Даяра. Дороги Средиземья  (гет)

Свобода была для меня вольным ветром да бесконечным куполом небес над головой.

В детстве отец, указывая на звезды, рассказывал истории и легенды старые, как земная твердь. В конце концов, имея бесконечную память, легко позабавить кроху-дочь сказкой на ночь. Мамины тихие колыбельные, ее нежные руки. Песни отца, от которых накатывала тоска по тому, кем я никогда не была и по тропам памяти, которыми мне не дано пройти.

Мир менялся, и я это ощущала… Впрочем, еще нисколько не отравленная острой безысходностью, ведомой эльдар.

Мы собирались покинуть безопасный приют Ривенделла. Что ждало нас в дороге не могли предвидеть и Мудрые. Тьма сгущалась все сильней, и я ощущала вязкое внимание, направленное на охраняемый эльфийской магией светлый край. В воздухе была разлита тишь — предвестница будущих бурь.

Я нашла время до нашего ухода поговорить с Бильбо Беггинсом, почтенным хоббитом, о котором с таким теплом вспоминала моя мать. Пусть нахождение столько лет рядом со злом повлияло и на него, но все же присущие ему доброта, житейская мудрость и даже хитринка располагали к себе.

Он прочел мне главу из своей книги, посвященную истории моих родителей. И передал лист с наброском, сделанным с поразительной достоверностью. Мамин портрет — такой, какой Бильбо встретил ее в Одинокой Горе. Дар от друга, которого, быть может, я вижу в последний раз, напоминание о любви, давшей жизнь мне. Бесценный подарок для той, которая вот-вот шагнет в никуда.

Мы тепло и легко прощались. И я даже обещала, что если выживу, обязательно навещу хоббита еще раз, так как его старые кости больше не выдержат путешествий. Бильбо же просил меня об одном: присмотреть за Фродо.

Гномов после того конфликта на тропе я обходила десятой дорогой, и они меня тоже. Тогда посланная разъяренным Элрондом стража остановила почти начавшуюся стычку и притащила нас на суд к Владыке. Меня-то почти сразу отпустили отдыхать, а вот эреборцев Владыка эльфов песочил еще добрые полтора часа.

Мне была не по душе большая компания. Слишком я привыкла полагаться лишь на Кьяру, верный меч и саму себя. Так что я просто держалась малышей-хоббитов, которые уставали во время длинных переходов до полусмерти, но все же находили в себе силы для безыскусных развлечений на вечернем привале.

Гэндальф, постоянно озабоченный дорогой, все же был истари, и задавал вопросы, на которые я не знала ответов, да и не хотела их искать. К чему тревожить тайны далеких времен и бесцеремонно лезть в жизнь моих родителей? В конечном итоге главная проблема сейчас для всех нас — Саурон, которому нечего ждать содействия от Последнего дракона Средиземья.

Арагорн был неизменно добр ко мне, и мы часто говорили во время совместных дежурств. Дунадан не спешил судить и умел слушать.

Немного нервировал почти не спавший эльф, витавший в своих грезах. То ли не уставал, то ли не хотел оставлять друга наедине со мной. Однако, спустя некоторое время, я увидела, что Леголас был напрочь лишен отцовской спеси, и вскоре я перестала дергаться от его присутствия. А принц вообще не проявлял враждебности — видимо, злом в его понимании я все же не была.

Гном — это гном. Не пытается меня прирезать во время ночевки, и то хлеб. А проклятия и ругательства на кхуздуле, которые Гимли, сын Глоина, бурчал мне вслед, я научилась пропускать мимо ушей. Проще было бы конечно выбить из гнома спесь, но за поединок до крови меня маг по головке не погладит. Приходилось терпеть.

Печальный, но живописный край, по которому мы шли, еще помнил живших здесь эльфов. Каждая пройденная лига приближала меня к дому и каждый шаг отдавался трепетом в моём сердце, пусть я и не пыталась снова позвать отца мысленно, разумно опасаясь быть пойманной Сауроном, чьи силы день от дня только возрастали.

Мне не было дано ни капли дара предвидеть грядущее… Да и зачем той, что была пламенем, рожденным от огня, знать то, что впереди ждет. Все равно смирения во мне не было ни капли. Я бы не смирилась с возможным печальным исходом и натворила не одно безумство.

Гэндальф желал обойти Морию, опасаясь тех, кто жил там. Пусть я и уверяла, что в царстве Яны и Смауга Золотого всю компанию ждет радушный прием, но истари опасался власти Кольца над душами, выкованными из Тьмы и Мятежа. Посланник Запада не верил, что дракон — плод Искажения — сможет устоять перед зовом того, что несет Хранитель.

Душой я стремилась домой. Хоть немного побыть в безопасности, обрести передышку, выслушать отцовский совет и материнское напутствие. И совсем не думала, что вместо этого меня ждет прощение. От того невыносимо горькое, что оно было — навеки… Пока этот мир не сгорит, и то, быть может, матушку я увижу вновь, но отца точно нет.

Маму миновала людская доля — медленно стареть под натиском времени. Разделив судьбу с созданием Мелькора, она перестала быть просто атани. Я не думала, что мне когда-нибудь придется спрашивать у равнодушных звезд, смотрящих на метания неспособной взлететь дочери дракона с холодным покоем — увижу ли ее вновь? Для той, что суждена вечность, пока живет Арда, такие вопросы кажутся пустыми, невозможными.

Эльф вовремя предупредил нас о шпионах Сарумана… Но теперь наш путь лежал через Карадрас. А насколько эта гора зла и непредсказуема к тем, кто тревожил ее покой, я давно имела возможность убедиться. Попытка переубедить Гэндальфа ничего не дала. Он слышать ничего не хотел о безопасном переходе через Морию.

Я не звала отца, хотя была так близко…

Гнет зла ощущался так ярко, что дурные сны стали постоянным спутником даже для меня.

Шепот Кольца, Голос-из-Пустоты, вязкое ощущение слежки… Все это выводило из себя. Мелькор насмехался, не таясь, над девочкой, которая с рождения должна была принадлежать ему безраздельно, а вместо этого, как одержимая, отрицает то, кем она является. В такие момент я ненавидела Темного Властелина с необычайной силой. Он говорил, что все предрешено… Что я знаю это и, как трусиха, лгу себе.

Серый маг после моего очередного пробуждения смотрел остро, но молчал, ведь помочь ничем не мог. Связь с Ним была частью меня с рождения. И пока есть Он, будет эта нить.

Он напоминал, что было с теми безумцами, которые шли против рока. Отравлял мои полудетские мечты. И показывал то, что я не хотела видеть в отце, не хотела знать о его прошлом. Посулы Его были хуже проклятий, а ласка, все же я была дочерью его создания, опасней угроз.

Нас в пути окружал холод, от которого спасал только горевший во мне огонь. Я помогала идти хоббитам, пыталась согреть их… Ощущение, что это карабканье вверх ничем хорошим не закончится. И все же среди скал, на высоте мне было почти хорошо. Ледяной ветер успешно выдувал любую ересь из головы. И времени для беспокойства не было — то и дело приходилось следить, чтобы кто-либо из спутников роковым образом для себя не оступился.

Я и Леголас были самыми ловкими. Эльф, похоже, вообще не ощущал неудобств. Арагорн тоже держался уверенно.

Когда сверху посыпались глыбы и послышался озлобленный голос колдуна — пламя Удуна ему в печень! — я подумала, что пришёл конец, и почти закричала, как любой ребенок, призывая маму и папу, лишь в последнюю секунду сумев обуздать себя.

Мерри едва не задохнулся под хлынувшим снегом, пусть я прикрыла его собой. Кьяра успела отбежать назад и не попасть под снежную лавину. Идти дальше этой дорогой было невозможно… Фродо к моему большому облегчению откликнулся на мои мольбы. Мы идем в Морию. В мой дом.

Великие врата сияли мифрилом, как в стародавние времена. Но это не было заслугой гномов. Их ковал Последний Дракон. Тракт не был восстановлен, но отец разобрал почти все завалы. Я издалека заметила маленькую сторожевую башню из серых камней, которую для маленькой меня выложил отец: я в ней играла в дозорную и стража. Сердце забилось быстрей.

Мои спутники выглядели кто подавленным, кто настороженным, кто удивленным. Одна я сияла радостью, всем сердцем веря, что в Мории зло нам не грозит.

— Отец…

Позвать было легко, как и ощутить в ответ теплый отклик.