Немёртвый (джен)

Встретиться с Шелоком до аудиенции так и не удалось, а после, как действующему участнику проекта «Возрождение», мне было запрещено без особого распоряжения покидать Хладные чертоги, где базировалась резиденция Короля. Но чтобы ни было в тех отчётах шпиона, присматривающего за мной, ни сам Король, ни кто-то из его подручных не упомянули Лили или портрет, и я позволил себе немного расслабиться. Может быть, мой шпион не такой уж внимательный? Или это вообще был блеф? Впрочем, я был рад уже тому, что догадался явиться в Чертоги, сразу прихватив с собой и меч, и портрет — вот как чувствовал заранее, что живым отсюда не выйду. Во всяком случае пока.

Когда мне объяснили суть проекта и рассказали историю его становления, я стиснул зубы в тихой ярости, жалея, что Матильда так и не рассказала мне сразу, что меня ждёт. Свет её побери, да я бы ещё пять лет назад отдал эту проклятую «награду» Шелоку, которого она так хотела видеть на моём месте, и нынче воевал бы себе спокойно бок о бок со своими гвардейцами. Дёрнул же меня Свет пойти всё выяснять самостоятельно. Довыяснялся.

Уже на второй день пребывания в Чертогах меня пригласили в подвалы, где располагались лаборатории проекта, уложили на разделочный стол и подключили приборы. Я закрывал глаза, не зная, открою ли их снова. Мысленно я попрощался с Лили и скрипнул зубами, вспоминая портрет: я так и не успел ничего выяснить, а теперь это останется для меня тайной навсегда. И меч. «Почему я просто не вырезал их здесь всех, включая самого Короля?» — думал я, надёжно прикованный к столу и чувствуя, как закрываются глаза и зелья погружают меня в сон — давно забытое состояние.

Разбудило меня другое тоже давно забытое чувство: в груди было тяжело, словно туда поместили камень. Он вибрировал и бился в рёбра, словно пытался разорвать меня изнутри. Ритмично и неуёмно, разнося жар и боль по всему телу. Я застонал и приоткрыл глаза, осматриваясь вокруг. Надо мной стояла Матильда с внимательным и неподвижным взглядом, впечатавшимся мне в лицо. Губы девочки поджались, стоило мне скосить глаза в её сторону.

— Очнулся. — С некоторых пор, а именно, с того самого момента, как я получил диплом, она была раздражающе некрасноречива. Она отклонилась назад, пропав из поля зрения, а я не мог повернуть голову, чтобы проследить, куда она ушла.

Ещё несколько дней после около меня постоянно дежурили некроманты. Они что-то постоянно вливали в меня, откачивали и перекачивали. Я то терял сознание, то приходил снова в себя, страдая от безумной боли, и мне хотелось пинками затолкать Разари в глотку слова о том, что боль — удел дышащих, а немёртвые надёжно защищены от самых жестоких её проявлений.

— Состояние ухудшается, если мы пытаемся произвести полную замену, — шептались рядом. — И нормализуется, если просто добавляем недостающее. И он кричит, как если бы…

— Невозможно, — шипела Матильда. — Немёртвые способны испытывать боль только от святого оружия. Со всеми прочими образцами всё было наоборот: мы должны заменить всю его оставшуюся кровь на состав. Какого Света с вами не так, это же обычно процедура.

— Не с нами. С ним. Подозреваю, что он не выживет, если мы удалим кровь. Можем только дополнить её составом. Но его нужно переработать, чтобы он мог взаимодействовать с его кровью, а не разлагал её. Прикажете взять образцы для исследования?

— Разумеется, идиоты. Теперь Король лично вырвет глотки нам всем, если мы его потеряем. Свет забери, ума не приложу, зачем он ему понадобился? Тьма, это даже не лучший образец своего выпуска. Неплохой, но не лучший. Те, кому удалось сохранить память после смерти, адаптируются гораздо лучше и естественнее. И мы... только нам едва удалось получить положительные результаты с другими образцами, как этот снова отбросил нас назад. Словно только начали.

Прошёл месяц полного и безоговорочного ада, когда меня развязали и выпустили из лаборатории донельзя злым и жаждущим крови, но нужно было притворяться паинькой, чтобы выйти на волю. Помимо миллиона физиологических тестов меня заставили пройти и миллион психологических, чтобы я доказал, что остался мыслящим существом. Мыслящим я остался, вот только моих мыслей они не должны были знать, потому что я неделю за неделей представлял себе, как косточку за косточкой, монотонно, медленно разбираю каждого из некромантов, как тонко и почти нежно нарезаю оставленную после некроза плоть святым клинком рыцаря, как вырываю все их внутренности и запихиваю им же в глотку. А в груди моей билось вновь запущенное сердце. «Возрождение», чтоб им пусто было. Там Проклятый Король не желает «возродиться» лично? Желательно, точно так же, как это пришлось делать мне.

Матильда ходила такая же злая, как и я сам, потому что им пришлось срочно перерабатывать весь эксперимент под меня. Кровь из меня было решено не выкачивать, её оставили и дополнили недостающий уровень жидкости новым составом зелий, разработанных индивидуально под меня. Дышащим после этого я не стал, но цвет моей кожи обновился, превратившись из мертвенно-серого в какое-то подобие бледно-розового. Используя последние передовые некро-технологии, удалось улучшить в том числе и состояние моих связок, так что я мог уже не только шептать, но и негромко разговаривать вполне без напряжения. Тонкий рваный шрам на горле, который никогда не зарастёт, перешили и проклеили искусственной кожей, чтобы полностью избежать протечку жидкостей. Теперь он был почти незаметен и отдалённо напоминал собой обычный шрам дышащего. Мои спутанные за годы жизни немёртвым волосы, свалявшиеся почти в колтун, аккуратно распутали, расчесали и разгладили горячими щипцами, так что когда я посмотрелся в зеркало впервые после всех процедур, то едва не вздрогнул. Если до этого я был просто похож на портрет, то теперь… теперь мне можно было выдать одежды рыцаря и писать с меня ещё один точно такой же портрет. Если до этого у меня и оставались какие-то сомнения относительно моей связи с портретом, то теперь их не осталось вовсе. Я действительно был рыцарем Света. И мне стало смертельно интересно, что показали исследования моей крови. Что именно у некромантов пошло не так?

— Изящнее поклон, изящнее, — требовал Маэстро, репетитор по социализации проекта «Возрождение», пытавшийся нас обучить, как следует вести себя в рядах дышащих, чтобы ничем не отличаться от них. — Приветствие с придыханием. Вот так. — Он глубоко вздохнул, припадая к руке манекена. — Мадам, вы сегодня та-а-ак восхитительны, — поприветствовал он его, демонстрируя нам, как это делается правильно. Я не помнил свою жизнь дышащего, но был уверен, что он делает это чересчур эмоционально. Во всяком случае, Лили никогда так не делала, и я сильно сомневался, что когда-либо в прошлом приветствовал кого-то таким образом, но послушно повторил за репетитором, кляня Свет на чём Тьма стоит. Ко всему происходящему я старался относиться как к тренировке в гарнизоне, с простотой военного выполняя задачи шаг в шаг.

— Она будет восхитительна, только если я перережу ей горло, — криво ухмыльнулся блондин, стоящий рядом со мной, и я скосил на него взгляд. Эрнест. Выпустился из академии на два года раньше меня. Тоже не прислушался к предупреждению Матильды и три года проработал у неё в лаборатории на должности младшего ассистента, так и не продвинувшись по службе и не интересуясь хирургией. Потом любопытство всё же победило, и он вернулся к ректору за своей «наградой». Впоследствии он стал первым удачным экспериментом, первым выжившим после того, как его вены наполнили алым алхимическим раствором и заново запустили процесс сердцебиения и дыхания. Все предыдущие «победители» испытаний не выдержали процесса, и теперь мне было понятно то упорство, с которым Матильда отговаривала своих студентов. Проект был государственной важности и под личным контролем исполнения Короля, но был крайне сложным с точки зрения высшей некромантии, и годились для него далеко не все. Поэтому из выпускников выбирались те, кто по физическим и психологическим данным могли подойти, но, чтобы не пускать их всех под нож, им предлагалось пройти полосу препятствий. Победителя ждала возможная смерть, поэтому преподавателям было разрешено ненавязчиво отговаривать выпускников от участия. Отговорить всех сразу ни разу не получилось: с разным количеством участников испытания проводились из года в год.

Рассматривая тех, кто оказался со мной в сверхсекретном и сверхэлитном отряде «Возрождение», я удивлялся, каким боком до испытаний допустили Велока или того же Гноя, повреждение тел которых было настолько значительным, что это нельзя было качественно скрыть. Особенно это касалось Велока. Что они собирались делать с его отсутствующей челюстью, я не представлял.

Кроме подходящей физиологии от кандидатов требовался и подходящий склад ума. Нужно было уметь собирать информацию по крупицам, быстро анализировать, делать верные выводы и принимать правильные решения в нестандартных ситуациях и неизвестной обстановке. Раньше я не видел смысла в сути испытания, которое прошёл, теперь же мне было всё предельно ясно. Как было ясно и то, почему Матильда так настаивала на том, чтобы я отказался. Она хотела Шелока, не меня. Наличие памяти о том, кем он был раньше, делало его гораздо более живым и подходящим на роль дышащего. В целом я был с ней согласен. До встречи с Лили и того портрета, что я нашёл в деревне, я мало годился для этой роли. Впрочем, может быть, она права, и я всё ещё не подхожу.

— Хорошо. Закончим на сегодня с приветствиями. Я хочу проверить, как вы усвоили практический материал прошлых занятий. Танец! — Маэстро хлопнул в ладоши, и заиграла музыка, исполняемая немёртвыми музыкантами, чьи мозги были перепрошиты Матильдой так, что больше они ни на что не годились. Я покорно подошёл к Млеке, которая сегодня была моей партнёршей, и склонился в положенном поклоне. Она заученно опустилась в книксен и выпрямилась, принимая мою руку.

— Как думаешь, сколько ещё продлится обучение? — спросила она, повторяя вместе со мной заученные движения. Маэстро утверждал, что дышащим танец доставлял удовольствие, я же мало понимал, зачем столько бесполезно прыгать по залу, меняя позу за позой, и находил занятие скорее скучным, но следовал указаниям репетитора и переставлял ноги в такт музыке. Впрочем, получалось у меня, кажется, неплохо. Во всяком случае, Маэстро был доволен тем, как я двигался.

— Не знаю. — Я едва заметно пожал плечами. — Матильда проводит последние эксперименты. Полагаю, нас выпустят, когда она будет уверена, что мы способны самостоятельно прожить за пределами нашей территории без поддержки некромантов хотя бы в течение месяца и не развалиться под солнцем.

— Скорее бы уже, — вздохнула она. Кажется, она была рада снова научиться дышать и охотно вздыхала при любой возможности. Я такой потребности не испытывал и дышал по-прежнему с осторожностью и только при необходимости. Несмотря на то, что некромантам удалось снова запустить наше сердце и цвет кожи стал розовым, нам по-прежнему не требовалось насыщение кислородом, который продолжал скорее вредить, нежели помогать. Да, его разрушающее действие было сведено до минимума зельем, спешащим по венам и артериям, но я не считал его панацеей, тем более что состав внутри меня отличался от того, которым были накачены другие.

В этой группе я был самым «молодым», присоединившись к проекту меньше года назад по прямому распоряжению Короля, и обучение ещё не успело мне надоесть. Хотя Маэстро частенько раздражал, я постарался спрятать это как можно глубже внутри себя. Нельзя было выдать свою злость, нельзя было дать понять окружающим, насколько я в ярости из-за того, через что мне пришлось пройти. Кроме того, когда подземелья лабораторий остались позади, я в некотором смысле был рад, что попал в проект. Много лет назад Лили спрашивала меня, могу ли я уйти за ней в её мир, и вот теперь я мог. Я старался думать о Лили, а не о том, что вытворяли со мной некроманты, Маэстро и Проклятый Король все вместе взятые и по отдельности.

Не изменяя своему стремлению быстро прорваться вперёд, я залпом читал книги о мире дышащих, их привычках, обычаях, законах, изучал их психологию и эмоциональность, как если бы готовился к встрече с самым опасным врагом и должен был проработать ряд стратегий на будущее. Я старательно примерял на себя их шкуру, ответственно вползал в неё и осваивался. Я пришёл последним, но уже был в числе лучших, чем изрядно бесил Матильду, которая была уверена в моей психологической непригодности. У меня была цель, своя цель, отличная от цели проекта, на который мне было плевать больше, чем на что-либо ещё в этом мире.

Потребовалось ещё полгода, прежде чем я дождался первого своего выхода в приличное общество — кодовое название мира дышащих в проекте. Матильде так и не удалось решить проблему с живыми лошадьми для нас. Они словно чуяли рядом немёртвых, даже таких искажённых, как мы, и приходили в неописуемый ужас при одном нашем приближении. Поэтому она создала конную модель Спутник-один для нас по той же самой технологии, по которой сделала нас. Модель не отличалась высокой скоростью и выносливостью, но внешне прекрасно имитировала настоящего живого коня. А потом Матильда пропала. Надолго. И вернулась за неделю до назначенной даты, когда мы должны были покинуть Чертоги и в атмосфере строжайшей тайны посетить приличное общество.

Когда в наш тренировочный зал зашла девочка в розовом платье с аккуратно уложенными блестящими локонами и пушистой рыжей кошкой на руках, расслабленно мурлычущей, я сначала не узнал её. На щеке девочки, там, где совсем недавно была отвратительная рваная рана, из которой торчали остатки её зубов, красовался аккуратный пластырь с нарисованными цветами.

Ловко выполнив книксен, словно она ежедневно тренировалась здесь с нами, Матильда громко объявила, что тоже едет.

— Мадам Матильда! — попытался вмешаться Маэстро, но она строго, совершенно не по-детски, посмотрела на него так, что сразу стало понятно: этот разговор случался у них и раньше. Я усмехнулся, удобно расположившись в одном из кресел и предвкушая шоу. Я не сомневался, что Матильда настоит на своём. В соседние кресла сели Млека и Эрнест, которые тоже участвовали в сегодняшней вылазке вместе со мной. Эрнест сел с такой же усмешкой, что и у меня, Млека поставила локти на колени, сцепила руки в замок и опустила на них голову, задумчиво наблюдая за перепалкой. Прозрачные голубые глаза девушки остановились, утратив живую подвижность, а с лица слетели все эмоции, и она больше не походила на дышащую. Обычная немёртвая, только другого цвета.

— Это не обсуждается! — топнув ногой, Матильда оборвала все возражения Маэстро. — Среди них нет ни одного квалифицированного некроманта. Я уже говорила, что это огромная проблема, говорила и не раз, вы помните? Но вы же с Королём из года в год не позволяете мне забрать к себе никого из них в специальное обучение. А если с телами что-то пойдёт не так? На какие данные мне тогда полагаться? На невнятные объяснения неучей: «Ну, у меня отвалилась рука… И я не знаю почему…»? Нет уж, я еду. Сама проведу наблюдение в полевых, а не лабораторных условиях.

— Но вы ведёте себя совершенно не как юная леди, — театрально всплеснул руками Маэстро, очевидно пребывая в ужасе, что будет вынужден допустить до полевых условий кого-то настолько неподготовленного. Маэстро так долго занимался имитацией выражения эмоций дышащих, что все эти жесты, все трюки словно впитались в его собственных характер. Вот только с моей точки зрения он делал всё чересчур. Хотя — если смотреть на Млеку — возможно, только так и можно было добиться настоящего сходства. Лучше быть чересчур дышащим, чем ощутимо немёртвым.

— Дети бывают разными, — возразила Матильда не терпящим возражений тоном, и в глубине её глаз сверкнул гневный огонь.

— Вот! — воскликнул Маэстро, указывая на неё размашистым жестом. — Вот, вы опять делаете. Один ваш блеск глаз — и вся операция на грани срыва.

— Сейчас я не там, — Матильда поджала губы. — Там я сдержусь. Кроме того, там нет вас, а вы меня страшно раздражаете. И не забывайте, что это вы работаете под моим началом, а не наоборот.

Они продолжали отчаянно спорить, а я нахмурился и подумал о том, что если они скоро не придут к какому-то решению, то вся вылазка окажется на грани срыва. На что я был совершенно не согласен: как и Млека когда-то, теперь уже я устал сидеть взаперти. Я скучал по возможности вскочить в седло и умчаться вдаль, навстречу судьбе. Кроме того, если сначала я находил перепалку Маэстро и Матильды забавной, то теперь она меня утомляла. Кажется, только Эрнест всё ещё наслаждался шоу: в чертах его лица появилось что-то жёсткое, ехидное, а в глубине глаз тихо разгоралось искрящееся пламя.

— Но вам даже не на чем ехать, — взвыл Маэстро, выбрасывай свой последний козырь. — Для вас было бы необходимо подготовить экипаж.

— Не надо экипаж, — вмешался я, поднимаясь. Какой, к Свету, экипаж? На одно его создание уйдёт ещё месяц драгоценного времени, а я хотел ехать сегодня и точка. Размашистым шагом, оставшимся при мне после гвардии, я подошёл к Матильде и бесцеремонно поднял её на руки, ослепительно улыбаясь при этом Маэстро. — Моя милая дочурка вполне может составить нам компанию и отправиться в путешествие вместе со своим отцом.

Матильда повернулась ко мне с перекошенным от ярости лицом и попыталась было дёрнуться, но я только крепче прижал её к себе: нет, дорогая, теперь я буду твоим ночным кошмаром, терпи.

— Но это не вполне прилично, ведь она — юная леди! — Маэстро заломил руки за голову, призывая теперь и меня к голосу разума, но на меня слабо действовали все его причитания, и я не собирался выходить из себя, как Матильда.

— Никаких возражений, Маэстро, — спокойно ответил я, не переставая улыбаться. — Я уже полностью настроился на прогулку сегодня, и если она не может состояться без Матильды, то я возьму её с собой. Кроме того, она права. Будет неплохо, если некромант сможет проследить за всем происходящим своими глазами. А в случае чего, сошлюсь на её малый возраст и капризы. В конце концов, как её отец, это я несу ответственность за её воспитание. Я справлюсь.

Маэстро открыл было рот, потом закрыл, внимательно всматриваясь в меня. На какое-то время он перестал быть Маэстро, которого все привыкли видеть в тренировочном зале, и превратился в немёртвого, которым был — в одного из холодных клерков Магистрата, отвечавших за глубокое изучение повадок дышащих. А потом словно невидимый рубильник переключился, и он вновь стал прежним Маэстро — нашим репетитором.

— Ну, только если под вашу ответственность, — неохотно сдался он с глубоким вздохом, всем своим видом показывая, что против. А по виду Матильды было сложно определить: убить она меня хочет или поблагодарить.

Пожелав удачи на прощание, Маэстро удалился, а мы отправились через катакомбы к скрытой конюшне недалеко от границы, где стояли наши Спутники и лежала экипировка. В числе моей значился и тот самый меч рыцаря Света, который я лично вчера принёс сюда и прикрепил к седлу. Разумеется, никто не знал, чем именно он примечателен. Я решил взять его и ещё пару кинжалов. Святой меч годился для сражений как с нежитью (на которую действовал не в пример лучше наших), так и с дышащими в случае чего. Млека была экипирована книгой для записей и пером. Провиант, который мы предположительно должны были поглощать во время нашего пикника, достался Эрнесту, который с оружием не сильно дружил и оставил честь защищать отряд единолично мне.

Кот на руках Матильды продолжал полузадушенно мурлыкать, пока я нёс её по подземельям, и я понял, что действует он чётко по программе и вряд ли умеет что-то ещё.

— Вы его задушите, — предупредил я.

— Что? — Матильда повернула ко мне голову.

— Кота задушите, говорю, — негромко повторил я так, чтобы меня слышала только она. — Разожмите руки хоть немного. И погасите огонь в глазах: вы обещали контролировать его.

— Я бы с удовольствием сомкнула руки на твоей шее, — выругалась Матильда, но кота приотпустила, отчего его мурчание постепенно снова стало расслабленным и размеренным. — Как тебе вообще в голову могло прийти назвать меня дочерью?

— А кем бы вы хотели быть? — спокойно спросил я. До её гнева мне было мало дела. Знала бы она, как я сам ненавижу её. Если бы не возможный срыв старта вылазки, я бы ни в коем случае не вмешался в её с Маэстро противостояние. Если они не могут между собой договориться — это полностью их проблемы. — На вид вы пятилетняя девочка.

Можно было, конечно, назвать её и сестрой, но сам я выглядел лет на двадцать пять-тридцать и назвать её дочерью мне показалось более уместным. Куда больше меня беспокоило, что все наши легенды были отработаны и вызубрены и появление в команде неучтённой Матильды ставило нас под удар. Нахмурившись, я объявил, чтобы насчёт Матильды никто ничего не говорил посторонним. Моя дочь — и точка. За всеми подробностями к отцу.

— Согласно исследованиям, пятилетние дети должны быть застенчивы, — пояснил я самой Матильде, не глядя на неё. — Поэтому Тьма вас храни лишний раз открывать рот. Маэстро прав, вы совсем не похожи на ребёнка, когда начинаете говорить. Абсолютно. Вы не прошли подготовку и обучение, поэтому положитесь на нас в этом вопросе. Иначе ваш характер похоронит нас всех скорее, чем отвалившаяся не вовремя рука.

— А что делать с твоей легендой? — отрешённо спросила Млека, которая до сих пор не утруждала себя тем, чтобы начать вести себя соответственно статусу дышащей. — Ведь ты не был женат.

— Уже был, — отрезал я. — Подробностей вы не знаете. Умерла при родах. Кому будет интересно — пусть тоже идут ко мне. А вы, — я внимательно посмотрел на Матильду, — если кто-то будет слишком донимать вопросами, готовьтесь хмуриться и изображать, что вот-вот расплачетесь, но рот держите на замке. Дышащие боятся плачущих детей и не знают, что с ними делать, поэтому быстро оставят в покое. Вашу легенду я придумаю сам по ходу дела.

— А ты сможешь, Тако? — Эрнест окинул меня ехидным взглядом. Ему нравилось провоцировать меня, думая, что я безобиден, раз связан правилами проекта. А мне хотелось проткнуть его святым клинком и провернуть на нём пару раз. Вот только жаль, что нельзя было. Пока нельзя.

— Не беспокойся. С этим не будет никаких проблем, — пообещал я ему и широко улыбнулся. — Но только посмей мне ставить палки в колёса, Эрнест. Сдам Маэстро со всеми потрохами, если что-то пойдёт не так. Ты же знаешь, какой я ублюдок: никого не щажу.

— Что это за имя такое вообще «Тако»? — не выдержала Матильда и вставила свои пять копеек, едва сдерживаясь, чтобы не сверкнуть глазами. — Вряд ли среди дышащих такие есть.

— Верное замечание. Скорее всего, это ничего не значащий набор букв, которыми решил меня обозначить эскулап в день, когда меня принесли искатели, — кивнул я, продолжая улыбаться. — Именно поэтому по моей легенде меня зовут Джек. А это, — я указал на Млеку, — Мелена, невеста Эрнеста. Ну-с, познакомились, можно и погулять. — С этими словами я зашёл в конюшню.