Снежная история (джен)

Северус проснулся на рассвете и долго не открывал глаза, наслаждаясь чистотой постели и тишиной. Он уже успел забыть, как это может быть здорово, и до сих пор его не покидало чувство нереальности происходящего. Будто это просто сон, а в реальности ничего не изменилось — тот же барак, те же вышки с автоматчиками, те же цепные псы и лающая речь бесконечных приказов: «Стоять!», «Руки вверх!», «Не двигаться!» Как же, оказалось, быстро можно привыкнуть к плохому, а отвыкать...

В ушах всё ещё шумели двигатели «Бьюфатера» — впервые Северус летел пассажиром и чувствовал себя от этого отвратительно. Остальные его товарищи по плену остались в Бресте, чтобы вернуться домой морем, и лишь на Северуса был «специальный запрос» из штаба. Когда стало понятно, что за этим запросом стоит Люциус, на душе стало тепло и спокойно — его ждали, несмотря ни на что. Северус отбросил одеяло и уселся на кровати, глядя в окно. Ему требовалось решить, что делать дальше.

От Люциуса он уже знал, что Рей выбрался из той заварухи живым и даже здоровым, а теперь поселился в Уике, только вот понять, как на это реагировать, не получалось. Уж самому себе Северус мог признаться, что боялся определённости. Чего стоят признания, сказанные в лагере, когда каждый день мог стать последним? Рей просто тянулся к близкому человеку, а то, что их сбили в одном бою, лишь добавляло остроты в отношения — так потерпевшие кораблекрушение стараются держаться вместе, в поисках хоть какой-то стабильности. Северус умылся и тщательнее, чем обычно, оделся, прежде чем выйти из комнаты.

— Доброе утро, Северус. Кофе будешь? — Нарцисса улыбнулась ему, как близкому родственнику, и, не дожидаясь ответа, поставила на стол изящную чашку. — Пожалуйста.

С продуктами в Лондоне было хуже, чем в Уике, или это давали о себе знать военные лишения, но поджаренный хлеб с джемом вызвал у Драко бурю восторга. Он вежливо поздоровался и уселся за стол, на правах взрослого.

— Через неделю будет приём в честь нашей победы, вы пойдёте? — улыбнулся он Северусу. — Если что, то отец может помочь с пригласительным билетом.

— Драко, мне кажется, что приглашать Северуса — это моя привилегия, — Люциус не утратил свою способность появляться в нужном месте в нужное время.

— Но ты ведь всё равно хотел его пригласить?

— Разумеется, — Люциус уселся напротив Северуса и поинтересовался: — Какие у тебя планы?

Кажется, он ждал, что Северус немедленно сорвётся в Уик, поэтому на его лице и мелькнуло разочарование, стоило ему услышать:

— Поеду в Коукворт.

— К родителям?

— Да. И, наверное, навещу Петунью.

Улыбка покинула лицо Люциуса:

— Это да... вам есть о чём поговорить. А потом возвращайся, приём обещает быть очень интересным, — Люциус задумчиво покрутил в пальцах чашку. — А ты ещё не решил, где хочешь служить?

— Ещё нет.

— Я могу порекомендовать тебя в любую часть, а если захочешь, то составлю протекцию в штабе.

В этом был весь Люциус — колпак Санта-Клауса был бы ему к лицу.

— Спасибо. Но штабная работа всё-таки не для меня.

— Я помню. Только небо может тебя привлечь.

Северус улыбнулся.

— Именно. Я приеду на приём.

— Хорошо. А когда уедешь?

— Сегодня.

Почему-то пользоваться гостеприимством Люциуса было неловко. Да и вообще Северус никак не мог почувствовать себя уместным и окончательно вернувшимся, когда мыслями всё ещё был там — на девяти досках нар стылого барака.

Возражать Люциус не стал, и сразу же после завтрака Северус отправился на железнодорожный вокзал. В мыслях по-прежнему был полный раздрай. Только сейчас до него дошло осознание смерти Лили, и он цеплялся за эту боль, свидетельствующую о том, что он сам ещё жив, хоть и опустошён. Подумать только, там, в лагере он переживал за Люциуса, Фрэнка, Артура и даже подумать не мог, что это будет Лили. Весёлая, сильная, понимающая, добрая — сейчас она казалась ему самой лучшей, и он ненавидел себя за то, что никогда ей об этом не говорил.

Поезд, как нарочно, останавливался на каждой станции, и мысли медленно начинали упорядочиваться. Надо будет пообещать Петунье перечислять половину жалования для сына Лили, чтобы хоть так...

Мать бросилась ему на шею со слезами, позабыв о своей привычной сдержанности и чопорной сухости. Северус прижал её к себе, глядя поверх её макушки на отца.

— Здравствуй, сын...

Как же он постарел!

— Здравствуй, отец.

Тобиас неловко потоптался рядом и вдруг тоже приобнял Северуса, после чего быстро отпрянул, будто обжёгся. Но для него это был просто верх нежности.

— Герой... наш... — Тобиас прокашлялся. — Ты это... знай... мы тебя ждали... и гордились... ага... соседи вот не дадут соврать.

Чтобы сгладить неловкость, Северус принялся доставать из вещевого мешка консервы, заботливо упакованные Люциусом, и серый армейский хлеб. Похоже, это был лучший подарок, потому что мать даже забыла про слёзы и начала прятать консервные банки подальше в шкаф.

Северус вышел на крыльцо покурить и удивился, что отец не только последовал за ним, но и закурил, задумчиво глядя на серое от низких облаков небо.

— А подружка твоя того... погибла.

— Я знаю, — Северус на мгновение сжал кулаки.

— Малец у неё остался, — Тобиас тяжело вздохнул. — Я-то до последнего думал, что твой, но нет... подрос и на отца стал походить. Глаза только её и смотрят так же.

— Я знаю...

— Эх, да кабы ты знал! Была бы она жива, нашла бы парнишке отца со временем, чтобы не бедовал, а так... кому он нужен стал?

— А Петунья что?

— Так всё равно это... своя рубашка ближе к телу-то, кто бы что ни говорил. Нет, ты не подумай, она старается, только всё равно мальчишка растёт, как трава у забора.

Тобиас ещё раз затянулся и долго тушил брошенную сигарету, втаптывая её в грязь. Северусу вдруг стало невыносимо тоскливо.

— Отец, я пойду прогуляюсь... к реке.

— Иди... отчего ж не прогуляться?

Северус уселся на пень, бывший когда-то раскидистой ивой, и принялся бросать в воду мелкие камешки. Слова отца разбудили в душе какое-то непонятное чувство, и ещё почему-то было стыдно за то, что идти к Петунье не хотелось, а особенно не хотелось смотреть в глаза, похожие на глаза Лили. Хотя, конечно, ребёнок его точно не узнает.

— Ты что здесь делаешь?

Перемазанный мальчишка вылез из кустов и тонким прутом принялся хлестать по стеблям травы, сбивая их.

— Сижу, — пожал плечами Северус. — Нельзя?

— Вообще-то, это мой пень, но тебе можно. Ты ведь герой.

А Северус уже и забыл о двух крестах, которые заставил его надеть Люциус «на всякий случай». Кто ж знал, что случай будет таким. Северус пристально взглянул на мальчишку и обомлел: глаза, упрямо поджатые тонкие губы, характерный овал лица... сомнений быть не могло.

— А ты Гарри?

Мальчишка удивился:

— Да. А откуда ты меня знаешь?

— Потому что я знал твоих родителей, а ты очень на них похож.

Северус смотрел на удивлённо распахнувшиеся глаза своего прошлого и чувствовал, как сжимается сердце. Мальчишка бросил прут и подошёл поближе, заглядывая Северусу прямо в глаза:

— Правда?

— Да. Мы с Лили дружили с детства... с Джеймсом тоже, но уже позже. И я даже держал тебя на руках, когда ты был очень маленьким.

Северус не умел обращаться с детьми и точно не знал, что делать, когда ребёнок вдруг бросается на шею и доверчиво обнимает. Впрочем, мальчишка тут же смутился своего порыва и даже отошёл на шаг, старательно заводя руки за спину, видимо, чтобы избежать искушения.

— А ты почему здесь один ходишь? — Северус решил заговорить на нейтральную тему.

— С Дадли поругались, — мальчишка досадливо махнул рукой. — Варенье мы с ним вместе ели, а когда нас поймали, то он не признался, и тётушка меня мокрой тряпкой по заднице отходила.

— Больно?

— Обидно, — насупился Гарри. — И нечестно. И варенья в той банке было всего-то на самом дне.

Северус вспомнил свои детские беды и подвинулся, уступая мальчишке часть пня.

— Садись.

Уже через час они разговаривали, как старые приятели, и Северус вдруг почувствовал, что пружина, которая была скручена у него где-то внутри, медленно разжимается, и даже дышать становится легче.

— А ты где живёшь? — вдруг спросил Гарри.

— В соседнем доме.

— Врёшь ведь! Там только старый Тобиас живёт, и его строгая жена. Я раньше его боялся, а он потом ничего такой оказался. Даже как-то раз печенье дал. И леденцы с ярмарки приносил.

— Это мои родители.

— Да ну! Ни капли не похожи. Вот про меня говорят, что «одно лицо», а ты со стариком Тобиасом — два разных. Глаза только на его жену похожи... цветом. А ты у них жить будешь?

— Нет. Я же лётчик. Я в часть вернусь и буду жить на авиастанции.

— Правда? — зелёные глаза восторженно заблестели. — А с тобой можно?

— Куда?

— На авиастанцию. Я хороший. Честно. Я даже самолёты мыть буду, если надо.

Северус рассеянно кивнул, вспоминая, как они с Поттером мыли эти самые самолёты.

— Спасибо! Спасибо огромное! Я сейчас только тётушке скажу и вернусь! — Гарри отбежал, а потом вдруг остановился: — Как, ты говорил, тебя зовут? Сев?

— Северус.

— Се-ве-рус! — прокричал мальчишка, скрываясь в кустах.

Почему-то без него сразу стало как-то пусто. Северус ещё недолго посидел, а когда солнце вдруг выглянуло из-за туч, засобирался домой. Проходя мимо дома Петуньи, он решил зайти объясниться, а то ребёнок мог наболтать всякого.

— Привет, Северус, — под взглядом Петуньи он почувствовал себя провинившимся ребёнком. — Надо поговорить.

Она отправила Гарри и своего сына на улицу и, закрыв плотно дверь, отправилась на кухню. Северусу ничего не оставалось, как последовать за ней.

— В общем-то, не скажу, что удивлена — вы с Лили всегда были друг за друга. Но всё равно я должна тебя спросить. Ты хорошо подумал? Конечно, твоё предложение нам сейчас как нельзя кстати — мальчики растут, и мне их просто не прокормить, но ты должен знать, на что идёшь. Ребёнок неспокойный и постоянно норовит куда-то влезть, и тянет за собой моего Дадлика. Но зато за его будущее можно не волноваться — мистер Малфой кладёт на его счёт какие-то деньги, и когда Гарри вырастет, то будет обеспечен, но пока...

Петунья говорила сбивчиво, захлёбываясь словами, но всё равно смысл до Северуса доходил. Пусть и медленно.

— Постой! Так ты мне его отдаёшь?

— Конечно! Говорю же тебе — кормить нечем. Да и вообще мужская рука ему нужна, а Вернон еще год или два будет служить в Африке. Он же у меня совсем избалуется...

Северус опешил. Получалось, что ему сейчас вот так просто отдавали ребёнка Лили? Как щенка или как вещь?

— Я его забираю прямо сейчас, — осторожно напомнил он.

— Ну, разумеется, только дай им попрощаться с Дадли, они как-то... сдружились, что ли, — Петунья приложила к совершенно сухим глазам платок. — Надеюсь, ему у тебя будет хорошо.

Северус вышел на крыльцо, чувствуя, что у него трясутся руки, а Гарри бросился ему навстречу:

— Скажи ему, что это правда! Скажи, что я буду жить на авиастанции!

У Северуса хватило сил, чтобы только кивнуть:

— Да.

Второй мальчишка посмотрел на Гарри с откровенной завистью, а потом выпалил:

— А я тоже буду лётчиком, понял?

— А я раньше!

Появление Петуньи оборвало этот нелепый спор. Гарри проскользнул мимо неё в дом и вышел оттуда, гордо держа в руках модель «Спитфайра».

— Прощайтесь, мальчики, — объявила Петунья, снова прикладывая к глазам платок.

Мальчишки потоптались рядом друг с другом, пожали руки, и Гарри подошёл к Северусу:

— Пойдём?!

Теперь уже Северус не успевал за стремительно меняющимися событиями, но отступать не собирался. Он стиснул горячую ладошку Гарри и повёл его домой, спиной чувствуя взгляд Петуньи.

Эйлин всплеснула руками и снова расплакалась, а вот Тобиас, казалось, ничуть не удивился:

— Ты это... молодец, сын. А Гарри быстро вырастет... и ещё за тобой приглядывать будет.

И пусть Северус чувствовал себя немного неловко, он знал, что поступил правильно, и Лили бы сейчас точно была им довольна. А притихший Гарри прижимался к его боку и не выпускал его руку из цепкого захвата.

— Утром мы уедем в Лондон, а после приёма в честь победы — в часть.

С Северусом никто не спорил.

В Лондоне он снял маленький номер в гостинице. Можно было бы, конечно, остановиться у Люциуса, но почему-то казалось очень важным провести время с Гарри. Себе Северус объяснял это тем, что им надо друг к другу привыкнуть, но в глубине души понимал, что ему это необходимо не меньше, чем ребёнку, потому что рядом с Гарри он чувствовал себя живым и по-настоящему нужным. Словно в его жизни вновь появился утраченный смысл.

Утро в день торжественного приёма выдалось солнечным, но прохладным. Северус усадил Гарри себе на плечи, чтобы не потерять в толпе, и отправился смотреть смену караула у дворца. Гарри вертелся, поминутно вскрикивая, невольно заставляя вспомнить слова Петуньи о его невоспитанности. Ну и чёрт с этими нормами! В конце концов, хорошее воспитание ещё никому не помогло выжить.

— Северус! — Драко, в форме курсанта авиашколы, дёргал Северуса за рукав, потрясённо разглядывая Гарри. — Не может быть!

Драко протянул руки и, помогая Гарри спуститься на землю, прижал его к себе:

— Как ты вырос, балбес!

— Сам балбес... Драко.

— Он меня узнал? Представляете?! Узнал!

Они так откровенно радовались друг другу, что Северус не стал препятствовать, когда мальчишки уселись отдельно от него и стали болтать, будто и не расставались. Северус решил, что это очень удачная встреча и можно будет попросить Драко побыть с Гарри, пока длится приём. Да и самому уже пора навестить Люциуса и напомнить об обещании отправить его куда-нибудь в часть. Благодаря его связям была возможность попасть туда, где ребёнок не будет помехой.

Конечно же, Гарри не возражал пойти в гости к Драко, а Нарцисса, когда узнала о том, что Северус забрал ребёнка себе, расплакалась. Наверное, от умиления или ещё от чего-то такого, свойственного женщинам. Люциус просто пожал руку и сообщил, что так будет лучше для всех.

Приём был назначен на вечер. Северус чувствовал себя немного нелепо в парадной форме, но когда увидел в такой же форме Люциуса и Бель, то перестал волноваться. Всё было правильно. Их проводила Нарцисса, прижимая к себе дочку Беллатрикс. Девчонка явно отличалась вздорным нравом мамаши и успела выдернуть у Северуса клок волос, когда он просто хотел проверить, какого цвета у неё глаза. Муж Бель ждал их в машине, и в его компании Северус отчего-то почувствовал себя крайне неуютно.

Огромный зал был переполнен, и у Северуса зарябило в глазах.

— Сев?

Рей стоял всего в шаге от него, и Северус не мог разобрать его эмоций — радость, смущение, восторг, настороженность, боль...

— Сев! — он всё-таки сделал этот проклятый шаг, стискивая Северуса в объятьях. — Сев!

В этот момент толпа взревела, приветствуя членов королевской семьи, и поняв, что до них никому нет никакого дела, Северус увлёк Рея к окну, где можно было хотя бы просто поговорить.

— Ты как?

— Хорошо, а ты?

— Тоже. Забрал себе ребёнка Лили. Хороший парень. Только очень активный.

— Молодец.

Они замолчали. Северус мучительно подбирал слова, не зная, что ещё сказать, а Рей... Рей просто смотрел на него. Смотрел так, будто не было последнего года, будто завтра им снова предстоит шагнуть в неизвестность, а поэтому сегодня можно всё. Совсем всё. Ведь завтра у них уже может и не быть. Северус поёжился, а Рей вдруг подхватил его под руку и куда-то потащил. Непонятно как, но они оказались на балконе, очевидно, предназначенном для курения.

— Сев, ты — идиот! — выдохнул Рей, стискивая его руку так, что побелели пальцы. — Ничего ведь не изменилось! Ничего, понимаешь?

— Нет... не понимаю.

— Я и говорю — идиот, — Рей вдруг с явным облегчением засмеялся. — Видел бы ты себя. Ты уже получил назначение?

— Ещё нет.

— Давай быстрее, чтобы мы вместе поехали в часть. Меня отпустили только на два дня. В доме есть отличная детская...

— Я знаю.

— Ребёнку там точно понравится. И до авиастанции рукой подать. Можно будет ночевать дома.

Для Рея уже всё было решено, но Северус так не мог.

— Погоди, но мы же ещё ничего не решили...

Но Рей в ответ только фыркнул:

— Не выдумывай! Мы всё уже решили год назад, а сейчас просто начинаем это воплощать. Вот увидишь — тебе понравится. Там даже собака есть. Чёрная, мохнатая, очень умная. Мы с ней говорили о тебе.

— Это кобель, — поправил Северус. — Бродяга.

— Люциус так и сказал. У тебя много вещей?

Северус мог только покачать головой, а Рей принялся с воодушевлением описывать Уик, его холодное море, скалы, тихий шёпот волн в полосе прибоя, крики чаек, солёный ветер. Будто Северус о таком и не догадывался. Или Рей имел в виду что-то другое?

— А через месяц мы с тобой поедем на выпуск Драко, он обещал показать какой-то финт Вронского, и всё у нас будет хорошо...

В то, что абсолютно всё будет хорошо, Северус не верил, но даже если хорошо будет хотя бы наполовину, то это стоило попробовать. Непременно. И почему бы не начать сейчас, когда на площади яркими цветами расцветают фейерверки в честь великой победы, а губы саднит от поцелуев?