Им вершить (джен)

Все неудачи этого дня начались с того, что в его небольшую комнатку в подземельях башни хокаге, бывшую одновременно и кабинетом, и спальней, явилась одна из Узумаки. Проявив некоторую вежливость, надо признать — сделала это тихо, поклонилась, когда он обратил на неё своё сонное внимание, тихонько сказала-мяукнула, что глава клана Учиха — сам хокаге! — сказал ей явиться именно сюда.

Тобирама скользнул по ней взглядом. Чакры — много, чисто внешне — приятна, но растрёпанные сейчас волосы определённо придают ей сходство с кицунэ. Странно, что туго скрученные пучки не очень хорошо держатся. На тренировке была, что ли?

— Глава клана Учиха отправил меня сюда, сказав, что здесь я найду человека, занятого созданием барьеров, — она поклонилась, довольно-таки низко, — так ли это?

— Верно, — Тобирама даже не кивнул ей, только прищурился.

— Так. Давайте с самого начала. Что вы вообще хотите от печатей?

— Возможность значительно усилить защиту самых важных зданий, — чтобы мысль стала яснее, он схватил первые попавшиеся лист бумаги и кисть и принялся записывать. — К таковым относятся убежища, больница и лаборатория при ней, академия, в которой также есть убежище, и башня хокаге, где находится архив.

— Дальше? — аловолосая фурия наклонилась к нему. Тобирама нервно покосился не неё, поправил воротник и чуть отодвинулся.

— Само селение более слабыми барьерами разбивается на части. Их предназначение — не защита, которую придётся взламывать достаточно продолжительное время, а удержание противника в определённых границах, возможность выиграть время на то, чтобы успеть среагировать.

— Так.

— Барьеры вокруг всего селения, вокруг лаборатории и архива. Самые надёжные, обязательно — чтобы пропускали только определённых людей, и в их список можно было добавлять кого-то или убирать. М, — он помедлил, почесал подбородок кисточкой, поморщился из-за немного щекочущей петли на её конце, — уточню. В барьере вокруг селения надо сделать “ворота” — чтобы делать не допуск по чакре, а просто на время размыкать защиту. У меня есть кое-какие наброски, но решение неоптимально, на подобное хватит чакры разве что у биджу, а как сделать так, чтобы можно было использовать чакру нескольких людей, хотя бы похожую, и в меньших количествах, я пока ещё не знаю.

— Это всё? — уточнила Узумаки.

— Почти. Я планирую создать ещё полицию, для которой тоже нужна определённая защита, и не упомянул здание для пыток, допросов и содержания пленников. Там барьер должен не только не впускать людей без допуска, но и не выпускать.

— Проще будет сделать такой же барьер и вокруг селения, лаборатории и архива, — заметила девушка. — Не такой же, конечно, но созданный по схожим принципам. Смотри…

Она, чуть посомневавшись, взяла чистый лист и одним быстрым движением, не отрывая кисть от бумаги, изобразила сложный извилистый символ, мало похожий на уже знакомые Тобираме печати.

— Вот это — основа для “ключа”. Базовый элемент, определяющий особенности чакры, реагирующий на неё. Он как бы создает слепок. Вот эти символы, — она быстро нарисовала их вокруг “ключа”, не рискуя, впрочем, соединять, — служат для анализа чакры. Инь-ян, стихийные составляющие — я позже подпишу каждый.

— Немного чакры, чтобы повернуть ключ? А если слишком много? Собирать излишки, чтобы поддерживать печать в рабочем состоянии?

— Да, для этого есть много подходящих элементов, их надо будет подбирать под саму печать, достраивать, — она немного помолчала. — Рада встретить понимающего человека не из числа Узумаки.

Тобирама оставил последнюю фразу, звучащую почти ехидно, без внимания, пытаясь сосредоточиться на новых идеях. Спать, конечно, всё ещё хотелось, но это было то состояние, когда уснуть, несмотря на усталость, уже просто не получится. Однако сконцентрироваться — почти непосильная задача. Внимание уплывало.

— Мне сейчас стоило бы заняться иным, но ты объясняешь слишком важные и нужные вещи.

— Я могу прийти позже.

— Так действительно стоит сделать, — Тобирама с трудом подавил желание потереть лицо. — Я тогда соберу все свои черновики.

Узумаки преувеличенно вежливо распрощалась, резко развернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Сенджу тоскливо посмотрел на заваленный ровными стопками листов стол и скривился. Похоже, тут не только черновики собирать придётся, но и вообще наводить порядок. И донести до Мадары своё недовольство: послать постороннего человека в его логово — это ещё надо было ухитриться додуматься. Тобирама и самого главу клана Учиха видеть здесь не очень-то хотел.

Но сначала — просмотреть ещё не разобранные письма и отчёты.

К их селению присматривались, их пытались пробовать на зуб, их желали уничтожить — и были те, кто желал присоединиться. Тобирама не испытывал особого восторга, что это сейчас в основном были малые кланы, устойчивость способностей в которых оставляла желать лучшего, но ценил их. Были бы люди — а уж какое место найти им…

Сенджу прищурился, бегло просматривая очередное письмо. Знать бы только, как использовать дикарей-Инузука. Большим везением будет, если они не пометят все столбы, углы и деревья в селении. Благо, не прознали, что это именно он изрядно проредил их число. Или, если бы выяснили это, склонились бы перед вожаком? Тобирама аж головой потряс. После такой мысли его собственный воротник внушал всякие нелепые подозрения. Назойливо лезли образы совместного вытья на луну и вычёсывания жирных скачущих скачущих блох, которые почему-то сверкали на него злыми красными глазами с мангекью. Он поёжился, потёр лицо руками, с силой задевая шрамы, выдохнул. Выпил прохладной воды — кувшин с ней с некоторых пор всегда стоял у него на столе. Равно пригодная и для питья, и для упражнений на контроль, и для слабых техник, отпугивающих ненужных посетителей, она была полезна.

Можно было работать дальше.

Договор с некоторыми старыми союзниками пришлось заключать, по сути, заново. Ашина, глава Узумаки, с большим недоверием отнесся поначалу даже к самой идее общего с кланом Учиха селения, помня о многовековой вражде. Теперь же он считал верным решение отдать в жену свою младшую дочь. Более того — коварно предложил главам селения самим выбирать, чьей она станет. Надеется проверить, насколько прочен связывающий Сенджу и Учиха мирный договор? Для самого Тобирамы всё очевидно. Продолжать род, несмотря на все намеки старейшин, пока ещё достаточно ненавязчивые, чтобы их можно было игнорировать, он пока что не хотел. Это означало, что придётся уделять внимание женщине, достаточно регулярно, отвлекаться на неё, тратить время на всякие несущественные вещи.

Главное, чтобы Мадара не отказался от такой чести. Но он же Учиха — разве сможет отказаться породниться с Узумаки? На него ж наверняка старейшины наседают больше, он же не альбинос… А сам Тобирама крайне далёк по силе и обаянию от старшего брата.

С силой взъёрошив волосы — жест, подхваченный у Мадары, он продолжил читать, надеясь справиться с этим делом за какой-то час, а там дальше разгребать черноивики и освобождать стол. Разумеется, так просто всё пройти не могло. Уборку он едва начал, вырубился в процессе — и так и не смог потом вспомнить, как вообще так получилось, что он лежит на своей постели, хотя даже не успел её разложить. Как результат, остаток дня упал ворохом слипшихся листков. Мадару день не увидел даже на их любимом полигоне, где его спине были знакомы каждое дерево и каждый камень. Впрочем, и пробыл Сенджу там очень недолго, лишь бы наскоро размяться. С Узумаки, пришедшей под вечер, он засиделся до поздней ночи, поругавшись в процессе почти до сорванного голоса. Клоны за это же время успели доделать основные расчёты для того самого клинка — давно хотелось себе особенное оружие, как следует погонять особо недотёпистых будущих медиков и — что Тобирама обнаружил с особенным удивлением, когда просматривал воспоминания — не только справиться с некоторыми делами клана, но и заткнуть чрезмерно шипящих старейшин. Похоже, это всё дурное влияние этого Учихи: сам он себе подобное никогда не позволял.

Оставалось надеяться, что завтра будет лучше, и завтра, несмотря на ультимативное ограничение Мадары, он успеет сделать больше. Хотя стоило признать: воспоминания от всего лишь трёх клонов не причиняли значительной боли, и за лекарство приходилось хвататься куда реже.

* * *

Куда бы ни пошёл Мадара, эта Узумаки неизменно оказывалась рядом. Как минимум, неподалеку от здания. И обязательно — на одном с ним полигоне. Чрезмерно любопытная, она попыталась проследить и за тем, как он общался с детьми. Ей явно нечем было заняться — а значит, стоило найти ей какое-нибудь дело. Желательно, подальше от него, изматывающее, чтобы ни на что иное даже Узумаки не хватило сил!

Приняв такое решение и сходу выбрав нечто подходящее, он буквально прижал её к стенке. Уловленное во взгляде нетерпеливое предвкушение заставило только с досадой поморщиться.

— Мито, — Мадара посмотрел на неё с некоторой неприязнью. — Я предпочту, чтобы ты сейчас не хвостом передо мной крутила — я и так никуда не денусь. Иди к Тобираме и помоги ему, если действительно хочешь быть полезна.

Узумаки смиренно опустила голову, тихо согласилась выполнить сие распоряжение и ушла, на прощание продемонстрировав длинные волосы изумительного алого оттенка, сейчас собранные в свободный низкий хвост. Почти по лицу мазнули — и это заставило поморщиться.

Он понимал, что ведёт себя чрезмерно грубо с той, кто должна была стать его женой и матерью его детей, но уже не считал нужным сдерживаться. Подлянка от Сенджу, его больной взгляд, когда думал, что на него никто не смотрит, Мито, которая чуть ли ни на шею вешалась, дружное шипение старейшин — вот уж спелись, что Учиха, что Сенджу — все одинаковы!

А разбираться со всем этим, как всегда, ему. Но он же не Хаширама — быть тут самым понимающим!

* * *

Много позже, когда по-настоящему познакомился с той самой Узумаки, Тобирама пожалел, что сразу, не задумываясь, отказался, ещё не увидев её. Мягкий взгляд, хитрая улыбка, негромкий смех, роскошные алые волосы, наверняка — мягкие, льнущие к пальцам. Детали, разрозненные, не складывающиеся в цельный образ. Слишком много, слишком ярко — лисица-Мито. Очаровывающая, дурманящая — не выкинуть из мыслей. Видеть её часто будет невыносимо, а придётся, она обещала помочь с печатями для барьеров вокруг селения.

Тобирама с силой потёр лицо, уставился в путаную вязь расчётов для очередной техники и в очередной же раз напомнил себе: Мито — для Мадары. Она станет его невестой, это позволит сделать союз между их селениями ещё более прочным.

Он тихо вздохнул и сдвинул в сторону все бумаги. Опёрся на стол, полуприлёг, пытаясь расслабить спину и плечи, задумался. Стоит быть честным хотя бы с самим собой. Эту женщину хотелось бы видеть рядом.

— Сенджу.

Тобирама резко развернулся к нему, ошарашенный тем, что Мадара смог к нему — сенсору! — подойти так близко незамеченным, наткнулся на серьёзный взгляд. Между лопатками протянуло противным холодком. Так смотрят — перед атакой. Он хотя бы до полигона соизволит потерпеть?

— Я вижу, как ты на неё смотришь. Ещё не поздно исправить. Подумай.

“Исправить” в понимании Мадары наверняка означало всякие страшные вещи, знать о которых, а тем более, испытывать на собственной шкуре, не хотелось. А придётся. Уточнить, как минимум.

— Исправить? — переспросил Тобирама.

— Боги, Сенджу, ты иногда бываешь просто невыносимым идиотом. Меня бесит эта женщина, понимаешь? Просто бесит.

— Ты думаешь, глава Узумаки не будет против? Хокаге ведь ты, а не я.

Мадара фыркнул.

— Можешь не сомневаться, я смогу с ним договориться.

— А сама Узумаки? Вроде бы, она ожидает, что её мужем станешь ты.

Учиха на эти слова только вздохнул.

— Ну, если ты не хочешь — настаивать не буду.

Тобирама застыл.

— В том-то и дело, что хотел бы, но…

— Никаких “но”, — несмотря на разницу в росте, Мадара всегда ухитрялся смотреть сверху вниз. — Хочешь или не хочешь?

Сенджу опустил голову, признался тихо:

— Хочу.

— Ну и в чём проблема? — Мадара ухмыльнулся, довольный, и скрестил руки на груди. — С главой Узумаки договорюсь, мне намекали уже, как именно, старейшин — что твоих, что моих, обломаю, а с этой женщиной разбирайся сам.

Из сказанного Тобирама ухватил главное, что заставило напрячься.

— Кто намекал? — очень спокойно спросил он.

Учиха отмахнулся.

— Неважно уже, — нехотя ответил он. — Всё, мне пора.

Он умчался из кабинета так, будто его ждал Хаширама на поле боя. Отделался от разговора, сбежал от отчётов, сделал вид, что не замечает стопку листов на своём столе.

Но это же Мадара. Сенджу вздохнул. В этой мысли было всё: и решительность Учихи, и его нелюбовь ко всяким бюрократическим заморочкам, и понимание, что он всё равно придёт к бумагам и всё сделает — в своё время.