Пока война не разлучит нас (гет)

Гермиона разрывалась между домашними заданиями, Малфоем, Энтони и друзьями. По понедельникам она ходила на факультативы по Чарам, а затем бежала помогать Голдстейну. По вторникам у нее были факультативы по Трансфигурации, а затем она делала домашние задания. По средам... По средам был Малфой, на которого она тратила весь вечер, пытаясь разобраться в его проблемах и не утонуть в своих. Четверги полностью отводились для уроков и библиотеки, впрочем как и пятницы, субботы и воскресения.

Разумеется, если не было в походов в Хогсмид. Тогда побеждали Рон, Гарри и Джинни, которые заставляли ее пойти с ними.

Так сумбурно пролетали дни.

На третей неделе она уже совсем запуталась и просто успокоилась, позволяя миру жить без ее вмешательства.

А она просто покорно делала то, что должна.

Зато уроки Истории стали для нее самыми лучшими. На них она отдыхала. И составляла список того, что она узнавала от Малфоя, больше внимания уделяя тому, что она знает непосредственно о нем.

Первым, в ее списке было то, что и Малфой способен чувствовать. Ведь то, что он не хотел терять своих друзей, говорило о чем-то?

Вторым были сами друзья. Оказалось, что непробиваемая Паркинсон умеет плакать, Забини – обижаться, а Крэбб и Гойл... Если честно, Гермиона не знала, заметили ли они, что Малфой не общался с ними какое-то время.

А затем были странные родители Малфоя, его чокнутая тетка, и остальные, не менее удивительные родственники.

Малфой из ее списка — понимающий своих друзей, умеющий подшучивать, а не дразнить. Малфой, который на прошлой неделе упорно пытался доказать ей, что свод правил Альберта фон Больштедта имеет право на существование (хотя она ему так и не поверила, ведь свод был написан в 1200! На что он ей ответил, что примерно тогда-то и был написан свод правил Малфоев, но это не мешает им использовать его сейчас). Малфой, который проговорился, что верил в Санта-Клауса до девяти лет (а Забини до одиннадцати!), совсем не вязался с тем Малфоем, что сидел в соседнем ряду и, похоже, спал, положив голову на скрещенные на парте руки.

И она уже запуталась, какой Малфой – настоящий, а какой – нет.

В общем, все было немножко ненормально.

Так проходили недели, а за ними спешили месяцы.

Сидя в Комнате в один из вечеров, Гермиона поняла, что до Рождественских каникул осталось всего ничего.

Малфой молчал уже пару минут, когда она, наконец, очнулась от своих мыслей и посмотрела на него.

— Я закончил, — пожал плечами тот.

Сегодня они обсуждали нравится ли ему Малфой-Менор. Разумеется, он ему нравился. И последние пятнадцать минут он был занят тем, что перечислял достоинства своего особняка.

— Э-э-э... Хорошо, Малфой, — рассеянно кивнула Гермиона. — А о чем ты хочешь поговорить сейчас?

— Вообще-то, — начал он, — я хотел бы узнать, что ты вычислила за все то время, что я угробил здесь?

Вообще-то, это она была бы не против, если бы кто-нибудь объяснил ей, как сказать то, о чем она думала последние недели так, чтобы он не... взбесился.

В конце концов, она сдалась, и выпалила то, что мучило ее на протяжении всего этого времени:

— Может, ты просто не хочешь быть плохим?

Малфой поперхнулся воздухом и изумленно уставился на нее.

— Что? — наконец, неверующим голосом спросил он.

— Я имею в виду, может, тебе не хочется быть... — она запнулась, — злым? В смысле, не хочется принимать Метку, становится Пожирателем...

— Это самый большой бред, который я слышал в своей жизни, — спокойно, словно разговаривая с умалишенной, сказал Малфой. — Самый гриффиндорско-глупый ответ.

— И вовсе нет! — она вскочила на ноги. — Это правда!

— Да? — он поднялся вслед за ней. — И из чего ты сделала такой умный вывод?

— Из всего того, что ты говорил! — она даже притопнула от злости, что он не верит ей. — Ты сам говорил, что...

И тут она замолчала. Потому что не было слов, которые бы он произнес, и которые подтверждали бы ее.

— Я просто это знаю, — наконец, закончила она.

— Моя семья, — начал было Малфой, но Гермиона перебила его:

— Я говорю не о твоей семье! — выкрикнула она. — А о тебе! О том, чего хочешь ты! Если ты даже не собираешься это делать, — безнадежно продолжила она.

— Грейнджер, — раздраженно вздохнул Малфой, вновь усаживаясь на пол и прислоняясь спиной к стене, — я не собираюсь доказывать тебе, что ты неправа. Это и так очевидно. Моя семья ни за что бы не сделала бы неправильный выбор. А их выбор – это мой выбор.

— Но неужели тебе этого правда хочется? — она недоверчиво смотрела на него. — Пытать, убивать... Это ведь не шутка, Малфой. Это станет твоей жизнью.

— Мне все равно, — безразлично ответил он, глядя на книжные полки напротив. — Я ненавижу грязнокровок и предателей крови.

— А ты бы смог убить меня? — зло спросила она. — Это ведь не подставить подножку, не обозвать! Это уже навсегда. И это — серьезно. Ты бы смог?

Он посмотрел на нее, наклонив голову набок, а потом просто кивнул.

— Если мне скажет моя семья, я сделаю, — медленно проговорил он.

— Это бред, Малфой, — воскликнула она. — Ты опять говоришь о своей семье! А сам ты, без их решения, сделал бы такое?

Он не ответил, и тогда она продолжила:

— Если ты так ненавидишь грязнокровок, то почему разговариваешь со мной? — она выжидающе уставилась на него. — Не с Паркинсон, не с Забини, а со мной?

— Потому что... — он замолчал на секунду, потом рассеянно, словно разговаривая о природе, договорил, — что бы я ни сказал... Ты никому и словом не обмолвишься. Ты ведь не сказала Поттеру, Уизли, куда ты пропадаешь?

Гермиона недовольно закусила губу и скрестила руки на груди, но ничего не сказала.

— Я прав, — он пожал плечами. — А то, что я с тобой разговаривал... Наверное, мне просто хотелось выговориться. Даже не так, — исправил он сам себя, — вероятно, мне нужно было разрешить мои сомнения... И я их разрешил.

— И что это за сомнения? – поежившись, словно от холодного ветра, поинтересовалась она.

— Мне кажется, наша... — он помедлил, прежде чем выговорить, — психология закончена. Так что, я не отвечу.

— Отлично, — закатила глаза Гермиона. – Делай, как знаешь.

Она подхватила с пола сумку и, подойдя к двери, решительно потянула ее на себя.

А потом внезапно оглянулась.

— Все же подумай над тем, что я сказала, — проговорила она и вышла из Комнаты.

— Гермиона, — нерешительно позвал ее кто-то, когда она сидела в библиотеке и делала Нумерологию.

Ну, то есть пыталась.

— Да? — она оторвала взгляд от учебника и посмотрела наверх.

Рядом с ее столом стоял Энтони.

— О, привет, — улыбнулась она, выкидывая из головы Малфоя. — Как дела?

— Все нормально, — рассеянно ответил Голдстейн, усаживаясь напротив нее. — А ты как?

— Неплохо, — соврала она. — Ты что-то хотел?

— Да, я... — он вдохнул побольше воздуха, прежде чем скороговоркой выпалил, — ты пойдешь со мной на свидание?

Гермиона ошеломленно уставилась на него. Моргнула. Потом еще раз.

— Я имею в виду, мы могли бы сходить в «Три метлы», когда пойдем в Хогсмид, — продолжил Энтони.

Она облизнула пересохшие губы и серьезно задумалась.

С одной стороны она ничего не чувствовала к нему.

С другой — она вообще ни к кому ничего не чувствовала.

И потом, у Гарри есть Джинни, а Рону нравится Лаванда...

Почему бы не попробовать? Ведь она всегда сможет отказаться.

— Это... — наконец, проговорила она, — было бы интересно.

Энтони победно улыбнулся.

Поскольку Малфой теперь не занимал ее время, казалось, ее жизнь должна стать более спокойной. Но учителя с лихвой восполнили этот пробел, задавая столько, что она ни разу не успела поговорить с Голдстейном, пока не наступила суббота, на которую был назначен последний в этом семестре поход в Хогсмид.

Энтони нашел ее, когда она и Рон дожидались Джинни, которая убежала в башню захватить шарф, утащив с собой и Гарри.

— Привет, Гермиона, Рон, — вежливым голосом сказал когтевранец, а затем повернулся к девушке. — Мы идем?

Гермиона едва удержалась от того, чтобы поморщится. Свидание совсем вылетело у нее из головы, но она кивнула.

— Да, конечно, — она посмотрела на Рона, который удивленно уставился на них. — Мне надо идти. Если что-то случится, мы можем встретиться в «Трех метлах», ладно?

Рон заторможенно кивнул, глядя, как его лучшая подруга и Голдстейн выходят из замка.

В пабе мадам Розмерты пахло карамелью и елкой, и было, как всегда, очень людно. Незанятый стол нашелся в самом углу. Гермиона села на стул, нервно дожидаясь Энтони, который ушел покупать сливочное пиво, и огляделась. За соседним столиком в полном одиночестве сидела Луна Лавгуд. Решив, что она наверняка скучает, Гермиона подошла к ней.

Луна перевела на нее странный взгляд своих серебристых глаз и приветливо улыбнулась.

— Как дела? — спросила Гермиона, заправляя прядь непослушных волос за ухо.

— Хорошо, — мечтательным голосом ответила та. — А ты как?

— Все замечательно, — начала было привычно врать она, но внезапно запнулась. Лавгуд – как раз тот человек, у которого можно попросить совета по любому поводу, зная, что это не удивит ее, и она сохранит вопрос в тайне. Впрочем, разумеется, на качество совета это не влияет. — Луна, а если бы ты знала, что кто-то может плохо повлиять на будущее твоих друзей и близких, ты бы... Ты бы сказала кому-нибудь об этом?

— Смотря, кто мне дороже, — безмятежно откликнулась светловолосая когтевранка.

— Мои друзья, — уверенно сказала Гермиона.

— Тогда, да, сказала бы, — потянув за одну из своих удивительных сережек-редисок, проговорила Луна. — Но только если бы была уверена, что этот человек действительно причинит вред моим друзьям. Иначе я бы просто так выдала бы его тайну, ведь так?

Гермиона тяжело вздохнула, решив пока не говорить Дамблдору, что Малфой собирается принять Метку, а подождать до окончания каникул. Вдруг он еще передумает? Не то, чтобы она в это очень верила…

Свидание не слишком отличалось от их занятий по Рунам. Они разговаривали, обсуждали учителей, тесты, уроки, иногда перебивая друг друга. В общем, Гермиона неплохо провела время. Но с тем же результатом она могла бы провести его с Гарри или Роном. Это было как общаться со старым другом, и она не почувствовала ровным счетом ничего, когда на обратной дороге в Хогвартс, Энтони неожиданно взял ее за руку.

— Спасибо, что согласилась пойти, — сказал Голдстейн, когда они зашли в замок и остановились у лестницы, ведущей на верхние этажи.

— Я хорошо провела время, — смущенно ответила Гермиона. — И мне надо идти, Гарри и Ро...

— Ты будешь со мной встречаться? — внезапно перебил он ее.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и неуверенно пробормотала:

— Что?

— Ну, то есть ты будешь моей девушкой? — переспросил Энтони, заставляя ее едва ли не съежиться от страха.

Казалось бы, ничего жуткого в этом нет. Если ты хочешь – скажи да, если нет – то откажись. Но ей не хотелось огорчать Голдстейна, к тому же, она еще не до конца разобралась в себе. И поэтому она сейчас нервно наматывала на палец прядь волос, не зная, что ответить.

— Я... Ладно, — выпалила она внезапно, так и не придумав, что сказать.

Угрызения ее совести немного притупила счастливая улыбка Энтони.

Колеса Хогвартс-Экспресса мерно стучат по рельсам, навевая сон.

Небо за окном уже потемнело, а судя по тучам, к шуму поезда грозился прибавиться звук дождя.

Гермиона сидела рядом с Джинни, листающей «Придиру», и читала «Историю Хогвартса». Напротив них устроились Гарри и Рон, играющие в волшебные шахматы.

— Пойду, спрошу у машиниста, когда мы приедем, — вздохнула Гермиона, захлопывая книгу и поднимаясь с места.

Гарри кивнул, не отрывая взгляда от черно-белой доски, и она выскользнула из купе.

Впрочем, далеко ей уйти не удалось. Навстречу ей шли улыбающаяся Пэнси Паркинсон и слегка бледный, но тоже довольный Малфой. Позади них, держась за руки, шагали Забини и какая-то светловолосая девушка. Гермиона вспомнила, что она с шестого курса Когтеврана, но вот как ее зовут, она не имела понятия.

— Уйди с дороги, грязнокровка, — небрежно отпихнула ее в сторону Паркинсон и продолжила свой рассказ. — И Дафна сказала, что еще не выбрала, представляешь, Драко?

Малфой как-то странно посмотрел на нее, а затем кивнул.

— О чем они, Блейз? — пробормотала когтевранка, проходя мимо Гермионы.

— Не обращай внимания, — протянул Забини. — Это так... Неважно, Фейт.

Гриффиндорка удивленно посмотрела им вслед и отправилась к машинисту.

— Как же вы все исхудали! — всплеснула руками миссис Уизли.

— И ничего не исхудали! — пробормотал Рон, пытаясь вырваться из материнских объятий.

Следующей в кольцо рук Молли Уизли попала Джинни, затем Гермиона, и, наконец, Гарри.

— Ну-ка, живо на кухню, — приказала она. — Будете ужинать.

Дом на Гриммаулд-Плэйс выглядел как настоящий дворец. Орден Феникса здорово потрудился, чтобы подготовить его к Рождеству: повсюду мелькали украшения, над дверьми была повешена омела, а посреди большой гостиной стояла огромная елка.

Гермиона восхищенно вздохнула и обернулась к Гарри, чтобы посмотреть, доволен ли он. Но ее радость исчезла, стоило ей увидеть его глаза.

Сириус.

Как она могла забыть?

Она осторожно положила руку ему на плечо, словно говоря, что понимает и чувствует то же самое.

Каникулы текли медленно и спокойно. Несколько раз появлялись Флер и Билл, все остальные члены семьи Уизли и так были в доме. Пару раз ей написал Энтони, но она ответила только на одно его письмо. Отправила маме и папе открытку, поздравляя их с праздником. Перечитала несколько раз учебники. Сплетничала с Джинни. Читала «Пророк», в котором день ото дня увеличивался список пропавших. И что-то подсказывало ей, что они уже не вернутся.

И терпеливо дожидалась, когда они снова отправятся в школу.

Гермиона с удовольствием заполняла убористым почерком пергамент, делая выписки из толстой книги, лежащей перед ней. Прошло уже три дня с тех пор как они вернулись в Хогвартс. За это время она успела три раза сходит вместе с Энтони в библиотеку и настрочить четыре эссе.

Малфоя было не видно. Поговаривали, что он в больничном крыле, но точно, кроме мадам Помфри и учителей, никто не знал. Не спрашивать же у слизеринцев?

Малфой появился в Большом Зале за завтраком и выглядел он... ну, ужасно – это мягко сказано. Он был очень бледен, всегда тщательно зализанные назад волосы растрепались, а под глазами были темные круги.

Стоило ему сесть за стол своего факультета, как с разных сторон его сразу же обступили Паркинсон, Гринграсс, Булстроуд и Забини, так что дальнейшие его действия она наблюдать уже не могла.

На Зельях Малфой ровным счетом ничего не делал, свалив все свои обязанности на Лаванду. Дальше по расписанию у Слизерина и Гриффиндора спаренных уроков не было, так что в следующий раз, когда Гермиона увидела его, он сидел в библиотеке.

И выглядел так же, как и утром, если не хуже.

Поборов желание подойти к нему, Гермиона отошла за стеллажи, разыскивая нужные книги.

Уже позже, вечером, сидя в гостиной, она вспомнила, что сегодня среда. Она почти что поднялась с места, собираясь отправится в Выручай-Комнату, но тут же одернула себя.

Она никуда не пойдет.

Прошло еще пятнадцать минут. Уроки больше не лезли в голову.

Она никуда не пойдет.

Когда часы показывали полвосьмого, Гермиона вскочила с места и, толкнув портрет Полной Дамы, вышла из гостиной, убеждая себя, что просто посмотрит книги в Комнате.

Когда она вошла, Малфой уже сидел на полу, прислонившись спиной к стене и обняв свои колени. Его голова была наклонена, и она не понимала, видел ли он, что она пришла.

— Садись, Грейнджер, — пробормотал он, не поднимая на нее взгляда, когда она уже собиралась выйти из Комнаты.

Неуверенным шагом она прошла к нему и опустилась на пол, слегка испуганно глядя на него и дожидаясь хоть какой-нибудь реакции.

Он молчал, и тишина становилась все тяжелей. Гермиона уже несколько раз хотелось встать и уйти, но она продолжала сидеть и ждать.

Наконец, он посмотрел на нее и вздохнул, словно жалея, что сказал ей остаться.

— Что с тобой? — внезапно, набравшись решительности, спросила она.

Малфой передернул плечами.

— Что-то случилось? — продолжала настаивать она. — Ну же, Малфой, говори!

Он долго молча глядел куда-то поверх ее плеча, а потом резко закатал рука рубашки, показывая уродливую черную татуировку, оттеняющую бледную кожу. Гермиона ахнула и прижала руку ко рту.

— Побежишь к Дамблдору? — устало спросил Малфой, возвращая рукав на место и застегивая пуговицу. — Иди, давай. Уверен, тебя похвалят, что ты помогл...

— Заткнись, — перебила его Гермиона, не отрывая взгляда от его руки. — Малфой, зачем... В смысле, почему ты... Ты, что, сумасшедший?

Он опять пожал плечами.

— Ты из-за этого такой? — тихо спросила она.

— Нет, потому что мне не нравится школьная мантия, — язвительно отрезал он.

— Это было больно? — продолжила она, не обращая внимания на его тон. В конце концов, Малфой – это Малфой. С Меткой ли, без нее ли – он довольно неприятен. А теперь у него еще и повод появился, чтобы говорить мерзости.

Малфой отстраненно кивнул.

— Расскажешь? — она смотрела на него, наклонив голову.

Он набрал побольше воздуха и начал.

Она слушала его с все возрастающим ужасом. Так безразлично она не могла бы говорить даже о ком-то чужом, а ведь он рассказывал о себе.

Да, это было больно. На его взгляд — хуже Круцио, которое он испытал прошлым летом, потому что случайно увидел как его отец и остальные Пожиратели пытают кого-то. Тогда Люциус впервые наказал его. И это после той жуткой картины он вел себя так странно в начале года.

Он говорил, что это как если бы к коже прижали бы что-то безумное горячее и держали бы очень долго, одновременно накладывая режущие заклинания. В смысле, больно сразу и везде. Как если бы эта боль была внутри или частью самого тебя.

И даже Метка – не столь больно. Ее приняла и Паркинсон. И Забини. И даже Гринграсс, которая сомневалась до последнего. Теперь Гермиона поняла смысл того странного разговора в Хогвартс-Экспресс.

А дальше – хуже. Они притащили девчонку, еще совсем маленькую, лет восьми-девяти, одну из тех, что пропала. Как оказалось, большая часть людей, о которых писал «Пророк», в подземельях Малфой-Менора.

И эта девочка – одна из десятков несчастных, которые томятся в холодных подвалах, дожидаясь... смерти.

Да, ту девочку они убили. Их всех, и Пэнси, которую едва не вырвало, и Дафну, которая чуть не упала в обморок, и едва дышащих от страха и ужаса Малфоя и Блейза, заставляли накладывать Круцио на ни в чем неповинного ребенка.

Круцио – само по себе интересное заклинание, не оставляющее внешних признаков. Если внимательно следить за глазами того, кто испытывает его на себе, можно увидеть, как растворяется человек, и ему на смену приходит что-то дикое, непонятное, чувствующее только боль и больше ничего. Нужно быть очень сильным духом, чтобы не сойти с ума или... или не умереть. Если вам очень повезет, вас убьют другим заклинанием, после того как вы лишитесь разума.

А много ли нужно маленькой девочке-маггле, чтобы умереть?

Немного.

Она и умерла, прихватив с собой частички душ их всех.

Когда Малфой закончил, в Комнате настала удушающая, тревожная тишина.

Гермиона молчала, не зная, что сказать.

Одна ее часть требовала тот час же побежать к Дамблдору и все рассказать.

Другая же...

Ей было жаль Малфоя.

И в какой-то мере, она понимала его.

Он не мог пойти против семьи. Для него семья – это все.

Разве он виноват в том, что родился не там где надо?

Но та девочка... Она уж точно ни в чем не виновата.

И, если подумать, черт знает, сколько еще таких девочек будет на совести Малфоя, Паркинсон, Забини, Гринграсс?

Но она продолжала сидеть на холодном полу, стараясь не смотреть на слизеринца, который глядел куда-то в пустоту.

— Мне жаль, Грейнджер, — внезапно хриплым шепотом пробормотал он. — Мне правда, черт побери, жаль.

Гермиона осторожно посмотрела на него. Серые глаза болезненно блестели, кожа напоминала цветом пергамент.

Ему и вправду жаль.

— Если бы я мог... — продолжил он тем же тоном. — Я бы не убивал ее. Плевать, что меня накажут. Не убивал бы.

Он не сказал, не принимал бы Метку.

Он бы принял ее по-любому. Потому что – семья.

— И остальных бы уговорил, — тихо говорил Малфой. — Только не ее. Она мне до сих пор снится. Я не хотел, чтобы так... Понимаешь?

Его безумный взгляд блуждал по стенам, и снова возвращался к ней.

Она отрывисто кивнула.

— Кошмары, Грейнджер... — он медленно покачал головой. — Ты и не представляешь, каково это... Я и вправду ее боюсь. Я ее боюсь! — Его голос сорвался.

Гермиона несколько долгих секунд смотрела на него, а потом резко наклонилась вперед и порывисто обняла его, успокаивая словно ребенка.