Новая-новая сказка (гет)

I’ve got my memories

Нет, я не могу вернуться, вернуться к былому.)

* * *

Земля-2, Лондон. Трафальгарская площадь. «D?rlig ulv stranden». 26 декабря 2017 года, 12:05.

— Но ведь он, кажется, потерпел неудачу?

— Вы в самом деле так считаете?

Это был Доктор. Не в прямом смысле — хотя Эми помнила, что Повелитель времени может регенерировать и в женщину, она всё-таки сознавала, что Роза Тайлер — отдельная, самостоятельная личность. Но слова, которые она говорила, вполне могли бы стать его словами, и за её плечами незримо вставали все его прожитые и забытые годы, все его потери и все его дороги.

Роза Тайлер рассказывала о флоте далеков, бомбе реальности и пушке, которая, как выяснилось в процессе, могла измерять временные линии. В какой-то момент Эми поймала себя на мысли о том, что о себе выложила куда больше, чем услышала в ответ, но это лишь заставило её быть внимательнее. Ещё она вдруг подумала, что не знает точно, из какой же Вселенной сама Роза. Эми сообразила, что не слышала из уст собеседницы ровным счётом ничего по этому поводу, хотя по неизвестной причине считала, что они пришли из одного мира.

— Постойте, — заметила Эми, кое-что недопонимая, — где сейчас эта пушка?

— Осталась в ТАРДИС. Но я помню конструкцию до малейшей детали, — проговорила Роза, отвечая мыслям Эми.

— Ясно. Конфисковал, — усмехнулась та; кто конфисковал, уточнять не было нужды. — Но если вы помните конструкцию, если остались хоть какие-то рабочие журналы, схемы — ведь остались же? — так почему бы не построить пушку снова? В чём препятствие? В том, что никто не пойдёт на столь большой риск и затраты, чтобы просто отправить домой двух человек?

Это было сказано самым будничным тоном из всех возможных, как если бы они обсуждали содержание утренней газеты, но Розу Тайлер, похоже, не обмануло. Она услышала всё, что должна была услышать, и уверенным спокойным жестом накрыла ладонь Эми своей.

— Именно риск, и не только риск, на который пришлось бы пойти вам двоим. На практике нам не удалось выявить побочных эффектов, кроме скопления пустотной энергии вокруг человека, который проходит через Пустоту. Знаете, что-то вроде фоновой радиации. Само по себе не вредит организму. О теории же говорить не приходится. С одной стороны, возможность провалиться в Пустоту вместо параллельного мира минимальна — если вообще есть. С другой — совершая переход, мы как бы проделываем отверстие в оболочке Вселенной. Любое такое отверстие может стать последним — что первое, что десятитысячное. Торчвуд не станет рисковать концом света ради того, чтобы вернуть вас обратно. Никогда. Но семь с половиной лет назад всё было настолько плохо, что мы не имели другого выбора. Измерения сгорали одно за другим, миры слоились и множились. Двадцать девять раз мы переписывали время, и шесть из них мне приходилось убеждать команду состоявшихся, талантливых, мнительных и страшно упёртых ученых, что у них всё получится и что делать надо именно так, а не иначе. Это не было легко — но, если бы не бомба реальности, это было бы небезопасно и даже невозможно. Пушка была нужна, чтобы её деактивировать, но без бомбы она бы не заработала. И другого пути, Эми, я не знаю. — Роза перевела дух и добавила: — Расскажите, как вы попали сюда, и мы попытаемся что-нибудь придумать.

Эми почувствовала, как внутри поднимает голову давно оставленная надежда. Она снова увидит Мелоди, маму с папой, Брайана… Она снова, быть может, увидит Доктора. Они с Рори вернутся домой — Эми сейчас так хотела верить в это, что отбросила всякую логику. Но один вопрос не давал ей покоя:

— Это подождёт. Если переход столь труден и опасен — каким образом Доктор вчера очутился на Трафальгарской площади?

* * *

Земля-2, Лондон. Особняк Тайлеров. 26 декабря 2017 года, 12:08.

Джеки с каким-то безнадёжным нетерпением посмотрела на градусник, словно цифры на нём зависели от её желания. Градусник мигнул, запищал и погас, и миссис Тайлер отложила его на тумбочку, где второй такой же не подавал признаков жизни уже давно. Рядом с Донни техника всегда функционировала не пойми как, но до чего же случай неподходящий! И пусть толку от работающего градусника было бы мало — на ощупь лоб внука казался Джеки горячим, как чашка с кипятком — ей хотелось хотя бы какой-то определённости.

Она поднялась, чтобы снова сменить воду, когда внизу послышался голос доктора Миллиган и голос Тони, что-то весьма тихо отвечавшего ей. Джеки поспешила навстречу.

— Доктор Миллиган, проходите! Здравствуйте! Мы вас уже заждались!

— Добрый день, миссис Тайлер, — кивнула врач и лучезарно улыбнулась Дону, который при её появлении открыл глаза: — Ну, и кто это тут у нас разболелся?

— Доктор Марта, да я хорошо… — мальчик не договорил и закашлялся.

— Так. Давай-ка договоримся: ты не будешь тратить силы понапрасну, идёт? — спросила доктор Миллиган, сделав серьёзное лицо; выражение её глаз при этом Джеки не понравилось. — Моргни, если да, Донаван.

Дон послушно моргнул и тихо пожаловался:

— Всё болит.

— Как после первой физкультуры в учебном году? — уточнила врач, доставая из сумки стетоскоп; ребенок снова моргнул.

Джеки беспокойно присела в кресло. Тони занял позицию за его спинкой, надеясь, что сможет оказаться чем-нибудь полезным.

— Лёгкие чистые, — через минуту сообщила доктор Миллиган, доставая медицинскую карту Донавана; Джеки выдохнула, чуть успокоившись, хотя совершенно ничего не поняла.

Врач потянулась к градусникам, и она сказала:

— Не работают, оба. Батарейки сели. В последний раз мерили — было тридцать девять и четыре.

— Опять с техникой балуемся? — пошутила доктор Миллиган, вынимая из чехла свой градусник, тоже электронный.

Хватило его ровно на один раз — зафиксировать температуру в тридцать девять и один. После чего прибор, как и два других, погас и больше не включался.

— Что-нибудь кроме аспирина давали? — спросила врач у миссис Тайлер; получив отрицательный ответ, уточнила: — Как давно?

— Чуть меньше часа, — Джеки пришлось взглянуть на будильник: она уже потеряла счёт времени.

— Хорошо, — доктор Миллиган закрыла карту, занеся в неё, видимо, все нужные показатели. — Тёплое питьё?

— Да. Компот, вторую кастрюлю сварила.

— Не хочу больше… — простонал Дон.

— Через «не хочу», — строго велела врач. — Тебе нужно много пить, чтобы поправиться.

Мальчик надулся, и доктор Миллиган ласково улыбнулась ему. Поднявшись, она вышла из комнаты вместе с Джеки. Увидев, как та напугана, врач подбодрила миссис Тайлер:

— Если может обижаться — это хорошо. Пусть выпьет ещё компота, и убавьте отопление в комнате. Вы позволите мне занять телефон в малой гостиной?

— Конечно, конечно, — покивала Джеки; её новообретённое спокойствие дало трещину. — Простите, но для чего?

— Мне нужно сделать звонок коллеге. Доктор Джордж Хартман — он наблюдал Донавана до года с половиной, — в тоне доктора Миллиган сквозило нетерпение.

— Да, да, — нахмурилась Джеки. — Я помню его. Но зачем же?..

— Вы должны понимать, что организм вашего внука уникален, и принимать какие-то решения в одиночку я не вправе, — выдержанно ответила врач.

Джеки сглотнула и, молча кивнув, ушла в кухню. А ей-то показалось, что с просьбой убавить отопление всё закончилось, и можно было вздохнуть спокойно. Но всё, кажется, только начиналось.

* * *

Земля-2, Лондон. Трафальгарская площадь. «D?rlig ulv stranden». 26 декабря 2017 года, 12:22.

— Вопрос, на самом деле, интересный, — призадумалась Роза. — Если посмотреть на дело с технической стороны, ТАРДИС не может попасть в эту параллель так уж запросто. Она питается энергией временного вихря своей вселенной и здесь гаснет, как свечка в вакууме. Мне уже приходилось наблюдать это — когда мы в первый раз попали сюда.

— Как вам это удалось? — спросила Эми.

— Случайно. Нас было трое — я, Доктор и Микки. Мой друг, остался по ту сторону, — пояснила она с ничего не выражающим лицом. — Микки передержал какой-то рычаг — полчаса вместо минуты в состоянии максимума. Понятия не имею, что это было, но нас просто выбросило сюда. Доктору пришлось подпитывать ТАРДИС собственной энергией, чтобы мы смогли улететь обратно. Второй раз — за счёт бомбы реальности. Фактически, ТАРДИС приземлилась на стыке двух Вселенных — ещё один беспрецедентный случай.

— Поправьте, если я ошибаюсь: для Доктора перемещение невозможно строго потому, что здесь, в этом мире нет питания для ТАРДИС?

— Не только. Ещё и потому, что очень много энергии требуется для создания бреши между параллелями. Как-то раз даже для того, чтобы отправить сюда свою проекцию, изображение, ему пришлось сжечь сверхновую звезду. И её хватило на пару минут разговора.

— Так что вряд ли он сжёг пару галактик?

— Оу. Боюсь, такой объём ему просто не охватить. Но если обобщить все оговорки Доктора минувшим вечером, то он не собирался сюда прилетать, и у него пропала ТАРДИС.

— Простите… оговорки?

— Я упустила одну важную деталь, — призналась Роза. — Он представился журналистом по имени Джон Смит, пожаловался, что у него угнали машину, и, кажется, не ожидал меня увидеть.

— И думал, что вы его не узнаете? — мрачно уточнила Эми, на миг закрыв лицо ладонью; получив утвердительный жест в ответ, сердито фыркнула: — Однажды он позволил нам два года думать, что умер. Но давайте вернёмся к технической стороне вопроса, — попросила она преувеличенно бодро.

Роза сделала вид, что этого не заметила.

— Давайте. Но, собственно, на двух с половиной случаях моё видение этой стороны и заканчивается. По поводу вчерашнего я не могу добавить ничего. Не замечала переписывания времени или глобальных катаклизмов. А работу Торчвуда в этом направлении мы перекрыли прочно и, думаю, надолго.

— Мы?

— Долго рассказывать, — чуть более холодно, чем хотела, ответила Роза. — Поверьте, в самом деле долго. И к нашему с вами нынешнему вопросу это совершенно точно не имеет никакого отношения.

— Простите.

— Ничего. Так вот, если и вы вчера не заметили странностей, а надписи на чужих языках читать уже не можете, то я вижу пока только один способ.

Эми резко выпрямилась на стуле.

— Какой?!

Роза опустила взгляд.

— Не думайте, что это легко. Да, это позволит нам не ломать существующую реальность — с моей точки зрения. Позволит не разрывать ткань между Вселенными. Но я понятия не имею, где можно достать манипулятор временной воронки. Если бы он у нас имелся, вас с Рори можно было бы переместить во вчера, на площадь — я помню примерно, во сколько Доктор ушёл. Вы отправились бы домой вместе с ним — ведь ни вы, ни я, ни кто-либо ещё не может пока утверждать, что этого не было. Но — всё упирается в манипулятор.

Эми сникла, но как-то заторможено.

— Мне не попадался.

— Мне тоже, — поджала губы Роза, чувствуя острое желание сменить тему. — И всё-таки, если вам нетрудно, расскажите, как вы попали из того мира в этот.

— Тут у нас снова прецедент, который вряд ли удастся повторить. Скажите, Роза, вы что-нибудь слышали о Плачущих Ангелах?

* * *

Земля-2, Лондон. Особняк Тайлеров. 26 декабря 2017 года, 12:18.

С самого детства Марта Джонс мечтала стать врачом. Уже будучи студенткой, она с большим трепетом относилась к клятве Гиппократа. Особо же выделяла девятый пункт, остальные считая само собой разумеющимися. Она выделяла — а Том смеялся. «Ты романтизируешь образ медика». Он был на два курса старше, но Марта всё равно не слушала. С годами романтику заменили будни, однако Марта — уже давно Миллиган — и вообразить не могла, что однажды обзаведётся пациентом, медицинскую карту которого будет запирать в сейфе, ключ унося домой. Ни слова об этом не говоря Тому.

Но уж о чём, о чём, а о клятве Гиппократа педиатр со слегка специфическим опытом думала сейчас в последнюю очередь. Вопреки своим же словам, за телефон она взялась не сразу. Вместо этого Марта принялась внимательно перелистывать свои записи. То, что температура, сухой кашель и мышечные боли означали у нормального ребёнка, у Донавана Тайлера могли знаменовать совершенно иное.

Генетические эксперименты старого Торчвуда, вполне реальные биологические родители и немалые усилия Питера Тайлера лично, приложенные для сокрытия результата. Вернее, самого существования результата. Вот чем был маленький мальчик, который лежал сейчас в кровати этажом выше.

Получив право на самостоятельную практику, Марта тихо порадовалась, что место досталось в приличном районе. Ни тебе вшей, ни родителей-алкоголиков. Совесть и человечность протестовали против таких размышлений, но с новым, исправным оборудованием и с людьми, которые будут добросовестно покупать своим детям лекарства, работать казалось куда как проще.

Вскоре, впрочем, Марта Миллиган поняла, что предпочла бы вшей и алкоголиков. А ещё лучше — тихий и скромный район, где живут люди со средним достатком. Пока старый доктор Форман ездил по вызовам, она принимала пациентов в кабинете. И пациенты были разные — как и их родители.

Изрядный процент составляли избалованные маленькие поганцы, которые непрестанно орали и хватали всё вокруг — при этом их мамаши орали ничуть не тише. Несколько детей с десятком пломб на молочных ещё зубах — и няни, продолжающие втихую совать им сладости. Ожирение, компьютерный психоз, многочисленные симулянты, пара мамаш-наркоманок… К концу первого месяца Марту удерживали на месте только деньги — из всей семьи работали лишь она, Лео и Том, и средства были нужны остро.

Второй месяц Марта протянула, стиснув зубы, а на третий уже как-то попривыкла. Тогда-то к ней и пришла Роза Тайлер с полуторагодовалым сыном. Мать оказалась совершенной противоположностью весёлому, оживлённому ребенку. Это была непонятная Марте женщина, серая и сломленная.

Ей к тому моменту казалось, что она уже достаточно насмотрелась на богатых дамочек, что сидят дома с детьми и ничего не делают — потому что другие и не приходили. Но миссис Розу Тайлер Марта не могла так сразу разобрать на элементарные детальки. Она не была простой, в чём Марта не разуверилась даже несколько месяцев спустя, когда их уже можно было назвать подругами. К тому моменту она знала достаточно много, чтобы проникнуться к этой женщине глубоким сочувствием.

Во время первого же визита Роза Тайлер ещё успела её удивить. Она заявила почти с порога, что её сын не такой, как другие — Марта тяжело вздохнула, потому что слышала это по нескольку раз на дню. Далее ей пришлось подписать обязательство о неразглашении, в котором значилось, что в случае нарушения условий ей попросту сотрут память. Роза Тайлер даже не улыбнулась нелепости этой бумаги. «Я знаю, что вы уважаете профессиональные обязательства — просто сочла нужным напомнить».

Откуда это знание, хотела бы Марта спросить — но так до сих пор и не спросила. Вскоре объяснилась и серость — Роза Тайлер упомянула, что недавно похоронила мужа. Ещё скорее стали понятны меры предосторожности — таких детей Марта Джонс за свой короткий стаж педиатра до того дня не видела.

Многие учёные в разные времена пытались победить и усовершенствовать человеческую природу. И теперь, сидя в малой гостиной дома Тайлеров и пытаясь в выкладках и наблюдениях за четыре года найти зацепку, доктор Марта Миллиган думала, что лучше уж так. Лучше, гораздо лучше больной маленький мальчик, чем то, что пытался сотворить с человеческой расой Джон Люмик.

* * *

Земля-2, Лондон. Трафальгарская площадь. «D?rlig ulv stranden». 26 декабря 2017 года, 12:26.

— Плачущие Ангелы — это хищники. Они нападают на живых существ — не только на людей — перемещают их в прошлое и питаются энергией, которая высвобождается при этом. Энергией времени, которое кто-то прожил не в своём веке.

— Исключительно в прошлое? Почему не в будущее? Как далеко?

— Перемещение в будущее не создаёт парадокса, объём энергии в разы меньше. Тот же принцип и с отрезком времени — по словам Доктора, нормальный диапазон варьируется от пяти десятков до двух сотен лет, для Ангелов он наиболее эффективен и безопасен.

Их нельзя назвать разумными существами в классическом понимании этого слова, но, тем не менее, Плачущие Ангелы очень опасны и очень хитры. Они перемещаются в мгновение ока — буквально. Пока смотришь на них, это просто каменные статуи, моргнёшь, отвернёшься — Ангел касается тебя и переносит в прошлое; если ты несъедобен — ломает шею.

— Квантовый замок. Я сталкивалась, — коротко кивнула Роза.

— С Ангелами? — не поняла Эми.

— С такой системой защиты. Объект существует только в двух дискретных состояниях, разделённых некоторым фактором. В данном случае чьим-то взглядом. Так что же у нас? Статуи — как они выглядят, на что похожи?

— Статуи как статуи, — пожала плечами Эми. — Почти всегда это именно что ангелы, закрывающие лицо руками. Смотрится так, будто фигура плачет — откуда и пошло название. Нам встречались и другие разновидности, хотя они куда более редки: младенцы-купидоны, горгульи, кариатиды. Даже статуя Свободы — но это уже отдельный случай.

— А фотографии у вас есть? — Роза была предельно собранна; кажется, она что-то напряжённо обдумывала.

— Нет — и не будет, — помрачнела Эми. — Любое изображение Ангела — это тоже Ангел. Мы так однажды попались с видеозаписью. Не беспокойтесь напрасно, Роза, здесь я их почти не нашла. Когда я, если можно так выразиться, приземлилась в две тысячи шестом, в Торчвуде об Ангелах и не слышали. В последующие три года мы сняли пару лишних полудохлых химер с крыши Нотр-Дама, уничтожили весьма активную статую Ганеши неподалеку от Орчхи, ещё двух тварей отловили в самом Нью-Йорке. И больше ни одного, даже самого малого, следа. Кое-какие упоминания нам удалось найти только здесь, в лондонском отделении — но оно и понятно. Есть ссылки на некоторые документы, письма, но они хранятся в Кардиффе — а туда мы попасть не успели. Когда мы добрались до их архива, отделение было давно запечатано. Моё мнение субъективно, но можно подумать, будто в этой Вселенной Ангелов практически нет. Или, во что поверить сложнее, их нет в определённых рамках пространства-времени. Почему — вот вопрос.

— Может быть, потому что здесь нет Доктора, — отстранённо проговорила Роза; очевидно было, что мыслями она далеко, и фраза эта, вероятнее всего, просто вырвалась.

— Ну да, — согласилась Эми, вспоминая прошлое. — На него всякая инопланетная нечисть слетается, как пчёлы на мёд.

Роза на это не сказала совсем ничего; кажется, она задумалась действительно крепко и надолго. Пока она барабанила пальцами по столу, тёрла лоб и, прищурившись, глядела в окно, Эми успела маленькими глоточками выпить стакан минеральной воды и налить новый. Роза Тайлер вернулась к реальности, когда Эми уже перестала этого ждать.

— Простите, что оставила вас на минутку, нужно было кое-что… достроить.

«Ничего, я привыкла. Было когда», — могла бы ответить Эми; но, во-первых, совершенно уже не хотелось спорить, а во-вторых — сильнейший интерес заслонял всё остальное, и его-то Эми и озвучила:

— Что именно, позвольте узнать?

— Ваша повесть о Плачущих Ангелах действительно очень меня обеспокоила.

— Как обеспокоила бы любого нормального человека.

— Любого нормального человека она напугала бы до желания оглядываться на каждую статую и ходить, покрывшись зеркальной краской. Но я о другом. Поправьте меня, если я ошибаюсь: вы не знаете наверняка, как именно оказались в недалёком прошлом этой Вселенной вместо далёкого прошлого той, куда, по идее, вас должны были переместить Ангелы?

— Тут и поправлять нечего, — махнула рукой Эми. — Хотя у меня были догадки, и после ваших сегодняшних рассказов их стало больше. Но это всего-навсего догадки, ничем достоверно не подтверждённые.

— А что Торчвуд?

— Что Торчвуд… Кто-то старательно почистил его на эту тему, — усмехнулась Эми с лёгким поклоном. — Я полностью разделяю ваше беспокойство о целостности Вселенной, как той, так и этой — но отсутствие информации никогда и никому не облегчало жизнь.

— Поспорила бы, но не время, — вернула поклон Роза. — Итак, вот как видится мне произошедшее. Ангел напал на вас, попытался перенести в прошлое. При этом допустим, что он не исчезает в одной точке и появляется в другой, а именно перемещается. Путь нельзя засечь и измерить доступными нам средствами, но это уже детали. Представим, что между начальной точкой пути и конечной был некоторый отрезок, внутри коего оказался разрыв в ткани реальности, и Ангела вместе с вами затянуло в эту брешь.

— Тут я должна кое-что добавить, пока вы не сделали новых выводов, — взгляд Эми ощутимо потяжелел. — Ангел проделал этот путь два раза.

— Два?

— Два. Сначала он переместил Рори — из Нью-Йорка шестого сентября две тысячи двенадцатого той реальности в семнадцатое марта две тысячи одиннадцатого местного Нью-Йорка. Потом вернулся — и я, моргнув, открыла глаза уже в две тысячи шестом, та же дата, тот же город.

— Чёрт. Это надо записывать, а не говорить вслух.

Эми вежливо подвинула к Розе ручку и лист бумаги. Та улыбнулась, но ручку взяла и торопливо нацарапала пять дат. Посмотрела на них. Добавила ещё две, соединила некоторые даты линиями. Начала писать какую-то формулу, незнакомую Эми, но тут же зачеркала её и, отбросив ручку, снова потёрла лоб.

— Надо считать. Долго. Во второй раз Ангел вернулся?

— Не знаю.

— Простите.

— Ничего. Вероятнее всего, вернулся — поскольку в Нью-Йорке его не видели. Доктор или Мелоди могли бы прояснить дело — но тут уж сами понимаете. Почему вам это интересно?

— Я хочу понять механизм. Почему Ангел, похоже, выбрал для двух перемещений одинаковые или сходные маршруты? Почему он вернулся туда, где было небезопасно — хотел продолжить охоту, набравшись сил?

— Доктор однажды предположил, что один и тот же Ангел использует один и тот же маршрут, — словно жуя лимон, произнесла Эми. — Кроме того, я не уверена, что они возвращаются намеренно — судя по многим случаям, их просто отбрасывает назад реверсом. Это, по крайней мере, совместимо с вашей теорией по поводу разрывов между реальностями. И выглядит правдоподобнее всего, что мне доводилось слышать за десять последних лет.

— Тогда вот что мы имеем. Ангел переносит Рори, посреди привычного маршрута попав в разлом, как машина на дороге. Потом возвращается, словно мяч на резинке, и переносит вас. Затраты на трансреальностную перевозку, скорее всего, съедают всю полученную энергию, поэтому вчерашний Доктор пережил это, цел и невредим. Мне не совсем понятно, почему вы оказываетесь в местном времени раньше, а ваш муж — позже, хотя отбыли наоборот, но это поддаётся математической обработке — были бы данные. Только это всё не объясняет ни как нам отправить обратно вас двоих, ни как Доктор с ТАРДИС загремел сюда же минувшим вечером — и я бы фунта не поставила на то, что он знал о вашем присутствии в этой Вселенной.

— Вы могли бы стать украшением Торчвуда, Роза. Что вы делаете в маленькой кофейне? — вдруг спросила Эми.

— Не надо. Я в школе-то на тройки едва натягивала. Просто не надо.

Эми, не став перечить, пожала плечами — мол, раз вам так угодно. Она вспоминала другое время, другое место и другого человека.

— Эми, милая, но зачем же разводиться? — вещала в который раз её адвокат Нэнси. — Вы можете поступить так же, как мы с Робертом. Когда мы узнали, что не можем иметь своих детей, то усыновили малыша. Почему бы и вам?..

— Не надо, Нэнси. Ты знаешь мою жизнь, мою работу — которую я, к слову, меняю чаще, чем ты — пальто. Ну какая, скажи на милость, из меня мать?

* * *

Земля-2, Лондон. Госпиталь «Альбион». 26 декабря 2017 года, 12:43.

Первая встреча, как полагают многие, являет собой модель и прообраз всех дальнейших отношений. Верно это или нет, но в отношении Рори Уильямса именно так и вышло. Впервые очутившись в медлаборатории «Альбиона», где много лет уже хозяйствовал доктор Хартман, Рори влюбился в неё сразу и навсегда, при каждом удобном случае возобновляя знакомство. Случаи такие были не слишком часты, и потому Рори, будучи оставлен доктором Хартманом один, не решил сразу, за что взяться прежде всего.

Если даже не касаться опытов самого профессора — а доктор Хартман успевал к тому же преподавать — в лаборатории была масса интересного и ещё большая масса отличного, просто великолепного оборудования. Конечно, Женева тоже могла похвастаться хорошей лабораторной базой. Но не настолько — при всей широте возможностей, город, приютивший их, был слишком полон земного, старого и проверенного.

Когда доктор Хартман отбыл в институт, и в руки Рори на несколько часов попало всё это царство, он собрался воспользоваться моментом на полную катушку. Он отложил их собственный с Эми проект — подождёт, хотя для пары опытов условия были готовы. Малую толику внимания уделил утренней амёбе, не став звать мисс Пемберли, ассистентку доктора Хартмана — и пообещав себе вернуться к снимкам представителя Naegleria Venusinus чуть позже. И даже сорокалетней давности курсовую работу ещё студента Королевской академии Джорджа Ирвина Хартмана, тема которой неожиданно звучала так: «Палеоихнология как метод исторического познания» изучать не стал.

Не так давно Рори удалось воспроизвести, наконец, верную схему установки, которая отправляла организм в состояние обратимого криосна. В мире теперь существовало всего две установки — в Женеве и в Лондоне — и обе из-за огромного энергопотребления были очень малого размера. Вследствие чего опыты проводились на лабораторных мышах — отнюдь не в качестве дани традициями науки. Рори однажды заикнулся было о Кардиффском рифте — но Трент его и слушать не стал. Хотя лучший источник энергии представить было трудно.

Результаты опытов, которые Рори проводил дома, в Женеве, несколько отличались от результатов Доктора Хартмана, и было важно понять, почему. Он извлёк распечатку параметров своей машины и сверил их с текущими настройками установки доктора Хартмана. Она сейчас пустовала, и Рори решил откалибровать прибор на Amoeba sphaeronuclei, благо, в запасе их имелся целый литр.

Но стоило ему взяться за пипетку — и в соседней комнате зазвонил телефон. Это, как и тихий голос мисс Пемберли, взявшей трубку, нисколько не отвлекало, не мешало и т.д., как он заверил девушку, заскочившую извиниться. Только пугало почему-то изрядно. Рори, хоть и никогда не хвастался своей интуицией, весьма ею гордился. Он отложил пробирку в раковину — даже не пытаясь прислушиваться к разговору в соседней комнате — выключил прибор и, присев в кресло, стал ждать.

Интуиция не обманула и на этот раз.