Им вершить (джен)

Учиха сделал последний круг по комнате и ненадолго остановился у окна, выжидая, пока на темнеющем небе не перестанут прыгать словно бы выжженные линии. В самом деле, с таким обилием бумаг следует что-то делать. Он прекрасно справлялся как глава клана, но как хокаге… Это начинает надоедать. Хочется же ведь и тренировкам побольше внимания уделить, и мелких поднатаскать, и ещё много что полезного сделать. Впору позавидовать Тобираме с его клонами — но ведь сам же обещал не копировать эту технику, да и последствия от неё не радуют.

Мадара взъерошил волосы и, почувствовав себя несколько более живым, вздохнул и снова уселся за бумаги. Боги, да он даже их уже в свою личную комнату приволок, чтобы разобраться и сразу спать лечь. И ведь зарекался уже, что так делать не будет. Дела селения отдельно, логово отдельно. И вот… Впереди ещё несколько часов усердного труда. Если повезёт — уложится в два. Главное — сосредоточиться и всё-таки уделять внимание всей этой мути. А утром, когда выспится, он обязательно поймёт, как себе эту задачу облегчить и кого к делу припрячь. Не должен сильнейший шиноби Конохи закапывать в бумаги свой талант! Снова мелькнула насмешливая мысль поохотиться на лиса: интересно, сможет ли сусано выдержать биджудаму? Решить бы, что потом с Девятихвостым делать, а так — хоть сейчас лови. Вместо этих бумаг — всё ж легче будет.

Мадара тихо рыкнул, заставляя себя сосредоточиться и хотя бы немного проснуться, и потянулся за очередным листом.

Через пару часов, когда он проверил уже последнюю стопку отчетов, он широко зевнул и полуприлёг прямо на твёрдый стол. Надо подняться и лечь в постель, но это позже. Еще чуть посидит так — и пойдёт. Совсем немного…

— Мадара, — Тобирама тряс его за плечо. — Мадара!

Учиха дёрнулся, вывернулся — и сразу же спрятал кунай, выскользнувший из рукава. Сенджу благоразумно сделал вид, что ничего не заметил, даже то, как хмыкнул Мадара. Надо же, осмелел совсем, мало того, что в логово зашёл, так ещё и руки тянет. Будто перед ним его брат — и точно не зашибет спросонок.

— М? — Сенджу расплывался перед глазами, и Мадара потер лицо, пытаясь до конца проснуться. — Что случилось?

Небось опять кто-то из обоих кланов что-то не поделили, и он нужен, чтобы объяснить всем степень их вины. Из-за чего ж ещё такая необходимость будить посреди ночи?

— Я закончил новую технику. Она работает. Должен показать. Немедленно, — Тобирама потянул за плечо. — Идём.

Мадара зло прищурился. Замечательно, конечно, что разбудил, он так бы и до утра мог проспать не в самой удобной позе, но к чему такая срочность? Да и видеть этого человека в своём логове чаще необходимого не больно-то и хочется.

— Утром.

— Сейчас, — голос, выражение лица — всё то же давно привычное спокойствие, но показалось, что умоляющие нотки всё-таки прозвучали. — Ты до-олжен её увидеть.

— Веди, — вздохнул Учиха. Ему слишком хотелось спать, чтобы было желание спорить.

Большая часть пути осталась незамеченной. Мадара пытался задремать на ходу и не поприветствовать дружелюбные стенки — ну или хотя бы не смотреть на них с таким желанием обнять. Сенджу вёл его в подземелье, в свою лабораторию, куда, на минутку, не рисковал соваться и сам хокаге. Шёл по коридорам, уверенно, будто всегда жил здесь. То-то же такой бледный. Мадара прожигал взглядом его спину. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше, после мутных снов возникало подозрение, что для этой новой техники потребуется его убить. Немного успокаивало то обстоятельство, что Тобирама шёл первым.

Оба молчали.

— Здесь, — Сенджу пропустил его вперёд и запер дверь. — Стой здесь и не вмешивайся.

Он смерил его внимательным взглядом, чуть поморщился, добавил:

— И не пытайся её скопировать. Она должна сработать, но я не думаю, что она закончена.

Мадара пожал плечами и незаметно перехватил поудобнее выскользнувший из рукава кунай. С некоторым интересом огляделся: пустая просторная комната с голыми стенами из грубого камня обстановкой не радовала. Два факела, воткнутые в щели между ними, света от них хватало, чтобы ясно видеть дверь, но дальняя стена была сокрыта в тенях. На полу бесформенной кучей валяется связанный пленник. Судя по татуировкам на щеках и характерному запаху псины — дикарь из Инузука, ещё живой, но вялый. Будто закутанная в паутину муха. И Сенджу вполне смахивает на паука.

А Сенджу не обращал никакого внимания, действовал чётко и уверенно, складывая печати. Хлопок — и по дощатому полу зазмеились тонкие чёрные линии, поползли от ладони, образуя контуры странного рисунка-печати, сомкнулись вокруг тела. Дикарь замычал, задёргался в верёвках, пытаясь вырваться.

— Техника воскрешения, — произнёс Тобирама.

Вспышка.

Мадара невольно шагнул ближе к двери, видя, как пленника облепили маленькие серые обрывки то ли ткани, то ли бумаги. Это причиняло дикарю такую боль, что и кляп не мог заглушить вой. Линии исчезали, стягивались к телу, оно будто текло и изменялось. Потемнела кожа, потекли, переплавляясь, черты лица, по плечам рассыпались длинные тёмные волосы. Взгляд — мутный, тёмный. Тень узнавания в странных чёрных глазах. Неправильных.

— Хаширама?.. — Учиха шагнул ближе, всматриваясь в лицо друга и противника. — Ты?..

Тот молчал. Младший Сенджу хрипло выдохнул, пошатнулся — Мадара метнулся к нему, подхватил свободной рукой.

— В порядке?

— Да. Надо оптимизировать, — он тряхнул головой, шагнул в сторону. — Требует жизнь в уплату, но и с ней забирает слишком много чакры.

Учиха вздрогнул: пытаться как-то объяснять смерть этого экспериментатора не хотелось. Тобирама, немного подумав, уточнил:

— Эм… Нет. Я умирать не собираюсь.

— Придумаешь потом технику, чтобы с тобой можно было поделиться чакрой.

— Х-хорошо, — он даже не стал спорить, даже не вскинулся!

Мадара фыркнул, не отпуская, и заинтересованно глянул на старшего. Хаширама не сходил с места. Он долго смотрел на свои руки, поворачивал ладони, шевелил пальцами. Перевёл взгляд на них. Спокойный, ни тени улыбки. Лицо как пеплом припорошенное.

— Тобирама… Мадара…

Младший шагнул к брату, неуверенно протянул руки, обнял. Мадара отвернулся, прижал ладонь к груди. Он думал, что давно уже смирился с тем, что Изуна больше никогда не будет рядом. Так почему же сейчас так больно? Почему мысль о том, чтобы умолять этого Сенджу снова использовать свою технику, не кажется действительно отталкивающей?

— Что случилось? Почему я так странно себя ощущаю? Я ведь… умер, да?

Мадара кивнул.

— Ты помнишь, как именно ты умер?

— Наверное, да, — Хаширама смотрел в сторону факелов, но словно сквозь стену. Младший прижался к нему, будто маленький ребёнок. — Точно. Я встал между вами, потому что не видел иного способа вас остановить и не хотел терять ни друга, ни брата.

Он прикрыл глаза, улыбаясь, взъерошил волосы Тобираме.

— Я тогда, кажется, не успел сказать, чтобы ты не смел винить себя.

— Жаль, что даже я не понял, что ты хотел сказать.

Оба замолчали. Мадара старался не думать о том, что точно так же можно было воскресить Изуну. Достаточно просто попросить, наверняка его слова будут услышаны… Надо всё-таки пересилить себя.

— Не стоило это делать, — голос Хаширамы, но не его слова, не его интонации. — Здесь тягостно. Я рад вас видеть, рад, что вы вместе, но не чувствую радости.

— Техника ещё не совершенна, может, поэтому?

— Кого ты ещё убьёшь ради неё?

Тобирама дёрнул плечом.

— Зато я нашёл способ вытащить тебя.

Мадара вздохнул. Он, конечно, был рад видеть старого друга, но происходящее начинало раздражать.

— Может, поговорим в другом месте? — миролюбиво предложил он, отвлекая обоих Сенджу от раздраженного шипения друг на друга. Во всяком случае, именно так это и смотрелось.

— Что произошло, пока я… — Хаширама замялся, подбирая слова, — пока меня не было?

— Мы исполнили ту мечту, — чуть улыбнулся Учиха. — Хочешь увидеть наше селение?

Наше… Это слово так легко слетело — а он и не замечал, что только так и думал о Конохе. Выходит, общее дело действительно сближает. Не на это ли рассчитывал Хаширама?

— А если меня кто-нибудь узнает?

— Хенге? — улыбка стала шире. — К тому же все спят, а кто не спит — его проблемы

Старший Сенджу расхохотался.

* * *

В селении действительно было тихо. Хаширама, накинувший на себя облик той девицы, Токи, вертел головой и улыбался — почти настоящей, той улыбкой. Он медленно шёл по улицам — и легко пробежался до самого верха скалы, замер на краю. Раскинул руки — и отступил, отвернулся.

— Как вы назвали деревню?

— Коноха, — отозвался Мадара. Он всё ещё держался поодаль, стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в сторону. Ночная прохлада помогала отгонять сон, но всё равно хотелось прилечь хотя бы вон на том большом камне.

— Ты и возглавил?

Кивок. Хаширама улыбнулся.

— Я думал, ты, — он слегка ткнул брата, — будешь против.

— Он сам предложил мне стать хокаге.

— Вы часто тут бываете? — взгляд стал внимательным и острым, откровенно оценивающим.

— В лунные ночи. Знаешь, сидеть здесь, встречать рассвет… успокаивает.

— Вот как…

Хаширама прошёлся по площадке, оценивая её размеры, задумчиво хмыкнул — и сложил несколько печатей, быстрее, чем Мадара успел ему помешать. Потребовалось целое мгновение, чтобы понять, что эта техника не была боевой. Второе — чтобы с опаской шагнуть ближе, следом за Тобирамой, уступая место. Из камня, скручиваясь, полезли извивающиеся толстые узловатые корни, потянулись вверх, разветвляясь и сплетаясь, вызывающе зеленея и образуя беседку. Когда всё замерло, Мадара с опаской провёл рукой в перчатке по гладкому дереву, выступами обрамляющему окно, и оглянулся на Сенджу.

Тобирама смотрел только на брата, и выглядел … иначе. Не было привычного холода, собранности-сдержанности — он снова казался уязвимым. Это было неправильно.

— Не используй больше эту технику, Торью, — Хаширама резко замолчал, задумался, глухо продолжил, — без крайней необходимости. Если потребуется, я буду защищать Коноху.

Тобирама застыл, почти не дыша, и Мадара отвёл от него взгляд. Если бы Хаширама не был мёртв — его стоило бы убить сейчас ещё раз. Или хотя бы разнести пару полигонов.

— Уже хочешь покинуть, — заминка, младший Сенджу с трудом мог найти слова, — нас снова? Так быстро?

Хаширама дёрнул плечом.

— Это не жизнь. Чакра послушна, я думаю и говорю так же, как и раньше, но не чувствую. Не могу. Тягостно. Отпустите меня, — он слабо улыбнулся. — И призовите снова, если вам действительно нужна будет моя помощь.

Тобирама опустил голову, медленно сложил печати. Хаширама положил руку ему на плечо, обернулся к Мадаре.

— Ты стал ему лучшим старшим братом, чем я.

Младший Сенджу вскинулся, хотел возмутиться — смолчал. Мадара шагнул вперёд, обнял обоих, не обращая внимания, как проминается под ладонью чужое плечо, рассыпаясь пеплом. Убрал руку, позволяя рухнуть телу — пустая оболочка, в которой больше нет ничего важного. Тобирама напрягся, вывернулся из рук — Мадара не удерживал его.

Сквозь листья и цветы, на длинных плетях свешивающихся с крыши беседки, было видно медленно поднимающееся над горизонтом солнце.