На краю света (гет)

Гермиона Грейнджер, храбрая гриффиндорка, которая всегда с отвагой смотрела в лицо опасностям, пряталась от своего школьного учителя... снова. Вот уже третий день она не покидала пределов собственной спальной. Лишь раз она аппарировала прямо из комнаты к магазину через два квартала, набрала продуктов и вновь переместилась в свою комнату, превратившуюся в неприступную крепость. Не то чтобы ее добровольное заточение могло продолжаться вечно, рано или поздно ей придется выйти и встретиться со Снейпом, но эта неизбежность только усиливала почти мистический страх перед ним. Сначала это казалось только рефлекторным откликом на пережитую боль, но чем дольше Гермиона скрывалась в тишине своей спальной, тем яснее понимала, что корни ее страха уходят намного глубже. С тех самых пор, как она на пару со Снейпом пересекла океан, он только и делал, что запутывал ее. Постепенно, незаметно он прокрался в ее голову и посеял там сомнения. Она больше ни в чем не была уверена. Своими безобидными на первый взгляд занятиями он переворачивал и извращал ее представления о мире, о людях, о себе самой. Раньше Гермиона точно знала, что правильно, а что — нет, а теперь чувствовала себя потерянной и сбитой с толку. И что самое страшное, Снейп каким-то образом управлял ею. Ему удалось подобрать нужный ключ, и теперь он постепенно, но уже ощутимо менял ее изнутри. Гермиону пугала власть, которую он имел над ней, а еще она не была уверена, что ей нравится направленность этих перемен. Воздействие Снейпа на нее чем-то напоминало обработку сектантов. Сначала он отдалил ее от друзей, заставив солгать им, затем убедил, что ее родители на самом деле не те, кем она их считала, и что они больше не ее семья. И, сама того не заметив, Гермиона оказалась в полной социальной изоляции. Разумеется, она знала, что Австралия — это огромный континент, на котором обитает множество людей. Но порой ей казалось, что она на далеком необитаемом острове, затерянном где-то на краю света, и вокруг на тысячи миль нет никого, кроме Снейпа. Эта кажущаяся изоляция играла с ней злую шутку — Гермиона начала чувствовать, что стала привыкать к обществу Снейпа, даже тянуться к нему, прониклась долей симпатии. Иногда она думала, что понимала его, даже сочувствовала. А он все дальше и дальше уводил ее от знакомых ориентиров, обращая в свою философию, но Гермиона понятия не имела, к какому культу ее пытаются склонить, к каким действиям подтолкнуть. Она была напугана, потому что не чувствовала в себе воли сопротивляться его влиянию, даже если понимала, что постепенно теряет себя. И вот теперь Снейп причинил ей такую боль, какую невозможно описать, а она, вместо того чтобы бежать, как можно дальше от него, продолжала жить с ним в одном доме и всерьез думала о том, чтобы возобновить занятия. Должно быть, Снейп как-то отравил ее рассудок, потому что она совершенно точно сходила с ума, если собиралась довериться ему после такого. Гермиона знала, что Снейп не оставит ее в покое, ведь на нем висит непреложный обет. И она сама никуда не денется, потому что не сможет оставить родителей в том ужасном состоянии, в котором они оказались по ее вине. Так что она просто пряталась в своей комнате, лишь иногда выглядывая в окно с видом на сад и почти отцветшее дерево джакаранды.

Снейп по-прежнему каждое утро приходил на место их занятий, усаживался в свой хрустальный трон и ждал, зная, что рано или поздно ей придется спуститься и встретиться с ним. Вот только Гермиона предпочитала, чтобы это случилось как можно позже. Зато на четвертый день в саду появилась Моника. Она встала необычно рано для себя и вынесла для гостя графин с лимонадом. Та же сцена повторилась и на следующий день, но только Моника не ушла сразу, а присела на подвесную скамейку и завела беседу со Снейпом. Гермиона не могла знать, о чем они говорят, но продолжалось общение довольно долго. Когда в воскресное утро ее мать выпорхнула в сад в одном купальнике с перекинутым через плечом полотенцем, но вместо того чтобы отправиться на пляж, осталась на скамейке болтать с гостем, Гермиона всерьез насторожилась. Ей по-прежнему не хотелось сталкиваться со Снейпом, но еще меньше хотелось, чтобы он оставался наедине с ее матерью. Внезапный интерес к Монике казался странным, ведь до этого они не обменялись даже парой слов.

Этим вечером Гермиона собиралась всерьез поговорить со Снейпом. О чем он только думает, вовлекая во все это ее мать? Но встретиться с ним лицом к лицу оказалось сложнее, чем она могла ожидать. Стоило ей открыть дверь спальни и ступить в коридор, как ее охватил ледяной, сковывающий страх, и она тут же снова запечатала дверь заклинаниями. В сотый раз за последние дни Гермиона гадала, что Снейп сделал с ней. Не может быть, чтобы она испытывала всеобъемлющий ужас перед ним из-за нескольких секунд иллюзорной боли. Она пыталась побороть страх, но не могла заставить себя спуститься в сад. Неизвестно, сколько она простояла, гипнотизируя взглядом дверь, — может, несколько минут, а может, часов. Когда Гермиона собралась с духом и все же дошла до лестницы, ведущей в малую гостиную, давно наступила ночь, и бледный свет луны пробивался сквозь высокие окна. Рука с намертво зажатой палочкой дрожала, а сердце бешено колотилось, и Гермиона мысленно корила себя за трусость. Невозможно вечно прятаться, да и не имеет смысла, ведь если Снейп действительно захочет навредить ей, то ее защитные чары его не удержат. Она почти уговорила себя, что ей нечего опасаться, и все же, услышав легкие шаги за спиной, ощутила, как подгибаются колени и ее вновь охватывает паника. Не задумываясь, Гермиона рванула вперед, перепрыгивая по несколько ступенек за раз, и выбежала на улицу. Она не знала, где хочет оказаться, просто неслась куда глаза глядят, пока не выскочила на песчаный пляж. Только когда набежавшая волна намочила ее ноги, Гермиона остановилась, тяжело дыша и озираясь по сторонам. Вокруг не было ни души, только волны, ветер, песок и повисшая в ночном небе луна. Никто не гнался за ней, она даже не была уверена, что шаги на лестнице ей не почудились, и все равно ее сердце выпрыгивало из груди от волнения. Чтобы успокоиться, она на мгновение прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Тело еще слегка дрожало, но это от прохладного ветра и мокрого песка под босыми ногами.

— Я не причиню тебе зла, — раздался тихий низкий голос за спиной, и Гермиона подскочила на месте, выронив палочку из вспотевшей ладони.

Она попыталась снова сбежать или закричать во все горло, но крепкие руки удержали ее, а широкая шершавая ладонь зажала рот, так что из него не вырвалось ничего, кроме сдавленного стона. Гермиона билась и вырывалась изо всех сил, но все тщетно. Она даже попробовала стукнуть нападавшего затылком, но он оказался слишком высоким, и удар пришелся на грудь, а не нос или подбородок, как она рассчитывала. От отчаянья она дернулась как могла вниз, стараясь повалить их обоих на землю, но только повисла как тряпичная кукла в кольце сильных рук и снова забилась в надежде освободиться.

— Я не причиню тебе зла, слышишь, я не причиню тебе зла, — словно мантру твердил без конца тихий голос за спиной, но она не верила ему больше. Он уже раз обещал, а потом была эта адская невыносимая боль. Ну и что, что все происходило лишь в ее голове, она не вынесет этого снова. И рвалась прочь, толкалась и кусалась, пока полностью не выбилась из сил, так что даже дышать уже было тяжело. Тогда Снейп усадил ее на песок, все так же крепко прижимая к груди, обвил руками и ногами вздрагивающее тело и легонько покачивал, пока ее прерывистое дыхание не стало ровным.

— Все хорошо, я не причиню тебе зла, Гермиона, никогда больше, слышишь, никогда, — снова и снова повторял он, сжимая так сильно, что это почти причиняла боль.

Гермиона повернула голову, чтобы закричать, что не хочет этого слушать, что все его слова, все, что он когда-либо говорил ей или другим, — ложь. Но вдруг почувствовала горячие губы на своей коже. Почему? Зачем? Снейп поцеловал ее в висок, так нежно и бережно, как всегда делала мама, когда хотела успокоить. И вместо слов Гермиона только жалобно всхлипнула и уткнулась носом в колени, позволяя гладить себя по спине и волосам. Она знала, разумеется, знала, что Снейп подсмотрел этот жест в ее воспоминаниях, что все не искренне. Это только уловка, одна из многих, которыми он не стесняется пользоваться. И все же она ничего не могла сделать с собой, потому что внутри нее маленькая потерявшаяся девочка доверчиво откликалась на проявление заботы.

Наверное, ей следовало это предусмотреть. Нужно было догадаться, что при необходимости Снейп обратит каждый из отточенных инструментов воздействия против нее. Стоило настоять на изучении оклюменции, может, тогда у нее была бы возможность сопротивляться, противостоять мастеру обмана. Но теперь уже поздно гадать. Гермиона оказалась совершенно безоружна, и самое ужасное — ей не хотелось бороться. Наоборот, хотелось довериться теплым заботливым рукам, гладящим ее волосы, бархатному успокаивающему голосу, словно снимающему с плеч неподъемный груз навалившихся проблем. Хотелось быть слабой и беззащитной и позволить кому-то большому и сильному решить все за нее. Глупые, опасные, но такие приятные мысли. И когда Снейп поднял сонную, разомлевшую Гермиону на руки, чтобы отнести в дом, она не стала вырываться, а сама обвила руками его шею, крепче прижимаясь к теплой груди. Она не помнила наверняка, как очутилась в своей комнате, но, кажется, Снейп оставался рядом, пока она не уснула.

* * *

С рассветом пришла головная боль — расплата за пролитые вчера слезы. А еще — обжигающее чувство стыда. Как она могла позволить себе такое? Повиснуть на шее у Снейпа, реветь у него на глазах, как какая-то хаффлпафка-первокурсница. Отвратительно.

Желая доказать самой себе и Снейпу, что вполне может вести себя по-взрослому и держать эмоции под контролем, Гермиона спустилась пораньше и намеревалась приготовить завтрак. К ее удивлению, на плите уже стоял подостывший омлет с беконом, а с улицы доносились голоса. Когда она вышла в сад, на месте их обычных занятий на скамейке напротив Снейпа уже сидела Моника и почему-то глупо хихикала. Пожалуй, если бы Гермиона обнаружила на заднем дворе йети, играющего в квиддич, то удивилась бы меньше. Она никогда раньше не видела, чтобы ее мать хихикала, и, откровенно говоря, предпочла бы не видеть этого и дальше. Джейн Грейнджер была интеллигентной женщиной, полной достоинства и элегантности. Моника же была явно не обременена чувством такта и меры.

— О, смотрите, ваша знакомая решила к нам присоединиться, Северус, — продолжая хихикать, пропела она, крайне неделикатно тыкая в Гермиону пальцем.

А ведь до приезда Снейпа Моника обращалась к ней по имени и вела себя очень дружелюбно. Но теперь Гермиона превратилась в знакомую Снейпа, словно это он несколько месяцев снимал здесь жилье, а она лишь приехала на пару дней погостить. Монику такие формальности явно не интересовали, все ее внимание было сосредоточено на Снейпе. Гермионе даже не нужно было напоминать себе, что Моника Уилкинс не та женщина, что Джейн Грейнджер. Джейн никогда не вела бы себя так... развязно, и точно не появилась бы на улице в таком виде. Ранним утром на Монике уже красовался кричащий макияж, который Гермиона, несмотря на более юный возраст, не осмелилась бы нанести, даже собираясь в ночной клуб. И декольте Моники не оставляло простора воображению. Она жеманничала, без конца теребила волосы и явно флиртовала со Снейпом. Даже когда Моника ушла на работу и Снейп наконец приступил к занятию, Гермиона никак не могла унять раздражение и злость на мать.

— Сосредоточьтесь или я буду вынужден прервать занятие! — гаркнул Снейп, после того как Гермиона на протяжении двух часов заставляла сирены в его голове вопить почти непрерывно.

В ответ она только сложила руки на груди и демонстративно поднялась со скамейки.

— Раз вы все равно не настроены работать, могу я поинтересоваться, почему вы настолько рассеяны сегодня? — немного смягчившись, задал вопрос Снейп. — Если это из-за щитов, я могу вас заверить...

Гермиона не дала ему договорить. Она со сдавленным рыком резко опустилась на скамейку и запустила пальцы в и без того растрепанные волосы.

— Как она может? — сердито буркнула она, обращаясь, скорее, сама к себе.

— Может что? Проявлять интерес к мужчине?

По металлическим ноткам в голосе было ясно, что Снейпа ее слова как-то оскорбили, но Гермиона, слишком поглощенная своим негодованием, этого не заметила.

— Я знаю, что личность Моники Уилкинс имеет мало общего с моей матерью, и все равно не могу поверить, что она так поступает с отцом. Это же... пошло, вешаться на другого мужчину в доме своего мужа.

Она вовремя остановилась, чтобы не сболтнуть, что более пошлым было бы только притащить любовника на супружеское ложе. На мгновение Гермиона представила Снейпа и свою мать в одной постели и тут же запихнула этот образ подальше в темный угол сознания, иначе голова взорвалась бы. Сегодня ей определенно будут сниться кошмары. А потом Гермиона вспомнила, что у родителей даже нет никакого супружеского ложа, они проводят ночи в разных комнатах, а отец и вовсе спит со своей ассистенткой. Может, это было не слишком справедливо, но почему-то на мать Гермиона все равно злилась сильнее, чем на отца.

— Это естественно для женщины — нуждаться во внимании, в подтверждении собственной привлекательности, в физической близости. Ей одиноко, и лучше если она будет искать избавление от одиночества в чужой постели, чем на дне бутылки, — попытался дать вразумительное объяснение Снейп.

— Значит, вы совсем не против затащить в постель замужнюю женщину? — выдала свою трактовку его словам Гермиона. — Может, мне пора называть вас папочкой?

— Даже не думай об этом, — почти шепотом предупредил Снейп, и если бы они находились в Хогвартсе, а не на краю света, то все вокруг уже притворялись бы предметами мебели, опасаясь привлекать к себе внимание разъяренного преподавателя. Но Гермиону было не остановить.

— Вам нравится, что она совершенно беззащитна перед вами? В этом все дело? — шипела она.

— Мерлина ради, Грейнджер, о чем ты говоришь? Я сильный маг, легилимент и один из лучших зельеваров мира! Любая женщина беззащитна передо мной.

— Значит, вот, что вы делаете? Пользуетесь сомнительными способностями, чтобы заманивать бедных женщин в свою постель?

— Не то чтобы кто-то из них жаловался. И с каких пор тебя волнует, кого и как я заманиваю в свою постель? — Теперь Снейп уже не злился, а едва сдерживал смех. Наблюдая, как уголки его губ слегка подрагивают в попытке скрыть улыбку, Гермиона осеклась и представила, как двусмысленно он мог интерпретировать ее заботу о матери.

— Что? Мне совершенно нет дела до того, с кем вы спите! Но даже не думайте о чем-то подобном с моей матерью, я вам не позволю!

— Для человека, которому нет дела, вы как-то слишком горячо проявляете свое безразличие, Гермиона, вам не кажется? — Снейп криво ухмыльнулся и склонил голову на бок, словно пытаясь разглядеть что-то в ее лице. Гермиона почувствовала, как щеки заливает краска.

— Ничего мне не кажется, невыносимый вы человек! — выпалила она и быстро зашагала в сторону пляжа.

— Я не сказал, что занятие окончено, и вы можете быть свободны! — С издевкой крикнул ей в след Снейп, но она только прибавила шаг.

* * *

Гермиона даже не успела дойти до воды, когда мечущиеся в голове глупые картинки рассеялись, и она осознала нелепость своей внезапной вспышки. Прокрутив весь разговор с самого начала, она не могла с уверенностью сказать, почему вообще накинулась на Снейпа. Она же злилась на мать, а не на него. Это Моника была замужем и при этом вела себя совершенно вульгарно. А Снейп в общении с ней был холоден и отстранен как обычно, то есть немногим теплее антарктического айсберга. Он ничуть не казался заинтересованным, наоборот постоянно подчеркивал дистанцию, а иногда и вовсе был груб. Но разве он не знает, что сдержанность и незаинтересованность только сильнее подстегивают женщин? Стоит мужчине сделать вид, что женщина ему совершенно безразлична, и она тут же решает, что ей непременно нужно его заполучить. Холодность и отстраненность трактуется как загадочность и нетривиальность и действует на женщин, как огонь на мотыльков. Именно так на Гермиону когда-то произвел впечатление Крам, да и Роном она заинтересовалась всерьез именно тогда, когда он изобразил безразличие к ней и интерес к Лаванде. Черт, да это работало почти всегда. Как Снейп со всеми его лекциями о тончайших механизмах сознания, может не понимать настолько элементарных вещей?

Гермиона сделала несколько глубоких успокаивающих вдохов и решила, что теперь ее недовольство Снейпом побило все рекорды нелепости. Пару минут назад она накричала на него за то, что он якобы проявлял интерес к ее матери, а теперь злилась, что он, напротив, никакого интереса не проявил, а остался безучастен. Она явно перегрелась на солнце или просто сошла с ума. Решив, что с первым вариантом бороться все же легче, Гермиона подошла к берегу. Она так спешила убежать от Снейпа, что забыла на скамейке волшебную палочку и теперь не могла трансфигурировать одежду в купальник. Недолго думая, Гермиона затянула волосы в пучок и вошла в воду, как была. Что это большая ошибка, она поняла, когда мокрое платье запуталось вокруг ног, а сильно потяжелевшие туфли стали тянуть ко дну. Вода в начале октября была еще довольно холодной, а ветер к вечеру поднял высокие волны, и вскоре Гермиона вовсю проклинала собственную горячность и импульсивность, изо всех сил борясь с течением, уносившим ее все дальше от берега. Очень быстро она выбилась из сил, пытаясь удержаться на плаву и отплевываясь от соленой воды, попадавшей в рот при каждой попытке вдохнуть хоть немного воздуха. Берег неумолимо отдалялся, и ее захлестнула паника, что она вот-вот утонет. Гермиона почувствовала, как что-то скользкое хватает ее за ноги. Она пронзительно завизжала и с головой ушла под воду. И кричала во все горло, пока не осознала, что хотя и находится под водой, в нос или раскрытый рот она не попадает.

— Может перестанете изображать баньши, вы сегодня уже достаточно поиздевались над моими ушами.

Знакомый голос заставил Гермиону замереть и несколько раз изумленно моргнуть. Прямо перед ней странной пародией на русалку парил Северус Снейп. Его длинные черные волосы словно водоросли колыхались вокруг лица, закрытого пузырем воздуха, а на ступнях, как хвост гигантской рыбы, красовались соединенные ласты. В отличии от Гермионы он не стал бросаться в воду в одежде, и Гермионе стоило немалого труда не пялиться на него слишком уж откровенно. Странно, но его чрезмерная бледность под водой казалась вполне естественной и органичной. Вообще, в то время как Гермиона неуклюже барахталась, пытаясь удержаться на одном месте, Снейп чувствовал себя под водой совершенно свободно. Он плавно описывал круги и его движения казались почти изящными, словно он никогда не ходил по плоской поверхности земли на двух ногах, а родился сразу со способностью грациозно рассекать синюю толщу океана, не теряя ориентации в трехмерном пространстве.

— Если вы пытались утопиться, то делали все неправильно, — съязвил Снейп, возвращая Гермиону к реальности. — В следующий раз представьте, что ваши легкие — это сосуд, и произнесите агуаменти.

— Вам обязательно постоянно меня критиковать? — не слишком убедительно возмутилась Гермиона. По правде говоря, она никогда еще не была так рада его появлению, и даже его сарказм не мог омрачить радость.

— Это мое хобби — критиковать чужую глупость.

Гермиона хотела ответить что-то колкое, но от холода у нее уже стучали зубы, и заставить себя говорить оказалось сложно.

— Гриффиндорцы, — сердито буркнул Снейп, притягивая ее к себе за талию, и в следующую секунду уже они вдвоем неслись сквозь толщу воды.

Гермиона не смогла бы определить направление движения, даже если бы очень захотела. Солнце уже почти зашло, и света под водой осталось совсем мало. Но Снейп явно знал, где должен находиться берег, и даже с Гермионой в руках умудрялся плыть довольно быстро. Похоже, с этими странными ластами ему не было необходимости грести руками. «Вот уж действительно ихтиандр», — мысленно позабавилась Гермиона. От тепла его тела она уже немного согрелась и теперь находила свое неудавшееся утопление очень комичным.

— Можете уже отпустить меня, — насмешливо произнес Снейп.

Только тогда Гермиона заметила, что они стоят возле самого берега, а ее руки и ноги крепко обхватывают тело Снейпа. Она и не заметила, как в него вцепилась, но ветер был холодным, а Снейп таким теплым, и отпускать его совсем не хотелось.

— С другой стороны, если ты не желаешь слезть с моей шеи, я могу найти приятное применение своему затруднительному положению.

В одно мгновение он ловко переместил руки с ее талии на бедра и, чуть приподняв, крепко прижал к себе. И Гермиона очень явно ощутила, что Снейп вовсе не замерз.

— Немедленно отпустите меня! — завизжала она, мгновенно расцепив руки на его шее, чтобы щедро плеснуть водой ему в лицо.

— Мои уши, Грейнджер! — застонал он. — Вы решили непременно достигнуть предела ультразвука сегодня?

— Поставьте меня на землю!

— Чтобы вы снова ринулись топиться или подхватили воспаление легких из чистого упрямства? Нет уж, у меня нет ни малейшего желания опять лезть за вами в воду или варить для вас зелья.

Гермиона еле сдерживалась, чтобы не вцепиться Снейпу в волосы. Почему он постоянно заставляет ее чувствовать себя неуклюжей глупой первоклашкой, взорвавшей котел? И самое обидное, что в большинстве случаев его придирки небезосновательны, поэтому пререкаться с ним кажется еще большим ребячеством. Пока Гермиона пыталась придумать достойный язвительный ответ, Снейп взмахнул палочкой и аппарировал прямо в ее спальню. Он мягко опустил Гермиону на постель, прошептал осушающее и согревающее заклинания, чмокнул в висок и только тогда отстранился от переставшего дрожать тела.

— Мокрые волосы вам идут больше, как и мокрая футболка, — глубокомысленно изрек он, и едва успел вытянуть руку вперед, чтобы поймать летящую в него подушку. — И вот что я получаю вместо благодарности за спасение тонущей женщины. А кто-то еще удивляется, почему рыцарство исчезло...

В закрытую за ним дверь с глухим стуком ударилась еще одна подушка, после чего послышалось громкое рассерженное рычание.