После победы: Год первый. Хогвартс (джен)

В палате царил приглушённый полумрак, отчего Гарри сразу ощутил некую толику мрачной торжественности, как будто и правда входил в палату к умирающему. Сайпрес лежал совершенно неподвижно, вытянув руки поверх одеяла. Гарри несколько секунд вглядывался ему в лицо. Кожа казалась очень тонкой и была совершенно белого цвета, хотя, возможно, такая видимость создавалась из-за плохого освещения. Но нет, торчащие косточки на исхудавших запястьях говорили скорее за версию о крайней степени истощения.

Гарри осторожно присел на краешек стоявшего сбоку от кровати кресла и опёрся локтями о колени, по-прежнему не отрываясь глядя на Сайпреса. Сейчас, когда он лежал так тихо, что с трудом можно было уловить дыхание, его молодость была как никогда заметна. Сколько ему? Двадцать два? Двадцать три? Ещё меньше? Длинные тёмные волосы были аккуратно расчёсаны и откинуты назад чьей-то заботливой рукой. Гарри представил, как какая-нибудь пожилая целительница, утирая слёзы, каждое утро приходит, чтобы причесать Сайпреса и просто погладить его по голове. Интересно, к нему вообще кто-нибудь заходил, кроме МакГонагалл?

Что-то неуловимо изменилось в лице Сайпреса, Гарри отметил это сразу же, как вошёл. И только сейчас, приглядевшись повнимательнее, он наконец-то понял, что именно: черты лица профессора были отмечены печатью какого-то неземного покоя. Да, он практически всегда держал себя в руках, но даже в минуты самого уверенного спокойствия его выдавали глаза. В них всегда было что-то застывшее, неживое, страшное, а сейчас, когда глаза были закрыты, Сайпрес выглядел расслабленным и по-настоящему счастливым. Не зря целитель сказал, что ему нравится ничего не чувствовать.

— Здравствуйте, профессор Сайпрес, — почему-то шёпотом сказал Гарри, чувствуя себя донельзя глупо. Нет никаких гарантий, что Сайпрес его слышит. С другой стороны, такая вероятность всё-таки существует, а значит стоит попытаться.

— Это Гарри, — Гарри заставил себя говорить громче и бодрее, — Гарри Поттер. Я пришёл, чтобы…

Гарри заколебался. Чтобы что? Сказать спасибо? Поблагодарить за то, что вы отдали свою жизнь за меня?

— Чтобы… сказать… — Гарри сглотнул и откинулся на спинку кресла, раздражённо покачав головой.

Как это глупо! Человек лежит здесь из-за своего желания помочь ему, а он сидит и слова из себя выдавить не может, чурбан бесчувственный!

— Вы не должны были делать этого, профессор, — слова вырвались прежде, чем Гарри успел удержать их. — Вы не должны были рисковать собой. Это я, а не вы, должен сейчас лежать здесь.

Было странно разговаривать с человеком, который не мог ответить, даже если бы очень захотел. Но, в какой-то степени, гораздо проще. Можно сказать всё, что угодно, как будто в комнате никого нет. Мысль о том, что Сайпрес может всё слышать, быстро отошла на второй план.

— Я вам, конечно, очень благодарен, — Гарри встал и в волнении заходил взад и вперёд перед кроватью, — но всё-таки вы не должны были так поступать. Профессор Снейп обозвал меня эгоистом, потому что я не принимаю вашего выбора, но он всё-таки не совсем прав. Ведь именно мне жить с мыслью о том, что вам пришлось заплатить за мою жизнь своей. Если вы по какой-то причине не хотели жить, вы всегда могли найти способ уйти на своих условиях, но вы этого не сделали. Значит, вы с таким же успехом могли бы жить и дальше, не приди вам в голову мысль спасти меня. Почему теперь я не могу сделать что-нибудь в ответ? Я могу использовать установленную вами связь и…

Гарри резко замолчал и поспешно шагнул к кровати. Может быть, ему это только показалось, но он готов был поклясться, что Сайпрес едва заметно вздрогнул, хотя ничто в его лице не изменилось.

— Я не хочу обесценивать вашу жертву, — Гарри говорил медленно, склонившись над неподвижной фигурой в надежде разглядеть ещё какие-нибудь признаки жизни. — Я очень ценю то, что вы сделали, правда. Но я не хочу, чтобы вы умирали из-за меня. Я знаю, что это такое — жить с таким бременем, я не так давно начал приходить в себя, ваша смерть разрушит все мои старания. Мерлин, как эгоистично это звучит!

Гарри закрыл лицо руками. Не то, он говорит совсем не то. Разве это советовала ему говорить Гермиона? Пока что он скорее объясняет Сайпресу, почему тот поступил неправильно, не посоветовавшись с Гарри.

— Вы должны жить, профессор, — слова не шли, в горле пересохло, и очень хотелось пить, но Гарри мужественно продолжал, стараясь не пропустить никакого признака, что его слова доходят до своей конечной цели. — Вы должны жить не потому, что меня будет мучить совесть, а ради себя самого. Вы же ещё так молоды, вас ждёт много всего и… — Гарри отчётливо увидел, как у Сайпреса дёрнулся правый уголок рта, и заговорил быстрее: — Вы можете достичь таких высот, даже профессор Снейп так считает. Гриффиндор не может остаться без декана. И профессору МакГонагалл опять придётся искать нового преподавателя по Защите от тёмных искусств. А все уже так привыкли к вам.

Сайпрес не подавал признаков жизни.

— Честное слово, я сам слышал, как часто в общей гостиной говорили о вас, только хорошее.

Это была почти правда. Несмотря на все странности своего нового декана, гриффиндорцы всё же любили его, за его искреннюю заинтересованность в их жизнях и проблемах. Гарри слышал множество историй, как Сайпрес успокаивал девочку-первокурсницу, которая боялась спать в темноте, ожидая, что в Хогвартс в любое время могут нагрянуть новые Пожиратели во главе с возродившимся Волан-де-Мортом. Гермиона рассказывала, что Сайпрес несколько раз отпускал без наказания мальчишек, которых встречал в коридорах после отбоя. Одну девочку с курса Джинни он лично поил чаем в своём кабинете, когда у неё умерла любимая сова, а потом попросил Хагрида устроить умершей птице пышные похороны. Он вступился за первокурсника со Слизерина, когда его обижали второкурсники с Когтеврана, узнав, что тот приходится дальним родственником кому-то из Пожирателей. Он всегда был по-настоящему озабочен, когда у кого-то из гриффиндорцев были неприятности. Вот только к квиддичу он был потрясающе равнодушен, и это всегда очень расстраивало Гарри и разочаровывало Джинни, которая в остальном находила своего декана почти идеальным.

Нередко Гарри краем уха слышал, как девчонки шёпотом обсуждали выдающуюся внешность Сайпреса, как отпускали комментарии ему вслед и бросали томные взгляды, когда он проходил мимо. Вряд ли Сайпрес что-то замечал, а Гарри не считал уместным сейчас упоминать об этом. О таком можно было бы рассказать Рону и забавляться его смущением, но не профессору же, пусть он и не намного старше. Это было бы несколько неуместно, да и Сайпрес вряд ли бы оценил. Джинни как-то сказала, что все эти девчонки вздыхают совершенно зря, ни у одной из них нет ни малейшего шанса.

— Мы все так привязались к вам, — Гарри зачем-то пошёл к двери, на полдороге остановился, вернулся, подвинул кресло, сел в него, снова встал и только в этот момент осознал, как сильно он взволнован. В какой-то момент советы Гермионы перестали казаться ему надуманными, слова приобрели совершенно новый смысл и стали для самого Гарри звучать куда искреннее, чем раньше. — Я уже не могу представить Хогвартс без вас.

Гарри вдруг невыносимо захотелось, чтобы Сайпрес ответил ему. Он вспомнил глубокий, бархатистый баритон профессора и ужаснулся при мысли, что никогда больше его не услышит. Сколькому Сайпрес ещё сможет научить их, особенно это важно перед экзаменом, особенно это важно вдруг оказалось для Гарри, который никогда не думал, что у него могут быть проблемы с Защитой. Их, конечно, и не будет, но ведь впереди его ждёт ещё и обучение на аврора, а Сайпрес, как выяснилось, знает много таких вещей, которые могли бы действительно пригодиться им с Роном в будущем, если всё получится, если они смогут достойно сдать экзамены, если их возьмут в Аврорат, если…

Гарри помотал головой. Было что-то ещё. Сайпрес был ему нужен не только для учёбы. Была ещё какая-то тайна, скрывавшаяся в его прошлом, которую Гарри очень и очень хотел узнать. Но неужели только поэтому? Что-то не складывалось, картинка никак не хотела становиться цельной. Гарри уселся в кресло и с силой потёр глаза.

— Вы не понимаете, как сильно все переживают за вас, — Гарри устало закрыл лицо руками, и голос стал звучать глухо. — Все, все ждут вас в школе, все были в полном шоке, когда узнали, что вы пожертвовали собой ради меня. Я думал… мне почему-то казалось, что мы с вами могли бы стать друзьями, когда я закончу школу.

На самом деле, Гарри не помнил, чтобы когда-то ему в голову приходило нечто подобное, но теперь это оказалось правдой. Он действительно хотел бы, чтобы Сайпрес стал его другом. В конце концов, почему бы и нет?

— Я надеялся, что когда-нибудь настанет такой момент, когда я смогу задать вам некоторые вопросы не как ученик учителю, а как товарищ товарищу, и вы мне ответите. Про Сириуса, например.

Ничего не получалось, Сайпрес продолжал лежать тихо, без единого признака жизни, и Гарри пришлось наклониться совсем низко, чтобы уловить его едва слышное дыхание. Кажется, оно даже стало ещё слабее.

— Профессор МакГонагалл почему-то считает, что именно мои слова могут что-то для вас значить, — Гарри боролся с подступающим отчаянием. — Не знаю, почему, но она сама мне сказала. Что я делаю не так?

В дверь тихонько постучали, и Гарри машинально открыл, не успев даже задуматься о том, кто бы это мог быть. На пороге стояла несколько смущённая Гермиона.

— Гарри, можно… можно я тоже скажу кое-что профессору Сайпресу? — робко спросила она. — Буквально секундочку.

— Конечно, говори, мне же не жалко, — Гарри посторонился, пропуская её. — У меня всё равно ничего не получается. Только два раза мне показалось, что он…

— Ты тоже ни на что не реагировал, — перебила его Гермиона, — а потом просто открыл глаза.

Гарри пожал плечами. Он будет рад больше всех, но почему-то в такой исход не верилось.

— Ты не мог бы выйти на минутку? — Гермиона опустилась в кресло, страдальчески поморщившись, когда вблизи увидела лицо Сайпреса. — Я чувствую себя немного неловко, правда.

Гарри её понимал. Он чувствовал себя немного неловко даже наедине с собой, свидетели ему были точно не нужны. Правда, было чертовски интересно, что там придумала Гермиона, а то, что она что-то придумала, было ясно как день.

— Ну что? — встретил его нетерпеливым вопросом Рон, и Гарри с трудом подавил вспышку раздражения.

— Ничего, — грубо отрезал он. — А ты чего ждал, что Сайпрес уже сегодня вернётся в Хогвартс?

— Нет, не ждал, — Рон не слишком удивился такой реакции, наверное, вспомнил все вопросы, которые задавали ему самому, когда он выходил из палаты Гарри. — Ну вдруг, не зря же МакГонагалл послала именно тебя.

— Кстати, почему бы это? — спросила молчавшая до сих пор Джинни. — То есть, очевидно, что МакГонагалл знает Сайпреса гораздо дольше, даже любит его. Флер знакома с ним с самого детства. Но все надеются на тебя, хотя ты и знаешь его всего несколько месяцев. Это по меньшей мере странно.

— Я тоже об этом думал, — признался Гарри. — Что там говорила МакГонагалл про патронуса?

— Что для спасения твоей жизни Сайпрес смог вызвать патронуса? — наморщив лоб, попытался припомнить Рон. — Или как-то так.

— Ещё она сказала, что он снова начал действовать, — задумчиво добавила Джинни. — И это прозвучало так, будто он раньше был очень деятельным, а потом изменился.

— Но мне не показалось, что Сайпрес был каким-то вялым, — Гарри непонимающе покачал головой. — Что значит, снова начал действовать? Он так много работал, все же говорят, что в итоге он неплохо учит Защите, особенно первокурсников.

— Наверное, МакГонагалл имела в виду что-то другое, — согласно кивнула Джинни. — Только вот что?

— Как будто так сложно всё нам рассказать, — буркнул Рон. — Такое ощущение, что все вокруг в курсе, кроме нас. И что там делает Гермиона?

— У неё есть какой-то план, — Гарри пожал плечами. — Мне сразу показалось, что она чего-то нам не договаривает.

— Чего-то? — Джинни удивлённо приподняла брови. — Вы серьёзно не догадываетесь, чего?

— А ты догадываешься? — Рон подозрительно смотрел на сестру.

— Конечно, — Джинни с лёгким превосходством вернула ему взгляд. — Гермиона видела боггарта Сайпреса, неужели не помните?

Гарри уставился на Рона, на лице которого отражалось его собственное недоумение. И как они могли об этом забыть?

— Столько всего произошло после этого, — пробормотал Гарри, прокручивая в голове события прошлых месяцев. — Я уже и думать забыл.

— Гермиона нам всё равно не скажет, — уверенно заявил Рон. — Ни за что на свете.

— Точно, — подтвердила Джинни. — Но она-то что-то знает, может, у неё получится подобрать нужные слова.

Дверь в палату осторожно открылась, и Гермиона с усталым видом, ссутулив плечи, вышла в коридор.

— Ну что? — спросил Рон, и Гарри раздражённо закатил глаза. Наверное, отучить друга от этой идиотской привычки не удастся.

— Ничего, — Гермиона откинула волосы со лба, и Гарри невольно отметил, как она осунулась за эти десять минут. — Я сказала всё, что хотела.

Джинни вовремя наступила Гарри на ногу. Он начисто успел забыть, что они только что пришли к выводу, что расспрашивать Гермиону совершенно бесполезно, и уже успел открыть рот для первого вопроса. Пришлось притвориться, что он просто решил зевнуть.

— Ты идёшь назад, Гарри? — повернулась к нему Гермиона. — Или на сегодня хватит?

— Я вообще не хочу уходить, пока… — Гарри запнулся, — пока что-то не решится.

— Что, и ночевать здесь будешь? — осведомился Рон.

— Ночевать уйду на Гримо, — отмахнулся Гарри. — Уверен, Кикимер будет счастлив.

— Это точно хорошая идея? — уточнила Джинни, пристально глядя на него. — Маме точно не понравится, что ты не вернёшься домой.

— Я же не просто так, — убеждённо ответил Гарри. — Я очень боюсь пропустить момент, когда Сайпрес придёт в себя. Ну, или когда он…

Продолжить не хватило духу. Но этого и не требовалось, все прекрасно понимали, какой второй исход был единственно возможным.

— Ладно, — Джинни обняла Гарри за шею. — Тогда мы, наверное, пойдём. Нет никакого смысла просто сидеть в коридоре.

— Если что, присылай патронуса, хорошо? — Гермиона серьёзно взглянула на него. — Если даже просто станет скучно или тяжело, ладно?

— Да, конечно, — легко соврал Гарри, точно зная, что ни за что не пришлёт патронуса, если случится что-то плохое. Лучше он скажет им сам. Потом. Чуть позже. Когда поймёт, как он будет это переживать.

Ребята ушли, и Гарри вернулся в палату. Дело близилось к ночи, и здесь стало гораздо темнее. Теперь Гарри с трудом мог разглядеть черты лица Сайпреса, и это было плохо. Если профессор вдруг откроет глаза, Гарри может этого не заметить. Но зажечь свет он почему-то не решался, было чувство, как будто он может кого-то потревожить. И ещё более странное — как будто Сайпрес этого не хочет. Может быть, так работает связь?

За несколько часов, прошедших до десяти часов вечера, Гарри перепробовал всё, на что только хватило смекалки. Он пытался вспомнить собственные ощущения, когда он лежал в коме и слушал обращённые к нему речи. Что тогда подействовало больше всего? Угрызения совести, страх за друзей, признание Джинни… Но он-то совершенно ничего не знал о Сайпресе и мог действовать исключительно наощупь. Гарри уже успел поделиться с профессором своими мыслями по поводу его благороднейшего и храбрейшего поступка, рассказать Сайпресу о собственных переживаниях, о моментах, когда ему тоже не хотелось жить, когда действительность давила настолько сильно, что смерть казалась единственным избавлением от всего этого. Объяснил, что не сможет пережить смерти ещё одного человека по своей вине. А вина была: ведь он мог использовать связь и поменяться местами с Сайпресом.

Потом Гарри резко сменил тему и начал болтать о всякой всячине. Он рассказал профессору обо всех своих приключениях, начиная с первого года обучения, вспомнил кучу смешных моментов, провёл подробнейший анализ своей жизни с точки зрения присутствия в ней Рона, Гермионы и Джинни, надеясь тем самым доказать Сайпресу, что до тех пор, пока на свете есть люди, которым ты нужен, всегда можно найти выход. Ничего не происходило. Либо это было совершенно не то, что хотел бы услышать Сайпрес, либо он просто-напросто ничего не слышал.

Гарри неимоверно устал. Нет, с одной стороны, он неплохо выговорился, но с другой — с каждым сказанным словом, оставалось всё меньше того, что он мог бы ещё придумать. Он отошёл к окну, откинул тяжёлую портьеру и прижался лбом к холодному стеклу, задаваясь сейчас единственным бессмысленным вопросом: настоящие это окна или наколдованные, учитывая, что заснеженный пейзаж за окном мало напоминал Лондон. Скорее, это была какая-то сельская местность, и это наталкивало на мысль, что кто-то здорово постарался, чтобы наколдовать это.

За спиной тихо скрипнула половица, и Гарри медленно поднял голову. В палате по-прежнему было темно, и внезапный посетитель мог легко не заметить его, скрытого портьерой. Осторожно повернувшись, Гарри чуть выглянул из-за своего укрытия, но смог разглядеть лишь неясную тень, осторожно приближавшуюся к кровати Сайпреса. Гарри осторожно достал палочку.

В тишине палаты раздался приглушённый вздох, и Гарри пригляделся повнимательнее, надеясь, что это профессор МакГонагалл. Но нет, директор была куда выше и всегда держала осанку, вошедшая же женщина, а фигура была несомненно женской, куда больше напоминала миссис Уизли. Гарри прислушался, но женщина больше не издавала ни звука. Только бы она не зажгла свет, только бы не зажгла свет. Но это и не входило в планы посетительницы. Гарри понял это в тот же момент, когда услышал её дрожащий от слёз голос.

— Ну, здравствуй, Симон…

Последовавшая за этим череда вздохов и всхлипов дала Гарри время всё обдумать. Одно было ясно точно: эта женщина знала Сайпреса достаточно хорошо, чтобы называть его просто по имени. Да и её приветствие прозвучало так, будто они привыкли видеться часто, но в последнее время им это не удавалось.

— Вот, значит, как всё закончится? — тихо спросила женщина, сумев, наконец, более или менее взять себя в руки. — Ты нашёл способ уйти так, чтобы это было не зря?

Гарри почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове, столько обречённости и какой-то непонятной гордости было в этих словах.

— Прости меня, Симон. И Джона тоже прости. Всё, что мы наговорили тебе тогда… мы ведь на самом деле ничего этого не думаем, ни я, ни он… Просто, пойми, как нам сейчас тяжело… Это не оправдание, я знаю, прости меня ещё раз. Тебе ведь, наверное, куда хуже, чем нам, если это вообще возможно…

Гарри в темноте закрыл глаза и взмолился, чтобы женщина объяснила уже, о чём она говорит. По всей видимости, о чём-то настолько понятном им обоим, что это не нужно было произносить вслух.

— Ты должен бороться, Симон, — кажется, женщина погладила Сайпреса по голове, или Гарри это только показалось в темноте. — Я понимаю, что ты был слишком сильным, слишком стойким, чтобы просто выпить яду, ты нашёл куда более благородный и честный способ распрощаться с жизнью. Но это не выход. Ты ещё так молод, ты столько всего не успел сделать, не успел испытать. Сейчас тебе кажется, что твоя жизнь кончена, но это не так.

Гарри затаил дыхание. Он не знал, что произошло в жизни Сайпреса, но эти слова, обращённые к нему, находили отклик и в душе Гарри. Он, к счастью, уже прошёл ту стадию, о которой сейчас говорила женщина, но всё ещё прекрасно помнил, какого это — чувствовать нечто подобное.

— Я не буду тебя обманывать, Симон, время ничего не лечит. Тебе всегда будет больно, это никогда не пройдёт до конца. Но ты смиришься, рано или поздно ты смиришься. Ты всё равно ничего не мог сделать, ты ни в чём не виноват, ты не должен теперь терзать себя. Но не забывай, пожалуйста, только не забывай…

Послышались приглушённые рыдания, и Гарри вдруг ощутил себя не в своей тарелке. Нужно было сразу объявить о своём присутствии, о чём он только думал? Может быть, эта женщина смогла бы пролить свет на тайну Сайпреса?

— Ты должен бороться, Симон, ты знаешь это. Кто ещё у нас с Джоном останется?

Может быть, это его мать? Может быть, они сильно поссорились? Может быть, Сайпрес сделал что-то ужасное? Гарри казалось, что его голова сейчас просто разорвётся от такого количества мыслей.

— Я приду к тебе ещё, завтра. И Джон придёт, он очень переживает из-за своих слов, очень. Ты тогда появился так неожиданно, и всё рухнуло, всё, чего нам с таким трудом удалось достичь. Мы просто не успели подумать, не успели взять себя в руки. На самом деле, мы никогда не винили тебя, мы знали, кого нужно винить… Ты пострадал не меньше нас, нам нужно было держаться вместе, поддерживать друг друга, а мы бросили тебя. Когда мы встретимся… с ней, — Гарри услышал судорожный вздох, — что она нам скажет? Я пойму, если она и видеть нас не захочет… Мы, наверное, уже ничем не сможем искупить свою вину…

Это было невыносимо. Гарри разрывался от жалости к этой женщине, хотя представления не имел, что там у неё случилось, кем она приходится Сайпресу, и о чём она вообще говорила всё это время. Но такое неподдельное, искреннее и безудержное горе не могло не вызвать самого горячего сочувствия. Любопытство тоже никуда не делось, как ни крути.

— До свидания, Симон, мой мальчик, — теперь Гарри отчётливо видел, как женщина склонилась над Сайпресом и поцеловала его в лоб долгим, материнским поцелуем. — Пожалуйста, живи…

Хлопнула дверь, и Гарри, наконец, решился выйти из своего укрытия. Он направился было к двери, намереваясь выглянуть в коридор, хотя и был уверен, что слышал этот голос первый раз в жизни, но быстро передумал из страха выдать себя. И вдруг до него донёсся приглушённый вздох со стороны кровати.

— Люмос, — прошептал Гарри, поднимая дрожащую руку с палочкой. Мягкий, приглушённый свет залил палату, и Гарри медленно, на немного дрожащих ногах, приблизился к кровати.

Сайпрес так и лежал с закрытыми глазами, но на его лице больше не было и следа былого покоя. Это вообще было уже не лицо, а маска страдания, такого ужасного, что Гарри чуть не выронил палочку.

— Профессор? — громко позвал он. — Профессор Сайпрес? Вы меня слышите?

Руки Сайпреса конвульсивно дёрнулись, и у Гарри невольно вырвался возглас удивления.

— Профессор? Вы меня слышите? — Гарри впился взглядом в лицо Сайпреса и заметил, как шевелятся глазные яблоки под закрытыми веками. Зрелище было ужасным. — Пошевелите пальцами, если слышите меня.

Прошло долгих несколько секунд, и Сайпрес, наконец, шевельнул указательным пальцем на правой руке. Гарри непроизвольно сделал несколько шагов назад, потом повернулся и бросился к двери.

— Кто-нибудь! — закричал он, не заботясь о том, что может разбудить других пациентов. — Кто-нибудь! Профессор Сайпрес приходит в себя!

Целители появились как по мановению волшебной палочки, причём в таком количестве, что Гарри с большим трудом втиснулся обратно в палату.

— Мистер Сайпрес, если вам больно, пошевелите пальцами! — громко и раздельно попросил один из целителей, водя над Сайпресом взад и вперёд каким-то мерно жужжащим приборчиком. — У вас что-нибудь болит? Вы можете пошевелить пальцами? Так, прекрасно, можете. Что-нибудь болит? Нет, не болит? Вы себя нормально чувствуете? Отлично, просто замечательно. Ну-ка, попробуйте открыть глаза. Так, не торопитесь, не напрягайтесь очень уж. Осторожнее, осторожнее, вот так. У вас почти получилось! Ещё одно маленькое усилие… Великий Мерлин!

Прозвучавший в словах целителя ужас заставил Гарри рвануться вперёд. С неизвестно откуда взявшейся силой он проложил себе путь к самой кровати Сайпреса и вдруг оказался совсем рядом с потрясённо застывшим целителем, неотрывно глядящим на Сайпреса с выражением самого настоящего ужаса на лице.

— Кто-нибудь, снотворное, быстрее, — севшим голосом потребовал один из целителей, стоявших чуть сзади. — Человек не может выносить… такого…

Гарри отшатнулся. Да, уже было такое, что выражение лица или взгляд Сайпреса пугали его, но не настолько. В чёрных глазах профессора застыло такое страдание, лицо так исказилось, что на него в прямом смысле слова невозможно было долго смотреть. Теперь понятно, почему ему нравилось ничего не чувствовать, никому бы не понравилось. Возможно, милосерднее было просто оставить его в покое, возможно, Снейп был прав, призывая оставить Сайпреса с его выбором.

— Что вы ему сказали? — кто-то схватил Гарри за плечо и сильно потряс. — Что такого вы ему сказали?

— Я… ничего, — Гарри растерянно перевёл взгляд на задавшего вопрос целителя. — Это не я… это та женщина…

— Какая женщина? — последовал требовательный вопрос, но Гарри смог только пожать плечами в ответ.

— Он здесь ни причём, — послышался едва слышный голос, в котором только с огромным трудом можно было узнать богатый баритон Сайпреса. — Это не он…

— Мистер Сайпрес?

— Профессор!

Все заговорили разом, и Гарри с трудом подавил желание оглушить всех целителей, одного за другим. Когда очнулся он сам, ему не был нужен никто из них, хотелось увидеть знакомые лица, услышать родные голоса, почувствовать прикосновения рук друзей. Профессиональные вопросы, может быть, и были нужны, но чуть позже, не в самый первый момент.

— Я чувствую себя нормально, просто слабость, это пройдёт, — Сайпресу, кажется, удалось взять себя в руки, хотя в глазах всё равно ещё плескалось что-то такое страшное, что Гарри опасался за рассудок профессора. — Оставьте меня, пожалуйста, на несколько минут наедине с мистером Поттером.

— Но…

— Это невозможно!

— Вам необходим покой…

— Вы ещё слишком слабы…

— Единственное, что может принести мне покой — это разговор с мистером Поттером, — тихо, но твёрдо прервал все взволнованные восклицания Сайпрес. — Я вынужден настаивать.

Целители толпой направились к выходу, на ходу переговариваясь, и Гарри удалось уловить некоторые обрывки фраз, из которых стало понятно отношение целителей к таким своенравным пациентам. Когда дверь захлопнулась, и в палате не осталось никого, кроме Гарри, Сайпрес с трудом приподнялся на локтях.

— Профессор, вам, наверное, ещё нельзя вставать! — воскликнул Гарри, совершенно позабыв, как бесили его самого подобные замечания.

— Я здоров, мистер Поттер, у меня просто нет сил, но и они скоро вернутся, — Сайпрес принял более или менее сидячее положение и на секунду закрыл глаза. — Теперь я скоро пойду на поправку.

— Я хотел… я хотел сказать вам спасибо, — Гарри отвёл взгляд, чувствуя себя донельзя неловко. — Вы чуть не умерли из-за меня, и я…

— Я слышал всё, что вы говорили, — перебил его Сайпрес, — можете не повторять. И вам не за что меня благодарить, вы меня ни о чём не просили.

— Не просил, — кивнул Гарри. — Но я жив только благодаря вам.

— Вы забываете о профессоре Снейпе, который, по всей видимости, всё-таки сварил противоядие. — уголки губ Сайпреса чуть приподнялись, но это было мало похоже на улыбку из-за выражения лица.

— Да, конечно, он тоже… — спохватился Гарри. — Но именно вы поняли, что со мной произошло, если бы не вы, меня бы уже не было.

— Профессор Снейп догадался бы и без моей помощи, — не согласился Сайпрес. — Просто он не проводил с вами столько времени.

— Так или иначе, но я обязан вам жизнью, — упрямо стоял на своём Гарри. — И я…

— Только не надо говорить, что при случае вы отплатите мне тем же, — Сайпрес поднял худую руку, словно пытаясь закрыться от слов Гарри, но рука бессильно упала обратно на постель. — Я сам так решил, и я сделал это вовсе не ради вашей благодарности.

— Почему вы вообще так поступили? — спросил Гарри. — Вы ведь совсем мало меня знаете.

— Я знаю вас лучше, чем вы думаете, — Сайпрес закашлялся, но покачал головой, когда Гарри протянул ему стакан воды. — Я так много слышал о вас от разных людей. И я имел возможность наблюдать за вами со стороны, пусть и не очень долго, но всё же.

— Когда вы были в Ордене? — спросил Гарри, стараясь казаться равнодушным.

— Да, — кивнул Сайпрес. — Когда вы жили на Площади Гримо.

Задавать вопросы было опасно, в любой момент профессор мог отказаться отвечать на них. Но удержаться было выше сил Гарри.

— Ладно, допустим, вы знаете меня лучше, чем я думаю, — упрямо повторил он. — Почему вы решили пожертвовать из-за меня жизнью.

— Потому что ваша жизнь нужна многим людям, — просто ответил Сайпрес. — Потому что у вас есть люди, которые вас любят. Потому что вам есть ради кого жить.

— А вам? — вопрос вырвался прежде, чем Гарри успел подумать. Он прикусил язык, но было уже поздно.

— А у меня никого нет, — от ответа Сайпреса повеяло могильным холодом.

— Но… — Гарри растерянно показал пальцем куда-то себе за спину, — эта женщина, которая была здесь сейчас…

Сайпрес молчал.

— Я был здесь, извините, я всё слышал, — быстро заговорил Гарри. — Она сказала, что вы нужны ей и… Джону. Я не знаю, кто они, но вы явно им нужны.

— Нет, не нужен, — спокойно перебил его Сайпрес. — И не нужно меня жалеть, я этого не хочу. Я просто понимаю, что не нужен.

— Но она же сказала… — Гарри переминался с ноги на ногу. — Это было так искренне, я поверил…

— Она и говорила искренне, но… это сложно, — Сайпрес снова закрыл глаза. Гарри заметил, как его пальцы конвульсивно сжали одеяло.

— Профессор МакГонагалл! — выпалил Гарри. — Она ужасно переживает за вас.

— Знаю, — кивнул Сайпрес. — Профессор МакГонагалл очень давно меня знает.

— Ну вот, вы ей нужны, — обрадовался Гарри, которому очень хотелось доказать Сайпресу, что тот не одинок. — Вы нужны нам всем, вы очень хороший учитель.

— Мистер Поттер, представьте, что в вашей жизни не появились бы мистер Уизли и мисс Грейнджер, — Сайпрес взглянул на него слегка утомлённо, но, кажется, присутствие Гарри его пока что не тяготило. — Вы бы чувствовали, что вы кому-то нужны?

Гарри открыл было рот, но воображение уже заработало в полную силу. Если бы не Рон, он никогда не познакомился бы с семьёй Уизли, наверное, он не узнал бы Джинни настолько хорошо. Без Гермионы у него никогда не было бы сестры. Да и кто бы его вытаскивал из постоянных переделок? Его бы уже миллион раз исключили. Или убили бы. Но это всё потом, а какого бы ему было? Наверное, он нашёл бы других друзей, но где гарантии, что эти мифические друзья стали бы для него хотя бы приблизительно такими же родными, как Рон и Гермиона?

— Вы поняли, о чём я, — Сайпрес снова лёг, бессильно вытянув руки. — Есть разница между тем, когда ты кому-то нравишься и кому-то нужен.

— Я понимаю, — согласился Гарри. — Но я не всё сказал, вам, что хотел. Я, например, хотел бы с вами дружить, по-настоящему. И после школы тоже, особенно после школы. Профессор Дамблдор говорил мне, что когда один волшебник спасает жизнь другому, между ними устанавливается магическая связь. А между вами и мной она вдвойне крепче, потому что есть ещё одна связь, которую установили вы сами.

— Я её разорву, как только буду в состоянии держать палочку, — пообещал Сайпрес, внимательно глядя на Гарри.

— Это уже ничего не изменит, — Гарри покачал головой. — Я не знаю, почему так произошло, но я как будто стал лучше понимать вас, честное слово.

— Я расскажу вам о Сириусе всё, что знаю, — вдруг пообещал Сайпрес. — И обо всех остальных тоже. Но позже.

— Когда? — быстро спросил Гарри, стараясь не показать своего ликования.

— Когда вы закончите школу, — Сайпрес усмехнулся, заметив разочарованное выражение на лице Гарри. — Раньше не могу. Я должен держать дистанцию, я всё-таки преподаватель.

— Ладно, — Гарри попытался сделать вид, что его это мало задевает. — А о себе вы расскажете?

— А вам это действительно интересно? — Сайпрес скептически поднял брови. — Не любопытно, а именно интересно?

— Да, — без колебаний ответил Гарри. — Может быть, я смогу чем-то помочь.

— Нет, не сможете, — тут же развеял его надежды Сайпрес. — Но я расскажу.

— Договорились, — Гарри поднялся и протянул Сайпресу ладонь. Профессор медленно, с видимым усилием, поднял руку и слабо пожал её. — Я не знаю, кто эта женщина, но она говорила правильные вещи. Мы сможем помочь вам начать жизнь заново, это, похоже, единственное, что вам остаётся.

— Похоже, — повторил Сайпрес, задумчиво глядя Гарри прямо в глаза. — Вы твёрдо решили стать аврором, мистер Поттер?

— Совершенно, — чуть удивлённо кивнул Гарри. — И Рон тоже. А что?

— Нет, ничего, — Сайпрес сделал глубокий вздох. — Просто, кажется, я знаю, что мне делать