Короткие истории из жизни польского короля Владислава IV Вазы, рассказанные Сыном Филифьонки (джен)

…Владислав предстаёт перед своей гувернанткой запыхавшийся, раскрасневшийся, в разодранном кружевном воротнике, перепачканном сажей и даже чем-то вроде паутины.

Боже мой! — всплескивает она руками. Где он лазил?

— На кого вы похожи, Ваше Высочество?

Цепкие пальцы Урсулы фон Мейерин нашаривают его ухо, больно стискивают, подтаскивают к зеркалу.

— На маму!

— Что-о?

— На маму! — дерзко отвечает он, тяжело дыша, глядя на своё отражение рядом с ней.

— Негодный мальчишка! — Её рука снова хватает за ухо, тащит Владислава в угол. — Стоять здесь полчаса! Затем два часа учить грамматику! Я приду и проверю! — Дверь за фрейлиной захлопывается.

Часовая стрелка ползёт ужасно медленно. Владислав потирает ухо, оглядываясь на циферблат.

"Я вырасту и отстраню тебя от дел дворца!" — с обидой думает он.

— — -

Сигизмунд стоит у окна в своём кабинете, задумавшись, смотрит на снег.

У краковского замка тугими яркими гроздьями налились рябины, по ним скачут свиристели. На окнах морозные узоры, обметавшие стекла, чуть поблескивают, золотятся на предвечернем солнце.

Топится и трещит печка. На снегу розовые отсветы.

…этот закатный свет, напоминающий тебе низкий полуденный свет солнца на готических башенках родного Стокгольма…

В соседнюю залу приоткрыта дверь, там на ковре у печки возится со своими солдатиками Владислав. Встал, подошёл к столу, принёс ещё горсть, стал расставлять на полу, не обращая ни на что окружающее внимание.

— Князь Рожинский к вам, Ваше Величество.

Сигизмунд оглядывается. У дверей стоит фрейлина Урсула.

Особо важных гостей всегда проводит к нему она. Так уже давно как-то само собой негласно повелось при дворе. Она и ведёт королевские дела, и подписывает за него документы — незаменимый и верный человек при троне. Злые языки, приписывавшие им с королём многолетнюю любовную связь, называвшие её за глаза "любовницей короля" и "министром в юбке", не уставали злословить, и он всегда держал себя с ней подчёркнуто сдержанно и отстранённо.

Окинув взглядом её суховатую небольшую фигурку, в простом чёрном платье с белым воротничком, с зачёсанными на макушку светло-льняными волосами, он сказал, глядя мимо её виска:

— Просите.

Присела и вышла, пропуская перед собой в дверь князя.

— …Что касается вопроса о принятии их высочеством греческой веры, — князь Рожинский, придерживая на боку шпагу, склоняется в изящном почтительном поклоне, — то, я думаю, через два-три года, ближе к совершеннолетию их высочества, по прибытии их высочества в Московию для занятия престола…

— Разве я злодей или негодяй, Рожинский? — Голос короля тих, и, задумавшись, он глядит в окно, на алую рябину, узоры на окнах, тени на снегу. — Разве я пан Мнишек, чтобы отправить своё кровное, родное дитя в страну, где царит смута и который год уж свергают одного царя за другим? Где кровь льётся рекой, где… — (алая рябина! узоры на окнах! закатные тени на снегу!) — ...за четыре года свергают уже четвёртого царя? Или я гонюсь за деньгами, как он, или тщеславен без меры, чтобы торговать своими детьми за богатства и владения?

Король оборачивается.

— Н-нет…

Рожинский немного растерян, не знает, что сказать: и так нехорошо, и так получается не по этикету. Ответ "Нет" как бы подразумевает, что риторический вопрос короля о собственном тщеславии может допускать и положительный ответ, а это не слишком учтиво.

Король чуть усмехается.

— То-то же. Чтобы удержать московский трон, мы будем действовать другим, более тонким путём. Иди.

Рожинский уходит.

Король стоит и смотрит в сумеречнеющее окно, по своей привычке побарабанивая по столу пальцами. Он вспоминает своё детство в заточении, в шведском замке Грисхольм, где он родился и где долгое время был заключен вместе с родителями. Брат его отца, Эрик, вёл с Юханом, отцом Сигизмунда, долгую борьбу за шведский престол. Они несколько раз свергали друг друга. Этой войной между родными братьями было омрачено царствование славного рода Ваза в Швеции. Его самого, Сигизмунда, сместил со шведского престола его родной дядя.

Его же судьба закинула сюда, по другую сторону моря, на родину его матери, где он и правит спокойно уже без малого двадцать лет.

А теперь его сына, Владислава, хотят сделать московским царем ещё до совершеннолетия, чтобы манипулировать им и настраивать его против отца. Сигизмунд прекрасно понимает, зачем им это нужно — шляхте и боярам, чтобы самим, без контроля короля, безраздельно властвовать в московских владениях. Сначала вывезти его в чужую страну, отдалить от отца, а потом, прикрываясь его именем, править Русью. Сделать его правителем, а потом вбивать клин между ним и отцом...

И может статься, могут преуспеть в этом. Так ведь бывает.