Сэр Медолюб и его скакун (джен)

— Вот это намело, конечно! — Юная слониха обстукала валенки друг о друга, счищая с них снег.

Докел хмуро наблюдал за ней, придерживая хоботом фонарь, свет которого едва проникал сквозь плотно падающий снег.

— Мож переждёшь? — поинтересовался он в который раз. — Негоже девке в такую погоду одной шляться.

— Да ладно, дядя, я же не одна! — Слониха беззаботно махнула копытом в сторону облучка, на котором сидел мрачный снегирь и чистил походный арбалет. — Ты же знаешь ма — если вовремя не доехать, она волноваться будет. А ей нельзя, у неё и так чахотка.

Докел протяжно вздохнул.

— Ла-адно, — проворчал он.

Фердинанд поднял голову, когда массивная фигура кузнеца вошла в лосяшню. Докел осмотрелся и тихим свистом подозвал Лоло. Пепельно-коричневый лось, мгновенно проснувшись, встал и направился к нему.

— Подсобишь хиляку, а то загнётся на полпути... — пробормотал Докел, хватая с дверцы стойла узду.

Фердинанд сел, сердце его забилось. Вот он, ШАНС!

— Докел! — позвал он, выбираясь из сена, в котором проводил ночь. — Докел, а можно...

— Нет, — отрезал кузнец и, развернувшись, вышел.

Фердинанд упрямо нахмурился и отправился следом за ним. На улице стояло раннее утро, но из-за туч и снегопада было очень темно. Фердинанд прищурился и увидел стоящую у двора кузницы телегу. Запряжённый в неё лось с надетой на морду торбой меланхолично жевал, прижав уши, чтобы в них не попадал снег. Докел экипировал Лоло, а сидящая в телеге слониха с любопытством рассматривала всё вокруг.

— О! — внезапно воскликнула она, посмотрев прямо на Фердинанда. — Так вот же третий!

— Он не упряжный, — неохотно буркнул Докел.

Фердинанд оценивающе глянул на разворачивающуюся процессию. Похоже, он не ошибся, и это и правда был шанс — стать "упряжным животным" и поближе познакомиться с традиционной работой лосей. Выглядело, конечно, даже куда более унизительно, чем катать кого-то на спине, но если он достаточно устанет, то, возможно, древние инстинкты включат в нём воспоминания, и он снова поймёт своих, хм, коллег. А там, глядишь, разберётся в механизмах примитивного языка и сможет использовать его без выполнения всей этой волокиты.

Решив так, Фердинанд поднял голову и подбежал к телеге. Слониха улыбнулась.

— Кажется, он так не думает, — хитро заметила она.

Взгляд Докела, который он кинул на упрямого лося, плавил не хуже огня в кузне. Он обещал жёсткую и достаточно быструю расправу. Фердинанд встретил этот взгляд, почти не дрогнув, и пару мгновений они словно состязались в гляделки. Спустя несколько секунд томительного противостояния Докел моргнул, и его кустистые брови сдвинулись ещё сильнее. Он кинул задумчивый взгляд на Лоло и неназванного лося, которые с интересом наблюдали за противостоянием, а после медленно повернул голову обратно на Фердинанда. Зловещая улыбка, осветившая его лицо, Фердинанду совсем не понравилась.

— Хорошо, — буркнул Докел, и Фердинанд охнул, когда кузнец резко схватил его за "пенёк" и подтащил к упряжке. — Ладно. Раз хочет — пусть везёт. Коренником.

— Коренником? — Снегирь впервые подал голос — сиплый, будто простуженный, совсем не подходящий птичке с такой миловидной внешностью. — Уверены, Док? Может, лучше пристяжным?

— Уверен, — отрезал Докел с непонятным Фердинанду злорадством. Он наклонился, скрепляя на теле лося ремни, и тихо добавил — так, чтобы не услышали ненужные свидетели: — Самый упрямый лось на свете. Не хочешь сидеть тише воды ниже травы — поработаешь своим телом. — И, подёргав упряжь, проверив её на прочность, выпрямился.

Фердинанд перевёл дух. Разозлённый кузнец был зрелищем малоприятным, и лось был рад, когда тот отошёл. Лось огляделся: он был привязан посередине. Его правого бока касался Лоло, левого — лось слонихи. Оба смотрели на него... ну... Фердинанд подумал, что впервые видел такую понятную эмоцию на мордах собратьев. По крайней мере, сейчас он точно мог идентифицировать её безо всякого погружения.

Ну ты и влип, дурень.

— Вроде всё. Отправите моих обратно, когда доедете.

— Хорошо, дядя, — кивнула слониха. — А как его зовут?

— Фердинанд.

— Забавное имя! Хорошо, я скреплю его с Лоло, он уже опытный, приведёт с собой.

— Береги себя.

— Как всегда, дядя! Не впервой по таким снегам возвращаться! — Слониха улыбнулась и кивнула снегирю.

Докел забрал торбу, и...

Что ж, Фердинанд ожидал всё, что угодно. Но он определённо тогда ещё не понимал, на какой ад подписал себя.

В тот момент, когда кнут — кнут! — коснулся его спины — не больно, скорее, предупреждающе, Фердинанд ещё не знал, что следующие часы его жизни выльются в бесконечное путешествие сквозь усиливающийся снегопад. Несмотря на день, на улице всё холодало, мерзко подвывал ветер, путаясь в деревьях. Комья липкого мокрого снега неслись прямо в морду, залепляя её. Уже через время Фердинанд затруднялся сказать, куда именно шёл. Снег был повсюду — под копытами, в шерсти, в ушах, на морде...

Докел не соврал — телом поработать пришлось. На коренника приходилась основная нагрузка, и кучер нещадно подгонял Фердинанда, когда тот хоть на миг замедлялся. Приходилось держать темп — и тянуть телегу вперёд, сквозь непогоду и несмотря на быстро наступившую усталость. Лоси-коллеги, конечно, помогали, поддерживая стабильный ритм, но Фердинанду было всё ново и казалось, будто он один тащил неподъёмную тяжесть. Он весь выдохся и спустя время мечтал лишь об одном — упасть и больше не вставать.

— Нос. Нюх, — посоветовал голос справа.

Фердинанд, не сбавляя шага, чтобы не получить жалящий удар кнутом, скосил взгляд. Лоло невозмутимо пробирался сквозь наметённые по тракту сугробы, его пепельно-коричневая шерсть намокла и слиплась от налипшего снега. Почувствовав внимание, он фыркнул — почти неслышно в метели, — после чего на миг ободряюще коснулся бока Фердинанда.

Почему-то эта небольшая поддержка дала Фердинанду новое дыхание. Он чуть склонил голову, ещё сильнее прижав уши, и, прижмурившись, упрямо потянул телегу вперёд. Дышать носом было сложно из-за снега, который, казалось, специально залеплял ноздри, и Фердинанду приходилось фыркать, освобождая их. Зато стало парадоксально теплее. Воздух, проникавший в крупный лосиный шнобель, успевал чуть согреться.

Наконец они достигли какого-то небольшого поселения. Лосяшен здесь не было, и снегирь оставил их прямо во дворе, где Лоло и неназванный лось, выбрав место возле стены, защищавшей их от ветра, тотчас легли прямо в сугробы и слегка повозились в них, покопали копытами, оставив торчать наружу только "пеньки".

Фердинанд, едва стоя на дрожащих ногах, последовал их примеру. Он на последнем издыхании вырыл небольшую ямку и буквально упал в неё, поджав под себя конечности. Сердце билось громко и неровно, а перед глазами плясали мушки. Лось поморгал, чувствуя себя бесконечно усталым, и прислушался. Из-за ветра и падающего снега ничего не было слышно, лишь где-то рядом, буквально в двух шагах, сопел кто-то из его коллег. Лоси времени зря не теряли и сразу уснули. Впрочем, Фердинанд скоро последовал их примеру.

Ну, или собирался.

На деле едва только он закрыл глаза, обстановка вокруг изменилась. Исчезли снег, холод и мокрая шерсть. Фердинанд осмотрелся и понял, что находится в лосяшне у кузницы. Сено, которое он так не любил, но о котором теперь мечтал, приятно пахло засохшей травой и ромашками. Фердинанд с удовольствием потёрся о него щекой.

Безмятежность и тепло.

Всё изменилось вмиг. Не успел Фердинанд прикрыть глаза, дверь лосяшни с грохотом распахнулась. Его шею обвил толстый ременной жгут — и некто потянул, пытаясь вывести его из лосяшни. Фердинанд захрипел, упираясь копытами, но его силы не хватало. Со злобным сопением некто вытащил его на улицу, и Фердинанд моргнул, резко осознав, что находился на площади. Под копытами натужно заскрипел деревянный помост. Жгут на шее душил, с силой впиваясь в кожу. Фердинанд оглянулся и замер, увидев десятки глядящих на него глаз.

— Смотрите! Говорящий лось!

Кто-то пнул его, и лось со стоном завалился под копыта. Подняв взгляд, он увидел слониху, глаза которой горели жаждой расправы. Снегирь, вынырнув из-за её плеча, щёлкнул своим кнутом — и тот, словно ожив, вдруг змейкой скользнул по телу Фердинанда, плотно связывая его. Лось заизвивался на помосте, как мумия, пока кто-то не наступил на кожаный ремень кнута, пригвоздив Фердинанда к одному месту.

Его нос был резко сжат. Некто потянул его на себя, обнажая горло Фердинанда, ветерок тотчас прошёлся по короткой золотистой шерсти, заставив лося сглотнуть. И тут, открыв зажмуренные было глаза, Фердинанд увидел его.

Огромный отполированный топор. Его остриё, сверкая бликами на выступившем из-за облаков солнце, было направленно точно на его шею. Ужас, который испытал лось, ни шёл ни в какое сравнение с тем, какой он ощутил, когда увидел, кто держал этот топор — Докел дьявольски ухмылялся, его хобот взволнованно шевелился. Но когда слон открыл рот, то внезапно рявкнул голосом Медолюба:

— А я тобе говорил, Фердинандик — говорящих лосей не любят.

— С... Стойте! — сипло выдохнул Фердинанд, закашлявшись, когда некто сильнее потянул за нос, вытягивая горло ещё сильнее. — Не надо...

— ДЕМОНА НА МЫЛО! ДЕМОНА НА МЫЛО! — взвыла толпа, жадная до разных безумных зрелищ.

— Правильно, — кивнул Докел-Медолюб и зловеще рассмеялся. — Сейчас шейку разрубим и, значица, выварим из тобе жир. Хоть куда-то, говорящий, пригодишься.

— Нет! Стой! — Фердинанд бешено вскрикнул, когда сталь топора чуть отступила — и мгновенно опустилась с противным хрустящим звуком. Боль вонзилась в него — не в шею почему-то, куда-то ниже, — и лось с диким рёвом...

... проснулся. Сердце билось так, будто он пробежал километры без остановки. В один момент его захлестнула дичайшая паника. Фердинанд впился копытами в землю, бешено завращал глазами, выискивая опасность. Но никого и ничего рядом не было — кроме Лоло, который отступил на шаг, увидев его состояние, и терпеливо ждал, пока товарища отпустит.

Наконец узнавание вернулось в глаза Фердинанда, сделав их осмысленными. Он замер, восстанавливая дыхание. Снег всё ещё валил стеной, но всё вокруг было тихо. Хрустящий звук исходил от сухой коры, которую Лоло держал во рту. Убедившись, что Фердинанд успокоился, пепельно-коричневый лось опустил свою ношу перед ним. Фердинанд поднял на него взгляд, плотно прижав уши.

— Еда, — хрюкнул Лоло и, развернувшись, ушёл в свою "лежку", оставив товарища в весьма противоречивых чувствах.

Фердинанд склонил голову и на автомате слизнул со снега кору. Та оказалась неожиданно вкусной — словно хрустящий галет, с лёгким сосновым привкусом. Только сейчас, проглотив подношение, Фердинанд понял, насколько же был голоден. С кряхтением встав, он, щурясь от снега, направился в сторону, где видел "лежку" Лоло в последний раз.

Лоло уже переселился. Новая его лежка была почти под самой стеной. Увидев приближение товарища, он поднял голову и пошевелил ушами.

— Где? — чувствуя бурчание в животе, выдохнул Фердинанд, и, к радости своей, осознал, что Лоло его понял.

— Здесь, — хрюкнул он и, встав, уверенно, словно видел сквозь снег, направился в темноту. Фердинанд, прихрамывая — клеймо вновь разболелось от холода и влаги, — поспешил за ним.

Ели они торопливо, мечтая вернуться в относительное тепло. "Лежки", конечно не были сеном — и уж точно не были печкой, возле которой приятно полежать. Однако в них всяко было теплее, чем просто так, среди открытого ветрам пространства. Фердинанд неистово обдирал кору копытами, забыв о всякой цивилизованности. Всё, что его сейчас интересовало — это поскорее набить брюхо и поспать.

Хотя нет, спать нельзя. А то вдруг снегирь-кучер выйдет из дома, чтобы запрягать лосей, и услышит, как он бормочет во сне? Фердинанд замер с куском коры во рту, озарённый этой ужасной догадкой. И что тогда? Здесь не было Медолюба, который, возможно, защитил бы его — хотя бы потому, что Фердинанд был его собственностью. Нет, никто бы за него не вступился. И тогда...

Фердинанд сглотнул. Страх снова сковал его, заставив замереть в неподвижности и инстинктивно поджать хвост. Лоло оторвался от коры и прищурился.

— Ферд! — фыркнул он, словно чихнул, и Фердинанд, вздрогнув, резко вернулся в реальный мир. — Еда!

"Д-да, — подумал Фердинанд неуверенно и принялся поглощать свисающую с пасти ленту влажноватой коры. — Еда... Вы слишком много думаете, друг мой... боязливый. Надо... поесть..."

* * *

Он так и не уснул, ограничившись дрёмой, через которую мог слышать, если кто-то подойдёт. Но ночь прошла тихо, а наутро снегирь, видимо, достаточно изучив лосей во время вчерашнего заезда, сделал коренником своего лося. Лоло остался правым пристяжным, а Фердинанда прикрепили левым. И... да, теперь лось точно уверился, что Докел хотел его наказать. Конечно, работать пристяжным было тоже нелегко, но по сравнению с ролью коренника это было как небо и земля в сравнении.

Погода всё также оставалась не лучшей, но теперь, будучи ведомым, Фердинанд двигался легче. Из-за небольшой сонливости его мозг был заторможен, и мысли вяло слонялись по голове, не задерживаясь достаточно, чтобы он мог чем-то увлечься.

И... да, такое состояние помогало ему. Он не знал, как это работает, но усталость и первичные инстинкты будили в нём примитивного лося. Он тупо двигался вперёд, отфыркивался от снега, ел кору, когда они останавливались, и дремал в "лежке", которую выкапывал в снегу, инстинктивно прячась от холода. Эта была странная жизнь, автоматическая и пустая. Она делала его голову до дрожи без мыслительной, и на смену всем тревогам, неизвестно откуда взявшимся знаниям цивилизованного животного и размышлениям приходил он — простой лосиный язык, такой примитивный, какой только мог быть.