекватном поведении, но вскоре она убедилась, что эти существа действительно чересчур вспыльчивы, неадекватны и плохо управляемы, после чего соглашалась с их увольнением. Слишком много разочарований, чтобы она и дальше старалась ради них. Гермиона палочкой взмахнула в сторону почтовых ящиков, которые гигантским ульем располагались на стене Атриума. Нет, ее ящик был сегодня пуст, и эта новость ничего не значила абсолютно.

— Что это? — Гермиона поставила сумку на свой стол. Одри Уизли посмотрела на нее странным взглядом. Только спустя некоторое время до Гермионы дошло, что такой взгляд у всех, кто работает с ней в этом маленьком отделе. Это был взгляд отчаяния и грусти. Что же случилось? Она поспешно взглянула на свой лист.

«Уважаемая миссис Уизли!

Информируем вас, что через две недели, пятого мая, вы должны будете освободить ваше рабочее место и сдать ваш пропуск в Отдел регулирования и контроля за магическими существами в кабинет номер 303, этаж 10, с десяти до двенадцати утра в связи с прекращением функционирования вышеуказанного отдела упомянутым числом. Сообщаем, что все необходимые выплаты вы сможете получить в Бухгалтерии на минус втором этаже пятнадцатого мая с девяти до десяти утра. Министерство благодарит вас за отличную работу и искренне желает вам удачи в предстоящем трудовом пути. Напоминаем, что в Отделе кадров все еще необходимы специалисты по следующим вакансиям…»

— Это что? — тупо спросила она, смотря на Одри. Та вздохнула.

— Перси говорит, сейчас везде сокращения. Им запретили даже финансировать порталы на чемпионат мира для героев войны, несмотря на то, что он отчаянно пытался этого добиться. Придется своим ходом, а это очень дорого, сама знаешь. — Одри поправила очки. — Мы все такое получили. Отдел Прорицаний тоже закрывают, хотя они предсказали эту маггловскую катастрофу с поездом, и мы вовремя все предотвратили. Не понимаю, почему налоги растут, а нас сокращают. — Одри вздохнула еще раз. — Что будешь делать?

Гермиона не ответила. Она посмотрела на лист в своих руках. Он был подписан фамилией Малфой. С каких отдел магического правопорядка решает судьбу других отделов? В ней мгновенно вскипела ярость. Чертов хорек, даже спустя столько лет он все еще мстит ей!

— Ты куда? — озадаченно произнесла Одри. — У тебя там три оборотня на прием, я боюсь им даже…

— Пойду поговорю кое с кем, — раздраженно пробормотала Гермиона. Она крепко сжимала в руках палочку. Лицо ухмыляющегося Малфоя вдруг выплыло из ее памяти, распаляя ее еще больше. Ненависть росла с каждой секундой. Если уж Перси, который вроде как собирался выбираться в помощники министра магии, как говорила Одри, не смог отменить сокращения даже в своем отделе, то что и говорить о них с Одри и еще парой-тройкой человек, которые требовали условий для изгоев волшебного общества и расширения их прав? Они мешались всем остальным отделам, конечно, никому нет дела до их сокращения, но этот отдел был для Гермионы всем, он был даже большим домом, чем ее собственный, с тех пор… С тех пор как она развелась с Роном четыре года назад, прожив в браке всего лишь год.

Она с трудом стояла на месте в переполненном лифте, ожидая, пока он наконец не довезет ее до нужного этажа. Она часто бывала в этом отделе, но в его нижней части, где вечно кипела работа, где ее не раз приводили для консультации случаев нарушения порядка, связанных с каким-либо полувеликаном, оборотнем или еще бог знает кем. Она никогда не попадала на его верхний этаж — черт, этот отдел занимает два этажа, а не три комнаты, как их, вот кого следовало бы сокращать! — и теперь была слегка сбита с толку его тишиной. Куда идти теперь? Она взглянула направо и налево, но везде был одинаковый ряд дверей. Тишина просто давила на уши, даже сложно было поверить, что этажом ниже разбирались с буйными магглами, знающими магглами, существами, законы в отношении которых постоянно менялись, обычными волшебниками, которые перебрали горячительного, и всеми, кто отказывался прилично себя вести в любом обществе. Именно к нижнему отделу относился Аврорат, который, кстати говоря, тоже был сокращен в связи с устранением «главной угрозы». Именно там работал Рон. Именно поэтому она ненавидела спускаться на этот этаж, потому что иногда сталкивалась с ним и неловко молчала, не в силах произнести хоть слово. От растущего одиночества ей все больше казалось, что она поступила как дура, могла бы и потерпеть, могла бы и родить, лишь бы не остаться одной. Ее одиночество начинало изменять образ Рона в своей памяти, и Гермиона вообще не хотела бы сталкиваться с ним.

Черт, она отвлеклась от гнева на Малфоя. Одна лишь его фамилия снова подогрела в ней желание прийти и накричать, хоть в тот момент она уже начинала понимать, что глупо ведет себя. Тем не менее, она помнила Малфоя отпетым уродом, которому всегда плевать на всех остальных, особенно на нее, магглорожденную. Гермиона даже покраснела от гнева, вспомнив все школьные обиды, и это придало ей сил. Она бежала вдоль коридора, пока не обнаружила огромный зал за стеклянной стеной, которая вдруг сменила обычную серую. Там стояло два ряда столов, и идеально держащие спину работники что-то без конца писали перьями, которые не требовали даже прикосновения руки к себе. Перед ними стояли странные… панели с кнопками, хотя это было больше маггловское сравнение, однако это были лишь устройства для ведения статистики. Гермиона не предполагала, что на этом этаже вообще могут сидеть статисты, хотя, очевидно, они были во всех отделах по нескольку человек, но не два же ряда! Как только оператор касался какой-то кнопки, число на огромном пылающем табло менялось. Там было невероятно много мелких чисел, в которых Гермиона ничего не могла понять. Она осторожно открыла дверь. Слева, там, где эту комнату скрывала серая стена, оказалось просто огромное скопление сов и чертовых служебных записок, которые роились за запрещающей линией. Раз в минуту одна из сов и самолетик отправлялись к своему оператору, и тот обрабатывал информацию, занося сразу в несколько толстенных журналов в коже, после чего менялось какое-то число. Гермиона была зачарована работой этой части отдела правопорядка, после чего вспомнила, наконец, что пришла не за этим. Она хотела спросить кого-нибудь, где ей найти Малфоя, когда наконец увидела его в дальнем углу, в каком-то подобии кабинета, который тоже был стеклянным. Из его кабинета отлично просматривалось это табло, но он читал какие-то бумаги. Гермиона решительно направилась к нему.

— Какого черта, Малфой? — произнесла она, едва лишь переступив порог его импровизированного кабинета. Малфой даже не пошевелился, продолжая читать какие-то листы пергамента. — Эй, я с тобой разговариваю! — не менее воинственно произнесла Гермиона. Она почему-то забыла о том, что, по сути, его отдел стоял несколько выше в иерархии всех отделов, а потому он считался отчасти ее начальником.

— Я не помню, чтобы кто-то записывал вас ко мне, миссис Уизли, — произнес он абсолютно спокойно, хотя Гермиона в своем запале услышала в его голосе как будто бы отвращение.

— Я сама себя записала! Какого черта ты трогаешь мой отдел? — Ее трясло от гнева, или, вероятнее, от страха, ведь если она потеряет свой отдел, то потеряет смысл существовать вообще — больше у нее ничего не оставалось.

— Какой отдел? — так же спокойно спросил Малфой. Он вздохнул и отложил бумаги, взглянув на циферблат волшебных часов. Они буквально горели на его руке, что значило, что он, вероятно, опаздывает. Еще и опаздывает! Ну уж нет, Гермиона так просто не уйдет, она будет защищать свой отдел до конца!

— Отдел контроля за магическими существами! — яростно произнесла она, точно уверенная в том, что он знает, где она работает. Он же просто специально ее выводит из себя!

— А, да. Его сокращают через две недели. — Он выглядел усталым. В его взгляде не было больше желания издеваться над Гермионой, да вообще не было ничего от прежнего Малфоя, чей образ заставил ее буквально взорваться. Она начинала потихоньку остывать, обнаруживая его каким-то измотанным, абсолютно равнодушным к ее приходу и скорее испытывающим досаду от своего опоздания. Он встал из-за стола, набрасывая на плечи укороченную темную мантию. Гермионе показалось, что он достанет сейчас трость, как его отец, но этого не случилось.

— Но почему? — уже отчаянно произнесла она. — Это потому, что я магглорожденная?

— До сих пор я не знал, что вы вообще там работаете. — Малфой даже не взглянул на нее, выходя из кабинета. Его шаг был стремительным, и Гермиона почувствовала себя глупо, пытаясь его догнать.

— Его же нельзя закрывать, он же… — Малфой вдруг остановился, и Гермиона едва в него не врезалась. Он посмотрел на нее так, словно она была достающим его комаром.

— Ваш отдел не только не способствует спокойной жизни этих тварей, а лишь развращает их, позволяя им совершать свои чертовы преступления, которые выросли за пять лет, что он существует, ровно на пятьдесят процентов. — Малфой вырвал из рук оператора-девушки рядом с собой какую-то бумагу. Она спокойно продолжила работать, обрабатывая информацию. — Можете ознакомиться и больше не доставать меня со своими идиотскими вопросами. — Он вышел в коридор, оставив Гермиону наедине с этой странной комнатой, полной звуков сов, шуршания записок и бесконечного щелканья кнопок. Лист в ее руках должен был все прояснить, но больше всего Гермиону занимало ее идиотское положение.

Она вела себя, как глупая девчонка. Малфой даже не знал, что она там работает! Либо просто делал вид, что не знает. С другой стороны, ну зачем ему мстить ей, если прошло столько лет, а она ничего ему не сделала, даже наоборот, помогала Гарри давать показания, чтобы его вытащить после победы? Черт возьми, если все и правда так с процентом преступлений, то ради чего она вообще работала столько лет?

Гермиона с тяжелым сердцем вышла в коридор. Ей нужно было посидеть и тщательно проанализировать числа. Может быть, она сможет спасти свой отдел, если докажет, что он может быть полезен!

* * *

Одри вздохнула. Это вообще было ее любимым занятием, ее вздохи иногда говорили больше, чем слова. Гермиона ясно прочитала в ее вздохе оттенок отчаяния.

— Мы с Перси весь вечер пытались найти лазейку, но ничего, эти данные действительно верны, их даже публиковали в сводке статистики всех отделов за предыдущий год, знаешь, может быть, они и правы, — тихо произнесла она. — Ты правда ходила ругаться к Малфою?

— Мне показалось, что он делает это по старой памяти, — пожала плечами Гермиона. Она все еще испытывала легкий стыд за свое поведение, но успокаивала себя тем, что у нее были причины так подумать, ведь он вел себя семь лет как полный урод, она имела право так подумать! Теперь, увидев его, Гермиона понимала, что образ хогвартского задиры попросту стоит стереть из памяти. Это был нормальный взрослый человек, у которого, похоже, нет сил и времени задирать кого-то теперь, особенно ее, Гермиону. Слишком много чести.

— Я бы тоже так подумала. И Перси так подумал. Он правда сказал, что не знал, что ты здесь работаешь? — Одри тихо засмеялась, прикрыв рот рукой. — Я не верила, когда он говорил весь прошлый год, что закроет несколько отделов, в том числе и нас. Это же нужно столько собраний, столько доказательств, еще и к Брустверу прийти, а он не очень любит все эти сокращения и любые изменения, сама знаешь.

— Похоже, у него очень горела эта идея. — Гермиона посмотрела на их общую комнату. Она была сплошь заставлена книгами, большинство которых Гермиона знала почти наизусть. Здесь были толстенные своды новых законов, которые они приняли, как теперь оказалось, зря. Оборотни были буйными и вне луны, ведь они почти не социализировались, как это делал Люпин, единственный из них, кто обучался в школе. Полувеликаны были не образованы и не слушались никого, хотя и клятвенно обещали. Хагрид был попросту исключением. Таких примеров было тысячи, и Гермионе было горько думать, что она настолько неправильно мыслила. Домовики, получившие свободу, кончали жизнь самоубийством или напивались и буйствовали, иногда случайно калеча обычных людей своей магией, которую плохо удерживали в пьяном состоянии, и их погибло больше, чем в рабстве. Свобода в принципе противоречила их существу. Домовики Хогвартса тоже не считали себя свободными. Русалки истребили в отданных им озерах ценные виды рыб, которые вредили их домам из водорослей. Словом, их отдел приносил больше вреда, чем пользы.

— Я не хотела бы работать с Перси, но не знаю, как ему сказать. Знаешь, начальник дома, начальник на работе, это так… трудно. Хочу попроситься в Отдел контроля за оборотом редких и сильнодействующих ингредиентов для зелий и самих зелий, не помню, как он сокращенно звучит. Но у них нет мест, представляешь? Вообще нигде нет мест. — Она заварила Гермионе чашку крепкого чая.

— Иногда я думаю, что мне стоит сходить и извиниться. Аж тошнит от этой идеи, — призналась Гермиона. Одри снова тихо засмеялась. Она терялась в своем большом и пушистом свитере, терялась за большими очками, но, в общем и целом, она была симпатичной худенькой темноволосой девушкой, которая просто не умела возражать. Она нейтрализовала любое буйство существ, которые приходили сюда, как посетители. Никто никогда не трогал ее, в отличие от Гермионы, которую вечно хватали, которой вечно угрожали.

— А, по-моему, правильная идея. Ты пришла, наорала на него так, словно он тебе муж, после чего ушла. Скажи спасибо, что он не написал на тебя записку за неадекватное поведение, а то проходи потом эти сканирования. — Гермиона еще раз вздохнула. Одри права, ее совесть права, глупо получилось. На какой-то момент она снова стала той самой Гермионой из Хогвартса, которой, как она считала, давно уже нет.

— Иди, если он не заметил твоей вспышки гнева, то не заметит и твоего извинения, а тебе будет спокойнее, — подбодрила ее Одри. — Ну же, он тебя не съест.

— Не знаю, что он может сделать, а чего не может. Вечно он все с ног на голову переворачивает. — Гермиона поставила чашку на свой стол. Она с грустью посмотрела на фотографию своих родителей. Они вспомнили ее после победы, но как-то холодно приняли ее, и их общение сводилось к дежурным звонкам. Они даже никак не отреагировали на ее развод. У магии и безопасности есть свои счета, которые они требуют заплатить.

— А тебе не кажется, что ты слишком волнуешься? — Одри посмотрела на нее, сощурившись.

— Да нет, просто… Просто прошлое, оно такое живое, как будто Хогвартс был только вчера. Не могу отпустить его, и Рон еще… Не знаю, — сдалась Гермиона. — Я правда глупо себя веду, нужно просто сходить и извиниться. А заодно заглянуть в отдел кадров, а то, похоже, у нас слишком много желающих отсюда не уходить.

— Я поговорю с Перси, может, он тебя возьмет. Но придется кого-то уволить. — Одри сникла. — Нет, он на это не пойдет, он очень строгий и достанет тебя. Там вообще выживают у него. Я ему говорю, а он не слушает, но люди вроде работают.

— Может, создадим отдел защиты людей от Перси и его занудства? — Одри возмущенно воскликнула, но все же улыбнулась. Она сама часто говорила, что Перси полон недостатков.

— Вообще-то он сказал, что это отличный шанс мне посидеть с ребенком… И второго родить. — Она покраснела и последние слова проговорила просто в свой воротник огромной кофты.

— О боже, нет, я лучше пойду. — Гермиона поспешно встала, поправив свой рабочий костюм с юбкой. У этого пиджака была просто потрясающая длинная спинка, которая напоминала мантию, но таковой не являлась. Она потратила уйму денег, заказав такой у Парвати Патил, которая как раз открывала свой магазин в Косом переулке. И это несмотря на то, что она очень дружила с Лавандой Браун, ныне Уизли, счастливой матери, кажется, двоих детей. И это за четыре года. Двоих.

В их отдел залетела служебная записка. Одри протянула руку, но он вильнул и опустился на плечо Гермионе, словно сова. Она поспешно развернула записку, но ей пришлось перечитать несколько раз написанное.

«Миссис Уизли.

Прошу вас найти свободную минуту для разговора.

Д.М.»

— Приказывать он мне будет, — раздраженно пробормотала Гермиона. — Вот это что, по-твоему? — Она помахала запиской в воздухе.

— По-моему, это его максимум. — Одри подошла к ней, чтобы прочитать записку. — Может быть, он хочет поругать тебя за недостойное поведение и уволить прямо сейчас, а может, просто тоже решил… извиниться?

— Малфой — извиниться? Нет, ты, очевидно, о ком-то другом говоришь. Да и я все же виновата. — Гермиона направилась к двери нерешительно, сжимая в руках записку. Сейчас как раз кончался обед, и можно было отправиться туда, куда ее почти вежливо позвали. Но только зачем?

* * *

Гермиона сложила руки на коленях, не понимая, почему она сидит уже так пять минут, вроде приглашенная какой-то девушкой в кабинет к Малфою и даже сидящая перед его столом. Кабинет пустовал без хозяина, и Гермиона от скуки разглядывала помещение. Две нормальные стены, образующие угол, были отделаны деревом, две другие были сделаны из стекла. На столе горела миниатюрная версия этого странного табло, числа на нем то росли, то убывали, но росли явно больше, чем убывали. На столе царил идеальный порядок, но не было никакого признака личности Малфоя: ни фотографии, ни приятной мелочи. У Гермионы стоял шарик с сиднейским театром от родителей и венгерская хвосторога Гарри, которая до сих пор демонстрировала признаки жизни.

Она смотрела на табличку с именем Драко Люциуса Малфоя, заведующего отделом магического правопорядка. Она знала другого Драко, выпендривающегося, трусливого, буквально умоляющего его спасти. И вдруг начальник, а она сидит в отделе из четырех человек, который теперь еще бесполезным считается. Потрясающий исход событий!

— Прошу извинить меня за опоздание. — Малфой поспешно сел за свой стол. Он положил палочку рядом с рукой, после чего снова посмотрел не на нее, а в какое-то донесение. Ей вдруг захотелось покричать что-то вроде: «Ау, я же грязнокровка, помнишь, а ты передо мной извиняешься, ты меня ни с кем не перепутал?» Ее преследовало ощущение иррациональности. Она сидит перед ним на стуле, как школьница перед профессором на отработке, и хотя она пришла только чтобы извиниться, она почему-то сидит и молчит, потому что молчит он. Ей вдруг показалось, что Малфой выглядит и ведет себя так, словно ему за тридцать. Он не замечал ее еще минут пять, и Гермиона начала войну сама с собой: ей уже не так хотелось извиняться, но совесть подкинула ей образ того, как истерично выглядела она со стороны.

— Я пришла, чтобы…

— Я должен был проследить, чтобы до вашего отдела дошли все необходимые подтверждающие документы. Это ошибка моих операторов. — Наконец он отложил донесение. Оно свернулось само по себе и вылетело в специальное окошко, которое было сделано в стеклянной двери.

— О, я… — опять попыталась Гермиона, зачем-то сминая в руках край форменной юбки. Малфой наконец посмотрел на нее. Этот взгляд был почти у каждого начальника, отсутствующий и выжидающий. — Я просто хотела сказать, что я очень... импульсивно себя повела.

— Ничего удивительного, я не предоставил никаких объяснений всем сотрудникам. — Он снова взглянул на часы. — Этого статистического листа достаточно? Копию подписанного Бруствером решения мы сможем выслать только завтра.

— Достаточно, наверное. — Она почему-то подумала, что до сих пор надеялась на какое-то чудо, но, похоже, все выглядит так, словно их действительно уже почти закрыли. Где ей искать работу? А как же ее стол? А как же Одри, к которой Гермиона так прикипела? Ее только перестали бесить фразы в виде «Перси то, Перси это». А чай? Только у нее был такой же потрясающий чай! Странно, раньше Гермиона бы разъярилась, считая это дискриминацией, но числа говорили сами за себя: ее работа была бесполезна абсолютно.

— Я позвал вас не за этим, — неожиданно произнес Малфой в полной тишине. Дверь кабинета он за собой закрыл сразу, как пришел, но этой тишины Гермиона не осознавала. Она вздрогнула от неожиданности, посмотрев на него с сомнением. Он открыл ящик стола и достал оттуда сверток договора. — Это если вам понравится вакансия в моем отделе.

— Вакансия… Что? — тупо переспросила она. На какое-то мгновение выражение его лица показалось Гермионе смутно знакомым, словно он хотел сказать ей, что ее мысли такие же чистые, как и кровь, или что-нибудь такое, но через секунду он снова стал незнакомым мужчиной со знакомым именем.

— Все здесь. Как ознакомитесь, так и сообщите. А сейчас мне нужно заниматься своей работой, если вы позволите. — Гермиона неуверенно взяла в руки договор. Она смотрела на Малфоя с растущим подозрением, но он никак не реагировал на ее присутствие.

Гермионе ничего не оставалось, как выйти в коридор, не понимая, хочет она прочитать этот договор или не хочет. Все выглядело слишком… неправильным.

Телевизор тихо разговаривал сам с собой. Гермиона механически резала салат. Взгляд ее был прикован к свитку, который она не смогла открыть. Не нашла смелости. Что там, очередное унижение в малфоевском стиле? А если нет? Что она будет делать, если там контракт на обычную работу, которая придется Гермионе по силам? Черт возьми, сложно сказать, чего она боится больше. Малфой сбил ее с толку своим поведением, а она смущала сама себя, не понимая, что так прицепилась к Малфою. Она ругала себя последними словами, но никак не могла набраться храбрости и прочитать его.

Одри она тоже ничего не сказала.

Гермиона едва не отрезала себе палец. Каким-то чудом она остановила нож в миллиметре и отложила его от греха подальше. До какого же состояния она дошла, если сидеть в пустой квартире без телевизора ей просто страшно? Его бормотание успокаивало ее и создавало ощущение, что дома кто-то есть. Четыре года пролетели слишком быстро, но почему-то только сейчас она стала замечать странности в своем поведении. Черт возьми, она готова была бы даже сдавать кому-нибудь диван в гостиной, лишь бы больше не быть одной. Тогда…

Четыре года назад ее решение казалось ей очень правильным. Ведь она не хотела возвращаться с курсов домой, зная, что дома ее будет ждать очередной скандал. Она совершенно не уделяла внимания Рону и не понимала, почему он так злится. Да еще ребенок… Эти дети. Гермиона не представляла, как можно выпасть из реальности минимум года на три, слушая без конца этот ор и пытаясь понять, что этому существу нужно. Сперва она кричала на Рона. Затем выгнала его. А затем пришла извиняться, но все слова уже были сказаны. Она чувствовала себя виноватой, вернувшись в Нору, но понимала, что Рон — больше не близкий ей человек. Она сама все разрушила, и все эти четыре года прекрасно осознавала, что ей не за что злиться на Рона. Иногда… Иногда она готова была бы отдать все, лишь бы Рон снова был с ней. Он не поддерживал порядок, он без конца пил пиво, оставляя батареи бутылок на полу, его носки, вечно лежащие не парами, дико ее раздражали, но это были идиотские детали. Все как-то живут, так почему она не может? Захотелось ей, черт возьми, свободы действия.

Кому она теперь нужна с этой своей свободой действия?

Гермиона устало опустилась на стул. Что толку думать, что там задумал или не задумал Малфой? Мир не крутится вокруг нее, в конце концов, и если она откажется, то просто потеряет вакансию, ведь ничего другого у нее и нет. Надо просто прочитать. Договор не укусит ее и не потребует расписаться кровью немедленно после прочтения. Но почему же ей так не хочется читать, что его чертово величие решило предложить ей в качестве гуманитарной помощи? Это ведь наверняка лишь способ посмеяться над ней и ее положением. Ничего другого в голову Гермионе просто не приходило. Ну кто приглашает на работу после того, как на него наорут? Малфою просто нужно было иметь ее под рукой, чтобы издеваться.

Она перечитывала текст, должно быть, пятый раз, но смысл слов все равно не доходил до нее. Что значит модифицировать древние законы? У нее нет подходящего образования, чтобы это делать. Только чистокровные волшебники имеют права получать похожее постхогвартское образование, вроде управленцев или экономистов, или аналогов маггловских юристов. Все это было недоступно ей, как магглорожденной, так как она могла быть принята на такую работу? Это ошибка. Но нет, наверху было написано ее имя, правда, с фамилией Уизли.

Гермиона отложила договор. Даже если каким-то чудом это не ошибка и не издевательство, то она абсолютно ничего не понимает в законах, чтобы их переделывать под таких, как она. Хотя она, конечно же, сперва бы разрешила магглорожденым получать высшее образование. А потом уже и в министры выдвигаться. Таких законов было слишком много, Гермиона знала лишь малую часть, но и это ее пугало.

Если на секунду представить, что она в них что-то понимает, хотела бы она заниматься правами магглорожденных? Конечно, да! Но Малфой должен был упасть с лестницы, чтобы предлагать ей такое. Малфой и права магглорожденных вообще в одном предложении упоминаться не могут! Или не могли? Что она вообще могла знать о Малфое спустя пять лет? Да, он раскаялся, но стал ли от этого вдруг любить магглорожденных? Вряд ли. К тому же, люди не меняются. Гермиона устало потерла лоб. Что толку гадать, если можно сходить и спросить? Кажется, большей дурой она уже себя не выставит.

* * *

Ее круассан был волшебно теплым. Внутри него пряталось клубничное варенье, но Гермиона не спешила за него приниматься. Этим утром она потратила больше времени, чем обычно, чтобы привести себя в порядок. Она слишком придирчиво выбирала юбку, потом рискнула надеть белый костюм, который не носила на работу из-за того, что боялась испортить. Странно, но за четыре года она, кажется, вообще не особо заботилась, как ей выглядеть. Конечно, не так, чтобы пугать всех вокруг, но и быть красивой… Казалось, незачем. А сегодня она посчитала, что внешность — то единственное, за что ее нельзя будет высмеять. Прошли времена ее неровных зубов, ее некрасивой стрижки, ее идиотских школьных гольф, сейчас она выглядела вполне прилично, разве что слегка округлилась. Впрочем, это было совершенно незаметно в одежде, а раздеваться ей было не перед кем.

Гермиона нервно покосилась на сумочку. Этот договор не давал ей спокойно спать. Всю ночь ей снилось, что она оказывается публично униженной перед всем Министерством. Она просыпалась и хваталась за стакан воды на прикроватной тумбочке, понимая, что во всем виновата гробовая тишина в квартире. Пока Рон был рядом, ей никогда не снились кошмары. Одиночество прокралось в ее сны. Если она настолько слаба в своих снах, то что же ей делать наяву?

Гермиона посмотрела на молодого человека, который засмотрелся на ее вырез. Фактически, вырез пиджака и был ее декольте, хоть под ним и была надета майка. Так она чувствовала себя увереннее, хотя скажи ей кто, что она собирается использовать его как оружие против Малфоя, Гермиона тут же бросилась все отрицать. Это был ее инстинкт.

Наконец она завернула круассан в бумагу и положила в сумку. У нее совершенно не было аппетита. Даже ее утренняя пробежка не принесла ей никакого заряда бодрости. Она была заключена в ловушку между своими детскими страхами и обидами и необходимостью срочно найти новую работу. А если Малфой просто пользуется ее положением? Тогда опять же, зачем она ему в отделе? Как будто Гермиона — работник года. Даже Одри была гораздо более продвинутой во всей этой бумажной работе. Гермиона умела читать, но составлять документы… Это было слишком.

Через служебный вход, как всегда, шла толпа работников. Одни шли, широко зевая, другие утыкались в стаканы с кофе. Почти ничем не отличается от волны работников, которая каждое утро ломится в маггловский офис. Кто-то громко обсуждал квиддич, кто-то жаловался на успехи своего ребенка в Хогвартсе. О чем могла бы разговаривать Гермиона? Привет, я тут не знаю, чего от меня хочет старый школьный враг, но все равно, кажется, делаю так, как он хочет? Идиотизм. Она неинтересна даже самой себе.

Вдруг кто-то влетел в нее, решив резко поменять направление. Горячий кофе выплеснулся из чужого стакана прямо ей на пиджак. Гермиона вскрикнула, когда кофе обжег ей руку, которой она пыталась закрыть себя от встречного волшебника. Он даже не извинился и пошел, как танк, к выходу, против толпы. Гермиона осталась растерянно стоять и рассматривать свой пиджак.

— Эванеско! — Чей-то знакомый голос произнес это несколько раз, но черное пятно лишь немного побледнело, все еще заметно выделяясь. — Черт, я совсем не умею пользоваться этими заклинаниями.

— Привет. — Гермионе хотелось расплакаться. Ее Эванеско тоже было средней силы, и кофе оно все равно до конца не вывело бы. Это нужны были специальные заклинания домохозяек, а Гермиона к таковым не относилась. Она сделала все, что могла, и хотя оно не очень бросалось в глаза издалека, вблизи она явно выглядела словно свинья. И еще Рон увидел ее такой. Просто отвратительное начало дня. А она еще собиралась к Малфою.

— Стоит воспользоваться зельем? — Рон аккуратно взял ее за руку. Кожа покраснела и ныла, но Гермиона этого не замечала, поглощенная своими нескончаемыми бедами. — Я на запись пришел, Лаванда, она же уже третьего... — Гермиона умоляюще посмотрела на него. Он замолчал.

— Я пойду, — пробормотала она, мечтая, чтобы Рон не стал больше заботиться о ней. Иначе Гермиона попросту расплачется, не выдержав такого количества напастей. Когда-то она была сильной и решительной, даже когда выгоняла его, но теперь она была лишь глупой истеричкой, которую вымотало одиночество.

— Гермиона, послушай, я… Я просто хотел поздороваться, — смущенно произнес он. Гермиона смотрела на волшебников, которые медленно брели мимо, на огромный памятник в Атриуме, куда угодно, лишь бы не смотреть на него. Осознание собственной ошибки все больше и больше подкрадывалось к ней, ожидая, когда можно будет окончательно сбить ее с толку. Сейчас Рон казался ей почти идеальным. Она просто забыла, как это — жить с ним. Да и что теперь изменишь, ведь у него есть жена и трое детей, и Лаванда ненавидит само упоминание Гермионы, жутко ревнуя. А Гермиона… А Гермиона просто хочет только желать ему счастья.

— Тогда ладно. — Гермиона хотела поскорее добраться до Одри, она ведь точно знает, что делать с этим пятном. Пятно заняло все ее мысли, вытеснив Рона. Так лучше. Плакать уже не хотелось. Она протиснулась мимо него, отпихивая всеми силами воспоминания о том, как когда-то он обнимал ее. Это все время и одиночество, твердила она себе. Она ничего не могла дать Рону взамен его любви, что теперь страдать? Просто отпустить. Как будто это было так просто сделать.

— Гермиона. — Она замерла, не в силах обернуться. — Пожалуйста, приходи на день рождения мамы. Она будет рада тебя видеть. — Гермиона почувствовала себя еще хуже. Лучше бы миссис Уизли ненавидела ее. Так нет, она ее простила и жалела. Жалость. Какое отвратительное чувство. Как будто Гермиона убогая, раз не хочет рожать детей пачками прямо сразу после окончания Хогвартса. Ей и сейчас совсем не хотелось этого делать.

— Я подумаю, — произнесла она скорее сама себе, после чего бросилась к лифтам. Хватит, хватит с нее Уизли, нужно срочно добраться до Одри.

Гермиона снова на кого-то налетела, на этот раз прямо в лифте. Она смущенно отступила, осознав, что не только отдавила кому-то ноги, но еще и, кажется, толкнула в живот.

— Я никогда не думал, что вы мстительна, — охнул кто-то над ней. Гермиона медленно подняла голову. Ну конечно, только этого ей и не хватало. Малфоя. Она отдавила ноги Малфою. Извинение потерялось где-то в горле, и Гермиона только вздохнула. С каких пор она выставляет себя бесконечной дурой почти каждый день? — Хорошо, я понял, извинений не будет. — Гермиона опустила голову, смотря в грязный пол. Если бы Малфой хотя бы не называл ее на «вы», было бы гораздо проще, она бы ответила как-нибудь язвительно.

— Я случайно, — жалко выдавила она.

— Второй раз? — Его рука указала на ее пиджак. Гермиона мысленно застонала. Да, все, здесь можно подводить финишную черту под любой вакансией, не то что у Малфоя. Захотела она выглядеть отлично, вот надела бы черный костюм и никаких проблем, тихо бы застирала дома. Нормальным маггловским способом. — Вы серийная драчунья?

В его тоне было что-то удивительно знакомое, словно она разговаривала не с Малфоем, а со Снейпом. Все маленькие слизеринцы вырастают в таких вот вежливо-ироничных ледяных людей, которые сразу обнаружат твою слабость и будут бить прямо туда.

— Есть немного. — Гермиона отвернулась от него, делая вид, что совершенно не собирается вообще о нем думать. На самом же деле все ее мысли только и крутились вокруг Малфоя. Как ей теперь вообще перед ним появиться с договором? Чертов лифт, ну почему он ползет так медленно!

— Люблю искренних людей. — Его голос звучал так, словно он говорит ей прямо на ухо. Гермиона поежилась. Отвратительное ощущение. Нет, ей совсем не хочется, чтобы Малфой был ей начальником, и так хватает проблем. — Ваше решение по поводу договора?

Что, прямо в лифте? Остальные волшебники даже не смотрели на них. А жаль. Гермиона могла бы завязать с кем-нибудь разговор. Ну почему она такая необщительная? Вот Одри бы мгновенно кого-нибудь узнала. А ей что делать теперь? Черт возьми, неужели ему правда нужен ответ — вот так, в лифте? Главное — не показывать, что она полностью дезориентирована.

— Я не думаю, что это стоит обсуждать в лифте, — медленно повернувшись, произнесла Гермиона. Она собрала все свое достоинство буквально по осколкам, несмотря на ее испорченный пиджак, внезапно проснувшийся голод и встречу с Роном. Делать хорошую мину при плохой игре, так, кажется, это называется. Пойду на дно со своим кораблем.

— Я и не собирался обсуждать, мне нужен только ответ. — Малфой смотрел на нее все тем же равнодушным взглядом начальника, который не собирается терпеть чье-то желание выпендриться. Гермиона мгновенно вновь растеряла всю свою уверенность в себе. Ей бы сюда Гарри, он бы точно никогда не попал в такую ситуацию. Да и Малфой не посмел бы на него так смотреть. Хотя как он смотрит? Остальные бы смотрели точно так же, по крайней мере, так делали даже не начальники, когда Гермиона только устраивалась на работу. Пустое место, вот она что, и их взгляды постоянно об этом напоминают. Ну так зачем Малфою она, если и он думает, что она пустое место? Взять бы и отказать, да только где она возьмет работу, чтобы платить за свою квартиру?

— Я не совсем поняла должностные обязанности, — наигранно уверенно произнесла она, хотя на деле это звучало похоже на «я буду работать кем? Кем? Нет, еще раз, кем?».

— По-моему, там все ясно расписано. Ну что ж, я попрошу записать вас ко мне после обеда. — Малфой вышел на своем этаже, оставив Гермиону пылать от стыда и гнева. Записать ее после обеда! Да чтоб у этого хорька послабление случилось, почему ему постоянно нужно ее унижать? Гермиона вздохнула, прижав руки к щекам. Нужно просто остыть и спросить кого-нибудь более разумного. Хотя обычно она считала себя самой разумной, но эта ситуация с Малфоем делала из нее вовсе какую-то идиотку. Ей так хотелось поговорить с Гарри, но его даже не было в этой стране.

— Что с тобой, милая? — Одри помогла ей с пиджаком быстрее, чем Гермиона успела ее попросить. Гермиона вдруг как-то слабо упала на свой стул, смотря в пространство. — Милая, что случилось? — взволнованно бормотала Одри, опускаясь перед ней на корточки. Она гладила ее по плечу. — Что, ты опять видела Рона? Или Лаванда орала на тебя? Или это из-за пиджака? Брось ты, тоже мне, велика трагедия.

— Почему я веду себя, как дура? — спросила она Одри. Та непонимающе заморгала. Сегодня на ней была длинная темная юбка и непрозрачные колготки в рубчик. Кто вообще носит такие колготки, кроме Одри и маггловских бабушек? Но это был привычный ей образ ее подруги и начальника по совместительству.

— А кто тебе сказал, что ты дура? — обеспокоенно спросила Одри, успокаивающе касаясь ее волос. — Милая, ну что произошло, расскажи, а то я совсем ничего не понимаю, ты так выглядела… Ну, сама знаешь, когда. — Гермиона вздохнула. Что же ее так расстроило? Ну не Малфой же, вот еще, много чести ей расстраиваться. — Опять Рон, да?

Гермиона поколебалась, затем все же кивнула.

— Он все еще нравится тебе? — Гермиона задумалась. Нравится? Или нет? А что значит нравится? Ей просто не хватало его. А может, в принципе не хватало мужчины? Было время, когда она была просто счастлива жить одна.

— Мне кажется, я уже не знаю, что значит нравится, — призналась она, кладя руки на стол и пряча лицо.

— Ну, может, тебе будет легче, если ты представишь другого мужчину рядом и поймешь, нужен тебе просто кто-то или именно Рон, — тихо предположила Одри. — Хотя я вообще-то тоже иногда так делаю. Знаешь, когда Перси очень кричит. — Гермиона удивленно посмотрела на нее. Одри неловко протирала очки, скрывая взгляд. — Но я понимаю, что я больше не хочу ни к кому привыкать. Может быть, у тебя другая ситуация?

— Я даже не знаю, кого представить, — призналась Гермиона, тяжело вздохнув. Гарри? Но Гарри ей всегда не хватало, даже с Роном, ведь он был ей, пожалуй, самым близким другом. Думать о нем, как о мужчине, Гермионе совсем не хотелось. А кого тогда? Малфоя? Она вдруг громко засмеялась.

— Гермиона, ты меня пугаешь, — призналась Одри.

— Я просто представила Малфоя. — Гермиона вытерла уголки глаз. — Вот глупо выглядит. Нет, наверное, мне правда не хватает Рона, и я клиническая идиотка. Вот и все. Живу теперь с этим. Могла бы уже полк нарожать и пережить все эти ужасные зубы, подгузники, кормления. Потерпела бы и не страдала так, да?

— Зачем ломать себя? Если ты не хочешь детей, то их не надо рожать просто потому, что они нужны кому-то другому. В конечном итоге они почувствуют, что ты их не хотела и не любишь, и вырастут очень несчастливыми людьми. Не нужно так. — Одри села на стул для посетителей. — Дорогая, ты слишком зациклилась на Роне. Тебе нужно найти работу среди других мужчин, чтобы ты хотя бы узнала, что это такое — видеть, что ты нравишься, и иметь возможность выбирать. Ты ведь настоящая красавица. — Одри посмотрела на себя в зеркало, которое висело на двери.

— Одри, я тебе миллион раз предлагала пройтись по магазинам. Спорим, ты отлично выглядишь без этих вещей, украденных у бабушки Второй Мировой? — Одри смущенно пожала плечами.

— Я не хочу выглядеть по-другому, я ведь такая и есть, и мне так удобно. Тем более, что я не хочу ни перед кем красоваться, у меня ведь есть муж. А тебе это просто необходимо. — Гермиона вздохнула. Поменять тему не получилось.

— Где я должна тебе его искать и как? Кому такая истеричка, как я, нужна? — Гермиона посмотрела на свою сумку. Она была так страшно голодна, что попросила Одри поставить чайник. Наконец они принялись за чай, разделив вкусную булочку пополам. Она рассказала Одри о предложении Малфоя, и та вместо ужаса почему-то улыбнулась.

— Я считаю, тебе точно нужно перевестись туда. — Гермиона посмотрела на нее, как на монстра. С чего вдруг Одри так считать? — По-моему, ты зря думаешь, что ведешь себя, как дура, если после всего, что ты натворила, Малфой все равно зовет тебя к себе на работу.

— Он больной и хочет меня унизить, — словно заклинание, скороговоркой пробормотала она. — Хватит мне домыслов, я и так теперь ночью плохо сплю из-за этого хорька.

— Гермиона, ты слишком волнуешься для человека, который демонстрирует, что равнодушен ко всему. — Гермиона подула на чай. Она не понимала, о чем говорит Одри. — Ладно, просто сходи, и все. Если ты правда не понимаешь, почему без соответствующего образования должна этим заниматься, просто приди и спроси, а не поступай, как маленькая девочка в песочнице. Он выглядит вполне взрослым и адекватным человеком, может быть, ты все еще путаешь его с маленьким Малфоем?

— Ты теперь весь день будешь меня пилить? — Одри скромно кивнула. Гермиона застонала.

— Ладно, я пойду к нему после обеда. — Гермиона ткнула пальцем в нос Одри. — Потому что он сам так сказал, а не потому, что я демонстрирую трусость, ясно?

Одри кивнула. А потом показала ей язык.

* * *

Заколдованный круг. Она теперь каждый день будет так сидеть в пустом кабинете и ждать, пока его величество Малфой вернется с обеда. Она постучала по столу костяшкой пальца. Поковыряла стул. Поправила юбку. Закинула ногу на ногу. Что за черт, почему он вечно опаздывает? Гермиона выпрямилась. Просто невозможно сидеть спокойно, может, она напишет записку и уйдет? Эта мысль принесла ей облегчение. Да, именно так она и сделает. Она потянулась за бумагой, когда голос Малфоя за ее спиной заставил ее снова вздрогнуть, уже второй раз за день:

— Я, конечно, думал, что это мой стол. Поправьте меня, если я не прав. — Гермиона возвела глаза к потолку.

— Я просто хотела написать записку, сижу тут уже полчаса, — пробормотала она обиженно. Почему так нужно вывернуть все ее действия? Или это у них рефлекторно, у слизеринцев, получается?

— Прости, — вдруг произнес Малфой. Гермиона посмотрела на него во все глаза, думая, что ей, наверное, послышалось. Он выглядел крайне усталым, буквально едва держался на ногах, и Гермионе захотелось… Ничего ей не захотелось, глупость какая. Сам справится. Может даже упасть тут. Это не дело Гермионы — лезть в чужую жизнь, особенно Малфоя. — Я еще не ел сегодня ничего. Пойдем… Пойдемте, миссис Уизли. — Он снова взял свою мантию, которую только собирался повесить на спинку кресла.

— Да Грейнджер я, — взорвалась Гермиона, устав слышать эту фамилию. — Грейнджер.

Малфой посмотрел на нее с ноткой удивления, но, кажется, был слишком усталым, чтобы что-то выяснять и спорить.

— Хорошо, мисс Грейнджер, теперь можно я пойду пообедаю, а вы мне по пути расскажете все, что вас так смущает? — Он повернулся к ней спиной, закрывая окно для записочек с помощью магии. Гермиона растерялась. Это что, идти с ним куда-то? Она запаниковала. Что делать? Что сказать? — Или у вас есть дела?

— Да нет, нету, — быстрее, чем успела подумать, буркнула Гермиона. Пока он не видел, она бесшумно хлопнула себя по лбу. Класс, лучше и ответить нельзя, теперь отказ будет равен неуважению и всему прочему. Почему она так держится за эту вакансию, Невилл, наверное, сто процентов взял бы ее преподавателем в Хогвартс…

— Тогда причин не идти со мной тоже нет? — спокойно спросил Малфой уже от дверей, смотря на нее так, что Гермиона поняла — это, собственно, только ей нужно, что-то у него спрашивать, а сам он просто хотел есть. Гермиона послушно вышла, не понимая, как ей себя вести. Это явно был не тот Малфой, которого она помнила. И она уже не та. Почему бы ей просто не поговорить с ним, как с нормальным человеком? Брось эти изматывающие попытки что-то понять.

— Вроде нет, — запоздало пробормотала она, следуя за ним в коридор к лифту. Малфой шел быстро, так же, как раньше летал с важным видом его отец, но Люциус Малфой казался напыщенным индюком, его сын же… просто уверенным в себе и усталым человеком. Почему он такой усталый? Он же вообще может не работать, с его состоянием?

— Никаких вопросов, пока я не поем, — предупредил он ее уже в лифте, прервав неловкое молчание. Впрочем, молчание быстро воцарилось вновь. Гермиона разглядывала стены лифта, думая о том, как спросить, не сошел ли Малфой с ума, раз хочет поменять законы в пользу магглорожденных. Может, сообщить кому? Может, он уже переработал свое?

Наконец она вышла за Малфоем на солнечную улицу. Он повел ее куда-то за угол, но не к ее пекарне, а к соседнему кафе.

— Я тут завтракаю часто, — бросил он ей через плечо. — Впрочем, странно, что вы меня не видели. — Гермиона посмотрела за витрину, туда, где виднелись столики ее пекарни. И правда, видно. Он что, на нее смотрел? Гермиона похолодела. Нет, он, очевидно, что-то задумал, и давно. Врал он все, что не знал, где она работает.

Гермиона заказала какой-то салат, тыкнув пальцев наобум. Есть опять не хотелось. Она заказала, просто чтобы в нужный момент ее громкий живот не сообщил, что пуст.

Впрочем, он предал ее быстрее.

— Плохая привычка — пропускать обед, — резюмировал Малфой, занимая столик у окна. Вокруг обедали остальные волшебники из Министерства, кто мог себе это позволить, но в основном брали из дома. Гермиона тоже обычно готовила себе с собой что-нибудь простенькое, чаще таская у Одри какие-нибудь действительно вкусные штуки в виде запеченной картошки или пирожка.

— Думаю, да, — неловко согласилась Гермиона. Она снова посмотрела в сторону своей пекарни. Как ей там теперь завтракать, учитывая, что Малфой на нее смотрит? Тут аппетит пропадет навечно, и Гермиона умрет от голода. Она поерзала на стуле. Малфой тоже смотрел в окно, ожидая, пока доставят заказ.

— Стоит туда зайти? — Гермионе показалось, что она что-то прослушала. У Малфоя были такие синяки под глазами, как будто он не спал год! Это болезнь какая-то?

— А? — ответила она совсем глупо, понимая, что все равно наобум не ответит правильно.

— Я про пекарню. Стоит туда зайти? — Он махнул рукой в сторону пекарни, ничуть не раздражаясь на ее проявления тупости. Гермиона мысленно вручила себе медальку за новые достижения в том, чтобы выглядеть перед Малфоем умственно отсталой.

— Мне нравится, — коротко ответила она. Наконец-то принесли ее салат, но Гермионе было неловко приниматься за еду прежде, чем ее доставят Малфою.

— Этим отличается хороший ресторан от забегаловки. Гордон Рамзи, например, никогда не позволяет себе доставлять еду за один столик в разное время. — Гермиона ответила что-то вроде «угу», ущипнув себя за столом за руку. Нет, вроде не спит, тогда какого черта она сидит тут и пытается вести светскую беседу с Малфоем? Ее живот простестующе застонал так, словно умирал от голода, хотя Гермиона совсем не хотела есть. Она стремительно покраснела, мечтая, чтобы немедленно изобрели заклинание, затыкающее эти звуке в зародыше.

— Ешь, я переживу еще пять минут. — Гермиона неуверенно взяла вилку. Она вообще не хотела есть, а он подумал, что это она стыдится есть, пока он голодный. Да ей вообще плевать, что с Малфоем происходит, просто хотелось встать и уйти, чтобы не испытывать этой неловкости. Малфой, наверное, веселится в душе над ее видом загнанного кролика.

Хотя нет, он правда голодный и усталый.

Мы о Малфое вообще? Гермиона вздохнула.

— Ладно, я готов отвечать на вопросы. — Малфой сложил руки под подбородком, внимательно смотря на нее. Гермиона поняла, что в голове ее вакуум. Никаких умных слов. Куда делась ее начитанность?

— У меня нет походящего образования, — наконец выдала она спустя минуту молчания. Нет, она хотела спросить не так, но это хоть что-то.

— Порочный круг. Именно это я и хотел передать вам в виде законопроектов, которые давно нужно было поменять, — спокойно ответил Малфой. Наконец принесли его еду, и он принялся разрезать мясо. Он же его режет ножом! Рон весь кусок насаживал на вилку и откусывал со всех сторон. Что ни говори, а чистокровных правильно воспитывали.

— Я ничего не понимаю в и законах, и в этом языке, — попробовала еще раз Гермиона.

— Достаточно того, чтобы вы понимали смысл. У меня сидит свора юристов, обладающих этим языком, они даже в какой-то маггловский университет ездили, где обучают так писать, — пожал плечами Малфой. Он ел быстро, но крайне аккуратно. Гермиона зачарованно следила за движением его рук. Ей даже было стыдно есть свой салат. Она же будет хрустеть, как кролик, на все кафе! И это учитывая его издевательства относительно ее зубов на первом курсе. Привет, мозг, ты мог подумать об этом на стадии заказа? Теперь уж хрусти и страдай. Еще и с сухарями. Вообще классно.

— Они… Они же будут касаться магглорожденных, — совсем тихо пискнула Гермиона. Аргументы кончались.

— Мы это повторили пять раз, — невозмутимо произнес Малфой. Он умудрялся как-то есть и говорить так, чтобы рот при этом не был забит едой. Куда там до манеры Рона запихать все за щеки. Слишком много Рона. Что там Одри говорила? Представим Малфоя. Где, в ее маленькой квартире, полной маггловских изобретений? Его удар хватит. И вообще, зачем ей где-то представлять Малфоя?

— Ты же ненавидишь грязнокровок, — прошептала она, испытывая гнев, стыд и отчаяние одновременно. Это слово преследовало ее семь лет, а теперь она должна сама так себя назвать.

— Нет, — просто ответил Малфой. — Это все? Другие объективных причин отказываться выходить на работу завтра нет?

— Как завтра? — похолодела Гермиона. Ее голова закружилась так сильно, что она должна была схватиться за стол. Какой уж тут салат, если она должна так быстро решиться на что-то. Она четыре года пряталась от всяких решений после одного своего идиотского, что, опять? А если она решит неправильно?

— Если нет других проблем, то стоит приняться за работу уже завтра, — повторил Малфой. Он пил кофе так, словно это была вода. — Проблемы есть?

Миллион. Гермиона потрясла головой, решив, что Малфой сам поймет, согласилась она или отказалась.

— Отлично, тогда завтра в девять на работе.

— В девять? — охнула Гермиона.

— Если хотите успеть получить новый пропуск и не потерять ни одного дня для следующей зарплаты. — Он заплатил за них обоих, воспользовавшись тем, что Гермиона застыла, как пораженная заклинанием. Она очнулась только тогда, когда официант забрал деньги, а Малфой уже ушел.

— Может быть, что-нибудь еще? — обратился к ней официант. Гермиона покачала головой.

Куда уж больше. И так хватит.

Гермиона перевернулась на другой бок. Пять утра. Какого черта? Ей стоило выпить что-нибудь, чтобы расслабиться, но теперь уже поздно, не пойдет же она дышать алкоголем на Малфоя в первый рабочий день. Хотя Гермиона вообще почти не пьет. Она пыталась заедать стресс, но округлившееся лицо в зеркале ее напугало, и тогда она начала бегать по утрам, сидеть завтракать вне дома, делать все, чтобы забыть о своем стрессе одиночества. Он появился совсем недавно. Было ли это связано с тем, что Лаванда родила своего первенца? Гермиона уже не помнит.

Одри хлопала в ладоши и радовалась за нее. Гермиона обняла ее и сообщила авторитетно, что никуда не собирается без нее уходить, на что Одри проворчала, что ей пора найти себе мужчину, а не женщину. Гермиона только показала ей язык. Лишь бы не показать свой страх перед Малфоем, вот что. Она абсолютно не представляла, что ее ждет сегодня. Похоже, она поняла механизм синяков под глазами Малфоя. Еще пара таких дней, и она обзаведется такими же. Или лучше просто напьется и вырубится. Отличный план. Рон иногда ходил пить с Томасом и Финниганом, но Гермионе было не с кем пить. Джинни не было в стране так же, как не было Гарри, а Одри не пила. Так и с кем ей проводить свободное время? Луна была для нее непонятна до сих пор, а особенно ее муж, очень ей подходящий по степени своей странности. Как ни крути, Гермионе пришлось бы сидеть в одиночестве.

Гермиона перевернулась на спину. В полумраке ее комната выглядела вполне уютно. Когда-то ее так раздражал вечный бардак, который устраивал Рон, когда бросал одежду на кровать в поисках чистой, когда уходил, оставив все как есть, когда заваливал стул так, словно он был шкафом, вытаскивал по три рубашки сразу и носил то одну, то другую, забывая, какая чистая, а какую он уже надевал. А носки… Носки были кошмаром для Гермионы. Когда она наконец увидела свой ковер в спальне чистым и лишенным этих предметов одежды, Гермионе здорово полегчало. Она готова была признать, что без Рона ей было лучше. Тогда.

Она посмотрела на время. Полшестого утра. Можно уже вставать, ведь даже если она уснет, то проспит все на свете. Она зажгла свет в ванной, смотря на свое отражение. Как можно сходить с ума от одиночества настолько, чтобы представлять кого попало у себя дома? Нет, предложение Одри по поводу Малфоя просто смехотворно. Его же сюда даже не затащить, в маггловское жилье! Гермиона вдруг улыбнулась. Наверное, было бы забавно. А затем вспомнила, что ей не тринадцать и у нее нет лучших друзей, которые это бы оценили. Теперь нет.

Она посмотрела на несколько одиноких баночек с кремом. Ее мама всегда говорила, что нужно заботиться о коже, и, в принципе, она действительно хорошо выглядела для своих лет, но Гермиона не стремилась сохранять молодость. А для кого? Иногда ей казалось, что она так и проведет в этой квартире остаток дней. Ребенок… Что изменил бы ребенок? Сделал бы ее злее на пару лет, а потом, может, и ничего. Откуда в ней вдруг эти мысли? Гермиона посмотрела на себя еще раз в зеркало. Так, нет, раз потеряла Рона из-за этого, то этой мысли и следуй. Если она перестанет думать так же, как и четыре года назад, она попросту сойдет с ума от осознания страшной потери.

Хотя какой страшной, он бы потребовал восьмерых, а Гермионе потребовалось четыре года, чтобы подумать, что один ребенок может и не так испортить ей жизнь. Нет, хватит. Нужно думать о первом рабочем дне, который абсолютно не за горами. Как ей вести себя с Малфоем? Этот вопрос так и не нашел своего решения. Как с вредным хорьком? Но он больше совсем не напоминает хорька, да и вообще аристократичного индюка. Что она вообще знала о Малфое? Вроде бы, он женат. Или нет? Или да? Какая разница, черт возьми, как будто это поможет ей понять, что теперь делать и как себя вести.

Гермиона посмотрела за окно. Еще слишком темно, чтобы отправиться на пробежку. А что же делать? Гермиона вернулась в спальню. Здесь, на маленькой полке, сохранились книжки, которые она взяла с собой из дома, когда съезжалась с Роном. Эта квартира досталась ей от бабушки, и еще ее родители сделали в ней ремонт, но Гермиона не чувствовала ее своей, словно бабушка стоит и осуждает ее за все, что Гермиона здесь делает. Когда она в последний раз читала? Она каждый раз начинала проецировать книги на себя, и чтение перестало ее увлекать. Когда-то она читала столько книг в год, что повергла бы в шок любого, кто услышал эту цифру, но теперь деградировать с каждым днем было попросту безопаснее. Она потеряла себя, даже если пыталась предотвратить это, порвав с Роном. Именно это, вопреки логике, и привело ее к этому отупляющему одиночеству.

Наконец она выбрала какую-то. Кажется, эту ей подсунула мама, заявив, что в браке иногда хочется получить романтики, и лучше брать ее из книг, чем изводить мужей. Гермионе вообще не хотелось читать романы, но ей уже было лень вставать с кресла. Это была книга какого-то француза, Марка Леви, который писал про двух холостяков. Гермионе сперва показалось, что их разговоры ей совсем не интересны, но в конце концов она увлеклась, дочитав аж до восьми. Только когда она осознала, что остался час до работы, она в спешке принялась искать приготовленный на сегодня костюм. Куда же она его дела? Квартира была маленькой, но почему-то Гермиона потратила минут пять, тупо пялясь в шкаф. Нет, она оставила его в маленькой гостиной, впрочем, и гладильную доску. Она предпочитала пользоваться утюгом, потому что абсолютно не умела пользоваться нужным заклинанием. Наконец она переоделась, в панике пытаясь найти туфли. Почему же она так не собрана, если обычно всегда оставляет костюм на завтрашний день вместе с туфлями на одном и том же месте? Наконец к половине девятого она вышла из дома, спеша позавтракать. Ее любимый столик, ее кофе, ее круассан. Хотя бы десять минут, но есть передохнуть. Как назло, сонливость начала брать свое, и Гермиона принялась дуть на кофе, чтобы выпить его залпом.

— Какое неуважение к древнейшему напитку. — Гермиона медленно опустила стакан. Хорошо, что она слишком устала, чтобы вздрагивать. Свой темно-рыжий костюм она обожала больше всего, хоть он не особенно ей шел. Зато он был удобен и точно так не скрыл бы пятна от кофе. На этот раз она не должна теряться, хоть за каким-то чертом Малфой приперся в ее пекарню. Ее место для завтрака! Гермиона испытала всплеск раздражения.

— Мало спала, — резко ответила она. Хотелось сказать, что стул напротив нее занят, но тогда она выглядела бы еще глупее. Кем, привидением ее бойфренда? Отошел в туалет? Уснул там или умер? Я за ним схожу, может быть? И тоже там умру.

— Понимаю. — Он вдруг перестал обращать на нее внимание. Гермиона осторожно принялась изучать его. Кажется, он действительно сильно изменился. Он совсем не похож на ребенка с вызывающим поведением, ни на самодовольного придурка, ни на испуганного парня. Он вообще на себя не похож.

— Я уже сегодня должна буду начать работу? — рискнула спросить Гермиона. Как вообще можно уважительно обращаться к тому, кому врезала на третьем курсе? Она решила, что просто будет избегать фраз с местоимениями.

— Нет, конечно, посидите, чайку попейте, — невозмутимо произнес Малфой. Он ничего не ел и не заказывал из еды, только кофе. Чертов двойной эспрессо.

— А в чем смысл, если в закон нужно будет добавить одну фразу, и то это будет делать кто-то другой, владеющий этим языком? — Гермиона посмотрела на волшебников, спешащих за угол, ко входу в Министерство. А ведь они почти не выделялись в толпе магглов, или же магглы стали сами по себе странно одеваться? Вон та девушка в странном платье, она вроде не повернула к Министерству, а пошла дальше.

— А мне не нужно, чтобы их переписывали вы, — с досадой произнес Малфой. Весь его вид словно говорил о том, что он разочарован мыслительными способностями Гермионы. Она яростно стиснула ложку в руках. Что за игру он ведет? — Мне нужен… ответственный человек, который выдержит напор всего волшебного мира. Не доброжелательный, смею заметить.

— Напор… — Гермиона вдруг словно прозрела. Черт возьми, такое изменение поднимет целую бурю, начнется огромный скандал, а принимает законы ведь не Малфой, их еще нужно отстоять, доказать всем: от министра до последнего чистокровного наследника. Ее возненавидят и полюбят одновременно, особенно если она сможет доказать их правильность. Что за черт… — Козел отпущения, да? Тебе нужен козел отпущения.

— Зачем такими выражениями портить такую идею? Мне нужен символ, мисс… Грейнджер. Символ новых реформ, для которых общество созрело, но еще не понимает этого. — Малфой разом выпил дикую концентрацию кофеина, от которой Гермиона, к примеру, не может спать два дня. После этой отвлеченной мысли ее накрыла паника. Она не готова становиться никаким символом, какой из нее, к черту, реформатор, если она дома телевизор включает, чтобы не осознавать своего одиночества?

— Нет, — решительно произнесла она. — Это невозможно вынести в одиночку, нет.

— Кто сказал вам, что вы будете совершать это в одиночку? — поднял бровь Малфой. Гермиона вернулась к главной своей проблеме. Это Малфой, или кто-то напился оборотного зелья? Она поискала признаки хоть какой-то склянки. Но нет, в его костюме даже не было карманов. Только для палочки. Черт.

— А с кем? — дрогнувшим голосом произнесла Гермиона. Прошли те времена, когда она могла выступать за правое дело, тем более, что тогда это были всего лишь домовики. А тут, черт возьми, половина волшебного мира.

— Здесь больше никого нет, мне кажется, ответ очевиден. — Гермионе показалось, что он усмехнулся. Но нет, это всего лишь игра ее памяти и воображения. Да что за ерунда происходит? Малфой просит ее начать кампанию невиданных масштабов, обещая поддержку. С ума сойти. Он действительно думает, что Гермиона так легко в это поверит?

— Почему не Гарри? — вырвалось у нее. Вообще-то она хотела спросить совсем другое, но почему-то испугалась произносить вслух. Как будто эти слова, произнесенные вслух, напугают ее еще больше.

— Если я правильно помню, Поттер — не магглорожденный. — Гермиона ожидала, что он поморщится, или скривится, или хоть как-нибудь отреагирует на имя Гарри, но нет. Что за сдвиг в его мозгах? Но почему-то его иное отношение к Гарри ее слегка успокоило. Значит, это не персонально к ней другое отношение. Или стоп, она что, думала, что Малфой это все хочет устроить из-за нее? Что за неведомые дебри теперь ее мысли, если она способна подозревать такое? Она слишком долго прожила в одиночестве. Хотелось бы ей внимания? Конечно, но не целого волшебного мира.

— Ну и что, его все уважают, — возразила Гермиона. Малфой взглянул на волшебные часы на руке. Они снова горели. Он бросил деньги на стол: даже на взгляд больше, чем стоит его кофе. Гермиона поспешно рылась в сумочке. Черт, она что, забыла деньги в этой утренней суматохе? Кажется, она вчера вообще расплатилась волшебными деньгами в маггловском магазине. Ей нужно было бы сходить к врачу, ее рассеянность начинала достигать невиданных размеров.

— Вы идете, мисс Грейнджер? — нетерпеливо произнес Малфой. Гермиона покраснела — ей придется сделать вид, что так и надо, ведь спорить о деньгах, их не имея, она не могла. Пришлось задавить гордость и молча выйти за ним на улицу. Улица шумела на разные лады, но стоило свернуть в переулок, как и всем волшебникам, как все звуки мгновенно как отрезало. Волшебники, идущие на работу, в основном молчали.

— Дело не в том, кто кого уважает, — тихо произнес Малфой. — А в том, кто от рождения понимает. Без этого вам никто не поверит. — Гермиона испытала дикое желание еще раз себя ущипнуть. Она просто покорно молча шла за ним, пока не пришлось разделиться. Когда она оказалась в Атриуме, она обнаружила, что Малфой ждет ее. Он стоял ровно, ничуть не беспокоясь, куда деть руки, как это делала бы Гермиона на его месте, а над его головой уже крутилась стайка записок. Одна особо дерзкая попыталась спикировать к нему, но Малфой отмахнулся.

Ладно, давайте подумаем о том, как же странно выглядит Малфой, который ее ждет. Малфой. Ее. В своем дорогом костюме. Чрезвычайно усталый. Малфой!

— Каково ваше решение, мисс Грейнджер? — спросил он неожиданно, когда они уже заходили в лифт. — Я не прошу вас революционировать прямо с утра, в самом деле, — добавил он уже мягче. Гермионе пришлось встать к нему спиной, испытывая дежа-вю. Ну, хоть не топталась на его ногах на этот раз, достижение, мисс Грейнджер!

Гермиона хотела подумать. Но мелькнувшая рыжая шевелюра заставила ее похолодеть. О нет, давай сделаем вид, что ты меня не знаешь, а я сделаю вид, что не еду с Малфоем в его отдел. Работать в его отделе. Да это же звучит, как предательство. Это и есть предательство для маленькой гриффиндорки, для Гермионы Грейнджер этого года это уже способ не потерять источник дохода вообще.

— Гермиона, привет! — Ну почему он так счастлив ее видеть, как будто она не выгнала его на улицу четыре года назад?! — Я как раз к тебе в отдел. — Гермиона кисло улыбнулась. Класс. Именно сегодня. Давай, расскажи ему, говорила себе Гермиона. Расскажи, что перешла работать к всем известному хорьку.

Лифт открыл двери на этаже ниже нужного ей. Гермиона напряглась. Слов она не находила. Слишком часто она стала терять дар речи, но говорить о своем почти падшем положении она не могла. Рон же возненавидит ее! Что делать?

На ее плечо легла рука. Рука Малфоя! Гермионе показалось, что она сейчас остановит чертов лифт, заорет и выбежит на первом попавшемся этаже. Слишком много непонятного, слишком много нереального. Хотя вообще-то нужно было наорать на него и потребовать вообще ее не…

Она вдруг увидела выражение лица Рона. Ему словно врезали в челюсть. Он смотрел поверх ее плеча. Гермионе тоже очень хотелось туда посмотреть. Или наорать, а потом посмотреть. Иными словами, Гермиона вообще не знала, как ей реагировать.

— Мисс Грейнджер, нам пора, если вы не хотите начать свой первый рабочий день с опоздания. — Гермиона послушно двинулась мимо Рона, не понимая, почему он выглядит... уязвленным. Он же должен орать, как резаный, озвучивая все ее собственные робкие мысли. Так почему же он молчит?

— В смысле первый рабочий день? — едва проговорил он. Гермионе хотелось броситься назад и все ему объяснить, однако она не могла. Во-первых, Малфой мешал ей физически. Во-вторых, морально. Со стороны это выглядело бы просто жалко. Орать на него Гермиона передумала: надо же ему было выйти, вот он и подвинул ее, положив руку на плечо. Как будто ему есть дело до ее личной жизни.

— Я все еще жду вашего решения. — Малфой посмотрел на нее, замерев перед дверью своего офиса.

— Ну, я же здесь, — смущенно пробормотала Гермиона. Пути назад не было. Даже если бы она очень хотела. Теперь нужно было просто попытаться жить дальше.

* * *

Одри собирала коробки в тот момент, когда Гермиона забежала на обед. Она с благодарностью посмотрела на свою подругу, обнаружив, что все ее вещи, даже книги со стеллажей, уже аккуратно собраны.

— Здесь был твой бывший муж, — тут же сообщила Одри, миновав приветствие.

— Рон? — слабо переспросила Гермиона.

— А у тебя много бывших мужей? — фыркнула Одри. — Он заикался и выглядел явно нездоровым, кажется, он пытался спросить меня, почему ты работаешь у Малфоя.

— И что ты сказала? — Гермиона открыла коробку. Сверху была фотография ее, Гарри и Рона, спрятанная в ящик стола сразу после развода.

— Я же не сказала, что он спросил, он только пытался, — пожала плечами Одри. — Потом сам себе что-то пробормотал про какого-то хорька и ушел.

Гермиона постаралась более ли менее объективно пересказать все, что случилось этим утром. Без ее эмоций все выглядело словно бы обычно, и Гермиона задумалась о том, почему ей самой это кажется вечностью. Присутствие Малфоя в принципе волнует ее само по себе, рождая миллион вопросов, а теперь еще и это! Но почему с голыми фактами этот рассказ кажется ничем не примечательным?

— Дорогая, у тебя с Роном отношения, как жертвы с маньяком. — Одри усадила ее на стул. — Что-то вроде Стокгольмского синдрома. Ну разве ты не помнишь ваших скандалов, как ты не хотела идти домой? Он хотел сделать из тебя домохозяйку, которой ты стать не можешь. Я понимаю, что время лечит, но он нравится тебе сейчас снова потому, что домохозяйка у него уже есть, да он и сам это понимает.

— И что, я не имею права сохранить чувства к Рону, даже если сама во всем виновата? — раздраженно заметила Гермиона, крутя пуговицу на рукаве.

— Рон — энергетический вампир, которому нравится приходить и видеть, как ты снова по нему страдаешь. А ты и рада. — Одри взяла ее за руку. — Я думаю, Малфою это видно так же, как и любому, кто смотрит на вас со стороны. Если он хочет, чтобы ты исполнила подобную работу — что, кстати, просто здорово — то твои проблемы будут тебе мешать. По-моему, он просто здорово осадил Рона. Не вздумай только разубеждать его, что между тобой и Малфоем что-то есть.

— Между мной и Малфоем? А он что, так подумал? — ужаснулась Гермиона. Она закусила губу. В последнее время все слишком часто стало выходить из-под ее контроля. А все из-за Малфоя.

— Глупая, это же идеальный вариант перестать тебе от него зависеть. — Одри вдруг словно о чем-то вспомнила. — И да, я отправила ему твое кольцо, мол, нашла в офисе на полу за шкафом.

— Одри! — теперь Гермиона злилась. — Я тебя об этом не просила!

— Я и не собиралась спрашивать. Тебе нужно оставить его в прошлом, — снова повторила Одри. Она вернулась к шкафу и коробке. — Сейчас ты этого не понимаешь, но тебе это здорово мешает двигаться вперед. И то, что Малфой предлагает тебе — это просто отличная возможность вернуть старую, уверенную в себе Гермиону.

— Но это же… Это же сделает мою жизнь невыносимой! — Гермиона отчаялась спорить с Одри. Та была непреклонна, потому что… потому что права. Но Гермионе было невыносимо трудно ей возражать.

— Пора вылезти из своей раковины, — резюмировала Одри. — И сказать Малфою спасибо, но, думаю, для последнего ты еще не готова.

— Как будто он это все ради меня затеял. — Гермиона посмотрела на часы. Ее обед заканчивался, а она даже не перекусила ни крошки. В животе заурчало.

— А почему нет? — Гермиона наградила Одри страшным взглядом, но та лишь рассмеялась и принялась рыться в сумке. Наконец она вытащила сверток с сэндвичами в фольге, протянув их Гермионе. — Пожалуйста, начни снова есть, а то похудеешь и разонравишься Малфою. — Она подмигнула.

— Одри! — возмущенно воскликнула Гермиона. — Спасибо. — Она развернула бутерброды. Что же она будет без своей подруги делать? Для начала, умрет с голоду.

* * *

Гермиона оттолкнулась от стола. После обеда она побывала уже, должно быть, в тысяче мест, сперва оформляя пропуска, затем роясь в архиве. Малфой протянул ей лишь копию закона, с которого она должна была начать. Это был именно тот, который не позволял таким, как Гермиона, учиться сразу после Хогвартса. У нее была пара идей, как оправдать свое утверждение насчет права магглорожденных, но она абсолютно не представляла, что начнется, когда этот закон дойдет до Совета Визенгамота. Отправить примерный вид на понятном языке этого закона было совсем не сложно. Это заняло у нее всего лишь полчаса. Весь вечер она убивалась над одним единственным вопросом, который был написан на служебной записке красивым наклонным почерком Малфоя.

«Почему этот закон должен быть изменен?»

Гермиона потерла лоб. У нее болела голова. Малфой не сказал ей, когда именно она должна быть готова, но ей казалось, что сколько времени ни дай, она не справится. Отупела ли она за четыре года? В этом не было никакого сомнения. Наконец Гермиона взглянула на часы. Пора было собираться. Грамотного ответа на вопрос у нее так и не было.

— Здесь не доплачивают за переработки, мисс Грейнджер. — Гермиона потерла глаза. Она слишком устала, чтобы вообще волноваться без конца в его присутствии.

— Я не понимаю, что мне делать. — Она смяла бумажку с примерным текстом в своих руках. — Не могу ничего придумать.

— Вам…

— Прекрати называть меня на «вы», как будто между нами пять лет разницы, пожалуйста, — взмолилась она, понимая, что голова ее сейчас лопнет.

— Грейнджер, ты не должна ничего придумывать, — с трудом перешел на иное обращение Малфой. — Это должно идти от сердца, иначе никто тебе не поверит. Неужели у тебя нет никакого желания ничего изменить?

— Есть, но… Что толку говорить, если надо делать? А те места, где они будут обучаться, на это же нужны деньги или квоты, я не знаю. — Гермиона посмотрела на погасшее табло. В офисе больше никого не было, а она даже не заметила, как остальные ушли.

— Пойдешь первой, — невозмутимо произнес Малфой. Он не садился, оставался стоять над ее душой. — Отучишься на отлично, как умеешь, и народ пойдет.

— Я не могу даже объяснить, почему это нужно, потому что не знаю, почему нельзя.

— Чистокровные дети знают устройство волшебного мира с рождения. Они знают все, от истории и легенд до нынешнего строя еще до поступления в Хогвартс. Они не потеряются, если спросить их, кто был министром магии до их рождения. — Гермиона задумчиво смотрела на него. Он прав. — Никто не говорит, что мы не имеем право изменять систему образования, не касаясь Хогвартса. Если выравнять магглорожденных и чистокровных к концу седьмого курса, разницы не будет никакой.

— А как быть тем, кто уже отучился в Хогвартсе? — Гермиона устало отложила перо. — Слишком много для одного дня.

— Визенгамот согласился выслушать нас через неделю. У тебя есть неделя, чтобы придумать достойную структуру всей концепции.

Гермиона посмотрела на него, испытывая ужас. За неделю? Это же невозможно…

— Я помогу тебе, — бросил через плечо Малфой. — Но не буду работать за тебя целиком.

Гермиона неловко крутилась возле маленького зеркала в ванной. Когда живешь одна, то сложно определить, не помялся ли костюм и не испачкалась ли юбка, целы ли колготки и как она выглядит в целом. Только после этой мысли она вдруг осознала, что могла бы просто трансфигурировать зеркало и сделать его в полный рост. Удивительно, как быт среди магглов убивает в ней все мысли о волшебстве. Гермиона вздохнула и взяла косметичку. Все вокруг нее сияло чистотой: вчера Малфой буквально выгнал ее из офиса на час раньше, чтобы она подготовилась к слушанью. Всю эту неделю Гермиона стоически училась снова размышлять, и вчера ей начинало казаться, что она справится, однако стоило ей оказаться в давящей тишине квартиры, как волнение взяло верх. Она убивала его уборкой, просмотром телевизора, книгой, алкоголем — всем, чем угодно, лишь бы уснуть. Наконец она действительно отключилась на кровати прямо в домашней одежде, накрывшись халатом.

Но сейчас ее руки дрожали так сильно, что Гермиона не решалась подвести глаза. Ей пришлось пробормотать заклинание, услышанное на последнем курсе Хогвартса, но почему-то вместо тонких линий подводка нарисовала ей тяжелые, массивные стрелки. Впрочем, так она выглядела совсем не кокетливо, а потому решила оставить их, хотя и чувствовала себя неуютно. С тушью было проще, ведь она не так сильно смазывалась от дрожи в руках, но, тем не менее, Гермиона все же пару раз заехала на веко, тут же промокая кусочком ватного диска. Сегодня ее костюм должен был быть черным, но еще вчера вечером сова принесла ей записку лишь с одним словом:

«Белый».

И теперь Гермиона волновалась за его чистоту едва ли не больше, чем за сегодняшнее выступление перед советом. Всю неделю она осваивалась в этом отделе, постоянно бегала в архив и исписала тонну бумаги. К концу недели она увлеклась настолько, что написала речь целиком, на несколько страниц. Но теперь она не чувствовала этой решимости, лишь усталость и отвратительное тянущее ощущение в животе. Есть хотелось, но вместе с тем мешала тошнота.

Удивительно, но постепенно слух о ней прошелся по всему Министерству, и теперь с ней здоровались незнакомые волшебники, радостно подбадривая или просто говоря что-нибудь приятное. Поначалу Гермиона пугалась их, но со временем, особенно когда люди приходили к ней или присылали записки с робкими предложениями по этому закону и некоторым иным, Гермиона привыкла к их вниманию. Неожиданно она обнаружила, что слишком многим в одном лишь Министерстве требуется ее помощь, даже если Гермиона не готова была помочь им сразу. Они были благодарны одной лишь надежде.

Малфой держался от нее на расстоянии. Он почти не выходил из своего кабинета и не появлялся больше в пекарне вместе с ней по утрам. Гермиона была благодарна ему за это, ведь ей и так хватало проблем и переживаний.

Наконец Гермиона поправила свои короткие волосы, удостоверившись, что они держат форму. Теперь она выглядела вполне респектабельно. Сегодня — никакой пробежки, только строгое целенаправленное желание выйти из того зала победительницей. Гермиона накинула сумку на плечо и осмотрела свою маленькую квартиру. Когда она вернется сюда этим вечером, все уже поменяется, независимо от того, может она доказать пользу магглорожденных или нет.

Стоило ей открыть дверь, как вспышки мгновенно ослепили ее. Все эти люди прятались здесь, у входа, ожидая ее и ничем себя не выдавали, теперь же они шумели едва ли не на всю улицу.

— Мисс Грейнджер, правда ли, что вы собираетесь…

— Что вы скажете об акте, который был принят…

— Что вы будете делать в случае, если ваше предложение отклонят?

Гермиона едва не осталась на месте. Еще секунду назад ее первой мыслью было немедленно закрыть дверь и выбраться через черный ход, но никто не гарантировал, что ее не поджидали там. Ей ничего не оставалось, кроме как пройти мимо всей этой волнующейся толпы, на всякий случай сжимая палочку в руках. Ее хотели схватить за рукав, кто-то угрожал, но Гермиона упорно шла вперед, буквально вырываясь из этой жадной до сенсаций толпы. Ее душевных сил не хватало, чтобы удержать себя от паники, она лишь думала о том, что не можешь дать шанс Малфою посмеяться над ней. Она просто шла, считая шаги, и молилась, чтобы от нее отстали. Сперва кто-то пытался ее преследовать, однако вскоре все потеряли к ней интерес, сделав заветный снимок. Гермиона глубоко дышала. Кто ее сдал? Она совсем не готова была сегодня встречать журналистов, особенно если учесть, что она даже не была готова представлять себя и всех магглорожденных перед древнейшими и чистокровнейшими консерваторами. Это чертова глупая идея.

Уже завтра ее позор займет первое место на всех первых полосах печатных изданий волшебного мира. Потрясающе. Идет за морковкой прямо в ловушку.

Гермиона на автомате шла завтракать. Кусок не лез в горло, но Одри предупредила ее, что тщательно проследит за ней и запихнет в нее еду сама, если Гермиона не поест. Гермиона смотрела на любимые круассаны и испытывала тошноту. Девушка за стойкой равнодушно смотрела на нее, ожидая заказ.

— «Цезарь». — Гермиона медленно посмотрела на того, кто пролез вперед нее без очереди. Малфой невозмутимо кивнул, подтверждая прикосновением волшебной палочки к листку пергамента списание денег со своего счета. Он заказал еще два кофе.

— Я не буду одна есть, — замотала головой Гермиона. Ее протест был слабым, но Малфой его принял. Он задумчиво посмотрел на нее, в основном, почему-то, на эти идиотские стрелки, но затем заказал себе английский завтрак. Гермионе показалось странным видеть его едва ли не голодающим, а затем заказывающим такой обильный завтрак. Спустя несколько минут, едва они нашли свободный столик, официантка перепутала и поставила огромную тарелку перед Гермионой, тогда как салат — перед Малфоем. Гермиона ждала, пока он предложит поменяться, но он невозмутимо ел ее салат. С чего она вообще решила, что это ее салат? И он опять за нее заплатил. Гермиона испытала сильное желание просто уйти отсюда, чтобы не терять последние крохи уверенности в себе.

— Ешь, — спокойно приказал Малфой, когда она собиралась вставать. Гермиона послушно села, не понимая, почему он ей приказывает.

— Меня вырвет, — почти шепотом призналась Гермиона, думая, впрочем, о том, что если поест, то смажет красивую кораллового цвета помаду.

— Глупость, — так же авторитетно произнес он. Гермиона с сомнением взяла вилку, не испытывая при виде бекона ничего, кроме тошноты. — Никому не нужен твой обморок. — Неожиданное обращение на «ты» вызвало в ней хоть какую-то реакцию, и Гермиона принялась за еду. Она вдруг поняла, насколько же голодна, едва лишь отправив в рот часть колбаски. Горячая пища мгновенно убрала боль в животе. Гермиона старалась есть как можно медленнее, чтобы Малфой не заметил ее проснувшегося голода. — Когда ты ела в последний раз, Грейнджер?

Гермиона раздраженно посмотрела на него. Сегодня Малфой выглядел получше, он даже смотрел на нее с каким-то оттенком иронии, да он же ждал, что она ответит ему, что это не его дело! Неужели Гермиона стала настолько предсказуемой? Она решила, что будет лучше просто промолчать, но это тоже почему-то подняло Малфою настроение. Он держал в руках чашку с кофе и почти что улыбался, глядя на нее. Или усмехался. Гермиона не смогла разобраться.

— А сам? — спросила она почти грубо, чувствуя, что, кроме нападения, у нее нет иного выхода. Малфой тут же перестал свои попытки веселиться и посмотрел за окно. Над Лондоном собирались серые тучи, обещая долгий, дождливый день.

Гермиона вдруг пожалела о своей грубости. Ну почему бы ему не спросить, когда она ела, если она правда могла бы упасть в обморок, ведь она, верх идиотизма, ела только бутерброды сутки назад? Зачем ей обязательно нужно было отвечать так язвительно? Малфой не сделал ничего, что обидело бы ее за целую неделю. Он вообще не имел с ней особенно никакого дела, все ее чертовы переживания жили исключительно в ее голове, и из-за них Гермиона вела себя так, словно все еще была маленьким обиженным ребенком.

— Я просто не в себе. — Гермиона посчитала, что это максимум ее возможностей в плане извинений. Защита вошла в ее рефлексы, и она слишком остро воспринимала любую попытку влезть в свои дела. Особенно от Малфоя. Особенно учитывая то, что все семь лет, в том числе и из-за него, Гермиона чувствовала себя лишней в этом волшебном мире, ненужной. Она и сейчас, признаться, думала так, ведь после недели изучения вопроса привилегий чистокровных ей начинало казаться, что эти законы придуманы не просто так, нетолерантности ради.

Малфой ничего ей не ответил. Он сидел молча, погрузившись в свои мысли настолько, что Гермиона даже специально толкнула его пустым подносом, сообщая, что готова идти. Но Малфой не отреагировал. Гермионе ничего не оставалось, кроме как разглядывать его. Она не смогла бы позволить себе потрясти его или что-то вроде этого, коснуться Малфоя вообще казалось ей чем-то невероятным. Он выглядел все таким же худым, хоть костюм и делал его с виду более внушительным, но его выражение лица делало его совершенно другим человеком. И все же Гермионе казалось, что он все еще от чего-то — или кого-то — скрывается. За эту неделю, когда мысли Гермионы не были заняты сегодняшней встречей с Советом, она вдруг осознала, что об этом Малфое не знает ничего.

— Малфой, — рискнула позвать его Гермиона. Он посмотрел на нее без всякого выражения, затем словно вспомнил, кто она такая и почему сидит здесь. — Спасибо. — Не сказать это было бы нечестно. Она действительно испытывала желание выразить эту благодарность, ведь на полный желудок она нервничала чуть меньше. Малфой кивнул и первым встал.

Вся дорога до нужного этажа прошла в молчании. Гермиона вышла из лифта первой в пустынный коридор, чувствуя, как дрожат колени. Она была словно троечник на экзамене, к которому не готовился. Вроде бы что-то знает, но спроси глубже — и утонет. Странное для нее ощущение.

Она вдруг поняла, что Малфой остался в лифте. В этот час в Министерстве еще почти никого не было, и здесь они тоже, видимо, были в одиночестве. Гермиона смотрела на него со смесью возмущения и паники. Какого черта, он что, не пойдет с ней? Но он же обещал.

— Удачи, Грейнджер. — И двери закрыли его от Гермионы. Она возненавидела его за какую-то секунду, не отдавая себе отчет, что все это время надеялась на его присутствие и поддержку.

* * *

Одри мягко гладила Гермиону по голове в своем маленьком кабинете. Гермиона ревела — безобразно, всхлипывая, размазывая косметику по щекам. Она глубоко вздыхала и снова принималась плакать, выпуская напряжение всей недели.

— Гермиона, дорогая, не у всех все получается…

— Они приняли. Они приняли его! — И Гермиона снова заплакала. Впрочем, благодаря Одри ее пиджак и юбка в это время оставались идеально белыми. — Господи, приняли! — Одри слегка стукнула ее по макушке.

— Тьфу, дура, а чего ревешь? — почти ласково спросила Одри. Гермиона вздохнула, размазывая следы аж до ушей, пытаясь вытереть влагу с лица. — Это же просто замечательные новости!

— Я думала, я там умру. — Гермиона шумно высморкалась. — Они все так смотрели на меня, а когда заговорили, то я думала, что все, а потом сразу так сказали «да», а я просто… я просто очень устала. — Она прислонилась к плечу Одри.

— А, нервное. Милая, ты стала истеричкой, тебе срочно нужно вернуть саму себя.

Гермиона осознала, что после этой истерики ей стало гораздо лучше. Свой успех она осознать не могла, все еще переживая ощущение близкого провала. Но постепенно… постепенно она привыкала к этой мысли. Вдруг в их окно постучалась сова с внушительным пакетом. Одри впустила ее, и тяжелый пакет упал прямо на колени Гермионы. Она неуверенно развернула его.

— О боже, я должна быть на объявлении для прессы через десять минут! — воскликнула она, поспешно бросаясь к зеркалу. Глаза отекли, щеки покраснели, а эта боевая раскраска во все лицо! Нашла время, когда плакать. Собраться. Привести себя в норму. Но как?

— Садись, горе, попробуем привести тебя в порядок. — Гермиона протянула Одри сумку. Та помогла ей умыться, принеся воду и салфетки, после чего нашла у себя тональник, к удивлению Гермионы, маггловский, а не идиотские зелья волшебного мира, которые просто ужасно воняли. Когда Одри достала из ее сумки подводку, Гермиона удивленно отшатнулась. Одри же не умеет этого делать!

— Ну спасибо, — пробормотала Одри. — Я это не люблю, но это же не значит, что не умею!

— Сделай что-нибудь, — вздохнула Гермиона. Она поспешно читала текст. Сперва выступит действующий глава Визенгамота, затем юристы зачитают новый текст закона, затем она должна вступить со своим словом. Вместо ее слов был пробел. Просто отлично. Еще один круг ада для нее. — Лишь бы не опозориться.

Наконец Гермиона снова выглядела как человек. Она поспешно обняла Одри, после чего выбежала в коридор, ощущая, как грозятся отлететь шпильки ее туфлей.

— Не думаю, что бежать при твоем новом статусе будет уместно, Грейнджер. — Малфой встретился ей по пути в атриум. Он буквально перехватил ее на бегу, слишком сильно схватив за руку. Гермиона закусила губу, стараясь не показывать, что ей больно.

— Не думаю, что тебе уместно указывать мне, как себя вести, отсиживаясь за моей спиной! — После своей истерики Гермиона больше не испытывала волнения от диссонанса ее мнения о прошлом Малфое и нынешнем. Он был трусом, он остался трусом.

— Я не трус, — сузив глаза, произнес почти по слогам Малфой. Гермиона похолодела: она что, сказала это вслух? Малфой выглядел так, словно собирался ее ударить. Ее раскачанная длительной работой, отсутствием сна и бесконечными переживаниями психика почему-то потребовала от нее еще раз расплакаться. Старая Гермиона бы направила на него свою палочку. А она лишь может лишь стоять и сдерживать слезы. Ты просто победитель по жизни, Гермиона.

— Другого названия для всего этого нет, — покачала она головой. — Это было твое решение, но ты боишься бороться за него. Это трусость и ничего больше. — Гермиона развернулась на каблуках. Как ей с таким неадекватным состоянием общаться с репортерами? Хорошо, что не расплакалась.

— Ты ничего не знаешь обо мне, Грейнджер! — крикнул Малфой ей вслед, и с этим Гермиона легко согласилась. Больше она знать и не хотела.

* * *

Ноги дрожали. Гермиона наконец закончила свою речь, а теперь просто смотрела на лица волшебников перед ней, каждый из которых записал ее речь дословно. Она посмотрела на Кингсли. Тот пребывал в задумчивости. Рядом с ним стоял Перси Уизли, выражение лица которого выражало глупую напыщенность, как будто ему было плевать, зачем он здесь, лишь бы попасть в один кадр с министром. Гермиона взяла и аккуратно сложила свои листочки влажными руками. Листочки были пусты. Все это время она рассказывала, глядя на Одри, единственное знакомое лицо в этой толпе. Одри кивала ей и подбадривала ее, как только могла. С ней было легче.

Минута молчания затянулась. Волшебники разглядывали друг друга, не решаясь еще осмыслить произошедшее.

И тут вдруг словно разорвалась бомба. Стоило Гермионе шагнуть с помоста, как репортеры накинулись на нее еще сильнее, чем с утра. Камеры щелкали и фактически ослепили ее. Гермиона зажмурилась, закрывая лицо руками. Глаза болели, а в ушах только и слышались одни вопросы. Куда ей идти? Что делать? Чего они все от нее хотят? Гермиона открыла глаза. Лица окружали ее, лишая пространства, лишая воздуха. Гермиона задыхалась. Она была в абсолютной панике. Какой же она была дурой в Хогвартсе, если думала, что ей по силам бороться за чьи-то права?

Гермиона вдруг увидела чью-то руку. Она пыталась найти ее хозяина. Малфой. Малфой отпихнул очередного репортера и сам взял ее за локоть, буквально утаскивая из этого болота. Камеры вспыхнули разом все, и Гермиона больше ничего не видела. Мысли в ее голове неслись со скоростью света. Его же фотографируют, про него же напишут, обязательно напишут, его появление еще большая сенсация, чем…

— Я думал, в тебе больше самостоятельности. — Гермиона открыла глаза. Малфой отпустил ее локоть. Вокруг уже никого не было, и только стажеры бегали мимо, не обращая на них никакого внимания.

— Спасибо, — убито ответила Гермиона. Плюс сто баллов к своему образу истерички. Что же сделали с ней эти пять лет взрослой жизни? В кого превратили? Она ведь подставила Малфоя. Ну кто в нормальном уме, будучи не студентом Гриффиндора, станет рисковать всем своим положением и всей репутацией, бросаясь на такую борьбу? Зачем она вообще полезла со своими грубостями, действительно ничего не зная о его жизни? А теперь вынудила его спасать себя. Потрясающе. Заголовок века. Малфой спасает грязнокровку от своры репортеров. Фанфары!

— Это не ради тебя, — бросил он через плечо, отправляясь в сторону лифта. — Всему этому не пойдет твое зареванное лицо на первой полосе, Грейнджер.

— Но я же говорила, что я не…

— Постарайся больше не разочаровывать меня до конца дня. — Он нажал на кнопку лифта быстрее, чем Гермиона успела сказать хоть что-то в свою защиту. Лучше бы ее раздавили репортеры, чем… так. Она чувствовала себя ни на что не способной. Разве пять лет назад она боялась репортеров? Нет. Но тогда она уже помогла Гарри, никто не собирался изливать на нее весь гнев.

Гермиона вдруг вздрогнула. Никто даже не произнес отрицательного слова, пока еще на нее сыпались лишь вопросы. А она не выдержала даже этого. Черт возьми, что же ей делать, когда польются волны ненависти? У кого ей просить помощи? К Малфою она теперь… просто боялась подходить. Он абсолютно правильно разозлился на нее, Гермиона и сама бы отчитала себя. Раньше. А теперь, если она начнет еще и войну против себя, она попросту потеряет ту единственную часть своей жизни, которая еще как-то держалась. Себя.

* * *

Гермиона сидела и смотрела на часы. Сегодняшний день настолько вымотал ее, что она просто тупо сидела и смотрела на стрелку часов, не в силах ничем больше заняться. Она постучала карандашом по столу. Это был ее собственный карандаш, которому она иногда доверяла больше, чем перу. Что ее ожидает через несколько лет, автомобиль? Микроволновка? Она абсолютно теряла свою связь с волшебством.

В офис влетела очередная партия сов. Одна из них, к удивлению Гермионы, изящно опустилась на жердочку рядом с ее столом. К ее лапе была привязан конверт. Это что, первый отклик? Но статья выйдет только завтра, стоит ли ей опасаться уже сейчас? Гермиона заранее подготовилась расстроиться. Так было явно проще.

Она бегло прочитала текст. О боже, нет, это приглашение на день рождения миссис Уизли. Она отказывалась портить отношения с Гермионой только потому, что они не сошлись планами на жизнь. Это было тяжело, идти туда в одиночку. У нее есть неделя, чтобы решиться. Там будет Рон. И Лаванда. И их дети. Гермионе будет слишком тяжело на это смотреть. Но зато, наверное, приедет и Гарри с Джинни, и Флер с Биллом, и Андромеда с Тедди. Будет слишком много тех, кого Гермиона бы очень хотела видеть. И Одри тоже будет там, обязательно, может, она поможет Гермионе перенести это.

Или не идти? Гермиона скажется больной. Все же так просто. Никто не в обиде, не нужно идти и унижаться. Здравствуйте, я отказала Рону в рождении детей, бросила его из-за карьеры, и вот я теперь одна, ничего не добилась, только Малфоя в начальники. Последнее особенно всех должно повеселить.

Вдруг Гермиона обнаружила знакомое лицо. Зеленые глаза без очков, закрытый лохматыми прядями лоб, на котором действительно был шрам в виде молнии. Гарри. Но как он узнал, что Гермиона теперь работает здесь? Она хотела помахать ему, но Гарри не смотрел на нее. Он прошел прямо к кабинету Малфоя. Что происходит? Гермиона села обратно, бездумно смотря, как Гарри зовет Малфоя. Тот поднимает голову, откладывает перо и… он что, рад? Рад? Гарри протягивает ему руку, и он пожимает ее. Лицо Гарри Гермионе не видно. Она наблюдает весь разговор, но ее сознание не в силах вынести это их… дружеское общение.

Она неуверенно подошла к дверям кабинета:

— … уверен, что другого пути нет? Может, стоит договориться? — Гарри сидел, откинувшись на спинку стула. Малфой потирал подбородок.

— Гарри, я пробовал. И подавал кучу раз апелляции. Они просто не позволят мне его забрать, потому что объективных причин это делать у меня нет. Кроме того, что он мой сын, и я его... Грейнджер, тебя не учили стучать? — Малфой впал в настоящую ярость при ее появлении.

Гермиона испуганно сделала шаг назад.

— Гермиона, привет! Я собирался как раз зайти к тебе минут через десять. — Гарри вроде действительно был рад ее видеть. Он тут же вскочил на ноги и обнял ее. Гермионе почему-то значительно полегчало. Она не видела Гарри долгих пять лет, за исключением пары важных событий. Последний раз она видела его еще с Роном, они отправились в Болгарию, когда Джинни наконец родила первенца. Может быть, все начало разваливаться после этого? — Драко, слушай, Джинни сразу в Нору поехала, а я должен тут решить пару вопросов, давай вечером нормально поговорим? Напиши мне, где, а то я должен бежать вниз.

— А какого черта ты вообще приехал? Разве сейчас не подготовка к Чемпионату? — с подозрением спросил его Малфой.

— Домой захотел, — развел руками Гарри. Гермиона смотрела на него во все глаза. Он выглядел так, как только может счастливый человек. Свежий воздух и спорт сделали его по-настоящему сильным мужчиной, он отлично загорел и без очков выглядел... совсем другим. Гермионе так хотелось выглядеть такой же счастливой. Она вдруг бросила взгляд на Малфоя. Он и вовсе выглядел тенью нормального человека рядом с Гарри. — Вообще-то планирую поработать этажом ниже. — Он махнул Малфою рукой. — Давай, до вечера.

Он утянул Гермиону за собой. Она молча шла рядом, чувствуя почему-то больше стыда. Гарри дружил с ними обоими, а теперь вот как все обернулось. Она вынуждает его выбирать. Они ведь так и не разговаривали после развода с Роном. Тогда Гарри сказал, что разочарован в ней. Теперь Гермиона отлично понимала, почему. Осталось лишь разочаровать его еще больше.

— Гарри, моего отдела больше нет. — И она, вздохнув, начала рассказывать.

— Подожди, у меня ощущение, что без пары глотков виски не обойтись. Черт, я посажу с вами всю печень, пошли. — Он накинул мантию и взял Гермиону под руку. Она смущено посеменила за ним, чувствуя себя нашалившим ребенком. Ей безумно хотелось клонировать Гарри и забрать его домой, чтобы приходить после работы и жаловаться на жизнь. А он бы обязательно говорил бы ей, что она сделала не так и как надо. Гарри всегда знал, как надо. Она была разбалована любящими родителями, а Гарри нет. Поэтому он знал, как стать самостоятельным, как завести почти идеальную семью, а она нет. Почему она вечно ищет себе оправдания? Она сама во всем виновата.

Именно с этих слов Гермиона начала свой рассказ, когда Гарри привел ее в какой-то маггловский бар.

* * *

Гермиона растерянно смотрела на часы. Гарри обещал прийти час назад после разговора с Малфоем, но его все не было. Ему нужно было место, где переночевать, и Гермиона с радостью согласилась принять его у себя. Он ничего не сказал ей тогда, в баре, сказав, что ему нужно подумать, и Гермиона отчаянно ждала вечера, чтобы все услышать. Похоже, Гарри не придет. Гермиона стянула халат, оставшись в майке. Майка и шорты — вот и вся ее пижама уже много лет. На свадьбу у нее был куплен просто потрясающий кружевной комплект, ну и что теперь? Можно было его выкидывать.

Гермиона допустила мысль о завтрашнем дне. Появление Гарри заставило ее престать бояться завтрашней известности. Завтра все начнется. От страха Гермиону затошнило. Ей был нужен хоть кто-то, чтобы не думать об этом, а у Гарри, видимо, нашлись более важные дела.

Яростный стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Гермиона тут же бросилась открывать. Но вместо Гарри на нее едва не грохнулся Малфой. Он пробормотал что-то вроде «прдон» и пролез мимо нее, за ним же с помощью дверной ручки стоял Гарри. Он посмеивался, размахивая бутылкой.

— Грмиона, прости, нас просто выгнали из бара. — И он ввалился следом. Гермиона испытала сперва бурю негодования, словно в старые добрые времена, а затем осознала, что еще вчера пила вино в полном одиночестве. Какое право она вообще имеет кого-то осуждать? Поэтому она лишь закрыла за ними дверь. Отличная компания тех, кто остался за бортом жизни, и того, кому иногда надо было с этого борта выползать.

— О-о-о, Гермиона, я не ожидал. — Гарри притащил с кухни ее бутылку, впрочем, почти не опустошенную. Больше бокала она себе не позволила. — Выпей с нами, а? Только не будь зану…

— Стаканы над раковиной. — Гермиона села на ковер, палочкой собирая кровать. Она скинула на пол пару подушек. Она старалась не смотреть на Малфоя. Кажется, он разглядывал негромко бормочущий телевизор.

— Миона, я тебя не узнаю. — Гарри притащил три бокала, разливая, впрочем, совсем твердыми движениями рук вино. Малфой наконец сел рядом с ним. Он молчал. — Но я рад. В смысле, что ты стала нормальным человеком.

— Нормальные — это те, кто пьют в два часа ночи? — Гермиона подняла бровь. Гарри вдруг рассмеялся. Его смех был заразительным. Он скинул мантию, закатывая рукава рубашки.

— А давайте просто вспомним Хогвартс таким, как будто это были отличные школьные времена, идет? — Гарри поднял бокал в воздух. — Потому что в этой жизни слишком много дерьма, которое вообще стоит забыть.

— Например, чьи-то просто ужасные очки, — неожиданно произнес Малфой. Он вдруг усмехнулся. — Тебе что, волшебное зеркало ни разу не говорило, что ты выглядишь, как придурок?

— Говорило, но я хотя бы от них избавился. — Гарри кинул в него подушкой. — Давай прекрати опять вести себя так, как будто это не ты там бар разносил. — Малфой взглянул на его с наигранной злостью. Серьезно, наигранной. Он снова усмехнулся и тоже стянул мантию. — Ладно очки, а ты до сих пор ходишь по утрам к корове, чтобы она тебя так прилизала?

— Ну разве это юмор, Поттер? — Гермиона улыбнулась, закусив край стакана. Происходящее казалось ей невероятным, но было просто приятно сидеть так. Как будто у нее есть друзья. Как будто она не одна. — У меня их две, одна направо зализывает, другая налево. — Гарри взорвался новой волной смеха. Гермиона присоединилась. Кажется, даже сам Малфой улыбнулся.

— Ну сделай ты вот так! — Гарри отвлек его броском подушкой, перекатился за его спину и принялся лохматить его светлые волосы. Малфой возмущенно заорал, пытаясь скинуть его с себя. Гермиона не сдержала широкой улыбки: почему нельзя оставить их, почему нельзя сидеть так каждый вечер? Черт, эта взрослая жизнь просто отвратительна, если нет возможности иногда вести себя как дети. — Гермиона, держи его, я собираюсь одарить его своими очками на память! — Алкоголь, а может, слишком долго одиночество, а может, заразительное веселье Гарри позволило ей присоединиться, она тут же перехватила руки Малфоя, пытаясь удержать их за спиной. Тот, впрочем, почти не сопротивлялся, в основном, ругал Поттера на чем свет стоит.

Гарри, фыркая, трансфигурировал что-то в свои очки времен синей клейкой ленты. Гермиона почему-то больше не веселилась. Она осознала, что слишком давно не обнимала никого из мужчин. Хотя это была вторая мысль. Первой было осознание того, что ей нравится обнимать Малфоя. Она поспешно отстранилась, отпуская его. Гарри предлагал сфотографировать с подписью «Хорек-ботаник», Гермиона же радовалась, что покраснела еще раньше от жары и вина. Одри права. Она слишком долго пряталась в своей раковине, и вот теперь, пожалуйста, какие-то странные ощущения.

Затем Малфой посмотрел на нее с этими смешными очками на носу, и Гермиона засмеялась. Ей полегчало. Это просто минутная слабость, вот и все.

* * *

Гермиона накрыла Гарри пледом. Он заявил, что его жизненные силы кончились, а потому ему нужно немедленно отойти ко сну. После этого он вырубился почти мгновенно. Повисло неловкое молчание, и Гермиона отправилась открывать окно, а затем накрывать Гарри. Малфой сидел на полу, привалившись к спинке дивана, разглядывая все еще включенный телевизор.

— Забавно, да, Грейнджер? — заговорил он, когда она неуверенно села на ковер рядом с ним, впрочем, на безопасном расстоянии. — В школе все было проще. Были роли, готовые отношения, я знал, как к кому должен относиться. А теперь что? Я пью с гр… гриффиндорцами. — Он замолчал.

— Да ладно, говори уж сразу «с грязнокровкой». — Гермиона посмотрела на капли вина на ковре. Но дотягиваться до палочки ей было лень. Она тоже хотела спать.

— Я это слово лет шесть не употреблял, отстань от меня уже, Грейнджер, — раздраженно произнес он. — Не в этом дело. Все, во что я верил с детства, развалилось. Черт, даже этот брак по расчету — такое дерьмо. Но я понял это слишком поздно. Она забрала Скорпиуса, и я ничего не могу сделать, чтобы вернуть его себе.

— Гарри может, ну... помочь? — рискнула спросить Гермиона. Его слова просто потрясли ее.

Малфой пожал плечами. Он не ответил. Когда молчание затянулось снова, Гермиона рискнула посмотреть на него. Он спал, свесив голову. Гермиона выключила телевизор, не зная, что ей делать. Не могла же она его оставить так! Но прикасаться к Малфою было... страшно. Вдруг ей опять покажется, что…

Боже. Нужно просто встать и сделать.

Она осторожно коснулась плеча Малфоя. Он не проснулся. Гермиона неловко положила руку на его бок. Ей пришлось придержать ему голову, осторожно укладывая его на ковер. Слишком много мыслей, о которых ей не стоит думать. Слишком много… ощущений. Это просто одиночество.

Гермиона забралась на кровать, накрыв сперва и его. С улицы тянуло прохладным воздухом. Прежде чем уснуть, она все же подумала об одном.

Но одиночество же не заставляет ее испытывать то же самое от Гарри.

Гермиона поняла, что слишком давно не принимала гостей, когда осознала, что у нее всего две кружки. Вот стаканов был целый набор, видимо, со свадьбы, но кружек было всего две. Это объяснялось просто: одна для чая, другая для кофе. И теперь она стояла на кухне и гадала, почему вообще задается этим вопросом, если учесть, что стаканы есть. Она проснулась еще до будильника и осознала, что Гарри уже нет, ровно как его мантии — хорошо, что магглы достаточно странные, чтобы не обращать внимания на ребят в мантиях, — но вот Малфой был. Гермиона с ужасом смотрела на себя в зеркало, не понимая, что больше всего ее пугает: то, что у нее в принципе мужчина в квартире, или то, что это Малфой. Нет, скорее первое, второе просто не укладывалось в голове.

Но она почему-то сразу после сна заперлась в ванной и привела себя в порядок — волосы, слава богу, этим утром одуванчик не напоминали, а лежали симпатичной кудрявой копной, аккуратно заправленной за уши. Она зачем-то накрасилась еще до завтрака, объясняя это себе тем, что макияж — это отличная защита. Затем она зачем-то посмотрела на свою майку. Спасибо, что не та, от которой не отстирываются пятна. Эти пятна живы еще с тех пор, как она и Рон… Черт, нет, ей нельзя думать о Роне, это превращает ее в слезливую идиотку, а эта ситуация требует уверенности в себе.

Гермиона варила кофе, чего не делала с утра давным-давно, предоставляя это дело профессионалам. Впрочем, больше ей делать было особо нечего. Прозвенел ее будильник, и она с замиранием сердца услышала, как за стеной ходит Малфой. Наконец он прошел в ванную, а Гермиона начала мысленный диалог сама с собой на тему ее поведения. Наконец она простонала сама про себя, ведь она волновалась так, как если бы на пьяную голову переспала с ним… Ей вдруг вспомнилось свое желание обнимать его. Гермиона вспыхнула. Идиотское одиночество. Ей следовало бы просто… найти… Да нет, она даже произнести это не может, не то что сделать. Хотя и в Хогвартсе многие девушки не так уж страдали, меняя парней. Но Гермиона, даже если бы хотела, не смогла: в ней не было такой уверенности в себе, и, тем более, у нее были свои проблемы с личным пространством.

— Грейнджер. — Гермиона вздрогнула. Она повернулась, испытывая желание сбежать. Боже, это же просто Малфой, она его била, почему сейчас он бьет ее морально, даже не зная об этом? Она безучастно смотрела на него, прислонившегося к дверному косяку. В ее мыслях царил бардак, но она хотя бы не должна была выглядеть совсем уж жалко. Глупо, правда, в косметике и пижаме, но в целом ничего, вдруг она всегда так делает. — Забудь, что я вообще говорил. У Поттера слишком длинный язык. Тебя это касаться не должно.

— Я поняла, — тихо отозвалась Гермиона. Ну конечно, с чего она вообще стала бы думать, что ее общение с Малфоем стало бы нормальным, она же не Гарри, она же не спасала ему жизнь.

— Собирайся. Тебя хотят видеть стажером волшебного права в восемь. — Гермиона нервно потерла запястье. Это ненормально, что он и здесь ею командует, а она не может дать отпор в собственной квартире. Но что ей сказать, огрызнуться в стиле «и без тебя знаю»?

— Мне только одеться, — нашлась она, допивая свой кофе, Малфою она даже не стала предлагать. Ей не хотелось выслушивать мнение о своих способностях бариста. Она проскользнула мимо него в комнату, желая провалиться сквозь пол. Все это слишком неловко, и Гарри следовало бы настучать по ушам за то, что он так свалил, оставив ее наедине с этим… змеем. Она замерла перед шкафом, понимая, что не успела приготовить костюм. Ей захотелось надеть просто джинсы и стать обычной Гермионой, маленьким ребенком в теле взрослой девушки. Она вдруг осознала, что Малфой стоит с кружкой в руках и смотрит на нее.

— Я вообще-то собираюсь переодеваться, — раздраженно бросила Гермиона. Что за бестактность с его стороны!

— Мерлин, Грейнджер, я был женат, что я, по-твоему, не видел? — Гермионе захотелось кинуть в его надменное лицо чем-нибудь. Но вдруг он смягчился. — Просто контролирую твой выбор одежды. — Гермиона хотела выразить весь свой гнев, но вместо этого правая бровь поднялась сама по себе. — Вдруг вздумаешь надеть эти идиотские… джинсы.

Гермиона тут же сделала свой выбор, именно джинсы, именно блузка, именно яркий пиджак. Вот чтоб его лицо вытянулось в тот же момент, как она соберется в Министерство. Она вихрем пролетела мимо него, заперевшись в ванной — как будто он будет ломать дверь, серьезно! Удивительно, но в этом наряде она почувствовала больше уверенности в себе. Черта с два она переоденется, даже если этот хорек будет орать и топать ногами.

Вместо этого Малфой удовлетворенно кивнул.

— Как же легко тобой манипулировать, Грейнджер.

Гермионе немедленно захотелось переодеться, но это было бы совсем глупо. Может, вообще в нижнем белье пойти? Манипулирует он ей, отлично, как теперь ей вылезать из всего этого? Ей в лицо словно бросили торт, и теперь нужно ехать домой в метро в час пик в таком виде. Отвратительное чувство.

— Я тебя ненавижу, — вырвалось у нее обиженно. А что она ожидала вообще? Малфой не считает ее за человека, она что, думала, что такая одежда что-то изменит и бросит ему вызов? Верх наивности.

— Каждое утро буду теперь вставать только с радостью от этой мысли.

Гермиона яростно схватила свою сумку. Это первый и последний раз, когда она видит Малфоя в своей квартире. Она открыла дверь. Яркие вспышки тут же застали ее врасплох.

Ранним утром.

С Малфоем на пороге ее дома.

* * *

Гермиона в отчаянии смотрела на первую полосу «Пророка». Вообще-то она заняла две полосы и биографическую колонку в конце, где перечислялись якобы Гарри и Крам в числе ее любовников. Ну да, конечно, Гермиона вообще тащит в постель всех, кого ни попадя. Это, надо сказать, самая приятная часть во всей газете. А заголовок «Империус грязнокровки»? А фотография? А наглая ложь в тексте? Черт возьми, Гермионе хотелось воспользоваться Маховиком времени и просто отказать Малфою. А теперь весь мир думает, что она его опоила, или бог знает что. Как будто Малфой — это предел ее мечтаний. Ее представляли как жаждущую славы двуличную мерзавку, которая всегда искала наиболее выгодную цель. Причем вариант, при котором она понравилась бы Малфою естественным путем, даже не рассматривался. Конечно, она бы тоже не стала даже думать о таком, но ей было невероятно обидно. Он, конечно, Малфой и все дела, но не настолько же она страшная и непривлекательная, чтобы вообще не иметь возможности… Да о чем она вообще думает?

Этим утром она прошла собеседование, после чего оказалась зачислена в стажеры волшебного права. Учитывая ее работу у Малфоя, ей требовалось быть лишь на утренней двухчасовой лекции и послеобеденном двухчасовом занятии. И все это совершенно бесплатно, сообщили ей, ведь она — отличный рекламный ход. Гермиона должна была бы радоваться, предвкушать учебу, ведь это то, что она любит, умеет и знает, тем более что все будут судить ее по оценкам, но вместо этого переживала лишь о Роне. Что он подумает, что Лаванда посмеет сказать о ней…

— Прекрасная часть про то, что ты страдала по мне в школе. Отличным хуком справа. — Гермиона подняла взгляд. Малфой стоял над ней, держа в руках такой же «Пророк». — Ты же не собираешься впадать в истерику от этого? Или мне пойти Поттера поцеловать, чтобы ваше величество дальше продолжало свою работу? — Его тон был язвительным, и Гермиона почувствовала себя еще хуже. Почему бы ему не оставить ее в покое? Конечно, его репутация от этого вообще не страдает, он выглядит даже... благодетелем. Фу, как пошло.

— Что не так? — в ярости спросила она.

— Полчаса с начала твоего рабочего дня, а твои совы уже не влезают в зону ожидания. — Малфой махнул палочкой, и сразу три совы нетерпеливо спикировали к ее столу. Гермиона стукнула себя по лбу, не понимая, что делает ее такой рассеянной, про нее ведь писали много гадостей, и тогда она так не расклеивалась. Подумаешь, Малфой у нее ночевал. Дальше что? Да и вообще, кому какое дело, с кем она спит.

Она так давно ни с кем не спала, что, в принципе, могла бы и оправдать всеобщее мнение… О чем она? Какие-то несусветные фантазии рождаются в ее голове каждую секунду, она, наверное, так страдает от похмелья. Что ей вообще так сдался Малфой? Она схватила демонстративно первое письмо и открыла его прежде, чем Малфой успел произнести:

— Стой, Гр…

Ее лицо и руки обожгло мгновенной болью. Она закричала, пытаясь стряхнуть это. Боль была невыносимой. Она ничего не видела и не понимала. Боль была везде. Кожу рвало пузырями, они прожигали ее все сильнее и сильнее, Гермиона не знала, куда себя деть, кажется, она упала…

— Гермиона, во имя Мерлина, у тебя вообще мозгов нет больше, — услышала она как сквозь сон. На руках и лице было что-то приятное и прохладное. Она уже страдала от писем раньше, так почему проявила такую неосторожность сейчас? Забыла, что теперь всему волшебному миру есть до нее дело? Кто-то наносил это прохладное ей на руку. Гермиона открыла глаза, склонив голову. Она лежала, кажется, на диване, а Малфой стоял на одном колене перед ней, втирая что-то ярко-зеленого цвета. Он явно ругался, но этого языка Гермиона не знала. — Очнулась, — резюмировал Малфой, почувствовав ее взгляд. — Твое счастье, что моим крестным отцом был Снейп.

Гермионе не хватало сил, чтобы думать. Ей хотелось только плакать. Обычно в шестнадцать кажется, что весь мир против тебя, а она просто потерялась во времени. Ну неужели хотя бы Малфой не может строить из себя такого урода? Хотя нет.

Это она делает из него урода. Благодаря ему, она, кажется, обойдется без шрамов. Почему нельзя просто его поблагодарить? Гермиона попыталась встать. Малфой наклонился к ней, чтобы ей этого не позволить. Почему-то это стало последней каплей. Слезы хлынули потоком, и Гермиона вцепилась ему в рубашку.

Ее лицо ведь измазано в каком-то зелье, а она… испачкала ему рубашку стоимостью в месячную ее зарплату.

Сейчас будет Авада.

— Грейнджер, ты беда. Будь добра указывать впредь это в своем резюме, — спокойно ответил он, не собираясь, кажется, ее убивать. Гермиона улыбнулась сквозь слезы. О да, крайне полезная строчка, особенно для нее, ведь чашу терпения Малфоя она, наверное, все же переполнила.

* * *

Гермиона нетерпеливо переминалась с ноги на ногу возле Отдела волшебного транспорта. Обед у Одри начинался только через пять минут, и раньше выйти она никак не могла. Наконец Одри вылетела из двери, ведущей в Отдел, с настоящей яростью на лице. Гермиона никогда не видела подругу такой.

— Я ночую у тебя, — заявила она Гермионе, яростно застегивая мантию на ходу. — Хватит с меня Перси Уизли на сегодня! Пусть он подумает над своим поведением в одиночестве.

— Это Перси-то? — улыбнулась сочувственно Гермиона. Одри посмотрела на нее, затем вздохнула.

— Ладно, я подумаю. Не знаю, просто хочу отдохнуть… от всего этого. Мальчики все равно у бабушки. — Одри летела к выходу из Министерства так быстро, что Гермиона едва поспевала за ней. Наконец они дошли до кафе, в котором Гермиона уже была с Малфоем. — Рассказывай, — великодушно махнула она рукой, устраиваясь за столиком. Гермиона сбивчиво начала свой рассказ. Она надеялась, что в этот раз ей все станет объективно понятнее, без этого ее схизиса эмоций и чувств, но нет, не стало. Малфой просто повергал ее в состояние противоречия. Он не убил ее за испорченную рубашку. Он вроде сказал даже что-то успокаивающее, насколько «Это хотя бы не проклятое ожерелье» можно считать успокаивающим. Гермиона вылетела из его кабинета, желая немедленно найти Одри, утащить ее в их бывший отдел и сделать вид, что ничего не произошло.

Гермиона. О черт, он назвал ее Гермионой! Он думал, что она все еще в отключке и назвал ее Гермионой. Или ей показалось?

— Дорогая, ты — абсолютная беда, — согласилась с мнением Малфоя Одри. Она пила какао, заявив, что всегда ест все шоколадное, когда ей плохо. Конечно, закусывая куском шоколадного торта. Либо в ее жизни все было хорошо, либо она просто от него не толстела. — Как можно наворотить столько дел за один день? Перси бы точно тебя уволил.

— Хэй-хэй, хорошо, что я работаю не у Перси? — Гермиона без энтузиазма поковырялась ложкой в тарелке с крем-супом.

— Милая, ну в чем твоя проблема? Ведь все мы знаем другую Гермиону, которая способна совершать правильные поступки и брать дело в свои руки. Она ведь все еще где-то внутри тебя. — Одри постучала пальцем по ее лбу. — Знаешь что? Я придумала.

— Да? — Гермиона вздохнула.

— Сейчас ты закусываешь вот этим самым тортом и придумываешь себе установку. — Одри пихнула ей под нос кусок торта. Гермиона пыталась сопротивляться, но не получилось. Она со вздохом откусила, затем еще и еще. Он действительно был просто потрясающе вкусным.

— Какую установку?

— Твоя главная проблема — это неудача с Роном. Он сожрал твою уверенность в себе и твое стремление к успеху. Надо сказать, это точно какая-то их семейная черта, — вздохнула Одри. — У тебя скандальная слава. Ты не просто хочешь поставить на место всех чистокровных, ты еще и, по версии «Пророка», окрутила одного из них. Одного из самых непримиримых.

— И что? — слабо спросила Гермиона.

— По-моему, тебе следует этому соответствовать, — подмигнула ей Одри. Гермиона застонала. О нет. Нет. Может, ей просто уйти и не слушать то, что она сейчас скажет? — Только не говори мне, что ты спокойно отреагировала на присутствие в твоем доме двух мужчин. Малфоя.

— Ну почему не Гарри? — отчаянно возразила Гермиона. — Может, я его обожаю еще со школы.

— Да потому что Гарри — хороший мальчик. Такие, как ты, никогда не интересуются хорошими мальчиками, а даже если и так, то у них ничего не складывается, хотя Рон больше… ну… никакой мальчик.

— Слабоватое объяснение, почему я вдруг должна немедленно влюбиться в Малфоя. — Гермиона внезапно повеселела. Вообще-то звучало забавно.

— Ну тогда давай остановимся на том, что он просто довольно симпатичный мужчина с большими проблемами в жизни, который так же одинок, как и ты. — Одри задумчиво взмахнула ложкой. — Кстати, такой же упертый баран, наверное. У вас вообще-то должно быть много общего.

— Одри, ты меня пугаешь, — призналась Гермиона. — Я не хочу… ничего такого.

— Что? Я много романов читаю. Надо же хоть откуда-то романтику брать! — фыркнула Одри. — Не хочешь, тогда и веди себя соответствующе! Веди себя так, как будто тебе вообще плевать, что он о тебе подумает. Гермиона, ты не видишь этого, но ты как третьекурсница, которая вынуждена посещать один кружок с предметом своего воздыхания. Правда, она осознанно влюблена, а ты нет. Ты просто очень одинока. А он вроде как... проявляет внимание, хотя и не так, как нам хочется трактовать. Веди себя ровно наоборот, тебе станет намного лучше.

— Я попробую. — Гермиона пожала плечами. Честно? Может ли она честно сказать, почему она себя так ведет? Рон никогда не ценил ее личность, и Гермиона… подавила это, хоть, как выяснилось, зря. Малфою нужна она старая. Надеется ли она, что нужна… не только для исполнения миссии? Гермиона не могла сказать. В ее мире слишком мало мужчин, чтобы она знала, как выглядит нормальное с ними общение.

— Скажи мне, ты же не собираешься пропускать день рождения миссис Уизли? — Гермиона с тоской посмотрела на рычаг пожарной сигнализации. Давайте просто сбежим от этого разговора?

— Ну, — неопределенно ответила она.

— Миона, ты приобретешь в моем лице врага, если не пойдешь, — почти прорычала Одри. — Должен же мне кто-то помогать не убить Флер, не Джинни же, они же подружки, сама знаешь. — Гермиона слабо улыбнулась.

— Там будет Лаванда. — Гермиона закрыла лицо руками. Ей вообще не хотелось даже думать о том, что Лаванда скажет ей. А она скажет. Всегда говорит. — И Рон.

— Именно! Твоя установка — навампириться от Малфоя уверенности в себе, язвительности и хладнокровия. — Одри посмотрела на часы. — У тебя есть пять дней. Хотя нет, постой, тащи Малфоя целиком. — Она хлопнула по столу.

— С какой лестницы он должен упасть, чтобы явиться в эту компанию? — Гермиону разобрал смех.

— Не знаю, это твои проблемы. Но знаешь что? Это твой шанс раз и навсегда отпихнуть Рона от себя. Покажи ему, что тебе плевать, что ты способна найти кого-то более… не будем перечислять все его достоинства против Рона, и это станет отличным стартом к самостоятельной жизни.

Звучало, конечно, как в романе. Гермиона пожала плечами.

— Это невозможно. Я с ним и десяти минут не могу продержаться, чтобы не совершить какую-нибудь глупость, а ты говоришь чертов вечер. Одри, его только Империус загонит туда. И меня, — беспомощно возразила Гермиона.

— Ну почему, — вдруг задумчиво произнесла Одри. — Может, ты тоже ему нужна для подобного. Кто знает. Впереди еще пять дней,

— Найдем лестницу повыше. — Гермиона устало поднялась на ноги вслед за Одри. Впереди еще половина рабочего дня.

* * *

Гермиона отложила в сторону последнее на сегодня письмо. Их было столько, что она засиделась в офисе дольше положенного. Малфой действительно нашел человека, который проверял все ее письма. Сколько там было опасных или угрожающих, она не знала. Она читала их и записывала просьбы людей. Больше всего оказалось просьб по поводу больницы Мунго и привилегии чистокровных иметь личных семейных врачей. Похоже, что это станет ее следующей заботой. Были просьбы насчет Попечительского совета Хогвартса. Были земельные вопросы. Кто-то просто благодарил ее. Это было приятнее всего.

Гермиона принялась устало собираться. Она вдруг заметила, что в затемненном кабинете Малфоя еще горит свет. Ей казалось, что Малфой давно ушел. Она колебалась.

К черту. Это просто Малфой. Он не кусается.

Она стянула форменную мантию, натянула пиджак. Наконец она решилась постучаться в его кабинет.

— Рабочий день давно окончен.

— Скажи это себе, Грейнджер. — Он что-то читал. Черт возьми, в очках. В очках! Не таких смешных, как у Гарри, но в узких в черной оправе. — Ну что еще?

— Очки. — Гермиона вдруг почувствовала прилив веселья. Он выглядел… не забавно, но сам факт ее веселил. Она закрыла рот рукой, сдерживая смех.

— А если палец показать, ты тоже начнешь ржать? — Малфоя закрыл книгу. — Есть болезни чистой крови, которые нельзя исправить ни одним зельем. Например, плохое зрение. Старение глаз, как у магглов, только наступает быстрее.

— Извини, — наконец произнесла Гермиона. Почему-то смех придал ей уверенности в себе. Это просто Малфой. Ему, наверное, так же одиноко. У них одни причины не идти домой. — Ты что, ночуешь здесь? — спросила она с любопытством, махнув в сторону дивана.

— Не неси ерунды. — Он принялся собираться. Вдруг он устало посмотрел на Гермиону. — Не нужно меня жалеть, Грейнджер.

— Я и не собиралась…

— А то пожалею в ответ. — Это было почти похоже на шутку, если бы было произнесено другим тоном. — Хотя нет. Вдруг тебе от этого приятно будет или что-то вроде того.

Господи, да он просто не знал, что ей сказать! Кажется, он боялся ее так же, как и она его. Вот идиотская ситуация.

— Малфой, — фыркнув, произнесла она. Он снял очки, потирая переносицу. Он на нее не посмотрел. — Нам не пятнадцать. Бить я тебя тоже не буду.

— Вот спасибо-то, — вырвалось у него. Он тут же склонился над своим маленьким дипломатом. Кажется, его это тоже слегка повеселило.

— Я к тому, что… Не знаю. — Гермиона прислонилась к косяку двери. — Меня никто не ждет. Тебя, похоже, тоже.

— Моя печень второго захода не выдержит, — покачал головой Малфой. — Поттер и так обещал заявиться в пятницу бог знает зачем…

— Покажи мне ваш мэнор. — Гермиона на всякий случай ущипнула себя незаметно. С каких пор она стала такой отчаянной? Она тут же поспешно сделала вид, что уверена, будто в этом ничего нет. Малфой тупо уставился на нее. Ну вот, один-один, не все тебе сбивать меня с толку. — Или нет, подожди, он как Хогвартс, магглам не виден? Или там соль вдоль порога, и я сгорю в каком-нибудь огне?

— Ты забыла специально натренированную змею, — добавил он. Черт. Почему-то он оправился быстрее Гермионы. Она вспомнила слова Одри. Гермиона до Рона никогда не позволила бы себе испугаться кого-то, особенно Малфоя. И если уж она захотела бы уесть Малфоя, то явно сделала бы это увереннее. Она искренне хотела бы посмотреть, как живут чистокровные наследники, а не делала вид. Одна ее часть рвалась в бой за потерянную себя, а другая продолжала робко возражать. Ей нужны были импульсивные поступки, такие, как этот, чтобы снова обрести себя.

Она молча шла за Малфоем. Робкая ее часть отчаянно хотела домой, в ее убежище, тогда как вторая вспоминала, что ничего, кроме этого дома, у нее не было много лет. Пора перестать хвататься за то, что дарит лишь призрак безопасности.

Малфой остановился через улицу от Министерства. Конечно, и там, и в его поместье должен быть барьер, иначе никак. Но чтобы аппарировать вместе с ним, пришлось бы… взять его за руку. Так и есть, Малфой действительно протянул ей руку. Время делать уверенное лицо, Гермиона! Ты же не ребенок, чтобы тебя смущали попытки взять тебя за руку. Тем более, что никакого подтекста не было.

Гермиона понадеялась на уверенное лицо и взяла его за руку.

— Я же не собираюсь тебя в жертву приносить, Грейнджер.

Не успела Гермиона расстроится из-за своего плохого актерского мастерства, как оказалась на долю секунды прижата спиной к Малфою. Знакомое тошнотворное ощущение аппарации, и она уже стоит посреди дороги в темном лесу. Гермиона была слегка дезориентирована, и ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, где она находится. Дорога шла вверх, на холм, на котором красовался величественный и такой же старый, как и Хогвартс, замок, разве что поменьше размерами. Малфой дал ей минуту оценить его поместье, после чего пошел вперед, бросив через плечо:

— Добро пожаловать в Малфой-мэнор, Грейнджер.

Гермиона аккуратно потрогала пальцем изящную белую вазу с тонким кружевным голубого цвета орнаментом. Она была очень красивой, дорогой и абсолютно бесполезной.

— Грейнджер. — За последние двадцать минут Гермиона почти перестала вздрагивать, когда Малфой к ней обращался. Особенно мягким тоном, как к умственно отсталой. — В волшебных домах иногда стоят волшебные предметы, и они не всегда так же доброжелательны к тем, кто их трогает.

— Я случайно, — вздохнула Гермиона. Случайно оказалась здесь. Это был не дом, скорее, целый музей, и чем больше Гермиона видела, тем больше… хотела домой, в свою маленькую уютную квартирку. Она всегда жила в маленьких помещениях, ей было не понять этого холодного огромного пространства неуютных залов. Случайно подумала, что может влезть в жизнь Малфоя… Ей обязательно нужно сказать об этом Одри: у нее не получится вообще его о чем-то попросить. Земля просит небо о дожде, но это все ритуалы язычества. Она поклоняться Малфою точно не собиралась, так что расценила их миры как параллельные, которые в принципе не должны пересекаться. Ничего общего между ними быть не может, если ему уютно в таком… замке, а Гермионе — в однокомнатной квартире. Они должны даже говорить на разных языках и не понимать друг друга вообще. Вот это правильно. А ее нахождение здесь — неправильно.

Взгляд Гермионы вдруг наткнулся на два невероятно огромных портрета. Они делили между собой одну из стен столовой. На одной из них были изображены Нарцисса, еще молодая и лишенная этой печати вечного недовольства на лице, Люциус, выглядевший еще более напыщенным павлином, чем обычно, и маленький светловолосый мальчик, которого хоть заставили стоять прямо в красивом темно-зеленом костюме, но серьезным его взгляд сделать не смогли. Кажется, когда-то Малфой-младший умел хулиганить и улыбаться, как обычный ребенок. Или это обманчивый дар портретиста.

На втором портрете тоже был светловолосый мальчик, но уже помладше, в смешных коротких штанишках. Этот малыш улыбался искренне, широко и восседал на коленях отца. Драко. Его имя прозвучало внутренним голосом Гермионы так непривычно, что ей пришлось повторить его про себя. Драко. Это вполне обычное имя — или не очень — но его было очень тяжело произносить. Гарри был просто Гарри, Рон — Роном, а Драко — Малфоем. Никаких сомнений. Наверное, это был первый портрет за всю историю семьи Малфой, когда отец вообще как-то касается сына. Гермиона посмотрела на малыша еще раз. Он был чрезвычайно обаятельным, и Гермионе показалось, что малыш Скорпиус ей нравится. И даже очень. Она снова посмотрела на Малфоя. Здесь, на портрете, ее память больше не могла обманывать ее, и она увидела Малфоя таким, каким он стал. Гермиона заставила себя посмотреть на его жену, кажется, Асторию. Ей не хватило бы смелости начать рассуждать о том, как Малфой выглядит взрослым, это попросту… лишнее. Зато Астория была настоящей красавицей. Можно было только завидовать длинным прямым волосам, красиво ниспадающим из-под изящной диадемы, тонким чертам лица, большим глазам и фигуре. За такую фигуру можно было бы и умереть, решила Гермиона. Почему-то именно портрет Астории добил ее окончательно. Все, что было в этом поместье, было аристократичным. А у Гермионы — родители-магглы и россыпь веснушек на лице, тщательно скрываемых каждое утро. Она напоминала себе слона в посудной лавке. Само ее присутствие здесь лишний раз доказывало, что в волшебном мире таким, как она, и чистокровным, как Малфой, просто невозможно стоять на одном уровне. У одних за плечами история рода, образование, воспитание с детства, а у других — только Хогвартс.

Это было обиднее тысячи «грязнокровок», брошенных ей в лицо.

— Зачем все это? — тихо спросила Гермиона. Она вдруг подумала о том, как смотрелась бы на портрете в должном наряде и с украшениями. Да никак, боже, кто вообще будет рисовать ее такой? Нельзя спрятать ее невежество за платьем и прической. Такой нужно родиться.

— Это мой дом, — тоном «я толерантен к твоей глупости», как показалось Гермионе, ответил Малфой из-за ее спины. Ей не хотелось поворачиваться. Наверное, все ее разочарование можно было бы прочитать на лице. Нет, ей нынешней совершенно не хотелось бы такой жизни, но каждой девочке когда-нибудь хотелось побыть настоящей принцессой, как, наверное, Астория.

— Я про нас, магглорожденных. Тебе ведь плевать на то, какие у нас права. — Даже злиться не получалось. Просто констатировать факт. Просто сказать это и уйти. Понять, наконец, что ему нужно было от нее и всех магглорожденных. Здесь, в этом доме, вся ее работа в его отделе показалась издевательством над ней. Очередной грубой шуткой. Зачем?

— Да. — Гермиона едва слышно вздохнула. Так лучше. Но зачем, зачем? Ей даже поворачиваться не хотелось, чтобы не видеть его лица. Никакие зубы, конечно, у нее не вырастут больше необходимого, да и вряд ли он вообще станет поднимать на нее палочку. Просто Гермиона боялась разочароваться еще больше. В чем? Как будто она ждала чего-то другого. Спасибо за честность, впрочем.

— Зачем? — безо всякой надежды спросила Гермиона.

— Да потому что я не придумал ничего лучше, чем утереть нос отцу. — Гермиона наконец повернулась. Малфой прислонился бедром к обеденному столу, смотря на портрет маленького себя и своего отца. — Моя маленькая детская месть, если ты вдруг вообразила меня героем-покровителем.

— Да ни за что, — едва слышно произнесла Гермиона. Вот так правильно, очень в его стиле. Ей стало легче. Никаких больше вопросов, кроме одного. Но задать его было бы глупее всего.

— Ты даже не представляешь себе, Грейнджер, на что можно пойти, чтобы получить похвалу от отца, которому на тебя плевать, у которого есть дела поважнее, чем ты. — Гермионе вдруг стало неловко это слушать. У нее нет прав на исповедь Малфоя. Вообще никаких. Может быть, просто извиниться и уйти? Будет грубо. Придется стоять и слушать. Как будто... как будто ей не все равно. — И как легко рушится его культ, когда он оказывается за бортом. А он все еще… все еще пытается делать вид, что знает, как правильно. Как правильно, черт возьми, пытаться указывать мне, на ком жениться и как воспитывать моего сына. — И хотя Малфой даже не повысил голоса, он так сжал руки в кулаки, что пальцы побелели. Гермионе хотелось бы отсыпать себе его сдержанности. Он бы не обеднел… О чем она вообще думает? Наверное, Малфой не рассказывает об этом каждому встречному.

Или как раз встречному, ведь так проще всего. Потом разойтись и больше не вспоминать, что когда-то кому-то нужно было выговориться.

Что ей ответить? Что это все очень грустно, можно мне домой? Жалеть он себя запретил, это Гермиона помнила отлично, но его и не хотелось жалеть. При всем том, что Гермиона знала чуть больше, чем раньше, совсем не радостных фактов о нем, он не производил впечатление того, кого нужно было жалеть. А что тогда ей сделать?

— Ладно, Грейнджер, сделаем вид, что этого не было, иди домой, — наконец устало произнес он. — У каждого своя жизнь.

— Я правда, пожалуй, пойду, — совсем глупо произнесла Гермиона, и ее голос слегка охрип от долгого молчания. На ее слова наслоился вдруг какой-то странный звук, вроде... вроде трости. Гермиона похолодела моментально. Почему-то она захотела бежать как можно дальше, хотя ей больше не пятнадцать, и Малфой-старший — давно не Пожиратель.

— Стой и молчи. Поздно бежать, — почти шепотом приказал ей Малфой. Гермиона зажмурилась, благо стояла спиной к двери. Поздравляю, Гермиона Грейнджер, ты выиграла джекпот двух Малфоев в одном месте! Делай вид, что ты вот здесь такой же красивый стул с атласной обивкой. Да. Стул. Почувствуй себя стулом.

— Драко. — А Гермионе еще казалось, что тон голоса Драко может быть опасным. Он просто ласковый по сравнению с этим. Отлично. Стул. Четыре ножки. Пол еще такой… чистый. Домовики, тут где-то домовики. — Я думаю, стоит отпустить мисс Грейнджер домой. — Да, да, да, давайте, Гермиона очень согласна, прямо очень, спасибо, что не «эта грязнокровка». Но стоило ей взяться за ручки сумки, как она поймала взгляд Малфоя. Ах да, стоять и молчать. Его взгляд был угрожающим, не просящим. Если бы он просил, то Гермиона бы осталась точно, но этот взгляд ее так напугал, что она все же взяла свою сумку со стола. Разбирайтесь сами, Гермиона пойдет доживать свой век в своей маленькой уютной квартире.

И вдруг взгляд Малфоя… действительно попросил ее остаться, как будто одному ему было не справиться. Ну нет, Гермиона, в тебе уже давно нет этих гриффиндорских черт… Да черт с ним. Гермиона отодвинула стул и молча села, закинув ногу на ногу. Лицом к Люциусу Малфою. Класс. Гермиона изучала весь спектр отрицательных эмоций у него на лице. Гермиона, ты обивка стула, не отсвечивай, может, ты у Малфоя-младшего стул-талисман. Но до чего же неуютно и отвратительно сидеть так, зная, что человек перед тобой думает об Аваде. Или что не убил раньше. Гарри вот мог ему и «тыкнуть», и в нос заехать, и вообще, это Гермиона даже неспособна смотреть на него с вызовом. Хотя нет, погодите, кажется, может. Еще вот подбородок чуть выше. Отлично. Гермиона представила, что с нее пишут картину, а она так же уверена в себе, как Астория. Обалдеть, работает. Ей стоит думать об этом, как о местах в первом ряду и только.

Может, Драко наградит ее потом обливиэйтом. Драко. Ну что ж за имя такое.

— Грейнджер — моя гостья, что хочу с ней, то и делаю. — Гермиона едва не слетела со стула. Ну почему ж так мерзко надо было это сказать? Вот взять бы и свалить… Нет, рука Малфоя легла на спинку ее стула, а сам он замер за ее спиной. Гарри, пожалуйста, спасай, где бы ты ни был… Гермиона вздохнула. Ну что она так переживает, она просто мебель, из-за которой очень удобно начать ругаться. Просто нужно сидеть с максимально уверенным видом, вот и все. Вечером, если выйдет отсюда живой и в здравой памяти, она просто отправится к Одри и заберет ее, чтобы конкретно выпить до того состояния, когда она сможет послать Малфоя к чертям собачьим. Пойдет себе профессором в Хогвартс. Ее стремление сделать карьеру уже привело ее к одиночеству, не надо наживать себе проблем с Малфоями.

— Думаешь, ее присутствие значит для меня что-нибудь? Плевать, пусть слушает. — Люциус тоже не повышал тона. Как же это страшно, оказывается, еще страшнее, чем когда орут. Гермиона пошевелила онемевшими пальцами. Они были холодными. Вообще стало холодно. Или она просто очень внушаема. — Мне не доставляет никакой радости разбираться, зачем ты привел сюда эту подстилку Уизли. — Гермиона сжала в руке палочку. Нет, не обидно, как он вообще смеет говорить что-то на ее счет? Она не могла даже спокойно дышать от гнева. Нет, с нее хватит, но и просто уйти — значило бы признать эти слова. Гермиона спокойно поднялась на ноги. Пара заклинаний, и можно спокойно…

— Стой, идиотка, — вдруг устало произнес Малфой. — Он специально бесит тебя, потому что я его не боюсь. Сядь обратно. — Гермиона вспыхнула от настоящей волны распирающего гнева.

— Я вообще не обязана тебя здесь слушать. — Она все же схватила сумку и сделала несколько шагов мимо Малфоя-младшего. Она едва не задохнулась, когда Малфой остановил ее рукой поперек груди, едва не выбив из нее весь воздух. Теперь она оказалась прижата к нему одной рукой.

— Пожалуйста, будь добра, постой тихо, — практически прошипел Малфой. — Я буду должен, просто стой и все. — Гермиона успела заметить сияние Купола молчания. Что за черт, почему она должна так стоять, просто потому, что он ее попросил? О, еще, конечно, его рука, которую Гермиона может даже не пытаться сдвинуть со своей талии. Она же заложница, натурально заложница.

— Какие-то проблемы, отец? — поднял бровь Малфой. Ну, наверное, поднял, Гермионе был виден лишь Малфой-старший, абсолютно белый от ярости и презрения. Вообще-то он выглядел довольно забавно. Гермиона слегка расслабилась. Как же она его бесит, или Драко бесит с помощью нее, но это очень забавно выглядит. Ладно, можно поиграть. А если его инфаркт хватит? Вообще-то у волшебников не бывает инфарктов, но было бы определенно весело на это смотреть. Насколько его вообще хватит?

— Астория говорила мне, что ты окончательно свихнулся, — абсолютно спокойно произнес Люциус. Да что ж за суперспособность такая, не лопнуть от переизбытка эмоций? Гермионе вот хотелось провалиться сквозь землю, потому что… потому что Малфой, кажется, делал вид… Да какая разница, ей нужно просто стоять. Гарри бы позабавило. — Что ты предал род.

— Когда я предавал его, чтобы спасти ваши с матерью задницы от суда, тебя это не волновало. — И хотя его голос тоже был невероятно, иррационально спокоен, Гермиона была слишком близко к нему, чтобы не почувствовать, как его трясет. Вообще-то он был слишком горячим. Очень хотелось отодвинуться. Похоже, что все эмоции у них уходят в образование тепла. Да как же жарко так стоять.

— Мы не просили тебя об этом. — Малфой-старший смотрел почему-то на нее. Ну конечно, у нее врожденного спокойствия не было. — А ты не дура, девочка, — вдруг устало сказал он. — Но это все тебе не достанется, не пытайся, — с этими словами он развернулся и вышел. Вскоре стук его трости стих. Впрочем, Гермиона отпихнула Малфоя от себя гораздо быстрее.

— Знаешь что? — Она чувствовала себя абсолютно униженной. — Пошел ты к черту, Малфой. Ты ничем не лучше его. — От стыда горели щеки. Так быстро Гермиона еще никуда и ни от кого не убегала.

* * *

Одри держала стакан так смешно, что Гермиону наконец-то отпустило.

— Перси будет орать, — протянула она. — Он говорит, что общение с тобой меня развращает.

— И что, правда? — Гермиона села на пол рядом с ней. Только сейчас ей стало получше. Когда она ворвалась в дом к Одри, она, наверное, напоминала психованную. Она даже не слушала нотаций Перси, просто потребовала Одри немедленно к себе, после чего за руку вытащила ее из дома. Одри смеялась, как ненормальная, всю дорогу, сказав, что если, вернувшись домой, не найдет останки лопнувшего Перси, то это не ее муж.

— Да нет, конечно, милая, ты делаешь меня чуточку… свободнее. Нормальнее. — Одри разглядывала ее телевизор. — Какая занятная штука.

— Одри... почему…. Почему ты все еще… ну… — Гермиона вздохнула. Так сложно спросить о таких простых вещах. — Он же тиранит тебя.

— Бывает. Я тираню его. Иногда. Это нормально. — Одри сделала глоток вина и поморщилась. — Шампанское вкуснее, оно сладкое.

— Но ты же сама говоришь, что у него столько недостатков, что ты устаешь и все такое. — Гермиона вытянула ноги. Слишком долгий день, слишком много всего. Нужно просто уйти из его отдела. Отличное решение. Именно так она завтра и поступит.

— Это же не значит, что я его не люблю, — фыркнула Одри. — В этом и есть смысл брака. Я знала все его недостатки и все равно вышла замуж. Их я тоже люблю, как и достоинства, которые не стоит озвучивать везде, где попало. Женщин много, мужчин мало, сама понимаешь.

— Не понимаю, — призналась Гермиона. Она ведь тоже знала все недостатки Рона, но все равно...

— Дорогая, я хотела дом, семью и мужа под боком каждую ночь. Я могу ради этого что-нибудь задавить в себе. Одиночество — мой кошмар, Миона. Я не могла бы и дня выдержать одна. Я знаю, что Перси — надежный, он решает любые проблемы, зарабатывает и любит детей. Больше мне ничего не было нужно. — Одри подмигнула ей. — У меня ведь тоже куча недостатков, и он их терпит. Вообще-то, я была единственной, кого он смог вытерпеть.

— Мне стоит завести сорок кошек, замуж я, похоже, уже не выйду. Не знаю, ради кого я могла бы что-нибудь в себе убить. — Гермиона зевнула. — Боже, Одри, столько всего случилось сегодня, ты даже не представляешь…

— Ложись спать, милая, завтра все расскажешь на свежую голову. Тебе станет получше. — Гермиона с благодарностью посмотрела на подругу.

— Одри, я женюсь на тебе, — произнесла она, заползая на кровать. Одри принялась собирать мусор с пола.

— Ну, может быть, Перси не против шведской семьи, но вот ты точно против Перси. Спи давай. — И Гермиона закрыла глаза, сладко обняв подушку.

* * *

Это утро было просто замечательным. Писать конспект — просто замечательно. На курсе с ней было еще десять человек, но отвечала, в основном, Гермиона. Учиться — вот ее стихия. Этим утром она рассказала Одри по пути на работу все, что произошло. Одри назвала ее поступок, мягко говоря, глупым, но оценила ее поведение в Малфой-мэноре на восемь из десяти.

— А десять — это вообще не приходить туда? — Одри кивнула. — А девять?

— Подыграть Малфою. — Одри фыркнула, когда Гермиона брызнула на нее водой возмущенно, когда они разговаривали этим утром в ванной.

— Ну не хочу я вообще ему подыгрывать. — Но с увольнением Одри была права, спешить не стоило. Ведь это случилось не на работе. Вообще-то она сама во всем виновата, начнем с этого.

— А, по-моему, хочешь, — улыбнулась Одри. — Тебе нравится его внимание, не отрицай.

— Ну я четыре года одна была, мне понравится любое внимание. — Гермиона пыталась защищаться.

— Ну, как знаешь, — не стала спорить Одри.

И теперь Гермиона в перерыве на лекции пыталась анализировать свое положение. Отставив одиночество, что, если бы... если бы, скажем, Малфою было до нее дело? Ну и что, это же не значит, что она согласна бросаться в его объятия. Хотя, вообще-то, было бы неплохо, обнимала Гермиона только подушку. Может, стоит выбраться куда-нибудь вечером в приличном наряде? Но нет, она не сможет так… с незнакомым человеком сойтись. Малфой, впрочем, знакомый. Не так, конечно, как надо было бы, но все же… Нет, для этого диалога нужна была Одри.

Гермиона вылетела с лекции абсолютно счастливая. Собственно, она была так счастлива, что не испугалась какого-то репортера, рассказав ему о том, как замечательно вообще снова учиться. Она легко шагала по коридорам Министерства, улыбаясь сама себе. Жизнь иногда может быть приятной.

— Смотри, куда прешь, ослиха тупая! — Визгливый голос Лаванды почти застал ее врасплох. Она несла на себе горько плачущего малыша. Гермиона проигнорировала ее, направляясь к лифту, но, черт возьми, Лаванде нужно было туда же. Она стояла спокойно перед лифтом, отстраненно слушая, как Лаванда строит логическую цепочку от нечаянного столкновения до зависти ей, ведь она сумела удержать Рончика. Рончика.

Боже мой.

— Как первый учебный день? — Гермиона с любопытством взглянула на Лаванду. Ее лицо вытянулось. Она хотя бы заткнулась. Гермиона мгновенно развеселилась. Ну, впрочем, Малфой все равно ей должен.

— Замечательно. — Она взяла Малфоя под руку. — Кажется, снова становлюсь занудным ботаником.

Малфой переживал какую-то стадию шока, определенно. Гермиона едва сдерживала смех. Лаванда аж посинела. Мысленно она, вероятно, уже обмусоливала это с Патил. Впрочем, надо отдать Малфою должное, внешне он выглядел так, словно все идет так, как и надо. Очень хотелось попросить его себя уволить. Может, этим она его добьет. Откуда в ней столько наглости вдруг взялось? Одри бы ее точно похвалила. Пора дать отпор этим Уизли.

— Грейнджер, с такими способностями использовать людей, ты должна была попасть на Слизерин, — произнес Малфой, когда они вышли, наконец, на своем этаже.

— У меня был хороший учитель. — Гнева не было. Гермиона сосредоточенно размышляла над тем, что ж ее так встряхнуло. Кажется, ничего. Малфой пошел вперед нее, тогда как Гермиона все еще веселилась, вспоминая лицо Лаванды.

Наконец она зашла в офис, увидев, что в кабинете с Малфоем опять сидит Гарри. Гермиона уверенно пошла туда, хотя знала, что там назревает серьезный разговор. Сегодня ей было все равно, что скажет ей Малфой. Сегодня она на высоте.

— Гермиона. — Гарри тепло поприветствовал ее, обнимая. Ну почему нельзя сделать из Гарри плюшевого медведя и забрать домой? С ним всегда спокойно и весело. — Кажется, ты снова грызешь гранит науки? Тебе к лицу. — Она улыбнулась. — Я тут последний раз до дня рождения миссис Уизли, так что я собираюсь испортить репутацию твоей квартиры второй раз. Надеюсь, Драко не даст мне позориться пьяным в одиночестве. — Малфой словно специально горько вздохнул. — Мне нужно поговорить с Драко, окей?

— Пусть остается, — неожиданно произнес Малфой. — Она все равно слишком много знает.

— После этих слов в маггловских фильмах обычно кого-то убивают, — произнес задумчиво Гарри. Гермиона едва сдержала смех.

— Маггловских чего? — подозрительно спросил Малфой.

— Я знаю, что мы будем делать сегодня вечером, — хлопнул в ладоши Гарри. — Ладно, к делу.

— У тебя ведь плохие новости, верно? — мрачно спросил Малфой. Гермиона присела на край стула Гарри. Почему-то эта его проблема с сыном Гермионе показалось очень важной даже для нее самой.

— Нет ни единой причины, по которой можно было бы забрать Скорпиуса легально. — Гарри мгновенно стал серьезным. — Закон защищает матерей, если они здоровы и способны содержать ребенка. Никто из моих… знакомых не может пойти против него.

— Какие все стали правильные. — Малфой растеряно взял перо. Гермиона вспомнила жизнерадостного малыша на портрете.

— Если только ее нельзя купить, — вдруг произнес Гарри. — У ее отца достаточно темное прошлое, чтобы оштрафовать его. Посадить, конечно, уже не получится, но разорить — вполне. Есть те, кто помнит его в бою лицом к лицу. И люди злопамятны, к счастью.

— Она этого вряд ли испугается, — покачал головой Малфой. — Я не знаю, что ей нужно.

— Вообще-то, есть еще вариант. — Малфой не удивился абсолютно, смотря в стол невидящим взглядом. — Ты знаешь о нем, правда? — Малфой кивнул. Гарри потер подбородок. — Это все, что у тебя есть, я понимаю.

— Дело даже не в этом. Это все, что есть у Скорпиуса. Дом уже принадлежит ему. Я не имею права отбирать его у него. — Малфой словно очнулся. — Я готов отдать ей все поместье. Сможешь это… покрасивее преподать?

— Смогу. — Гарри невесело смотрел на него. — Гринграссы этого не заслуживают, Драко.

— И Скорпиуса они тоже не заслуживают. Я сам поставлю его на ноги, безо всякого чертового наследства, даже если похороню себя здесь. — Малфой решительно посмотрел на Гарри. — Поттер, я тебе и так всем обязан, но...

— Лови. — Гарри кинул ему что-то, похожее на ключ. — Я все равно не могу там жить. Джинни тоже не против. Вернешь как-нибудь потом. Ладно, до вечера, посмотрим, что она сможет уступить. — Они пожали друг другу руки. Гермиона взволнованно выбежала за Гарри в коридор.

— Разве у него нет счета в банке? — Гермионе вдруг открылось слишком много сразу.

— Это месть Люциуса. Он успел перевести все куда-то... не знаю, куда. Куда он так свинтил. У Драко почти нет денег, кроме того, что он зарабатывает сам. Честно говоря, я не знаю, зачем этой Астории так нужен его дом. Она ведь жила в нем, и никто ее не трогал. И что случилось, я тоже не знаю. Он выгнал ее, она забрала сына. Кроме дома, у него ничего больше нет. — Гарри посмотрел на Гермиону чересчур внимательно. — Трудно поверить, да?

— В то, что Малфой без денег? — Гермиона пожала плечами. У нее самой их нет, все уходят каждый месяц исправно на кучу важных вещей вроде налогов, одежды, еды. Можно было бы, конечно, есть дома, но зачем ей копить?

— В то, что я отдаю ему свой дом. — Гарри вдруг улыбнулся. — А мы ведь, гриффиндорцы, непроходимые идиоты, правда? Прощаем чужие ошибки, но никто не прощает нам наших.

— Гарри, почему… почему ты помогаешь ему? — Гермионе показалось, что она не до конца выразила все, что хотела спросить у него. Гарри посмотрел в сторону лифта. Коридор был пуст.

— Знаешь, Гермиона, есть люди, которые тебе приятели, а есть те, кто обязан тебе всем. Как ты думаешь, кто из них надежнее? У меня много знакомых, и не все прыгнут через голову, если мне будет нужно. Он это сделает.

— Звучит меркантильно. — Слышать от Гарри такие слова было странно.

— Боже, Гермиона, он просто хороший парень, даже если тебе трудно в это поверить, — улыбнулся Гарри. — Честно говоря, с ним проще, чем с Роном. Кстати, подумай об этом.

— Подумать о чем? — Гермиона посмотрела ему вслед. Гарри помахал ей и пошел к лифту, не удосужившись ответить. Какого черта ей теперь обо всем этом думать?

* * *

Гермиона растерянно сидела на кухне, она не догадалась спросить, что Гарри планирует есть. Она послала Патронуса и теперь ждала его, подперев рукой щеку. Телевизор был выключен. Было слишком тихо даже на улице, собиралась гроза. Гермиона любила грозы, в них было что-то таинственное и прекрасное, но сейчас она думала о другой грозе, той, которая нависла над Драко. Как вообще мог возникнуть этот странный выбор, дом или ребенок? И ведь сомневался Драко не из-за дома, а из-за будущего Скорпиуса.

Так.

Откуда в ее мыслях столько этого странного имени? Всю жизнь она называла его просто Малфоем. А тут вдруг Драко. Бедность не делает его ближе и понятнее.

— Эй, Миона, открывай. — В ее дверь забарабанили. — Открывай и заказывай пиццу!

— Можешь хоть на всю улицу не орать? — Гермиона, все же улыбаясь, открыла ему дверь. На этот раз появление Малфоя ее совсем не смутило. Драко. Пусть будет Драко.

Гермиона не смотрела на экран. Гарри выбрал фильм, который Гермиона уже давно смотрела, и теперь он весьма заразительно смеялся над фильмом, в котором маленького мальчика оставили одного дома. Что удивительно, Малфой смотрел скептически. Затем он начал улыбаться. И под конец смеялся с Гарри.

Это было слишком… странно, чтобы смотреть на это спокойно.

Гермиона вздохнула. Весь заряд ее бодрости давно исчез. Она попросту перегорела, чувствуя себя просто бесконечно усталой. Еще днем ей казалось, что она справится с любыми проблемами, появление Гарри лишь добавило ей сил… поначалу. Но Гермиона вдруг поняла, что не может смеяться вместе с ними. На ее душе лежал камень предстоящего дня рождения миссис Уизли. Ведь дело не в том, как она преподнесет сама себя. Она может Империусом повести с собой Малфоя, может потребовать в обмен на свое унижение, может сыграть все, что… все, что должна была бы делать настоящая Гермиона. Жить несгибаемо дальше, как будто Рон не стоил почти всей ее жизни. Правда в том, что, даже если она обманет остальных, она не обманет себя. Для себя она все та же одинокая неудачница, которую попросту тащит за собой Малфой.

Она украдкой посмотрела на него. Гарри объяснял ему принцип действия механической машинки на радиоуправлении, а он все еще улыбался, как будто только недавно смеялся. Как у него получается все еще двигаться дальше? Что вообще произошло между ним и Асторией? Это Астория такая стерва? Или, может быть, это Малфой? Почему это вообще так важно для Гермионы? Она же не собирается искать в нем родственную душу. Разводы бывают разные. Только потому, что Малфой… Драко общается с ней, не значит, что у них появилось что-то общее, ей пора просто перестать совать нос в его дела. Все потому, что у нее нет своих дел.

Ей стоит пойти одной с гордо поднятой головой. Встретить жалость окружающих, встретить скрытое удовольствие Рона от осознания своей значимости для нее. Ты не нужен мне, не нужен. Я не хочу ломать себя для тебя. Тебе же не нужно было почему-то ломать себя, почему должна я? Гордо вздернуть подбородок, объявить себя феминисткой и просто пережить это. Выглядеть сногсшибательно, разговаривать со всеми, сообщать о своем успехе, делиться планами… Как будто у нее действительно радужное и перспективное будущее. Смотреть, как ласково Джинни будет касаться Гарри теми движениями, какие появляются и становятся необходимыми в браке. Как Билл смотрит на Флер. Черт, даже Перси не отойдет от Одри ни на шаг. Ей не хватало этого мужского собственничества. Рону его не хватало. Он не смог бы просто… не дать ей совершить эту ошибку, если бы был таким, каким Гермиона рисовала его себе сейчас. Он и нашел себе Лаванду, которая возместила ему этот… мужской стержень в жизни.

— Грейнджер. — Гермиона словно очнулась. Она увидела на телевизоре замершую картинку титров, довольно сопящего Гарри и… Драко рядом с собой. Малфоя. Драко. Боже, как будто есть разница в том, как его называть.

— С утра еще была, — вздохнула Гермиона. Она сидела, прислонившись к креслу, прямо на полу, чуть в отдалении от парней, и теперь Малфой сидел по-турецки рядом с ней, выглядя слишком… расслабленным. Как будто его отпустило. Как будто он может вынести все, что преподнесет ему судьба. Рукава его рубашки были закатаны. Никаких следов Метки. Никаких следов прошлого. Новый Малфой, сильный духом и незнакомый. Новая она, слабая, беспомощная плакса.

— Я заметил. — Гермиона поежилась. В комнате было жарко, несмотря на открытые окна, но холод шел изнутри. Холод ее беспомощности перед чертовой взрослой жизнью. Как всегда, она была слишком самонадеянна, когда думала, что знает, как жить. Как всегда, жизнь слишком больно дала ей пинка. Она сама себе дала этого пинка. Потеряла уверенность в себе. Что теперь? — Что с этим сборищем львят, Грейнджер?

— А что с ним?

Пожалуйста, давай не будем. Давай не будем трогать то, что окончательно раскроет меня, думала Гермиона, неосознанно раскачиваясь из стороны в сторону. Это ее последний рубеж, дальше падать некуда. Даже если она приведет хоть Малфоя-старшего, хоть воскресит Снейпа, это не изменит ее настоящего.

— Какого черта ты боишься, Грейнджер? С каких пор ты так труслива? — Он спрашивал насмешливо, стараясь взбесить ее. Какой от этого толк, если самое страшное она уже сделала — призналась себе? — Ответ за ответ, идет? — Гермиона посмотрела на него с отчаянием и мольбой. Но Малфой был непреклонен. Драко. Малфой. Черт. Что с ней происходит? — Ты боишься даже меня, Грейнджер? — усмехнулся он.

— Идет, — получилось. У него получилось возродить в ней отблеск гнева. Только не тебя, Малфой. Тебя, Драко.

— Что тебя пугает больше всего там? — Гермиона непонимающе посмотрела на него. Это не тот вопрос, это отлично читалось по его лицу. Он поколебался. — Что сделало тебя чертовым трусливым кроликом?

— Я не… — Гермиона отчаянно провела рукой по волосам. Ей не хватало их длины, чтобы скрыться. Не хватало сил, чтобы уйти от ответа. Давай, расскажи ему, какого черта, расскажи, не жалея себя. Расскажи, как похоронила себя в борьбе за якобы право на свободную жизнь.

Она рассказала. Кратко. Сухо. Снова и снова вспоминая истеричную себя. Нежелание идти домой. Нежелание видеть его. Ссоры. Крики. Его взгляд, когда она потребовала его уйти. Не взять передышку, а уйти к чертовой матери, навсегда, слезть с ее шеи и никогда больше не появляться на горизонте. Ярость. Вот что она чувствовала, рассказывая об этом. Весь это брак был ошибкой. Она вышла замуж просто потому, что так принято. Любила ли она Рона? Она не помнит. Может быть, другая она и любила. Эта Гермиона больше не сможет полюбить. Ее любовь станет наказанием для любого. Ей нечего отдать взамен.

Стало легче.

— Грейнджер. — Его тон показался Гермионе неправильным. Назови меня истеричкой. Я верю тебе. Назови глупой, слабой, неспособной принять решение и постоять за него. Она молча посмотрела прямо ему в глаза. — Это был самый правильный поступок за всю твою жизнь. — Гермиона только хлопала глазами. Что за бред? Правильные решения не ломают жизнь, не приводят к одиночеству. Но нет, Малфой смотрел на нее вполне серьезно. Она вдруг протянула руку и коснулась его лба. Да нет, холодный, не бредит. — Ничто не стоит того, чтобы потерять себя, Грейнджер, — произнес он тихо. Гермиона убрала руку. В голове было слишком пусто.

— А что теперь? Какая разница, было оно правильным или нет, — беспомощно сказала она, желая свернуться в клубочек и просто плакать. Маленький ребенок. Почему тебе вдруг кто-то нужен, чтобы принять за тебя решение? Не смей садиться Драко на шею…

— Соберись, Грейнджер. Соберись и заставь их вообще пожалеть о том, что они сочли что-то за тебя правильным, а что-то нет.

Гермиона не могла дышать. Он так быстро склонился к ней, не касаясь ее никак, и все же так близко, что Гермиона не могла не слышать запаха его… черт знает чего, шампуня, одеколона, просто запах Малфоя. Драко. Да чтоб его.

— Я могу только заставить пожалеть себя, — вдруг усмехнулась она. — Где я возьму столько уверенности и наглости? Господи, Малфой, тебе ли не видеть, во что я превратилась. — Гермионе стало чуть легче, когда он снова оказался на безопасном расстоянии.

— Ты поэтому боишься даже меня? — Его усмешка не такая, как раньше. Она… не вызывает желание его ударить. Скорее, сделать все, чтобы не разочаровать его.

— Я не боюсь тебя, Малфой! — раздраженно воскликнула она, устав от всего этого странного разговора. — Какого черта тебе вообще от меня нужно? Мне не нужна твоя жалость или твоя мотивация…

— Так сходи туда и докажи это. — Он повысил голос и приказал ей. Приказал! Гермиона пыталась встать, но этот его приказ почему-то лишил ее воли. Она послушно села, не понимая, с каких пор у него есть такая… власть приказывать ей. — Иди, Грейнджер. Назло мне, назло им.

— Ну пойду я туда одна, что толку, вся моя бравада не имеет смысла. Мое одиночество бежит вперед меня!

Наконец у нее получилось это сказать. Да, так и есть. Больше падать некуда. Она чувствовала себя беззащитной перед Малфоем. Перед Драко. Черт, это не два разных человека, это просто Драко! Вечно издевающийся над ней мальчик, превративший ее школьные времена во что-то слишком тяжелое даже несмотря на Волдеморта

— Значит не иди туда одна, — подумав, произнес он.

— Ага, отлично, пойду вон на улицу, заколдую Ричарда Гира и пойду…

— Кто такой Ричард Гир? — подозрительно спросил Драко.

— Да какая разница, с кем я пойду, думаешь, кто-то сыграет… сыграет… Хватит. Не хочу об этом разговаривать. — Гермиона нашла в себе силы встать. Она хотела уйти на кухню. В ванную. Куда-нибудь.

Малфой перехватил ее за руку. Гермиона замерла. Кажется, он на нее не смотрел. Гермиона не стала смотреть на него.

— Я пойду с тобой, Грейнджер, — произнес он.

— Я же сказала, мне не нужна твоя… — В ярости Гермиона вырвала руку. Малфой встал, схватив ее за плечи. От его тяжелого взгляда ей стало не по себе.

— Я не собираюсь тебя жалеть. Я собираюсь тебе помочь, идиотка. — Гермиона стиснула зубы. Почему это выглядит так унизительно?

— Мне не нужна твоя помощь, — почти прошипела она. Идиотская идея Одри. Стоп, но он же не знает о ней. Что происходит?

— Я тебя не спрашивал. — Гермиона сверлила его взглядом. Она не даст ему так просто управлять собой, не даст!

— Отстань от меня, Малфой. — Не хватало сил отказать, сохранить достоинство, его остатки. Гермиона так не хочет терять остатки себя!

— И позволить снова кому-то тонуть в этом идиотском болоте? Нет. Достаточно меня в нем. — Он замолчал, словно сказал слишком много. Гермиона смотрела тупо на его лицо. Он сказал что-то непонятное на другом языке, словно выругался, и отпустил ее. — Будь добра соответствовать, — произнес он, не глядя на нее. Он прихватил свою мантию и покинул ее дом так стремительно, что Гермиона не успела ничего ему сказать.

Она столбом стояла на месте. Какое болото? Почему он ей приказывает идти с ним на кошмар всей его жизни? Голова шла кругом.

Слишком долго она жила одна, попросту забыв, как стоит общаться с людьми. Она перестала понимать мотивы их поступков. Черт возьми, как за четыре дня ей превратиться в уверенную Гермиону, которая…

Которая, прости господи, должна выглядеть так, чтобы все поверили в то, что она смогла привлечь Малфоя.

Да это невозможно!

* * *

Гарри уютно забрался с ногами в кресло. Это был тот день, когда у нее не было с утра занятия, и она могла побыть с утра дома чуть дальше. На этот раз он не стал убегать, сообщив, что вся орда нынешнего поколения Уизли, Поттеров и даже Тедди Люпина должна прибыть в Лондон, чтобы пройтись по магазинам во главе с Джинни. Гарри пил кофе, наблюдая за тем как Гермиона убирается.

— И что, ты так спокойна, потому что идешь в пятницу с Малфоем? — наконец хитро спросил он. Он скрыл улыбку чашкой.

— Нет, черт… Подожди, откуда ты знаешь, ты что, подслушивал? — задохнулась от возмущения Гермиона. Да она в панике, какое спокойна! Просто она использует тот же метод, что и с Роном: просто занимает себя другими делами.

— Ну вы меня разбудили своим спором, я просто тактично не влезал. По-моему, это просто отличная идея. — Гарри подмигнул ей.

— Гарри, вы что, вместе с Драко с лестницы упали?! — застонала Гермиона. — В каком мире вообще идти в Нору с Драко — хорошая идея?

— Значит, Драко, — резюмировал Гарри. Гермиона раздраженно кинула в него пакетиком саше, который подняла с полки с одеждой, чтобы достать рубашку. — Если ты думаешь, что все там его загрызут, то ты ошибаешься. Не у всех еще живы предрассудки.

— Гарри, ты вообще представляешь, что будет? — устало села Гермиона на подлокотник его кресла. Гарри посмотрел на нее, коснувшись ее руки.

— Я же рядом, ничего не будет, — спокойно сказал он. — Он мне такой же друг, как и все они. И я не собираюсь прогибаться под другое мнение, чтобы сохранить… других друзей. Удивительно, что ты боишься осуждения за Драко, но не боишься осуждения за то, что сделала.

— Гарри, он сказал, что я… поступила правильно, — беспомощно произнесла Гермиона.

— Я тоже так думаю, — вдруг сказал Гарри. Гермиона потеряла дар речи. Все эти четыре года она была уверена, что…

— Гарри, — беспомощно позвала она его, чувствуя, что сейчас заплачет. — Я все это время…

Верила, что ты ненавидишь меня за это и слишком… вежлив, чтобы сказать это.

— Я злился. Это правда. Я был на его стороне. Но, знаешь, я женат пять лет. Если я запрещу ей делать то, что она хочет, она же натравит на меня своих фирменных летучих мышей! В браке нельзя… давить. Нужно признавать и договариваться. Если тебе не позволяют быть тобой, то у этого брака не может быть будущего. — Гермиона украдкой вытирала глаза краем кофты. Черт возьми. Черт.

— Это тебе Джинни сказала? — спросила она дрожащим голосом.

— Ну, да, — признался Гарри. — Мне никогда не приходило в голову… Заставлять ее сидеть дома, рожать детей, я уважал любое ее решение. Сначала мне не хотелось отпускать ее… Знаешь, на такие посиделки с подружками, в эти походы по магазинам, но я поддерживал ее даже тогда, когда она заявила, что хочет уехать изучать колдомедицину обратно сюда, в Лондон.

— Ты поэтому вернулся? — Гермиона посмотрела на Гарри в изумлении. Его карьера ловца в Болгарии была идеальна.

— Ну, пять лет я выиграл, — подмигнул он ей. — Вообще-то я ничего не делал, просто Флер родила, и ей тоже захотелось. А теперь… теперь она вполне заслужила учиться дальше.

— Господи, Гарри. — Гермиона наконец дала волю слезам. Его поддержка стоила всего. Даже сейчас. Когда уже поздно, она все равно грела ее. Гарри притянул ее к себе.

— Что мне сделать, чтобы извиниться? — спросил он тихо. Гермиона пожала плечами, бесстыдно поливая слезами воротник его рубашки. При нем плакать было не стыдно. Ее даже не злило то, что большая часть этих четырех лет так давила на нее именно его осуждением. — Миона, не рви мне сердце, я же бестолковый Поттер, как ты вообще можешь настолько мне верить?

— Гарри, ты просто ужасный друг, — шмыгнула носом Гермиона. — Я люблю тебя и ненавижу, — призналась она. Гарри обнимал ее тепло и аккуратно, и Гермиона наконец начала успокаиваться. — Посмотри, какие я себе щеки отожрала со всем этим…

— Отличные щеки, — невозмутимо произнес Гарри. — В этом проблема? Ты больше не чувствуешь себя роковой красавицей?

— Да никогда не чувствовала, — фыркнула Гермиона. Ей полегчало. Где же ты был раньше, Гарри. —Но, Гарри… А Рон, он…

— Он о себе отлично позаботился. А ты не можешь. Поэтому я здесь, парам-парам-пам! — Он посмотрел на нее внимательно. Гермиона вздохнула. Вот красавица-то, зареванная, непричесанная, подстриженная как пацанка. От прически парня ее спасает только густота волос, которая делает эту прическу словно каре.

— Гарри, я не думаю, что теперь можно что-то сделать… — неловко начала она.

— Знаешь что? Я пропустил четыре твоих дня рождения. Это четыре подарка.

— Но ты же присылал…

— Нет. Я решил. Я сделаю тебе четыре подарка в этот четверг, чтобы к вечеру пятницы ты была такой Гермионой, которую я никогда не видел, идет? — Гермиона растерянно разглядывала его.

— Гарри, а что скажет Джинни? — аккуратно спросила она.

— О, я договорюсь, — улыбнулся он. — Ты хочешь стать другой Гермионой?

Почему это так ее пугает?

Да.

ДА.

Гермиона смотрела через окно, как Гарри выбегает к ожидающей его Джинни. Вокруг нее носилась целая толпа малышей. Вот Тедди Люпин, меняющий цвет волос каждый метр, который пробегал от Ала, не так хорошо бегающего. Вот красавица Виктуар, в свои шесть выглядевшая просто невероятно симпатичным ребенком, дергает Джинни за руку. Гермиона отвлеклась от детей. Гарри обнял Джинни, чмокнув ее в макушку, а она подняла голову и помахала рукой Гермионе.

Гермиона неловко помахала рукой в ответ. Боже, неужели она правда поступила… правильно?

* * *

Одри лукаво смотрела на нее уже пять минут. Гермиона раздраженно размешивала сахар в чае для нее. Одри зашла за ней по пути на работу, но не произнесла ни слова, ожидая, когда Гермиону прорвет. Наконец Гермиона не выдержала. Она рассказывала так быстро, что почти задыхалась, желая поскорее перейти к тому, что сказал ей Гарри.

— Миона, тебе нравится Малфой? — вдруг спросила Одри без намека на смех.

— Что? — тупо переспросила Гермиона. — Нет.

— Жаль, — вздохнула Одри. — А почему?

— В смысле, почему? — Гермиона вытаращилась на нее так, что глаза заболели.

— А как ты собираешься вести себя с ним там? Как обычно? — На этот раз Одри хихикнула. — Малфой, не трогай меня! Не дыши на меня! А то вдруг подумают, что мы вместе.

— Ну, я не знаю. — Гермиону захлестнула паника. — Черт. Ты права.

— Предлагаю немедленно в него влюбиться! — Одри подняла палец вверх. — Получится естественно.

— Одри, ты с ума сошла вместе с ними троими? Ну как я должна влюбиться в него, по приказу? — Гермиона потерла лоб. — Это все идиотская идея.

— Ты же веришь Гарри? Он вот так не считает. — Одри подперла щеку рукой.

Гермиона посмотрела на людей, спешащих куда-то посередине рабочего дня. Неужели у них у всех есть проблемы, с которыми они как-то справляются? Как ей вести себя рядом с Малфоем? Ведь это не озвучивалось, но она должна быть… выглядеть… быть… Черт, все просто должны поверить, что она встречается с Драко, да как это вообще возможно, если в это сама Гермиона поверить не сможет?

— Добрый день. — Гермиона посмотрела на Одри в ужасе. Ну не должны эти две части жизни ее пересекаться! Одри улыбнулась кому-то за спиной Гермионы. Кому-то, да правда, а то она не знает этот голос. Кому-то. Малфою. Драко. Так Гермионе недалеко до голосов в голове и второй личности, если она продолжит делить Малфоя на две личности. Он познакомился с Одри, но это было для Гермионы немым кино.

Вылезь из моей жизни, Малфой. Это моя подруга. Отстань от нее. Это последнее, где ты еще не наследил.

— …я ужасно рада, что Гермиона не будет одна на этом празднике. — Одри весело щебетала. Ну да, конечно, сейчас мы все сделаем вид, что вот нормально так идет, и Малфой зашел пообедать вместе с ней, потому что они пара.

Да это вопиюще нереально! Гермиона злобно посмотрела на Одри. Та спокойно пила свой чай и откусывала от тортика маленькие кусочки. Вот почему Гермионе неловко, а этим двоим нормально сидеть и обсуждать подарок для миссис Уизли?

Вдруг Малфой взял ее за руку. Драко взял ее за руку. Какая разница, если Гермиона едва не подлетела до потолка? Какого черта…

— Грейнджер, расслабься. — Одри наконец засмеялась в голос. Малфой смотрел на нее, внешне серьезный. Но, кажется, его тоже веселила реакция Гермионы. — Я способен еще понять, кто в курсе маленькой диверсии, а кто нет.

Он все еще держал ее за руку. За руку.

— Гермиона, я пойду, пожалуй. — Одри подхватила сумку и кексик в бумажной упаковке. Нет, подожди, стой, куда? Гермиона испытала дикое желание немедленно вырвать руку и убежать. Одри попросту бросила ее на растерзание Драко. — Я хочу пойти с тобой в четверг, кстати, — шепнула она на ухо Гермионе, наклонившись, чтобы чмокнуть ее на прощание.

— Грейнджер, у тебя опять какие-то проблемы? — Гермиона вздохнула. Да, в твоей руке. Отпусти меня. Мне слишком… нравится? Не нравится? Это бессмысленно.

— Зачем это надо тебе? — наконец смогла спросить Гермиона беспомощно. Она пыталась не думать о том, что Малфой держит ее за руку так уверенно, словно так и должно быть.

— Это будет грандиозное потрясение всего рода Уизли, я не собираюсь упускать шанс устроить подобное шоу. — Гермиона напряженно изучала его лицо. Это звучало, по крайней мере, логично. Но это не вязалось со всем его спокойным нынешним образом. Может ли она успокоить себя этой мыслью? На время, наверное.

— И что ты хочешь от меня сейчас? — совсем тихо спросила Гермиона. Смотреть на Малфоя было тяжело, и она посмотрела на свою руку. Точнее, на его, которая накрыла ее руку. Его часы снова горели. Но почему-то он здесь.

— Привыкай ко мне, Грейнджер. — Пожалуйста, пусть это будет шуткой! — Гермиона.

Она закрыла глаза. Это еще тяжелее, чем могло бы быть.

Это утро Гермиона начала с завтрака дома. Она пожарила себе глазунью, сварила кофе и сидела перед окном, лениво разглядывая унылую дождливую улицу. Там было слишком сыро, чтобы бегать. Уже завтра Гарри обещал отвести ее в магазин, и Гермионе все еще было неудобно принять его подарки. Но само ожидание этого дня и страх перед пятницей добавляли Гермионе ощущения новизны. За прошедшие два дня она исправно терпела прикосновения Малфоя. Одри сообщила ей, что она уже не выглядит так, словно за пятку ее укусила змея. Наверное, это должно было радовать. Любой другой человек не вызывал у нее таких эмоций, но это был Драко. Драко клал ей руку на плечо. Драко брал ее за руку. Голова шла кругом, но сегодня, к третьему дню, Гермионе уже было наплевать. Она словно… привыкла к этой мысли. Обманула себя, что пятница еще не скоро. Что все может сорваться в любой момент.

Наконец она вздохнула, вымыла посуду и собрала учебники. Вчера она провела весь вечер, готовясь к своему первому практическому занятию. Учебники давали ей ощущение безопасности и защищенности, а конспекты внушали уверенность в собственных силах. Гермиона удостоверилась, что ничего не забыла, после чего выбежала на улицу, не забыв произнести заклинание, чтобы не намокнуть. Она бежала мимо редких прохожих, забывших зонт или предусмотрительно надевших сапоги, но они были единым общим серым фоном. Почему-то Гермиона перестала чувствовать себя потерянной среди них. Она перепрыгивала лужи, и с каждым толчком от земли ей становилось капельку легче. Она пробежала мимо своей любимой пекарни впервые за четыре года.

Толпа волшебников не менялась, но почему-то сейчас Гермиона видела больше счастливых лиц. Кто-то смеялся. Гермиона скользила к входу, обходя остальных людей, прижимая учебники к груди. Легче. Еще легче. Атриум сиял обманчивым солнечным светом, и он неожиданно показался Гермионе… другим. Ее почта гуськом полетела за ней, сложившись в аккуратные стопочки. Над головой кружилась стайка коварных записочек.

Кажется, это ее стихия. Кажется, она приняла правильное решение.

— Гермиона, постой! — Гермиона обернулась, увидев бегущую к ней Одри. Она махала ей рукой, обгоняя остальных волшебников. Гермионе показалось, что появление Одри слегка разочаровало ее. Она что, ждала Малфоя? — О боже, срочно нужно сделать колдографию. Гермиона, милая, ты сегодня выглядишь потрясающе.

— Ты мне врешь, — фыркнула Гермиона. Она все еще думала над наказанием для Одри за то, что оставила ее тогда наедине с Малфоем.

— Всю жизнь. — Гермиона и Одри заняли угол лифта. — Вообще-то это правда. Ты выглядишь так, словно тебе сказали, что Рон уехал на другой континент. Вместе с Малфоем. — Гермиона фыркнула и вдруг заметила Парвати Патил. Она взглядом указала на нее Одри, и та послушно замолчала. Патил сделала вид, что не заметила Гермиону. — У тебя сегодня первое практическое занятие? — Народу набивалось все больше и больше. Гермиону буквально вжало в стену лифта. Она раздраженно спросила Одри, сколько времени.

Тогда она заметила, что к лифту приближается Малфой. Не успела она испугаться, как обнаружила, что он разговаривает с Гарри. Они едва пробились в лифт.

— Гермиона! — обрадованно произнес Гарри. — Привет. — И он снова обратился к Малфою, пододвигаясь так, чтобы стоять напротив Одри. Драко встал напротив Гермионы, кивнув так, словно они вообще были едва знакомы. Он выглядел явно обеспокоенным. Хотя, правильнее было бы сказать, что на нем не было лица.

— Боюсь, что я не смогу прийти. Сегодня первый рабочий день, — извинялся Гарри.

— Ладно, — ответил Малфой, смотря куда-то сквозь стену лифта. Гермионы он даже не коснулся. Это ее задело, но она быстро оттолкнула эту мысль от себя. Вероятно, это как-то связано с его сыном и Асторией. Ее лицо как будто выражало все эти мысли, ведь иначе никак было не объяснить то, что Гарри на ухо объяснил ей, что сегодня Астория согласилась встретиться и поговорить с Драко о сыне. Это объясняло все. Одри ушла на своем этаже, Гарри вышел следующим, после чего ушел и Драко. Все они разошлись в полном молчании.

Гермиона сидела на лекции с тяжелым сердцем. Тему она прочитала заранее, и проблема была явно не в ней. Она слушала и не слышала. Все ее мысли сбивались на Драко: настолько потерянным и испуганным она его еще никогда не видела. Не трусом, не унижающимся ради своей свободы, а попросту отчаявшимся. Гермионе самой захотелось… может быть, взять его за руку. Его боль от разлуки с сыном въелась в Гермиону за какую-то неделю. Она прослушала вопрос, но наугад ответила правильно. Дойти до своего отдела после лекции оказалось труднее всего. Она прошла к своему столу, принялась за бумаги и осознала, что ничего в них не понимает. Она взглянула в сторону кабинета Драко. Стены были затемнены. Ее волнение росло. Он никогда не делал этого в рабочее время, он считал, что должен быть доступен всегда. Это, возможно, подтолкнуло Гермиону к тому, чтобы подойти.

Постучать.

Он сидел в кресле, сняв пиджак. Никакой мантии на нем сегодня не было. На появление Гермионы он не обратил никакого внимания. Гермиона неловко замерла на пороге, не зная, что ей сделать. Видеть его таким было неправильно. Это же Малфой, он должен быть… бессердечным? Ну откуда в ней это?

— Грейнджер, чего тебе нужно? — спросил Драко, не поднимая головы с рук.

— Я… я просто подумала… — заблеяла Гермиона, сама не уверенная в том, зачем пришла сюда.

— Я не маленький мальчик и справлюсь, — глухо и грубо сообщил он ей.

— Но… — Нужно же как-то объяснить свое здесь присутствие? Почему в ее голове так пусто? Она не может видеть Драко таким. Если он скажет ей что-нибудь язвительное, она сразу же уйдет. Но, похоже, ему все равно было, здесь она или нет. Наконец он поднял голову. Гермионе показалось, что он просто бледен, но выглядит лучше, чем с утра. Как будто он все решил для себя. Но так неправильно! Почему? Какая разница. Он помог Гермионе, она чувствовала себя попросту обязанной. Малфой повернулся в кресле к ней спиной, смотря на стену. До сих пор там не было никаких фотографий — он скрывал их! Гермиона подошла ближе, опасаясь услышать каждую секунду просьбу уйти. Но Малфой молчал.

Этот Драко был ей не знаком. Нет больше Малфоя. Есть только Драко, у которого проблем еще больше, чем у нее, но он справляется. Справляется и пытается помочь ей. Это рождало… едва заметное, но восхищение.

Гермиона не нашла ничего лучше, кроме как положить руку ему на плечо в качестве поддержки. Совсем как он недавно. На мгновение ее сердце привычно замерло, испуганное воспоминаниями из школы, но Драко молчал. Он смотрел на колдографию себя в какой-то обычной одежде и счастливого малыша, падающего с детской метлы.

Его чужая жизнь разбилась так же, как ее, но она все равно чужая, зачем она лезет?

Потому что считает, что должна.

— Если хочешь, я… могу пойти с тобой вместо Гарри, — дрогнувшим голосом предложила Гермиона. Она идет на ссору, это не так сложно, как идти на семейный праздник бывших врагов. Это самое меньшее, что она вообще может сделать.

— Нет, — просто ответил он. — Ты дезинформирована, Грейнджер. Я во всем виноват, и это не ваше гриффиндорское желание пострадать. Я и только я в ответе за все, что происходит с моей семьей. Ее подобием.

— Я думаю, ты тоже драматизируешь, — вдруг рискнула возразить Гермиона. Драко бегло посмотрел на нее.

— Это неважно. Я сказал нет, значит нет. — И он снова посмотрел на колдографию.

— А я тебя не спрашиваю, — вспомнился ей вдруг его собственный аргумент. Зачем она настаивает? Ну нет, почему ей просто не уйти? Потому что хватит с него приказов, поняла Гермиона, она не обязана его слушать. Ей действительно хочется пойти и узнать, что случилось в семье Малфоев. Он же знает о ней и Роне, почему в ответ нельзя ей?

— Грейнджер, у тебя сейчас первое практическое занятие. Оно не стоит твоего глупого желания меня пожалеть. — Наконец Драко поднялся на ноги. Он надел пиджак, поправив часы. Его лицо больше напоминало маску.

— Я сама решу, что стоит, а что нет, — мгновенно вспыхнула Гермиона. Она захотела пойти с ним просто из упрямства, из нежелания его слушаться.

— Грейнджер. — Он хотел сказать что-то еще, но передумал, посмотрев на нее, и слегка смягчился. — Как хочешь, я все сказал. Просто молчи и не отсвечивай, даже если к тебе обратятся, — предупредил он, выходя из кабинета и придерживая дверь для нее. Драко молча шел по коридору, едва ли понимая, где он находится.

— Драко, — едва успевала за ним Гермиона. Он остановился перед лифтом, хмуро взглянув на нее. Что ей сделать? Что будет правильно? Поможет ли она ему? Водоворот сомнений утягивал ее решимость быстрее, чем Гермиона могла предотвратить это. Столько лет она погружалась в это… болото. Драко правильно сказал. Болото.

Она сама взяла его за руку, балансируя на грани фола и правильного решения. Он кивнул, но руку все же отнял. По крайней мере, она пыталась.

Уже в лифте Гермиона вспомнила статью из «Пророка». Что будет, если она появится с Драко перед его женой? То же, что и со всей семьей Уизли в пятницу. Но не навредит ли ему ее присутствие? Он бы отказал. Но он отказал. Гермиона вздохнула. Лифт был пуст. Перед Драко она и так позорилась слишком много раз.

— Драко. — Он хмуро посмотрел на нее. — Я… нужна тебе там?

Гермиона не могла понять, какого ответа она боится больше всего. Драко молчал, смотря куда-то поверх ее головы.

— Да, — наконец сказал он и снова отвернулся. Гермиона нервно сглотнула. Кажется, это правда. Она нужна Малфою. Нужна Драко. Она потерла вдруг взмокший лоб. Это значило что-то большее, чем просто ее присутствие. Но что ей, черт возьми, нужно сделать, чтобы оправдать его потребность в ней? Гермиона бессильно смотрела на его затылок. Так сложно понять, что правильно, а что нет, но ей хотелось… просто хотелось дать ему понять, что он не один. Гермиона сделала шаг вперед и прижалась к его спине, обнимая. Драко не шевельнулся, словно это застало его врасплох. Гермиона закрыла глаза. Так страшно быть собой. Так страшно снова решаться. Так страшно быть осужденной.

— Спасибо, — только и сказал он. Гермиона слегка покраснела и отступила. Поступила как глупая маленькая девочка, но это оказалось... нужным ему. Гермиона нервно вытянула рукава своей блузки. По крайней мере, за свое положение со стороны Драко она больше не волнуется, она нужна ему, хоть и бог знает зачем.

Как будто он нужен завтра ей по той же причине.

Гермиона молча шла за ним, держась чуть сзади.

— Папа! — По коридору со всех ног летел четырехлетний малыш. Он был до безумия похож на Драко, такой же светловолосый и голубоглазый, но его круглое лицо украшала широкая улыбка. Мальчик тянул руки к Драко. Драко мгновенно подхватил его на руки, прижимая к себе.

— Привет, Скорпи, — тихо произнес он, целуя сына в макушку.

Гермиона не понимала, почему эта сцена заставила ее испытать странное чувство боли в груди. Драко обнимал сына так, словно это было самое ценное в его жизни. Малыш обнимал отца в ответ, болтая в воздухе ножками. Гермиона вдруг на мгновение увидела выражение лица Драко.

Таким счастливым и любящим она не видела его никогда. Сердце билось, как сумасшедшее. Такие чувства, как Драко может быть способен на них? Как? Гермионе хотелось… Ей не удавалось это сформулировать. Драко поставил мальчика на землю, крепко взяв его за руку.

— Драко, — с отвращением произнесла высокая девушка со светлыми волосами. Это была Дафна Гринграсс, и Гермиона знала ее еще со школы. Ее красота скорее пугала. Ее цепкий взгляд выбрал своей целью Гермиону, неловко переминавшуюся с ноги на ногу за спиной Драко. — Какого черта, Драко? Это не для посторонних. Особенно для нее. — Гермиона подняла бровь. В смысле «для нее»? Драко почему-то молчал. Гермиона с пылающими ушами смотрела на Асторию, скрывавшуюся за спиной Дафны. Кажется, ее глаза были красными. Она вообще не походила на злобную стерву. Она словно… плакала только что. Это едва не сбило с толку Гермиону, но она вовремя вспомнила слова Драко. Он говорил, что виноват сам, и это не было самобичеванием.

Гермиона знала, что значит быть виноватой. Это не значит, что ему не нужна поддержка, даже если он действительно поступил с Асторией плохо. Он дал Гермионе понять, что не бывает поступков правильных или неправильных со стороны посторонних. Она не может его судить, она может лишь… помочь. Ноги сами понесли ее вперед. Ее рука легла на его спину так, словно Гермиона делала это миллион раз.

Я буду убежищем, поняла она. Для человека, которого ненавидела большую часть жизни. Чужого ей человека, который почему-то заинтересован в том, чтобы помочь ей. Это не так сложно. Страшно, но не сложно. Слишком страшно, так, что ноги становятся ватными.

— Здесь нет посторонних, Дафна, — ответил Драко так, словно у него было преимущество. Он приобнял Гермиону за плечи. Она едва не упала от неожиданности, вцепившись в него еще сильнее. Ей казалось, что Драко боится еще больше. Просто отлично: двое держатся друг за друга, делая вид, что они покорили эту жизнь. Гермиона посмотрела на Асторию. Боль в ее глазах неприятно поразила ее, но отступать было некогда. Гермиона сосредоточилась на том, что Драко держит ее за плечо так сильно, словно ноги не держат его самого. Гермиона посмотрела на него: ни единого признака страха и слабости. Он идеально владел собой внешне. От него исходили волны жара, и Гермионе снова захотелось отодвинуться.

— У тебя нет совести, Малфой, — сквозь зубы прошипела Дафна, сжав руку сестры. Они наконец зашли в маленькую комнату с длинным столом. Столом для переговоров. Скорпиус прижался к ноге Драко, мотая головой в ответ на просьбу тети подойти к ним.

— Я никогда этого не скрывал. — Драко отодвинул для нее стул. Гермиона неуверенно села, смотря за тем, как уверенно Драко берет мальчика на руки. В этом было столько… близости, что Гермионе снова стало нехорошо. Она почувствовала себя лишней, хоть и делала вид, что близка Драко. Близка. Что вообще нужно сделать, чтобы быть близкой кому-то? Гермиона не могла судить, она лишь… сидела и смотрела в стол.

— Ты готов отдать моей семье дом и получить опеку над Скорпиусом? — Дафна мрачно смотрела на него. — Тебе не нужна семья, Малфой. Ты разрушил все, что имел. Ты не умеешь любить и ценить. Какого черта мы должны отдать тебе Скорпиуса?

Малыш молча играл на коленях отца с его запонкой, которая меняла цвет. Драко ласково погладил его по голове.

— Это единственное, что я сделал в своей жизни правильно, — глухо ответил Драко. — Я не обязан отчитываться перед вами. Или вы согласны, или мы расходимся и встречаемся в суде.

— Который ты готов проиграть? — усмехнулась Дафна. Она постучала пальцами по столу. — Ты же станешь нищебродом, как ты сможешь обеспечить Скорпиуса?

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться. — Драко выпрямился. — Как будто кто-то из вас сидит с ним. Это всегда делала няня. — Скорпиус вел себя подозрительно тихо. Он вдруг внимательно посмотрел на Гермиону и пополз к ней на колени. Гермиона растерялась. Она неловко поймала его, случайно прижав к себе. Малыш пах просто замечательно, особенным детским запахом, похожим на молоко. Скорпиус перехватил ее за прядь волос и обнаружил ее сережку. Гермиона не знала, что делать с детьми, и просто позволила ему ползать по себе.

— Мы теряем время здесь, — едва слышно пробормотала Астория. — Я не согласна отдать его тебе. Сейчас, — добавила она еще тише. — Через год, может быть.

— Какого черта? — с угрозой произнес Драко.

— Я люблю его. Это мой сын. — Ее руки дрожали. — Я не всегда это… понимала, но сейчас хочу попробовать. Дай мне шанс, Драко. Чтобы его обеспечивать, тебе нужно работать. Мне — нет. Ты можешь видеть его, когда захочешь. Но я… прошу тебя.

Гермиона смотрела на нее и видела лишь напуганную, сбитую с толку девушку. Астория совсем не походила… на стерву. Драко смотрел на нее безо всяких эмоций, но мышцы его лица были напряжены до предела.

— Дорогая, я же… — начала Дафна, но замолчала, стоило Драко пустить по столу изящный ключ.

— Забирай. — Он забрал у Гермионы ребенка. Скорпиус робко обнял его, пробормотав что-то едва слышно. Драко сильно обнял его.

— Нам не нужны подачки! — Дафна аж покраснела от гнева, но все же сжала ключ в руке. Астория резко встала, вытирая глаза.

— Ты никогда никого не любил, Драко, — вздохнула она. Она протянула руки, и Скорпиус без сомнений перебрался на руки к ней. Она держала его слишком… неловко.

— Это неправда. — Драко не смотрел на нее, опустив взгляд на гладкую поверхность стола. Дафна встала следом. — Если ему будет что-то нужно, напиши мне. — Гермиона молча смотрела, как обе девушки Гринграсс уходят. Дафна что-то тихо говорила сестре. Комната вдруг утонула в тишине.

— Драко, — беспомощно произнесла Гермиона. Она не знала, что сказать, ведь он так хотел бороться за сына и так легко отдал и его, и дом! Она ничего не понимала. Он молчал, словно не заметил ни их ухода, ни ее слов. — Драко, почему? — Она неловко сложила руки на столе, не представляя, что может сделать, чтобы снять это гнетущее напряжение.

— Что, Грейнджер? — устало спросил он, поднимаясь на ноги. Он потер шею, словно она болела от долгого напряжения. — Что почему? Она хочет заниматься им. Теперь. Действительно хочет. Я не хочу, чтобы он рос в хибаре. Это его дом.

— А что будет с тобой? — Гермиона бросилась за ним, боясь, что не успеет получить ответ.

— Что со мной, Грейнджер? — зло спросил он, резко разворачиваясь. Он едва ли не рычал, сверля ее взглядом. Гермиона сжала кулаки.

— Не нужно быть таким ублюдком, — произнесла Гермиона, качая головой. Это был старый Малфой, не способный скрыть свою боль. Эта боль была самой сильной. Он потерял контроль над собой.

— А кто я, если не ублюдок, если я воспользовался ею? Я пользуюсь всеми, Грейнджер. Кто я после этого? — Гермиона упрямо смотрела ему в глаза. Я знаю тебя другим, я видела тебя другим, я поверила тебе.

— Я не верю тебе, — просто ответила она.

— Это твои проблемы. — Он встал максимально близко к ней, смотря сверху вниз.

— Ты же не используешь меня, — постаралась как можно увереннее произнести Гермиона. Ее щеки горели, но она не испытывала гнева. Скорее… отчаяние. Как ей спасти того Малфоя, что она узнала за эту неделю? Избавить от этой маски чертового урода? Это его болото. Гермиона словно взрывалась изнутри, не представляя, почему ей так больно видеть его таким.

— А ты уверена? — Тон его голоса был низким и опасным. Гермиона упрямо посмотрела прямо ему в глаза.

— Я хочу в это верить, — прошептала она. Драко сузил глаза. Он вдруг сильно схватил ее за подбородок.

— Глупая маленькая гриффиндорка, — произнес он. Его лицо было всего в нескольких миллиметрах от нее. — Я был так влюблен в тебя в школе. Жаль, что этой Гермионы больше нет. — Он повернулся на каблуках и просто вышел, оставив ее с ощущением нехватки воздуха. Она задыхалась. Что значит влюблен? Что значит больше нет? Гермиона бессильно оперлась о стол. Ей нужно было просто дышать.

В это было невозможно поверить.

* * *

Гарри лениво развалился в кресле. Он жевал яблоко и смотрел за тем, как Гермиона неловко стоит перед мадам Малкин и молчит в ответ на вопрос о том, что ей нравится. Одри задумчиво разглядывала Гермиону так, словно видела ее в первый раз.

— Попробуем с платьев, — наконец вздохнула мадам Малкин. Ее молодые помощницы бегали туда-сюда, принося все новые и новые платья, но Гермионе ничего не нравилось. Она начала отчаиваться, ведь все ее мысли были заняты Малфоем. Его голос до сих пор звучал в ее голове, заставляя ее краснеть, она даже не могла осознать его слова. Это не она нравилась ему, а та Гермиона, которую она убила в себе. Без толку сейчас пытаться переживать.

И все же…

— Гермиона, дорогая, что за ужас? — Гарри, висевший с подлокотника головой вниз от скуки, горько вздохнул. — Я думал, все ходят по магазинам, как Джинни.

— Ну давай, пожалуйся еще. — Гермиона посмотрела на вошедшую Джинни. Ее пышные рыжие волосы были завязаны в высокий хвост, а сама она была одета в простую кофточку и джинсы. Ее фигура была так же совершенна, словно она не рожала двух детей. Джинни поцеловала Гарри, пихнув ему пакеты. Он ойкнул, тут же садясь в кресле нормально. Джинни закатала рукава, подходя к Гермионе. Ее и Одри она удостоила приветственным поцелуем.

— Я точно знаю, что тебе нужно. — Она подозвала одну из девушек-помощниц, прошептав ей кое-что на ухо. Та кивнула и убежала. Вскоре она появилась со свертком в руках. Гермиона неуверенно разглядывала темно-красный костюм. Наконец она натянула обтягивающие штаны и застегнула пиджак с удлиненной спиной поверх черной майки. Пиджак имел короткие рукава. Гермионе нравилось свое отражение, она выглядела… уверенной в себе. Ее фигура была весьма выгодно подчеркнута, но ей казалось, что больше подошло бы платье. Гермиона взглянула на Одри. Та подняла большой палец вверх. Гермиона посмотрела на Гарри.

— Отлично, можно мы уже пойдем? — Гарри фыркнул, когда Джинни кинула на него убийственный взгляд. — Классно. Правда.

— Я думала, может, платье? — пробормотала Гермиона. Этот костюм был... уверенным сам по себе, но ей хотелось… хотелось выглядеть так же, как на Святочном балу. Нравилась ли она тогда Малфою? Да при чем тут это?

— А будешь ли ты чувствовать в нем себя собой? — скептически и тихо спросила ее Одри.

— Я больше не хочу быть собой, — призналась она. Джинни уже отдала девушке какой-то приказ. Гермиона приняла следующий конверт с опаской. Нужно сделать выбор сейчас. Нужно стать… другой. Красивой для себя. Уверенной.

Нужно…

Это что, она хочет стать прежней из-за Малфоя? Из-за того, что хочет снова произвести впечатление на него? Снова? Нет. Показать, что Рон больше не может влиять на нее. Вот ее цель. Гермиона продолжала убеждать себя, но получалось плохо. Голос Драко задел в ней что-то слишком глубоко спрятанное, никогда раньше не испытанное. Он заставил ее захотеть стать другой.

Гермиона распахнула шторку. Одри, Джинни и Гарри разом посмотрели на нее, странно замолчав. Гермиона вышла из кабинки, чувствуя себя объектом пристального внимания. Платье было черным, по бокам и на спине кружевным, со слегка вызывающим декольте и черной вставкой от груди, переходящей в свободную черную юбку. Эта вставка делала ее стройнее, кружево — увереннее в себе. Гермиона слегка покрутилась. Джинни что-то сказала на ухо мадам Малкин какое-то пожелание, и юбка Гермионы вдруг приобрела полосы кружева, чередующиеся со сплошной черной тканью. Гермиона посмотрела на себя в зеркало.

Так… странно было видеть себя такой.

— Гермиона, это именно то, что тебе нужно, — произнесла Одри.

— Дальше мы без тебя, дорогой. — Джинни сказала Гермионе, что это платье она готова купить ей сама, не то, что позволить это сделать. Все закрутилось и завертелось, и Гермиона как-то слишком быстро оказалась в каком-то магазине маггловского нижнего белья. Джинни требовала от нее выбрать подходящий черный комплект.

— Но мне некому его показывать, — запротестовала Гермиона, слишком уставшая, чтобы спорить серьезно. Она даже не поняла, как они оказались здесь.

— А это для тебя. Ты должна чувствовать себя идеально, уверенная в каждой детали своего гардероба. — Джинни решала за нее, выбрав даже чулки, от чего Гермиона абсолютно смутилась. Одри говорила мало, сбитая с толку присутствием Джинни. Гермионе очень хотелось поговорить с ней, но оставалось, кажется, еще что-то. К своему удивлению, Джинни заставила их аппарировать в дом к Флер. Француженка встретила их тепло, чем абсолютно дезориентировала Гермиону. И хотя Флер не знала, с кем Гермиона придет, она с радостью согласилась… нарастить Гермионе волосы.

Это заняло добрых полчаса, и все это время от незнакомых заклинаний у Гермионы чесалась голова. Флер о чем-то болтала с Джинни, и все выглядело так, словно и они не осуждают ее за то, что произошло с ней и Роном. Одри потерянно сидела на диване, медленно потягивая чай. Как много Гермионе хотелось сказать ей… но не было возможности и слов. Как сказать о том, что слова Драко сделали с ней? Ее сердце бешено билось каждый раз, когда она вспоминала его слова. Это было похоже на наваждение, на сумасшествие. Драко заставил ее сходить с ума. Заставил ее жить. Заставил ее чего-то желать.

Гермиону наконец развернули к зеркалу. Ее каштановые волосы аккуратными прядями спускались на плечи. Гермиона отвыкла от их тяжести, но они делали ее… женственной. Обманчиво слабой. Гермиона вдруг осознала, что ей совсем не тридцать. Она убрала прядь с лица, привыкая к новой Гермионе. Что скажет Драко?

С каких пор ее волнует, что он скажет? Гермиона поспешно попрощалась, сказав, что завтра у нее еще занятия весь день, и на этом она попросту сбежала из дома Флер под руку с Одри. Только холодный воздух Лондона позволил ей наконец выговориться. Одри слушала ее слишком серьезно.

— Я хочу понравиться ему, — вдруг ошарашенно произнесла Гермиона в конце монолога. — Я снова хочу нравиться Драко.

Гермиона пригладила волосы. Так странно было стоять здесь, в своей маленькой квартирке, в платье, с прической и маленьким клатчем в руках, в котором прячется подарок. Ей казалось, что этот день никогда не наступит. Все прошлые года проходили гораздо спокойнее, ведь это были обычные дни рождения, на которые Гермиона всегда приходила под конец, поздравляла и уходила, чувствуя себя попросту уничтоженной. Теперь она собиралась вынести этот полномасштабный юбилей целиком. Но не одна. Она ждала Малфоя, собравшись на полчаса раньше.

Мерно тикали ее часы. Гермиона сидела в кресле в полной тишине, стараясь не думать о том, что сказал ей Драко, не думать об этом в тысячный раз. Драко был влюблен в нее. Почему ей так сложно просто подумать об этом, ведь он сказал в прошедшем времени? Ведь это не имеет теперь значения. Он же сказал, она уже не та. А что… что, если... теоретически… у нее получится снова стать собой? Сможет ли Драко влюбиться в нее снова? У Гермионы запылали кончики ушей. Каково это — быть предметом его внимания? Ей было страшно и интересно об этом думать. Какая разница, у нее не получится, вдруг осознала Гермиона. Она себя убила, как можно воскреснуть? Да, сейчас она идет к Уизли, не чувствуя себя более связанной с Роном чувством вины. От этого было легче, но возникла другая проблема.

Гермионе хотелось доказать Малфою, что она может стать лучше. Сильнее. Ведь он поверил в нее, в правильность ее поступков, почему она не может вести себя подобающим образом рядом с ним? Но что, если сегодня он будет вести себя неадекватно, лишь бы… лишь бы повеселиться? Гермионе не хотелось ни с кем ругаться. Может ли Драко вести себя намеренно вызывающе, лишь бы уязвить Уизли? Гермиона вдруг заволновалась. Еще не поздно все отменить, она может пойти одна, она больше не чувствует себя неловкой курицей…

Раздался стук в дверь. Гермиона мгновенно почувствовала себя нехорошо. Она не появлялась сегодня в Отделе и не видела его после вчерашнего разговора. Должна ли она показать ему, что ее задели его слова? А, может, просто попросить не ходить с ней? Гермиона на ватных ногах, слегка пошатываясь от этого на каблуках, подошла к двери. На какую-то секунду она прижалась к ней лбом. Это ее новая дорога жизни, в которой нет заведомо правильного или неправильного. Ей нужно перестать анализировать. Просто делать так, как ей хочется, неважно, к чему ее это приведет. Хотя бы раз в жизни.

Гермиона открыла дверь.

Она встретила взгляд Драко. Щеки запылали еще прежде, чем она успела понять, что он, кажется, восхищен. Молчание давило на нее, словно гора. Она хорошо выглядит? Или вульгарно? Или… Драко протянул ей руку. Она неловко протянула свою, не зная, что делать. Он вел себя… иначе. Лучше бы назвал иронично по фамилии. Может, споткнуться? Но ей совсем не хочется попадать в глупую ситуацию. Она просто не знает, как ей ответить на его взгляд. Гермиона даже не смогла найти в себе сил оценить его наряд. Потому что он слишком нравился ей в этот момент, не надо было скрывать от самой себя, но Драко прочно засел в ее голове, заставляя ее волноваться, заставляя хотеть ему помогать. Он сделал себя важным в ее глазах, не навязываясь и не стараясь этого добиться. Вероятнее всего, он просто вежлив с ней, но Гермионе уже было плевать на вежливость. Она допустила к себе еще одного человека, и это грозило ей повторным крушением. Она знала об этом.

Но предательская дрожь внутри, стоило ему слегка коснуться губами ее руки, мгновенно стерла все эти мысли. Почему он… такой? Он всегда был таким? У Гермионы закружилась голова. Чертовски захотелось пить. Она закусила пересохшую от волнения губу, молча следуя за Драко. Он вывел ее на улицу, в переулок, где не было ни одного маггла. Гермиона не могла перестать дышать как можно медленнее, чтобы сердце не грозило сломать ей грудную клетку. Это, конечно, невозможно, но она слишком сильно зависела от Драко. Он был в своем как будто обычном костюме, в обычной рубашке, но это значило лишь то, что он всегда выглядит достойно, неважно, идет ли он на прием или на работу. От него приятно пахло, и Гермионе окончательно стало плохо. Волны какой-то странной детской влюбленности она не ожидала абсолютно. Как ей появиться сейчас на приеме, когда все внутри нее замирает, стоит ему прикоснуться к ней? Его план перевыполнен. Она не просто привыкла к нему. Она хотела быть рядом с ним.

— Грейнджер, — произнес он тихо в этом переулке. — Я надеюсь, что ты чувствуешь себя так же, как выглядишь. — Гермиона нашла в себе силы кивнуть. Как же ей хотелось избавиться от этого напряжения, рожденного его присутствием! Она посмотрела на Драко в полном отчаянии. Ей оставалось лишь надеяться, что это не было его планом.

— Что опять не так? — Он спрашивал не грубо и скорее даже мягко. Гермиона вздохнула.

— Пообещай, что… что мне не будет стыдно, — пробормотала она, ненавидя себя за эти слова. Лишь бы он понял, что она имела в виду. Лишь бы он не обиделся… Куда делся снова весь ее словарный запас?

— Ну спасибо, Грейнджер, — усмехнулся он. — Я не иду туда сводить с ума Уизли. Я иду туда ради тебя. — Гермиона едва ли успела подумать над его ответом. Он притянул ее к себе для аппарации. Их закружило на одно мгновение, переворачивая внутри все сверху вниз, после чего они оказались на вытоптанной дороге перед Норой. Даже отсюда виднелся красивый шатер, уже освещенный волшебными огнями, доносилась музыка и чей-то смех. Фигуры сновали в шатре туда-сюда, с разных сторон пребывали все новые. Гермиона смотрела туда и ничего не видела. Что значит он идет туда ради нее? Как же кружилась голова. Драко взял ее за руку, ведя по направлению к шатру. Земля была настолько утоптана, что ее каблуки даже не думали проваливаться. Он шел в нужном темпе, чтобы Гермиона не чувствовала себя глупо, ковыляя на каблуках на огромной скорости. Она выпрямилась. Черт возьми, хватит. Нужно просто сделать это.

А Драко с его странным поведением никуда не денется.

— Гермиона. — Ее имя прозвучало от Драко слишком незнакомо. Она удивленно посмотрела на него. Шатер был в пяти метрах от нее, но их все еще не заметили. — Вряд ли обращение к тебе по фамилии добавит правдоподобности, правда? — Он стоял к ней так близко. Гермиона подняла голову, смотря на него. В чем смысл всего, что ты делаешь? Могу ли я быть тебе нужна?

— Что? — едва слышно ответила она. Может быть, он делает это специально. От размышлений можно сойти с ума.

— Хватит слушать других, — сказал он почти мягко. Его взгляд было почти невозможно прочитать. Гермиона лишь смотрела на него, не понимая, что он хочет сказать. — И меня в том числе. Это твое шоу, это твой выход. Я поддержу. Даже если ты растеряешься, я помогу. Но я должен быть уверен, что ты не упадешь в обморок от моей… помощи. — Он словно смеялся над ней, но при этом был совершенно серьезен. Гермиона почему-то разозлилась:

— У тебя эго в этот шатер не влезет. — Она хотела развернуться и пойти к шатру.

— Да ладно, Грейнджер. — Он удержал ее за руку, резко привлекая к себе. Гермиона рефлекторно уперлась руками в его грудную клетку. Она испуганно смотрела на него, ничего не понимая. — Мое эго на сегодня к твоим услугам. — Он вдруг положил руку на ее талию, привлекая к себе. Его поцелуй был абсолютно неожиданным, стирающим все ее мысли, хоть и почти целомудренным. Гермиона не успела даже вздохнуть. Его губы приятно касались ее губ, но Гермиона не могла думать об этом. Она вообще не могла думать.

— Кхм, мама послала вас встретить. — Гермиону слегка шатало. Она даже не смотрела на Рона, выглядевшего нелепо в этой старой поношенной белой рубашке. Она смотрела на Драко.

— Мы и сами дойдем, — бросила она Рону. — Спасибо. — Он ушел, побледнев.

— Я не собираюсь в обморок, я снова собираюсь тебе врезать, — прорычала Гермиона. Ее щеки снова горели. Что за черт?

— Я ужасно рад это слышать. — Он ей подмигнул! Гермиона застонала про себя: конечно, это должно было произвести впечатление на Рона, раз произвело на нее, жаль, что она не видела его лица. Да и не хотела видеть. Она искоса глянула на Драко: неужели ему ни капли не страшно оказаться среди врагов? Хотя ее и Гарри нельзя назвать его врагами. И все же… как он может быть так спокоен в этом месте? Ее губы до сих пор горели невидимым огнем. Она еще раз посмотрела на Драко, чувствуя себя одурманенной.

— Гермиона, дорогая. — Миссис Уизли в нарядном платье тут же бросилась к ним, стоило им зайти в шатер. Гермиона смущенно подставила ей щеку для поцелуя, протягивая подарок. Так как шли они вместе, подарок тоже пришлось покупать совместно, благо у Джинни был список. Им досталась коллекция книг с заклинаниями для домашнего хозяйства. Хорошо, что Гермиона ещё помнила, как уменьшить вес предметов.

— Драко, милый, тебя и не узнать, — после секундного напряжения вдруг тепло произнесла она. — Тебя стоит подкормить. Садитесь скорее за стол, мы тут во времени не регламентированы, скоро подойдет Андромеда, а потом Билл… — Она унеслась в сторону дома, что-то бормоча.

Сидящие в шатре напряженно молчали. Все разглядывали их, словно они были букашками на предметном стекле. Гермиона поежилась. Драко лишь крепче прижал ее к себе за талию, спокойно разглядывая всех в ответ. Гермиона бросила взгляд на Рона. Он казался ей усталым и измученным. На его коленях прыгал рыжеволосый трехлетний малыш. Еще один спал в коляске, самого младшего и дико орущего держала в руках Лаванда. Ее густой макияж не скрыл синяков под глазами. Она не выглядела оплывшей или ужасной стервой. Гермиона вдруг поняла, что восхищается ею: троих за четыре года! Рекорд, не иначе. Лаванда стала инкубатором. Той, кем не смогла стать Гермиона.

— Гермиона… О, Драко. — Гермиона, потеряв дар речи, смотрела на Невилла, которого полагалось звать профессором Лонгботтомом. Он здорово вырос и раздался в плечах, и это явно больше не был зашуганный скромный мальчик. Он увлек их беседой о Хогвартсе и его новом статусе профессора, и говорить с ним было легко им обоим. Он снова звал Гермиону в Хогвартс, сказав, что Флитвик слишком стар и хочет на пенсию живым, в отличие от Биннса. Слагхорн, сообщил он, тоже порядком сдал, и зельеварение ведется из рук вон плохо. Гермионе показалось, что Драко задумался над его словами. Она почти привыкла к его руке на своей талии. Так странно было сидеть здесь и уютно разговаривать, не обращая внимания на Рона. Парвати и Лаванда с мрачными лицами обсуждали что-то, и это явно было ее присутствие вместе с Малфоем. Невилл рассказал какой-то школьный случай с первокурсником, чью мантию зажевала мухоловка, и Гермиона обнаружила себя улыбающейся. Она снова посмотрела на Драко. Он тоже улыбался.

Но зачем он, черт возьми, целовал ее? Потому что подошел Рон, просто Гермиона его не видела? Гермиона сходила с ума. Драко же оставался невозмутим.

— Гермиона. — Гермиона с облегчением встала обнять Одри. Она никогда не видела подругу в платье. Впрочем, это потрясение было одним из самых слабых за этот вечер. Она помялась, желая поговорить с Одри и не зная, может ли оставить Драко так. Она посмотрела на него вопросительно, надеясь, что он поймет. Драко кивнул ей, продолжая разговаривать с Невиллом.

— Одри, я столько всего должна тебе… — яростно забормотала Гермиона, утягивая Одри в сторону. Та приложила палец к губам.

— Ты выглядишь просто потрясающе, Гермиона, — сообщила она, метко наступая на прятавшееся под столом ухо для подслушивания. Один из рыжих детей пулей смотался от них, не забыв пострадавшее ухо. — Счастливой. Влюбленной.

— Ни в кого я не влюблена. — Гермиона вспыхнула снова. Такое ощущение, что весь чертов вечер она проведет с красными щеками. Неужели она в самом деле так выглядит?

— Как будто ты хотела рассказать мне что-то другое, — фыркнула Одри и поправила очки. — Ты смотришь на него иначе, мне это отлично видно с первого взгляда. Можешь, конечно, спорить…

— Но не такими же словами. — Гермиона раздраженно сжала клатч в руках. Ее длинные волосы безумно ей мешались. Как жаль, что они исчезнут только завтра. Думать о волосах, не думать о Малфое.

— Дорогая, если не использовать эти слова, пройдет еще четыре года, прежде чем ты начнешь с кем-то встречаться. — Одри мельком посмотрела на прибывшее семейство Поттеров. — Знаешь что? Это твой вечер. Ты уже потрясла всех, кто есть, и потрясешь всех, кто еще придет. Еще немного, и у Лаванды кончится терпение. Рон смотрит только на тебя. Но, я надеюсь, тебя это больше не волнует.

— А? — Гермиона осознала, что прослушала Одри. Она смотрела на Драко. Он пожимал руку Гарри. Гарри тепло поприветствовал и Невилла, и его появление добавило разговору новой энергии. Драко выглядел так, словно он на своем месте.

— Похоже, и правда не волнует, — улыбнулась Одри. — Я горжусь тобой. Если ты скажешь мне, что уже испытала желание врезать мистеру Малфою, я лично пожму ему руку.

— Ты что? Зачем? — Гермиона уставилась на нее с возрастающим подозрением.

— Он вернул мне мою настоящую подругу. — Одри чмокнула ее в щеку и улетела к Перси. Он обнял ее автоматически, разговаривая с матерью.

Гермиона уверенно отправилась назад. У нее появились подозрения, о которых она не могла не думать. Ей хотелось схватить Гарри и Драко за уши и вытащить отсюда для серьезного разговора. Что значит уже испытала, что значить пожму руку? Что, черт возьми, здесь происходит? Но к их столу уже подошли Рон и Лаванда. У Рона было настолько кислое лицо, что Гермионе разом полегчало.

Давай, испытай то, чем я жила столько месяцев. Реакция Рона заставила ее забыть о своем гневе хотя бы внешне. Ей нравилась его реакция. Это была ее маленькая месть. Хотя почему маленькая? Хватит слушаться всех в этом чертовом доме!

Она подошла к Драко со спины. Рон что-то спросил у Гарри, видимо, о присутствии здесь Малфоя. Его тон не предвещал ничего хорошего, он искал себе союзников для того, чтобы вынудить Драко уйти. Наверное, он бы сильно опешил, если бы Гермиона не успела прежде Гарри. В ней горел огонь ярости, огонь жажды мести, огонь обиды за себя. Четыре года из-за тебя я провела в этом состоянии. Да чтоб ты провалился, Рон Уизли.

— Насколько я помню, в приглашении говорилось о разрешении привести с собой пару. — Она положила руки на плечи Драко. — У тебя какие-то проблемы с моим парнем, Рон?

Гарри закусил губу, чтобы не засмеяться. Он сидел спиной к Рону, а потому мог себе это позволить. Одри и Перси, едва подошедшие и не слышавшие ее слов, с любопытством разглядывали всех участников. Джинни уткнулась в плечо Гарри. Ее трясло от беззвучного смеха, Лаванда же смотрела на нее настороженно, но спокойно.

Мне не нужен твой Рон, прислуживай ему сама.

— Нет, — наконец выдавил из себя Рон. Он покраснел и стремительно развернулся, направляясь в сторону дома. Лаванда поспешила за ним.

— Я в своем Хогвартсе многое пропустил, — пробормотал Невилл. Гарри наконец засмеялся. Джинни встала и протянула ей руку:

— С возвращением, Гермиона Грейнджер. — И Гермионе пришлось пожать ее, хотя она абсолютно ничего не понимала. Почему Джинни ее поздравляет? Ее гнев поутих. Она неуверенно хотела убрать руки с плеч Драко, но он не отпустил ее. Это было так странно и непривычно, видеть в их глазах одобрение, понимать, что на этот раз она точно все сделала правильно. Это перевернуло все ее сознание. Это заставило ее осознать, что теперь ее жизнь изменится. Уже изменилась.

Кажется, она снова становится Гермионой Грейнджер. Эта волна удивления стерла все остальные страхи, все чувства, кроме одного лишь отстраненного изумления. Столько лет она не могла дать отпор Рону, не могла окончательно порвать с ним общение, подпитывая его своим сожалением, но стоило появиться Драко, как ей все удалось. Ее раковина тихой мирной бесцельной жизни треснула. Сегодня она совершила уже два поступка, достойных Гермионы Грейнджер, пообещав врезать Малфою и отшив Рона. Неужели она может пытаться поступать так, как не постеснялась бы раньше? К этому Гермиона была еще совсем не готова. Не все сразу, успокоила она себя.

Теплая компания нравилась ей до безумия. Ей хотелось обнять всех, кто общался с ней за столом. Казалось, словно в этих посиделках не была скрыта четырехлетняя история. Гермиона чувствовала какое-то странное желание согласиться на предложение Невилла. Он тихо сказал ей, что она молодец, хоть он и не знает, что случилось. Гермиона ощущала, как от улыбок болят щеки. Она помассировала их, откинувшись на спинку стула. Она впервые поела как следует. Краем глаза она наблюдала за тем, как Гарри разговаривает с Драко. К ним зачем-то присоединилась Джинни. До Гермионы долетали лишь обрывки их разговора, заглушенные общим шумом всего семейства Уизли. Ей стало слишком интересно, и она положила голову на плечо Драко, ничуть не смущаясь своего положения. Он целовал ее. Какая теперь разница?

— Скорпиус в том возрасте, когда у нее еще есть шанс стать хорошей матерью, даже если она, по твоим словам, никогда им не интересовалась. Через год Скорпиус действительно начнет потихоньку привыкать к самостоятельности, и тебе будет проще. В этом есть резон, — говорила Джинни.

— С твоим опытом никто и не сомневается, — улыбнулся Гарри.

— Я отдал им дом, — сообщил Драко. Гермиона закрыла глаза. Ну что значат ее проблемы по сравнению с его? У него ничего не осталось, кроме работы. А он все равно пытается помочь ей. Может быть, она… нужна ему… нужна как…

Гермиона вздохнула. Она уткнулась лбом в его плечо, отключаясь от разговора. Гарри обязательно скажет Драко, что он поступил правильно. Станет ли Драко от этого легче? Черт знает. Ей не хватало решимости сказать самой себе то, что росло в ней весь чертов вечер.

Желание, чтобы ее слова Рону были правдой.

Пусть Драко снова все сделает за нее. Если есть хоть какой-то шанс на это.

— Ты в порядке? — спросил ее Драко обеспокоенно, развернувшись к ней. Обеспокоенно. Если ты скажешь, что причина твоего волнения не та, которую я хочу слышать, я разревусь, осознала Гермиона. Хотя нет, сначала она его все же ударит. Определенно. А потом можно и пореветь. Слишком сильные она испытала бы эмоции, чтобы просто плакать. Слишком сильное разочарование. Она не смогла бы вылезти из своего болота без него. И эта топь по берегам слишком сильно грозит ей обратным путем. Ей нужен Драко. Ее бравада Гермионы Грейнджер еще слишком слаба без него. Даже сейчас она страдает сама по себе, а он, не зная причины, все равно обнимает ее. Или исполняет свою роль. Плевать. Гермиона берет от него то, что нужно, не желая знать причины его поведения.

Или желая. Она побоится спросить, какая разница?

— Быть Гермионой Грейнджер снова слегка тяжеловато, — призналась она шепотом. Удивительно, но часть этого вечера отняла у нее все силы. Она думала, это будет легко, но теперь на нее навалилось осознание этой новой жизни, а она все еще не знает, что ей делать с нею. Она и в Хогвартс хочет, чтобы спрятаться.

— Неудивительно. — Кажется, он усмехнулся. Гермиона вдруг вспомнила слова Одри. Прилив раздражения заставил ее поднять голову. Она смотрела на Драко, пытаясь найти нужный вопрос. Ну почему же ее гнев так слаб, почему она не может спросить прямо? Наконец она решилась. Она собиралась задать свой вопрос, когда его рука вдруг коснулась ее щеки. На этот раз никому не нужно было ничего доказывать, что он… делает...

Гермиона отвечала ему, не понимая, хочет она этого или нет. Драко целовал ее далеко не так целомудренно, и Гермиона думала о том, что для окружающих это вряд ли приятно видеть… И не могла отстраниться не потому, что его руки не пускали ее, а потому, что все же не хотела. Не хотела прекращать. Дело было не в том, что это был ее первый поцелуй за четыре года.

Дело было в том, что целовал ее Драко.

— Зачем ты устроил все это? — произнесла Гермиона, устав от вопросов без ответов.

— День рождения миссис Уизли я не устраивал, — фыркнул Драко, но его глазам Гермиона поняла, что он прекрасно знает, о чем она спрашивает.

— Ты знал, что я работаю в Отделе с Одри. — Гермиона продолжала осознавать случившееся. Он говорил о кафе, из которого видна ее пекарня, видно ее любимое место. Он намеренно уничтожил ее отдел. В чем смысл?

— Нет, это было совпадение. Но ты мне не поверишь. — Драко посмотрел на Гарри напротив него. Тот разговаривал, улыбаясь, с Джинни. — До тех пор, пока не вмешался Гарри.

— То есть все это было специально? Все это… — Она не могла выразить словами, что «это». Гермиона чувствовала себя обманутой. Все было неправильно, неестественно, не так.

— Естественно. — Драко продолжал ухмыляться, как будто это было понятно всем, кроме нее. Гермиона встала из-за стола, не в силах больше это выносить. Гарри посмотрел на нее с тревогой. Гермиона молча вышла из шатра, слыша лишь за своей спиной что-то вроде:

— Скажи ей…

— Не поверит мне!

Холодный воздух мгновенно остудил ее щеки, Гермиона летела к границам Норы, чтобы отправиться домой. Она не понимала, почему все это ощущалось таким неправильным, почему она находила себя униженной и растоптанной. Драко действительно использует всех. Малфой использовал ее. Черт знает зачем. Слишком много для одного дня. Гермиона бежала бы быстрее, если бы ее каблуки не проваливались в землю. Что за черт? Почему на пути туда все было нормально? Ее судьба — убегать из Норы. Ее традиция.

Она обернулась. Это Драко держал в руках волшебную палочку, направленную на землю. Он хотел ее остановить. Гермиона достала свою, но он оказался быстрее.

— Стой, Грейнджер. — Он успел выбить палочку из ее рук. Гермиона хотела сделать шаг назад, но он сильно сжал ее в руках, не давай двигаться. — Постой. Я не прав. Я действительно трус, Поттер прав.

— Я ничего не понимаю. — Гермиона боролась. В этот раз она должна бороться. Она не даст Драко преимущество. Хватит. Ей слишком больно…

— Потому что я до сих пор люблю тебя, Грейнджер. — И он отпустил ее. Гермиона замерла на месте, не в силах даже двинуться. Что он говорит? Как вообще такое возможно? Он же был женат, Астория, Скорпиус… Да как она вообще может в это поверить? Должна поверить?

— Я тебе не верю.

Гермиона аппарировала в смешанных чувствах. Хочу верить, но не могу.

* * *

Гермиона с ногами забралась в кресло. Она стянула платье, оставшись в белье, убрала идиотские длинные волосы. Кого она хотела обмануть? Кого хотел обмануть Малфой? Все спланировано, все бесило ее. Гермионе хотелось кричать. Хотелось убить кого-нибудь. Сделать хоть что-нибудь, чтобы выразить все это разочарование. Чем она разочарована? Малфоем. Малфоем. Он все сделал не так. А как «так»? Почему же она чувствует себя преданной, если он сказал лишь, что любит ее? Гермиона невидящим взглядом уставилась в телевизор. Она хотя бы не плачет.

— Гермиона, открой эту чертову дверь, или я разнесу ее! — Гермиона махнула палочкой. Разъяренный Гарри сбил ее с толку. Что происходит, почему он так зол на нее? Гермиона натянула плед на плечи. Нижнее белье — не самый лучший наряд для спора.

— Гермиона, что ты вытворяешь? — Он буквально рычал от ярости. — Я столько сил потратил, чтобы убедить его, что он нужен тебе, а ты такое говоришь!

— Откуда тебе знать, что я имею право говорить, а что нет? — в ярости произнесла Гермиона, забиваясь поглубже в кресло. Отстаньте от меня. Я не хочу, чтобы меня можно было любить планом. План по тому, как влюбить в себя Грейнджер. Идиотизм.

— Гермиона! — Одри влетела через дверь прямо к ней, обнимая ее за плечи. — Что произошло? Что вы сделали? — Она в ярости посмотрела на Гарри. — Хватит тайн, она должна знать, что мы все сделали.

— Вы все? — Гермиона оттолкнула от себя Одри.

— Драко тоже не заслужил от нее такого, — упрямо заявил Гарри.

— Одри права. — Гермиона вздрогнула и отвернулась от двери, чтобы не видеть Драко, сложившего руки на груди на пороге ее квартиры. — Я благодарен вам за помощь, но это действительно зашло слишком далеко.

Одри посмотрела на Гермиону с вопросом. Как будто Гермиона знала, что ей на него ответить. Гарри же мрачно взглянул на нее и вышел.

— Дорогая, это не было заговором врагов. Это был акт помощи друзей. Я виновата, я знаю, но выслушай Драко, прошу. — Одри неуверенно коснулась ее волос и тоже вышла вслед за Гарри, оставив Гермиону одну против Драко. Он не спешил начинать. Он спросил ее разрешения войти, и Гермиона пожала плечами. Она положила голову на спинку кресла, чувствуя себя слишком разбитой, чтобы разговаривать с ним. Почему-то у нее было ощущение, что он снова будет врать.

— Грейнджер, я наблюдал за тобой. Не специально, просто случайно. Ты завтракаешь в одном месте, я в другом, в этом не было никакого криминала. — Он подошел к ее креслу, но не настолько, чтобы раздражать ее. — Я не страдал по тебе четыре года, не мечтай. — Гермиона скривилась. Уже разбежалась. — Но я видел, что с тобой происходит. Та Грейнджер, которая нравилась мне, умирала на моих глазах. А у меня не хватало сил ее спасти. — Он вдруг опустился на колени перед ее креслом. Гермиона испуганно посмотрела на него — что он творит? — Я не знал твоего Отдела, я лишь выявлял его недостатки, чтобы не тратились деньги на его убыточное содержание. Когда ты прилетела ко мне в ярости, я был удивлен. Я не знал, что должен сделать, и я послал Гарри сову. Он сказал мне, что стоит сделать. Он убедил меня поговорить с миссис Уизли, дабы заручиться ее поддержкой. Мы хотели лишь… помочь тебе. Каждый по своим причинам.

— И какие были твоими? — глухо спросила Гермиона. Спасти рядового Грейнджер. Просто потрясающе. Гуманитарная помощь друзей в том, чтобы снова разбить ее сердце

— Ты снова мне не поверишь. — Он протянул ей руку. Это был ее выбор. Ей нужно было выбрать. Сможет ли она снова быть одинокой, или же она попробует ему поверить? Гермиона закрыла глаза. Можно погадать на кофейной гуще. Ах, да, она же прогуливала эти уроки. Нет никого, кто бы сказал ей, что правильно. Он здесь, перед ней, он помог ей выбраться из своего чертового болота, и вон она снова балансирует на грани. Гермиона посмотрела на потолок, глубоко вздохнув. Так страшно поверить. Так страшно решиться.

— А почему я должна тебе верить? — Гермиона завернулась в плед еще плотнее.

— Не знаю. Я не знаю, — признался Драко. Он хотел убрать руку.

Гермиона проклинала себя. Она взяла его за руку. Будь что будет. Это большее, что она может сделать, чтобы снова не остаться одной. Это все, что она готова сделать, чтобы избежать всех оттенков одиночества.

Гермиона щурилась от яркого солнечного света. В ее ушах играла легкая, бодрящая мелодия, которую проигрывал маленький маггловский плеер. Слушать людей ей больше не хотелось, для нее теперь гораздо важнее было слушать свои мысли. Она бежала по знакомому маршруту; утренний воздух еще не был обжигающе горячим, как ожидалось, лишь легкая прохлада и сонная тишина царили на улицах. Повеяло приятным запахом выпечки, и Гермиона замедлила бег. Солнце играло бликами на спокойной воде канала вдалеке, и на этот раз никто из бегунов еще не махал ей приветственно: для пробежки было еще слишком рано. Гермиона, впрочем, уже не могла спать, но и заняться было особенно нечем. Она в нерешительности застыла перед витриной. Симпатичная девчушка лет десяти красиво раскладывала на витрине только что испеченный хлеб. Гермиона посчитала деньги в кармане спортивных штанов — кажется, хватит. Пятью минутами она выходила оттуда с бумажным пакетом в руках, предвкушая… просто радуясь такому чудесному солнечному утру. Чудесно пахло мокрым асфальтом после утренней помывочной машины и немного — кофе. Где-то звенели будильники в открытых окнах, где-то —чей-то велосипед. Гермиона торопилась домой.

Квартира встретила ее тишиной. Гермиона поспешно стянула кофту на молнии, оставила кроссовки на полочке для обуви. Пакет она оставила на кухне. Ее отражение в зеркале заставило ее на миг оторваться от рутинной процедуры мытья рук. Она вдруг увидела себя заново… словно никогда раньше не видела. На нее смотрела молодая девушка с веснушками на щеках, каре темно-каштановых волос и сияющими глазами. Она улыбнулась сама себе, пряча лицо в полотенце. Ее часы на руке загорелись, сообщая, что пора вставать, как будто Гермиона все еще дрыхла. Она потянулась. Чудесное утро.

Гермиона открыла окно. Яркий свет залил всю комнату, и Гермиона с сомнением посмотрела на часы: может быть, подождать еще десять минут? Она лениво подняла с пола учебник и конспекты, к которым вчера даже не прикоснулась. Сегодня ее ожидал коллоквиум, одна из частей итоговой аттестации, но Гермиона не могла сосредоточиться. Наконец она вздохнула. Хватит ждать.

Гермиона опустилась на край кровати. Та слегка скрипнула, но и это не помогло. Гермиона не нашла в себе сил разбудить Драко. Он спал на боку, спиной к ней, абсолютно бесшумно, словно даже не дышал. Гермиона коснулась его плеча. Как тяжело было вставать утром, будучи захваченной его сонным теплом, но и спать она больше не могла! Она выбралась с трудом. Так не хотелось будить его, не хотелось идти на учебу, хотя идти затем на работу к нему в Отдел хотелось гораздо больше. Наконец Гермиона тихо произнесла:

— Подъем, Малфой!

— В приличных романах будят поцелуем, — пробормотал он ворчливо, не открывая глаз. Гермиона фыркнула, проведя рукой по его плечам.

— В приличных романах зубы у всех чистятся автоматически. Вот почистишь, и поцелую. — Гермиона прижалась губами к его плечу. Ей мгновенно захотелось лечь обратно, забраться к Драко под руку и пролежать так вечность, слушая его очаровательное ворчание.

— Грейнджер, ты зануда, — вынес вердикт Драко, садясь на постели. — Вот не сделаешь мне кофе — пойду кого-нибудь другого покорять своей зубной пастой.

— Да пожалуйста, соседка справа очень даже ничего. — Гермиона улыбнулась, наблюдая за тем, как Драко потирает глаза. Ее сердце таяло от счастья видеть его таким. Знать, что он здесь. Что он принадлежит ей, а она ему, хоть это и не подтверждено никакой официальностью. Никакого одиночества, есть лишь Драко, жить и ругаться с которым ей слишком приятно, чтобы прерывать это какими-то планами на будущее. Она отправилась на кухню, слушая, как Драко собирается в ванную. Она успела и сварить кофе, и даже аккуратно положить ее сюрприз на тарелку, чтобы он бросился в глаза Драко.

— Я готов для утренней дани моей привлекательности.

Гермиона сложила руки на груди, сдерживая смех. Ее топила нежность к нему. Не было более домашней версии Драко, чем эта, одетая лишь в темные штаны, с полотенцем на шее и взъерошенными светлыми волосами. Гермиона ничего не имела против поцелуя, но это были бы не их отношения с Драко, если бы не было словесной пикировки.

— А если я решу, что ты плохо почистил зубы? — Гермиона посмотрела на него с вызовом.

— Это будут только твои проблемы, Грейнджер, — развел руками Драко. — И я знаю, что ты купила эти булочки с малиной просто потому, что тоже их любишь, маленькая гриффиндорская эгоистка, это все для прикрытия твоей страсти к мучному. — И все же он бросил на них голодный взгляд. Гермиона все же улыбнулась. Вот теперь можно. Она обняла Драко за шею, снимая с него полотенце. Драко коснулся губами ее шеи. — Но все равно спасибо, — добавил он тише. Гермиона лишь сильнее обняла его, совершенно не стесняясь целовать его первой. Никогда раньше ей не казалось, что поцелуй может быть настолько головокружительным.

Это не поцелуй такой. Это Драко. Она действительно любит его. Не потому, что ей нужно исполнить социальную обязанность, не потому, что страшно остаться одной, когда все сыграли свои свадьбы, она действительно любит его и доверяет, пусть это осознание пришло к ней только через три месяца привыкания друг к другу. Только сейчас она думала о нем, как о своем парне. Она не помнила ничего, что было бы связано с Роном. Она не сравнивала их. Драко был для нее вызовом, загадкой, опорой, собеседником — всем, что она только могла пожелать. За три месяца Гермиона не разу не испытала желания что-то в себе менять. Он потребовал вернуть ее короткие волосы, потребовал не скрывать веснушек. Он заявил, что останется с ней, только если она будет самой собой.

Гермиона, впрочем, ответила, что не собирается слушать приказов всяких хорьков. И перестала скрывать веснушки, чувствуя от его слов странное тепло внутри. Его устраивало все в ней, твердил он каждый день, пока она наконец не начала в это верить. Ее устраивало все в нем. Это обманчивое впечатление первых месяцев, и Гермиона знала об этом, но, если бы вдруг… возникли вопросы, она была бы готова уступить Драко. Потому что все еще волновалась из-за его мнения.

— А я ведь не стану твоей женой, — вдруг пробормотала Гермиона, усмехнувшись.

— Какая интрига, я же вроде не предлагал. — Драко поцеловал ее в макушку. И не надо, осознала Гермиона. Это не сделает наши отношения лучше. И так замечательно.

— Я к тому, что тогда ты не сможешь называть меня презрительно «Грейнджер», — фыркнула Гермиона. И не предлагал. Все равно звучит чуточку обидно. Почему? Разве она хочет… замуж за Драко? Это значит стать Скорпиусу мачехой. Наверное, ему тоже нужны будут дети. Гермиона все еще панически их боялась. Она вдруг вспомнила его лицо при встрече с сыном. Это странное тепло… Может быть, ее принципы давно пора убрать. Может быть, она решилась бы, если Драко был бы рядом. Ради него. Вместе с ним.

— Какой весомый довод, Грейнджер. — Драко положил ладонь на ее щеку, заставляя ее поднять голову. — Ты разрушила весь смысл брака этой версией. — Гермиона раздраженно прикусила его за губу, но все равно ответила на поцелуй. Он туманил ее мысли, заставляя думать… ни о чем не думать. Гермиона поддавалась ему, не чувствуя себя проигравшей. Она отстранилась, легко целуя его в шею, зная, что это его слабое место. Он мгновенно покрылся мурашками и заявил ей, что она нечестно играет. Гермиона улыбнулась. Слизеринская компания хорошему на научит, ответила она. Утро шло своим чередом.

* * *

Гермиона потянулась. Ужасно было осознавать, но коллоквиум она сдала лишь потому, что вместо учебника пристала вечером к Драко. Он объяснял ей нужные вопросы, впитав ответы на них с детства, а она лежала на его коленях, думая, что любить его голос — это уже совсем по-девчачьи. И, тем не менее, слушала. Ей точно не стоит говорить Драко об этом, он начнет пользоваться этим в любой момент, даже тогда, когда Гермиона на готова уступать ему настолько сильную власть над собой. Впрочем, он легко выяснит все сам, если захочет. Гермиона смотрела на часы. Буквально через полчаса состоится конференция по ее предложениям касательно модернизации Мунго. Совы летели к ней по десять штук в минуту, но Гермиона была целиком погружена в особенности колдомедицины. Список ее изменений растянулся на несколько часов, совет собирал кучу заседаний, было много споров, были уступки, были потери, но, наконец, ее инициатива касательно волшебной медицины и ее гарантий магглорожденным волшебникам была одобрена. Закон вступал в силу со следующего года. Теперь ей нужно было лишь дать пару десятков интервью, но их Гермиона не боялась, она хотела поскорее увидеть Драко и рассказать ему о своем успехе.

— … по крайней мере, это даст мне возможность видеть его каждый день до семнадцати лет без ссор с Асторией. — Гермиона прижалась к стене коридора. Голос Драко доносился из-за угла.

— Ты уверен, что хочешь в Хогвартс с этого сентября? А Гермиона? — Голос Гарри звучал тише, значит, он стоял дальше.

— Ее учеба и карьера идут вверх, она незаменима здесь. Я не хочу ставить ее перед выбором.

Гермиона слушала и не верила своим ушам. Он хочет уехать? Бросить ее?

— А ты не думал, что своим уходом и так ставишь ее перед выбором? — Голос Гарри звучал скептически, Гермиона же не находила слов вовсе. Что-то отчаянно не выносило в ней мысли о том, чтобы отпустить Драко. Она не может его отпустить!

— Думал. Нет. Она должна идти своим путем.

Гермиона не выдержала. Она шагнула за угол, разъяренно уставившись на Драко и Гарри, те не сразу заметили ее. Драко с досадой посмотрел на нее.

— Ты никого не забыть здесь спросить? — Гермиона чувствовала ослепляющую ее ярость. Она никуда не отпустит Драко. Он должен быть с ней каждый день, каждую ночь, потому что она зависима от него, потому что…

— Грейнджер, мы не давали друг другу никаких обязательств. Ты не давала. — Гарри, извинившись, поспешил исчезнуть. Гермиона хмуро смотрела на Драко. Он казался ей мрачным и решительным. Куда делся утренний Драко? Что не так? Она что-то сделала не так? Драко не может ее бросить. Гермиона этого не вынесет. — Но я всегда буду ждать тебя там, в Хогвартсе. В любой момент, когда ты решишь, что добилась всего, чего хотела, я буду ждать тебя там, — эти слова давались ему с трудом. — Я больше не могу быть здесь. Работа там даст мне все: и денег, и возможность видеть Скорпиуса каждый день через пару лет, и дом, которого я теперь лишен. Жить у тебя я не могу — это не в моем характере.

— Тебе совсем плевать на меня, да? — Гермиона в новом всплеске ярости шагнула к нему. — Можно поговорить со мной об этом, а не с Гарри? Это что, новый заговор, да?

— Гермиона… — Драко попытался ее остановить, но Гермиона была чрезвычайно зла.

Эти четыре года научили ее одному. Ни одна чертова работа не заменит ей семью. Ни одна карьера не стоит одиночества. Она отвернулась от Драко, направляясь в Атриум для своего интервью. Она подошла туда тогда, когда Кингсли уже заканчивал свою речь. Гермиона вышла на его место безо всякого сомнения. Она отвечала на вопросы без заминок, без сомнений, ведь ей нечего было скрывать.

— Мисс Грейнджер, какие ваши планы на будущее?

— Мисс Грейнджер, ваша следующая цель?

Гермиона посмотрела на всех этих волшебников. Мгновения трех месяцев пролетели у нее перед глазами. В своем счастье она абсолютно не замечала, как выматывает Драко его работа и отсутствие рядом сына. Она не замечала его нелюбви к этой работе, кажется, он действительно любил зелья, а Снейп был ему крестным. Может быть, Драко чувствовал себя обязанным ему. Гермиона посмотрела на Одри, спустившуюся сюда вместо обеда, увидела Гарри, смотревшего на нее с интересом.

Увидела Драко. Он гордился ею. Он готов сделать все, чтобы она спокойно продолжила свой путь. Но Гермиона не хотела больше идти этим путем.

— Стать профессором в Хогвартсе, — произнесла Гермиона. — С этого сентября. Спасибо за внимание.

Она пробилась через толпу репортеров сама. Они шокированно спрашивали ее снова и снова, не желая отставать. Наконец Гермиона добралась до лифта в полном одиночестве. Адреналин собственного решения пульсировал в ее крови. Она гналась за призраком в той, прошлой жизни, потеряла Рона, все это для того, чтобы обрести Драко. Она не хочет его терять. Ни одно всемирное внимание к ее персоне не заменит его присутствия. Его рук. Его насмешливого «Грейнджер». Это невыносимо — подумать, что квартира снова будет пуста, поджидая ее.

— Грейнджер. — Гермиона медленно повернулась. Он был сбит с толку, потерял всю уверенность. Драко стоял в паре метров от нее, не зная, что сказать ей. — Какого черта, Грейнджер? Разве ты не этого хотела?

— Хотела. Но не ценой тебя, — пожала она плечами. Драко недоверчиво смотрел на нее, словно не узнавал.

— Я думаю, из Хогвартса вполне вероятно отправляться сюда на работу, — предположил он тихо. Гермиона вздохнула. Ей страшно было подумать о том, что она хотела сделать, не то что произнести это вслух. Но ей нужно было это сделать, чтобы не потерять его.

— Но не беременной же? Хотя нет, сначала вроде женятся.

Гермиона с восторгом наблюдала за тем, как вытягивается его лицо. Да, она не знала, хотел ли он видеть ее в качестве своей жены, хотел ли еще детей, но одно она знала точно: если она струсит сейчас, то не решится больше никогда. Она готова доверить ему свое чертово будущее. Но если он будет стоять вот так без дела, то ей явно придется менять свои чертовы планы и чувствовать себя проигравшей…

— Кажется, это точно та Грейнджер, на которой я готов жениться.

Гермиона закрыла лицо руками. Она не чувствовала себя настолько по-глупому счастливой никогда, даже перед свадьбой с Роном. На эту свадьбу не придет толпа родственников, эту свадьбу мало кто одобрит, но ей… ей плевать. Все, чего она хочет — это чтобы вместо миллиона волшебников на нее смотрел лишь он. Так, как он может смотреть пока лишь на Скорпиуса. Она готова родить ему ребенка, перебороть свой страх, лишь бы он оценил это. Лишь бы он оценил ее готовность уступить все, чем она жила так много лет. Ведь даже если ей не хватит сил справиться со всем этим, ей не нужно будет делать вид, что все хорошо. Ей не нужно будет жить и ненавидеть себя, не имея возможности попросить помощи.

Она больше не одна.

И не собирается узнавать снова, что такое одиночество, даже если придется пройти чертовски долгий путь к тому, чтобы стать его женой. Женой Драко Малфоя.