Часовой (джен)

— На странице сто двадцать пять я оставила тебе закладку. Да, ту самую, с Кинами. Ну же, покажи маме, чему ты научился, зачитай мне отрывок с начала главы.

Мама пришивала заплатку на потрёпанных штанах, сидя вплотную у потрескивающего камина — единственного источника света в доме. У них не было денег на лампы с магическими кристаллами, а от свечей совсем мало толку… Расположившийся тут же, у огня, маленький Флегонт положил на колени тяжёлый фолиант, неуклюжими движениями нашёл нужное место и неуверенно начал зачитывать вслух:

— Мир был на кра-ю ги-бе-ли, ког-да по-я-вил-ся Раз-дел. Как и на мно-гих дру-гих пла-не-тах, без… без-гра… нич-ная власть ве-ла к апокла… апокса… апоксалисису.

Ребёнок напряжённо засопел, осознавая своё бессилие перед сложно читаемым словом.

— Ну-ка, что у тебя не получается? — мама забрала книгу в руки и села рядом. Недолго думая, Флегонт неловким котёнком забрался к ней на колени в ожидании сказки. Тук-тук-тук. Дождь постукивал по черепице и по полу — где-то прохудилась крыша.

Мир был на грани гибели, когда появился Раздел. Как и на многих других планетах, безграничная власть вела к апокалипсису. Но, отделившись от своего брата-близнеца Старка, Аркадия оказалась в ещё худшем положении, наедине с Хаосом и в ещё большем беспорядке, чем был у единой Земли прежде. Девушка, ставшая Стражем, осталась на месте Раздела и держала весь Баланс в своих руках, но вмешиваться в дела миров уже не могла, ибо Баланс не содержит ни злых, ни добрых помыслов.

Но был тот, кто помогал девушке обрести равновесие и чистоту души ещё до её становления Стражем. Её отец, он остался в Аркадии и в память о дочери продолжал почитать Баланс до конца своих дней. Он был первым Главой Часовых в нашем мире и звали его веструм На’асон.

О его жизни мы знаем немного, ибо многие годы он странствовал, обретая силы и стойкость для противостояния Хаосу. Зато по его возвращению никакие силы не могли смутить его веры. И наблюдая за тем, как легко веструм На’асон подчиняет себе Хаос, многие народы обрели в нём своего духовного наставника. Он помог долмари усмирить гордыню и впустить прочие расы на свои земли, он поддерживал зиидов, когда те налаживали земледелие на непривычных для себя почвах. Он поспособствовал тому, что переселившиеся сюда самары принесли с собой народную медицину, а люди — изобретения. После присоединились и другие магические расы, и с их единством воцарился покой в городе, что уже был стар на момент Раздела. А следом за ним наступил мир и в Северных землях, и во всей Аркадии. Люди, долмари, зииды, самары и многие-многие отстроили Храм Часовых в благодарность за слово, что принёс веструм На’асон, и признали значение Ордена.

Это сказание о том, что человек, владеющий словом и несущий Баланс в своём сердце, нужен миру в любое время: мирное ли, беспокойное…

Мама закрыла книгу, и почти уже уснувший под шерстяной шалью Флегонт встрепенулся.

— Не понимаю, — он принялся недовольно протирать глаза кулачками. — Я не понимаю, почему они слушались его.

— Разве ты сам не знаешь? — мама деланно нахмурилась, отнимая руки сына от его лица. — Легенда гласит, что голос веструма был достаточно громким, чтобы достучаться до самого глухого сердца.

Флегонт дёрнул головой следом за тенями, пробежавшимися по лбу матери; в её глазах отражалось пламя камина.

— Это значит, что он громко орал?

— О нет, Флегонт! — она засмеялась. — Это значит, что он нёс Баланс в мир и души. И принимая его правоту, люди и магические слушались его.

— И так оно было на самом деле?

— Ну конечно! Так оно и было на самом деле.

Мальчик съехал с коленей матери на пол и воинственно подскочил, угрожая кулаком воздуху.

— Раз так, то и я хочу стать Часовым! Мама, я скажу им всем! Скажу, и они оставят нас в покое! И… и у нас всего будет в достатке! И смеяться над нами… не будут. Никто не посмеет смеяться над Часовым! Ведь правда же?

Он завертел вихрастой головой по сторонам, но матери нигде не было. Флегонт захотел было крикнуть, позвать её, но крик почему-то застрял в горле. И лишь дождь продолжал говорить своё: тук-тук-тук.

* * *

Тук-тук-тук.

Прежде, чем проснуться, вышколенный за годы обучения Флегонт сел, навострив уши. И как только делающий утренний обход минструм Тифон умудрялся делать мерный стук своего посоха настолько узнаваемым?

Дормиторием в Анклаве Часовых назывался целый этаж, отведённый под спальни как учеников, так и уже состоявшихся служителей. Так было постоянно: ещё до рассвета наставник будил иструмов, первое время — бесцеремонно расталкивая каждого лично до тех пор, пока не становилось достаточно лишь открытия двери в маленькую келью. Это уже теперь одного прохода по коридору достаточно…

Флегонт вслепую нашарил рясу, кое-как оделся и выполз в коридор, осоловело моргая тёмными глазами.

— Смотрю на твою сонную рожу и понимаю, что уже которую ночь ты предпочитаешь сну безудержное веселье, — неприлично бодрый Юлий хлопнул Флегонта по спине, и тот от неожиданности едва не споткнулся.

— Отстань. У меня бессонница.

— Что, тяжко, когда твои мысли занимает не прекрасная вампирша, а дряхлый старик?

Они замерли по дороге в трапезную: Юлий давил насмешливым взглядом с высоты своего роста, Флегонт хорохорился долгие три секунды, но скоро не выдержал и отвернулся.

После разговора с Виллом Диллманом он уже не мог прийти в себя, присоединение к Авангарду стало вопросом времени. Но перед уходом Флегонт хотел поговорить. Ещё раз услышать аргументы Часовых, взглянуть им в глаза, узнать, что они думают об оставившем Раздел Страже и Разрывах. Будто бы это могло определить всё, переубедить, заставить иструма остаться в Ордене! И всё же, Часовые воспитали его, и из благодарности и уважения он хотел поговорить. На этот раз — на чистоту.

Но обсуждать столь щекотливые вопросы с кем попало тоже не хотелось. Тем более, что тот же минструм Йерин скорее лишь спросил бы: «А о какой книге речь?» От минструма Тифона давно и надёжно разбегались даже мурашки, что уж говорить о беседах по душам. Остальных минструмов Флегонт не знал, вот и остался веструм. Удивительно, но однажды после занятий минструм Тифон шепнул иструму, что Глава Часовых согласился его принять и с тех пор... больше не появлялся в Анклаве.

«Наверное, он нарочно испытывает меня, — с тоской подумал Флегонт, понимая, что его терпению потихоньку приходит конец. — Он ведь не знает, что я по итогу решил».

— Собираешься вступить в Авангард? — голос Юлия неожиданно вывел его из раздумий.

Флегонт внутренне весь содрогнулся, но изо всех сил постарался внешне сохранить спокойствие.

— Твоя игра скулами смотрится весьма неестественно, — ехидно заметил друг. — Значит, ты принял их предложение.

— С чего ты взял?.. С чего ты взял, что я вообще с кем-то из них связывался?

— Я думаю, их люди разговаривали с каждым из нас.

Флегонт опасливо покосился по сторонам. Все, кто хотел их обогнать, уже давно были в трапезной, заключающий процессию минструм Тифон нырнул в одну из келий: видимо, кто-то из иструмов умудрился проспать. Что и говорить, Юлий мастерски выбирал моменты для таких разговоров.

— И что тебе предлагали? — с любопытством спросил Флегонт.

— Ничего. Я даже слушать не стал. Чего и тебе советую. О чём бы они тебя не просили, всё это они могут сделать сами. У них глаза и уши повсюду, — Юлий не сводил с друга внимательных глаз: — Теперь моя очередь задать вопрос. Это всё из-за неё?

Флегонт сморщился. Воспоминания об Хастридд всё ещё причиняли боль.

— Нет. Она дала мне толчок, но не она причина моих амбиций. Просто… Часовые не могут мне дать ничего из того, что я хочу.

— Эка как завернул. Вот в этом и твоя проблема, Флегонт. Ты до такой степени эгоистичен, что постоянно занят собственными размышлениями. На других в твоей голове нет места, — Юлий выразительно ткнул в вихры Флегонта, солнечными лучиками вздыбившиеся после сна. — Но ты всерьёз рассчитывал, что мы будем тут ежедневно жонглировать заклинаниями и ежегодно спасать мир от гибели, путешествуя из Аркадии в Старк и обратно?

— Я хотел, чтобы существование параллельного мира имело хоть какое-то значение.

— Ты идиот? Видимо, ты недостаточное количество раз переписывал манускрипты, чтобы понять: мы проносим память о Разделе через поколения как раз для того, чтобы не повторить ошибок прошлого! Чтобы исключить так желаемое тобой влияние миров друг на друга и вместе с тем — очередное светопреставление!

— А ты не думал, что за двенадцать тысяч с лишним лет этот мир мог бы и устать от этого вечного застоя? — Флегонт почувствовал, что его трясёт мелкой дрожью, он сжал кулаки. — Без разницы, нет никакого смысла в очередной раз это обсуждать.

Он неохотно ступил на лестницу, за разговором совсем не услышав шагов. В результате его едва не сбила перепрыгивающая через ступеньки девушка — даже выряженная в форму работницы трактира, что-то неуловимое выдавало в ней чужестранку.

— Ой!

Отскочив в последний момент, незнакомка скользнула испуганными голубыми глазами по иструмам.

— А вы не подскажите, где я могу найти… как его… Хранителя книг… минструма Йерина, кажется? Веструм Тобиас велел его найти.

При звуке знакомого имени Флегонт непроизвольно нахмурился и тут же огрызнулся:

— Хранитель книг обычно там же, где и книги. В библиотеке.

— Эм. А где находится библиотека? — девушка не смогла понять причин агрессии, и влезший между ними Юлий, кажется, вполне разделял её чувства:

— Вы пришли с верхнего входа? Далеко же вы забрались! — он присвистнул. — Вам обратно наверх, а оттуда прямо от входной двери в проём направо.

— Ага, спасибочки. Тогда я пойд…

— Знаете, я могу проводить вас. Мне всё равно к выходу.

Флегонт вспрыгнул на несколько ступеней и с вызовом обернулся на девушку (симпатичную, пусть и не Хастридд — мысль отдалась противным сожалением) и Юлия, чей укоризненный вид заставил тут же отвести взгляд.

— Слушай, это вовсе необязательно. Не делай этого, — прилетевшие в спину слова, казалось бы, призваны остановить, но только больше подстегнули. Флегонт ускорил шаг.

* * *

У Флегонта не было времени вспоминать о жизни до вступления в Орден, ведь совсем незадолго до этого он сидел на паперти у Храма Баланса и считал, сколько дней уже не ел. Рядом что-то звякнуло. Уткнувшийся взглядом в брусчатку голодный семилетка скосил глаза и увидел под ногами железный орен.

— Эй, ты что, тебе деньги некуда девать?

Мальчик и не подумал поднять голову и рассмотреть своего благодетеля, продолжая наблюдать, как дорогие мокасины на носках разворачиваются боком и уводят своего владельца прочь. С запозданием за ними последовали и голоса двух прохожих меркурианцев, оставившие после себя лишь обрывок разговора:

— Жалко же! На рынке говорят, его мать посадили в тюрьму за воровство, а сам он тут уже несколько дней сидит…

— Я тебя умоляю, ты каждого бездомного собрался жалеть? Каждый человек по-своему несчастен, а эти писаки всё ещё эксплуатируют тему неблагополучных семей! Оставь спасение Балансу и Часовым.

Флегонт накрыл ладонью монету и на пару минут замер в ступоре, а потом зло выкинул железный кругляш скакать по ступеням Храма Баланса. Живот укоризненно сжался и булькнул, не в силах издать полноценного урчания. Мальчик сжался в комок у подножья Башни и, опёршись о стену, пустым взглядом уставился вверх. Солнце-железный-орен скатывалось с небосклона к крышам невысоких домов, когда откуда-то сверху опустилась тень. В следующий миг Флегонт уже уворачивался от удара посоха, скатываясь по ступеням Храма.

— Я приказал тебе не просиживать здесь штаны! Мы не принимаем в Орден каждого встречного-поперечного оборванца! — над мальчиком нависла угрожающе высокая фигура минструма Тифона.

Флегонт снова весь собрался, как ни в чем не бывало, и обнял колени; потревоженная посохом пыль снова улеглась, прилипла к коже очередным слоем грязи.

— Я останусь здесь, старик. В надежде, что хотя бы кто-нибудь из Часовых вспомнит о своём значении и поможет моей маме. Она ведь всегда молилась Балансу!

— С… с… старик? — посох свистнул в воздухе и угрожающе замер. Тифон за ухо поднял мальчишку с земли. — Ну-ка пошли со мной.

Минструм повёл его на рынок. Поток идущих с торговой площади людей увеличился, когда Тифону пришлось отпустить мальчика, но тот всё равно машинально поплёлся следом, используя всё своё внимание, чтобы не потерять в толпе лысоватую голову священника. Как удачно, что узкие проходы между палатками не создали на их пути ни единой развилки.

— Ма-а-а-ма, — передразнивая, Тифон с чувством плюнул себе под ноги. — Разрази меня гром, если когда-нибудь их причиной станет не женщина. Это всегда или мать, или сестра! — (слегка отставший Флегонт перешёл на бег, по дороге нечаянно смахнув с одного из прилавков древнюю вазу с Ке’ена. Гневное «Эй!» придало сил ускориться). — Помяни моё слово, мальчик, однажды ты забудешь лицо матери, и как только это случится, тут же мимо проплывет следующая юбка, в которую ты непременно вцепишься. Знаю я такой тип юнцов, у вас каждый год новая любовь до гроба! Правильно я говорю? — Тифон резко обернулся, столкнувшись носом с едва его догнавшим Флегонтом. Пытаясь отдышаться, тот выдавил:

— Наверное… да.

— И, возвращаясь к нашему разговору пару дней назад, ты всё ещё смеешь предлагать свою жизнь Ордену в обмен на её спасение? — в голосе старика сквозил сарказм. — А когда Часовые выполнят твою просьбу, видимо, собираешься уйти на все четыре стороны?

— Нет, — Флегонт искренне удивился. — Я собираюсь вступить в Орден и служить ему до конца своей жизни в обмен на её спокойную жизнь. Она этого заслуживает, она ведь…

Его прервал раскатистый смех, заглушивший самых горластых торговцев и наверняка взбудораживший чаек до самой Тенистой бухты. Согнувшись пополам от хохота, Тифон остановился у овощного развала. Распуганные покупатели спешно оставили все мысли и покупках и ретировались.

— Не знаю, как ты сделал такие восхитительные выводы, но ты явно что-то не так понял. Мальчик, вступление в Орден куда выгоднее тебе, чем нам. Один кочан капусты, пожалуйста, — он столкнулся взглядами с многозначительно выгнувшим бровь продавцом и сварливо рыкнул: — Хорошо, хорошо, два! И нечего так смотреть.

Загрузивший по итогу две корзины, Тифон водрузил одну из них на мальчика, не прерывая лекции:

— Не стану говорить о том, что Орден включает в себя исключительно талантливых магов, магия весьма второстепенна, когда речь идёт о библиотеке Анклава. Самой большой в Северных Землях, а может, даже в Аркадии! Конечно, никто не запрещает тебе туда ходить, но, чтобы от этого был хоть какой-нибудь толк, нужно уметь читать.

— Я умею читать. «Мир был на грани гибели, когда появился Раздел. Как и на многих других планетах, безграничная власть вела к апокалипсису. Но, отделившись от своего брата-близнеца Старка, Аркадия оказалась в ещё худшем положении, наедине с Хаосом и в ещё большем беспорядке, чем был у единой Земли прежде», — мальчик глянул на краснобокое яблоко на самом верху корзины и сглотнул слюну. — Мама говорила, у меня нет способностей к магии, так буду хотя бы обра… образцовым?

— Скорее образованным. Ну, знаешь, такая штука, от которой ты будешь больше думать, — Тифон усмехнулся, совсем по-другому взглянув на мальчика. — Легенда о первом веструме… Твоя мать была умной женщиной… Пусть и недостаточно, раз забыла рассказать, что Орден не может никого спасти.

— Но мама говорила, что Часовые очень могущественны!

— Да. Но наша сила — она в знаниях, мы ответственны за этот мир, но не можем вмешиваться. Совсем как Страж Баланса. Знаешь, у каждого человека внутри есть такая чаша, как у весов. И каждый человек привязан нитями к невидимым коромыслам. Все мы частички невидимых весов. Баланс раздаёт каждому блага и несчастья, и так весь мир пребывает в равновесии. Часовые обязаны его сохранять.

Рыночные палатки сменились домами. Флегонт с тоской заметил девочку примерно его возраста, она с восторженным визгом встречала отца. Вперившись взглядом в затылок Тифона, мальчик угрюмо заметил:

— Знаете, такой мир недолго сможет удерживать равновесие. Моей маме досталось слишком много несчастья. Её чаша явно перевешивает.

— Значит, есть другая чаша, которой досталось больше везения, — терпеливо объяснял минструм.

— Но это несправедливо!

— Ты — эта чаша! — рявкнул Тифон, костяшки вцепившихся в посох пальцев побелели. — Твоё вступление в Орден уравновесит ваши весы, твоя удача окупит сполна жертву твоей матери.

— Но было бы правильнее, если бы все чаши находились на одном уровне! — крикнул Флегонт, не понимая, как до Часового могут не доходить такие простые вещи. — И никто не был бы обижен.

— Ха, такая утопия сравнима лишь с объединением Старка и Аркадии.

— Вот потому вы и должны позволить мне стать Часовым, — выпалил мальчик. Он был как никогда серьёзен. — Я буду хорошо учиться. Я познаю Раздел. И я буду работать над тем, чтобы миры объединились, и таких, как моя мать, больше не было. Вы увидите, что были неправы.

Когда Тифон обернулся, в его глазах плясали весёлые искорки.

— И чтобы никто не ушёл обиженным? Ха! Ну, посмотрим. Заночуешь сегодня в Анклаве. И всё же я надеюсь, что ты повзрослеешь и навсегда забудешь об этом разговоре…

* * *

Пасущийся в загоне элгван вырыл последний доступный ему корешок травы и принялся неторопливо пережёвывать, но, когда в нос шибанул человеческий запах, остановил челюсти и выгнул гибкую шею, недовольно затрубив. От неожиданности Флегонт шарахнулся от деревянной перегородки и смачно выругался: он сомневался, что такое возможно, но от матери ему явно передалось абсолютное неумение ладить с домашним скотом и плугом. Впрочем, с людьми отношения были не лучше.

Ворота с качающейся над ними бронзовой вывеской в виде наковальни вели на небольшой дворик, окружённый несколькими дверями. Флегонт выбрал одну из них, делая выводы из прислонившихся к стене кованных фрагментов загороди и бочкам, и

зачем-то с робостью постучался, прежде чем зайти. На входе звякнул звоночек, из-за прилавка высунулась рожица мальчонки сильно младше Флегонта. «Мне, наверное, было столько же лет, когда Тифон нашёл меня на ступенях Храма Баланса», — подумал иструм и, представительно погладил рясу, с важностью спросил:

— Эм, могу ли я найти здесь Вилла Диллмана?

Ребёнок шмыгнул, вытирая сажу под носом грязным рукавом:

— Нету тут таких.

— Хорошо, — Флегонт поджал губы и вытянул цыплячью шею; взглядом он обшарил помещение, за ненадобностью и с деликатностью он старался не разглядывать жилую часть и быстро приметил подсобку с инструментом и проход на задний двор — в проёме мелькнула спина кузнеца, а затем громыхнули удары молотобойца. — Хорошо, а отца своего можешь позвать?

— Не-а, — широко улыбнулся маленький паршивец. — Но я могу помочь тебе найти того… человека. За плату. Ну, знаешь, взнос.

Флегонт нахмурил брови и аж зубами скрипнул: когда его мама оказалась в Холодном Камне за воровство, он слонялся, бездомный и голодный, по улицам Меркурии, но не позволял себе опуститься до прошения милостыни. А этот малой при крыше над головой и добропорядочном родителе считает себя настолько исключительным в своём несчастье, чтобы заниматься вымогательством?

И тем не менее, иструм всё же выудил из кармашка подаренный Виллом серебрённый коробок. Сын кузнеца как будто переменился в лице, недоверчиво прищурился и перегнулся через прилавок в желании рассмотреть безделушку поближе, но Флегонт внезапно со злостью сжал коробок в кулаке и процедил:

— У Баланса денег проси. Покаянием.

— Ты что, думаешь, оно хоть что-нибудь стоит? — недоверчиво фыркнул мальчонка. — Да у меня тысячи таких, там, под землёй! Гляди.

Он выбежал из-за прилавка и протянул руку, с сомнением Флегонт всё-таки разжал пальцы и передал огнесоздающую игрушку. Вместе мальчики отошли к подсобке, где сын кузнеца рухнул на четвереньки и, чиркнув колёсиком, вызвал в коробке небольшое пламя: отзываясь на чужеродный свет, на полу зажглись несколько рун, они пульсировали, собираясь магическими линиями в цельный рисунок, после чего, напоследок вспыхнув, исчезли, оставив после себя крышку люка.

Сын кузнеца постучал по дереву: три долгих стука и два коротких. Люк открылся, и оттуда высунулась как всегда чем-то очень довольная физиономия Вилла Диллмана.

— А, Флегонт! Добро пожаловать в одно из секретных убежищ Авангарда, дорогой друг. Однако, ты совсем не торопился с нами встреться, я даже начал волноваться в своих способностях к вербовке новых лиц, — поприветствовал он мальчишек, но, остановившись взглядом на сыне кузнеца, по-отечески строго добавил: — Твои друзья уже готовят чертежи. Не думаешь, что пора присоединиться к ним?

Мальчонка ответил широкой улыбкой — такой, что приписанное ему в мыслях Флегонта родство с хозяином кузни мигом проиграло сильному сходству с доброжелательностью Вилла — и шустро скрылся из виду в тёмном проёме люка. Не представляющий как на всё реагировать иструм с хмурым видом уставился в темноту, замечая, что думает явно о чём-то не о том.

— Разве сын кузнеца не должен помогать в кузне?

— Сын? О нет, у Айзена нет детей, — засмеялся Вилл, облокачиваясь о деревянную тумбу. — Хотя твоё заявление никак не противоречит действительности. Едва ли какое изделие возможно выковать без чертежа, и подготовка выкроек и разметок на самом деле огромная помощь!

— Настолько огромная, что едва ли с этим справится ребёнок, — за разговором иструм нашёл новый объект для разглядывания: на стенде у стены красовались доспехи городской стражи. На левой стороне нагрудника с ювелирной точностью был вытравлен герб Меркурии: из-за озаряющего голубым светом маяка выглядывала корма корабля. — Я бы больше ожидал, что он будет меха задувать да заготовки мастеру подавать. Ну и пальцы под молот совать.

— Ах, Флегонт. Мне совсем не нравится, что ты ждёшь от Авангарда эксплуатации детского труда.

— Причём тут Авангард? Многие дети работают, на фермах так вообще дорастают в поле. Или вы пытаетесь примерять на Аркадию историю Старка? Тогда стоит говорить, что у нас Средние века!

— Верно, — Вилл сцепил руки в замок и хищно прищурился. — Правда, ты не совсем прав в своём сравнении, разные части Аркадии находятся на разных уровнях развития, но даже Северные Земли уж слишком самобытны, чтобы считать их простой калькой средневекового Старка. И пусть меня расстраивает, что за двенадцать тысячелетий мы не добились прогресса, соизмеримого с миром-близнецом, но всё в наших руках. Образование, — он вскинул указательный палец.

— Ага. Такая штука, которая помогает больше думать, — Флегонт закатил глаза.

— Я считаю, — Диллман продолжал, — что между основанием института образования и экономическим подъемом определённо должна быть взаимосвязь, ведь кто ещё, как не человек мыслящий, способен задуматься о ценности человеческой личности и найти пути для улучшения условий жизни. И потому здесь, прямо под нами, мы организовали настоящую кузницу кадров! Да, из детей, потерявших родителей и беспризорных, таких, кому не хватило места в Анклаве, в отличие от тебя, а ведь твоя мать наверняка хотела бы…

— Что вы знаете о моей матери? — Флегонт напрягся. Запоздало он подумал о том, что не помнит, когда успел назвать агенту Авангарда своё имя. А уж о своём прошлом никто так скоро не стал бы распространяться…

— Ничего, — Диллман и сам спохватился, сообразив, что задел не самую приятную тему для беседы: — Просто Часовые часто подбирают сирот, вот я подумал…

— Верно, вы не можете ничего знать, — грубо перебил мальчик. — Можете только догадываться, что мои родители живы-здоровы и не прекращают говорить мне, как гордятся моим выбором.

— Как скажешь.

— И потому я бы хотел пояснить, — продолжал наседать Флегонт, чеканя слова, как железные орены. — Я пришёл не для того, чтобы вступить в Авангард. Я здесь только для того, чтобы получить ответы на свои вопросы о Страже и о Разрывах.

Повисла напряжённая тишина, Вилл неловко улыбнулся и отошёл к окну, долго вглядываясь в мутное стекло, словно бы заметив кого-то знакомого.

— Ах, а ты явно из тех, кто предпочитает сразу же переходить к делу, неправда ли? — агент Авангарда спешно прикрылся занавеской и отступил обратно к подсобке. — Но твоё нетерпение лишь подчеркивает необходимость начать издалека. С этой мастерской. Не желаешь оглядеться? А то можно подумать, посещение баз оппозиционных сообществ для тебя обыденность, а не приключение.

— Что я не видел в кузницах? Горна и мехов? — с нервным недовольством фыркнул иструм, но, дёрнувшись от кажущегося осуждающим удара кузнечного молота, поспешил оправдаться: — Я понимаю, что вы здесь, скорее всего, готовитесь присоединиться к вторжению тиренов. Куёте оружие, вот это вот всё, но я монах, меня не интересуют такие вещи.

— «Вот это вот всё», — передразнил его Вилл Диллман и захохотал, опускаясь в проём открытого люка. — «Вот это вот всё»! А я-то думал, что стремлюсь начать промышленную революцию в Аркадии, ан нет. Всего-то помогаю дикарям из-за гор Тиреней разрушить наше будущее и «вот это вот всё»!

Он скоро исчез под землёй, оставив неприглашённого идти следом мальчика наедине с клещами и зубилами под ритмичный звон выколачиваемого металла. «И зачем я вообще сюда пришёл?» — мрачно спросил себя Флегонт, ощущая нарастающие сожаление и беспокойство. По изначальной задумке он собирался куда увереннее вести диалог в нужном ему направлении, придавая тону отрепетированные не без последствий на Тифоне железные нотки, однако именно эмоции и выдавали пустоты и раковины в непрокованном металле его характера — метафора под стать этому месту.

Плюнув, в конце концов, на осторожность, Флегонт скатился по лестнице вниз и оказался на небольшой площадке, откуда дорожка из металлических ступеней уходила налево, вдоль стены. Казалось странным, что света здесь было куда больше, чем наверху, по всему потолку ровными линиями размещались магические кристаллы, источающие ровный белый свет. «Это же сколько денег сюда вбухано!» — с невольной завистью подумал Флегонт, переваливаясь через перила, и разглядывая оборудование, заполняющее зал: движущиеся сами по себе молоты и несколько громоздких конструкций из зубчатых колёс и резцов.

— Завораживает, правда? — Вилл встал рядом, и всё равно его было едва слышно — шум стоял такой, будто в зале работало с дюжину Айзенов. — К моему глубокому сожалению, производство в Меркурии до сих пор находится под управлением ремесленных гильдий. Это удобно с точки зрения среднего предпринимателя — получать гарантированный доход при сохранении минимальной планки качества. Однако, такой подход делает прогресс нежелательным и даже губительным для бизнеса большинства участников: пока одни полны энтузиазма и новых идей, другие не жаждут изменений, когда всё и без того работает как часы. Поэтому собственники капитала наподобие меня вынуждены из-под полы снабжать маленькие мастерские материалами и инструментами, чтобы мастера, такие, как Айзен, могли свободно творить. Результатом такого вопиющего нарушения гильдийских правил и стал наш цех. Но нашей целью является не уничтожение конкурентов, как можно подумать, а разработка технологического процесса, приемлемого в условиях объединенных миров. Для этого мы активно применяем принцип автоматизации и разделения труда, налаживая серийное производство, а также тестируем магический метод, схожий с электролизом, чтобы добывать больше полезного материала из импортной железной руды Азадира, чем это возможно при обычных плавильнях. И всё благодаря новейшему оборудованию, именно этим самым станкам, которые ты видишь прямо перед собой.

Флегонт начал спускаться по лестнице в зал, массируя виски: голова разболелась то ли от прочитанной лекции, то ли от грохота дьявольских механизмов, почему-то обозванные Виллом станками, хотя их станина внешне едва ли имела что-то общее с ткацкими рамами, на которых обычно ткали женщины Северных Земель.

— Извините, но я, кажется, совсем ничего не понимаю, — признался мальчик.

— Как же так? — ответ Диллмана казался насмешкой. — Мне казалось, у тебя пытливый ум и ты много читаешь…

— Читаю, — с недовольством оправдывался иструм. — Религиозные тексты, ведь я монах. А вы говорите о делах экономических, что такой себе предмет для проповеди.

Они спустились в зал, где Флегонт мог рассмотреть машины поближе. На его глазах стайка детишек, покрутив пару колесиков с разметкой, вырезала заготовку сложной формы из листа металла и побежала к следующему станку — выравнивать края, хотя что иструм в этом понимал. Остальные чертили, сидя за общим прямоугольным столом; в его главе был молодой мужчина лет двадцати пяти с козлиной бородкой, он что-то с воодушевлением рассказывал, размахивая линейкой перед носами своих учеников. Флегонт не представлял, как его кто-то мог слышать в таком шуме.

— А это Сембан, — проследил за взглядом мальчика Вилл. — У него своё дело в Меркурии, но он любезно согласился поучаствовать в проекте. Ценное приобретение для моей кампании.

За другими станками работали несколько мужчин, по словам Вилла, они тоже были из мастерской Сембана. Флегонт заворожённо глядел, как стальной брусок податливо по велению резцов превращался в деталь симметричной формы, пока Диллман обменивался с работниками быстрыми рукопожатиями.

— Ты, малой, главное не слушай, если он начнёт тебе за производство рассказывать, — наклонился поближе к уху иструма один бородач, затем, хохотнув, толкнул смутившегося Вилла в бок. — Он и про накатку-то знает лишь то, как эля накатить, да так, чтобы резьба слетела.

Флегонт успел только хмыкнуть, когда каким-то магическим образом телепортировался на другую сторону зала от хохочущих мужиков.

— Зарекаюсь пить с рабочим классом, — пробормотал Диллман себе под нос и сделал шаг вперёд.

Воздух напрягся, стоило иструму ступить следом. А потом опустилась блаженная тишина, прерываемая лишь приглушённым, доносившимся не пойми откуда тиканьем. Флегонт с облегчением выдохнул: он уже подустал от неостановимого грохота всех этих дьявольских механизмов.

— А вы... не боитесь? — в ушах всё ещё звенело, когда на смену раскалывающему голову шуму пришла страшная догадка. — Я ведь ясно дал понять, что не собираюсь пока вступать в Авангард, а вы так спокойно показываете свою секретную базу. Будто не собираетесь отсюда выпускать, чтобы я ненароком там... не рассказал ничего лишнего Часовым, например.

Вилл Диллман засмеялся.

— Флегонт, мы не собираемся удерживать тебя здесь насильно. Конечно, определённый риск всегда имеется, но поверь: стоит тебе заикнуться о нас хоть одному минструму, здесь всё исчезнет... прямо как звук.

Эхо подхватило его слова и бережно звякнуло о магический барьер за их спинами. Флегонт обернулся. Воздух на его глазах заискрился, но быстро успокоился, не оставив ни единого намека на магию, и люди за невидимой стеной продолжали немо открывать рты и работать на неслышимых станках. «Так вот почему никто из соседей не жалуется на шум, — запоздало понял иструм. — Магия».

— Но я давно уже жду от тебя совсем другого вопроса, — Вилл направился к стене по извилистому пути между полусобранных станков и коробок со сменными деталями и готовыми изделиями.

— И какого же?

— Что мы здесь производим? — судя по тону, после этой фразы Вилл готовился к следующей части своей длинной лекции, но утомлённый вздох мальчика заставил его передумать. — Вижу, ты подустал, поэтому отвечу кратко: всё что угодно! От серпов до... ты сохранил зажигалку, которую я тебе подарил?

Сообразив, что речь о том огне-создающем коробке, иструм сунул руки в карманы рясы и нахмурился, не нащупав в них ничего. Он обернулся и довольно быстро нашарил взглядом знакомый мальчишеский затылок: специально или случайно, но принятый за сына кузнеца ребёнок так и не вернул назад зажигалку. Словно бы почувствовав направленное в свою сторону негодование, воришка беззвучно чихнул.

— Ой, да забудь, — не дожидаясь ответа, Вилл зарылся в одной из стоящей на полу коробке, пока не выудил точную копию украденного подарка — даже гравировка была повторена точь-в-точь.

Флегонт с жадностью выхватил зажигалку. Пальцы ощутили знакомую шершавость.

— Так вы производите это здесь… — в словах поровну заключались восхищение и разочарование: он до последнего надеялся, что вещица окажется из другого мира.

— Не расстраивайся, — Диллман без труда разгадал мысли мальчика. — Пусть мы не возим сувениры из Старка, но мы позаимствовали у него многие другие технологии. Ты уже догадался, чего мы стремимся достичь?

Выдерживаемая им пауза слишком затянулась, пока Флегонт морщил лоб, силясь придумать хоть какое-то объяснение.

— Мы стремимся подготовить жителей Аркадии к объединению миров и приходу науки в повседневную жизнь, — агент Авангарда говорил так, будто не понимал, как до этого можно было не дойти своим умом. — Начали, конечно же, с детей, ведь они с удовольствием и лёгкостью впитывают всё новое. Это новое поколение, дети эпохи, которая определённо войдёт в аркадианскую историю как Эпоха Возрождения!

Диллман краем глаза глянул в сторону Флегонта, явно ожидая увидеть немое восхищение, но тот только с неудовольствием пожал плечами:

— Звучит логично. Наверное, в Старке Авангард проделывает что-то похожее.

— Ах, нет, — отмахнулся Вилл. — В этом нет смысла. Ведь большинство там даже не знают, как работают смартфоны, так что к магии им не привыкать.

— Смарт… что?

— Неважно, сейчас не время думать об этом, — Диллман убрал с нерабочего станка коробку и присел за ним на корточки.

Флегонт скрестил руки на груди и фыркнул:

— А о чём тогда следует думать? О том, что все ваши технологии, как бы вы не косили под Старк, всё равно основаны на магии, ведь иначе Аркадия и сама бы нашла пути развития за двенадцать-то тысяч с лишним лет?

— Ага! — из-за станка словно бы в знак одобрения высунулась рука, Вилл повертел указательным пальцем в воздухе и поманил мальчика к себе. — Я рад, что наши мысли сходятся настолько, что я заранее подготовился к твоему вопросу. Иди сюда.

С неохотой иструм подобрался ближе, когда Диллман отодвинул крючок и отворил почти незаметную дверцу в боковой части станка. Наружу с новой силой вырвалось то самое мерное тиканье, что уже некоторое время сражалось за внимание со звоном в ушах Флегонта, как только он ступил за магический «шумозащитный» барьер.

— Что это?

Флегонт заглянул за плечо довольно улыбающегося Вилла и увидел в углублении станка установленный странный механизм, похожий на золотое яйцо. От него исходили приглушённый свет и тепло.

— Айзен воссоздал эту штуковину на основе артефакта йете, древней гуманоидной расы, представителей которой никто не видел уже много-много лет. Они использовали нечто подобное для управления своими собственными механизмами, но что интересно, их изобретения сочетали в себе как магию, так и… науку. Мы взяли на вооружение их пример и применяем те же принципы для концентрации магии и запитывания нашего оборудования, — глаза Вилла загорелись энтузиазмом. Или это свет от загадочного источника энергии отразился в зрачках? — Видишь ли, принято считать, что Аркадия настолько сильно подвержена Хаосу, что привычные для Старка технологии у нас не работают, ведь магия подчиняет их своим непредсказуемым законам, но, подчеркиваю, всё же законам. Многие исследователи подмечали и до нас, что такая сложная детерминированная система, как целый мир, — (Флегонт открыл было рот, чтобы уточнить значение очередного незнакомого слова, но перебить воодушевившегося Вилла казалось задачей не из лёгких), — пусть и зависит от навязанных Хаосом условий, но упорядочена. Из века в век яблоко падало вниз, а мы при ходьбе не отрывались от земли, а значит, для нас актуальна сила притяжения и, что вероятно, и другие законы физики, — Диллман внезапно вскочил и положил руку на рычаг, намереваясь показательно запустить станок. — Зная это, мы можем развить собственные технологии. Обуздав магическую неопределённость, мы совместим её с логикой науки, и на фоне этих открытий объединение миров будет казаться… естественным.

Он с усилием повернул рычаг, шестерёнки со скрипом задвигались, медленно набирая обороты. Из технических отверстий повалил дым, и… вместо того, чтобы сдвинуть жёстко закреплённый резец, станок издал низкий органный звук и затих. Флегонт попытался что-то сказать, но станок снова ожил и раздался целой чередой нот, складываемых в причудливую мелодию. Вилл обиженно вытянул нижнюю губу:

— Бесподобно! Огромная музыкальная шкатулка вместо токарного станка. К несчастью, Хаос преобладает в этом мире ровно в той мере, чтобы ничего не работало в этом бардаке как надо.

Флегонт, не сдержавшись, прыснул.

— Просто… нам нужно что-то большее, чем самостоятельно сконструированная поделка, — признался Диллман и, вырубив ожившую машину, обернулся к мальчику, заставляя его хотя бы попытаться перестать смеяться. — Что-то настолько же древнее, как технологии йете, сочетающее в себе и магию, и науку. Говорят, у Часовых есть подобная игрушка, но, как ты понимаешь, для Авангарда путь в Храм заказан.

— Ну, это объясняет, почему вы разговариваете со мной, — хмыкнул начинающий успокаиваться Флегонт. Кое-что вспомнив, он спросил: — Знаете, судя по всему, до объединения предстоит ещё много работы. Зачем же вы тогда создаёте Разрывы?

— Разрывы… — на мгновение Диллман заметно замешкался, — создаём не мы. Это естественная реакция двух миров на отсутствие Стража. Видишь ли, Аркадии и Старку суждено объединиться, и, если бы они обладали самосознанием, то наверняка сами бы этого отчаянно желали. Авангард видит множество путей как реактивного, так и постепенного объединения. Однако оба этих варианта станут доступны только после того, как Раздел займёт наш ставленник, новый Страж, — (Флегонт подался вперёд, поддавшись интересу). — Но это совершенно не наша забота.

— Не наша? — воскликнул тут же разочарованный иструм. — Но вы же скрываете Разрывы!

— Да, скрываем, — Вилл хлопнул тонкой дверцей, скрывая выдающее себя тиканьем яйцо. — Но не от людей, как ты мог подумать, а от Часовых. Наше дело — готовиться к объединению, когда бы оно не настало. Наша миссия — в противодействии Часовым, чтобы они ни в коем случае не узнали о Разрывах и о том, насколько тонкой стала ткань междумирья. Ведь их позиция заключается в том, чтобы оставить всё как есть.

С агента Авангарда мигом сорвалась вся былая несерьёзность. Волнуясь, он пригладил зачёсанные назад волосы и, хмуря выщипанные брови, говорил:

— Двенадцать тысячелетий! Подумать только, столько времени наш мир оставался неизменным. Ни исследований, ни прогресса, никаких даже самых… незначительных попыток воспользоваться хотя бы десятой долей нашего потенциала! А люди? Часовые когда-нибудь думали о них? О том, что мы стремимся отнюдь не к безделью и праздности, нет, а к… снижению детской смертности, например. Или к тому, как избавиться от голода и наделить всех равными правами от рождения! А потом, освободив свой досуг, задуматься о смерти и разгадке тайны смысла жизни… Так о чём, о чём, скажи на милость, думают Часовые?

Они не разговаривали на обратном пути к лестнице наверх. Флегонт чувствовал себя странно. Он гадал, почему именно сейчас, на пути сюда, он вспомнил свою первую встречу с Тифоном.

«И чтобы никто не ушёл обиженным? Ха!» — прозвучал в мыслях с хорошо знакомым сарказмом голос минструма.

Как можно было так надёжно забыть о причинах, по которым Флегонт стал иструмом? В памяти само по себе всплыло лицо матери. В семь лет он не думал о том, насколько был беспомощным, и так отчаянно стремился её спасти. От той уверенности осталось лишь жгучее желание, чтобы такая история больше ни с кем никогда не происходила. Но Орден из года в год вбивал в иструмах смирение. Часовые ничего не хотели менять, остерегаясь страшного для двух миров прошлого. Однако эта мастерская наглядно показывала, что у Аркадии есть шанс развиваться. Любую самую трудную работу можно облегчить технологиями. И если не совершать ошибок, зачем тогда жить?

— Ну что, ты со мной? — Диллман снова улыбался, когда вскарабкивался по лестнице. И кто бы разобрал, что он имел в виду: подъём на поверхность или работу на Авангард?

— Я… — Флегонт не знал, как собрать все свои мысли в единственно верную фразу и произнести её вслух. По всему выходило, что выбор он сделал ещё утром, до прихода сюда, чтобы ни говорил прежде. — Что… что мне предстоит сделать, чтобы доказать свою верность? Шпионить за Часовыми?

Вилл засмеялся.

— Ох, Флегонт, вовсе не обязательно нам доказывать свою верность. Ведь ты уже один из нас.

Примечания:

Для истории: написание этой главы далось мне о-о-очень тяжело.