Наследницы (джен)

Энни возвращалась с праздника поздно. Чуть ли не последней — когда народу на площади оставалось уже человек десять, помимо уборщиков, которые вышли на ночную смену, дабы завтра с утра тут снова всё блистало чистотой и порядком…

Несмотря ни на какие инциденты, сегодня был не такой уж плохой день. Энни даже улыбалась сквозь усталость. Пусть она сегодня регулярно пересекалась с Кориной, которой явно было не по душе то, что Энни всё-таки навязала свой праздник вопреки её сценарию, пусть сегодня произошло то жуткое происшествие с Анни… А собственно, что новенького с Анни произошло? Увы, ничего. Они и так все знали, что Пакир способен управлять её поступками, а она ему даже не сопротивляется, потому что считает, что всё в порядке. Вот ведь что самое страшное.

Хотя, как сказала Ланга, которая чуть позже тоже вышла на площадь и разговорилась с Энни об этом случае — хорошо, что Анни пока что ещё пугается хотя бы некоторых проявлений Пакира. Пусть она потом снова задирает нос, встаёт в позу и требует, чтобы все от неё отстали. Всё равно она пока ещё боится. А значит, ещё не всё потеряно. А вот если она перестанет его бояться… «Хотя я не представляю, что должно случиться для того, чтобы перестать бояться Пакира, — с иронией добавила Ланга. — Это же Пакир, его невозможно не бояться, он одним своим существованием пугает. Вот если перестанет пугать — значит, это уже не Пакир». «Но это же невозможно», — сказала тогда Энни. И Ланга подтвердила: да, совершенно невозможно представить, что Пакир внезапно станет добреньким и светленьким.

А потом Ланга ушла, а Энни провожала гостей — Корина ушла ещё раньше, после торжественной и пафосной речи. Может, ей и не нравилось, что праздник завершит Энни, но, видимо, оставаться на площади и просто общаться с народом она считала ниже своего достоинства. А Энни так не считала, вот и задержалась за полночь.

Даже дворец уже почти спал, лишь кое-где светились окна. На первом этаже — в кухне и в посудомоечной. В бальном и пиршественном зале — там тоже делали уборку… Ну и на жилых этажах немножко. В парке уже никто не гулял, только помощник садовника прошёл с огромным мусорным мешком.

Энни прошла по короткой главной аллее и остановилась в изумлении перед дворцовым крыльцом. На ступеньках сидели близко друг к другу две скрюченные детские фигурки и о чём-то шептались, не обращая внимания на стражника-маррана в нескольких шагах от них, который придрёмывал стоя, прислонившись к стене у парадной двери. Заметив Энни, ребята подняли головы.

— Дарина? Том? — удивилась Энни. — Вы чего до сих пор не спите?

— Дарина расстроена, — сказал Том-младший. — Она не хочет идти к себе.

— А что случилось? — Энни села рядом с Дариной. Та и впрямь выглядела грустной. И глаза неестественно блестели при тусклом свете двух небольших «рудокопских шариков», укреплённых над дверями. Видимо, не так давно она даже плакала…

— Я испугалась, — сказала Дарина.

— Пакира? — уточнила Энни. — Не бойся…

— Нет. Насчёт Пакира я уже всё поняла. Просто мне страшно, что я чувствую его магию… Чувствую, как будто она мне чем-то близка, понимаешь?

— Я помню, ты говорила, — кивнула Энни. — Ещё в Чёрном дворце.

— Но ты же Стеллину магию тоже так же чувствуешь, — заметил Том. Похоже, у них сейчас именно об этом и шёл разговор.

— Но там же всё понятно! Она ведь моя учительница. Она сама мне так и сказала. К тому же она добрая, её я не боюсь.

— Ты ей говорила про свои ощущения? — спросила Энни.

— Говорила. Она сказала, что ничего страшного в этом нет… Но мне всё равно непонятно, — вздохнула Дарина. — И ладно бы я просто чувствовала магию. Но сегодня я почувствовала и его присутствие… В Анни. Я держала её за руку и чувствовала, когда он управляет ею, а когда ушёл. И я справилась с этой чёрной звездой. Почему? Во мне тёмная магия — вдруг это магия самого Пакира? А откуда она во мне взялась? — Дарина всхлипнула. — Я боюсь…

Энни обняла её.

— Ну откуда бы не взялась, ты же в этом не виновата, — твёрдо сказала она, вспомнив поневоле разговор со Стеллой и Лангой — когда они вдруг подумали, что в Дарине действительно может быть кровь Пакира…

Дарина мотнула головой.

— Да нет. Мне, конечно, интересно, откуда она во мне взялась, но мне не это страшно. Просто… Ну, я давно знала, что у меня тёмная магия. Ну, тёмная и тёмная, мало ли… Но если это его магия… Понимаешь? Он же злодей! Я что, тоже буду злая? — она закрыла лицо руками. Энни затормошила её за плечи:

— Но ты же не собираешься её использовать во зло! И вообще, быть злой или не быть — каждый сам выбирает. Сегодня ты была просто героиней, — серьёзно и искренне сказала она. — И звезду убрала, и… ну, вместо Анни… назвалась… Вообще, спасибо тебе. Если бы не ты, мы бы не знали, что делать.

— Ага, а фея Элли говорит, что, когда я рядом, с Анни всегда что-то случается, — вздохнула Дарина. — Но я же ничего не делала! Наоборот, я просила её остановиться…

— Ну, в этом Элли не права, и она это обязательно поймёт, — заверила её Энни. — Она просто очень за Анни боится…

— И знаете, что странно? — продолжала Дарина. — У меня было такое впечатление, что он из-за меня ушёл, — она не уточнила, кто «он» и о чём она вообще вдруг снова говорит, но Энни поняла — о Пакире, который проявился через магию Анни, а потом исчез. — Ему не понравилось, что я что-то сделала. Вообще моё присутствие. Почему?

— Потому что ты ученица Стеллы? — предположил Том. — Пакиру не нравится, когда она рядом с Анни, и тогда он не приходит в её сны. Правда, она не может быть всё время рядом, в этом и беда. Он просто выжидает… Ты снами ещё не умеешь управлять?

— Нет, — помотала головой Дарина. — Мы со Стеллой об этом даже не говорили ещё.

— Но ведь ты провела с Анни столько времени, — напомнила Энни. — В Железном замке, пока вы артефактами занимались.

— Вот там я и подумала первый раз, что в Анни что-то как будто не то, — объяснила Дарина. — Как-то один раз… Даже не один. Но я не поняла, что это такое. Только сегодня сравнила и поняла.

— Любопытно, — кивнула Энни. В голове вертелась какая-то странная и парадоксальная, отчасти забавная мысль, но она её ещё не могла сформулировать.

— И мама опять мною недовольна, — перешла на другую тему Дарина. — Да и папа ворчал. Говорил, что, выходит, браслет браслетом, а контроль я держать всё равно не всегда могу. Пришлось соврать, что ради магических иллюзий я сняла браслет, а так он вообще-то работает. Хотя я не снимала на самом деле. Алина тоже напугалась. Они теперь все мною недовольны. Вдруг со мной что-то не так…

Она снова всхлипнула, и Энни обняла её крепче.

— Да всё с тобой так! С тобой же не зря Стелла занимается. Кстати, она уже улетела?

— Нет ещё, с Элли о чём-то заговорилась, — сказал Том. — Скорее всего, она останется до утра. Может, ещё попробует в сны Анни забраться.

— Анни же не разрешит, — удивилась Энни. — Ещё обидится.

— Тайком, конечно. Чтобы Анни ни о чём не узнала. А Дарина завтра хочет сразу в Розовую страну попроситься со Стеллой вместе.

— Правильно, — одобрила Энни. — Дарин, а хочешь, я поговорю с твоими родителями, чтобы они тебя не ругали?

— Не надо, — как-то по-взрослому вздохнула девочка. — Переживу. Не первый раз же.

Том дружески взял Дарину за руку.

— Ты умная и сильная, — сказал он. — И ты не плохая, ты хорошая. Когда-нибудь все это поймут, — и это прозвучало так искренне и серьёзно, настолько от души, что Энни даже заподозрила, не последует ли за этим что-нибудь ещё более проникновенное — племянник даже её присутствием может не смутиться. Но нет, Том просто держал Дарину за руку на весу, слегка размахивая весело, и явно не был склонен к дальнейшим трогательным изъяснениям.

— Спасибо, — смущённо пробормотала Дарина. Энни встала и протянула обе руки:

— Ну что, ребята, пойдёмте уже. А то завтра новый день…

— А ты не обидишься, если я тоже на завтра здесь не останусь? — покосился на неё Том.

— Не обижусь, конечно, — заверила его Энни. — Я ещё и сама не знаю, останусь или нет. Пускай Корина сама празднует сколько ей хочется, а я столько не выдержу, — пошутила она. — У меня и других дел хватает, более интересных. А ты куда отправишься?

— С родителями, в Изумрудный город, — вздохнул Том. — Анни они тоже заберут, наверное. Вот ей будет выволочка…

— Да уж, — помрачнела Энни. — Это же надо, жаловаться на родителей — и кому? Корине. А та и рада… Хотя я бы на месте Элли не слишком на Анни наезжала. А то может быть только хуже.

— На Анни папа наедет, — усмехнулся Том. — Он ведь уже пообещал. А он на Анни влияния чуть больше имеет, чем мама, — он грустно вздохнул.

Дарину они вдвоём проводили до гостевых покоев, отведённых Аргуту и его семье.

— Точно уверена, что твои родители сейчас не будут тебя ругать? — уточнила Энни.

— Они спят уже, — отмахнулась Дарина. — С утра будут ругать. Если ещё вспомнят. Обычно по утрам мама уже чем-нибудь другим недовольна.

— Не повезло тебе с родителями, — сочувственно кивнул Том. Дарина вскинула голову:

— Не повод для расстройства. Я сама по себе.

Энни хмыкнула. Гордая и надменная Даринка из грустной испуганной девочки снова становилась самой собой.

— Ну, спокойной ночи.

Том ушёл спать в ту комнату, которую здесь выделили ему — отдельную, как и Анни. А Энни пошла к сестре, где надеялась ещё застать Стеллу. Она и застала — правда, фея Розовой страны уже намеревалась уходить, идти к Анни, волшебством погрузить девочку в крепкий сон и проникнуть к ней так, чтобы она этого не заметила. А потом так же незаметно уйти…

— Хотя всё это маловероятно, — сказала Стелла. — Скорее всего, Пакир не станет являться Анни при мне. Моё присутствие он чувствует…

— Дарина высказала предположение, что Пакир почувствовал и её присутствие и из-за этого ушёл, — сказала Энни. И вспомнила ту парадоксальную мысль, которая ей пришла, когда девочка об этом сказала. И усмехнулась: — Может, Анни с Дариной надо больше общаться и дружить? Пакир испугается и перестанет её тревожить.

— Да что ты! — воскликнула Элли в изумлении. Видимо, предложение дружить Анни с Дариной ей показалось почти недопустимым.

— Это тоже маловероятно, — в свою очередь, покачала головой Стелла. — Сейчас сработал просто эффект неожиданности, он вряд ли предполагал, что Дарина вступится за Анни, поможет ей с магией и вообще сама почувствует его присутствие. Но он выработает новую линию поведения… — она вздохнула. — Ну, я пойду к Анни.

— Ещё не легче, — нервно сказала Элли. — Мне только Дарины с её чувствительностью к Пакировой магии не хватало.

— Она же чувствует его, а не подчиняется, — возразила Энни. — Это совсем другое. Можно сказать, противоположное.

— Ага, а её тёмная магия?

— Но ведь оно не обязательно связано…

— Ой, всё, — махнула рукой Элли. — У меня голова кругом идёт и совершенно не работает. Я теперь вообще не знаю, как мне общаться с Анни после всего, что было сегодня. Как она так могла?..

— Успокойся, — улыбнулась Энни и обняла сестру. — Может, она сама уже раскаивается. А если не раскаивается сейчас — раскается потом. Она же твоя дочь! Зря ты ей, что ли, всё детство прописные истины и моральные ориентиры в голову вкладывала. Обязательно всё осознает рано или поздно.

— Как бы не было слишком поздно, — мрачно сказала Элли. — А то у меня какое-то дурное предчувствие.

— Вот завтра вернёшься в Изумрудный город — и не будет никакого предчувствия, — утешила её Энни. — Всё наладится. Тебе же и Том пообещал.

— Очень хочу в это верить, — Элли ткнулась лбом в её плечо.

* * *

Солнечный свет с трудом пробивается сквозь туман.

Это ещё не тот, не страшный туман, но Иринии уже страшно. Ей страшно за будущее. Ей теперь всё видится как в тумане — неопределённо, неясно, тревожно. Если раньше она ожидала от жизни только радости и счастья, то теперь…

Раньше она, думая о будущем, представляла себе только солнце, смех и восторг. Дружбу, любовь и тепло. Смех и искрящиеся радуги…

Теперь всё не так. Теперь и радуга померкла.

Баккар злится из-за того, что кто-то уходит. Уходят как поодиночке, так и целыми семьями и кланами. Для него даже радуга теперь — не просто красивое явление на небе, а символ чуть ли не государственной измены: он не может просто так ею любоваться, он сразу вспоминает первых сбежавших фей и тех, кто за ними последовал.

Ириния смотрит на еле пробивающийся смутный разноцветный полукруг, а Баккар упорно глядит вниз.

— Радуга — это просто радуга, — говорит Ириния, стараясь, чтобы звучало легко и приветливо. — Не знаю, как для тебя, а для меня это просто символ сказки и волшебства.

А ещё — символ сказочной страны, где сейчас Глинда. И второй, которую создаёт Торн. Но этого она уже не произносит вслух.

Всё равно Баккар будто её не слышит.

— Предатели, — сквозь зубы ворчит он. — В такое время оставить нас!

— Они испугались, — мягко возражает Ириния. — Испугались, что Мир Облаков скоро рухнет. Их можно понять…

— Если он и рухнет, то из-за таких малодушных трусов, как они! Которые, вместо того, чтобы сражаться за свой мир и своего повелителя, только и умеют, что бежать куда подальше! Ну ничего, — решительно объявляет он, — я приму меры.

— Что ты сделаешь? — вздрагивает Ириния.

— Запрещу такое бегство, — ухмыляется Баккар. — Отныне каждый, кто посмеет бежать или захочет отсидеться где-то в уголке, будет наказан.

— Не надо! — пугается Ириния. — Зачем? Они имеют право выбора… Зачем же удерживать насильно?

— Свой мир и свою империю любить надо, — резко бросает Баккар. Ириния не может сдержать грустного смеха:

— Баккар, но нельзя же заставить любить. Им тут плохо — ну… и пусть выбирают, где им хорошо. И вообще… Любовь к своей империи не состоит в том, чтобы считать её единственно лучшим местом в мире, — неожиданно добавляет она.

— Что за чушь, — фыркает Баккар.

— Но ты же сам видишь, что тут всё становится хуже и хуже! Тьмы всё больше с каждым днём…

— Именно поэтому я и собираюсь пресекать всякое предательство!

— А как же твоя идея помогать Торну строить новую волшебную страну? — напоминает Ириния. — Ты же сам предложил это! Будешь преследовать и тех, кто в этом участвует?

— Одно дело создавать новую страну для земных жителей, которые сами просто не способны на это, а другое дело переселяться туда… — досадливо отмахивается Баккар. — Кстати, мы уже почти закончили. Не так уж и сложно нескольким сильным магам воздвигнуть непроходимые горы и развернуть пустыню с гибельными песками. Остальное вообще ерунда, — он увлекается, даже перестаёт сердиться. — Конечно, там мощное магическое поле и защита от внешнего проникновения — не такая, как феи с Озмой делали, попроще немного, а то снова заблокируется что-нибудь, Лорилина всё проверила… В общем, там уже почти всё готово. Но мы не для беглецов из Мира Облаков её создали! — снова резко заявляет он. — Я не допущу, чтобы кто-то решил отсюда сбежать!

— А как же твоя сестра? — восклицает Ириния.

— А ей придётся выбирать! — повышает голос Баккар. — С кем она хочет быть — со своим народом или с теми, земными! Если она там в кого-то влюбилась, это её дело. Пусть тогда хоть вовсе не возвращается! Пусть остаётся с Торном в их чудесной стране. Пусть хоть запирается там, мне это уже безразлично.

— Так нельзя, — только и может вымолвить Ириния. Слова «пусть хоть запирается» острой болью напоминают ей о собственной сестре, запертой где-то в далёкой стране… Но об этом она снова молчит.

— Мне виднее, что можно, а что нельзя! Со своей семьёй я как-нибудь сам разберусь.

Ириния снова чувствует, что чего-то не понимает. Как будто что-то ускользает от неё, какая-то деталь картины, с которой всё было бы куда яснее.

— Что-нибудь слышно о тёмных магах? — переводит она тему. У Баккара делается такое неприятное лицо, что она тут же жалеет о вопросе.

— Слышно, — тем не менее, отвечает он досадливо. — Но всё это только слухи.

Ириния опускает голову, смотрит на Баккара из-под ресниц.

— Это ведь не ты? — срывается у неё вопрос. Почти с улыбкой, почти в шутку, но на самом деле — тревожный, отчаянный.

Её ведь до сих пор мучает вопрос — не стал ли Баккар тёмным магом тогда, после битвы…

— Ири, — усмехается он. — Ну что ты такое говоришь. С чего ты вообще это взяла?

Ириния замирает, размышляя.

— Ты очень изменился за последнее время, — говорит она. Баккар смотрит недоверчиво, и она торопливо развивает мысль: — Ты стал каким-то… более жёстким, властным… Стал слишком много наказывать, — тихо заканчивает она. — Раньше ты таким не был.

Баккар опускает голову. Кажется, он смущён.

— Ири, если я кого-то и наказываю, то из лучших побуждений, — говорит он. — И я не чувствую в себе никакой Тьмы, наоборот, мне хочется творить только добро. Установить справедливость, наказывать пороки, уничтожить зло. Я, в конце концов, целую страну помогал создавать специально для тех, кому нужна защита от злодеев. Разве это плохо?

— Н…наверное, нет, — Ириния нерешительно отворачивается. Она снова никак не может понять, что такое неуловимое от неё ускользает.

— Я наказываю только тех, кто этого заслуживает, — твёрдо продолжает Баккар. — И прежде всего тех, кто мне не повинуется.

— А почему все обязаны тебе повиноваться? — изумляется Ириния.

— Потому что я правитель нашей империи! — гордо вскидывает голову Баккар.

— Вообще-то твой отец ещё император, — напоминает Ириния.

— Только формально. Если бы я не взял власть в свои руки, у нас бы всё развалилось.

— Что-то ты часто стал говорить о власти, — сдержанно произносит Ириния. — Ты раньше таким не был.

Баккар внезапно вспыхивает:

— Да, не был! Мало ли каким я раньше не был? Тебе что, доставляет особое удовольствие вечно читать мне нотации?

Ириния смотрит на него ошеломлённо. Кажется, впервые он сорвался на неё.

Баккар, видимо, тоже это осознаёт, потому что в раскаянии опускает голову.

— Прости. Но мы же действительно все меняемся. Тем более сейчас такое происходит. Нас меняет жизненный опыт и все эти события, которые с нами происходят. Ну невозможно пройти через всё то, что мы прошли, и остаться таким же наивным. Да, мы все стали жёстче. Где-то даже безжалостнее. Тем более что обстоятельства и дальше вынуждают…

— Обстоятельства вынуждают? — эхом повторяет Ириния.

— Ну конечно. Тьма ещё не добита, всё время приходится отправлять куда-то войска, искать предателей, наказывать шпионов… — Баккар сжимает кулак. — Ты думаешь, мы сейчас вообще можем жить как раньше? Может, когда-нибудь и будем. Но сначала мы должны добить наших врагов, — он делает кулаком такое движение, как будто и впрямь хочет ударить кого-то невидимого впереди себя. Ириния невольно отшатывается. Опускает голову:

— Понятно.

Она не согласие с Баккаром выражает, конечно. Просто понятно теперь, как он мыслит. А она мыслит не так…

— Ири, — Баккар берёт её за плечи, заставляет повернуться к себе. — Послушай. Всё обязательно будет так, как раньше. Но войну надо закончить. Понимаешь?

— Если жизненный опыт нас так меняет, уже ничего не будет, как раньше, — говорит Ириния. — И ты тоже не станешь прежним.

— А тебе этого так хочется? — Баккар морщится.

— А тебе? — грустно спрашивает Ириния.

— Мне — совсем нет, — усмехается он. — Я себя прежнего вообще презираю. Слабый и глупый мальчишка.

Ириния молчит. Потом наконец говорит:

— Ты меня пугаешь всё больше и больше.

— Я не хочу тебя пугать, — говорит Баккар. — Я хочу… Ты знаешь, чего я хочу. Чтобы ты вышла за меня замуж.

Он смотрит на лицо Иринии, которая уже готова снова произнести «только не сейчас, Баккар». Видимо, предугадывает этот ответ и грустно усмехается:

— Видимо, нескоро я от тебя дождусь ответа «да».

Он разворачивается и уходит. Но через несколько шагов останавливается и оглядывается:

— Но я буду ждать. Ири, слышишь? Я буду ждать и никогда не отступлю. Я буду ждать тебя всегда. Да хоть вечность!

Ириния стоит безмолвно, глядя в одну точку. Она ждёт, пока он уйдёт. И он наконец уходит.

Вечность. Что ж, феи Мира Облаков легко могут позволить себе такую роскошь — ждать вечность, они ведь не стареют, если только не истощатся магически. Но это редко бывает, да и исчерпать весь магический резерв непросто — это ещё постараться надо.

В общем, с вечностью разобрались. Что с Баккаром делать? Ириния уже совсем не уверена, что хочет выходить за него замуж…

Зачем он так цепляется именно к ней? Кругом столько девушек… А он принц. Если раньше Ириния чувствовала радость при мысли о том, что он выбрал именно её — причём даже не её сестру, с которой они выглядят одинаково! — то теперь это становится неприятным. Как будто внимание Баккара стало не почётом, а унижением.

Ириния сама не верит своим ощущениям. Ведь Баккар не сделал ей ничего плохого! Почему же она так отторгает его? Более того, он верен ей, а она даже не чувствует благодарность за такую верность и хочет, чтобы её не было, этой верности…

Наверное, потому, что это не верность. Наверное, это… одержимость.

Постепенно Ириния понимает, что она… боится Баккара.

Его самоуверенность и властность переходят в жёсткость, а от жёсткости недалеко и до жестокости, Ириния видит, как он разговаривает с подданными… Вернее, это ещё не его подданные — это подданные его отца, императора Морефея, но Морефей после войны слаб, и Баккар ведёт себя так, будто вся власть уже принадлежит ему. Морефей не может его даже остановить… И Мариэллы нет — хотя, что она может сделать… Она никогда не имела большого влияния на Баккара, а сейчас тем более. Ушла на Землю — ей Торн дороже, чем Баккар…

Что ж, так бывает у девушек… Вот Ириния пока что такого не испытала. И наверное, не испытает. Ещё недавно думала, что вот она, любовь — и так быстро всё изменилось…

Баккар горделив. Баккар высокомерен. Раньше он просил, теперь — приказывает. Раньше он проявлял внимание, теперь — оказывает снисхождение. Все, кто ниже его по рангу — ниже и по сорту, и чем ниже, тем презрительнее он к ним относится. Он решает их судьбы, даже не вникая в проблемы, и Иринии кажется, что ему вообще безразлично, что с ними будет… Раньше он таким не был. Разве что её он ещё не презирает — испытывает другие чувства, но лучше ли ей от этого?

Ириния всё чаще недоумевает: это она его так плохо знала — или…

И она всё чаще думает, что, пожалуй, пора ей вовсе с ним расстаться — раз и навсегда объявить, что пусть не ждёт и не надеется, пусть ищет себе другую невесту. И пусть всякое общение между ними прекратится — даже дружеское. И раз за разом она не решается на такой разговор. А он… Может, и чувствует перемены в её отношении, но упрямо отказывается её отпускать.

Она давно уже никуда не выходит — кроме своего сада, но он ведь приходит к ней и там…

Сад хиреет — климат в Мире Облаков меняется. Здесь становится слишком холодно, слишком влажно — всё чаще туманы, серые, тусклые, мрачные. Иринии всё чаще кажется, что в этих туманах — частички Тьмы.

А ещё ей кажется, что облака распадаются. Потихоньку тают, превращаясь в эти самые туманы. Тьма разъедает их…

Неужели придётся покинуть родной мир? Бежать на землю, как феи Радуги, Лорилина и другие… Устроиться в той новой волшебной стране, которую они там создавали под руководством Торна… Ириния не хочет об этом думать. Ведь здесь её дом. Здесь всё, что ей дорого. А что её может ждать на Земле?

Баккар говорит, что Торн собирает армию — готовится к войне. И он сам тоже готовится. Армии, войны… Неужели они так неизбежны? Неужели нельзя жить без них? Почему всё время надо бояться, что на тебя кто-то нападёт?

А может, война уже началась?

А может, она и не заканчивалась?

Нет, лучше об этом не думать… Лучше думать о цветах. Спасать любимые розы, фиалки и каким-то чудом распустившиеся белые гвоздики… Пересаживать в горшки, переносить из сада в комнаты — тут тумана меньше. Поливать, обрезать, переукоренять — изо всех сил стараться спасти, продлить жизнь этим нежным растениям, ведь они-то уж точно ни в чём не виноваты.

Но цветы продолжают гибнуть.