Им вершить (джен)

Очередной день позади. Тобирама закрыл за собой дверь, по привычке — не запирая, раскатал футон, рухнул. Показалось — тело растеклось на жесткой ровной поверхности, расслабилось. Короткие минуты отдыха, и он снова зашевелился. Рядом на пол лёг меч, так, чтобы легко было схватить, едва очнувшись, в ладони оказался кунай с печатью — сунуть под подушку.

Тобирама сжал его твердую рукоять. Мягко поблескивающий, он казался сейчас единственным реальным предметом в зыбком сумраке комнаты. Доказательство существования, весомое и острое. Убедительное.

Он прикрыл глаза, вслушался. В комнате было тихо, в комнате слышно было только его прерывистое дыхание и биение сердца. Ещё немного внимания — и тишина зазвенела, наполнилась глухим гулким шумом, от которого уплывали мысли.

Как же он устал от всего этого. Взятая ноша казалась непосильной, с чем легко справился бы старший брат с его вечной мягкой понимающей улыбкой — то от него самого требовало нелёгкого труда. Хорошо, что Мадара согласился стать хокаге. Быть тенью за его плечом лучше. И, ками-сама, он — лучшая тень.

Резкая вспышка головной боли. Тобирама зажмурился, выронил кунай, сжал виски, скорчился. Прикусил губу, стараясь дышать размеренно, на счёт. День работы в больнице — и сколько же ещё раз ему, далекому от искусства ирьёнина, придётся ещё объяснять очевидные вещи? Снова боль — ударило по глазам. Расчёты к запретной технике. Последняя вспышка — обрушились воспоминания о просмотренных отчётах, о разговорах со старейшинами, о…

Когда хотя бы чуть отпустило, он облизал прокушенную губу и хрипло выдохнул. Горло немного саднило — кричал или скулил, наверное. Хорошо, что Мадаре до него нет дела, брат бы уже пришёл выяснять, что случилось.

Нет, хокаге-сама наверняка опять на своей скале, он точно не мог слышать. И это хорошо. Тобирама нашарил обезболивающее, проглотил горькую колючую пилюлю — осталась пара, надо будет сделать ещё. Может, удастся сделать что-то со вкусом, чтобы не было этого ощущения встающих дыбом волос по всему телу… Неважно.

Важно, что сейчас стало легче. Головная боль не ушла, но стала глуше, сдавила виски обручем, заставила замереть. Она, ставшая верной спутницей, теперь не мешает. Можно подумать и осмыслить, что уже удалось сделать, можно снова позволить себе помечтать о смерти. Подобрать кунай, едва коснуться самым кончиком горла, чтобы оно холодило, но не рассекало кожу. Дрогнет рука — скроет воротом, будет саднить — будет помнить. И близость возможной смерти, и холодную пустоту в мыслях, и желание обрести покой. Но сейчас не время для всего этого.

Он сейчас слишком нужен своему клану, чтобы позволить себе так уйти. Разве кто иной сможет договориться с Мадарой, сможет, пользуясь его памятью о брате, сдержать этого демона? Ему нельзя умирать. Он должен позаботиться о своих людях, должен закончить с академией и больницей, правилами и наставлениями, должен создать ту технику, о которой всё ещё боится думать иначе, чем как о сложной задаче.

И всё-таки… Лучше бы погиб он, а не старший брат.

Тобирама подобрал кунай, привычно положил его рядом, под левую руку, и закрыл глаза, уже привычно прикидывая, чем он займётся, когда встанет с рассветом солнца. Надо всё-таки больше внимания уделить той технике.

* * *

Когда только обговаривали, как будет выглядеть деревня, Мадара уверенно указал на самый центр деревни, отмечая, где будет дом правителя. Сейчас, когда он возглавил деревню, это решение уже не казалось ему действительно хорошим. Торчит тут между Учиха и Сенджу — и каждому до него есть дело.

Всё же его личная комната здесь, в башне хокаге, была уютна. Всё по его вкусу: низкий столик, под которым удобно греть ноги, лампа, свалка у стен — от оружия, заботливо поставленного, до кучи скомканных листов, большой лист с вязью иероглифов в нише — брат упражнялся в каллиграфии, сделал такой подарок. Отдал — и потерял всякий интерес к этому делу. Мадара заметил, что улыбается, — как и всякий раз, когда вспоминал о младшем брате. Сначала — через силу, слишком больно было думать, что не смог уберечь, сейчас — уже не замечая. Боль не ушла, она стала глуше — и он смирился с тем, что никогда больше брат не встанет рядом, смирился, что его место за плечом занял Сенджу.

Очередной черновик полетел в угол. Мадара разлёгся прямо на полу и уставился в потолок, скривился, заметив, что и по нему словно ползёт вереница слов, зажмурился. Всё-таки стоит чуть передохнуть. Подумать, сложить в целое то, что хотелось бы видеть — и только тогда записать. А с деталями и мелочами Тобирама пока что справлялся быстрее и лучше.

Головоломка, вопреки желаниям, не складывалась, хорошие мысли пребывали в стороне. Мадара уселся, взлохматил волосы, повёл плечами — и прямо через окно выпрыгнул на улицу, по крышам пробежался до ближайшего парка. Лежать в траве было бы куда лучше, чем на полу в комнате, но любимое место кто-то занял. Дети.

Как он и ожидал, заметили его не сразу. Расшумелись, увлечённые вознёй. Заинтересованный тем, что они делали, Мадара подошёл ближе, чуть улыбнулся прислушавшись: малышне удалось где-то раздобыть несколько сюрикенов, и сейчас — подумать только! — Сенджу и Учиха пытались вместе разобраться, как их надо кидать, чтобы поразить мишень. Мальчишка, стоящий сейчас спиной, чем-то напомнил Хашираму. Наверное, такой же дурацкой одеждой — и над ним смеются, уверенные, что и он обязательно промажет. Неприятно.

Мадара тихо вышел из-за дерева. Дети сразу притихли — он же коснулся плеча мальчишки, чуть сдвинул его пальцы, заставил сильнее отвести руку назад и совсем немного её повернуть.

— А теперь кидай!

Не попал, конечно — но сюрикен чиркнул по коре выбранного мишенью дерева, и этого хватило, чтобы сдаться, едва заметив требовательные взгляды, и начать объяснять, показывать и учить.

С детьми Мадара провозился до самого заката — и это было лучшее, чем он вообще мог заняться. Его опасались, но не боялись, не дёргались, когда он касался, слушали — и тяжесть проблем развеялась. В свой дом он возвращался с улыбкой.

* * *

Время! Мадара-сама не любит, когда опаздывают!

Аки бежала так, будто за ней гнались разом все девять биджуу. Она пронеслась по улицам, едва успевая уворачиваться от прохожих, с ловкостью белки взлетела вверх по ступенькам — и замерла, упираясь ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Успела. Дверь закрыта. Девочка уже протянула руку, чтобы постучаться, когда услышала кое-что интересное, заставившее её передумать и прижаться ухом. Хоть бы ещё по коридору никто не вздумал пройтись...

— Нам следует согласиться. Они лучшие в тайдзюцу, — Тобирама-сама снова принялся читать лекцию, и девочка едва не хихикнула, выдавая себя, — это довольно большой клан, и они будут полезны с их бьякуганом.

— Нет, — наставник был недоволен. Аки почти видела, как он хмурится. — Это решение повлечёт за собой только проблемы.

— Только потому, что Хьюга были враждебным кланом? — почти шипение. Глава родного клана сердится.

Долгое молчание, девочка уже думала отойти — и глухой шум. Должно быть, кто-то из них обрушил стопку листов на стол. Интересно, сколько отчётов каждый день просматривает хокаге? Больше, чем глава клана? Вряд ли меньше.

— Если даже наши кланы заключили мир, если мы с самого начала рассчитывали, что к нам будут присоединяться, почему мы должны отказываться? Им выгодно присоединиться, глава Хьюг не может не понимать, что мы не остановимся, что ты постепенно соберешь под своей рукой все кланы страны Огня…

— Ты когда-нибудь вообще имел с ними дело? — наставник тоже не был спокоен. Аки уже знала, какой он всплыльчивый — и хорошо, что он ещё никогда не злился на неё. — Мы ценим традиции — но тот, кто достаточно силен, вправе сам решать, как поступать. Для Хьюга их правила превыше всего.

— Тем лучше, — короткая пауза. — Это значит, что они и к нашим правилам легко привыкнут.

— Или попытаются изменить их под себя.

Пренебрежительное фырканье. Шаги к двери — девочка еле успела метнуться в сторону и сделать вид, что она так и стояла у окна и терпеливо ждала.

— Аки-чан, запомни, — Тобирама-сама распахнул дверь, — если ты хочешь подслушивать, следует помнить, что к хорошему сенсору ты незаметно не подберёшься.

Девочка опустила голову, краснея пятнами. Наставник усмехнулся.

— Пойдёшь с нами, — он прикрыл дверь, и в коридоре сразу стало сумрачно и холодно, — на полигон.

— С нами? — переспросил Тобирама-сама. Поджал губы, скрестил руки на груди, шагнул к стене поближе. — Я собирался после этого разговора заняться некоторыми исследованиями.

Аки быстро глянула на обоих и отошла к окну, притворяясь, что совсем не слушает их разговор. Наставник сделал вид, что не заметил такой маневр, и девочка чуть улыбнулась: можно.

— Я хотел проверить, насколько ты хорош в тай, и потренироваться, а потом, может, попросить тебя научить Аки какой-нибудь водяной технике попроще.

Девочка сжала кулаки: Мадара-сама заботится о ней, и глава клана вряд ли откажет самому хокаге! А он знает очень крутые техники! От такой радости хотелось аж на месте прыгать, но Аки чудом сдерживалась: наставник такое поведение не одобрит.

— У нее вода? — поинтересовался Тобирама-сама. Так, будто это было ему совсем безразлично, будто он спрашивал ровно для того, чтобы поддержать разговор — и это пригасило восторг.

— Да, только одна стихия, — Мадара-сама улыбался. — Идём?

Приглушённое фырканье. Тихий хлопок. Аки резко повернула голову и застыла, глядя на медленно тающее облачко белёсой дымки. Наставник хмурился. Девочке показалось даже, что его глаза были алыми, и она привстала на цыпочки, заглядывая в лицо.

— Так не стоит делать, Аки, — голос звучал непривычно строго, и она сникла. — Чтобы поймать в иллюзию, обладателю шарингана достаточно поймать взгляд. Осторожнее смотри в глаза кому-то из клана Учиха.

— Ясно, — она вздохнула и опустила голову, уставилась в пол.

— Позже покажу. А сейчас — на полигон, — он улыбнулся. — Попробуй обогнать!