Легенда о Зорро (гет)

Следующий рассвет застал обитателей гасиенды де ла Вега врасплох. Изабелле не пришлось предаться отдыху и сну этой ночью, в чём, без сомнения, был виноват тот не сильный дождь, запустивший сразу же по её приезду. Ничто не могло быть хуже этого дождя — предвестника скорой грозы — мелкой и очень холодной крупой он с непреодолимым упорством падал с неба, не разгоняя духоту и дорожную пыль. Всю ночь Изабелла провела на верхней террасе, вглядываясь и вслушиваясь в ночь, будучи готова кинуться навстречу жениху, едва тот появится на пороге, но ожидание её было напрасным. Неизвестность и тревога за жизнь возлюбленного мучили сеньориту, чувство вины снедало её, но хуже было всего то, что свет в комнате старшего де ла Вега не гас всю ночь, сгущая атмосферу таинственности и вызывая в голове Изабеллы неясные подозрения о грозивших жениху или уже свершившихся с ним несчастьях. Присоединившись к дону Алехандро за ранним завтраком, Изабелла не могла найти себе места, простить, что отплатила чёрной неблагодарностью за всю доброту и участие, которые проявляли к ней де ла Вега, и, едва сдерживая слёзы, сидела за столом с опущенной головой, пока Бернардо разливал по чашкам кофе. На все замечания дона Алехандро, предпринимавшего отчаянные попытки развеселить сеньориту, она отвечала невпопад, находя в себе силы только на то, чтобы выразить свою бесконечную благодарность за приют, опеку, любовь и внимание.

— Доброе утро, отец, Изабелла, — спокойный голос жениха заставил сеньориту поднять глаза и вскочить с места.

— Диего! Благодарение Богу, вы живы, — произнесла она, задыхаясь от головокружения. — Вы ранены, позвольте помочь вам!?

— Почему я должен быть ранен, Изабелла? — спросил дон Диего, оглядывая сеньориту обеспокоенно-непонимающим взглядом, и Изабелла, обидевшись на то, что её, по-прежнему, считают глупой, мгновенно обрела самообладание:

— О, простите меня, дон Диего, за слишком бурное изъявление чувств по поводу вашего неожиданного визита. Я всего лишь хотела сказать, что вы, как дитя, даже не можете побриться без того, чтоб не порезаться. Только поглядите на себя, я думала, что такие порезы оставляют пули, — дон Алехандро и Бернардо с удивлением воззрились на сеньориту ди Марез. — Вы превзошли самого себя на этот раз. Очевидно, ваша лошадь была неправильно осёдлана, а по обочинам королевской дороги растут розовые кусты, которые и поцарапали вас своими шипами?! Да, мало ли что могло случиться в дороге! Вы могли пострадать, пытаясь потушить пожар в казарме форта Лос-Анджелеса; вас могли избить до смерти разбойники в чёрных масках; дон Сантилл, который, как оказалось, не владеет оружием, мог ненароком застрелить вас — всё это заставляет меня опасаться за вашу жизнь, — произнесла Изабелла, опускаясь на прежнее место за столом.

Дон Диего недолго стоял в нерешительности, отвечая недоумением на растерянные взгляды отца, справившись с собой, он обошёл стол и сел на своё место напротив Изабеллы. Какое-то время завтрак проходил в молчании, дон Алехандро и Бернардо обеспокоенно переглядывались, и Изабелле вскоре уже надоело изображать обиду, она украдкой бросала на возлюбленного, лицо которого украшали порезы и ссадины — свидетели вчерашних битв, — лукавые взгляды. Внезапный громкий и настойчивый стук в дверь заставил Диего, до того притворно изображавшего безучастность и недоумение, выдать своё волнение, вздрогнув, и Изабелла с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться при виде этого редкого проявления человечности. Индеец-привратник проводил в комнату дона Рамона Сантилл, и Диего вышел из-за стола, чтобы приветствовать гостя:

— Рамон, рад тебя видеть, — произнёс он, — присоединяйся к нам, прошу.

Дон Рамон не позволил упрашивать себя и быстро оказался за столом рядом с Изабеллой, и ей немедля пришлось узнать причину того, почему тот позабыл гордость и появился в доме соперника после столь неудачной для себя дуэли.

— Как вы себя чувствуете, Изабелла, я всю ночь искал вас, заезжал на гасиенду ди Марез и уже собирался ехать в город, чтобы просить сержанта организовать поиски, когда один из моих пастухов сообщил мне, что вы находитесь на гасиенде де ла Вега.

— Благодарю вас за заботу, дон Рамон, — произнесла сеньорита, краснея.

— О, Изабелла, я так рад видеть вас живой и здоровой, я всю ночь проклинал себя за то, что прельстился наградой и стал преследовать самозванцев, а не остался рядом с вами, когда вам так нужна была моя защита. Разбойники растворились в холмах, и теперь я сделал правильный вывод из всего произошедшего. Теперь я понимаю чётче, чем когда бы то ни было раньше, что всеми нашими последними неприятностями мы обязаны Зорро, — дон Диего поперхнулся кофе, и Изабелла, сочувственно наблюдая за женихом, досадовала теперь на своего неучтивого гостя.

— Простите меня, сеньор, — произнесла она, пытаясь мягко высвободить свою руку, — но разве можно обсуждать это за едой.

— Сеньорита права, Рамон, ничто не может испортить аппетит больше, чем Зорро, — произнёс Диего, поднимаясь из-за стола, — я, пожалуй, навещу падре Филиппе, отец, — добавил он, направляясь к выходу, и Изабелла, на мгновение потеряв дар речи, лишь проводила его взглядом.

— Я теперь полностью разделяю ваши взгляды, Изабелла, я уверен, что Зорро должен сдаться, и тогда эти самозванцы уже не смогут совершать свои злодеяния под его маской. Я сделаю всё от себя зависящее, чтобы «помочь» ему в этом, — Рамон, отпивая кофе, не замечал взглядов окружающих, которые, в лучшем случае, желали ему подавиться.

— Простите, Рамон, но я полностью изменила свое мнение о Зорро. Я умоляю вас позабыть свое решение, — проговорила Изабелла, жалея о том, что не догадалась произнести эти слова при женихе.

Дон Сантилл, как будто вовсе не слышал слов сеньориты:

— Я думаю, что многие согласятся со мной, Изабелла, и, объединившись, мы одолеем преступника. Не правда ли, дон Алехандро? — Рамон с важностью посягал на роль предводителя уездного дворянства.

— Я никогда не отдам приказ своей армии начать охоту на Зорро, если вы ждёте от меня именно этого, — старший представитель богатейшего в Калифорнии дворянского рода, пожалуй, слишком эмоционально осадил наглеца, и Рамон не смог безропотно принять справедливый укор:

— Опомнитесь, сеньор, четыре года назад вы подготовили хитроумную ловушку, чтобы поймать его, а теперь ваша привязанность к преступнику граничит с любовью к сыну, — проговорил Рамон, и смущение дона Алехандро, задетого внезапной догадкой незваного гостя, лишь укрепило незваного гостя в избранной позиции. — Я по дороге заехал к дону Томасу, он высоко оценил моё начинание и согласился помогать мне, теперь я уверен, что смогу уговорить многих, — добавил он, поднимаясь, — награда за голову преступника покроет все издержки. До встречи, Изабелла, я поеду в Капистрано, тамошний гарнизон поддержит меня.

— Я провожу вас до дверей, — проговорила Изабелла и вскочила с места, оставив безмолвных обитателей гостиной за столь внезапно закончившимся завтраком, не принесшим им ничего, кроме несварения желудка.

— Рамон, — проговорила она, едва миновав двери гостиной, — я умоляю вас забросить эту затею, вспомните, чем вы обязаны Зорро, что он сделал для вас, неужели вы хотите так отблагодарить его?!

— Что с вами случилось, Изабелла, — ответил дон Рамон, останавливаясь, — вы удивляете меня! О какой благодарности может идти речь, если этот преступник угрожает безопасности нашего пуэбло, а может и всей Калифорнии?!

Дон Сантилл направился к своей лошади, и Изабелла, недолго простояв в раздумьях, поспешила за ним:

— Рамон, послушайте меня, я скажу вам то, что заставит вас изменить свое мнение… Зорро — это Диего — ваш лучший друг. Вспомните тот перстень, что я сняла с руки Зорро, на нём был выгравирован фамильный герб де ла Вега. Я не могу представить доказательства сейчас, но поверьте мне, если вы хоть ненадолго забудете весь тот бред, что сопровождает Диего в этом городе, вы поймёте насколько всё очевидно. Вы не можете предать его.

Дон Рамон с выражением ужаса на лице смотрел на Изабеллу, не отрывая от неё взгляда, он вскочил в седло, ударил свою лошадь в бока шпорами: кобыла взвилась, встала на дыбы — и он ускакал прочь.

Рамон никогда не находился под влиянием реноме слабака и труса, созданным для себя Диего, он мало прислушивался к мнению старых ворчунов, упрекавших молодежь во всех смертных грехах, а когда молва всё же достигала его ушей, он старался как можно быстрее позабыть услышанное. В конце концов, ему льстил тот факт, что он не один был изгоем в этом благополучном обществе сытых фермеров и благородных кабальеро. Диего заслуживал порицания своими либеральными взглядами, которые удивительным образом сочетались со слабохарактерностью, а более всего с неумением фехтовать, в то время как над Рамоном довлела слава заядлого картёжника, и только теперь дон Сантилл был вынужден задуматься над всем услышанным. Они оба обучались в военной академии, откуда Рамон был изгнан за свою страсть к карточной игре, поэтому дон Сантилл и не овладел искусством фехтования. Да, Рамон Сантилл не умел фехтовать, но не Диего де ла Вега, который был первым в каждом состязании. Младший де ла Вега, которому он так завидовал, общества которого он так добивался в Испании. Нет, этот любимчик вице-короля, принятый и обласканный в свете, гордо носивший древнее имя своих предков, не мог не овладеть искусством фехтования после трёх лет обучения у лучших мастеров в Испании.

Рамон был рад, что возвращение на Родину поставило всё на свои места. Здесь, в Лос-Анджелесе, они были равны, или это так казалось ему!? Теперь он понимал, что заблуждался в своём друге. Несмотря на преследующую дона Диего молву, он оставался любимым сыном, уважаемым в обществе человеком, и только в одном вопросе Рамон не мог признать первенства младшего де ла Вега над собой — в борьбе за руку сеньориты ди Марез он почитал себя равным соперником своего «лучшего друга»!

Изабелла вернулась в дом, уверенная в успехе своих увещеваний.

— Мы не сможем догнать его, — говорил дон Алехандро, меряя шагами комнату, — что же делать? Дорога до Капистрано долгая и плохая, и даже если мы отправимся сейчас, то успеем только к рассвету…

— Не волнуйтесь, дон Алехандро, я уверена, что Рамон не захочет навредить Зорро, я только что напомнила ему о том, чем он обязан защитнику нашего города, и, по-моему, мои слова возымели нужное действие, — проговорила Изабелла, усаживаясь в кресло.

Дон Алехандро удивленно воззрился на неё:

— Вы уверены?

— Абсолютно, дон Алехандро, беспокоится не о чем, разве что Диего вздумается в одиночку напасть на гарнизон Сан Хуан Капистрано, но будем надеяться, что у него есть голова на плечах. — Изабелла, улыбаясь, наблюдала за будущим родственником, она была весьма довольна собой, но выражение лица старшего де ла Вега беспокоило её. — Не смотрите на меня с таким ужасом, не шутите со мной, дон Алехандро, я давно разгадала тайну вашего сына. Диего с трудом даётся обман, и, как и вы, я прекрасно знаю, куда он поехал. Невинная сказка о том, что падре Филиппе гостит в Капистрано, может оказаться ложью, несчастный монах наверняка находится в миссии Сан Габриель и не может показаться в городе, чтобы не выдать истинное местонахождение своего покровителя. Ах, пожалейте меня, дон Алехандро! Вам ли не знать, как я страдаю, ночь и день гадая, что на этот затеял Диего, и какие опасности подстерегают его. Объясните мне, наконец, что происходит. Почему Зорро так озаботился судьбой древнейшей миссии в Калифорнии?!

Нежно улыбаясь, с выражением милого лукавства на лице, Изабелла взирала на обеспокоенного сеньора. Под этим взглядом дон Алехандро смирился с неизбежным:

— Вряд ли вас обрадует то, что я расскажу, Изабелла. Гарнизон Капистрано был расформирован два месяца назад, и святые отцы древнейшей в Калифорнии миссии уже давно должны находиться под защитой одного господа Бога, но лейтенант Гонсалес — комендант пуэбло — рассудил иначе. Он превратил вверенный ему гарнизон в банду самозванцев. Диего узнал об этом недавно, подслушав разговор разбойников. Мой сын сказал, что предпочитает сражаться с самозванцами на их территории, вы можете сами представить, что он предпримет для того, чтобы застать расформированный гарнизон в чёрных плащах и масках. Памятуя о том, что в прошлый раз случилось, когда Зорро напал на казарму форта Капистрано, я предпочёл бы, чтобы разбойниками занимался наш сержант, — дон Алехандро был рад разделить свои переживания с кем-то более разговорчивым, чем Бернардо, и Изабелла ни на секунду не разочаровала его: она то краснела, то бледнела, её пальцы белели от усилия, с которым она сжимала подлокотники своего кресла.

— Ах, нельзя сидеть и ждать, пока Диего убьют, — воскликнула сеньорита ди Марез, — то, что он задумал, выше человеческих сил! Бернардо, седлай лошадей, мы едем в Капистрано…

* * *

Сан Хуан Капистрано и Сан Габриель, как и другие миссии, расположенные вдоль королевской дороги, были отделены расстоянием однодневного конного перехода, и только тропы в холмах позволяли сократить это расстояние до двух-трёх часов в зависимости от искусности наездника. Опасные каменистые тропы между Лос-Анджелесом и посёлком Сан Хуан Капистрано в этот вечер оказались весьма востребованы: два всадника один за другим благополучно преодолели все превратности дороги, не встретившись друг с другом. Первый ехал медленно, берёг своего жеребца вороной масти, внимательно выбирая дорогу. Второй спешил: его лошадь в мыле въехала в посёлок, — как раз тогда, когда первый заходил в местную таверну, успев завести в стойло своего коня и задать ему лучшего овса, которого только мог предложить местный конюх. Второй всадник пренебрег отдыхом, сразу же по приезду направился к форту и вскоре исчез за тяжелыми воротами местной казармы.

Дон Диего де ла Вега прибыл в Сан Хуан Капистрано поздним вечером, немало удивив своим появлением хозяина местного постоялого двора, который после того долго рассуждал о том, на какие странности способны молодые бездельники благородных кровей ради получения индульгенций. Молодой сеньор, щедро расплатившись за постой для себя и своего великолепного жеребца вороной масти, уединился в снятой комнате, строго настрого наказав хозяину не беспокоить себя чрезмерным гостеприимством. Тот походил под дверями, принёс тёплой воды и полотенца, собрал нехитрый ужин, к которому не жалея присовокупил бутылку лучшего вина, и разговорился. Этот постоялец был ему гораздо более симпатичен, чем второй, определённый в лучшую комнату по просьбе коменданта пуэбло. Первый был уважителен и спокоен, второй груб и порывист, но самым важным обстоятельством здесь было то, что первый заплатил за постой, а второй — нет. Дон Диего оказался приятным человеком и собеседником: хозяин таверны поведал ему обо всех своих заботах и неприятностях. Сеньор слушал внимательно, и старик порядком отвёл душу в разговоре, оставив гостя в покое только к ночи: дон Диего поблагодарил за ужин и компанию и принялся за кем-то забытое священное писание. Не то чтобы хозяин таверны одобрял такую чрезмерную набожность в молодых людях, но, пожелав постояльцу спокойной ночи и поужинав с женой, он отчего-то спал в эту ночь куда спокойнее и крепче, чем обычно. Даже разразившаяся к полуночи гроза не потревожила его мирный сон: ливень мгновенно размыл те самые тропы в холмах, что так удачно позволяли сократить расстояние между городами.

Зорро, огромной мокрой птицей пристроившись на стене казармы, наблюдал за абсолютно безобидным на вид гарнизоном. Лейтенант Гонсалес провёл вечер в своем кабинете за бутылкой вина и сигарой, не беспокоясь о вечерней поверке и караулах, а солдаты играли в карты и орали песни в казарме: чёрный Лис напрасно кружил вокруг форта, пытаясь обнаружить следы банды самозванцев. Окончательно промокнув, он влез через окно в комнату постоялого двора, переоделся, оказавшись похожим на недавно остановившегося в этой комнате дона Диего де ла Вега как две капли воды.

Щедрый постоялец не мог похвастаться столь же крепким сном, как и хозяин таверны, едва забрезжил рассвет, он сам оседлал своего жеребца и покинул несчастный городок, оставив гостеприимному хозяину золотую монету сверх платы вместо прощания. Неведомая ему прежде сила влекла его к дому. Нет, мысли о подстерегающих его в пути опасностях посещали его: тропы в холмах были размыты, и дон Диего не хотел рисковать своим жеребцом на скользких от дождя крутых склонах, а Зорро не хотел подвергать себя риску быть обнаруженным на королевской дороге одним из вездесущих патрулей коменданта Гарсиа, — но все эти соображения меркли перед желанием младшего де ла Вега как можно скорее услышать фразу: «Диего, благодарение Богу, вы живы», — из уст Изабеллы ди Марез. Солнце уже подбиралось к зениту, когда дон Диего на великолепном по силе и красоте вороном жеребце выехал на Эль Камина Реал. Ему везло, никто не попался ему на пути, и младший де ла Вега уже добрался до пригородов, когда глухой стук копыт предупредил его о появлении нескольких попутчиков. Он оглянулся: Рамон Сантилл в компании трёх улан испанской кавалерии преследовал его, отчаянно погоняя свою лошадь.

— Какой странный у тебя конь, Диего, никогда не видел таких в конюшнях де ла Вега, а между тем этот вороной жеребец кажется мне знакомым, вряд ли можно забыть такое великолепное животное, — вместо приветствия произнёс дон Рамон, поравнявшись с Торнадо.

Диего отпустил поводья, и Торнадо пританцовывал на месте от нетерпения в ожидании того, когда хозяин, наконец, выберет более привычный для них обоих темп.

— Взаимно, Рамон, я тоже рад тебя видеть в столь странной компании, позволь узнать, что заставило тебя и, главным образом, твоих спутников появиться в окрестностях Лос-Анджелеса в столь ранний час.

— Мы здесь по важному делу, Диего, мне и моим спутникам не до прогулок: мы преследуем Зорро —

сейчас он может быть где-то здесь на этой дороге, мы опрашиваем и проверяем всех, кого встретим.

— Боюсь, Рамон, я не смогу помочь тебе, я не видел Зорро, — проговорил Диего. Дон Сантилл изловчился поймать вороного жеребца под уздцы, и Торнадо, не привыкший к такому фамильярному обращению, стремился сбросить незнакомую руку, Диего старался успокоить жеребца, охлопывая и оглаживая по шее.

— Это очень странно, Диего, я был уверен, что ты должен встретить преступника, — проговорил Рамон с выражением злобного удовлетворения на лице. — Видишь ли, тропы в холмах размыло, мой друг, ехать туда сейчас — только губить лошадь, я думаю, на этот раз Зорро воспользовался обычной дорогой, он очень дорожит своим вороным жеребцом. А я смотрю, ты неплохо справляешься с этой бестией, я удивлен, думал, ты предпочитаешь спокойных лошадей, к примеру, твоя пегая едва ли когда-нибудь ходила рысью.

— Ты недооцениваешь лошадей моего отца, Рамон, то, что я не езжу на пегой рысью, ещё не значит, что она не умеет этого делать. Этого жеребца отец купил совсем недавно специально для меня, и я не мог разочаровать его, не опробовав подарок. Я езжу на нём только шагом, поэтому бояться нечего.

— Что ж, я рад за тебя, Диего, — ответил Рамон, продолжая держать Торнадо под уздцы.

— Благодарю тебя, Рамон, и до скорого, тебе ещё далеко ехать, а я тороплюсь домой. — Диего затылком чувствовал, что солдаты расформированного гарнизона и «ближайший друг» не для того проделали этот путь, чтобы позволить ему благополучно миновать превратности обратной дороги.

— О, конечно, Диего, только сойди с лошади и открой седельную сумку, мы проверим её содержимое и оставим тебя в покое, — ответил Рамон.

Младший де ла Вега оглядел попутчиков: фортуна на этот раз была не на его стороне. Солдаты были вооружены до зубов и уже держали пистолеты наготове. Диего слез с коня:

— Беги, Торнадо, — прошептал он, ударил вороного жеребца по крупу в надежде, что тот унесет с собой оружие и одежду Зорро. Торнадо взвился, встал на дыбы, и ненадежно притороченная седельная сумка соскользнула с его спины до того, как вороной конь ускакал прочь. Солдаты мгновенно сбросили маски вежливого равнодушия, двое из них соскочили с лошадей, чтобы схватить подозреваемого, Рамон тормошил седельную сумку, не в силах справиться с завязками от волнения, пока из неё не выскользнули черный плащ, шляпа, маска, шпага, пистолеты и кнут…

— Вряд ли ты легко сможешь объяснить это, мой друг.

— Ты ошибаешься, Рамон, тебе лучше заняться своими попутчиками: эта компания улан расформированного гарнизона одинаково опасна для нас обоих.

— Не начинай, Диего, на этот раз тебе не удастся выйти сухим из воды, я добьюсь, чтобы до нашего сержанта дошло, с кем он имеет дело, и отец не спасёт тебя, — дон Сантилл, ослепленный жаждой мести, был не в состоянии понять смысл слов соперника:

— Боюсь, дон Рамон, что сеньор Зорро прав, — вступил в разговор один из улан, — а это значит, что нам не выгодно оставлять вас в живых.

Вырвавшись из рук солдат, Диего прыгнул, оттолкнув зазевавшегося предателя: пуля просвистела над его виском, выстрел оглушил его, пороховые газы ожгли его лицо, — и младший де ла Вега без сознания повалился на землю. Страх смерти отрезвил Рамона, и он быстро поднялся, единственное оружие, оказавшееся под рукой, — седельная сумка и черный плащ преданного им друга — полетело в противников. Выстрел солдата, запутавшегося в плаще и на какое-то время выведенного из боя, оказался слепым и не достиг цели. Рамон напал на третьего солдата, отчаянно сопротивлялся, но борьба была заранее проиграна — двое разбойников спешили на помощь товарищу — и всё же дону Сантилл везло, последняя пуля просвистела в дюйме от его плеча.

— Остановитесь, сеньоры, каждый из вас израсходовал свой выстрел, а я нет, так что вам решать, кто получит пулю в лоб, — Диего пришёл в себя и держал в руках пистолет и кнут Зорро. — Свяжи их, Рамон, — произнёс он: черный кнут в его руках пришёл в движение — и перезарядивший свой пистолет улан лишился оружия.

Дон Сантилл подчинился, солдаты были крепко связаны и посажены на своих лошадей.

— Ты не посмеешь просить меня об этом, мой друг, — произнёс Диего, — но я провожу вас до Лос-Анджелеса, и там тебе представиться возможность вполне насладиться местью.

— Тебе нечего опасаться, я не предам человека, который спас мне жизнь! — Рамон с трудом приходил в себя после пережитого потрясения, и каменное спокойствие соперника давило на него не меньше, чем груз совершенного предательства. — Ты зря отпустил своего коня.

Диего свистнул, и вскоре топот копыт известил его о приближении Торнадо. Вороной жеребец возник из-за ближайшей скалы и быстро поравнялся с хозяином:

— Вам следует быть поразговорчивее, — проговорил дон Диего, обращаясь к солдатам, — теперь лейтенант Гонсалес не сможет помочь ни одному из вас.

Рамон, понурив голову, вскочил в седло, и странный кортеж тронулся по дороге.