После победы: Год первый. Хогвартс (джен)

Глава 1.

Гарри с отчаянием посмотрел на Рона с Гермионой. Выглядели те ужасно, если честно. Неужели все эти взрослые, неглупые люди не понимают, что они всего лишь дети, которые мало того, что пережили ужасное потрясение, так ещё и просто-напросто устали. Гарри казалось, что он не спал по меньшей мере неделю. Он чувствовал себя отупевшим. Заметив странный взгляд МакГонагалл, Гарри вяло подумал, что, наверное, выглядит со стороны полным идиотом. Он сосредоточился на том, что говорила ему мадам Помфри.

— Мне надо знать, что у вас болит, Поттер, — видимо уже не первый раз повторяла целительница, отчётливо проговаривая каждое слово. — Вам нужна помощь. Не могу же я лечить вас вслепую.

Гарри беспомощно посмотрел на Гермиону, надеясь на её помощь. Странно, голова работала на удивление ясно, но снаружи он оставался безучастным ко всему. Чем, спрашивается, ему может помочь Гермиона? Однако, его глаза почему-то смотрели на неё, Гермиона умная, она догадается, что Гарри сейчас не чувствует ничего, кроме усталости. Ему бы только немного поспать. Но, судя по всему, Гермиона находилась в похожем состоянии.

— Поппи, я думаю, что Поттеру нужно сначала отдохнуть, — решительно вмешалась МакГонагалл, кладя руку на плечо Гарри. — Мне кажется, у них шок, у всех троих. Сейчас вы ничего от них не добьётесь.

Мадам Помфри поджала губы:

— Тогда я дам им умиротворяющий бальзам, но спать они должны в больничном крыле.

— Нет, — Гарри не сразу понял, что этот странный, хриплый, лишённый всяких эмоций голос принадлежит ему.

— О чём вы, Поттер? — голос профессора МакГонагалл напротив был непривычно мягким, почти ласковым. — Что «нет»?

Гарри почувствовал, что не вынесет больше и пяти минут объяснений. Он просто хотел спать в своей спальне. Ничего больше. Неужели так сложно это понять?

— Вообще-то да, Поттер, — уже в своей обычной манере ответила МакГонагалл, и Гарри попытался сообразить, говорил ли он вслух. — Я тоже немного знакома с окклюменицей.

Это слово вызвало в душе Гарри какое-то странное чувство, которому он не смог сразу дать названия. Понял только, что чувство неприятное. Но думать об этом сейчас не хотелось, хотелось спать.

— Я провожу вас в вашу спальню, — профессор МакГонагалл уже подталкивала его к выходу из больничного крыла. — Только не вздумайте падать, Поттер, иначе мне придётся отлеветировать вас в башню Гриффиндора.

— Я провожу его, профессор, — Гарри слышал голос Рона как будто издалека, но это определённо был голос Рона. Просто друг говорил теперь как-то по-другому, но анализировать ничего не хотелось. — Нам с Гермионой тоже надо отдохнуть.

— Хорошо, мистер Уизли, — МакГонагалл несколько нерешительно смотрела на них, чуть сдвинув брови.

Гарри вдруг подумал, что она наверное тоже дико устала, только вот она не имеет права на отдых, в отличие от него. В нём шевельнулось что-то похожее на сочувствие и желание помочь, быть чем-то полезным, но оно испарилось быстрее пролетающего мимо снитча.

Гарри вдруг понял, что уже не стоит в больничном крыле перед скрывающей за напускной строгостью растерянность мадам Помфри, а идёт по знакомому коридору, и кто-то крепко держит его за локоть. Гарри медленно повернул голову вправо и увидел совсем рядом бледное лицо Рона с ярко выступающими на нём веснушками. Одной рукой друг поддерживал его, другой — Гермиону. Гарри хотел сказать спасибо, он даже чуть шевельнул губами, но голос не слушался. Рон на ходу повернулся к нему, и Гарри подумал, что у него очень уж странно блестят глаза. Ему тоже надо поспать.

Наверное, прошло достаточно времени, но для Гарри оно пролетело как один миг. Просто они уже оказались в мужской спальне, Гарри уже лежал на кровати, а Рон стягивал с него кроссовки.

— Я сам, — он хотел сказать это в полный голос, но сил хватило только на едва слышный шёпот, и Рон никак на него не отреагировал. Может не услышал, а может просто не посчитал нужным спорить.

Гарри не хотелось думать, но какая-то мысль не давала ему покоя. Он попытался сосредоточить на ней всё своё внимание, но смысл всё время ускользал от него. Наконец, он скорее догадался, чем понял.

— Гермиона, — тихо сказал Гарри. — Где она?

— Спит, — голос Рона звучал так, будто он был сильно простужен. — Я отвёл её в женскую спальню.

Гарри успел только подумать, что Рон устал ничуть не меньше, чем они с Гермионой, однако, он нашёл в себе силы сначала помочь им. Надо бы поблагодарить его за всё. С этой мыслью Гарри провалился в сон, похожий скорее на обморок. Он не видел, что Рон далеко не сразу лёг в свою постель и заснул совсем не так легко.

Гарри проснулся как-то сразу, словно кто-то схватил его за грудки и вырвал из сна. Просто открыл глаза и уставился прямо перед собой. Несколько секунд он просто лежал, стараясь ни о чём не думать, стараясь отсрочить боль, которая, он знал это, неминуемо придёт. Уткнувшись носом в бархатистую ткань полога, Гарри закрыл глаза, и память тут же услужливо воскресила перед ним самые ужасающие картинки прошедшей битвы. Словно наяву, так реальны были воспоминания, Гарри видел лежащих рядом Люпина и Тонкс, широко открытые, но уже ничего не видящие глаза Колина Криви, застывшую улыбку Фреда на пепельно-бледном лице… В ушах зазвучал страшный крик Перси, которого он теперь не забудет до самой смерти.

Гарри резко сел. Сердце колотилось где-то в горле, дыхание сбилось. В груди словно переворачивалось что-то большое и шипастое, и каждый шип при каждом обороте, видимо, считал своим долгом задеть сердце. Наверное, нужно всё-таки показаться мадам Помфри, может у него и правда есть какие-то повреждения. Не может же душевная боль быть такой физической?

Странно, а ведь в его представлении победа над Волан-де-Мортом была совсем не такой. Ему представлялись смеющиеся от счастья люди, жизням которых больше ничто не угрожало. В его воображении все его друзья праздновали, веселились и радовались жизни. Правда, когда он представлял это, идя по лесу в окружении родных и близких призраков навстречу смерти, его самого не было в толпе победителей. Он не думал о том, как будет жить сам. И сейчас, впервые за долгое время, Гарри не знал, что ему делать. Такой растерянности он не чувствовал даже тогда, когда они бесцельно бродили в поисках недосягаемых крестражей. Тогда у него была хотя бы размытая и далёкая тень цели, сейчас — ничего.

Гарри откинул полог, ожидая увидеть спавшего на своей кровати Рона. Но соседняя кровать, хотя и смятая, уже была пуста. И это в какой-то степени даже радовало. Пока что внутри у Гарри царил полнейший хаос, он не знал, о чём говорить с друзьями. Лучше всего было бы забаррикадироваться в спальне и отсидеться здесь хотя бы несколько дней в одиночестве, но на это он не имел морального права. Он нужен слишком многим. Гарри вздохнул. Это никогда не закончится. Его будут спрашивать о каждой мельчайшей подробности снова и снова, просить повторить, восхищаться, поздравлять и хлопать по плечу, жать руки и обнимать. И никто, никто не сможет понять, как это тяжело — победить.

Желудок напомнил громким урчанием, что Гарри не ел, по всей видимости, очень долго. Но спуститься в Большой зал... Сейчас... Ни за что! Да и вряд ли его уже привели в порядок, кто сейчас вообще думал о еде? Может, только Рон. Кстати, где он? Очень может быть, что Уизли уже вернулись в Нору, прихватив с собой Гермиону. Хотя нет, вряд ли его оставили бы сейчас совсем одного. Правда, сложно быть одному в этом огромном замке, полном людей, жаждущих пообщаться с тобой. Но нужно что-то поесть, иначе пользы от него всё равно никакой. И тут Гарри осенило. До того, как на него напало странное оцепенение, он обдумывал вполне здравую мысль позвать Кикимера и попросить принести хотя бы пару бутербродов. С лёгким чувством стыда Гарри подумал, что даже не удосужился проверить, всё ли в порядке с эльфом.

— Кикимер, — негромко позвал он, — ты мне нужен.

Эльф появился с характерным громким хлопком и тут же кинулся к Гарри, обхватил его колени и, громко рыдая, забормотал без остановки:

— Хозяин Гарри наконец-то проснулся, Кикимер несколько раз приходил проведать его, но хозяин всё спал и спал. Кикимер подумал, что хозяин, наверное, проснётся очень голодным. У Кикимера всё готово, только прикажите. Кикимер так волновался за хозяина. У старого Кикимера чуть сердце не разорвалось, когда он услышал, что хозяин Гарри мёртв. Кикимер…

— Стоп, Кикимер, погоди, — Гарри положил руку на сморщенную бугристую макушку старого эльфа. Несмотря на то, что он несколько обалдел от такого потока слов после полной тишины спальни, он был очень тронут неподдельной, горячей привязанностью Кикимера. — Мне очень приятно, правда, и я очень рад, что с тобой тоже всё хорошо. Я видел, что эльфы участвовали в битве.

Кикимер испуганно поднял на него глаза.

— Надеюсь, хозяин Гарри не сердится, что Кикимер действовал, не получив приказа? — проскрежетал он.

— Нет, конечно нет! — Гарри замотал головой. — Я очень ценю … ээээ… тот вклад, который вы внесли и…

— Если хозяин Гарри сейчас не поест, у Кикимера есть все шансы всё-таки остаться бесхозным эльфом, — раздался голос от двери.

Рон стоял, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Что-то в его внешности не понравилось Гарри, друг снова почему-то показался ему чужим и далёким. Но Кикимер уже залопотал с новой силой:

— Конечно, какой Кикимер глупый, стоит и болтает с хозяином, когда хозяин чуть живой, еле на ногах держится, а бледный какой! Так и в обморок от голода недолго упасть. Но Кикимер знает, что любит хозяин Гарри, сейчас Кикимер принесёт ему завтрак и…

— Захвати побольше еды, ладно? — остановил его Рон. — Мы с Гермионой тоже присоединимся, если ты не против.

Рон вопросительно смотрел на Гарри, и тот тут же отрицательно покачал головой. Конечно, ему нужны друзья, он обязательно найдёт слова, а если нет, то они просто помолчат вместе с ним. С кем ещё ему быть в такую минуту, как не с двумя самыми близкими, самыми родными людьми на свете? Ему бы только повидать Джинни, убедиться, что с ней всё более менее в порядке. Хоть бы издалека посмотреть на неё.

— Я тогда спущусь, позову Гермиону, она ждёт в гостиной, — Рон вышел, а Гарри только беспомощно посмотрел ему вслед.

Было в Роне что-то новое, незнакомое и странно чужое. Но, с другой стороны, кто сейчас будет вести себя как ни в чём ни бывало? Он, наверное, сам тоже изменился, просто не успел ещё за собой этого заметить. А как там Гермиона? Она всё-таки девушка, она более эмоциональная, всегда переживала всё острее, чем они двое. Какого сейчас ей? В эту секунду дверь открылась, и Гермиона с порога бросилась Гарри на шею.

— Ты в порядке? Я так волновалась! Я уже хотела идти к мадам Помфри, спрашивать, нормально ли это, что ты так долго спишь, но Рон меня отговорил. Тем более, что мы нашли в справочнике среди побочных действий умиротворяющего бальзама сильную сонливость, а на фоне усталости и стресса оно вообще могло превратиться в мощнейшее снотворное.

Гермиона была Гермионой. И это успокаивало, придавало сил и уверенности. Хоть что-то уже абсолютно точно останется таким, как прежде. Хотя некоторое её сходство с Кикимером немного волновало Гарри в том плане, что ещё одно такое объятие, ещё одна такая тирада — и магический мир всё-таки лишится своего героя. Но Гермиона уже отпустила его и устроилась на кровати Рона с таким видом, как будто этот порыв лишил её последних сил. По взволнованному взгляду, которым окинул её похудевшую фигурку Рон, Гарри понял, что так оно и было.

— Какой сейчас день? — спросил он, просто чтобы что-то спросить.

— Третье мая, — слабо улыбнулась Гермиона. — Ты не так уж и долго спал, часов восемнадцать всего, не больше, потому что…

К счастью, её прервал хлопок, возвестивший о прибытии Кикимера, а значит — и завтрака. У Гарри даже голова закружилась от запаха свежего хлеба, и он шагнул к подносу, заставленному большими и маленькими тарелочками, мисочками, чашками и чайниками.

— Никогда не ела ничего вкуснее, — простонала Гермиона, откусывая чуть ли не половину булочки, обильно намазанной маслом. — Спасибо огромное, Кикимер.

Кикимер поклонился ей чуть ли не до земли, с обожанием поглядывая не неё своими большими, подернутыми плёнкой глазами. Гарри вдруг вспомнилось, как Кикимер называл Гермиону грязнокровкой и приходил в ярость, когда она дотрагивалась до него. Сложно было поверить, что это один и тот же эльф.

— Кикимер, ты что, ранен? — голос Рона прозвучал по-настоящему обеспокоенно. Он даже отложил свой сэндвич, склонившись над эльфом.

— Ранен? — переспросил Гарри, с тревогой глядя, как Кикимер испуганно натягивает свою чистую, но всё равно выглядевшую убого наволочку на левое плечо.

— Это ничего, хозяин Гарри, — пробормотал он, — это просто царапина. Хозяин не должен прерывать свой завтрак из-за старого Кикимера, хозяину нужно поесть, с Кикимером не случится ничего страшного.

— Но, Кикимер, — Гермиона мягко смотрела на эльфа, — почему ты не пошёл в больничное крыло? Ведь профессор МакГонагалл сказала всем раненым обязательно прийти и обработать раны.

Кикимер растерянно посмотрел на неё:

— Но Кикимер же всего лишь эльф, кто бы стал обрабатывать его раны?

— Мадам Помфри стала бы! — горячо воскликнул Гарри. — Кто угодно помог бы тебе! Почему ты не пришёл ко мне?

— Он был с нами, когда я вёл тебя в спальню, — тихо вставил Рон. — Помогал затопить камин и раздеть тебя. Но ни слова не сказал про свою рану.

Гарри попытался вспомнить, видел ли он Кикимера, но чёткие воспоминания о вчерашнем дне заканчивались на разговоре с МакГонагалл в больничном крыле.

— Кикимер, — строго сказал он, — ты не должен так пренебрежительно относиться к себе. Пойди сейчас же в больничное крыло и попроси мадам Помфри перевязать тебе плечо. А потом возвращайся, я хочу сказать тебе кое-что.

Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке эльфа, потом он поклонился и исчез.

Гарри повернулся к Рону с Гермионой. Теперь ему нужно было задать им несколько вопросов.

— Вы уже были внизу? — спросил он, в глубине души надеясь, что оба сейчас ответят отрицательно. Но Гермиона нерешительно кивнула, метнув быстрый взгляд на Рона, но лицо друга было непроницаемо.

— Знаете новости?

Гарри мог и не объяснять, что он имеет в виду. В данный момент его могло волновать только одно. Вчера силы оставили его ещё до того, как был составлен полный перечень убитых и раненых.

Рон медленно кивнул и, в свою очередь, посмотрел на Гермиону, но та покачала головой с таким видом, как будто с трудом сдерживала слёзы. Скорее всего, так оно и было. Гарри машинально отметил про себя, что эти двое отлично понимают друг друга, обходясь даже без слов. Или уже успели обговорить, как действовать в случае, если он заведёт такой разговор. Но сейчас речь не о том.

— Всего мы потеряли пятьдесят человек.

Мы потеряли пятьдесят человек. Гарри закрыл глаза. Пятьдесят человек. Пятьдесят человек вчера отдали свои жизни за то, чтобы жить могли они. Пятьдесят человек. Пять десятков, десять раз по пять. Как ни повторяй, а это просто неимоверно много. И как Рон сказал это! Именно мы потеряли пятьдесят человек. И это тот человек, раньше спрашивавший, есть ли в свежем «Ежедневном пророке» знакомые покойники.

Гарри снова посмотрел на Рона. Можно до бесконечности оттягивать этот момент, но рано или поздно спросить придётся.

— Кто? — голос прозвучал хрипло, но Гарри это сейчас не волновало. На кровати тихо всхлипнула Гермиона, и у него всё похолодело внутри.

— Больше погибло мракоборцев, но и среди наших тоже есть потери, — Рон смотрел на него с сочувствием. Сейчас, вот сейчас он скажет, назовёт первое имя. Гарри до боли сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Терри Бут.

Первый удар. Гарри с болью вспомнил, что именно Терри начал кричать в Большом зале о том, что они ограбили Гринготтс, за что и поплатился. Кто же рассказал ему об этом? Может быть, Невилл? Терри, который ходил на занятия ОД… Как он радовался, когда у него наконец получилось вызвать телесного патронуса... А Гарри и забыл, какую форму он у него принимал.

— Про Крэбба ты знаешь.

Гарри кивнул. Кто-то мог бы назвать его психом, но ему было по-человечески жаль Крэбба. Никому не пожелаешь такой смерти.

— Из наших однокурсников всё. Колин Криви.

Это имя не стало неожиданностью. Хотя боль от этого не уменьшилась ни на йоту. Колин, которого Гарри не замечал все эти годы, с которым разговаривал только из вежливости, от которого всегда спешил отвязаться побыстрее. Колин, который был настолько верен ему, что пробрался в школу и принял участие в битве. Колин, который погиб за него. Которому уже не скажешь спасибо.

— Остальных ты знаешь, — глухо закончил Рон.

Остальные — это Фред, Люпин и Тонкс. Такие близкие, такие родные… Гарри отвернулся. Несмотря на то, что он видел их тела, поверить в то, что их больше нет, он не мог. Фред не мог погибнуть просто от какого-то взрыва. Не мог, не должен был, но погиб. А ведь на долю секунды, вспомнил Гарри, он подумал, что потерял Рона. Он не знал, откуда взялось тогда это чувство, но, судя по взгляду, его тогда разделила с ним Гермиона. В её глазах была боль человека, теряющего смысл жизни. Даже тогда они скорее допускали, что погиб Рон, чем Фред. Гарри вообще не опасался за близнецов. Не боялся за них. Они были такими сильными, вдвойне внимательными, ведь за противником всегда следила не одна, а две пары глаз. Они были одним целым, но когда Фред погиб, Джорджа рядом не было. Не надо было им разлучаться, запоздало подумал Гарри.

Думать о Люпине он не мог. Его смерть означала для Гарри гораздо больше, чем потеря близкого человека. С его уходом прервалась, потерялась последняя связь с родителями, о которых ещё нужно было столько всего спросить. Особенно сейчас, когда он узнал, что Снейп…

— Ещё много раненых, почти всех забрали в Мунго, — сказала Гермиона, и её тихий голос показался Гарри барабанным боем. Новые потрясения, новые потери. Ведь, это он знал точно, не от всех ран можно оправиться. Он с трудом нашёл в себе силы поднять глаза на Гермиону и тут же испугался выражению её лица.

— Сёстры Патил. У Падмы серьёзное ранение головы, а Парвати пока без сознания, хотя видимых повреждений нет. Целители подозревают какое-то проклятие, но пока не выяснили какое. Но в целом, прямой угрозы для жизни нет.

Гарри с трудом перевёл дыхание. Раз прямой угрозы нет, значит надо надеяться на лучшее, они обязательно поправятся. С ними всё будет хорошо.

— Лаванда… — Гермиона осеклась и взглянула на Рона, но тот отвёл взгляд.

Кажется последний раз он видел Лаванду… Гарри похолодел и почувствовал, как по спине потекла струйка ледяного пота.

— Сивый, — Рон с трудом сглотнул. — Гермиона отбросила его и спасла Лаванде жизнь, но… Он укусил её. Она теперь тоже…

Рон неопределённо махнул рукой, но Гарри прекрасно понял, что он имел в виду. Лаванда стала оборотнем. Ужасно. В отличие от ран сестёр Патил, это не лечится. Лаванда обречена теперь на полную горестей и лишений жизнь. Гарри вспомнил заштопанный костюм Римуса и его потёртый чемодан, и его передёрнуло от жалости. После войны многое должно измениться, люди должны стать терпимее. Если повезёт, Лаванда сохранит школьных друзей, не останется одна. Гарри мысленно поклялся, что всегда будет помогать ей всем, чем только сможет.

— Эрни и Ханна. То же проклятие, которым ранил меня Долохов в Министерстве два года назад, только серьёзнее. В тот раз заклинание было невербальным.

— Майкл Корнер. Целители боятся, что он может лишиться ноги.

— Кэти Бэлл. Множественные переломы, но её обещали быстро поставить на ноги.

— Демельза Робинс. Кажется, она в коме. Никто так и не понял, как она оказалась в замке, кто сообщил ей о битве. Шансов почти нет, но целители делают всё, что могут.

Рон и Гермиона по очереди называли раненых, но Гарри уже не находил в себе сил кивать. Столько людей пострадало! После каждой знакомой фамилии у него сжималось сердце. Каждый из этих людей был по-своему дорог ему, занимал определённое место в его жизни. Вот Демельза, например: сколько голов она забила, сколько тренировок они провели вместе, сколько радости разделили. А теперь шансов почти нет.

— Полумна.

Гарри повернул голову так резко, что шее стало больно.

— Полумна? Что с ней? — в его голосе отчётливо слышалась паника, но ему было всё равно. Только не Полумна, пожалуйста, только не она. Он не перенесёт, если эта храбрая девочка, такая странная, но такая добрая, погибнет.

— Она вроде была в порядке, — начала Гермиона, но Гарри перебил её:

— Да, это же она дала мне возможность скрыться под мантией и подойти к вам. Когда мы пошли в кабинет Дамблдора, помните?

— С ней всё и было в порядке до поры до времени, — продолжил Рон. — Она помогала раненым, а потом вдруг упала как подкошенная. Невилл подбежал к ней, а она лежит без сознания. В Мунго сказали, что это скорее физическое истощение, чем травма. Полумна, конечно, сильнее, чем кажется на первый взгляд, но она всё-таки не железная.

Гарри почувствовал облегчение. Ничего серьёзного с Полумной не случилось.

— А как Невилл? Ему сильно досталось?

— Почти не пострадал, — откликнулась Гермиона. — Так, несколько лёгких ран, царапины и ожоги. Мадам Помфри заверила, что справится сама.

Гарри отошёл к окну. Горло сдавило железным обручем, было трудно дышать, голова раскалывалась от пережитого только что волнения. А сколько ещё предстоит! Нужно обязательно поехать в Мунго, проведать друзей, поддержать их. За спиной раздался нерешительный и какой-то совсем несчастный голос Рона.

— Гарри, ты только не волнуйся, но Джинни тоже в Мунго.

Гарри даже повернуться не успел. Он почувствовал только, что ноги стали мягкими и дрожащими, как желе, и попытался вцепиться в подоконник. Сердце остановилось. Вот в чём дело. Вот почему у Рона такой странный вид, вот почему ему как будто тяжело смотреть другу в глаза. Уже опускаясь на каменный пол, Гарри почувствовал, как его подхватили две пары рук. Прямо перед собой, в нескольких дюймах, он увидел белое лицо Гермионы с шевелящимися губами. Она что-то говорила, но он не слышал ни слова, в ушах стучало, а перед глазами поплыла красная дымка.

Вдруг что-то с силой ударило Гарри по щеке, и всего его до краёв заполнил пронзительный голос Гермионы:

— С ней всё нормально, Гарри! Она почти в порядке! Слышишь меня?!

Силы медленно возвращались к нему, хотя его по-прежнему трясло. Мокрая футболка прилипла к спине, влажные ладони скользили по холодному полу.

— Почему тогда она в Мунго? — спросил он через долгих полминуты. — Она же не…

Голос сорвался.

— У неё тоже в основном синяки и ссадины, ну и ещё шок, конечно, — быстро ответил Рон. — Но мама настояла, чтобы её забрали в Мунго. У неё началось что-то вроде паранойи что ли. У мамы, я имею в виду. Но целители не нашли ничего серьёзного, и завтра Джинни уже выпишут.

Дыхание постепенно восстанавливалось, но внутри ещё всё дрожало от пережитого только что ужаса.

— Не мог сказать поаккуратнее? — донёсся до него еле слышный шёпот Гермионы, и Гарри повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рон виновато развёл руками.

— Кто-нибудь бы да сказал, лучше уж я, — пробормотал он, и Гарри мысленно с ним согласился. Одно дело практически упасть в обморок в своей спальне, где это видели только лучшие друзья, и совсем другое — в Большом зале перед десятками людей. И дело было совсем не в смущении. Просто Рон с Гермионой не потащили его тут же к мадам Помфри, не начали причитать и звать на помощь, а помогли ему прийти в себя. Они не станут мешать ему поехать в Мунго, не будут настаивать, чтобы он сначала прошёл полное обследование у мадам Помфри.

Гарри сделал над собой усилие и встал. Хватит сидеть в спальне, прячась как улитка в своей раковине. Пора выйти к людям, которые в нём нуждаются.

Представляю вашему вниманию чудесные рисунки, выполненные mrs_cocaine к некоторым главам. Рисунки просто потрясающие, не пожалейте времени, чтобы посмотреть их. Они в полной мере отражают всё то, что я пыталась передать словами.

http://www.pichome.ru/NGF

Замок оказался не настолько разрушен, как представлялось Гарри. В основном пострадала территория, прилегающая к входу, коридор второго этажа был почти полностью разрушен, превратившись в руины, так что Гарри, Рону и Гермионе пришлось идти в обход. Но, в общем и целом, подумал Гарри, на восстановление уйдёт не так уж и много времени. Он стал размышлять, кто именно возьмётся за ремонт замка: сами профессора или есть какие-то специалисты по восстановлению зданий? Он усиленно выдумывал названия несуществующих департаментов, лишь бы только не представлять себе, кто был ранен, а возможно и убит, за очередным поворотом. Непривычная тишина, царившая в замке, навевала тоску и уныние. Почему-то было страшно повысить голос, как будто он мог потревожить кого-нибудь, разбудить, помешать. И вдруг Гарри понял, чего ему так не хватает, почему эта галерея, по которой он проходил каждый день по нескольку раз, поражает его своей пустотой.

— Портреты! — негромко воскликнул он, оборачиваясь к Рону и Гермионе. — Они пустые!

— Все сейчас собрались в Большом зале, — пожала плечами Гермиона. — Там первыми узнают последние новости, там принимаются все решения. Думаю, портреты хотят быть в курсе всех событий.

Гарри несколько растерялся, услышав слово «все». Он-то думал, что сейчас ему предстоит встретиться только с профессорами, Кингсли ну и парой-тройкой друзей, дожидавшихся его пробуждения.

— В основном ведь все уже разъехались, да? — спросил он делано безразличным голосом, чтобы вопрос прозвучал с интонацией вежливого интереса.

Но это ему, видимо, не совсем удалось, потому что уголки рта Рона чуть приподнялись, впервые за этот день, когда он ответил:

— Да нет, совсем наоборот, почти все ещё здесь. Увезли только раненых, с ними, конечно, поехали родственники. Гермиона права, все хотят знать последние новости.

Гарри кивнул. Если замок всё ещё полон людей, ему нужно как можно быстрее отправляться в Мунго. Он ещё слишком слаб для расспросов, не готов рассказывать полностью всю историю. Если бы это было возможно, он предпочёл бы написать подробнейший отчёт и отправить его Кингсли с совой, только бы не сидеть напротив него и не говорить, говорить, говорить. Не хотелось, чтобы кто-то видел его лицо в этот момент.

Рон с Гермионой всё время отставали. Обернувшись, Гарри успел заметить гримасу боли на лице Гермионы, которую та тут же попыталась скрыть за слабым подобием улыбки. Только сейчас он отметил, что Рон постоянно держится рядом, готовый в любой момент подхватить Гермиону в случае чего. Гарри почувствовал, как в душу опять закрался страх.

— Что с тобой, Гермиона? — спросил он, делая шаг по направлению к друзьям. — У тебя что-то болит? Ты ранена?

Та в ответ покачала головой и, предостерегающе взглянув на Рона, сказала:

— Я в порядке, Гарри. Просто нога немного побаливает, подвернула вчера, наверное, и не заметила.

Гарри нахмурился. Гермиона никогда не умела врать. Может нога-то у неё и правда болит, только она точно знает почему, как бы ни пыталась скрыть от него это. Рон явно был в курсе и, судя по его недовольному лицу, поведения Гермионы не одобрял.

— Так что с твоей ногой? — вопрос прозвучал даже несколько угрожающе, но на Гермиону, это не произвело ни малейшего впечатления.

— Я же сказала, что не знаю, — она гордо прошла мимо, чуть прихрамывая, и Рон двинулся за ней, держась в шаге позади.

Гарри попытался задержать друга, но тот только помотал головой и послал ему выразительный взгляд. Кажется, это означало: «Потом, когда останемся одни». Что за отвратительная привычка всё от него скрывать, с раздражением подумал Гарри, забывая, как много сам не договаривал друзьям. Но ругаться и выяснять отношения сейчас не было смысла: они уже подошли к дверям Большого зала. К восстановленным дверям, отметил Гарри с удивлением. Насколько он помнил, одна створка высокой двери была вообще выбита, а вторая болталась на одной петле, угрожая придавить собой любого, кому не посчастливится пройти под ней в неподходящий момент. Рон распахнул перед ними двери, и Гарри зажмурился, прикрыв ладонью глаза от ярко светившего солнца, пробивавшегося сквозь длинные стрельчатые окна.

Первой к Гарри подбежала миссис Уизли. Сдавив его в объятиях так, что хрустнули рёбра, она разрыдалась, сотрясаясь всем телом. Гарри молчал и только поглаживал её по спине, надеясь, что этим выражает всю свою любовь, всю свою признательность и всё своё сочувствие. Наконец, миссис Уизли отступила на шаг и, отстранив его на расстояние вытянутой руки, критически вгляделась в его лицо, всё ещё всхлипывая.

— Ты плохо выглядишь, милый, — прерывающимся голосом сказала она. — Ты выспался? Поел чего-нибудь? Ничего не болит?

Но ответить Гарри не успел, вокруг них уже собралась толпа. Он только пробормотал:«Я в порядке, миссис Уизли, не волнуйтесь», как его уже снова обнимали, снова плакали, хлопали по плечу и поздравляли. В общем, всё было так, как и представлял себе Гарри. Чего он и боялся.

— Рада, что вы в порядке, Поттер, — раздался привычно строгий голос МакГонагалл, и Гарри поднял на неё глаза. Профессор выглядела так, как будто ничего особенного и не произошло: тугой пучок на затылке, привычная изумрудная мантия и квадратные очки. Ни следа вчерашней неопрятности. Гарри с восхищением подумал, что Хогвартс в надёжных руках.

— Вас желает видеть временно исполняющий обязанности Министра магии, Поттер, — деловито объявила МакГонагалл. — Пойдёмте.

— Кто? — тупо переспросил Гарри. Ему почему-то вспомнилась беседа со Скримджером, когда тот пытался переманить его на сторону Министерства.

— Мистер Бруствер, временно исполняющий обязанности Министра магии, — терпеливо объяснила МакГонагалл с таким видом, как будто Гарри спросил у неё, как пользоваться волшебной палочкой. — Ему необходимо выяснить некоторые детали, чтобы сделать ряд официальных заявлений для прессы.

— Меня не волнует пресса, — заявил Гарри. — Профессор, я бы хотел сначала навестить друзей в больничном крыле, потом отправиться в Мунго, а уже потом давать всякие интервью.

МакГонагалл вздохнула:

— Я всё прекрасно понимаю, Поттер, но люди по всей Англии желают знать, что именно произошло вчера. Правда ли, что на этот раз Волан-де-Морт умер окончательно, могут ли они действительно чувствовать себя в безопасности.

— Простите, профессор, — Гарри упрямо покачал головой, — я не буду ни с кем говорить, пусть даже и с Кингсли, пока не удостоверюсь, что близкие мне люди в порядке. Извинитесь за меня перед исполняющим обязанности Министра магии, пожалуйста.

Может быть, это ему показалось, но в глазах МакГонагалл на секунду мелькнуло одобрение.

— Хорошо, Поттер, — наконец сказала она. — Отправляйтесь туда, куда вам нужно, а потом сразу назад. Кстати, чары временно сняты для удобства, и теперь вы можете трансгрессировать с территории Хогвартса.

Эта новость приятно удивила. Гарри совсем не хотелось тащиться через всю территорию к опушке Запретного леса, чтобы оттуда трансгрессировать в Мунго. К тому же, у Гермионы болит нога, а она в любом случае отправится с ними. Да и подниматься в больничное крыло пешком не было никакой охоты.

— Вы со мной к мадам Помфри? — спросил Гарри друзей, и дождавшись ответного кивка, трансгрессировал.

Подождав перед входом Рона с Гермионой, Гарри тихо постучал в дверь и приготовился к обороне. И точно, как только мадам Помфри увидела, кто к ней пожаловал, она, как коршун на добычу, накинулась на Гарри и потащила его к свободной кровати в углу, не обращая никакого внимания на его протесты.

— Ведь сказано же было явиться сразу после того, как проснётесь, Поттер, — выговаривала она. — У меня и так дел по горло, не могу же я ещё бегать по всему замку, чтобы поймать вас. Вы кстати тоже нуждаетесь в осмотре, мистер Уизли, и вас я не осматривала, мисс Грейнджер.

— Извините, мадам Помфри, — Гарри вежливо, но твёрдо отстранил медсестру, — но мы очень спешим. С нами всё в порядке, честное слово. Мы бы хотели только навестить друзей, а потом меня ждёт временно исполняющий обязанности Министра магии для дачи некоторых объяснений, необходимых ему, чтобы сделать ряд официальных заявлений.

Гарри почти слово в слово повторил то, что сказала ему МакГонагалл, и это подействовало. Мадам Помфри только рукой махнула и скрылась в своём кабинете, бормоча что-то о том, что эти политики готовы детей уморить, только бы сделать какое-нибудь заявление. Рон поднял вверх большой палец и огляделся вокруг. Все кровати были, кажется, пусты.

— Мадам Помфри, — позвала Гермиона, приближаясь к приоткрытой двери кабинета, откуда доносилось негромкое бряцанье стекла. — Извините, но где все? Здесь же никого нет.

— Ах да, — целительница высунула в щель руку с палочкой и пробормотала несколько слов.

В ту же минуту маскировочные чары спали, и палата полностью преобразилась. Пустые за секунду до этого кровати пропали из виду, заслонённые ширмами. Гарри с грустью заметил, что свободна была всего одна кровать в углу, на которую мадам Помфри пыталась уложить его. Целительница прижала палец к губам, строго сдвинув брови, и на цыпочках прошла в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Друзья в растерянности переглянулись.

— Наверное, она думает, что мы пришли к кому-то конкретному и знаем, где его кровать, — прошептала Гермиона.

Очевидно, так оно и было, но беспокоить мадам Помфри снова Гарри не решился: она могла и не посмотреть, что они герои войны, и просто-напросто выставить их за дверь. Вообще-то ситуация складывалась донельзя лучше, если бы не одно но. Гарри отдавал себе отчёт в том, что пришёл сюда только для того, чтобы повидать Невилла, и с радостью бы избежал общения со всеми остальными. И дело не в том, что ему было на них наплевать. Просто были друзья, а были другие люди: приятели, товарищи, просто знакомые. Невилл был его другом, и Гарри было необходимо лично убедиться, что он в порядке. Хотя, по большому счёту, переживать было особо не о чем, ведь всех, кто нуждался в серьёзной медицинской помощи, давно забрали в Мунго. Гарри скорее руководило желание повидать человека, который, может быть,чуть лучше, чем другие, понимал, что значит окончание этой войны.

Но найти Невилла, не потревожив при этом остальных, не было никакой возможности. Не могут же они заглядывать за каждую ширму, в самом деле. Гарри вздохнул и негромко позвал:

— Эй, ребята, кто тут не спит?

И тут же вся палата пришла в движение: отодвигались ширмы, скрипели кровати, с них с радостными криками спрыгивали забинтованные люди. Здесь были Симус и Дин, Энтони Голдстейн и Сьюзен Боунс, Алисия и Анджелина. Гарри был рад видеть их всех живыми и почти здоровыми, но его глаза искали Невилла. И не находили.

— Это было ужасно с твоей стороны, Гарри, — говорила тем временем Анджелина. — Я в тот момент подумала, что у нас больше нет надежды.

Гарри, прослушавший половину фразы, догадался, что речь шла о его драматическом появлении в школьном дворе на руках у Хагрида. Но что он мог сказать? Так было нужно? Я не специально? Я не хотел? Это и так все знают. Отделавшись неопределённым движением плеча, Гарри посмотрел на стоявшую чуть в стороне Гермиону. И как раз вовремя посмотрел, потому что та с абсолютно белым лицом присела на ближайшую кровать, закусив бескровную губу. Рон подбежал к ней на секунду раньше и тут же обнял за плечи.

— Всё закончилось, — зашептал он так тихо, что слышать его мог только склонившийся к ним Гарри. — Это прошло, слышишь? Перестань вспоминать.

Гермиона кивнула, не отрывая взгляда от лица Гарри. Румянец постепенно вновь окрасил её щёки, и она даже встала. Рон поддерживал её и выглядел при этом обеспокоенным. Гарри всё это очень не нравилось, но он решил, что с Гермионой разберётся позже. По крайней мере, она на ногах, и кажется невредимой. Успокаивало ещё и то, что Рон явно в курсе дела, а он-то уж точно не допустил бы, чтобы с Гермионой случилось что-то плохое.

— Ты не знаешь, где Невилл? — обратился Гарри к Симусу, сидевшему на своей кровати с забинтованной головой. — Я думал, он здесь.

— Невилл отправился в Мунго ещё сегодня с утра, — отозвался Дин, плюхнувшись рядом с другом, но осторожно придерживая при этом левую руку — По-моему, все ещё спали.

— Сам отправился, или его отправили? — нахмурившись, уточнил Рон.

— Сам. Трансгрессировал, — Дин, кажется, понял их беспокойство. — Он шепнул мне, что хочет проведать Джинни и Полумну.

— Мы тоже собираемся это сделать, — немедленно сказал Гарри, про себя подумав, что, возможно, Невилл поторопился навестить не только друзей. Ему есть к кому пойти в Мунго.

— Передавайте всем привет от нас, — попросила Алисия, откидывая за спину длинные каштановые волосы. Если бы не забинтованные кисти рук, она бы выглядела абсолютно не пострадавшей.

Пожав всем на прощание руки, друзья покинули больничное крыло. Гарри сразу же обратился к Гермионе:

— Уверена, что тебе не нужно здесь остаться?

— Нет, — Гермиона холодно посмотрела на него в ответ. — Я знаю, что делаю, и со мной всё в порядке.

— Видел я, в каком ты порядке! — Гарри начинал не на шутку злиться. — Ты чуть в обморок не упала на ровном месте, скажешь нет?

— Я с вами, и это не обсуждается! — запальчиво воскликнула Гермиона. — Я, между прочим, тоже хочу проведать Джинни и Полумну, и Невилл мне не менее дорог, чем вам двоим!

— Но, Гермиона, если ты и правда чувствуешь себя не очень хорошо, просто скажи. Что тут такого? Может быть, достаточно только намазать чем-нибудь твою ногу и…

— Оставь её в покое, Гарри, — вмешался Рон. — С ней правда всё нормально.

Гарри замолчал. Как-то неуместно было бы спорить сейчас, учитывая обновившийся в последнее время характер отношений Рона и Гермионы, и, если Рон говорит, что всё в порядке, значит остаётся только поверить ему и ждать, пока кто-нибудь соизволит всё объяснить. Ладно, не маленькие, сами разберутся, а ему сейчас просто жизненно необходимо увидеть Джинни. Почему-то же её всё-таки забрали в Мунго. Значит, вполне возможно, что не было у миссис Уизли никакой паранойи, если мадам Помфри посчитала нужным обратиться к более квалифицированному специалисту.

Вторая трансгрессия далась гораздо сложнее первой. Всё-таки после всего, что он пережил за последний год, требовался более продолжительный отдых, в том числе и моральный. А то упадёт он в один прекрасный момент, как Полумна, и придётся ему тоже лежать в больничной палате с физическим и нервным истощением. И не он один, кстати. Рон, крепко державший Гермиону за руку, из чего Гарри сделал вывод, что она не смогла трансгрессировать самостоятельно, был белее бумаги. Ему однозначно надо прийти в себя. Что-то не давало Гарри покоя, чем-то поведение Рона не понравилось ему с самого начала. Он мысленно дал себе обещание во всём разобраться, как только выпадет свободная минутка, но мысли его уже перескочили вперёд. Где искать Джинни?

Хорошенькая пухленькая волшебница, сидевшая за столом с табличкой «Справка", вскинула голову, как только они подошли, и протараторила:

— Здравствуйте, чем я могу вам по…

Она так и осталась сидеть с раскрытым ртом, вид у неё при этом был до крайности глупый.

— Добрый день, — Гермиона взяла на себя инициативу, — вы не подскажете, где мы могли бы найти раненых, привезённых к вам после битвы?

Девушка перевела на неё не менее благоговейный взгляд и, немного придя в себя, пролепетала:

— А кого именно вы ищете?

— Всех, — вмешался Гарри, не дав Гермионе ответить. — Абсолютно всех, кого к вам привезли.

Ему нужен был доступ во все палаты, даже если они находятся на разных этажах.

— Но, понимаете, — пухлое лицо волшебницы покраснело от волнения, — не ко всем в палату пускают, целители говорят…

— Извините, Бриджит, — вступил в разговор Рон, демонстративно поддев пальцем карточку с именем девушки, стоявшую на столе, — но вы знаете, кто перед вами стоит?

И он ткнул пальцем в Гарри. Бриджит кивнула.

— Вы правда думаете, что ему куда-то нельзя пройти?

Гарри подумал, что всё это бесполезно. Пока она не перестанет смотреть на них, как баран на новые ворота, ничего они от неё не добьются.

— Гарри! Рон! Гермиона! — раздался удивлённый и радостный голос откуда-то справа. Через широкий холл к ним бежал Невилл.

— Вас что, не пропускают? — он резко затормозил перед Бриджит, чем привёл её в ещё большее замешательство, хотя Гарри думал, что дальше уж некуда. — Вот распоряжение временно исполняющего обязанности Министра магии Кингсли Бруствера.

Пока девушка ошалело читала бумагу, написанную рукой Кингсли, Невилл быстро отвечал на вопросы друзей. Он заглянул к Джинни и Полумне с самого утра, а потом всё время был у родителей. Теперь ему нужно домой, он переживает за бабушку. Участвовать в битве, и это в её-то возрасте! Гарри только поражался фонтанирующей энергии Невилла. Договорившись встретиться позднее в Хогвартсе и узнав, что всех раненых разместили на пятом этаже, ребята снова вернулись к столу информации.

Бриджит уже, кажется, немного пришла в себя и, протянув Гарри документ, объяснила, как подняться на пятый этаж.

— Неужели с нами теперь всегда будут так разговаривать? — немного испуганно спросил Рон, пока они ехали в лифте. — Я чувствовал себя ужасно неловко.

— Оборотная сторона славы, — вздохнула Гермиона. — Обычное явление. Не нам удивляться, ведь последние семь лет мы провели рядом с Гарри.

Гарри поймал быстрый взгляд Рона, выражавший … что? Он не успел этого понять, потому что дверцы лифта открылись, и друзья буквально приросли к полу. Из коридора раздался новый страшный крик, и Гарри, не раздумывая, не оглядываясь, бросился на него. Потому что никогда в своей жизни, за все годы их знакомства он не слышал, чтобы Джинни так кричала. С палочкой в руке Гарри нёсся по коридору и думал о том, что доступ в больницу стал слишком лёгким, что сюда, по сути, мог попасть кто угодно, что есть огромное количество человек, кто хотел бы ему отомстить… Больше всего на свете он боялся опоздать, но крики не утихали, а значит, Джинни ещё была жива. Он никак не мог разобрать, что она кричит, то ли из-за свистящего в ушах воздуха, то ли из-за эха, гулявшего в больничных стенах.

Добежав до поворота, Гарри в отчаянии остановился. Он стоял в другом вестибюле, из которого уходили ещё два коридора. Сзади, не успев затормозить, на него налетел Рон с широко открытыми от ужаса глазами.

— Что… Куда? — он задыхался, в панике глядя по сторонам.

— Нет! Нет! Нет! — раздался новый истошный крик, и Гарри рванул в левый коридор. В самом его конце метались какие-то неясные тени, там определённо сражались несколько человек. Слыша за спиной тяжёлое дыхание Рона, Гарри бежал, забыв об усталости, молясь всем известным ему богам, чтобы не было слишком поздно.

— Пустите меня!!!!

Открывшаяся их глазам картина на секунду пригвоздила друзей к месту. Трое целителей пытались и не могли справиться с Джинни, рвущейся из их рук. Гарри никогда не видел её в таком состоянии и надеялся, что больше и не увидит никогда. Её длинные рыжие волосы растрепались и закрывали половину лица, больничная пижама была протёрта на коленях, как будто её долго волокли по полу. Она отчаянно лягалась, кусалась и царапалась, пытаясь вырваться, и даже не заметила появления Гарри и Рона.

— Что случилось? — заорал Рон, вцепившись в ближайшего к нему целителя. — Немедленно отпустите её!

Целитель стряхнул его руку и вполне спокойно ответил:

— Вы разве не видите? У неё истерика, её нужно успокоить.

Гарри юркнул под рукой второго целителя, невысокого толстячка в очках, и схватил Джинни за руку, которую она только что выдернула у длинного худого паренька, скорее санитара, чем целителя.

— Джинни! Джинни, это я! Успокойся!

Но она не реагировала.

— Отойдите! — крикнул Гарри целителям. — Вы делаете ей больно!

— Отпустите! — угрожающе прорычал Рон, поднимая палочку, и тут подоспела отставшая и перепуганная до полусмерти Гермиона.

— Гарри, ты должен поговорить с ней! — крикнула она, мгновенно оценив обстановку. — Тебя она может послушать.

Наплевав на всё, Гарри с силой оттолкнул худого парня, насколько это было возможно, оттеснил в сторону толстяка и, обхватив Джинни за талию, потянул её на себя, стараясь вырвать из рук третьего, самого сильного целителя. Но тот не отпускал. Перед глазами Гарри вдруг прошла красная пелена, и на секунду он перестал осознавать свои поступки. Потом уже Рон рассказал, что его удар был настолько сильным, что довольно высокий и плотный мужчина отлетел чуть ли не на метр и упал бы, если бы его не поддержал толстяк. Никогда раньше Гарри не испытывал такой ярости. Он готов был защищать Джинни до последней капли крови и драться со всяким, кто попробовал бы ему помешать.

Прижав Джинни к стене, Гарри пытался заглянуть ей в глаза, но она так брыкалась, что это было практически невозможно.

— Джинни, это же я, — умолял он, — посмотри на меня!

И вдруг всё закончилось. Гарри почувствовал, как рука, вцепившаяся ему в рукав, разжалась, и Джинни медленно подняла голову. Несколько секунд она всматривалась ему в лицо, тяжело дыша, потом не то со всхлипом, не то со стоном уткнулась ему в грудь и непременно упала бы, если бы он не держал её так крепко. Гарри подхватил её на руки, с болью отметив, что она ужасно лёгкая, почти невесомая, и отрывисто спросил:

— Куда можно её отнести?

— За мной, пожалуйста, — толстячок засеменил вперёд по коридору, и Гарри зашагал следом, прижимая к себе Джинни, которая теперь тихо плакала.

— Что с ней произошло? — за спиной раздался тихий голос Рона.

— Это всё из-за другой девочки, — так же тихо ответил другой голос, наверное, целителя, которого Гарри ударил. — Демельзы Робинс. Мисс Уизли с самого утра не отходила от неё, отвлеклась только, когда к ней пришёл молодой человек, но и то ненадолго. Мы с самого начала говорили, что шансов почти нет, но мисс Уизли и слышать ничего не хотела. Твердила только, что Демельза обязательно поправится, и они с ней ещё сыграют в квиддич. Десять минут назад мисс Робинс скончалась, результат вы видели.

Гарри споткнулся. Значит, Демельзы больше нет. Он сделал глубокий вдох и вошёл в палату, указанную ему толстяком. Следом зашли Рон с Гермионой. Осторожно опустив Джинни на постель и разжав её руки, судорожно цеплявшиеся за его шею, Гарри отступил к друзьям, предоставляя целителям делать свою работу. Рон выглядел потрясённым, он несколько секунд смотрел Гарри в глаза, не находя слов. Это была ещё одна общая потеря. Гермиона тихо всхлипывала, глядя, как целители заставляют безучастную ко всему Джинни пить одно зелье за другим.

Гарри вдруг почувствовал дурноту. Последние пятнадцать минут он действовал на чистейшем адреналине, и теперь силы его покинули. Страшное напряжение сменилось чувством полного опустошения, в голове звенело, ноги дрожали. Ему хотелось завыть в полный голос, но он не мог себе этого позволить в больнице, полной тяжело раненых людей. Гарри с трудом придвинул к кровати Джинни тяжёлое кресло, в котором обычно сидели посетители, и упал в него. Взяв за руку Джинни, он поднял глаза на друзей.

— Я останусь с ней, пока она не проснётся.

Рон кивнул и потянул Гермиону за руку.

— Мы вернёмся в Хогвартс. Надо сказать маме. И Гермионе нужно отдохнуть.

— Отдохните оба, я пришлю вам патронуса, когда освобожусь, — предложил Гарри, усилием воли вытаскивая себя из состояния полной прострации, в которое он опять медленно, но верно погружался. Он не услышал ответа друзей, но через минуту, показавшейся ему вечностью, когда он поднял голову, их в палате уже не было.

Серия рисунков mrs_cocaine к этой главе:

http://www.pichome.ru/NGS

http://www.pichome.ru/NGX

http://www.pichome.ru/NGw

Сквозь сон Гарри услышал какой-то шум и резко вскинул голову, рука с палочкой машинально вытянулась в сторону двери. Он чуть передвинулся, закрывая Джинни собой. Острая боль пронзила шею, волнами разливаясь вниз по спине. Он тихо зашипел сквозь зубы, стараясь не разбудить Джинни, и осторожно откинулся на спинку кресла. В дверях стояла испуганная миссис Уизли с подносом полным еды, у её ног в луже молока валялись осколки разбитого молочника. Видимо, звук бьющегося фарфора и разбудил Гарри.

— Прости меня, дорогой, я такая неуклюжая, — дрожащим голосом попросила миссис Уизли. — Я не хотела тебя будить.

— Это вы меня простите за то, что напугал, — Гарри осторожно покрутил затёкшей от неудобной позы шеей и с наслаждением вытянул вперёд ноги. — На людей уже бросаюсь.

— Никто тебя в этом не винит, — миссис Уизли осторожно пристроила поднос на прикроватную тумбочку. — Станешь тут нервным. Ты столько всего пережил. Все мы.

Она с грустью посмотрела на спящую дочь, осторожно провела ладонью по её волосам и тяжело вздохнула. Повисла неловкая пауза. Гарри понимал, что должен сказать какие-то слова, принести свои соболезнования, но язык точно отяжелел и не хотел слушаться. Да и что, собственно, мог он сказать в утешение? Если смерть Фреда стала страшнейшим ударом для него, если он не знал, как жить дальше, как может существовать мир, когда Фреда не стало, что должны сейчас испытывать Уизли? Рон на себя не похож, выглядит так, будто никогда больше не засмеётся. У Джинни нервный срыв. Миссис Уизли постарела лет на десять. Молчание становилось неприличным, и Гарри спросил, стараясь не смотреть Молли в глаза:

— Как… как там Джордж? Где он?

У миссис Уизли задрожали губы. Она поправила мантию, несколько раз глубоко вздохнула и, наконец, выдавила:

— Он… он в шоке, конечно. Пока не понимает, что произошло. С ним постоянно находится Перси. Или Чарли. Или Билл. Мы боимся оставлять его одного.

Гарри кивнул, чувствуя, как железный обруч снова сдавил горло. За что, за что этой замечательной семье, не сделавшей за всю свою жизнь никому ничего плохого, выпали эти страдания? Почему Джордж лишился близнеца? Почему именно Фред, главный шутник Хогвартса со времён мародёров, лежит сейчас, холодный и безразличный ко всему, с тенью былой улыбки на губах? Думать об этом было невыносимо.

— Я боюсь, что он никогда не оправится, Гарри, — как-то жалобно пролепетала миссис Уизли, наверное, ожидая какой-то поддержки от него. — Не сможет с этим жить.

— Мы поможем ему, всегда будем помогать, — беспомощно пообещал Гарри. — Чтобы он не чувствовал себя одиноким.

Он говорил и сам понимал, что всё это ложь. Никто и ничто никогда не заменит Джорджу потерянного близнеца, его второй половины, его второго я. Про них по отдельности-то даже и не говорили никогда. С самого их знакомства Гарри постоянно слышал «Фред с Джорджем натворили», «Фред с Джорджем придумали», «Фред и Джордж изобрели». Никто никогда не говорил: «Надо поговорить с Джорджем», потому что один Джордж просто не существовал. А теперь придётся привыкать.

— А где мистер Уизли? — Гарри не нашёл ничего лучше, чем немного отвлечь Молли от мыслей о сыне.

— Он помогает Кингсли, — она утёрла слёзы и потянулась к подносу. — У Министерства сейчас много работы, у нового Министерства, я имею в виду. Нужно обеспечить охрану пойманных Пожирателей, издать кучу распоряжений, ликвидировать массу нежелательных для маглов последствий. В общем, работы много, некогда сидеть на месте.

Гарри заметил, что она постоянно переставляла продукты с подноса на тумбочку и обратно, причём делала это, кажется, неосознанно, и это ему не понравилось. Как бы миссис Уизли не оказалась в соседней с Джинни палате с тем же диагнозом. Хотя, скорее всего, все они будут ещё долгие годы лечить расшатанные в конец нервы, это неизбежно после того, что происходило с ними в течение последних нескольких лет.

— Вы не знаете, где Рон с Гермионой? — Гарри подумал, что пора, пожалуй, навестить остальных и возвращаться в замок. Нехорошо заставлять Кингсли ждать и сидеть без ответа на многочисленные вопросы. В конце концов, он не виноват, что у Гарри сложилось несколько предвзятое мнение о Министрах магии.

— Они вернулись вчера ближе к вечеру, рассказали, что случилось с Джинни, — миссис Уизли снова погладила дочь по голове. — Потом Рон отвёл Гермиону отдохнуть, она что-то неважно выглядела, я даже хотела её отправить в Больничное крыло, но она сказала, что ей просто нужно поспать. Рон был с Джорджем и Перси до глубокой ночи. Я никак не могла заставить его отдохнуть.

Гарри почувствовал, как внутри снова зашевелился червячок тревоги. Похоже, друзья стараются держать себя в руках ради него, наплевав на себя. После разговора с Кингсли нужно обязательно выяснить, что происходит с Гермионой, и поговорить с Роном.

— Они ждут патронуса от тебя, говорят, вы хотели навестить Полумну и остальных.

— Да, — Гарри кивнул. — Обязательно навестим. Думаю, прямо сейчас и отправлю им патронуса. Если Джинни проснётся, пока меня не будет, вы, пожалуйста, отправьте кого-нибудь за мной, хорошо?

Миссис Уизли рассеянно кивнула, но у Гарри не было ощущения, что она услышала и поняла его, потому что в этот момент Джинни несколько раз тяжело вздохнула и перевернулась на спину. Они затаили дыхание, но она всё ещё спала, хотя уже не так спокойно и крепко.

Чтобы отправить патронуса, Гарри вышел в коридор. Ему не хотелось, чтобы миссис Уизли наблюдала за ним, вызывающим в памяти счастливые воспоминания, когда на сердце у неё такое горе. К тому же, в глубине души он совсем не был уверен, что ему удастся вызвать телесного патронуса да ещё и отправить с ним сообщение. Он не мог думать ни о чём радостном, потому что просто-напросто ничего хорошего и радужного в будущем не видел. Как они смогут полноценно жить после такой страшной трагедии? Гарри поднял палочку, стараясь вызвать в памяти счастливые дни, проведённые им с Джинни на шестом курсе, но вместо патронуса появилась лишь лёгкая серебристая дымка и только. Он не мог выкинуть из головы, что такая счастливая и здоровая Джинни из его воспоминаний лежит сейчас за стенкой, абсолютно разбитая морально, и неизвестно, сможет ли она когда-нибудь вернуться и стать прежней. Гарри подумал о квиддиче, но перед его мысленным взором тут же пролетела к воротам слизеринцев Демельза Робинс. Он не мог думать о родителях, у него больше не было Сириуса. Даже тот счастливый момент, когда он узнал о рождении Тедди, не сработал, потому что он видел как наяву лежавшие рядом тела Римуса и Тонкс и понимал, что этот ребёнок остался сиротой.

В конец отчаявшись, Гарри хотел уже спуститься вниз и спросить у кого-нибудь, где можно раздобыть сову. И тут он вспомнил слова Полумны, один раз уже помогшие ему вызвать патронуса даже в более критической ситуации: тогда они находились на поле битвы, окружённые дементорами. «Мы ещё здесь. Битва продолжается». Они живы. Да, они потеряли столько дорогих людей, но сколько осталось в живых! Гарри с ужасом подумал, что мог потерять Рона или Гермиону. Он мог потерять Джинни. И вдруг сознание того, что она лежит за стенкой, живая, наполнило его чувством такого безграничного счастья, какое он уже и не надеялся испытать. Из его палочки вырвался серебристый олень, на секунду замер, глядя Гарри в глаза, и легко прошёл сквозь стену, отправившись в Хогвартс.

Несколько потрясённый только что пережитыми эмоциями он толкнул дверь в палату Джинни и сразу же услышал её голос, в котором отчётливо звучала паника:

— Где Гарри? Где он?

— Он вышел на секунду, сейчас вернётся, дорогая, — пыталась успокоить дочь миссис Уизли, но Джинни в страшном волнении приподнялась на локтях, вытянув шею в сторону двери. Её зрачки расширились, когда она увидела поспешно вошедшего Гарри.

— Я здесь, Джинни. Что случилось? — спросил он, с огорчением замечая лихорадочный румянец, окрасивший её щёки.

В ответ она только молча протянула ему руку, прерывисто дыша. Гарри шагнул вперёд и взял её маленькую, дрожащую ладошку. Джинни судорожно вздохнула и откинулась обратно на подушку.

— Ты жив, — выдохнула она.

Миссис Уизли нахмурилась, и Гарри понял, о чём она подумала. Он и сам немного напугался такого вопроса, ведь Джинни видела, что он жив, она присутствовала при его схватке с Волан-де-Мортом, видела его после неё, следила за ним взглядом, пока он выслушивал благодарности и поздравления. А теперь она как будто не помнила этого.

— Конечно, я жив, — Гарри старался говорить спокойно, чтобы не напугать её. — Ты ведь помнишь, как закончилась битва, правда?

Он замолчал, осознав, что говорит с ней таким тоном, каким обычно говорят с душевнобольными. Джинни чуть заметно усмехнулась:

— Помню. Просто мне приснился сон, мне приснилось, как Хагрид нёс тебя на руках, только ты так и не ожил.

Гарри легонько погладил её руку, чувствуя нежность к ней. Он не хотел, чтобы она страдала из-за него, но в глубине души ему было безумно приятно, что мысль о его смерти так страшит её.

— Сон был настолько реальным, что я немного засомневалась, — Джинни нахмурилась и покачала головой, избавляясь от неприятных ощущений. — Мама, прости, что я так расклеилась. Но я обещаю, я быстро встану на ноги. Со мной уже всё в порядке.

Лицо миссис Уизли на секунду приняло прежнее строгое выражение:

— Ты останешься здесь столько, сколько скажут целители, и ни минутой меньше. Вчера ты совсем не была в порядке.

Джинни помрачнела и опустила глаза.

— Это Демельза. Я так надеялась, что она выживет, я была в этом уверена. Как будто только с её смертью я осознала…

Она задохнулась, и Гарри понял, что она думает о Фреде. Конечно, не смерть Демельзы произвела на неё такое гнетущее впечатление, он и раньше это понимал. Они хорошо ладили, обе были охотниками в команде по квиддичу, но вне квиддичного поля общались мало, насколько знал Гарри. Демельза училась на курс младше Джинни, поэтому их можно было назвать скорее близкими приятельницами, чем подругами. У Джинни вообще не очень-то сложились отношения с девчонками с её курса, вспомнил Гарри. Почти все ей завидовали — шутка ли! — пользуется популярностью у мальчишек, играет в квиддич, ещё и с Гарри Поттером встречается. Со всего курса Джинни по-настоящему дружила только с Полумной, которой зависть была не знакома в принципе.

И, конечно, был Колин Криви. Они сошлись ещё на первом курсе, но, как когда-то в шутку предполагал Рон, не создали фан-клуб Гарри Поттера, просто он стал для них общим интересом, как объяснила как-то со смехом сама Джинни. Мало кто тогда воспринимал их всерьёз, считая, что детки просто хотят подружиться со знаменитостью. А детки выросли, и одна искренно полюбила Гарри за то, кем он являлся на самом деле, а не за его славу, а второй за него умер. Гарри знал, что никогда не сможет избавиться от чувства вины перед Колином: он никогда не воспринимал его как близкого человека, считая надоедливым и докучливым, и не заметил, как обрёл в его лице искреннего друга и соратника.

В дверь тихонько постучали, и Гарри пошёл открывать, давая миссис Уизли время обнять дочь. За порогом стояли Рон и Гермиона. Выглядели они уже получше, но у Гермионы всё равно были страшные круги под глазами, а Рон так и оставался пепельно-бледным. Пока друзья радостно приветствовали Джинни, Гарри отозвал в сторону миссис Уизли.

— Я думаю, было бы правильнее забрать Джинни отсюда, — тихо сказал он и торопливо объяснил, заметив, что миссис Уизли уже открыла рот, чтобы возразить: — Здесь у неё слишком много свободного времени. Слишком много времени, чтобы думать, понимаете? Лучше ей быть со всеми, мы будем разговаривать с ней, отвлекать. Как вы считаете?

— Признаться, я уже ругаю себя последними словами, что отправила её сюда, — миссис Уизли виновато склонила голову. — Но я думала, здесь она будет в безопасности, под наблюдением целителей, мне ведь нужно было всё время смотреть за Джорджем. Я должна была подумать, что ей здесь станет только хуже.

— Вы не могли предвидеть, что Джинни пойдёт в палату к Демельзе, — Гарри устало покачал головой. — Это была случайность. Но сейчас ей лучше быть с нами, мы должны держаться вместе.

Миссис Уизли, наконец, кивнула. Через час, после долгих разговоров с целителями, после споров и уговоров, довольная Джинни, уже переодетая в свою мантию на радость Гарри, которого больничная пижама приводила в уныние, стояла вместе со всеми перед дверью палаты, где, как узнали Рон с Гермионой, лежала Полумна. Миссис Уизли вернулась в Хогвартс, наказав им троим глаз не спускать с Джинни и чуть что — сразу звать целителей, на что сама Джинни только раздражённо закатила глаза. Гарри же подумал, что это разумный совет, учитывая, что произошло с ней вчера.

К огромной радости друзей, когда они вошли, Полумна уже стояла в своей обычной одежде перед тумбочкой и собирала в объёмистую сумку имеющие только для неё смысл предметы. Джинни и Гермиона бросились к ней и крепко обняли, уронив при этом с тумбочки лирный корень, который Гарри сразу узнал.

— Ты тоже не останешься в больнице, Полумна? — радостно спросила Джинни. — Это отлично, а то мне было совестно оставлять тебя тут совсем одну.

— О, ничего страшного, — ответила Полумна в свойственной ей манере. — Но это очень мило с твоей стороны. Конечно, здесь неплохо, и все целители очень хорошие, но мне не нравится, когда есть столько времени для разных мыслей.

Гарри вздрогнул. Полумна почти слово в слово повторила его собственную фразу, сказанную им недавно миссис Уизли.

— Мы вчера видели Невилла, — сказал Рон. — Он сказал, что заходил к тебе.

— Да, — Полумна чуть улыбнулась, — заходил. Он очень беспокоится за всех нас, но стесняется, когда ему об этом говоришь.

Полумна была в своём репертуаре, подумал Гарри. И как же здорово, что хоть кто-то остался таким же, каким был до войны. Он с нежностью смотрел на неё, вспоминая, сколько раз она, пусть даже неосознанно, помогала ему и придавала сил.

— Я видел рисунки у тебя в комнате, — сказал Гарри. — Это очень красиво. Ты сама рисовала?

Полумна кивнула, не сводя с него своих странных выпуклых глаз.

— Почему мне показалось, что они дышат? — этот вопрос и правда занимал его какое-то время, но он давно не вспоминал о нём. — Это какая-то магия?

— О нет, — Полумна задумчиво улыбнулась. — Никакой магии там нет. Наверное, у меня так хорошо получилось потому, что ваши лица много для меня значат.

Гарри почувствовал комок в горле. Как другие могли не замечать, сколько доброты, нерастраченной любви и чистоты было в этой девочке? Как могли издеваться над ней, прятать её вещи?

— Полумна, — сдавленным голосом начал Гарри, — ты даже не представляешь себе, как много… как я рад, что ты… что с тобой…

Он не мог говорить, поэтому просто шагнул вперёд и крепко её обнял, а, когда отпустил, с удивлением увидел, что Рон, который всё равно считал Полумну немного чокнутой, даже восхищаясь ей в глубине души, тоже обнимает её, искренне тронутый её словами. И тут случилась одна из самых странных и трогательных вещей за последние дни. Полумна, которая с философским спокойствием относилась к травле однокурсников, которая никогда не жаловалась и для всех находила оправдание, которая не сломалась, находясь в плену, и в подвале Малфоев выглядела такой же безмятежной, как на балу у Слизнорта, которая без раздумий отправилась в Министерство спасать незнакомого ей человека только потому, что он был дорог Гарри, и ни разу там не проявила слабость, которая посреди кровопролитной битвы нашла в себе силы вызвать светлые чувства не только в своей душе, но и в душе Гарри, вдруг заплакала. Ни горе, ни боль, ни страдания не смогли вызвать у неё слёзы, на это оказалась способна лишь искренняя любовь её друзей и осознание себя нужной, необходимой.

Гарри не находил слов. Он посмотрел на Рона, который смущённо переминался с ноги на ногу, не отрывая глаз от носков своих кроссовок. Гермиона и Джинни вытирали слёзы. Прошло несколько минут прежде, чем Полумна взяла себя в руки и улыбнулась такой искренней, счастливой улыбкой, какуй Гарри никогда у неё не видел. Этот разговор бальзамом пролился на души друзей, напомнив им о том, что в мире осталось ещё много прекрасного, несмотря на всё, что они потеряли. Гарри подумал, что у Волан-де-Морта не было ни единого шанса победить.

Но впереди оставалось самое трудное: нужно было навестить сестёр Патил, Эрни и Ханну, Кэти и Майкла. И Лаванду. Всё шло довольно неплохо: Парвати уже пришла в себя, и они с Падмой быстро шли на поправку, Эрни и Ханна пока не могли ходить, но чувствовали себя гораздо лучше, благодаря усилиям целителей, Кэти они застали в последний момент, её уже выписали, ногу Майкла удалось спасти, его состояние стремительно улучшалось. Перед дверью Лаванды ребята остановились. Лицо Рона приняло зеленоватый оттенок, Гермиона сильно побледнела.

— Ты уверена, что тебе так уж необходимо идти с нами? — заботливо спросил Гарри, глядя на Джинни. — Ты ещё слишком слаба для этого.

— Со мной всё нормально, — упрямо заявила Джинни, и никто не стал с ней спорить.

Оттягивать неизбежное не было никакого смысла, и Гарри решительно постучал.

— Войдите, — раздалось из-за двери.

Палата Лаванды ничем не отличалась от других палат, если не считать свёрнутой кольцами тяжёлой цепи под кроватью. Сама Лаванда лежала, отвернувшись к стене, и даже головы не повернула, чтобы взглянуть на вошедших.

— Привет, — неуверенно поздоровался Гарри, оглядываясь на Рона в поисках поддержки, но друг, казалось, находился в полуобморочном состоянии, и рассчитывать на его помощь было бесполезно.

Спина Лаванды напряглась, но она не ответила.

— Мы пришли навестить тебя, — Гарри приблизился к кровати, не решаясь обойти её, чтобы заглянуть однокурснице в лицо.

Никакой реакции.

— Я хотел сказать, что благодарен тебе, — Гарри с трудом подбирал слова. — За то, что ты осталась в школе, что сражалась вместе со всеми. Это было очень храбро с твоей стороны.

Лаванда не шевелилась, но Гарри слышал её прерывистое дыхание и понимал, что она не спит. Он беспомощно оглянулся на Гермиону, но та только развела руками и покачала головой.

— Я сам поговорю с ней, вы идите, — вдруг негромко попросил Рон, и Лаванда вздрогнула.

Пробормотав на прощание подбадривающие слова, они гуськом вышли в коридор, и Рон плотно закрыл за ними дверь. Никто не проронил ни слова. Говорить было нечего. То, что случилось с Лавандой, было ужасно, и никто, никакая сила не способна была это изменить. Ей придётся всегда, до конца своих дней жить, раз в месяц утрачивая человеческий облик. По лицам Гермионы и Джинни Гарри понял, что они думают о том же самом.

Рона не было минут сорок. Он вышел из палаты с непроницаемым лицом и наотрез отказался что-либо рассказывать, отделываясь односложными ответами. Друзьям удалось узнать только, что у Рона получилось немного разговорить Лаванду, что ей очень тяжело, что она не думает или старается пока не думать о будущем, и другие незначительные детали.

Вернувшись в Хогвартс, Гарри первым делом отправился искать Кингсли, но того в замке уже не оказалось. Перси передал его просьбу связаться с ним в письменном виде, так как Гарри, вероятно, очень устал и ему наверняка не хочется рассказывать такую длинную историю. Это было очень тактично со стороны будущего Министра магии, и Гарри, вздохнувший с облегчением при вести, что разговор, которого он так страшился, не состоится, подумал, что он, в конце концов, сможет сотрудничать с новым Министерством. К вечеру вернулся уставший до потери пульса мистер Уизли с посеревшим лицом и ввалившимися глазами, и на семейном совете семьи Уизли было решено отправиться в Нору. Билл и Флер также приняли решение временно вернуться к родителям, чтобы не разлучаться в трудную для семьи минуту. Гарри с жалостью смотрел на безучастного ко всему Джорджа. Миссис Уизли была права: он находился в глубоком шоке и ещё явно не осознавал, что произошло.

Слабые попытки Гарри и Гермионы отказаться от поездки в Нору и остаться в Хогвартсе, не увенчались успехом, миссис Уизли и слышать ничего не желала. Она не может бросить их на произвол судьбы, заявила она, как будто, оставшись в замке, они рисковали умереть с голоду или ещё что похуже. Гарри попытался было напомнить, что у него есть свой дом на площади Гримо, но этим только подлил масла в огонь и после слов Рона: «Слушайте, кончайте дурить» сдался окончательно. Ему не хотелось быть лишним в их семейном горе. Хотя семья Уизли давно стала для него родной, он не знал их отношения к тому, что в такую минуту в их доме будут находиться два совершенно чужих человека. Но все очень настойчиво звали их, и Гарри решил отбросить неуместные сомнения. Гермиона, по всей видимости, испытывала что-то похожее. Попрощавшись с деловито руководившей процессом предварительной расчистки замка и отказавшейся от любой помощи профессором МакГонагалл, все Уизли, Гарри и Гермиона трансгрессировали в Нору.

Нова работа от mrs_cocaine:

http://www.pichome.ru/image/295

Нора была в довольно плачевном состоянии. Билл отправил семью к тётушке Мюриэль сразу после Рождества, и с тех пор дом пустовал. Миссис Уизли горестно взирала на своё хозяйство, но, будучи по натуре человеком деятельным, с порога начала уборку. Она взмахивала палочкой направо и налево и бормотала незнакомые Гарри заклинания. Судя по заинтересованным взглядам, которые бросала на Молли Гермиона, она тоже слышала их в первый раз. Минут через десять паутина, свисавшая с люстры и украшавшая углы, была уничтожена, пол подметён и вымыт, пыль стёрта, стёкла засверкали, и пропал затхлый запах, который бывает в долго непроветриваемых нежилых помещениях.

— Давайте, мы поможем, миссис Уизли, — предложила Гермиона. — Если мы разделимся, а вы скажете нам нужные заклинания, то мы управимся гораздо быстрее.

— Спасибо, дорогая, замечательная идея, — миссис Уизли потрепала Гермиону по плечу. — Я бы пока занялась ужином, вы все, наверное, ужасно голодные.

Пока она этого не сказала, Гарри голода не чувствовал, но его желудок, видимо, живший своей жизнью, вдруг издал звук, который сам Гарри охарактеризовал бы как рёв умирающего кита.

— Кажется, кто-то давно не ел, — попытался пошутить Билл и взглянул на Джорджа, как будто ожидая, что брат поддержит его шутку. Но Джордж безучастно смотрел в окно и, казалось, не слышал ни слова.

— Я останусь на первом этаже, — наконец нарушила гнетущее молчание Джинни. — Заодно и свою комнату в порядок приведу.

— Я пойду на второй, — предложила Флер, и Гарри в первый раз заметил, что её акцент уже не так чувствуется. — А ты, Гермиона, займись верхним этажом, договорились?

Гермиона кивнула. На верхнем этаже была только комната Рона, где они втроём могли беспрепятственно поговорить. К тому же, и все в доме знали это, из всех присутствующих здесь женщин Гермиона была наименее опытной во всём, что казалось хозяйства.

Гарри поднимался по знакомой лестнице со странным чувством. Он никак не мог поверить, что всё это происходит на самом деле, что они в Норе, что могут ничего не опасаться, никуда не спешить. Он так давно ушёл отсюда, а сейчас ему казалось, что это случилось только вчера, что он вот-вот проснётся, и весь этот кошмар исчезнет.

Когда они зашли в комнату Рона, то даже её хозяин, не самый чистоплотный человек на свете, испустил потрясённый вздох. Комната выглядела ужасно. Некогда оранжевые стены побледнели, выцвели на солнце, как сначала показалось Гарри, но, присмотревшись получше, он понял, что они так выглядят из-за толстого слоя пыли. Паутины здесь было, наверное, больше, чем во всех остальных комнатах вместе взятых.

— Иногда мне кажется, что пауки как собаки, — глубокомысленно сказал Рон, глядя на особенно роскошно сплетённую паутину в одном из углов. — В смысле, как будто они чувствуют страх и приползают на него.

Гарри оставалось только согласиться, пока Гермиона осторожно водила палочкой, не отрываясь от справочника для хороших хозяек, который она благоразумно прихватила из гостиной. Медленно, гораздо медленнее, чем у миссис Уизли, комната приобретала более менее нормальный вид. Особой трудностью для Гермионы оказались окна. С первой попытки она просто-напросто разбила стекло, жутко покраснела и под изумлённым взглядом Рона быстро прошептала:

— Репаро.

— Да не волнуйся ты так, Гермиона, — подбодрил её Рон. — Даже если разобьёшь, не жалко. Без стёкол даже прохладнее спать.

— Особенно зимой, — скептически заметила задетая за живое Гермиона, не привыкшая к тому, что у неё не получалось какое-то заклинание с первого раза.

Со второй попытки окна всё-таки помылись. Гарри оглядел принявшую привычный вид комнату и вздохнул. На него нашло странное сентиментальное чувство, как будто он через много лет встретился с родным человеком, которого уже не чаял увидеть. Или, может быть, что-то подобное испытывает человек, вернувшийся домой. Но его мыслям помешал страшный грохот этажом ниже и громкий голос Перси. Переглянувшись, друзья поспешили вниз и у двери в комнату близнецов натолкнулись на испуганных мистера и миссис Уизли.

— Перестань, Джордж! — растерянно говорил Перси, пока Джордж методично переворачивал ящик за ящиком, безжалостно уничтожая свои последние разработки и изобретения. То, что оставалось целым, он подбирал и с силой швырял об стену.

— Дорогой, что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила миссис Уизли. — Зачем ты всё ломаешь?

— Мне это всё равно не нужно, — это были первые слова, которые Гарри услышал от Джорджа, и он никогда бы не узнал его голос, если бы не видел собственными глазами, как шевелились его губы.

— А как же ваш… твой магазин, сынок? — по щекам миссис Уизли текли слёзы.

Джордж бросился на свою кровать и с головой зарылся в одеяло. Из-за двери раздался судорожный вздох, но, когда Гарри выглянул в коридор, то увидел только напряжённую спину Джинни, быстрыми шагами, почти бегом, шедшей к лестнице. Она никогда не любила, чтобы кто-то видел её слёзы.

Все беспомощно стояли вокруг кровати, на которой лежал Джордж, не зная, что делать, чем можно помочь такому горю. Миссис Уизли постоянно утирала слёзы, её глаза покраснели, нос распух. На прекрасном лице Флер застыло выражение сострадания, и она незаметно придвинулась поближе к Биллу. Гарри с болью заметил, что мистер Уизли похудел ещё больше, а его рыжие волосы, и так не слишком густые, как будто выцвели, и теперь их казалось ещё меньше. Чарли положил свою мозолистую ладонь на плечо Джорджа, но тот никак на это не отреагировал. Перси снял очки и отошёл к окну. Гарри испытывал к нему особенно острое чувство жалости: только помириться с семьёй, только вновь обрести брата, чтобы тут же его потерять. Честно говоря, вряд ли кто-нибудь мог заподозрить, что Перси так привязан к близнецам, судя по его обычному поведению, он был бы счастлив избавиться от них. Хотя, его сложно было в этом винить. Гарри вспомнил, как близнецы смеялись над его значком старосты школы и расшифровали буквы «СШ» как «серьёзная шишка». Он даже улыбнулся было, но в ту же секунду почувствовал уже знакомую боль в груди, в сердце. В том кусочке сердца, который занимал Фред.

В конце концов, Джорджа решили оставить в покое. Миссис Уизли нерешительно объявила, что ужин готов, но энтузиазма никто не проявил. Все были очень подавлены этой сценой, и ели, скорее, чтобы просто чем-то заняться. Джордж к ужину не вышел, с ним остался Перси, которого потом сменил Чарли. Гарри понимал, что Уизли боятся оставлять Джорджа одного. Сидевшая напротив за столом Джинни несколько раз подносила руку к глазам, ковыряя вилкой в тарелке, но Гарри видел, что она почти ничего не съела. Да и никому кусок не лез в горло, даже Рон с трудом осилил свою порцию, лишь бы не расстраивать маму лишний раз. Она и так несколько раз грустно сказала, что Джордж, кажется, так ещё ничего и не съел. Никому не нужно было объяснять, с какого момента.

В этот вечер все рано разошлись по своим комнатам, говорить никому не хотелось. Всем было одинаково плохо, а помочь друг другу они всё равно были не в силах. Перси уступил свою комнату Биллу и Флер, а сам пока переехал к Джорджу, Чарли отправился спать в их с Биллом старую спальню. Только Гарри, Рон, Гермиона и Джинни, пожелав мистеру и миссис Уизли спокойной ночи на пороге их спальни, поднялись в комнату Рона.

Несколько минут все молчали, сидя по двое на кроватях. Гермиона бесцельно листала журнал, приглядевшись, Гарри понял, что это старый выпуск комиксов «Патрик Пигс, Помешанный Простец». В нормальном состоянии Гермиона бы никогда его даже в руки не взяла. Рон ковырял микроскопическую дырочку в своём потрёпанном оранжевом покрывале, пока она постепенно не превратилась в довольно большую прореху. Джинни с интересом рассматривала плакаты «Пушек Педдл», как будто видела их в первый раз. Как будто это не она смеялась над Роном, заявляя, что брат болеет за неудачников.

— Гермиона, а как твоя нога? — внезапно вспомнил Гарри и тут же устыдился своей невнимательности. Не нашёл времени спросить раньше. Правда, зато есть повод нарушить молчание.

— А что с твоей ногой? — Джинни удивлённо подняла брови.

— Уже всё нормально, она почти прошла, — Гермиона медленно закрыла комиксы и нерешительно посмотрела на Рона.

— А я сразу считал, что надо всё рассказать Гарри, — безапелляционно заметил тот.

Гарри приготовился наконец-то услышать правдивую историю и почувствовал, как гулко застучало сердце. Он не перенесёт, если с Гермионой случилось что-то серьёзное.

— В общем и целом, всё вышло из-за моей же собственной неуклюжести, — начала она, глядя на свои сцепленные в замок руки, сложенные на коленях. — Я просто оступилась и упала, и это всё сейчас очень глупо звучит. На самом деле, это пустяк, Гарри, который и в голову-то брать нечего. По идее, такое может случиться абсолютно с каждым и…

— Короче, ночью она споткнулась и скатилась с лестницы, ведущей в женскую спальню, — вмешался Рон, не выдержав медленного и пока не особо существенного рассказа Гермионы. — Я её уже внизу поймал, но она подвернула ногу, а пойти к мадам Помфри я её так и не уговорил. Видите ли, Гермионе стыдно было рассказывать, как именно она получила травму. Ещё и взяла с меня слово, что я тебе ничего не расскажу.

— Ночью? — переспросил мало что понявший Гарри. — А куда ты пошла ночью, Гермиона? Зачем тебе понадобилось спускаться в гостиную?

— И как там оказался ты, Рон? — добавила Джинни. — Что ты делал ночью в гостиной?

Рон и Гермиона переглянулись.

— Кто начнёт? — спросил Рон.

— Видимо, я, — вздохнула Гермиона. У неё был вид человека, которому предстоит признаться в чём-то нехорошем. — Дело было так: вы с Роном, ну точнее Рон, конечно, отвели меня в спальню, потом ушли, а я легла спать. Но уснуть сразу не смогла, хотя думала, что это будет очень легко, всё-таки я очень устала. А потом… — она поёжилась, — мне в голову полезли всякие мысли. Страшные мысли. Я этого не хотела, но ничего не могла сделать. Я вспоминала все самые ужасные моменты, которые мы пережили, но потом всё-таки уснула, наверное. И все эти моменты стали мне сниться.

Гарри краем глаза заметил, как вздрогнула Джинни, и посмотрел на неё. Она сидела на его кровати, глядя на Гермиону с жадным вниманием человека, который отлично понимает, о чём идёт речь.

— Я снова была в Годриковой впадине, на нас снова нападала змея, я снова видела, как Рон… — Гермиона осеклась, и Гарри понял, что она хотела сказать "как Рон бросил нас", но вовремя вспомнила, что Джинни ничего не знает. — Как Рона расщепило. Я видела Фреда. А потом, в самом конце, я снова стояла на школьном дворе и смотрела, как Хагрид несёт на руках твоё тело. Я слышала, как Волан-де-Морт объявляет, что ты мёртв.

Гарри почувствовал, как по спине побежали мурашки. До этого момента он не задумывался, что по-настоящему пережили его друзья, увидев его на руках у Хагрида. Он представил, как видит Хагрида, только на руках у него Рон, и Рон мёртв. Гарри передёрнуло от ужаса. Вряд ли он бы смог пережить это.

— И что было дальше, Гермиона? — тихо спросил он.

— Я проснулась. — Гермиона вздохнула. — Я понимаю, Гарри, что вела себя до ужаса нелогично, правда. Но на какой-то момент мне показалось, что я могла, понимаешь, ну перепутать что ли, сон с явью. Я помнила, что ты оказался жив, помнила, как ты победил Волан-де-Морта, но в глубине души я начала бояться, что мне это могло присниться. Я вдруг подумала, что могла упасть в обморок, и подсознание могло придумать за меня альтернативную концовку, будучи не в силах смириться с твоей смертью. Знаю, это безумие! Но ощущение было таким сильным, что я не могла лежать там одна и думать. Я побежала в вашу спальню и, как изящно выразился Рон, скатилась с лестницы. Хотя сама я описала бы это скорее словом шлёпнулась. Вот и всё.

Гарри, мягко говоря, был слегка ошарашен. Кто бы мог ожидать такого от рациональной Гермионы? Испугаться сна, точнее, испугаться, что это мог быть не сон! Он бы в жизни не поверил, если бы это не рассказала только что сама Гермиона.

— А ты, Рон? — снова спросила Джинни. — Ты как оказался в гостиной? Разве ты не спал?

— Спал, — нехотя продолжил рассказ Рон. — Но всё было точно так же, как у Гермионы. Те же мысли, те же сны, только я после каждого просыпался и подолгу просто лежал, чтобы немного успокоиться. И вот я лежу и слышу далёкие крики, очень далёкие, но по голосу, вроде, узнаю Гермиону. У меня даже волосы на голове дыбом встали, это было так похоже на… Подвал Малфоев, в общем. Ну, я и побежал проверять, конечно.

— Ты кричала? — Гарри на секунду показалось, что его разыгрывают. Гермиона бежала и кричала, потому что ей приснился плохой сон?

— Поэтому я и не хотела тебе говорить, — несколько уязвлённо пробормотала Гермиона. — Это всё сейчас выглядит ужасно по-дурацки.

— Ни капельки, — прошептала Джинни, и Гарри вспомнил её пробуждение сегодня утром в палате Святого Мунго. Ей ведь приснилось то же самое, и она тоже спросонок была в полном ужасе. Наверное, девушки острее реагируют на такие вещи.

— А я даже не проснулся, — Гарри виновато посмотрел на Гермиону. — Хорош друг, ничего не скажешь.

— Ты устал гораздо сильнее, чем мы, — покачал головой Рон.

Несколько секунд все молчали.

— А что это ты говорил про подвал Малфоев, Рон? — поинтересовалась Джинни.

— Это длинная история, — быстро ответила Гермиона, — и явно не стоит рассказывать её на ночь, учитывая, что нет никаких гарантий, что ночь будет спокойной.

— А мне вот за две ночи ничего не приснилось, — Гарри почувствовал себя виноватым. — Это странно, правда?

— Радовался бы, — бросил Рон, вставая с кровати и доставая с верхней полки довольно увесистый томик. Гарри с Гермионой одновременно вытянули шеи и хором удивлённо воскликнули:

— «История Хогвартса»?

— Не знала, что у тебя есть, — добавила Джинни.

— Это Гермиона мне подарила на прошлый день рождения, — Рон слегка смутился. — И правда интересно, Гарри, зря мы смеялись.

Гермиона смотрела на него с нескрываемой радостью:

— Не думала, что ты будешь её читать, если честно.

— Я уже давно прочитал, сейчас перечитываю, — Рон положил книгу на тумбочку возле своей кровати. — Это на случай, если я проснусь ночью. Чтобы отвлечься.

— Послушайте, — Гарри вдруг осенило, — а где Кикимер? Я же отправил его к мадам Помфри на перевязку и попросил сразу же вернуться назад.

Гермиона заметно обеспокоилась и стала выдвигать миллион предположений о причинах его задержки.

— Просто позови его, — посоветовал Рон.

Гарри так и сделал. Представший перед ним эльф выглядел очень странно: одетый в свою привычную наволочку, с перевязанным плечом, Кикимер так таращил глаза, как будто его только что выдернули из полной темноты, и он отвык от света.

— Хозяин Гарри, — Кикимер бросился к Гарри, умоляюще сложив руки на груди, — Кикимер ослушался вашего приказа, простите Кикимера. Но Кикимер ничего не мог поделать, хозяин Гарри отправил Кикимера к очень плохой женщине. Она очень злая, хозяин Гарри. Кикимер попросил только перевязать плечо, как приказал хозяин Гарри, а она заставила Кикимера выпить какое-то горькое зелье, сказала, что это нужно для перевязки. Кикимер выпил, и больше не мог думать. Кикимер ничего не помнит больше, но он не хотел нарушать приказа хозяина. Но хозяин всё равно должен наказать Кикимера, потому что…

— Кикимер, замолчи! — Гарри поднял вверх ладонь, стараясь прервать поток бессвязных объяснений эльфа. — Мадам Помфри дала тебе какое-то зелье?

— Да, дала, хозяин Гарри, эта плохая женщина…

— Отвечай только на мои вопросы, пожалуйста, — Гарри попытался облечь приказ в как можно более мягкую форму. — А потом ты заснул?

— Да, хозяин Гарри.

Гермиона поморщилась, словно такое обращение уже набило ей оскомину.

— Мадам Помфри дала тебе сонное зелье, дурачок, — объяснил Рон. — Наверное, она посчитала, что тебе нужно отдохнуть.

Кикимер молчал, ведь Гарри не задавал ему никакого вопроса.

— Так, Кикимер, — Гарри присел перед эльфом на корточки, — выслушай меня сейчас внимательно, хорошо?

— Конечно, хозяин Гарри, — немедленно отозвался эльф.

— Я хочу, чтобы ты отправился на Площадь Гримо, — Гермиона, Рон и Джинни с одинаковым изумлением посмотрели на него, — хочу, чтобы ты сделал его пригодным для жизни, хорошо? Я собираюсь скоро переехать туда.

— Конечно, хозяин Гарри, — у эльфа чуть глаза не вылезли из орбит от восторга. — Кикимер всё сделает в лучшем виде!

— Спасибо, Кикимер. Только не забывай спать и есть, пожалуйста, я не очень спешу, понял? — посчитал нужным добавить Гарри, вспомнив чрезмерное усердие, с которым за его поручения обычно брался Добби.

— Кикимер всё понял, хозяин Гарри, — эльф даже приплясывал на месте от радости. — Кикимер будет ждать хозяина Гарри дома.

— Не знала, что вы подружились с этим старым уродцем, — негромко сказала Джинни, когда эльф с громким хлопком растворился в воздухе.

— Не надо так о Кикимере, — обиженно вмешалась Гермиона. — Благодаря ему мы смогли какое-то время отсидеться на Площади Гримо и не умереть с голоду. Он хороший, вот узнаешь его получше…

— Ладно, ладно, — Джинни подняла руки вверх в знак поражения. — Просто последнее, что я от него слышала, это: «Мерзкая осквернительница крови, недостойная даже счищать грязь с туфелек моей госпожи». Сама понимаешь, Гермиона, мне не очень-то есть, за что любить его.

— Может быть, попробуем поспать? — неуверенно предложил Рон. — Завтра будет трудный день.

Гарри содрогнулся. На завтра были назначены похороны павших. Он старался не думать об этом, и все обходили эту тему стороной, но факт оставался фактом. Завтра они должны будут проститься с Фредом, Римусом, Тонкс, Колином, Демельзой, Терри и ещё четырьмя десятками погибших. Завтра они окончательно осознают, что их всех больше нет. Гарри вдруг понял, что сегодня уснуть моментально вряд ли получится, всё-таки он уже более менее пришёл в себя, а значит, ему грозит то же, через что уже прошли все остальные — у него сейчас появится слишком много лишнего времени, чтобы думать. Наверное, все они почувствовали в этот момент одинаковый страх, который отражался в глазах, прорывался в лёгкой дрожи рук, выглядывал из-за плеча, не позволяя дышать спокойно.

— Спокойной ночи, — еле слышно прошептала Гермиона, а Джинни только затравлено посмотрела на Гарри, направившись к двери. Им завладело непреодолимое желание обнять её, прижать к себе и всю ночь сидеть рядом с ней, охраняя её сон, отпугивая своим присутствием любые кошмары. Но это было невозможно. Несмотря на всё, что было между ними раньше, несмотря на чувства, которые Гарри по-прежнему испытывал к Джинни, между ними словно появилась стена, не позволявшая ему быть с ней таким же, как на шестом курсе.

— Давай договоримся, не можешь заснуть — занимаешься тихонько своим делом и не будишь другого? — предложил Рон. Гарри кивнул в знак согласия.

Воспользоваться предложением Рона ему пришлось уже через полчаса, которых Гарри оказалось достаточно, чтобы признать своё полное поражение. Ночная пробежка Гермионы с громкими криками уже не казалась ему настолько нелепой.

К утру подробное письмо Кингсли с пересказом всех важнейших событий было написано. «История Хогвартса» тоже не долго пылилась на полочке. Сто семьдесят шесть страниц за ночь, если речь шла не об экзамене, были, наверное, личным рекордом Рональда Уизли.

Следующее утро выдалось на редкость тёплым и солнечным. Погода словно издевалась над людьми, которые готовились сегодня проводить в последний путь родных и близких, друзей и товарищей. Для такого события больше подошла бы пасмурная, дождливая погода, солнце же делало предстоявшую церемонию ещё ужаснее. Ведь ни Фред, ни Люпин, ни Тонкс, ни Колин — никто из них уже никогда не увидит голубого неба над головой, никогда не прищурит глаза, заслонившись ладонью от палящего солнца.

Завтрак прошёл в полном унынии. Гарри готов был отдать очень многое, чтобы всё поскорее закончилось, если уж не было никакой возможности что-то изменить. Все Уизли выглядели просто ужасно, по всей видимости, этой ночью уснуть не удалось никому. У Джинни под глазами залегли фиолетовые тени, особенно заметные на её бледной коже. Миссис Уизли казалась вдвое тоньше и втрое старше, чем была хотя бы ещё вчера вечером, у мистера Уизли был вид человека, который плохо понимает, что происходит вокруг него. Но внимание всех в первую очередь было, конечно, приковано к Джорджу. Он спустился вниз практически под конвоем Перси, который буквально за руку втащил его на кухню и посадил за стол. Всем хотелось сделать что-нибудь для осиротевшего близнеца: Флер ласково поздоровалась с ним, чуть коснувшись его руки, Билл налил брату чашку крепкого кофе, Чарли пододвинул ему тарелку с гренками. Мистер и миссис Уизли, кажется, боялись чем-либо выказать сыну своё сочувствие, чтобы не ранить его этим ещё больше. На лице появившейся позже всех Гермионы были отчётливо видны следы недавно высохших слёз, и Гарри спросил себя: вызвано ли это предстоящим событием или ей снова всю ночь снились кошмары?

Завтрак прошёл ещё более бездарно, чем вчерашний ужин. Сегодня уже никто даже не пытался делать вид, что ест. Гарри чувствовал, что его вывернет наизнанку, если он хотя бы откусит кусочек тоста. Когда сидеть за столом в гробовом молчании стало уже совсем невыносимо, тишину вдруг нарушил лёгкий, почти невесомый стук. Все, как по команде, повернули головы к окну.

— Сова? — удивлённо спросил Рон, поднимая стекло. — От кого бы это?

Гарри увидел большой герб Министерства и внутренне сжался. По привычке он всё ещё не ожидал от власти ничего хорошего.

— Гарри, это тебе, — Рон передал Гарри тоненький конверт, и все машинально перевели на него взгляд, хотя особого удивления никто не выказал.

Гарри медленно и очень нехотя разорвал тонкий пергамент и прочитал:

«Доброе утро, Гарри!

Надеюсь, ты нормально себя чувствуешь. Только что получил твой отчёт, большое спасибо. Я его пока не читал, но, судя по толщине, ты всё описал достаточно подробно. У меня есть предложение к тебе, Рону и Гермионе. Боюсь, что вас начнёт осаждать пресса, стоит вам только выйти за порог, а вы вряд ли этого хотите. Я посчитал правильным устроить что-то вроде магловской пресс-конференции и собрать на ней представителей всех печатных изданий. Таким образом, станет возможно раз и навсегда ответить на все интересующие их вопросы и попросить оставить вас в покое. Это всё, что я могу для вас сделать. Если вы согласны, то пресс-конференция состоится завтра, о времени сообщу позднее. Увидимся на церемонии, там и сообщи мне, пожалуйста, о своём решении.

С уважением,

Кингсли Бруствер, временно исполняющий обязанности Министра магии.

P.S. Прими мои соболезнования и передай Уизли, что я очень сожалею».

Гарри поднял голову и поймал напряжённый взгляд Рона.

— Кингсли предлагает устроить пресс-конференцию. Собрать представителей всех газет и журналов одновременно, чтобы они задали нам все свои вопросы, — объяснил он, увидев недоуменное выражение на лицах всех Уизли. — Он считает, что это лучше, чем если нас будут постоянно подкарауливать на улице и приставать с просьбой о интервью. И я с ним согласен.

— Нас? — тоненько спросила Гермиона. — Кому он это предлагает?

— Нам троим, — Гарри отдал ей письмо. — Это действительно разумно. Лучше уж потерпеть один раз, чем вечно бояться выйти из дома.

Рон безразлично кивнул. Гермиона подняла полные слёз глаза от письма и посмотрела на Гарри. Он понял, что она снова мысленно вернулась к предстоявшей церемонии прощания, прочитав о соболезнованиях Кингсли. Гарри был не в силах передать их Уизли, надеясь, что Кингсли сам сможет подойти и сказать нужные слова.

— Нам пора, — тихо проговорил мистер Уизли, вставая из-за стола. — Уже половина десятого, нужно собираться.

Гарри непроизвольно вздрогнул, теперь ему уже наоборот хотелось оттянуть страшный момент. Он почувствовал, как вспотели ладони, и подумал, что в его жизни не было более страшного утра, считая все дни, которые они провели в погоне за крестражами. Гермиону била крупная дрожь, и она крепко обхватила себя руками, поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться. Оказавшись в своей спальне, Гарри с Роном синхронно посмотрели друг на друга и тут же отвели взгляд, словно обжегшись. На их кроватях уже лежали выстиранные и выглаженные чёрные парадные мантии, и Гарри поразился, как чётко действовала миссис Уизли даже в такой момент. Он почти натянул мантию, как вдруг заметил, что Рон так и застыл посреди комнаты, с ужасом глядя на свой парадный костюм.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Гарри. — Всё в порядке?

Рон перевёл на него основательно покрасневшие глаза и покачал головой:

— Нет, не в порядке. Эту мантию мне подарили Фред с Джорджем, купили, наверное, на те деньги, которые ты им отдал после Турнира Трёх Волшебников. По крайней мере, я так думал. Я никогда у них не спрашивал.

Лицо Рона скривилось, и он быстро отвернулся от Гарри. Выждав несколько секунд и дав тем самым Рону время прийти в себя, Гарри приблизился и осторожно положил руку другу на плечо.

— Извини, — хрипло сказал Рон. — Я что-то совсем не могу больше держать себя в руках. Для мамы ещё стараюсь, но я уже на пределе.

— Я всё понимаю, — Гарри с трудом сглотнул, подумав, что ему тоже вряд ли удастся сдержать слёзы, когда он увидит их. Увидит их тела. — Я буду рядом.

Это было всё, чем он мог помочь Рону, всё, чем мог его поддержать. Они спустились вниз одними из первых, в гостиной сидели только мистер Уизли и Чарли. Оба молча кивнули.

Рон прочистил горло:

— Как мы попадём… туда?

Гарри отметил, что не он один пытался всеми силами обойти стороной слова «похороны», «кладбище», страшась произнести их вслух.

— Трансгрессируем, — тусклым голосом ответил мистер Уизли. — Кингсли только что прислал нужные ориентиры.

Он протянул им кусочек картона, при ближайшем рассмотрении оказавшийся фотографией, на которой была изображена небольшая рощица с геометрически правильной круглой опушкой посередине, расположенной как бы внутри рощицы и со всех сторон окружённой деревьями. Крохотные листочки на деревьях слегка колыхались, повинуясь порывам невидимого ветерка. Гарри почувствовал комок в горле. Такое красивое место.

Наконец, все собрались, не хватало только Перси и Джорджа.

— Я схожу, проверю, что у них там, — пробормотал Билл, зашагав вверх по лестнице. Его не было достаточно долго, но, в конце концов, все трое спустились, причём Перси выглядел слегка потрёпанным.

— Мы его еле успокоили, — шепнул Билл на ухо Чарли, стоявшему рядом с Гарри. — Нам стоит ожидать сцены, надо как-то подготовить маму.

Гарри содрогнулся. Ему стало страшно при мысли, что сейчас должно было твориться у Джорджа в душе. А что с ним станет, когда он увидит тело Фреда? Джордж всё ещё не осознавал до конца, что именно произошло, как подозревал Гарри. Никто из них не осознавал.

— Джинни, ты пойдёшь с Биллом или Чарли, тебе нельзя трансгрессировать одной, — суетливо распоряжалась миссис Уизли. — Все посмотрели фотографию? Если вдруг попадёте куда-то не туда, пришлите патронуса, хорошо? Гермиона, дорогая, ты не замёрзла?

Гермиону и правда трясло так, что можно было подумать, что ей холодно. Гарри даже показалось, что он слышит, как у неё стучат зубы. Джинни была настолько бледной, что это казалось неестественным.

— Давайте по очереди, — не унималась миссис Уизли. — Билл, Флер, вы первые.

Гарри так пытался оттянуть страшный момент, что опомнился только тогда, когда остался наедине с четой Уизли.

— Гарри, дорогой, мы сразу за тобой, — нервно сказала миссис Уизли, она была как-то чересчур уж возбуждена, её всегда чёткие и деловитые движения стали нервными и угловатыми.

Гарри крутанулся на месте, и в следующую секунду яркий солнечный свет ударил ему прямо в глаза. До него донёсся тихий голос Рона, и он почти наощупь добрался до друзей, стоявших чуть в стороне. Наконец, его глаза привыкли к свету, и он смог осмотреться. Сердце Гарри замерло, как ему показалось, на целую минуту, а потом забилось как сумасшедшее. Полянка выглядела точно так же, как на фотографии, только посередине была возведена большая трибуна, а позади неё прямо в воздухе висело множество больших портретов. Прямо на Гарри, лукаво улыбаясь, смотрел Фред, рядом с ним в полный рост стоял, устремив на толпу серьёзный, чуть грустный взгляд, Люпин, а по правую руку от него — Тонкс с ярко-малиновыми волосами, всегда напоминавшими Гарри жвачку. Они были тут, все, кто погиб в битве за Хогвартс. Гарри нашёл портрет Колина, который выглядел на фотографии особенно юным, почти ребёнком. Демельза была одета в форму для квиддича и держала в руках квоффл. А сколько ещё было незнакомых лиц, и у каждого из этих людей был кто-то, кто их любил.

Гарри оглянулся на Уизли. Они стояли, тесно сжавшись, как будто поддерживая друг друга. По щекам миссис Уизли ручьями текли слёзы, мистер Уизли обнимал её за плечи, костяшки пальцев у него побелели. Флер и Джинни тихо всхлипывали, цепляясь за Билла и Чарли. У Чарли был такой вид, как будто его чем-то тяжёлым ударили по голове. Перси, кажется, тратил все силы на то, чтобы удержать Джорджа, рвавшегося подойти поближе к портрету брата-близнеца. Гермиона, как и Гарри, осматривала остальные портреты и собравшихся проститься с погибшими людей, прижав руку к груди и крепко сжимая дадонь Рона, лицо которого приобрело какой-то землистый оттенок.

Глаза Гермионы вдруг расширились, и её взгляд метнулся к Гарри. Она неопределённо махнула рукой в сторону портретов, и, куда она показывала, Гарри замер. Прямо под портретом Тонкс стояла статная женщина. Из-за её плеча виднелась головка ребёнка. Тёмные волосы женщины, струившиеся по спине, на секунду опять напомнили Гарри Беллатрису, но он моментально поборол это неприятное чувство. Больше он никогда в жизни не перепутает Андромеду Тонкс с её безумной сестрой.

— Здравствуйте, миссис Тонкс, — тихо поздоровался Гарри, неслышно приблизившись к ней.

Она обернулась и смерила его долгим взглядом чёрных, как у её сестры, глаз. Только в этих глазах разливались невыносимая боль и всепоглощающее горе, неведомые Беллатрисе. Малыш Тедди тоже повернул головку, и Гарри вздрогнул: с лица ребёнка на него смотрели проницательные глаза Римуса Люпина.

— Здравствуйте, Гарри, — тихо произнесла Андромеда. — Я ожидала встретить вас здесь.

Гарри кивнул, собираясь с силами перед тем, что он должен был ей сказать.

— Миссис Тонкс, — он сделал над собой неимоверное усилие, чтобы голос перестал дрожать, — я не могу передать, как мне жаль, я… Тонкс, то есть, я хочу сказать, Нимфадора… она была моим другом, и я ужасно сожалею… Я так не хотел, чтобы она … особенно сейчас, когда они с Римусом поженились, когда у них только что родился ребёнок, когда всё было так хорошо...

Он замолчал, задыхаясь и чувствуя себя полным идиотом, неспособным договорить связно ни одной фразы. Но она, кажется, поняла его. Андромеда Тонкс задумчиво смотрела куда-то вдаль.

— Я была против, когда она объявила мне про Римуса, сам понимаешь. Это не тот муж, которого бы мы хотели для своей дочери, хотя я не могу сказать о нём ничего плохого как о человеке. Но оборотень… Я так за неё боялась, я боялась, что она будет несчастна.

Гарри молчал. Что он мог возразить? Что Люпин был замечательным человеком? Но она и сама этого не отрицала. Наверное, он бы тоже пришёл в ужас, если бы его дочь влюбилась в оборотня.

— Но потом он ушёл, бросил её беременную, — продолжила Андромеда, и тут уж Гарри не стерпел.

— Его мучили страшные угрызения совести, — воскликнул он чуть более горячо, чем хотел сам. — Я видел его после этого. Он буквально был в отчаянии, боялся, что Тедди унаследует его… болезнь. Хотя тогда я первый осудил его, теперь…

— А меня наоборот именно это расположило к нему, — Андромеда чуть улыбнулась. — Я достаточно неплохо разбираюсь в людях и сразу поняла, почему он так поступил. Я поняла, что он и вправду любит мою дочь. И если Нимфадора тоже его любит, а в этом я не сомневалась, то ничего не оставалось, как одобрить их брак. Мы с Тедом побоялись, что без Римуса Нимфадора будет несчастнее, чем с ним.

— Ваш муж… мне тоже очень жаль, — пробормотал Гарри. — Я слышал по радио, когда мы ещё… отсутствовали.

Она не стала ничего спрашивать, только нежно покачала немного раскапризничавшегося Тедди. Редкие волосики малыша внезапно стали тёмно-бордовыми.

— Он немного рассержен, что ему уделяют мало внимания, — объяснила Андромеда. — Я не могу отказать ему в этом, хотя рискую здорово его избаловать. Просто больше у него всё равно никого нет.

— Я не знаю, говорила ли вам То… Нимфадора, — Гарри встрепенулся, — но они с Римусом просили меня быть крёстным Тедди, и я, конечно, согласился.

— Да, Нимфадора мне говорила, — Андромеда чуть удивилась. — Но ты ещё так молод, я не думала, что ты захочешь…

— Что? — у Гарри даже голос сел от потрясения. — Я не захочу? Миссис Тонкс, Римус был мне почти что отцом после смерти Сириуса, Тонкс для меня не менее дорога, и я бы бросил их сына? Тем более, я сам вырос без семьи и прекрасно знаю, что это такое.

Андромеда молча протянула ему руку в знак примирения.

— Прости меня, — в её голосе слышалось искреннее раскаяние. — Прости, что могла так плохо о тебе подумать. Двери нашего дома всегда открыты для тебя.

Гарри почему-то показалось, что переход на ты в обращении к нему со стороны Андромеды был чуть ли не комплиментом. Почему-то не верилось, глядя на эту гордую женщину, что на свете живёт много людей, которым она говорит ты.

— Я знаю, что значил для тебя Сириус, — вдруг тихо произнесла миссис Тонкс, и Гарри вздрогнул, только сейчас вспомнив, как сам Сириус называл Андромеду своей любимой кузиной. — Он много значил и для меня. Он был единственным из всей семьи, кто поддержал меня, когда я вышла за Теда.

Гарри кивнул, не зная, что сказать и чуть повернул голову в сторону, глядя на Уизли. Когда на глаза ему попалась плачущая миссис Уизли, он невольно отметил, как не похожа она сейчас на ту женщину, которая так легко и быстро расправилась с Беллатрисой, А ведь ту не могли одолеть многие до неё. И вдруг он понял, кого именно убила Молли.

— Миссис Тонкс, — начал он в ужасе от мысли, что она может возненавидеть миссис Уизли за это, — я…

Но она прервала его лёгким движением руки:

— Зови меня Андромедой. — И тихо добавила, заметив его поражённый взгляд: — Я хочу хоть от кого-то слышать своё имя.

— Андромеда, — несколько смущённо начал Гарри, не представляя, как он сейчас спросит, что собирался. — Беллатриса… Она была вашей сестрой…

— У меня давно нет сестры с таким именем, — холодно и почти спокойно заметила миссис Тонкс. — Я ещё допускаю призрачную возможность как-то наладить отношения с Нарциссой, если теперь вдруг представится удобный случай. Но Беллатриса… Я скажу ужасную вещь, Гарри, но если бы она выжила, я бы прикончила её сейчас своими собственными руками.

Наверное, на его лице был написан ужас, потому что вокруг рта у неё залегли скорбные складки, но она твёрдо закончила:

— Я не могу называть сестрой женщину, которая убила мою дочь.

У Гарри было такое чувство, как будто у него под ногами разорвалась бомба. Он не знал, кто именно убил Тонкс и Римуса, но почему-то даже не предполагал, что это могла сделать Беллатриса. Всё-таки Тонкс приходилась ей родной племянницей…

— Я бы вас не обвинил, Андромеда, — жёстко сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Никто бы не смог.

Внезапно их прервала громкая музыка, от которой у Гарри засосало под ложечкой. Начинается…

На трибуну медленно поднялся Кингсли и мрачно оглядел притихшую толпу. Гарри жестом предложил Андромеде присоединиться к семье Уизли, но та только отрицательно покачала головой, застыв в немом ожидании. Гарри почти бегом вернулся на своё место и встал рядом с Гермионой.

— Ты как? — шёпотом спросила она, дотрагиваясь до его плеча.

— Нормально, держусь, — тихо ответил он, чувствуя, как дрожит её рука. — Соберись. Мы нужны им сейчас.

Гермиона кивнула и сжала зубы, упрямо выставив вперёд подбородок.

— Друзья! — разнёсся над поляной глубокий голос Кингсли. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы почтить память павших в битве за Хогвартс, в финальной, решающей битве, в битве, от которой зависело всё. К нашему общему прискорбию, должен сообщить, что в этой битве погибло пятьдесят четыре человека, в том числе, несколько школьников. Хотя мы не делаем разделения сегодня, потому что все они, все пятьдесят четыре, герои. Все они получат посмертно Орден Мерлина Первой степени. Но сейчас я хочу сказать родным и близким погибших: ничто и никогда не восполнит в ваших сердцах пустоту, образовавшуюся после их потери. Нам сегодня остаётся только одно — сделать так, чтобы их смерть не оказалась напрасной, достичь того светлого будущего, за которое они погибли. Я клянусь, от имени Министерства магии, что сделаю всё, что только может быть в человеческих силах, для преодоления тех ужасных последствий, которые стали результатом чудовищных деяний Волан-де-Морта и его приспешников. Каждый из пятидесяти четырёх погибших в битве внёс свой вклад в общее дело великой победы, их имена никогда не будут забыты. Мы этого не позволим.

Кингсли сглотнул и обернулся к кому-то, стоявшему за трибуной, где собравшиеся не могли его видеть.

— А сейчас, — Кингсли продолжил, и по его лицу Гарри понял, что вот оно, момент настал, — а сейчас пришло время проститься с нашими дорогими героями. Держитесь, друзья.

Толпа замерла в ожидании. И тут Гарри почувствовал, как мороз пробежал у него по коже: из-за трибуны прямо по воздуху медленно плыли пятьдесят четыре белых гроба, убранных белыми цветами. Раздался общий вздох, послышались рыдания и истерические крики. Миссис Уизли побледнела ещё больше, хотя минуту назад Гарри готов был поклясться, что это просто невозможно. Ногти Гермионы с силой вонзились в его ладонь, но он не почувствовал боли. Гробы подлетали к портретам и зависали перед ними.

— Маркус Олден, — прогремел голос Кингсли, и Гарри понял, что он будет называть каждое имя. — Аврор, сорок восемь лет. Осталась вдова и трое детей.

Гарри увидел, как к гробу, спотыкаясь, пошла худенькая женщина в чёрной мантии, прижимая к лицу платок. За ней медленно брели два юноши, поддерживая с обеих сторон девушку. Вероятно, это и были дети погибшего.

— Колин Криви, — Гарри почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Как сквозь сон он видел, как рыдает над телом брата Деннис Криви, и понимал, что всё это слишком жестоко, чтобы быть правдой, что Гермиона права, они действительно все могут спать и видеть один большой коллективный кошмар. Ну не может быть такого, не должно быть, чтобы дети погибали, пусть даже и во имя великой победы. Гарри впал в странное полубессознательное состояние: он вроде бы видел всё, что происходило вокруг, но ровным счётом ничего не слышал, погрузившись в свои мысли.

— Фред Уизли, — Гарри показалось, что это имя, произнесённое голосом Кингсли, прогремело прямо у него в голове. Медленно, очень медленно он двинулся, повинуясь руке Гермионы, которая тянула его вперёд, и только на середине пути понял, что сейчас он увидит Фреда. В последний раз. Гарри захотелось совсем по-детски закрыть руками уши и бежать, бежать подальше отсюда, сохранить в голове образ живого и смеющегося Фреда. Но он не мог. Он был должен отдать эту дань признания и памяти Фреду, который всегда был на его стороне, который смешил его даже в такие минуты, когда, казалось бы, засмеяться было просто невозможно. Который должен был прожить долгую и счастливую жизнь, придумывая всё новые и новые товары для своего магазина. Который должен был наложить заклятие оцепенения на миссис Уизли в день своей свадьбы, чтобы она не разводила лишней суеты. Ничего этого у него уже никогда не будет.

Впереди раздался потрясённый и какой-то отчаянный стон: Джордж увидел в гробу своего близнеца. Наверное, он до последней минуты надеялся и верил, что произошла чудовищная ошибка, что Фред не может быть мёртв, потому что сейчас Джордж выглядел как человек, из-под ног которого выбили почву. Постояв несколько секунд, с ужасом глядя на свою точную копию, спокойно лежавшую в гробу, Джордж как подкошенный рухнул на колени. Пару раз он попытался подняться, но сил не хватало, а Перси сам был слишком потрясён, чтобы догадаться помочь брату. Гарри осторожно подошёл и поверх головы застывшей перед гробом Джинни взглянул в лицо Фреда. Он всё ещё слегка улыбался. Если бы не мертвенная бледность, можно было подумать, что он просто спит. Но он не спал. Он был мёртв. Гарри почувствовал такой спазм в груди, что ему на секунду показалось, что он сейчас задохнётся. И в ту же секунду по щекам потекли горячие, обжигающие слёзы, которые он и не пытался скрыть. В таких слезах не было ничего стыдного.

С другой стороны, поддерживаемый Биллом и Чарли, шатаясь, подошёл обезумевший от горя Джордж. Он медленно обвёл взглядом всю семью и вдруг, с силой рванувшись из рук братьев, бросился грудью на гроб своего близнеца, обхватив его руками и содрогаясь от рыданий. Гермиона отвернулась, не в силах вынести эту сцену, её плечи судорожно дрожали. Рон остановившимся взглядом смотрел на близнецов, в последний раз оказавшихся вместе. Его глаза были сухими, но в их глубине было что-то такое, что делало их из голубых почти чёрными, и Гарри подумал, что лучше бы он плакал. Такое горе нельзя переживать внутри.

Он едва успел подхватить упавшую как-то без предупреждения, не издав ни единого звука, Джинни. Машинально взмахнув палочкой, он уложил её на возникшую кушетку и присел рядом, слегка поглаживая её по спине, не понимая, что она сейчас ничего не чувствует. Мистер и миссис Уизли с почерневшими от горя лицами беспомощно плакали, глядя на своих сыновей, одного мёртвого, а второго — сошедшего с ума от горя. Миссис Уизли опасно раскачивалась из стороны в сторону. Флер, в ужасе прижала ладонь ко рту, глядя на качавшийся из стороны в сторону гроб, который Джордж никак не хотел отпустить. Не в силах выносить эту сцену ни секундой дольше, Гарри оставил бесчувственную Джинни на попечение Гермионы и зашагал в сторону других портретов. Но отовсюду до него доносились только рыдания, всхлипывания и крики. Он видел много смутно знакомых лиц, но понять, кто это был не мог и не хотел, пока шёл к портрету последнего из мародёров, к портрету, под которым в гробу лежал Римус Люпин.

Гарри судорожно вздохнул, и слёзы потекли с новой силой. Он не мог поверить, не хотел, но ему ничего больше не оставалось. Последняя ниточка, связывавшая его с родителям, прервалась. Ушёл замечательный человек, человек, который искренне любил Гарри, заботился о нём, берёг его. Римус Люпин совсем недолго был счастлив за всю свою жизнь: в школе, где он обрёл верных друзей, и во время второй войны, когда он обрёл любовь. Гарри прекрасно знал, что Люпин сам себя приговорил к одиночеству, что он не считал для себя возможным иметь жену и детей. И вот у него появляется молодая, прекрасная, любящая жена, у них рождается сын. Но Люпин никогда не увидит, как он растёт. Он умер именно в тот момент, когда у него были все шансы быть счастливым до конца своих дней. От несправедливости этой мысли у Гарри зазвенело в ушах, и он зажал их руками, согнувшись чуть ли не пополам. Он вспомнил, каким счастливым выглядел Римус, ввалившись к Биллу в коттедж «Ракушка» с вестью о рождении сына, как он сиял, с какой нежностью смотрел на фотографии маленького Тедди. Гарри медленно опустился на колени и зарыдал, уткнувшись лицом в пахнувшую свежей травой землю. Он не мог успокоиться, колотя по земле кулаками, чувствуя, как от рыданий уже саднит в горле.

Вдруг сзади его обняли чьи-то мягкие руки, и, обернувшись, Гарри увидел опухшее от слёз лицо Андромеды Тонкс.

— Плачь, — прошептала она, — плачь. Он заслужил эти слёзы.

Тедди, волосы которого стали опасного алого цвета, настороженно смотрел на Гарри, готовясь в любую секунду разреветься. Андромеда медленно встала, и сквозь пелену застилавших глаза слёз, Гарри увидел, как она подняла Тедди повыше. Он никогда в своей жизни не видел ничего более трогательного и более страшного одновременно, чем ребёнок, серьёзно глядевший на своего мёртвого отца и не знавший, что он видит его последний раз в своей только ещё начавшейся жизни. Новый приступ рыданий подкатил к горлу, и Гарри нескоро оправился от него. На дрожащих ногах, он приблизился к самому гробу и посмотрел последний раз в лицо верного друга, так многому научившего его за их недолгое знакомство. Потом он медленно наклонился и почтительно поцеловал Люпина в ледяной лоб.

Гарри знал, что снова сломается, если позволит себе обернуться, поэтому он шёл как можно быстрее к гробу Тонкс, пока ещё у него были силы. Она лежала, непривычно спокойная и тихая, с обычными каштановыми волосами. Гарри отчаянно замотал головой, но слёзы всё равно текли и текли, как будто внутри у него открылся кранчик, и все слёзы, не выплаканные им за эти долгие годы потерь, теперь устремились наружу. Он не знал, сколько он простоял, вглядываясь в восковое лицо Тонкс, но, в конце концов, ему нужно было двигаться дальше.

Вдалеке сверкнули на солнце длинные рыжие волосы, и Гарри узнал Джинни. Он медленно двинулся в её сторону и остановился перед гробом Демельзы Робинс. Джинни что-то тихо говорила её родителям, и слёзы медленно текли по её покрасневшему лицу. Гарри посмотрел на такую замечательную охотницу, вспомнил, как ветер всегда трепал её длинные волосы, когда она неслась к воротам противника с квоффлом в руках. Она не должна была погибать. Никто из них не должен был.

Около гроба Колина Гарри задержался дольше. Сначала, когда он только подошёл, на него с рыданиями налетел Деннис и, крепко обняв, уткнулся ему в плечо. Гарри не мог ничего сказать и только похлопал парнишку по спине, с трудом сдерживая себя, чтобы не начать просить прощения у всей семьи Колина.

— Вы, наверное, и есть Гарри Поттер? — хриплым от обуревавших его эмоций спросил коренастый плотный мистер Криви, протягивая руку, которую Гарри крепко и, как он надеялся, сочувственно пожал.

— Колин столько рассказывал о вас, — прошептала миссис Криви, цепляясь за рукав мужа, как утопающий за соломинку.

— Он тебя так любил, — голос Денниса прерывался, — он всегда стоял за тебя горой. Я так боялся, что он выкинет что-то подобное.

— Мы слышали столько хорошего о вас, мистер Поттер. Колин всегда вами восхищался.

Эти слова вонзались в сердце Гарри, как острые шипы. Родители Колина не понимали, что Гарри никогда даже не вспоминал про Колина Криви, никогда не думал о нём, не считал своим другом. Он не заслужил таких слов. Но Гарри не посмел их разочаровать, хотя в глубине души и понимал, что только прикрывается этой причиной. На самом же деле, он ужасно не хотел признаваться, самому себе в первую очередь, как несправедливо мало времени и внимания он уделял Колину. И эта вина останется с ним на всю жизнь, потому что Колин мёртв и уже никогда не сможет его простить. Хотя, как подозревал Гарри, Колин бы с удовольствием простил его, искренне удивившись, за что, собственно, у него вообще просят прощения. Он никогда не требовал к себе особого внимания.

— Итак, пришло время проститься с павшими, — снова разнёсся над полянкой голос Кингсли. — Примите ещё раз мои самые искренние соболезнования, многие из этих людей были моими друзьями. Я снова повторю, что нами будет сделано всё, чтобы их имена никогда не были забыты.

Гарри пробрался назад к Уизли и увидел жуткую картину: Билл, Перси и Чарли втроём держали вырывавшегося с молчаливым упорством Джорджа. Артур поддерживал почти висевшую на нём миссис Уизли. Флер гладила Молли по плечу, захлёбываясь рыданиями. Рон и Гермиона стояли чуть в стороне, и на лице Рона застыло страшное выражение, какого Гарри никогда не видел у него раньше. Гермиона крепко сжимала его ладонь и периодически что-то шептала ему на ухо, утирая слёзы. Гарри скорее почувствовал, чем услышал, что сзади подошла Джинни, и обернулся к ней. Несмотря на опухшее, покрасневшее лицо, она была очень красива, и Гарри ощутил щемящую нежность в груди к этой смелой и сильной девушке, сейчас выглядевшей абсолютно разбитой.

Гарри в последний раз посмотрел на Фреда, и вдруг гробы исчезли в языках яркого пламени. Что-то подобное они уже видели на похоронах Дамблдора, успел подумать Гарри, а полянка уже была усеяна ровными рядами белых мраморных плит с высеченными на них именами. И тут раздался страшный, полный муки и отчаяния, протяжный крик:

— Неееееееееееееет!!!! Фред! Нет! Нет! Нет!

Гермиона в ужасе зажала уши, и Гарри чуть не последовал её примеру. Так может кричать только человек, потерявший смысл жизни, у которого больше не осталось надежды. В душе Гарри шевельнулось нехорошее предчувствие, но он постарался прогнать его, ужаснувшись своим мыслям. Отвернувшись от бившегося в рыданиях Джорджа, которого теперь уже пыталась удержать вся семья в полном составе, Гарри вдруг увидел стоявшую чуть поодаль Анджелину Джонсон. Ведь их с Фредом связывало нечто большее, чем дружба, по крайней мере, пока близнецы ещё учились в школе. Гарри никогда не интересовался личной жизнью Фреда, но сейчас, глядя на ужас и горе на лице Анджелины, подумал о том, как много он не знал о близких ему людях.

Сквозь толпу к нему пробился Кингсли с измождённым, испещрённым ранними морщинами лицом.

— Здравствуй, Гарри, — они пожали друг другу руки. — Ужасный день, поистине ужасный.

Гарри кивнул, не находя слов, чтобы ответить. Ему казалось, что так плохо ему не было даже во время самой битвы.

— Что ты думаешь о моём утреннем предложении? Вы согласны?

— Наверное, — хотя сейчас Гарри уже не был уверен в том, что Рон, Гермиона, да и он сам смогут выдержать такое напряжение второй день подряд. Ведь журналисты никогда не отличались особой тактичностью, а значит, можно ожидать самых неловких и опасных вопросов.

— Мне нужен точный ответ, Гарри, прости, что приходится давить на тебя, — мягко, но настойчиво упорствовал Кингсли. — Нужно, чтобы в утреннем «Пророке» опубликовали хотя бы часть информации, если мы всё-таки решимся на пресс-конференцию, а значит, времени уже очень мало.

— Мало? — тупо переспросил Гарри. Почти сутки казались ему довольно продолжительным сроком.

— Сейчас пять часов вечера, завтрашний выпуск отдадут в печать часов в одиннадцать, так что, да, маловато, — задумчиво ответил Кингсли, посмотрев на часы.

Пять часов вечера! А Гарри казалось, что прошло всего пару часов с тех пор, как они покинули Нору. Тогда действительно, ответ нужно давать сейчас, и Гарри решился:

— Да, Кингсли, пусть будет пресс-конференция, мы согласны.

В конце концов, если Рон и Гермиона не захотят, они могут и не пойти, так что ничего страшного не случится.

— Очень хорошо, — в голосе Кингсли появились деловые нотки. — Тогда отправляйтесь домой, подготовьте короткие речи, ну о чём вы считаете важным сказать, что необходимо знать людям. Конференция будет завтра в три часа дня в здании Министерства.

Он оглянулся на Уизли, остановил взгляд на обезумевшем от горя Джордже, еле слышно прошептал: «Бедный парень» и растворился в воздухе. Гарри медленно пошёл к стоявшим неподалёку Джинни и Гермионе, которые всё равно мало чем могли сейчас помочь остальным. Через несколько минут, под громкие рыдания миссис Уизли, Джорджа всё-таки обездвижили и переправили в Нору, где Перси трясущимися руками влил брату в рот успокоительное, а затем снотворное и остался сидеть на полу возле его кровати, уронив голову на руки. В этот вечер миссис Уизли об ужине так и не вспомнила.

Весь вечер после похорон Гарри, Рон и Гермиона провели наверху в комнате Рона, обсуждая завтрашнюю пресс-конференцию. Всем им хотелось немного отвлечься от ужасных событий этого дня, поэтому они преувеличенно увлечённо гадали, какие вопросы им могут задать и как они будут на них отвечать. На самом деле, Гарри это мало волновало, но он не хотел, чтобы Рон снова и снова переживал в памяти страшные моменты похорон его брата.

— Может, позовём сюда Джинни? — спросил Гарри, когда в разговоре возникла логическая пауза. — Она, наверное, сидит у себя в комнате совсем одна.

— Конечно, — заволновалась Гермиона. — Как эгоистично с нашей стороны! Ты сходишь за ней, Гарри?

Гарри кинул взгляд на Рона, вспомнив, что случилось в последний раз, когда он зашёл в комнату Джинни в свой прошлый день рождения, но друг был явно погружен в свои мысли и возражать совсем не собирался. Гарри старался спускаться как можно тише, но лестница безжалостно скрипела под ногами, заставляя его каждый раз виновато втягивать голову в плечи. Мимо комнаты близнецов, как её всё ещё мысленно называл Гарри, он прошёл на цыпочках, как вор, залезший в чужой дом. Добравшись, наконец, до первого этажа он вздохнул свободнее: оставалось только пройти через столовую, свернуть направо от кухни и постучать в дверь комнаты Джинни. Тут уж он никого не должен был потревожить. Гарри был уже на середине гостиной, когда его остановило чувство чужого присутствия, хорошо развившееся у него за последнее время. В комнате кто-то был. Стараясь оставаться спокойным, Гарри медленно повернулся и тут же вздохнул с облегчением: в кресле в углу с книгой на коленях сидела Джинни. Она никак не отреагировала на появление Гарри, и, подождав пару секунд, он понял, что она его просто не видит.

— Привет, — тихонько сказал Гарри, пытаясь не напугать её, но Джинни всё равно подпрыгнула, и в её руке тут же появилась палочка.

Наверное, все они после войны так и останутся параноиками, пора признать, что с нервами необходимо что-то делать, думал Гарри, глядя на кончик палочки, направленный ему прямо в грудь.

— Прости, — Джинни опустила руку и наклонилась поднять упавшую книгу, а заодно — скрыть предательский румянец стыда. — Я задумалась и не заметила тебя.

— Это ты меня прости, я не хотел тебя пугать, — Гарри вдруг тоже почувствовал смущение. Не считая некоторого времени в Мунго, которое Джинни всё равно проспала, они ещё не оставались наедине с… всё с той же сцены в её комнате на его прошлый день рождения. Воспоминания ещё были так живы в нём, что Гарри устыдился сам себя: думать о поцелуях в момент, когда Джинни сама не своя от горя, когда они совсем недавно вернулись с похорон.

— Мы тут подумали, — быстро сказал он, глядя на книгу у неё в руках, — может тебе подняться к нам? А то сидишь тут совсем одна.

Джинни удивлённо вскинула брови:

— А разве я не помешаю вам? Я думала, вы хотите поговорить без свидетелей.

На долю секунды Гарри показалось, что в её словах были издёвка и укор, но он почти сразу же понял, что ошибается. Его затопила мощная волна раскаяния: они втроём слишком часто оставляли Джинни в стороне, слишком часто она чувствовала себя лишней. Даже на шестом курсе, когда они были вместе, Гарри не рассказал ей и малой толики того, что было известно Рону и Гермионе. Почему он этого не сделал? Наверное, хотел защитить Джинни от правды, не хотел отнимать у неё надежду на скорую победу. Ведь, честно говоря, какие у них были шансы? Практически нулевые, нужно быть честным. Он никогда не хотел, чтобы Джинни узнала заранее, сколько опасностей, бед и поражений ожидало их в прошлом году. Один-единственный раз он проговорился, когда в шутку спросил, уж не думает ли миссис Уизли, что кто-то другой убьёт Волан-де-Морта, пока он готовит пирожки с мясом, и сразу же увидел реакцию Джинни. Нет, он должен был беречь её от жуткой правды, ведь она и так догадывалась, только молчала, боясь получить подтверждение своим страхам.

— Ты не помешаешь, Джинни, — Гарри старался говорить мягко, — у нас нет никаких тайн от тебя.

— Дело не в тайнах, — она вздохнула. — Вы втроём общаетесь как бы на другом уровне, на одной волне. Вы говорите о каких-то вещах, о которых я не имею никакого представления. Вы понимаете друг друга с полуслова, а мне постоянно приходится переспрашивать. Я не хочу доставлять вам эти неудобства, вот и всё.

Гарри ногой пододвинул к себе розовый пуфик, на который миссис Уизли обычно по вечерам клала ноги, занимаясь вязанием и слушая песни Селестины Уорлок, и сел на него, устроившись прямо напротив Джинни. Он был полон решимости посвятить её во всё, во что она захочет, прямо сейчас, не откладывая этого больше ни на секунду. Ему было безразлично, что Рон с Гермионой ждут их наверху, что Рон снова может подумать что-то не то, что они ещё не продумали официальную версию, которую будут рассказывать завтра на пресс-конференции. Потому что ведь нельзя же рассказывать о крестражах, это исключено. О них мало кто знает, и хвала Мерлину. Новый Волан-де-Морт никому не нужен, а он непременно найдётся, пусть и не сейчас, но найдётся.

— Сейчас я тебе всё расскажу, — тихо сказал Гарри, — всё, чего ты не знаешь, хорошо? А потом ты расскажешь мне, что происходило в Хогвартсе, ладно?

Джинни кивнула, не сводя с него напряжённого и слегка недоверчивого взгляда. Гарри говорил долго, ему пришлось начать издалека: с пророчества, с истории Снейпа, с проникновения в Министерство и дальше по порядку. Он немного заколебался, рассказывать ли об уходе Рона или нет, но в конце концов рассказал. Всё так всё. Джинни не осудила брата, только задумчиво кивнула и продолжила внимательно слушать. Когда Гарри дошёл до серебряной лани, опустив подробности их с Гермионой мытарств, наполненных, кроме Годриковой Впадины, только терзаниями и тоской по Рону, Джинни странно дёрнулась и уже открыла было рот, но в последний момент сдержалась. Гарри объяснил, что лань была патронусом его матери, и точная её копия стала патронусом Снейпа, потому что он любил Лили всю свою жизнь.

— Лань — патронус Снейпа? — странным голосом спросила Джинни.

— Да, — Гарри почувствовал, что она что-то знает, что-то слышала уже о серебряной лани. — А что?

— Сразу после Рождества, как-то под вечер, когда все были дома, в гостиной появился чей-то патронус, — она посмотрела Гарри прямо в глаза. — Это была серебряная лань. Мы сначала очень напугались, но она только неподвижно висела в воздухе, а потом раздался шёпот. Мы так и не поняли, чей это был голос, но он сказал: «Вы все в опасности, они знают, что Рональд ушёл с Гарри Поттером, они будут мстить». Потом лань исчезла. И поэтому я не вернулась в школу, поэтому Билл перевёз нас всех к тётушке Мюриэль. Мы ни о чём не догадывались, и наверняка меня бы тоже забрали, как Полумну. Но нас предупредили. Получается, это был Снейп…

Гарри был потрясён. Он знал, что Снейп поклялся Дамблдору защищать его, Гарри, стараясь тем самым искупить свою вину, свою ужасную ошибку. Стараясь ради Лили. Да, Гарри знал, что Снейп назначал достаточно мягкие наказания, знал, что он много сделал для студентов, как выяснилось теперь. Но чтобы вот так предупреждать? Ведь Полумну забрали, Невиллу пришлось скрываться в Выручай-комнате, а его бабушка просто-напросто сбежала, и ни к кому из них Снейп не посылал патронуса, рискуя быть раскрытым. Понимание пришло из ниоткуда. Просто Гарри вдруг осознал, почему Снейп так поступил, понял, что именно он сделал, и со стоном согнулся пополам, прижав ладони к лицу, не в силах вынести чувства такого раскаяния, какого он ещё никогда не испытывал в своей жизни.

— Гарри? — Джинни испуганно приподнялась со своего кресла. — Что случилось?

— Всё в порядке, — он медленно разогнулся и посмотрел в её встревоженное лицо. — Просто… просто я никогда не избавлюсь от чувства вины перед ним, я ему стольким обязан, а теперь ещё и ты говоришь… Я обязан этому человеку всем.

— Но, если бы не он, Волан-де-Морт никогда не узнал бы о пророчестве, и ничего бы этого не было, — осторожно напомнила Джинни.

— Он и так был слишком жестоко наказан за свою ошибку, — Гарри в волнении встал. — Ты хоть представляешь себе, что значит жить и знать, что ты собственными руками убил любимого человека? Каждое утро просыпаться с этой мыслью и думать об этом перед тем, как уснуть? Как можно вынести такую жизнь? А он выносил. И знаешь почему? Ради меня, чтобы защищать меня, каждый день защищать. И каждый день терпеть моё неуважение, мою ненависть, слушать мои глупые обвинения. Он сделал гораздо больше, чем я думал.

Джинни смотрела растерянно, она явно не понимала, что такого было в её рассказе, что именно понял из него Гарри. И он замолчал, потому что это была опасная тема. Тема, на которую он не мог и не должен был говорить сегодня. Но Джинни смотрела вопросительно, и он поддался соблазну.

— Снейп знал, что мы с тобой встречаемся, правильно? Вся школа знала. А вот о нашем расставании его вряд ли кто-то проинформировал, понимаешь? Он думал, что мы всё ещё вместе, он думал, что спасает тебя для меня. Он сохранял для меня малейшую надежду, он хотел, чтобы мне было за кого умереть. А, может быть, ты ему напоминала мою мать, плюсом ко всему. Теперь понимаешь?

Джинни смотрела на него широко открытыми глазами и молчала. Гарри понимал, что тема болезненная, но в глубине души теплилась надежда, что, возможно, ещё не поздно, что ещё можно всё вернуть, что она по-прежнему хочет быть с ним. Но Джинни только задумчиво сказала:

— Значит, вся наша семья тоже обязана Снейпу. Надо рассказать всем, как ты считаешь?

Гарри кивнул. Несколько минут оба молчали, потом Гарри вспомнил, что так и не закончил рассказ.

Джинни вздрогнула, когда он добрался до момента истины: момента, когда он узнал, что существовало восемь крестражей и что восьмым крестражем был он сам. Он даже рассказал ей, как проходил мимо под мантией-невидимкой, как видел её, склонившуюся над раненой девочкой.

— Почему ты не позвал меня? — её голос дрожал. — Почему не сказал?

Гарри усмехнулся:

— А что бы было, если бы сказал? Вы бы отпустили меня? Помахали бы вслед платочками?

— Нет, — Джинни встала. — Я бы наложила на тебя парализующее заклятие и отлеветировала бы в замок. Потом мы бы заперли тебя где-нибудь и стали бы искать решение.

— Вот поэтому и не сказал, — Гарри смотрел на неё, ничуть не сомневаясь, что именно так бы всё и было. — Джинни, другого выхода не было, пойми это. Я должен был умереть. И я умер. Но Дамблдор оставил мне шанс, мизерный, но он-то меня в конце концов и спас.

— А ты знал, когда шёл туда, знал… — Джинни заколебалась.

— Знал ли я, что выживу? Нет, представления не имел. Я понял только, что мне принадлежат два дара смерти из трёх, но палочка-то была у Волан-де-Морта.

— И ты даже не попрощался? — глаза Джинни были полны затаённой боли. — Просто ушёл умирать и всё?

Он мог бы сказать ей, что она, её губы, её волосы стали его последним воспоминанием, но промолчал. Джинни отошла к окну.

— А потом тебя принёс Хагрид, — глухо сказала она. — И я до самой смерти не забуду этого момента. Я буду видеть его в кошмарах каждую ночь.

Гарри до боли захотелось подойти к ней, прижать к себе, дать выплакаться на его груди, но он снова сдержался. Он потерял такое право, когда сделал выбор между любовью к ней и долгом, и он сделал бы такой же выбор снова. Потому что по большому счёту никакого выбора у него и не было. Но факт оставался фактом: он оставил Джинни, а она, как проговорился Рон, на куски разваливалась. Теперь она пришла в себя, и он должен отойти, дать ей свободу, позволить жить собственной жизнью. Что останется без неё в его будущем, он старался не думать.

— Не думай об этом, Джинни, просто не думай, — посоветовал он, сам отлично понимая, каким глупым и бесполезным был такой совет, и не зная точно кому он его даёт: ей или себе.

— Не думать? — она резко обернулась, и Гарри снова увидел у неё тот самый взгляд, словно проникающий ему в самую душу, как тогда, когда он поцеловал её в первый раз после победы Гриффиндора. — Ты думаешь, это от меня хоть каплю зависит? Я только что потеряла брата, с трудом смогла сдержаться и продолжать сражаться, когда узнала, что умер ты! Ты хоть понимаешь, что я чувствовала в тот момент?

Гарри осторожно кивнул, опасаясь, как бы она снова чего доброго не впала в истерику. Он совершенно не знал, что надо делать в таких ситуациях, только если дать пощёчину. Но не мог же он в самом деле ударить Джинни!

— Ты киваешь? — она воинственно наступала на него, всё повышая голос. — Что ты можешь понять? Ты никогда не оказывался на моём месте! Помнишь, ты спросил меня на похоронах Дамблдора, как я думаю, что бы ты чувствовал, если бы это были мои похороны? Так вот, ты только предположил, а я почувствовала на собственной шкуре.

Гарри со вновь вспыхнувшей надеждой подумал, что, возможно, не всё потеряно, раз она так говорит, но Джинни уже отвернулась. Несколько минут она смотрела на тёмный сад, потом вернулась к своему креслу и уселась в него, подвернув под себя ногу.

— Ты, кажется, хотел узнать, что происходило в Хогвартсе? Тогда слушай.

И он слушал, чувствуя, как волосы шевелятся на голове от ужаса. То, что рассказывала Джинни, не могло происходить в Хогвартсе. Но происходило, и он собственными глазами видел жертв режима Кэрроу. Гарри боялся представить, что должны были переживать друзья в школе, когда гордость и верность, верность ему в первую очередь, не позволяли молчать, но каждое слово грозило новым наказанием. Кэрроу не скупились на заклятие Круциатус, насколько он знал.

— А ты? Тебя когда-нибудь так наказывали? — со страхом спросил Гарри, когда Джинни описала героическую попытку Майкла Корнера помочь несчастным первокурсникам и последовавшее за этим ужасное наказание.

— Да, — Джинни кивнула. — Два раза.

Гарри застыл, до боли стиснув кулаки. Представить её, такую хрупкую, такую нежную под пытками было выше его сил, но слишком богатое воображение уже подсовывало ему красочные и очень правдоподобные иллюстрации. Если бы он только знал, если бы он мог знать, то бросил бы к чертям поиски крестражей, в конце концов, Рон с Гермионой были в курсе всего и смогли бы найти их и уничтожить, и сломя голову кинулся бы в Хогвартс. С мстительной радостью он подумал, что всё-таки успел услышать крик боли из уст Алекто Кэрроу. Но если бы он знал…

— Не бери в голову, Гарри, — Джинни легко дотронулась до его руки. — Это было давно, теперь уже всё в порядке.

Он мог бы ответить ей сейчас её же словами: «Ты думаешь, это от меня хоть каплю зависит?», но смолчал. Шансов уснуть в эту ночь и так было мало, а теперь они испарились в конец.

— Я наверное попробую поспать, — Джинни встала. — Увидимся утром?

— Хочешь пойти с нами на пресс-конференцию? — Гарри спросил это, не подумав, без особой надежды, что она согласится. Но Джинни, к его удивлению, кивнула.

— Всё лучше, чем дома сидеть, — пробормотала она и, пожелав ему спокойной ночи, скрылась в своей комнате.

Гарри поднимался в комнату Рона с чувством неясной тревоги, ему казалось, что сейчас Рон прочитает ему очередную нотацию об обманутых ожиданиях Джинни. Но Рон этого не сделал. Когда Гарри зашёл, друг сразу приложил палец к губам и указал на спавшую в кресле в страшно неудобной позе Гермиону.

— Не хочу будить её, пока она спокойно спит, — шёпотом пояснил Рон. Гарри согласно кивнул и, неслышно раздевшись, нырнул под одеяло. Он был даже рад, что поговорить не получится, ему было о чём подумать после разговора с Джинни. И в первую очередь о том, что пора прекращать предаваться мечтам, как счастливы они могут быть в будущем. Совместного будущего у них нет и быть не может. Джинни очень ясно дала это понять. Придётся довольствоваться дружескими отношениями и ничем не выдавать бушевавших внутри чувств. Это выбор Джинни, она имеет на него полное право после всего, через что ей пришлось пройти по его милости. Он больше не будет портить ей жизнь, ни за что на свете.

Сон не шёл. Гарри ворочался с боку на бок, периодически бросая взгляд на сидевшего неподвижно Рона, боявшегося, что Гермиона может во сне упасть с кресла. Наверное, стоило подумать о завтрашней пресс-конференции, Кингсли просил приготовить небольшое заявление. Но мозг упорно прокручивал события сегодняшнего дня, не давая Гарри ни секунды отдыха. Перед его мысленным взором пролетали в гробах Фред, Люпин, Тонкс, Колин, Демельза, потом гробы улетели высоко в небо, и он грустно проводил их взглядом. Вдруг он оказался в подвале дома Малфоев, связанный, беспомощный. Сверху доносились душераздирающие крики, только теперь не Рон, а он сам дёргался, стараясь освободиться из державших его пут, потому что не Гермиона, а Джинни кричала где-то наверху. Потому что это её пытала Беллатриса.

Гарри проснулся в холодном поту и тут же услышал истерические всхлипывания в темноте.

— Джинни? — испуганно спросил он, хватая палочку и зажигая свет, но это оказалась Гермиона.

Она сидела на кровати Рона, уткнувшись носом ему в плечо, и рыдала, не в силах успокоиться. Её пальцы судорожно цеплялись за оранжевую ткань пижамы, а Рон осторожно поглаживал её по спине, шепча что-то ей на ухо.

— Что случилось? — спросил Гарри, садясь в своей постели. Хотя он уже и так знал ответ.

— Сны, — коротко ответил Рон, поворачивая к нему голову.

— Мне приснилось, что он убил вас, обоих, — прорыдала Гермиона. — Уууубиииил.

Гарри вздохнул. Они ничем не могли помочь друг другу, и это убивало. Через какое-то время всхлипывания Гермионы стали постепенно стихать, и Гарри снова задремал. В этот раз он оказался в Хогвартсе, как будто в роли призрака или воспоминания: он видел и слышал всё, но его никто не замечал. Он спустился за крадущейся Джинни в подвалы неподалёку от кабинета зельеварения, вслед за ней скользнул за чуть скрипнувшую тяжёлую дверь и устремился к слабо шевелящимся, сбившимся в кучку малышам, сидевшим в углу на холодном каменном полу. Он беспомощно смотрел, как Джинни осторожно помогает им подняться и одного за другим выводит в коридор, как откуда ни возьмись появляются Кэрроу, как Джинни с громким криком падает на пол и корчится от невыносимой боли…

Он очнулся от сильного тычка в плечо и резко сел, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя после только что увиденной им картины. Гарри прекрасно знал, что Джинни сейчас спит внизу, в своей комнате, в полной безопасности, но всё же с трудом подавил неразумное желание пойти и самолично убедиться, что она в порядке. Рон, разбудивший его, прошлёпал обратно в свою постель.

— Спасибо, — буркнул Гарри.

— Всегда пожалуйста, — мрачно отозвался Рон.

* * *

Утро не принесло никакого облегчения, скорее наоборот: никто не знал, куда себя деть. Мистер Уизли, получивший от Кингсли бессрочный отпуск на восстановление моральных и физических сил, выдержал ровно до десяти часов утра, потом махнул рукой и отправился в Министерство, заявив, что так и с ума сойти недолго, если просто бесцельно слоняться по дому. Билл отправился в Гринготтс, разгребать ту кучу драконьего помёта, по его выражению, в которой находились пришедшие в упадок дела банка. Гарри подозревал, что их варварское бегство внесло сюда свою лепту, но спрашивать не решался. Миссис Уизли и Флер большую часть времени проводили на кухне, поднимаясь наверх, только чтобы проверить, достаточно ли чистые шторы в комнатах или хватает ли цветов в комнате Чарли. Гарри понимал, что эти занятия не несут в себе никакой смысловой нагрузки, миссис Уизли придумывала их, чтобы не сидеть сложа руки. Чарли и Перси безвылазно находились в комнате Джорджа, откуда периодически доносились грохот и громкие крики, но никто, включая миссис Уизли, не решался туда заходить, предпочитая не усугублять ситуацию.

Сам Гарри, Рон, Гермиона и всё-таки присоединившаяся к ним Джинни с жуткими синими кругами под глазами всё утро провели за обсуждением предстоявшей пресс-конференции. Договорившись ни словом не упоминать о крестражах, друзья пришли к выводу, что лучше всего ссылаться на запрет на разглашение некоторой информации со стороны Министерства. Это должно повлиять на журналистов и направить их любопытство на министерских чиновников с Кингсли во главе, а уж они-то умели держать язык за зубами.

В полдень прилетела сова с письмом от Кингсли, который советовал Гарри взять с собой на пресс-конференцию Перси, имевшего большой опыт во всём, что касалось официальной работы с прессой. Сам Перси откликнулся на это предложение довольно безрадостно, отговорившись тем, что его положение в Министерстве сейчас довольно шаткое и что он никак не может оставить Джорджа одного. Но тут вмешалась миссис Уизли, заявившая, что это шанс восстановиться на работе и что Перси ни в коем случае не должен его упускать. К тому же, Чарли клятвенно заверил его, что приглядит за Джорджем, и Перси, наконец, сдался.

В половине третьего все были готовы к отправлению. Гарри немного нервничал, но не из-за предстоявших вопросов журналистов, а из-за самого Министерства. Всё-таки последние воспоминания об этом месте были не из приятных. Оказалось, он опасался зря. Министерство полностью изменилось, и невозможно было не признать, что работа была проделана поистине колоссальная, ещё и в такие короткие сроки. Оказавшись в атриуме, даже Перси раскрыл рот от удивления. Исчез ужасный монумент с маглами, так нервировавший Гермиону, но и старой скульптуры, венчавшей фонтан Магического Братства и тоже бывшей у Гермионы не в почёте из-за раболепного выражения на лице у домового эльфа, больше не было. Вместо них в самом центре зала бил огромный заколдованный фонтан в виде большой буквы «V». Победа*, как догадался Гарри. Помещение стало светлее и за счёт этого теперь казалось просторнее. Но особо осматриваться у них не было времени, так как к ним почти в ту же минуту торопливо подошла одетая в строгую форму министерского работника симпатичная девушка с короткими каштановыми кудряшками и очень официальным голосом спросила:

— Мистер Поттер, мистер Уизли и мисс Грейнджер, если я не ошибаюсь? Моё имя Одри Хэрмитэдж, я являюсь помощником Министра по связям с общественностью. Следуйте за мной, временно исполняющий обязанности Министра магии мистер Бруствер ожидает вас.

Кажется, эта тирада произвела впечатление даже на Перси, и все они послушно пошли за стучащей каблучками мисс Хэрмитэдж к хорошо знакомым уже лифтам.

— Пресс-конференция пройдёт в секторе борьбы с неправомерным использованием магии, у них есть большой зал, как раз то, что нам нужно, — информировала их Одри, пока они поднимались на лифте на второй уровень. — Обещались быть журналисты из тридцати четырёх печатных изданий, — не унималась она, даже когда они шли по коридору, в конце которого их ожидал Кингсли.

— Готовы, ребята? — спросил Кингсли, пожав им руки. — Тогда начнём. Джинни, тебе лучше сесть где-нибудь с краю, чтобы потом было проще уйти.

Он открыл высокие двери, и они оказались в просторном зале, заполненном галдящими людьми. Стоило им переступить порог, как со всех сторон засверкали вспышки фотокамер, раздались приветственные крики и пожелания. Гарри быстро прошёл к импровизированной трибуне и уселся за стол напротив карточки со своим именем. По обе стороны от него сели Рон и Гермиона, Перси и Одри сидели по краям.

— У вас есть ровно час, чтобы задать все интересующие вас вопросы, — деловито начала Одри. — Начнём. Пожалуйста, молодой человек во втором ряду.

— Хью Томпсон, журнал «Трансфигурация сегодня», — представился первый журналист, и Гарри перевёл на него взгляд в ожидании вопроса. — Мистер Поттер, расскажите нам в общих чертах нечто такое, о чём умолчали сегодняшние газеты.

Пролистав свежий выпуск «Ежедневного пророка», Гарри убедился, что Кингсли выдал в печать очень сокращённую, до предела сжатую версию изложенных им в письме событий. «Пророк» избегал любых подробностей и всего лишь вводил читателей в курс дела. И Гарри совсем не хотелось ничего менять.

— Эээ… я хотел бы сказать о нескольких людях, без которых эта победа стала бы невозможной, и чьи заслуги могут быть незаслуженно забыты, — несколько нерешительно начал Гарри. — Наверняка многие уже знают, что Северус Снейп, последний директор Хогвартса, был нашим шпионом в стане Пожирателей, о чём не знал никто, кроме Альбуса Дамблдора. Я считаю, что следует сделать достоянием общественности подвиг этого человека. Все нужные доказательства его преданности были предоставлены Министерству, — поспешно добавил он, опережая возможные поросы.

— Я также хотел бы добиться, и уверен, что добьюсь, реабилитации моего крёстного отца Сириуса Блэка. Он не совершал тех преступлений, в которых его обвиняли, и был осуждён несправедливо. Я намерен восстановить его доброе имя.

В зале раздались взволнованные вздохи, которые были моментально подавлены въедливым голосом Одри: «Прошу тишины!» Гарри понимал, что говорит несколько бессвязно, но сосредоточился в основном на том, чтобы никого не забыть. Он рассказал в общих чертах, опустив вопрос с крестражами, историю Регулуса, описал неоценимый вклад, внесённый в общее дело Грюмом, отдал дань памяти Добби, расписав, сколько раз эльф приходил к нему на помощь в трудную минуту. Наконец, у него закончились слова, и он с облегчением замолчал.

— Следующий вопрос, — раздался голос Одри.

— Дороти Вирер, журнал «Ведьмин досуг». Мисс Грейнджер, нашим читательницам было бы интересно узнать подробности вашего путешествия в обществе двух юношей, — дерзко объявила девушка в кричащей красной мантии. — Расскажите же нам, с какими трудностями вам пришлось столкнуться?

— К сожалению, мы не отвечаем на вопросы, прямо не касающиеся цели нашего похода, а также на вопросы о личной жизни, — Гермиона вежливо улыбалась, но Гарри видел, что она рассержена. — Они пришли, чтобы узнать что? — сердито прошептала Гермиона ему на ухо. — Лишний раз убеждаюсь, что среди журналистов нормальных людей нет.

— Алан Маркоби, «Ежедневный пророк». Мистер Уизли, расскажите нам о свойствах делюминатора, оставленного вам в наследство Альбусом Дамблдором. Насколько мне известно, это одно из его собственных изобретений?

— Да, — коротко ответил Рон, явно не собиравшийся вдаваться в подробности. — Он предназначен для включения и выключения света без использования волшебной палочки.

— И всё? — не отставал Маркоби. — Вы считаете, что Дамблдор изобрёл его только для этого?

— Очевидно, да, — голос Рона был холоден, но это не остудило пыла журналиста:

— И вы не нашли в нём никаких иных свойств?

— Пока что нет.

— Следующий вопрос! — вмешалась Одри, оборвав уже снова открывавшего рот Алана Маркоби.

— Кристин Крейн, журнал «Придира», — Гарри выпрямился в кресле, этой журналистке он ответит как можно более подробно. — Мистер Поттер, как вы считаете, теперь, когда война позади, не могли бы вы стать лицом нашей экспедиции, посвящённой поискам морщерогих кизляков? Или хотя бы не могли бы вы повлиять на Министерство, чтобы оно помогло нам с финансированием?

Рядом судорожно пил воду Рон, стараясь спрятать лицо за стаканом, неестественно тихо и неподвижно сидела Гермиона, а Гарри не знал смеяться ему или плакать. В конце концов, он сделал над собой усилие и ответил только ради Полумны:

— Это очень лестное предложение, в другое время, я думаю, я бы обязательно согласился. Но, боюсь, сейчас это вряд ли возможно. Под "сейчас" я понимаю следующие лет пятнадцать, — поспешно добавил он. — Но ещё раз спасибо, это большая честь.

Гарри на секунду встретился взглядом с Джинни, и она улыбнулась ему почти как раньше. Собственно, судя по вопросам, он начал понимать, что мало кого интересует подлинная история победы над Волан-де-Мортом. Журналисты, в надежде, что всё и так прояснится, гнались за сенсациями, пытаясь копаться в их личной жизни. Зря они вообще на это согласились.

— Последний вопрос, — словно в ответ на его мысли строго сказала Одри, и Гарри услышал знакомый голос, который ненавидел всей душой.

— Рита Скитер, специальный корреспондент «Ежедневного пророка». Мисс Грейнджер, меня уже несколько лет интересует, почему вы выбрали мистера Уизли, а не мистера Поттера объектом своих воздыханий? Поделитесь с нами секретами вашего рыжего друга. Он невероятно галантен? Хорошо поёт? Великолепен в…

— Как я уже сказала, — прервала её Гермиона, повысив голос, чтобы заглушить конец фразы Риты, — мы не отвечаем на вопросы, касающиеся личной жизни.

Гарри перегнулся через покрасневшего, скорее от гнева, чем от смущения Рона и зашептал на ухо Перси:

— Её нужно выгнать отсюда, это она писала всякую чушь про меня, когда мы были на четвёртом курсе. Она снова напишет кучу гадостей, которые только потреплют нам всем нервы.

Перси вспыхнул. Гарри знал, что он сейчас вспоминает своё письмо, написанное им самим Рону на пятом курсе. Он ожидал, что Перси позовёт охрану или, на крайний случай, подаст знак Одри, но тот вскочил и ринулся на Риту Скитер, громогласно требуя, чтобы она покинула зал. Рита встала и как ни в чём ни бывало, сохраняя достоинство и ровную осанку, прошествовала к двери, но на пороге обернулась:

— Но всё же, мисс Грейнджер, вы подтверждаете, что остановили свой выбор на Рональде Уизли?

Перси с грохотом захлопнул дверь перед её носом.

— Да! — раздражённо выпалила Гермиона, и смущённо посмотрела на Рона. Тот в ответ крепко сжал её ладонь. Гарри видел, что друг был счастлив настолько, насколько позволяли момент и ситуация.

— Пресс-конференция окончена, всем спасибо за внимание, — бойко оттарабанила Одри, вскакивая на ноги, и увлекая ребят за собой в ближайшую к ним дверь.

— Что за болваны! — воскликнула она, когда вспышки и крики остались позади. — Столько всего случилось, а им и спросить-то нечего!

Гарри был с ней полностью согласен. Непонятно, на чём собираются строить свои статьи представители тридцати четырёх печатных изданий, присутствовавших на конференции. Очевидно, на его речи в самом начале. Ну и ладно, так даже лучше, пусть пишут о людях, заслуживших минутку памяти. Дождавшись присоединившуюся к ним Джинни, они трансгрессировали назад в Нору.

— Ну, как всё прошло? — спросила запыхавшаяся миссис Уизли, прибежавшая при виде их из сада.

Пока Рон кратко описывал маме провалившуюся пресс-конференцию, Перси уже поднялся в комнату Джорджа, а Джинни и Гермиона сняли мантии и устроились на диванчике, что-то обсуждая.

— Что вы собираетесь делать теперь? — Гарри очнулся от этого вопроса миссис Уизли и изумлённо посмотрел на неё. До него только сейчас дошло, что вот и всё, всё закончилось, войны больше нет, он свободен и может делать всё, что пожелает. Но проблема была как раз в том, что он не знал, чего желает.

— Ну, я собираюсь отправиться в Австралию, — решительно заявила Гермиона. — Я должна вернуть родителей домой и вернуть им их настоящие воспоминания. Только… — она слегка заколебалась, — мне немного страшновато. Я бы очень хотела, чтобы вы были рядом.

Она посмотрела сначала на Рона, потом на Гарри, ожидая их ответа. Почему-то Гарри думал, что миссис Уизли воспротивится этой идее, но всё вышло совсем наоборот.

— Конечно, Рон, поддержи Гермиону, тем более, много времени у тебя это не займёт, — сказала она, и Рон сразу же согласно кивнул.

— А ты, Гарри? — спросила вмиг просиявшая Гермиона. — Что ты скажешь?

Он не был против поездки в Австралию, и совсем уж не был против помочь Гермионе, но как оставить Джинни? Гарри посмотрел на неё, но встретил в ответ только печальный, полный понимания взгляд. Этого он стерпеть уже не мог.

— Если только мы возьмём с собой Джинни, — просяще сказал он, глядя на миссис Уизли. — Неправильно будет отставлять её здесь одну, когда все в доме так заняты.

— Но ей всего шестнадцать, дорогой, она ещё не может трансгрессировать, — растерянно попыталась возразить миссис Уизли.

— А мы и не будем трансгрессировать, — заявила Гермиона. — Мы полетим на самолёте!

* От английского «victory» — победа.

Новая иллюстрация от mrs_cocaine, посвящённая ночному разговору Гарри и Джинни)

http://www.pichome.ru/NJB

— На этой магловской консервной банке? — Рон недоверчиво смотрел на Гермиону. — Скажи, что ты пошутила!

— И не подумаю. Это самый быстрый способ добраться до Австралии, — покачала головой Гермиона. — А мне, знаешь ли, хочется увидеть родителей как можно скорее.

— Самый быстрый способ попасть в Австралию — это трансгрессия, — Гарри видел, что Рон не намерен сдаваться, но его это в какой-то степени даже радовало: ему не нравилось то мрачное оцепенение, в которое впал друг после похорон.

— Ну, во-первых, трансгрессировать на такие большие расстояния нельзя, — Гермиона явно начинала сердиться, и на какой-то очень счастливый момент Гарри показалось, что она сейчас отправит Рона в библиотеку. — Это запрещено в целях обеспечения безопасности. Тебя может расщепить, ты можешь потерять концентрацию где-нибудь над океаном и мало ли что ещё.

— А самолёт может упасть, — Рона передёрнуло. — Я вообще не понимаю, как именно они летают.

Гермиона уже открыла рот, и Гарри мог бы поклясться, что она собиралась объяснить Рону, как именно летают самолёты, но её перебила Джинни:

— Но ведь маглы же на них летают. К тому же, у нас всегда будет время, чтобы трансгрессировать, пока самолёт будет падать.

Рон бросил на Джинни крайне уязвлённый взгляд, видимо, он рассчитывал на поддержку сестры. Гарри даже немного забавляло недоверие Рона к магловским изобретениям. Интересно, он поверит, если сказать, что любой магл пришёл бы в ужас, если бы узнал, что волшебники летают на мётлах?

— Только ради тебя, Гермиона, — прервал его мысли до крайности недовольный голос Рона. — И под твою ответственность.

— Вот и отлично, — Гермиона, кажется, нисколько и не сомневалась в победе. — Тогда я сегодня же позабочусь о билетах, и, при хорошем раскладе, завтра мы уже сможем улететь.

Рассеянно переставлявшая с полки на полку книги по домоводству миссис Уизли вдруг тихо спросила:

— А это не опасно? Вам не опасно лететь куда-то сейчас?

— Что ты имеешь в виду, мам? — Джинни испуганно взглянула на Рона, и Гарри её понял: миссис Уизли выглядела как человек, абсолютно не понявший ни слова из спора Рона и Гермионы по поводу самолёта. Хотя, он не стал бы слишком уж беспокоиться, учитывая всё случившееся. Никто ведь и не ожидал, что все они оправятся так быстро.

— Всего лишь то, дорогая, что вы четверо стали слишком известны, и это мне очень не нравится, — миссис Уизли обвела их озабоченным взглядом. — Слишком много людей хотело бы вам отомстить.

Гарри непонимающе посмотрел на Гермиону. Она ответила не менее растерянным взглядом, но тут вмешался Рон:

— Да бросьте, только не говорите, что думали, будто всех Пожирателей поймали.

— Вообще-то именно так мы и думали, — пробормотал потрясённый Гарри. Мысль о разгуливающих на свободе Пожирателях как-то не приходила ему в голову. Волан-де-Морта больше нет, война закончилась, конец опасностям, конец волнениям. Как оказалось, он немного поторопился с выводами.

— И кто, например, остался на свободе? — тихо спросила Гермиона. Она выглядела не столько напуганной, сколько уставшей. Гарри понимал её: всё должно было закончиться со смертью Волан-де-Морта.

— Руквуд, например, — Рон буквально выплюнул это имя, никогда ещё в его голосе не звучало столько ненависти. — Сбежал, сволочь, и никто даже не заметил. Авроры, называется.

Гарри попытался вспомнить, когда он в последний раз видел Августа Руквуда, и пришёл к выводу, что, по всей видимости, сразу после смерти Фреда. Кажется, это за ним побежал Перси. Кажется… Гарри замер. Кажется, Руквуд единственный из Пожирателей находился достаточно близко от того места, где погиб Фред. Погиб от мощного взрыва, явно вызванного заклятием. Заклятием, пущенным кем-то из Пожирателей. Из Пожирателей поблизости был только Руквуд. В голове у Гарри щёлкнуло, и всё сразу встало на свои места. Это из-за Руквуда погиб Фред, это по его вине вся семья Уизли, а вместе с ними и Гарри с Гермионой, теперь погружены в пучину гори и отчаяния, из которой нет и не может быть выхода. Это из-за него, по его вине. Внутри у Гарри всё клокотало от ненависти. Он поднял голову и встретил внимательный взгляд Рона. Долгие годы дружбы не прошли даром, они давно уже понимали друг друга без слов. Рон наверняка знал, что крутилось у Гарри в голове, и слегка кивнул. Наверное, они с братьями уже обсуждали, кто мог быть виновником смерти Фреда, и пришли к однозначному выводу. Гарри всего секунду смотрел в глаза Рона, пока тот не отвёл взгляд, но всё же успел заметить, что они снова были почти чёрными, как на похоронах Фреда.

Гарри не сразу понял, что пока они с Роном вели свой бессловесный разговор, Гермиона пыталась убедить миссис Уизли, что, наоборот, если всё так, если некоторые Пожиратели ещё на свободе, то всем им было бы даже лучше оказаться как можно дальше от Англии. Убедить миссис Уизли у них так и не получилось, она твёрдо решила дождаться мужа и посоветоваться с ним, но Гермионе удалось настоять на необходимости решить вопрос с билетами уже сегодня, чтобы, в случае, если мистер Уизли одобрит поездку, они могли вылететь как можно быстрее.

— Я думаю, что мне стоит трансгрессировать в аэропорт самой, потому что ни у кого из вас всё равно нет опыта полётов на самолёте, — предложила Гермиона. — А вы пока можете собрать вещи. На всякий случай, — быстро добавила она, взглянув на миссис Уизли.

— Мне стоит пойти с тобой, — быстро предложил Гарри, пользуясь этой возможностью как поводом хотя бы ненадолго оставить Уизли наедине с их горем. — Миссис Уизли права: нам не стоит сейчас ходить куда-то поодиночке.

Он послал Гермионе выразительный взгляд, стараясь предупредить возможные возражения с её стороны. Потому что, шутки шутками, но он действительно не хотел, чтобы она разгуливала где-то одна. Гермиона либо поняла его намерения, либо просто не возражала против его компании, потому что и не подумала начать спорить. Рон и Джинни же, со своей стороны, не изъявили никакого желания отправиться вместе с ними, что только утвердило Гарри в его предположении, что им всё-таки хотелось остаться одним, без посторонних. А, хотя Гарри и Гермиона и были им почти что родными, всё же в какой-то степени они всё ещё оставались посторонними, когда дело касалось семейного горя.

Через полчаса, выслушав все наставления миссис Уизли и пообещав Рону и Джинни, что они будут предельно осторожны, Гарри и Гермиона трансгрессировали, взявшись за руки. Гарри никогда не бывал в Хитроу, Дурсли не потерпели бы его присутствия ещё и на отдыхе. Поэтому сейчас Гарри с удивлением взирал на небольшой ангар, возле которого они с Гермионой очутились. Он представлял себе международный аэропорт как-то по-другому, как минимум — во много раз больше и многолюднее. Хотя, может быть это вход для волшебников, незаметный для маглов, кто его знает. Гарри повернулся к Гермионе, намереваясь выяснить у неё всё, что его интересовало, но слова замерли у него на губах. По щекам Гермионы тихо текли слёзы, и вообще, она выглядела так, как будто собиралась упасть в обморок.

— Гермиона, — Гарри испуганно схватил её за плечи, — что случилось? Что с тобой?

Она только помотала головой и закрыла лицо руками, медленно опускаясь на землю, вся её фигура была выражением абсолютного и полного отчаяния. Гарри упал на колени рядом с ней и попытался отнять её руки от лица, посмотреть ей в глаза. Но Гермиона только тихо плакала. Это не было истерикой, но что-то в этих слезах пугало Гарри. Как будто у неё не оставалось больше надежды, как будто она сдалась, как будто они и не побеждали вовсе. Никогда раньше Гарри не видел Гермиону такой, в самые трудные моменты именно она оставалась полна надежды и оптимизма, именно она находила выход из любой ситуации. Так она не плакала даже после ухода Рона. Так она не плакала никогда.

— Гермиона, — Гарри совсем отчаялся успокоить её, — пожалуйста, скажи, что случилось, иначе я сейчас сойду с ума.

Она судорожно вздохнула и, наконец, посмотрела на него. Гарри вздрогнул: взгляд Гермионы выдавал не только невероятную безнадёжность, но и огромную, всепоглощающую усталость.

— Я больше не могу, Гарри, — прошептала Гермиона, — это слишком для меня. Я не могу так жить, я не хочу бояться ночей, не хочу просыпаться каждый раз в ужасе от того, что не знаю, приснились ли мне все эти кошмары или нет. Я держу себя в руках только ради Рона, ради его семьи, потому что им и так во много раз хуже, чем мне, им не нужно видеть ещё и мои страхи. Но я больше не могу.

Гарри погладил её по спине и крепко обнял вместо ответа. Он ничем не мог ей помочь, такие травмы может исцелить только время, если их вообще можно исцелить. А он и не замечал, в каком состоянии находится Гермиона, не нашёл времени заметить.

— Мы переживём это, — тихо пообещал он, отметив, что голос звучит не слишком уверенно. — Мы победили, чтобы жить, мы должны быть счастливы назло всем.

Гермиона мягко отстранилась и заглянула ему в глаза.

— Я вижу твой взгляд, Гарри. Ты совершенно не думаешь того, что только что сказал, правда? — она грустно улыбнулась. — Ты никогда не сможешь пережить эту войну, как и Рон, Джинни, я — никто из нас. Это останется с нами навсегда. Можно только научиться находить радости в настоящем и стараться смириться с прошлым.

— Но у нас есть радости в настоящем, — Гарри вспомнил, как пытался вызвать патронуса в больнице Святого Мунго. — Я, например, думаю, что всё могло быть хуже, когда мне становится совсем плохо, что я мог потерять Рона или тебя, или Джинни… В такие моменты я чувствую себя почти счастливым.

Гермиона задумчиво кивнула:

— Да, я тоже чувствую себя счастливой по утрам, когда понимаю, что это был всего лишь кошмар, что и Рон, и ты живы. Но потом я всегда, каждый раз, вспоминаю, что Фреда больше нет. Я не знаю, Гарри, как они будут жить без него. Джордж не переживёт, ты же видишь, он не может справиться. Перси и Чарли не смогут вечно сидеть с ним, они не смогут следить за ним каждую секунду. Когда-нибудь он…

Гарри с ужасом смотрел на неё.

— Нет, Гермиона, что ты говоришь? — он даже вскочил на ноги, стараясь убежать от мыслей, завертевшихся у него в голове после страшного предположения Гермионы. — Джордж оправится. Настолько, насколько это возможно. Он никогда не причинит такого горя своей семье, и не думай даже.

Гермиона смотрела на него почти что с состраданием, но возражать не стала. «Она ошибается, — твёрдо решил для себя Гарри. — Иногда даже Гермиона может ошибаться». Но в глубине души он чувствовал ужас и знал, что не сможет теперь избавиться от страха за Джорджа. Лучше бы Гермиона этого не говорила. Но он тут же устыдился своих мыслей: с кем ещё она могла поделиться этим грузом? Понятно, что Рону такие вещи говорить не следовало, оставался только он.

— Ладно, — Гермиона тоже поднялась и отряхнула джинсы, — нужно идти за билетами. Мне необходимо улететь завтра, иначе я сойду с ума. В крайнем случае, я могу и сбежать. Миссис Уизли не может остановить меня, я совершеннолетняя.

— И меня тоже, — добавил Гарри. — И Рона. Так что не переживай, скоро ты увидишь родителей.

— Они ведь не могли найти их в Австралии, правда? — тихо спросила Гермиона, старательно глядя в сторону.

— Конечно, нет! — воскликнул Гарри, которому только сейчас пришла в голову мысль, что она всё равно беспокоилась за родителей, несмотря даже на то, что отправила их в Австралию. — Как они могли догадаться, интересно, что твоих родителей нужно искать именно там?

Гермиона кивнула и вытерла остатки слёз с лица.

— Идём, нам нужно вон туда, — она указала куда-то за спину Гарри, и он обернулся. Как можно было не заметить такое огромное сооружение? Это так и осталось для него загадкой. С другой стороны, не так уж и много было у него времени, чтобы оглядываться по сторонам.

Хитроу произвёл на Гарри огромное впечатление. Пробираясь вслед за Гермионой через толпу людей с чемоданами, хаотично сновавших в разных направлениях, он крутил головой, стараясь не упустить ни одной детали. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, и он схватил Гермиону за локоть:

— Подожди, — ему пришлось почти кричать, так здесь было шумно. — Надо поговорить.

Она кивнула и, оглядевшись, указала на небольшую кофейню, где можно было найти свободный столик.

— Что такое? — спросила Гермиона, когда они уселись в мягкие и довольно удобные кресла и заказали по чашке кофе.

— Как мы можем лететь, если у нас нет документов? — тихо спросил Гарри, перегибаясь к ней через столик. Гермиона приложила палец к губам, пережидая, пока официантка поставит перед ними две дымящиеся чашки с кофе.

— Оглохни, — Гермиона незаметно убрала палочку и посмотрела на Гарри. — Что касается документов, тут можешь не волноваться. Наше Министерство заключило договор с правительством маглов, в соответствии с которым волшебники могут беспрепятственно путешествовать без виз, загранпаспортов и так далее. В Хитроу есть специальный человек, который всем этим занимается, мистер Гоббельс. Я познакомилась с ним, когда мы с родителями летали во Францию, очень милый пожилой мужчина. Надеюсь, он и сейчас здесь работает.

— А что именно он делает? Как вообще это устроено? — поинтересовался Гарри. — А то, мне кажется, слишком много человек посвящено в тайну существования магического мира.

— На самом деле, не так уж много, — Гермиона сделала глоток из своей чашки и брезгливо поморщилась. — Кофе отвратительный. Я думаю, что всю правду знает исключительно Премьер-министр маглов, а как уж он там всё это устраивает, это его дело. Но я лично подозреваю, что на билетах ставится соответствующая пометка, которую знают все без исключения работники. То есть, например, стюардесса, видя такую отметку, просто пропускает человека, не спрашивая у него ничего, кроме билета. Может быть, они думают, что мы шпионы, не знаю, но факт в том, что проблем никаких нет.

— Наверное, Министерство неплохо за это платит, — усмехнулся Гарри. — Не думаю, что маглы такие бескорыстные.

— Да, я тоже думаю, что мы платим за это неплохие деньги, — улыбнулась в ответ Гермиона. — Ещё и билеты покупаем, тоже прибыль.

И тут Гарри осенило:

— Гермиона, а как мы купим билеты? Они ведь наверняка стоят кучу денег, у меня с собой столько нет.

Гермиона даже рот открыла от удивления. Секунду она смотрела на Гарри, а потом разразилась каким-то резким, нервным смехом.

— Это же надо! — отсмеявшись, простонала она. — Я даже и не подумала про деньги. А стоило бы, прежде чем звать с собой Рона и Джинни.

Гарри промолчал. Оба они понимали, что Уизли не могли позволить себе покупку таких дорогих билетов. В который уже раз Гарри подумал, что он с удовольствием разделил бы свои деньги с мистером и миссис Уизли, особенно теперь, когда они так пострадали, из-за него в том числе. Он жил у них каждый год, а они никогда не брали с него ни кната, это ведь тоже как-то неправильно. Но стоило ему только заикнуться про деньги, как миссис Уизли убегала, махая на него руками, а на лице мистера Уизли появлялось обиженное выражение.

— Слушай, — Гарри пришла в голову замечательная мысль, — ведь вряд ли Рон с Джинни знают о таких тонкостях, правда? То есть, я хочу сказать, мы можем не упоминать, что вообще покупали билеты.

— Не знаю, — в голосе Гермионы слышалось сомнение. — Рано или поздно они узнают правду.

— Какая разница, если они уже с нами слетают? — горячо настаивал Гарри. — Гермиона, мы должны их немного отвлечь, согласись. Мне не нравится состояние Рона, он пугает меня. А Джинни? Ты видела, какая она бледная? Эта поездка пойдёт им только на пользу.

— Ладно, — сдалась Гермиона. — Но эта ложь будет на твоей совести.

— Договорились, — Гарри победно откинулся на спинку кресла и сделал большой глоток уже остывшего кофе. Действительно, редкостная гадость.

— Только, Гарри, — чуть смущённо добавила Гермиона, вертя в руках салфетку, — у меня сейчас вряд ли хватит денег. Ничего, если я отдам тебе свою часть позже, когда родители вернутся?

— Какую твою часть? — не понял Гарри.

— Ну, мы же собираемся купить билеты Рону и Джинни, правильно? Так вот, свою половину я смогу внести чуть позже, потому что…

— Стоп! — Гарри прервал её нетерпеливым жестом. — Мы ничего покупать не собираемся. — Он выделил слово "мы", и Гермиона удивлённо посмотрела на него. — Билеты нам всем собираюсь купить я.

— Что? Это невозможно, Гарри, — взволнованно затараторила Гермиона. — Я не могу… Это слишком дорого, чтобы… Тем более, это мои родители, ты вообще не должен…

— А по чьей милости твои родители оказались в Австралии? — устало спросил Гарри. — Если бы ты не пошла со мной, вы бы спрятались где-нибудь все вместе, и сейчас тебе не пришлось бы искать их на другом конце света.

— Ты не можешь постоянно винить себя во всех грехах, Гарри, — сердито заявила Гермиона. — Какое отношение к тебе имеет моё решение? — она ткнула себя пальцем в грудь. — Я могла не идти с тобой, но решила иначе, и поэтому мне пришлось спрятать родителей. А если уж мы тут говорим о вине, то я склонна винить во всём Волан-де-Морта, а не тебя.

Гарри оценил её попытку пошутить, но уверенность в собственной правоте не покидала его. Да, Гермиона права, билеты обойдутся ему в кругленькую сумму, но он определённо может себе позволить такие траты. Зачем ему столько денег? У него есть дом, у него вообще всё есть, на жизнь ему точно хватит. Раньше он связывал некоторые надежды с Джинни, мечтал о совместном будущем с ней. Но теперь, когда она дала понять, что их отношения в прошлом, теперь ему не нужны деньги. Много ли ему одному придётся тратить?

— Гарри, у тебя слишком обострённое чувство вины, — мягко произнесла Гермиона, ласково глядя на него. — Не надо так себя мучить, ты ни в чём не виноват.

Гарри не видел смысла продолжать этот спор, тем более, что он смотрел на вещи несколько под другим углом, чем Гермиона. Он принял твёрдое решение и не собирался от него отступать.

— Я у тебя в долгу в любом случае, — заявил он. — Ты бросила всё ради меня, ради помощи мне… Ты рисковала своей жизнью.

— Это разные вещи, — Гермиона упрямо нахмурилась.

— Разные, — Гарри посмотрел ей прямо в глаза. — Ты абсолютно права. Это разные вещи. И то, что сделала для меня ты, настолько бесценно, что я не смогу отплатить тебе несчастными билетами в Австралию. Я вообще никогда и ничем не смогу тебе отплатить.

— Я и не хочу, чтобы ты мне платил за что-то, — Гермиона вспыхнула. — Если ты думаешь, что я пошла с тобой только потому, что…

— Я так не думаю, Гермиона, — Гарри примирительно сжал её ладонь. — Я просто хочу купить эти билеты сам, хорошо? Пожалуйста, мне это будет очень приятно.

Гермиона смотрела на него как на душевнобольного. Ещё чуть-чуть и она бы наверное пощупала его лоб, но что-то во взгляде Гарри её остановило. После нескольких секунд внутренней борьбы она, наконец, сдалась и кивнула. Гарри удовлетворённо вздохнул.

— Тогда жди меня здесь, — предложил он, вставая. — Я только наведаюсь в Гринготтс. Думаю, через полчаса я уже вернусь. Только никуда не уходи, хорошо? Будь здесь.

— Ладно, — Гермиона вытащила из сумки толстый блокнот и,заметив удивлённый взгляд Гарри, чуть смущённо объяснила: — Здесь вся информация, которую я внушила родителям. Я хочу проверить, что ничего не перепутала.

Гарри всё ещё улыбался, когда трансгрессировал в Косой переулок. Как здесь всё изменилось! Гарри сначала даже не понял, почему улочка была настолько забита людьми, одетыми в парадные мантии, почему люди громко переговаривались и улыбались друг другу. И только через несколько минут до него дошло, что магический мир праздновал победу. Победу, вкуса которой он так и не почувствовал. Но было приятно видеть радостные лица и в глубине души знать, что все они сейчас счастливы во многом благодаря ему. Это немного притупляло то чувство невосполнимой утраты, которое поселилось в душе Гарри с самого дня победы.

Все магазины в Косом переулке снова были открыты, витрины ломились яркими товарами. Гарри отметил, что лавка Оливандера снова работает, но не испытал особого желания видеть старого мастера волшебных палочек. Он довольно быстро продвигался в направлении Гринготтса, когда увидел магазин «Всевозможные волшебные вредилки». Только этот магазин был закрыт, и у Гарри не было никакой уверенности, что когда-нибудь его откроют вновь. А когда-то ведь всё было наоборот: среди наглухо заколоченных дверей только магазин близнецов выделялся живостью и клокотал радостью и свободой, привлекая толпы посетителей. Гарри постарался пройти мимо их витрины как можно скорее.

Гринготтс выглядел как раньше. На удивление, все следы их грандиозного побега на спине дракона были ликвидированы, по крайней мере, на первый взгляд. Однако, атмосфера внутри банка очень изменилась. И всегда-то не особо дружелюбные гоблины теперь смотрели на Гарри с откровенной неприязнью. Он даже в какой-то момент подумал, что они откажутся провожать его к сейфу. Но гоблины были профессионалами своего дела и не мешали работу с личными чувствами, так что через пятнадцать минут Гарри выходил из банка, провожаемый враждебными взглядами, но зато с увесистым мешочком денег в кармане.

Протолкавшись через не собиравшуюся уменьшаться толпу маглов в Хитроу, Гарри, наконец, добрался до того кафе, в котором оставил Гермиону, и остановился как вкопанный. За их столиком сидела воркующая парочка, а Гермионы нигде не было видно. Чувствуя зарождающееся где-то внутри волнение, Гарри подошёл к ним.

— Простите, — ему пришлось несколько раз кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание влюблённых, — вы не знаете, куда делась девушка, сидевшая за этим столиком до вас? Я оставил её здесь полчаса назад, и она обещала дождаться меня.

— Нет, приятель, — отозвался парень, хотя у Гарри создалось впечатление, что он не совсем понял его вопрос, занятый своей спутницей. — Когда мы подошли, столик пустовал.

Гарри кивнул и постарался успокоиться, прокручивая в голове возможные варианты развития событий. Почему он сразу должен думать, что с Гермионой случилось что-то плохое? Может быть, она просто ушла в уборную, или ей надоело сидеть здесь одной, и она решила прогуляться. Почему бы и нет? Но против всех этих версий говорило то, что Гермиона обещала его дождаться именно здесь. К тому же, у них не было никаких средств связи, поэтому она вряд ли ушла бы, зная, что Гарри не сможет её найти.

— Извините, — он обратился к пробегавшему мимо официанту, — где я могу найти девушку, обслуживающую этот столик?

— Какие-то проблемы? — сразу насторожился парень. — Она уже сменилась, я теперь вместо неё. Если у вас к ней какие-то претензии, то приходите завтра.

Гарри покачал головой и отошёл к стене, где его меньше толкали спешившие на посадку маглы. Что-то случилось. Но что? Что могло случиться в таком людном месте? Ведь, если бы Гермиона сопротивлялась, кто-нибудь бы непременно заметил. Гарри и сам понимал, что лукавит. Он мог сейчас же назвать множество способов, позволявших отвлечь внимание маглов. И как он мог оставить её одну после того, что узнал сегодня? Когда некоторые Пожиратели ещё разгуливают на свободе, когда о полной безопасности не могло быть и речи... Гарри с силой провёл ладонью по лицу. Не время впадать в панику, он должен внимательно осмотреть всё вокруг. Может быть, Гермиона по каким-то соображениям пересела и сейчас ждёт его где-нибудь неподалёку?

Гарри медленно обошёл весь огромный зал, внимательно приглядываясь ко всем девушкам с тёмными волосами, но так и не нашёл Гермиону. Держать себя в руках получалось всё хуже, кажется, на него начали обращать внимание маглы. Наверное, у него был безумный взгляд, или, может быть, он был слишком бледен, Гарри не задумывался над этим, все его мысли были заняты исчезновением Гермионы.

Он не переживёт, если с ней что-то случилось. Не переживёт, потому что, что бы там не говорила Гермиона про обострённое чувство вины, сейчас это будет его вина. Он не должен был оставлять её одну, он обещал Рону, что с ним она будет в безопасности. Гарри вздрогнул. Что он скажет Рону? Как посмотрит ему в глаза и нанесёт смертельный удар? Как они переживут это? Гарри был уверен, что никак. Чувство собственной беспомощности просто убивало, но он абсолютно не представлял, что может сделать.

«Внимание, потерялся ребёнок, мальчик, пять лет, зовут Джон. Одет в голубую рубашку и джинсы. Джон, твои мама и папа ждут тебя у магазина с леденцами».

Гарри вскинул голову. Он может тоже дать объявление и, тем самым, привлечь внимание Гермионы. Он начал ожесточённо проталкиваться в сторону стойки информации, сочиняя в уме текст, как вдруг на его плечо легла тяжёлая ладонь, буквально пригвоздив его к месту. Гарри медленно обернулся, готовясь к самому худшему и понимая, что не успеет даже выхватить палочку.

Перед ним стоял пожилой мужчина лет шестидесяти на вид, но ещё довольно крепкий и сильный, чтобы представлять опасность. Гарри абсолютно точно не знал его, такую внешность не так просто забыть: через всё лицо мужчины проходил страшный шрам, соединявший правый висок и левый уголок губы.

— Мистер Поттер, если я не ошибаюсь? — неожиданно спросил он, пристально вглядываясь в Гарри. Его взгляд метнулся к шраму в виде молнии.

— Кто вы? — Гарри постарался вложить в голос как можно больше уверенности в себе и своих силах. — Что вам от меня нужно?

— Извините, я не хотел вас пугать, — мужчина, наконец, снял руку с его плеча, и Гарри тут же отступил на шаг назад. — Моё имя Гоббельс, Алан Гоббельс, я работаю здесь, помогаю волшебникам организовывать авиаперелёты.

Гарри удивлённо уставился на него.

— Я о вас слышал от своей подруги, — решился он на отчаянную попытку. — Она как-то летала с родителями во Францию и познакомилась с вами.

— Вы говорите о мисс Грейнджер? — лицо мистера Гоббельса расплылось в широкой улыбке и от этого стало ещё уродливей. — Да, очень милая девушка, я её отлично помню.

— А сегодня вы её здесь не видели? — Гарри смотрел на него с надеждой. Может быть он что-то знает, может, он даже видел Гермиону?

— Лично не видел, но я знаю, что она где-то здесь, — ответ прозвучал довольно загадочно, и Гарри пришло в голову, что возможно мистер Гоббельс несколько не в себе.

— Как это, вы знаете, что она где-то здесь? — осторожно спросил он, на всякий случай нащупывая палочку в кармане и крепко сжимая её в ладони.

— У меня есть свои источники, — мистер Гоббельс подмигнул Гарри и, поманив его за собой, двинулся куда-то в сторону помещений для персонала аэропорта. Поколебавшись несколько секунд, Гарри нерешительно двинулся следом, от всей души надеясь, что этот странный человек сможет пролить свет на таинственное исчезновение Гермионы. Они зашли в маленькую комнатку, освещённую только небольшой лампой, стоявшей на письменном столе. Из-за неяркого света все предметы, находившиеся в комнате, отбрасывали причудливые тени на стены и потолок, отчего комната казалась наполненной странными существами.

— Не очень-то Министерство заботится о своих сотрудниках, а? — спросил мистер Гоббельс, усаживаясь на обычную деревянную кровать и указывая Гарри на единственный целый стул. Ещё пара стояла в углу с разным количеством ножек, перекосившись и угрожая в любую минуту упасть. — На самом деле, не думайте о них хуже, чем они есть. Надо отдать им должное, министерские сотрудники предлагали мне нормальную люстру, но я сам настоял на этой лампе. Проблемы с глазами, видите ли.

Гарри сидел на краешке стула и ошеломлённо слушал своего нового знакомого. Все его мысли были заняты только Гермионой, и он всё ещё не мог решить, стоит ли доверять этому человеку.

— Здорово вы разделались с этим Тёмным Лордом, — внезапно заявил мистер Гоббельс. — Я, честно признаться, ставил на него. Меня вообще всё это мало волновало, я сижу тут себе и сижу, и никто меня не трогает. Родных и друзей у меня нет, бояться мне было не за кого. Но я всё же рад, что вы победили.

Гарри кивнул, не зная, как реагировать на подобные заявления. Его не переставало мучить подозрение, что он просто-напросто теряет время, разговаривая с этим выжившим из ума стариком.

— Послушайте, — Гарри встал и сделал шаг по направлению к двери, — я бы с удовольствием поболтал с вами в любое другое время, но сейчас я должен найти Гермиону. Она странным образом исчезла, и я очень переживаю за неё. Поэтому, если вы ничем не можете мне помочь, я, пожалуй, пойду.

Мистер Гоббельс внимательно посмотрел на него, и лицо его приняло деловое выражение.

— Возможно, я могу помочь вам, мистер Поттер, — он прошаркал к своему столу и склонился над развёрнутым на нём свитком пергамента. — Если я сквиб, это ещё ни о чём не говорит. И у меня есть свои источники.

Гарри не думал, что сможет получить здесь какую-то информацию, но у него не было никакого плана, он не знал, что делать дальше, и от беспомощности решил выслушать старика.

— Хм, я думаю, у вас нет поводов для беспокойства, мистер Поттер, — мистер Гоббельс поднял на него глаза, и Гарри непроизвольно дёрнулся к нему навстречу. — Мисс Грейнджер находится в здании аэропорта, неподалёку от стойки информации.

— Откуда вы… — Гарри боялся поверить ему, боялся обмануться.

— Это своеобразная карта, — мистер Гоббельс указал на пергамент, — на которой показываются все волшебники, находящиеся в здании аэропорта. Я выпросил её в Министерстве, уж больно мне было скучно. А тамошним специалистам было раз плюнуть создать её.

Гарри был поражён. Никогда до этого момента он не слышал о каких бы то ни было аналогах карты мародёров. Оказывается, они существовали. Глупо было думать, что отец с друзьями додумались до чего-то такого, что было бы загадкой для изобретателей Министерства. Сделав пару шагов, он склонился над картой и отчётливо увидел точку возле стойки информации, над которой было написано «Гермиона Грейнджер». Вторая точка, обозначавшая его самого, находилась почти в противоположном конце зала рядом с точкой Алана Гоббельса.

— Спасибо, мистер Гоббельс, — Гарри ринулся к двери, — я пойду, найду её. Но мы ещё вернёмся к вам.

Он не услышал ответа старика, практически вылетев за дверь. Никогда в жизни Гарри не испытывал такого раздражения, такой злости на ни в чём не повинных людей, как сейчас, когда вынужден был прокладывать себе дорогу, стараясь никого не задеть и не сбить с ног. Народу, как назло, стало, кажется, только больше, и передвигались толпы людей ещё более хаотично. Путь до стойки информации занял у него минут пять от силы, но для Гарри они тянулись целую вечность. Ему было жизненно необходимо найти Гермиону, убедиться, что она цела, что она в безопасности, что ей ничто и никто не угрожает.

И вдруг Гарри просто её увидел. Гермиона стояла у стойки информации, мило беседуя с девушкой, находившейся за этой стойкой, и держа за руку маленького мальчика в голубой рубашке. Гарри двинулся к ней, чувствуя, как трясутся превратившиеся в желе от облегчения ноги.

— Гарри! — воскликнула заметившая его Гермиона. — Я боялась, что ты меня не найдёшь! Просто я встретила этого мальчика, его зовут Джон, он потерялся и не мог найти своих… Что с тобой? Почему ты такой бледный?

Гарри молча смотрел на неё, разрываясь между двумя желаниями: обнять её и немедленно придушить. Что он уже только не передумал по её милости, а она — надо же! — помогает потерявшемуся ребёнку!

— Я думал, что с тобой что-то случилось, — пробормотал Гарри, устало опускаясь на корточки около стойки и оказываясь практически на одном уровне с лицом Джона. — Привет, — машинально поздоровался он с заплаканным ребёнком.

— Ох, извини, Гарри, — Гермиона положила руку ему на плечо. — Я как-то не подумала, что ты будешь волноваться. Тем более, мне казалось, что прошло ещё только минут пятнадцать, как ты ушёл.

— Ладно, — Гарри встал, — ты же не виновата, что я медленно превращаюсь в параноика. Надо что-то с собой делать, иначе скоро мне везде будут мерещиться опасности.

Они сдали Джона на руки его родителям, выслушали длинную благодарственную речь и, наконец, отправились за билетами. Остаток их путешествия прошёл более менее спокойно. Гермиона явно чувствовала себя виноватой и обращалась с Гарри как с незаслуженно обиженным ребёнком. Наверное, поэтому она и не стала спорить, когда мистер Гоббельс объявил им, что билеты без пересадок будут стоить дороже, но зато они окажутся в Австралии на несколько часов раньше, а Гарри принял решение эти билеты купить. В самом деле, какая разница? Зато Гермиона быстрее увидит родителей.

Не сговариваясь, они решили ничего не рассказывать об этом инциденте Рону. Тем более, он вроде бы несколько ожил, когда мистер Уизли подтвердил слова Гермионы о том, что быть вне Англии для них сейчас будет даже безопаснее. Гарри не мог понять, радует ли Рона предстоящая поездка или скорее волнует, но ему определённо нравилось, что друг отбросил привычное для себя в последние дни состояние хандры и апатии. Ему в голову даже пришло, что, возможно, было бы лучше отправить их в Австралию вдвоём с Гермионой, но он тут же решил, что если бы это входило в намерения последней, она бы точно нашла способ это устроить.

Вылет у них был довольно ранний, поэтому разошлись они в тот вечер задолго до полуночи. Гермиона была настолько взвинчена, что боялась совсем не заснуть, намереваясь поспать завтра в самолёте. Это вызвало громкое неудовольствие Рона, который заявил, что во время полёта они должны быть начеку, чтобы не пропустить момент, когда им нужно будет трансгрессировать.

— Вряд ли ты сможешь бодрствовать двадцать два часа, — покачала головой Гермиона. — Так что даже выкинь это из головы.

На Рона было жалко смотреть. Его глаза почти что вылезли из орбит, когда он услышал о продолжительности их полёта, а на лице появилось такое по-детски испуганное выражение, что Гарри с трудом сдержал смех.

— Как можно лететь так долго? — Рон обернулся за поддержкой к Джинни, но та только плечами пожала в ответ, предпочитая полностью довериться Гермионе. — Нет, ты только подумай, такая железная махина не может лететь столько времени! Она же абсолютно точно упадёт, Гермиона!

— Можно подумать, что завтра будет первый в истории авиации перелёт Лондон-Сидней, Рон, — ощетинилась Гермиона. — Спи спокойно, я гарантирую тебе, что мы долетим благополучно.

Но это не успокоило Рона. Гарри долго не мог заснуть и слышал, как Рон ворочался и едва слышно бормотал что-то. Гарри даже показалось, что несколько раз он явно расслышал слово «трансгрессия». Радовало одно: Рон настолько переживал о завтрашней поездке, что, кажется, немного отвлёкся от своих ежедневных кошмаров. Правда ненадолго, в чём Гарри убедился довольно скоро, вставая среди ночи, чтобы разбудить Рона, который так сучил во сне ногами, что его простыня скаталась в трубочку где-то в районе его же поясницы.

Назвать эту ночь более спокойной, чем предыдущие, Гарри не мог, но некоторые отличия всё же были: каждый раз, просыпаясь от очередного кошмара, он тут же напоминал себе, что завтра их ждёт поездка в Австралию, и его мысли вольно или невольно переключались на неё. Утром он вспомнил, что ему даже приснился один-единственный нормальный сон, в котором никто не умирал от ударившего в грудь зелёного луча, никого не пытали, в нём не было криков и стонов сотен людей, никого не мучили и уж тем более не хоронили. Гарри проснулся с ощущением такого безмятежного покоя и счастья, какого не испытывал, как ему казалось, уже несколько лет.

Ему снилось, что они вчетвером уже в Австралии, снилось, как они медленно бредут по пляжу, наслаждаясь теплом и солнечным светом, таким редким для Англии. На Гермионе и Джинни были длинные цветные сарафаны с красиво развивающимися от лёгкого бриза длинными воздушными подолами. Солнечные блики купались в рыжих волосах Джинни, уложенных красивыми крупными волнами, она весело смеялась, чуть откидывая голову назад. Во сне Гарри держал её за руку и чувствовал, как её тонкие пальчики доверчиво сжимают его ладонь. Глаза Рона снова были небесно-голубого цвета, с его лица исчезло жестокое выражение, так пугавшее Гарри временами. Не осталось и следа от мрачного настроения, в котором он пребывал наяву. Рон широко улыбался, глядя счастливыми глазами на обнимавшую его за талию Гермиону и целовал её в макушку, достающую как раз ему до подбородка. Гарри ощущал невероятную лёгкость во всём теле. Он не думал о погибших друзьях, не вспоминал обо всех ужасах минувшей битвы. Всё, что он знал, это то, что война, наконец, закончилась, что он теперь свободен и может распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению.

Переход от сна к яви был слишком резким, и Гарри оказался к нему совсем не готов. Он малодушно закрыл глаза, мечтая снова заснуть и оказаться на чудесном пляже. Его грызла мысль, что на самом деле такая беззаботная прогулка им не светит ещё как минимум несколько месяцев. А может и никогда. Ведь и сами они изменились. Они не смогут забыть войну, воспоминания будут вечно жить в глубине их душ. Гарри не сомневался, что все счастливые моменты его жизни будут всегда окрашены чувством вины перед теми, кого уже нет с ними. Волан-де-Морт не смог победить, но многие, очень многие потерпели поражение в этой войне. Гарри, например, не мог назвать никого из своих знакомых, кто бы чувствовал себя победителем.

Завтрак прошёл в сильно напряжённой обстановке. Гермиона жутко нервничала, с нетерпением дожидаясь момента, когда они уже, наконец, отправятся в аэропорт, и рассеянно теребила кусочек тоста с апельсиновым джемом. Рон выглядел примерно так же, как перед своим первым матчем по квиддичу. Зато Джинни была более менее спокойна, и только тёмно-синие тени под глазами выдавали, что она провела почти бессонную ночь. Гарри очень хотелось, чтобы миссис Уизли села и прекратила хлопотать, давая им миллионы ненужных и невыполнимых советов. К его радости, Чарли мягко намекнул матери, что, во-первых, благополучное завершение полёта зависит исключительно от пилота, но уж точно не от пассажиров, а, во-вторых, неплохо было бы постараться заставить Джорджа наконец поесть. Миссис Уизли тут же переключилась на эту задачу и развила бурную деятельность, поминутно советуясь с Чарли, как бы лучше впихнуть в Джорджа пару тостов.

Наконец, все приготовления к отъезду были закончены, Гермиона несколько раз проверила, взяла ли она билеты, и, попрощавшись с расстроенной миссис Уизли, все блестящие планы которой были безжалостно разрушены Джорджем, отказавшимся проглотить и кусочек, они трансгрессировали к тому же самому ангару, который Гарри вчера ошибочно принял за аэропорт. Сегодня он сам удивился собственной недальновидности, потому что казалось абсолютно логичным трансгрессировать куда-то, где магглы не могли их видеть. Им нужно было зайти к мистеру Гоббельсу, чтобы он проставил на их билетах соответствующие отметки, и Гарри в очередной раз поразился догадливости Гермионы. По всей видимости, вся эта система работала именно так, как она предположила.

Рон и Джинни с любопытством и восторгом оглядывались вокруг, пока они пробирались к каморке Алана Гоббельса.

— И что, все эти магглы собираются куда-то лететь на самолёте? — шёпотом спросил Рон, и Гарри утвердительно кивнул, благоразумно умолчав о том, что половина присутствовавших скорее всего в итоге окажется провожающими. Рон несколько повеселел, рассудив, что если бы подобные перелёты были так опасны, как он предполагал, то вряд ли магглы были бы настолько глупы, чтобы так бесстрашно рисковать жизнью.

Гарри и сам плохо себе представлял, как это они сядут в самолёт и полетят. Но он испытывал скорее любопытство и желание испытать что-то новое в то время, как Рон откровенно трусил. Хотя, вряд ли можно было его в этом винить: он никогда не сталкивался с миров маглов. Гарри вспомнил, как рассердилась миссис Уизли, когда узнала, что мистер Уизли позволил целителю наложить швы на его рану. На причудливую страсть Артура к магловским изобретениям в семье смотрели как на что-то немного нелепое, но вполне безобидное, пока он не пытался проверить действие чего-нибудь на себе. Неудивительно, что Рон, знавший про маниакальный интерес отца к вопросу о том, как именно летают самолёты, склонен был относиться к авиаперелётам как к чему-то странному, не свойственному для волшебников.

Всю процедуру посадки Гарри не знал, плакать ему или смеяться. Рон шарахался от всех работников аэропорта, так что Гермионе пришлось во всеуслышание объявить, что Рон страдает от сильнейшего нервного расстройства. Проходя через рамку металлоискателя, Рон забыл выложить из кармана делюминатор, с которым теперь никогда не расставался, и, естественно, был остановлен сотрудниками для прохождения дополнительного досмотра. Гарри согнулся почти пополам от хохота, когда увидел взгляды, которые бросал на них Рон. Создавалось ощущение, что он принимал мученическую смерть и теперь прощался с ними без помощи слов. Гермиона только закатила глаза, но по лёгкому подёргиванию её губ Гарри понял, что и она с трудом сдерживает улыбку.

— Если меня кто-то спросит, не мой ли это родственник, я даже думать не буду, просто отрекусь от него, — пробормотала стоявшая рядом с Гарри Джинни, и он с радостью отметил, что это первая шутка, которую он слышит от неё за долгое время. Эта поездка уже себя окупила.

К счастью для Рона, больше никаких проблем не возникло, и через полчаса они благополучно зашли в самолёт. Гермиона протянула билеты улыбающейся стюардессе.

— У вас два билета в десятом ряду, места A и B, и два места в девятнадцатом, места E и F. Приятного полёта.

— Мы что, будем не вместе сидеть? — осведомился Рон, идя по узкому проходу вслед за Гермионой.

— Ну, все вместе мы бы и не могли сидеть, — ответила Гермиона, не поворачивая головы, но Гарри заметил её основательно покрасневшее ухо. — В ряду всего три места, как видишь. Лучше уж сидеть по двое, чем втроём, но зато кто-то бы остался один.

— Интересно, кто бы это был? — как бы между прочим спросила Джинни, и Гарри стало как-то неуютно. Он снова, в который уже раз, почувствовал себя виноватым перед ней.

— Пойдём, Джинни, — сказал он. — Давай сядем в девятнадцатом ряду.

Гермиона кивнула ему и слегка улыбнулась. Если бы они покупали билеты не вместе, Гарри бы точно подумал, что она приложила руку к их выбору, так удачно всё складывалось. Провести бок о бок с Джинни двадцать два часа, что могло быть лучше?

— Держись, Рон, — бросил Гарри Рону напоследок и с улыбкой поймал затравленный взгляд друга. — Всё будет хорошо.

Гарри пропустил Джинни к иллюминатору, а сам занял место посередине. Между ними повисла какая-то неловкая тишина, прерываемая только вежливыми вопросами и стандартными фразами. Гарри с горечью вспомнил, как раньше они могли часами болтать о всяких пустяках, находя общие и интересные обоим темы для разговора абсолютно на ровном месте. Как всё изменилось теперь! «Тебе некого винить, ты сам оставил её», — прозвучал у Гарри в голове въедливый и донельзя противный голос.

— Дамы и господа, приветствуем вас на борту нашего самолёта, следующего по маршруту Лондон-Сидней, — наполнил салон голос пилота, и Джинни подпрыгнула от неожиданности, непроизвольно подавшись в сторону Гарри. — Просим вас пристегнуть ремни безопасности и приготовиться к взлёту.

Место рядом с Гарри так и осталось пустым, и это его обрадовало. Так они могли разговаривать более свободно, если Джинни вообще захочет вести с ним беседу конечно.

— Не желаете взять леденец? — раздался над ухом у Гарри приятный женский голос, и, подняв голову, он увидел стоявшую рядом миловидную стюардессу, не ту, которая встречала их у входа. Её вопрос заставил Гарри вспомнить о Дамблдоре с его неуёмной любовью к сладостям, и он слегка улыбнулся. Они с Джинни скромно взяли по конфетке с подноса, и тут самолёт задрожал.

Гарри видел взлетающий самолёт только по телевизору в бесконечных фильмах, которые тоннами смотрел Дадли в последнее время. Но этой информации ему хватило, чтобы понять, что сейчас им необходимо будет как следует разогнаться, а потом самолёт начнёт набирать высоту. Собственно, ничего страшного он во взлёте так и не увидел. Ему слегка заложило уши, но так бывало и при полёте на метле. Сидевшая рядом Джинни, кажется, тоже не спешила ударяться в панику, буквально прилипнув носом к иллюминатору. Гарри было интересно узнать, как там Рон, но вставать пока было нельзя, и оставалось только надеяться, что Гермионе удалось его образумить.

— Давай я положу твою сумку на свободное место, если хочешь, — предложил Гарри, касаясь руки Джинни, и та наконец оторвалась от иллюминатора.

— Спасибо, — она подала ему свою сумку, и Гарри поразился её тяжести. И что только девчонки умудряются туда запихать?

Разговор не клеился, и Гарри просто изнывал от неловкости, ругая себя последними словами. Время шло, Джинни безучастно, уже без прежнего интереса, смотрела на проплывавшие мимо облака, а он всё молчал и молчал. Гарри уже всерьёз подумывал притвориться спящим, когда Джинни тихо ахнула и порывисто повернулась к нему.

— Смотри, какая красота! — она схватила его за руку и потянула на себя, заставляя перегнуться через подлокотник своего кресла.

Гарри почувствовал, как что-то перевернулось у него в животе, а по руке, прямо от того места, где его коснулась Джинни, побежали толпы мурашек. Он не сразу понял, что именно она хотела ему показать, этому немало мешало лёгкое головокружение, вызванное таким знакомым цветочным ароматом. Но, взглянув, наконец, в иллюминатор, он потрясённо выдохнул. В облаках, ещё недавно плотной стеной окружавших самолёт, появился просвет, сквозь который протягивало свои яркие лучи солнце, придавая белоснежной, пушистой массе золотистый оттенок. Картина и правда была прекрасная, но Гарри не мог уделить ей максимум своего внимания, занятый мыслями о волосах Джинни, касавшихся его щеки.

— Это просто чудесно, правда? — она повернулась так резко, что Гарри не успел бы отстраниться, даже если бы сильно захотел. Их разделяло всего несколько дюймов, и на долю секунды Гарри овладело абсолютно сумасшедшее желание прижаться губами к её губам, но он моментально взял себя в руки.

— Чудесно, — пробормотал Гарри, отодвигаясь на более безопасное расстояние. — Ты права, очень красиво.

Ему хотелось добавить, что она казалась ему гораздо красивее солнца, но он не осмелился. Он потерял право говорить ей такие слова. И это право непременно получит кто-то другой. Эта мысль была с ним постоянно, каждую минуту, с тех пор, как он понял, что у него будет дальнейшая жизнь. Хотя, сначала ему казалось, что всё как-то исправится, вернётся, станет прежним. Но человеку свойственно ошибаться.

Через несколько часов полёта Гарри почувствовал себя утомлённым. У него жутко затекли ноги, болела спина, и ныла шея. Они с Джинни периодически пробовали поспать, но в такой неудобной, скрюченной позе это представлялось почти невозможным. Гарри не захватил с собой ничего, что могло бы послужить хоть каким-то развлечением, кроме волшебных шахмат, и теперь поражался сам себе: как, интересно, он собирался играть в них на глазах у маглов? Джинни листала купленный в аэропорту журнал, иногда зачитывая вслух наиболее забавные, на её взгляд, места статей. Гарри заметил, что она чувствует себя с ним гораздо более свободно и непринуждённо, чем он. Может, это потому что она не испытывает вину при каждом взгляде на него?

Когда они пробыли в воздухе пятнадцать часов, Гарри уже казалось, что ещё чуть-чуть — и он просто взвоет. Собственные ноги казались ему налитыми свинцом, он с трудом мог ими шевелить. Не помогали уже даже периодические прогулки до Рона с Гермионой. Когда Гарри подошёл к ним в последний раз, то увидел следующую картину: Гермиона мирно спала, положив голову Рону на плечо, а он одной рукой крепко прижимал её к себе в то время, как другой поддерживал свою голову, издавая тихие гортанные звуки. Гарри подумал, что присутствие Гермионы действует на Рона благотворно даже во сне: если бы рядом с ним сейчас сидел кто-то другой, вряд ли ему довелось бы поспать из-за оглушительного храпа, а тут, смотрите-ка, только лёгкое сопение. Пожилая женщина, сидевшая на соседнем с Гермионой месте, с умилением смотрела на безмятежно спавшую парочку, и Гарри вдруг испытал острый укол зависти. Сам он сейчас и мечтать не мог о подобных отношениях с Джинни. Нет, не так. Сам он больше и мечтать не мог о подобных отношениях с Джинни.

Когда он вернулся на своё место, Джинни встретила его усталым взглядом.

— Меня выматывает этот полёт, — пожаловалась она, когда Гарри уселся рядом с ней, с трудом сдержав стон от пронзившей спину боли. — Я бы поспала, но у меня не получается заснуть сидя.

— Положи голову мне на плечо, — неожиданно для самого себя ляпнул Гарри. — Или закинь ноги мне на колени.

Джинни с сомнением посмотрела на него:

-А как же ты? Ты ведь тоже устал.

— Пока что не очень, — моментально солгал Гарри. — Спать вот пока вообще не хочется.

Джинни смотрела на него ещё несколько секунд, потом, пожав плечами, придвинулась к Гарри так близко, что их руки оказались прижатыми друг к другу, и положила голову ему на плечо. Гарри не почувствовал никакой тяжести. Наоборот, им овладело странное ощущение, как будто он был кусочком пазла, и к нему только что присоединили подходящую деталь, с которой он благополучно составил единое целое. Только сейчас, когда он чувствовал, что Джинни спит, дышит, совсем близко от него, он до конца осознал, что значит для него эта девушка. Он хотел, чтобы так было всегда, каждый день, а не по случайному стечению обстоятельств из-за усталости Джинни. Она должна быть рядом с ним всю жизнь, это же так очевидно. Неужели он сломал всё, что когда-то соединяло их? Неужели её чувства исчезли безвозвратно? Как, как он сможет отпустить её, как сможет смотреть на её жизнь с другим? Что у него есть ещё в этом мире? Рон и Гермиона когда-нибудь поженятся, создадут свою семью, а он навсегда останется дядей Гарри для их детей. И это самое лучшее, на что он мог рассчитывать без Джинни.

Гарри не знал, сколько времени он просидел так, предаваясь своим невесёлым мыслям, не шевелясь из страха потревожить сон Джинни. Он осознавал только, что уже не чувствует плеча, что спина и шея затекли ещё больше, но ни за что на свете он бы не согласился разбудить её. Джинни проснулась сама. Проснулась резко, сильно вздрогнув, и с тревогой заглянула Гарри в глаза.

— Плохой сон? — сочувственно спросил он, пытаясь незаметно для неё размять плечо и морщась от боли.

— Неприятный, — Джинни поёжилась и внимательно посмотрела на него. — Больно, да? Надо было разбудить меня.

— Ничего страшного, — Гарри улыбнулся, подумав, что такая боль — это слишком малая плата за возможность побыть рядом с Джинни, хотя бы со спящей. — Надеюсь, мы скоро уже прилетим.

Но приземлились они не так уж и скоро. В другое время Гарри бы посмеялся над едва ковылявшими людьми, пытавшимися попутно сделать парочку гимнастических упражнений, если бы сам не был одним из них.

— Странно, что мои ноги разучились ходить всего за какие-то жалкие двадцать два часа, — буркнул Рон, сгибая правую ногу и резко выбрасывая её вперёд.

— Это скоро пройдёт, — пообещала Гермиона, осторожно поворачивая голову из стороны в сторону и поудобнее перехватывая сумку.

— Будем надеяться, что ты права, Гермиона, — откликнулся Рон, наклоняясь, чтобы отобрать у неё сумку. Гарри отметил, что, несмотря на боль во всём теле, друг пребывает в явно приподнятом настроении.

— Что теперь? — спросила Джинни, собирая волосы в высокий хвост, чтобы их не трепал ветер. — Где мы будем искать твоих родителей, Гермиона?

— У меня есть их адрес, — ответила та. — Рон, достань у меня из сумки синий блокнот, пожалуйста. Да не этот, другой. Синий, Рон, я же сказала синий! Да это же книга, ты что не видишь? А я прошу блокнот!

— Ты бы ещё всю свою библиотеку с собой захватила, — огрызнулся Рон, наконец выуживая из сумки уже знакомый Гарри пухлый блокнот.

— Я не виновата в том, что ты не можешь отличить синий блокнот от голубого, — не осталась в долгу Гермиона, быстро листая страницы. Гарри успел заметить длинные колонки цифр и целые страницы, исписанные аккуратным гермиониным почерком.

— Что это, если не секрет? — полюбопытствовал он.

— Где? — нахмурилась Гермиона. — А, это я собирала необходимую информацию. Не могла же я отправить родителей неизвестно куда! Я сравнивала цены и условия во Франции и Австралии, но Франция показалась мне неподходящей из-за её близости к Англии, поэтому я остановилась на Сиднее. Мне пришлось даже обманом получить информацию о балансе родительского счёта. Мама говорила мне по секрету, что они копят эти деньги для меня, чтобы у меня были средства начать самостоятельную жизнь после окончания Хогвартса, — добавила она, увидев, что Рон и Гарри вытаращили глаза. — Так что, можно сказать, что я потратила свои же собственные деньги, правда?

— Ладно, никто тебя не осуждает, — быстро ответил Рон. — Как будто у тебя был выбор.

Гермиона благодарно улыбнулась и продолжила:

— В общем и целом, я нашла небольшой домик, который хозяева решили сдавать на неопределённое время, в районе Рокс.* Это почти что центр Сиднея, и мне показалось, что атмосфера там здорово похожа на Англию. И я внушила родителям, что они всю жизнь только и ждали такого шанса.

— То есть, нам нужно только поймать такси и назвать нужный адрес? — осведомился Гарри.

Гермиона кивнула, и они отправились на поиски свободной машины. Она нашлась довольно быстро благодаря Джинни, которая ослепительно улыбнулась молодому человеку, уже загрузившему в багажник свои вещи, но галантно уступившему машину девушке, возможно, в надежде на то, что она не будет возражать против его компании. Так что он был немного обескуражен, увидев, что девушка-то, оказывается, вовсе и не одна. Гарри с трудом подавил в себе раздражение. Даже если бы Джинни сейчас бросилась в объятия этого незнакомца, он был бы не вправе вмешиваться или осуждать её поведение. Но одно дело разум, а совсем другое — чувства. Гарри ничего не мог с собой поделать. И успокоился только тогда, когда убедился, что сама Джинни не придала этому эпизоду никакого значения.

Ехали они недолго, минут тридцать от силы, но к концу поездки Гарри уже ужасно завидовал Рону, усевшемуся на переднем сиденье. Гермиона, сильно переживавшая перед встречей с родителями, мало того, что тараторила без остановки, так ещё и пыталась увидеть всё, мимо чего они проезжали. Для этого она выглядывала в окно не только со своей стороны, но и с противоположной, для чего каждый раз перегибалась через Гарри, её пушистые волосы лезли ему в нос, и он беспрестанно чихал.

— Гермиона, ты не могла бы угомониться? — не выдержал он наконец. — Ты всё равно не доедешь быстрее такси.

— Извини, — Гермиона откинулась на спинку сиденья и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. — Я что-то жутко нервничаю. Вдруг что-нибудь пойдёт не так, и я не смогу найти родителей?

— Не смеши меня, — Рон повернулся к ней. — Напомни-ка мне, когда у тебя в последний раз что-то не получалось?

— Ты просто не понимаешь, насколько это сложно, — взвилась Гермиона. — Между прочим, чтобы использовать это…

Гарри вовремя толкнул её локтем в бок и указал глазами на водителя, которому незачем было знать о заклинаниях и о волшебниках в принципе. Гермиона бросила на него виноватый взгляд и молча отвернулась к окну.

— Приехали, — объявил таксист, останавливая машину перед небольшим симпатичным домиком с разбитыми под окнами клумбами.

Гермиону затрясло. Она остановилась на дорожке перед крыльцом и нерешительно оглянулась на друзей.

— А если их нет дома? Они ведь могут быть на работе, — предположила она.

— Мы этого не узнаем, пока не позвоним, так? — и Рон уверенно двинулся к двери. — Давай, не бойся.

Он нажал на кнопку звонка. Гермиона судорожно вздохнула и, вытерев пот со лба, встала на крыльце рядом с Роном в ожидании, когда кто-нибудь откроет дверь. Несколько мгновений ничего не происходило, потом негромко щёлкнул замок, и на пороге появилась миссис Грейнджер. Она ничуть не изменилась с тех пор, как Гарри видел её в последний раз, и выглядела вполне довольной жизнью. Гермиона жутко побледнела и бросилась бы к матери, но Рон крепко держал её за локоть, опасаясь именно такой реакции.

— Добрый день, молодые люди, чем я могу вам помочь? — чуть удивлённо спросила миссис Грейнджер. Или, вернее, пока что миссис Уилкинс.

Гермиона открыла рот, но не смогла выдавить ни слова и только смотрела на мать глазами, полными слёз.

— Моя подруга ищет своих родственников, — Рон решил взять инициативу в свои руки. — Нам дали этот адрес, но предупредили, что они, кажется, сдали этот дом.

— Да, — миссис Уилкинс пошире открыла дверь и сделала приглашающий жест. — Входите, я позову мужа. У него есть адрес хозяев дома.

Всё складывалось просто замечательно. Оставалось только дождаться мистера Грейнджера, чтобы разом вернуть им с женой их воспоминания. Гермиона, всё ещё не произнёсшая ни слова, беззвучно шевелила губами, повторяя нужное заклинание, как решил Гарри.

— Ей надо успокоиться, — шепнула Джинни на ухо Гарри. — Такие заклинания требуют максимальной концентрации.

Гарри кивнул в ответ. Наверняка Гермиона это и сама прекрасно знает и сейчас возьмёт себя в руки.

— А кто-нибудь другой мог бы вернуть память твоим родителям? — как бы невзначай спросил Рон.

Гермиона кивнула, продолжая напряжённо смотреть в одну точку.

— Только это очень сложно, — сказала она. — Тот, кому пришлось бы это делать, должен был бы хорошо меня знать. И вообще, это очень не простое заклинание. Мне пришлось тренироваться почти месяц, прежде чем у меня получилось. Помнишь, я писала тебе?

Рон кивнул, и Гарри подумал, что вот уже у них появляются темы для разговора, о которых он не имеет ни малейшего представления. Ну что же, это вполне нормально, ему стоит привыкнуть.

Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и друзья услышали звук шагов, приближавшихся к гостиной, где они сидели в напряжённом ожидании. Наконец, дверь открылась, и в комнату вошёл мистер Грейнджер. Следом его жена внесла поднос с чайником, чашками и корзинкой печенья.

— Добрый день, — мистер Грейнджер окинул их внимательным взглядом. — Жена сказала мне, что кто-то из вас ищет наших хозяев, не так ли?

— Да, — Гермиона сделала шаг вперёд и достала палочку, направив её отцу в грудь. Она произнесла заклинание так тихо, что Гарри не смог расслышать, как оно звучит.

— Прошу прощения, мисс, но что вы делаете? — поинтересовался мистер Грейнджер, наблюдавший за действиями Гермионы с вежливым любопытством.

Гермиона с ужасом посмотрела на свою палочку, потом на отца и снова на палочку.

— Не получилось, — в отчаянии прошептала она, не вытирая заструившихся по лицу слёз.

*Рокс — исторический район Сиднея.

На секунду Гарри растерялся. Он никак не ожидал, что Гермиона может настолько расклеиться, и не продумал вариант действий в случае её неудачи. Мистер и миссис Грейнджер не выглядели напуганными, но по тому, как отец Гермионы нахмурил брови, Гарри понял, что их вторжение начинают здесь считать глупым розыгрышем. Конечно, не случится ничего страшного, если их сейчас просто выставят за дверь, всегда можно будет подкараулить мистера и миссис Грейнджер на улице, но для Гермионы это будет лишним огорчением, от которого Гарри предпочёл бы её уберечь.

— Извините, пожалуйста, — Рон обнял рыдающую Гермиону за плечи. — Моя подруга, она, знаете, немного не в себе, — он понизил голос до шёпота, виновато взглянув на мистера Грейнджера. — Пережила сильнейшее нервное потрясение, семейная драма. Она иногда воображает себя феей, но… эээ… целители говорят, что это должно скоро пройти.

Гарри показалось, что Рону не поверили, но миссис Грейнджер всё же встала и налила Гермионе стакан воды, сочувственно глядя на дочь.

— Что будем делать? — почти не разжимая губ, спросила Джинни. — Уходим?

Гарри пожал плечами в ответ. Он действительно не знал, как им стоит поступить в такой ситуации, потому что всеми их действиями изначально руководила Гермиона, и Гарри с удовольствием уступил ей право лидерства. Сейчас его не оставляло чувство, что он должен был как-то поучаствовать в разработке плана, а не взваливать всё на хрупкие плечи Гермионы.

— Я думаю, вам лучше уйти, — спокойно предложил мистер Грейнджер. — Или давайте вызовем скорую? Мне кажется, нахождение в этом доме только нервирует вашу подругу.

— Нет! — воскликнула Гермиона, протягивая руки к отцу. — Пожалуйста, выслушайте меня!

— Успокойся! — Рон схватил её в охапку и подтолкнул в сторону Гарри. — Выведи её отсюда. Я сам всё объясню.

Гарри плохо себе представлял, как именно он собирался всё объяснять, но надеялся, что Рон сообразит промолчать о волшебниках. Иначе их путешествие может легко окончиться психушкой. Гермиона упиралась, пока Гарри тащил её в холл, стараясь выскользнуть из его рук и вернуться к родителям.

— Гермиона, всё будет хорошо, — спешившая рядом Джинни попыталась воззвать к голосу её разума. — Твоим родителям так или иначе вернут воспоминания, ты же это понимаешь? Всё будет нормально.

— Я хочу быть с ними, — упрямо твердила Гермиона. — Что Рон им скажет?

— Я не знаю, но уверен, что он что-нибудь придумает, — постарался успокоить её Гарри, сам немного переживавший по этому поводу. — В крайнем случае, пока уйдём и попытаем удачи позднее, когда ты придёшь в себя.

— Я почему-то так и думала, что у меня не получится, — через несколько минут жалобно сказала Гермиона. — Я так этого боялась.

— Это конечно неприятно, но не смертельно, — Джинни похлопала её по руке. — И у тебя иногда может что-то не получиться, что тут такого?

Гермиона уже открыла рот, чтобы возразить, но тут из-за двери раздался голос Рона:

— Гермиона!

Она вскочила с диванчика, на который её усадил Гарри, и ринулась обратно в гостиную. Джинни тревожно посмотрела ей вслед.

— Ты же не думаешь, что Рон мог… — начала она, но тут её брат быстро вышел, захлопнув за собой дверь гостиной и привалившись к ней спиной. С него ручьями лил пот, лицо посерело и осунулось.

— Что случилось? — испугался Гарри. — Что ты сделал?

Из-за двери тем временем доносились громкий плач Гермионы и взволнованные голоса её родителей, но слов разобрать было нельзя. Джинни помогла Рону добрести до того же диванчика, с которого только что вскочила Гермиона, и села рядом, держа его за руку.

— Что произошло, Рон?— мягко спросила она. — Мистер и миссис Грейнджер в порядке?

— Да, всё нормально, — Рон устало провёл рукой по лбу. — Я вернул им воспоминания.

Гарри показалось, что он ослышался. Насколько он понял из скупых объяснений Гермионы, заклинание было крайне сложным. Ей самой потребовался почти месяц, чтобы овладеть им! Представлялось несколько странным, что Рону удалось применить его с первого раза.

— Гермиона подробно описывала в письме, как именно это работает, — наверное, Рон заметил удивление на лице друга, потому что обращался в первую очередь к нему. — А ещё я много читал про это заклинание на Рождество. Нашёл несколько книг у Билла, ликвидаторы заклятий иногда используют его, если нужно изменить воспоминания маглов, ставших ненужными свидетелями колдовства.

Гарри кивнул, переглянувшись с Джинни.

— Это и правда очень сложно, сложнее, чем я думал, — продолжил Рон. — Мне пришлось напрячь все силы, чтобы достичь нужного уровня концентрации. К тому же, я знал, что у меня будет только один шанс. И мне было очень страшно брать на себя такую ответственность, я много читал про побочные действия неправильного применения этого заклинания. Но главное, что всё прошло благополучно.

Гарри был впечатлён. Мало того, что Рон не растерялся и взял бразды правления в свои руки, так ещё и смог применить сложнейшее ментальное заклинание, даже не известное Гарри. Кажется, друг здорово изменился.

Внезапно дверь в гостиную резко открылась и оттуда вылетела заплаканная, но счастливая Гермиона. Не останавливаясь, она бросилась к привставшему Рону и, подпрыгнув, повисла у него на шее.

— Спасибо! — захлёбываясь бормотала она, целуя покрасневшего, но очень довольного Рона в щёку. — Спасибо тебе! Не знаю, что бы я без тебя делала!

Гарри видел, что друг едва держится на ногах, но не стал прерывать Гермиону. В конце концов, не так уж высоко им падать. Тем более, что Гермиона неплохо владеет элементарными санитарными заклинаниями. Джинни смотрела на эту парочку с лёгкой улыбкой, но Гарри заметил в глубине её глаз что-то очень похожее на его собственные, спрятанные глубоко внутри чувства. Словно она тоже попрощалась с возможностью обрести такое же счастье. Словно предчувствовала, что ей никогда не придётся вот так же броситься на шею парню, зная, что он непременно обнимет в ответ. Словно в шестнадцать лет для неё захлопнулась дверь в романтическую часть жизни, оставив её в мире, где нет места любви. В мире, где ей предстоит всегда быть в одиночестве среди толпы родных и друзей.

— Гарри, Джинни, пойдёмте, — вывел его из задумчивости громкий, весёлый голос Гермионы. — Родители хотят поздороваться с вами.

Мистер и миссис Грейнджер с ошеломлённым видом сидели на диване, держа в руках чашки с остывшим чаем. Друзей дочери они встретили приветливо и даже радостно, но и во время самой оживлённой беседы они нет-нет да и посматривали, удивлённо и недоверчиво, на Гермиону. Вряд ли они спокойно восприняли новость, что, оказывается, они сменили страну проживания, но не помнят об этом. Но и рассерженными они не выглядели. Наверняка такие сообщения не усваиваются так быстро.

Гермиона тем временем очень кратко описывала родителям их злоключения, намеренно опуская леденящие душу подробности и преуменьшая грозившие им опасности.

— Если всё было настолько легко, как ты говоришь, зачем же было отправлять нас в Австралию, дорогая? — мягко поинтересовался мистер Грейнджер.

— Я не говорю, что это было безопасно, папа, — Гермиона слегка покраснела и взглянула на мать в поисках поддержки. — Это была настоящая война, и мы потеряли в ней многих дорогих людей. Просто я не хочу, чтобы вы волновались теперь, когда всё закончилось, когда со мной уже всё в порядке.

Вечером, накормленные сытным ужином, Гарри, Рон и Джинни отправились прогуляться, оставив Гермиону наедине с родителями. Им было что обсудить. Наверняка мистера и миссис Грейнджер интересовала чисто практическая сторона вопроса: что стало с их домом в Англии, когда можно будет туда вернуться, что намерена теперь делать Гермиона. Гарри был уверен, что ей предстоит ещё довольно неприятный разговор по поводу истраченных денег и беспардонного вмешательства в родительские мозги. Но это мелочи по сравнению с тем, что могло случиться с мистером и миссис Грейнджер, если бы они остались в Англии.

Рон предложил пойти на пляж, и мысли Гарри потекли в другом направлении. Ему вспомнился недавний сон, и он украдкой бросил взгляд на Джинни. Разница была колоссальная: одетая в удобные джинсы и свободную клетчатую рубашку с собранными в хвост волосами Джинни, устало бредущая у самой кромки воды, совсем не была похожа на ту счастливую, смеющуюся девушку из сна. Но даже сейчас, утомлённая и заспанная, Джинни была потрясающе красива. Гарри попытался высчитать, когда они последний раз полноценно спали, но быстро запутался из-за множества пересечённых ими часовых поясов. В голове снова начал клубиться непроницаемый туман, смешивавший мысли, как в ночь после битвы. Надо было всё-таки поспать в самолёте.

Они прогуляли всего около часа и вернулись в таком ужасном состоянии, что миссис Грейнджер только руками всплеснула и сразу же отправила их спать. Гарри с наслаждением вытянулся на свежих хрустящих простынях и моментально провалился в глубокий сон, не успев даже пожелать Рону спокойной ночи.

Он шёл по лесу, огибая неглубокие канавки и отводя царапавшие лицо ветки. Воздух пах прелой листвой, и, подняв глаза, Гарри увидел голые деревья, навевавшие на него уныние. Во сне он испытывал острое чувство тревоги. Гарри пошёл быстрее, потом побежал, стараясь успеть, но куда? Внезапно он выбежал на полянку, и окружавший его пейзаж сменился. С ужасом он обнаружил, что стоит на кладбище, где похоронены герои войны, перед надгробием Люпина с засохшими на нём цветами. Неподалёку послышался тихий женский плач, и, оглядевшись, Гарри увидел Джинни. Она стояла на коленях у могилы Фреда, одетая во всё чёрное, и касалась мраморного белого камня руками. Подойдя поближе, Гарри хотел позвать Джинни, помочь ей подняться, он уже протянул к ней руки, как вдруг из-за деревьев выскочила тёмная фигура. Чей-то голос выкрикнул заклинание, сверкнул зелёный луч, и Джинни беззвучно упала на руки не успевшего ничего сделать Гарри. Он заглянул в её широко открытые, остановившиеся глаза и закричал от пронзившей всё его существо боли.

— Гарри! — кто-то звал его, но голос доносился словно издалека, как будто сквозь слой ваты. — Гарри, проснись! Да проснись же!

Тело Джинни стало растворяться у него в руках, и Гарри забился, пытаясь поймать её, удержать рядом. Чьи-то руки вцепились в него железной хваткой и попытались оттащить от того места, где только что — он же видел! — лежала Джинни с разметавшимися длинными волосами. Гарри отчаянно вырывался, но никак не мог освободиться.

— Чёрт возьми, Гарри, проснись! — оглушительно рявкнул знакомый голос прямо ему в ухо. — Это сон!

В этом было что-то разумное, но слишком уж реально выглядела мёртвая Джинни. Гарри всё ещё ощущал тяжесть её тела в своих руках. Внезапно что-то сильно ударило его по щеке, а затем по лицу потекло что-то мокрое, обжигая леденящим холодом. Гарри открыл глаза и тут же зажмурился от резкого света, чувствуя неимоверное облегчение. Это был сон, всего лишь очередной сон.

— Что случилось? — услышал он приглушённый, взволнованный голос и, слегка приоткрыв глаза, увидел заглянувшую в комнату миссис Грейнджер, накинувшую просторный халат поверх пижамы.

— Ничего страшного, просто плохой сон, — раздался голос Рона у Гарри над головой. Этот голос и выдернул его из кошмара. Рон стоял совсем близко, держа в опущенной руке палочку, на кончике которой горел огонёк, слишком близко к глазам Гарри, практически ослепляя его. Рон был в одних пижамных штанах, его лицо в неярком свете казалось мертвенно-бледным, а, может, и было таким на самом деле. Похоже, Гарри своими воплями перебудил весь дом, зрелище, наверное, было не из приятных. Он потянул одеяло, намереваясь закутаться в него по самый подбородок в надежде согреться и остановить противную мелкую дрожь в руках и коленях. Одеяло не поддалось, и, подняв голову, Гарри увидел силуэты двух человек, сидевших у него в ногах по обе стороны кровати.

— Мам, ты иди спать, — заговорил один из них голосом Гермионы, направляясь в сторону двери. — С нами иногда теперь бывает такое, это последствия того, что нам пришлось пережить, сама понимаешь.

Гарри был благодарен ей за упоминание того, что проблема кошмаров была для них общей, а то он чувствовал себя крайне неловко. Этакая кисейная барышня, падающая в обморок при виде мыши и визжащая от ужаса из-за приснившегося сна. Внезапно он ощутил лёгкое, почти невесомое прикосновение к своей руке и вздрогнул от неожиданности.

— Прости, — виновато прошептала Джинни, — я не хотела тебя пугать.

Они стали слишком часто говорить друг другу эту фразу, подумал Гарри. Нужно будет попросить Гермиону сварить умиротворяющий бальзам, нервы что-то окончательно расшатались.

— Ты как? — спросила Джинни, озабоченно глядя на него. Её длинные волосы свесились, касаясь его подушки и закрывая его лицо от внимательного взгляда Рона.

— Нормально, — прохрипел Гарри, понимая, как неправдоподобно звучит его ответ. — Плохой сон.

Наверное, ему так плохо, потому что он никак не мог проснуться из-за чрезмерной усталости после длинного перелёта. Обычно Рону хватало несильного тычка в плечо, чтобы разбудить его, а сегодня он его, кажется, долго и основательно тряс, а потом вынужден был даже облить водой. И всё это время сознание Гарри находилось где-то между сном и явью, разрываясь между ужасом и надеждой. И сон был настолько ярким, настолько реальным! Если бы он не видел Джинни прямо перед собой, то сейчас бы однозначно бросился проверять, находится ли она в своей постели или нет. И ему плевать, что это было бы глупо, как сам он думал, слушая рассказ Гермионы про первую ночь после победы, проведённую в Хогвартсе, когда она свалилась с лестницы.

Гарри медленно сел, и Джинни чуть отстранилась.

— Куда это ты собрался? — поинтересовалась она, и её тон ужасно напомнил Гарри миссис Уизли. — Тебе нужно отдохнуть, ты и спал-то всего ничего, около четырёх часов.

— Нет, — Гарри свесил ноги с кровати, гадая, не подогнутся ли колени, если он сейчас встанет. — Я сегодня больше спать не буду, лучше посижу внизу, почитаю книгу. Я не вынесу ещё одного подобного кошмара, — упрямо добавил он, пресекая все возможные аргументы в пользу сна.

— Ты можешь побыть в гостиной, — неуверенно предложила Гермиона, бросая на Рона растерянный взгляд. — Но я всё-таки считаю, что тебе нужно поспать, ведь завтра нам лететь назад, а в самолёте ты…

— Ладно, он не маленький, сам может решить, — перебил её Рон, натягивая футболку. — Давай, я провожу тебя вниз.

Гарри хотел было отказаться, но его всё ещё так трясло, что он решил не строить из себя героя, и благодарно опёрся о плечо Рона.

— Спокойной ночи, — пожелал он расстроенным Гермионе и Джинни, искренне надеясь, что его вопли не послужат для них лишним поводом для плохих сновидений.

Рон довёл его до мягкого дивана, стоявшего напротив телевизора, достал какую-то книгу с полки, Гарри машинально отметил, что это были «Три мушкетёра», заботливо укрыл друга одеялом и плюхнулся в кресло напротив.

— Ну давай, рассказывай, — Рон смотрел на Гарри сочувственным, понимающим взглядом. На какое-то мгновение Гарри даже показалось, что он действительно может поделиться с ним недавно пережитым ужасом, но он вовремя вспомнил, что Джинни всё же была сестрой Рона. Да и ни к чему подкидывать тому сюжет для нового кошмара, Гарри и так каждую ночь исправно будил друга, помогая вынырнуть из пучины горя и отчаяния. Но никогда не спрашивал, что именно тому снилось.

— Нет, — Гарри помотал головой, — не хочу. Слишком жутко, чтобы говорить об этом вслух.

Рон не стал настаивать и поднялся, чтобы вернуться в спальню.

— Это был только сон, не думай о нём, — посоветовал он, закрывая дверь с другой стороны, и Гарри, наконец, смог остаться наедине со своими мыслями.

Это была очень длинная ночь. Несколько раз он начинал засыпать, но тут же вскакивал и начинал быстро ходить по комнате, прогоняя дремоту, боясь снова увидеть смерть или мучения Джинни. Гарри пробовал читать, но не мог сосредоточиться, и его взгляд бездумно скользил по строкам, но он не понимал ни слова. В голову не лезло ничего, кроме страшных картинок, ещё более приукрашенных благодаря богатому воображению. Гарри чувствовал себя жутко одиноко в спящем доме, и в какой-то момент, дойдя до высшей степени отчаяния, он даже мысленно посетовал на судьбу, которая дала ему шанс остаться в живых. Для чего? Стоила ли игра свеч? Так ли ему повезло выжить в этой войне, как казалось раньше?

В ту же секунду Гарри устыдился своих мыслей. Он вспомнил о погибших друзьях, каждый из которых с радостью бы поменялся с ним местами, каждый из которых хотел жить. Любой из них, останься он в живых, ценил бы жизнь как великий дар, а не сидел бы в одиночестве в пустой гостиной с книгой на коленях и не предавался бы подобным мыслям. Гарри просто ненавидел себя в этот момент за своё нелепое, ему самому не понятное уныние, в которое он впал из-за сна, простого, пусть и ужасного, сна. Пусть бы лучше вместо него выжил Фред, пусть бы Уизли, не заслужившие такого удара судьбы, оплакали его, Гарри, и стали жить дальше. Фред не должен был умирать в отличие от Гарри, которому это было предначертано самим провидением.

Эти мысли убивали его, душили, наваливаясь со всех сторон, от них не было никакого спасения. Человек ещё не придумал способа убежать от самого себя. Гарри отбивался от своего сознания до полного изнеможения, и сам не заметил, как забылся тяжёлым, тревожным сном, уронив голову на руку. Очки врезались ему в переносицу, но он не чувствовал боли, бродя по разрушенному Хогвартсу и вглядываясь в знакомые, навсегда застывшие, побелевшие лица его защитников.

Они так и стояли у него перед глазами, когда он проснулся. Они проплывали перед его внутренним взором, когда он помогал мистеру Грейнджеру упаковывать книги в коробки. Они окружали его, пока он ездил в аэропорт за билетами по просьбе Гермионы. Они смотрели на него из зеркал, стёкол, даже луж, смотрели грустно, с немым укором, как ему казалось, за его вчерашние мысли. День прошёл для Гарри как в тумане, лица мертвецов заслоняли от него солнечный свет, и, усаживаясь на своё место в самолёте, он подумал, что провёл этот день за пределами мира живых.

Обратный полёт прошёл так же мирно с тем только отличием, что Гарри его практически полностью проспал. Всё-таки усталость дала о себе знать, и через много часов полёта, разлепив глаза, он обнаружил себя спящим на плече у Джинни, читавшей книгу, предусмотрительно прихваченную ей из дома Грейнджеров. Гарри заглянул в неё и с удивлением обнаружил, что это «Три мушкетёра», к которым сам он за всю ночь, можно сказать, и не притронулся.

— Интересно? — шёпотом спросил он, стараясь не разбудить спавшего на соседнем кресле Рона, закинувшего назад голову и периодически громко всхрапывавшего.

Джинни кивнула, закрывая книгу.

— Не думала, что маглы могут так интересно писать, — задумчиво сказала она. — Ведь вот, пожалуйста, никакого волшебства, а оторваться невозможно. Всё-таки они гораздо умнее, чем мы, волшебники, о них думаем. Даже лучшие из нас, — с улыбкой добавила она.

Когда они добрались до Норы, Гарри уже и не пытался разобраться в разнице во времени, в часовых поясах и так далее. Он только понимал, что чувствует себя как-то странно, как будто пара дней его жизни прошли то ли слишком быстро, то ли, наоборот, слишком медленно. Даже тут он ощущал какую-то путаницу и не мог определиться. По слегка обалдевшему лицу Рона, тупо смотревшего на свои часы, Гарри понял, что не одинок.

Миссис Уизли встретила родителей Гермионы очень радушно, она даже ожила на некоторое время, хлопоча вокруг гостей. Но Рон сразу же спросил о Джордже, и её лицо снова приняло печальное выражение. Джордж так и не выходил из своей комнаты, отказываясь есть и тая на глазах. Если так пойдёт и дальше, придётся отправить его в Мунго, как посетовала миссис Уизли. Наверное, Гермиона успела посвятить родителей в некоторые подробности произошедшего, потому что миссис Грейнджер дрожащим от переполнявших её чувств голосом принесла миссис Уизли свои глубочайшие соболезнования и попросила прощения за то, что они врываются к ним в такой момент. Миссис Уизли смахнула слёзы и мужественно заявила, что родители их дорогой Гермионы для них не чужие люди и что иначе просто и быть не могло. Гермиона при этих словах зарделась как маков цвет от удовольствия.

Вечером миссис Уизли даже устроила что-то вроде приветственного ужина для мистера и миссис Грейнджер, хотя последние изо всех сил упрашивали её не беспокоиться. В общем и целом, день прошёл для Гарри скомкано, сумбурно и чересчур быстро. Уже в десять он почувствовал, что сейчас просто свалится со стула и заснёт прямо на полу. Хотя по сути он ничего такого и не делал, просто сидел в самолёте, это вымотало его. Скорее даже морально, чем физически, но важен был результат: Гарри чувствовал себя разбитым. Извинившись перед всеми, он поднялся в их с Роном спальню и, не раздеваясь, рухнул на кровать.

Утро принесло с собой облегчение. Во-первых, Гарри не приснилось ничего ужасного, или память наконец-то проявила милосердие и великодушно не запечатлела ночные видения. А, во-вторых, в голове у него наконец-то прояснилось. Пытаясь вспомнить события последних дней, Гарри обнаружил, что воспоминания крайне обрывочны, перескакивают с одного момента на другой без какой-то логической связи. Он вообще не был уверен, что ему приснилось, а что было на самом деле. Особенно путано он вспоминал про ночь, проведённую в гостиной родителей Гермионы наедине со своими бредовыми мыслями. Зато кошмар, в котором он в очередной раз видел смерть Джинни, словно записался на пластинку, спрятанную где-то в мозгу, и теперь мог при желании проигрываться сколько угодно раз и с какого угодно момента. Если же отбросить эти неприятные провалы в памяти, связанные, по глубокому убеждению Гарри, с чрезмерным физическим и моральным напряжениям, то чувствовал он себя вполне сносно.

После завтрака Гермиона объявила, что она должна вернуться домой вместе с родителями. И хотя это было всего лишь естественно, для Гарри её слова прозвучали дико, так он привык, что Гермиона всегда находилась рядом. Он совсем не подумал, что ей захочется провести некоторое время с родителями. Взгляд Рона потух, когда он услышал эту новость, но он постарался взять себя в руки, всячески поддерживая Гермиону в её решении.

Так и получилось, что ровно через неделю после окончания битвы за Хогвартс их неразлучное трио временно распалось. Гермиона уехала, оставив в Норе совсем приунывшего Рона, бесцельно шатавшегося по дому и постоянно чувствовавшего себя лишним Гарри и погрузившуюся в свои переживания Джинни. Вчерашняя поездка в Австралию казалась им теперь ярким пятном, выгодно разбавившим серую обыденность тоскливых дней. Гарри чувствовал, что необходимо себя чем-то занять, если он не хочет тихо свихнуться от безделья и безрадостных мыслей. Но, сколько он ни ломал себе голову, ни одно более менее достойное занятие не приходило ему на ум. С каждой минутой он замечал новые и новые изменения в ком-нибудь из Уизли. И изменения эти отнюдь не обладали положительной динамикой. Тучи сгущались над Норой и её обитателями.

Остаток мая не принёс с собой ничего нового. Мистер Уизли всё так же каждое утро уходил на работу, где выматывал себя до полного изнеможения. Нарочно, как подозревал Гарри. Миссис Уизли постоянно что-то мыла, скоблила или чистила, причём почти всё время вручную. Нора уже сверкала сверху донизу, в доме не было ни одного уголка, оставшегося без внимания тряпки или швабры. Джинни сначала пыталась помочь матери, но очень быстро поняла, что той не нужна помощь: чем больше у неё будет работы, тем меньше останется времени на слёзы. А миссис Уизли плакала каждую свободную минуту. Гарри много раз заставал её сидевшей в гостиной с бессильно опущенной на руки головой, вздрагивавшей от беззвучных рыданий. У него просто сердце разрывалось, глядя на неё, но он ни разу не осмелился подойти и как-то утешить её, сказать какие-то слова. Он малодушно пугался её слёз и бесшумно уходил, так и оставаясь незамеченным.

Перси сильно похудел, из-за чего его глаза, прятавшиеся за стёклами старых роговых очков, казались неправдоподобно большими. Он постоянно зевал и засыпал за столом во время ужина, отчаянно не высыпаясь по ночам. Он всё ещё ночевал в бывшей комнате близнецов. Сначала он стелил себе постель прямо на полу, чтобы Джордж, если ему вздумалось бы куда-то пойти, обязательно наступил на него. Убедить Перси перелечь на кровать Фреда не могли ни уговоры миссис Уизли, ни ругань Джорджа, который видимо чувствовал себя арестантом, находившимся под вечным наблюдением, ни собственная, постоянно нывшая спина. Рон как-то поделился с Гарри своими соображениями по этому поводу, сказав, что дело вовсе не в том, что это кровать Фреда, просто Перси боится, что Джордж захочет ночью незаметно выбраться из дома. И Гарри склонен был с ним согласиться. Перси постоянно пребывал в состоянии панического страха, что Джордж может что-то с собой сделать. Когда ему приходилось ненадолго оставлять брата одного или даже в компании Чарли, чтобы элементарно поесть, Перси с феерической скоростью заглатывал еду и мчался обратно наверх. Его никакими силами нельзя было выгнать на работу, не помогли даже угрозы миссис Уизли, что в Министерстве скоро не останется ни одной вакансии.

Гарри уже не так сильно опасался за Джорджа. Несмотря на страшнейшее потрясение, близнец ни разу не пытался наложить на себя руки или как-то себе навредить. А если бы хотел, то всё равно нашёл бы возможность. Джордж просто отказывался выходить из своей комнаты и почти ничего не ел. Один раз был правда эпизод, приведший Перси в ужас. Гарри с Роном, поднимаясь к себе в комнату после обеда, услышали из ванной комнаты звон разбитого стекла. Тут же появился абсолютно обезумевший Перси, громко требовавший от Джорджа, который находился внутри, открыть дверь. Судя по его виду, Перси был готов её выломать, если бы это понадобилось. Но через мгновение Джордж невозмутимо открыл дверь и, не сказав никому ни слова, прошествовал в свою комнату, только на полу в ванной остались лежать осколки разбитого зеркала. Перси потом целый день обшаривал кровать Джорджа в поисках припасённого осколка и подозрительно поглядывал на брата, шёпотом уверяя всех и каждого, кроме матери, что остриём можно легко перерезать себе вены. Но в суицидальных наклонностях Джордж замечен так и не был.

В конце концов, Билл нашёл где-то заклинание, действовавшее на манер будильника, и научил Перси им пользоваться. Теперь тот наконец-то перелёг на кровать Фреда и даже мог спокойно спать по ночам. Но стоило Джорджу пошевелиться, даже просто повернуться во сне на другой бок или почесать нос, как в голове у Перси раздавался громкий звон, и он моментально вскакивал проверить, что делает брат. Выглядеть от этого лучше он не стал, и круги под глазами, как их называют, у него доходили почти до середины щёк. В самом конце мая, однако, в Норе нежданно-негаданно появился Кингсли собственной персоной и лично попросил Перси выйти на работу в качестве помощника Министра. Кингсли говорил о значительном опыте Перси как министерского работника, напоминал, что необходимо продолжить работу, чтобы не прервался стаж. Но Гарри сильно подозревал, что мистер Уизли просто попросил Кингсли как-то повлиять на сына. И тому это удалось. Перси согласился вернуться к работе, взяв с Чарли, который пока не собирался обратно в Румынию, клятвенное обещание не отходить от Джорджа ни на шаг.

Для Чарли это было не так уж и сложно. Он писал какую-то огромную работу, посвящённую драконам, поэтому мог часами не вставать из-за стола в комнате Джорджа, заодно одним глазом наблюдая за братом. Гарри смотрел на него почти с завистью: Чарли было чем занять свой мозг. Рон же с Гарри просто шатались по дому и саду, иногда выбрасывая забредавших туда гномов, но в целом абсолютно не зная, чем себя занять. Правда, они каждый день встречались с Гермионой где-нибудь в Лондоне и подолгу гуляли, не сговариваясь обходя стороной Косой переулок из страха быть узнанными. Но Гарри обычно быстро возвращался в Нору, оставляя друзей наедине и ссылаясь на разные несуществующие причины. Бывало и так, что с ними отправлялась Джинни, и они гуляли вчетвером. В такие моменты Гарри казалось, что между ними всё было по-старому, но невозможность взять Джинни за руку отрезвляла его как ведро холодной воды, вылитое на голову.

Рон оживлялся только тогда, когда Гермиона была рядом. Всё остальное время он проводил, как ни странно, за книгами, читая всё, что попадалось ему под руку. Литературой, особенно учебной, его снабжала Гермиона, давая множество советов, и каждый раз при встрече спрашивала о его впечатлениях. Правда, очень осторожно и ненавязчиво, чтобы не спугнуть у него этот внезапно проснувшийся интерес к чтению. Рон стал совсем мало спать, кошмары, мучившие его и раньше, становились со временем всё более невыносимыми, и Гарри уже приходилось будить его по три-четыре раза за ночь. Часто Рон просто сидел, уставившись в одну точку пустым взглядом, и не реагировал на Гарри, пока тот несколько раз, достаточно громко, не называл его по имени. В такие моменты Гарри становилось страшно. Рон всё больше погружался в свои мрачные мысли, и его лицо принимало ожесточённое, даже жестокое выражение. Гарри решил, что если он не найдёт способ воздействовать на Рона, если тот не начнёт приходить в себя, то придётся всё рассказать Гермионе и спросить её совета.

Хотя, не хотелось бы взваливать на неё ещё и это лишнее огорчение. Гермиона конечно не жаловалась, но по её похудевшей фигурке и побледневшему лицу было видно, что и она переживает не лучшие дни своей жизни. Несколько раз Гарри замечал, как она незаметно глотает какие-то таблетки, и пришёл к выводу, что родители решили помочь дочери по-своему, положившись на магловскую медицину. Иногда он и сам подумывал посетить психотерапевта, например. Дядя Вернон частенько захаживал к одному и после таких визитов какое-то время бывал даже не таким вредным, как обычно. Но Гарри быстро отмёл эту возможность: психотерапевту пришлось бы рассказать всю правду, чтобы он смог как-то помочь, а это было нереально.

Его волновала ещё и Джинни. От её былой весёлости и оживлённости не осталось и следа, она почти никогда не улыбалась, совсем перестала шутить. Даже её огненно-рыжие волосы как-то потускнели. Она стала безразличной ко всему, и, сидя неподвижно с открытой на коленях книгой и глядя прямо перед собой, становилась очень похожа на Рона. Гарри понимал, что все Уизли прячут в душе незаживающую, кровоточащую рану с ужасными, рваными краями. Но если миссис Уизли только горевала по сыну, не задумываясь ни о чём другом, то её дети лелеяли в душе мечты о мести. Не проходило и дня, чтобы Рон не вспоминал Руквуда. Если при этом присутствовали Джинни, Перси или Чарли, то их лица тут же принимали суровое выражение, и Гарри видел, что они не только хотят, но и будут мстить, если им только представится такая возможность. Только Джордж никогда не произносил имени Руквуда. Он вообще говорил мало, даже не всегда отвечал, когда к нему обращались.

В середине мая в Нору нагрянула старая команда Гарри по квиддичу. И Ли, и Анджелина, и Алисия регулярно писали Джорджу, но ни разу не получили ответа. Гарри даже не был уверен, что их письма были прочитаны. Та же участь постигала все послания Оливера и Кэти. Поздоровавшись с Гарри и Роном, Ли посетовал, что все они чувствуют себя виноватыми перед Джорджем, потому что бросили его одного в трудный для него момент. Анджелина вошла нерешительно, оглядываясь по сторонам с затравленным выражением. Гарри вспомнил, как Джинни недавно рассказывала ему, что, оказывается, Фреда и Анджелину связывали серьёзные отношения, тянувшиеся ещё со времён учёбы близнецов в Хогвартсе, и в душе посочувствовал девушке. Она выглядела плохо, он не смог подобрать другого слова. Её шоколадная кожа посерела, пепельная бледность не сходила с лица, а волосы, которые Анджелина обожала укладывать в самые замысловатые причёски, теперь были просто скручены в обыкновенный пучок на затылке.

Джордж встретил друзей без особого энтузиазма, в первый момент он даже не смог скрыть своего неудовольствия. Заранее предупреждённые, они ни слова не говорили о Фреде, но беседа никак не клеилась, потому что каждый внутренне терзался, глядя на осиротевшего близнеца, и не мог придумать ни одной более менее удачной фразы. Анджелина опасно покачнулась, увидев Джорджа, но сумела взять себя в руки. Гарри только сейчас понял, как ей больно увидеть живую копию Фреда, с которым ей пришлось попрощаться навсегда.

Визит ребят не продлился и часа. Джордж просто объявил, что устал и хотел бы отдохнуть, и они сразу же направились к выходу, бросая друг на друга виноватые взгляды. Миссис Уизли сильно огорчилась из-за нежелания Джорджа общаться с друзьями. Она долго проплакала после их ухода, жалуясь, что сын, наверное, решил прожить всю жизнь в одиночестве. Джинни мягко возразила, что рано требовать от него возвращения к нормальной жизни, ведь прошло ещё не так много времени, и мысли миссис Уизли плавно переключились на Фреда, из-за чего она прорыдала ещё добрых два часа.

Единственной отдушиной для Гарри, кроме встреч с Гермионой, стал дом Андромеды Тонкс. После возвращения из Австралии он написал ей, прося позволения заглянуть, чтобы проведать Тедди. Андромеда пригласила его на чай, и Гарри провёл полдня в магазине детских товаров, ломая голову над подарком для крестника. В конце концов, не придумав ничего лучше, он накупил всевозможных игрушек, решив при встрече спросить у Андромеды, что нужно будет купить в следующий раз. Встреча прошла отлично. Гарри искренне хотел стать для Тедди родным и близким человеком и с неподдельным интересом выспрашивал у Андромеды малейшие подробности, касающиеся воспитания детей. Он выяснил, что Тедди пока что не нужны игрушки, книжки или уж тем более детская метла, которую Гарри чуть не прикупил в придачу к уже выбранным подаркам. Правда, получалось, что он вообще не должен был пока ничего покупать крестнику. Гарри решил, что не случится ничего страшного, если некоторые предметы полежат какое-то время, дожидаясь, пока малыш чуть-чуть подрастёт. Не мог же он приходить к ребёнку с пустыми руками! Во время своего второго посещения он даже осмелился подержать Тедди, и приятная тяжесть подвижного детского тельца в его руках произвела на него грандиозное впечатление. Он мысленно поклялся себе, сделать всё, чтобы этот ребёнок был счастлив настолько, насколько это возможно в его положении.

Люпин не оставил сыну никакого наследства, кроме небольшой стопки книг, посвящённых тёмным искусствам и способам борьбы с ними. Андромеда, жившая с мужем весьма скромно, теперь, наверное, должна была экономить и отказывать себе во всём, чтобы обеспечивать внука. Гарри не решился спросить, как обстоят её финансовые дела, и предложить свою помощь. Он прекрасно понимал, что она никогда не согласится принять её. Проще всего было самому покупать Тедди всё необходимое, и Гарри осторожно выяснил нужный размер одежды. К тому же, он хотел убедиться, что Тедди не испытает муки, выпавшие на долю его отца, который столько лет не мог найти работу и жил практически впроголодь. Гарри завёл ещё один сейф в Гринготтсе, куда распорядился перенести приличную сумму денег, которая должна была лежать там нетронутой до совершеннолетия Тедди.

Это на какое-то время отвлекло Гарри от хандры, наваливавшейся на него в Норе, создав иллюзию бурной деятельности. Но, разобравшись с финансовой стороной вопроса, делать ему снова стало нечего. От скуки он даже наведался на Площадь Гримо, где Кикимер навёл идеальную чистоту, но только для того, чтобы ещё раз осознать всю невозможность одинокой и изолированной жизни здесь. Тем более, миссис Уизли заявила, что никуда его не отпустит, как ему только в голову пришло такое? Жить одному! Большей чуши она в жизни не слышала. Гарри не стал настаивать. Он и сам понимал, что вряд ли такая жизнь отразится на нём благоприятно. Всё-таки он ненавидел этот дом, теперь свой дом, как ему приходилось напоминать себе время от времени, и не представлял, что когда-нибудь сможет быть счастлив в нём.

Дни тянулись невыносимо медленно, не принося с собой ничего нового. Гарри написал Кингсли с просьбой сделать всё необходимое для реабилитации Сириуса и освещения роли Регулуса в борьбе с Волан-де-Мортом. Он также выяснил, где можно заказать портрет Снейпа для директорского кабинета в Хогвартсе, считая, что тот заслужил быть там, где ему и положено — в одном ряду с Дамблдором и другими. Гарри был уверен, что профессор МакГонагалл, ставшая теперь новым директором, ни в коей мере не станет возражать против водворения портрета в её кабинет. Но мастер, занимающийся изготовлением живых портретов, предупредил, что подобная работа займёт довольно длительный период времени, и Гарри снова не оставалось ничего, кроме как ждать. Он ещё пару раз напоминал Кингсли о своей просьбе, но тот сейчас был занят подготовкой к предстоящим выборам Министра магии и просил подождать, пока он получит официальные полномочия. Ждать, ждать, ждать. Это слово слышалось со всех сторон.

Гарри уже не знал, куда себя девать, когда вечером тридцать первого мая вернувшийся с работы раньше обычного мистер Уизли попросил его выйти в сад для серьёзного разговора. У Артура был озабоченный вид, и у Гарри сжалось сердце. Неужели случилось что-то ещё?

— Завтра состоится суд над Малфоями, — негромко сказал мистер Уизли, когда они отошли на приличное расстояние от дома. — Всех остальных Пожирателей приговорили к пожизненному заключению в Азкабане, но с ними не всё так очевидно. По решению Визенгамота приговор им будет вынесен завтра в рамках отдельного судебного заседания. Я подумал, что, возможно, ты захочешь присутствовать на нём в качестве свидетеля.

Гарри с трудом переварил услышанное. Со дня битвы за Хогвартс он ни разу не вспоминал о Малфоях, не интересуясь их судьбой. Но сейчас он почувствовал, что мистер Уизли прав, он просто обязан присутствовать на этом заседании, обязан рассказать о вкладе Нарциссы в общее дело победы. Да и Драко, по большому счёту, не заслуживал Азкабана.

— А где они были всё это время? — спросил он у мистера Уизли.

— Люциус и Драко были отправлены в Азкабан как Пожиратели смерти, Нарциссу оставили в поместье, запретив покидать Англию, так как у неё нет метки, — мистер Уизли снял очки и устало потёр переносицу. — Люциус, конечно, гад и подонок, но я видел его во время финальной битвы: он наплевал на все свои убеждения, наплевал на хозяина, его интересовала только жизнь сына. Я не могу относиться к нему так же, как к остальным Пожирателям, в конце концов, я и сам отец. Ни в ком другом я не видел ничего человеческого, а Люциуса ещё можно спасти. К тому же, я не знаю, что конкретно мы можем ему вменить. Я лично не в состоянии назвать ни одного человека, пострадавшего непосредственно от его руки.

Гарри молчал, не зная, как относиться к подобному заявлению. По его мнению, мистер Малфой должен был отправиться в тюрьму и провести там остаток своей жизни. Но в словах мистера Уизли был смысл, и Гарри впервые задумался, в чём именно он может обвинить Малфоев, кроме сочувствия идеям Волан-де-Морта. При ближайшем рассмотрении получалось, что и Люциус, и Драко больше говорили, чем делали. Правда, была ещё битва в Министерстве, но и тогда Люциус не смог никому навредить. Одно было для Гарри ясно: он должен завтра присутствовать на суде, причём со стороны защиты.

К его огромному удивлению, Рон поддержал его решение, правда сам идти в суд отказался. Весь вечер Гарри продумывал все возможные аргументы, которые могли бы абсолютно убедить судей в необходимости смягчения наказания для Нарциссы и Драко. В итоге он решил, что правды будет достаточно, факты всё скажут сами за себя.

На следующее утро, спустившись вниз после череды сменяющих друг друга бесконечных кошмаров, Гарри чувствовал себя почти как перед дисциплинарным слушанием после атаки дементоров. Они с мистером Уизли точно так же отправились в Министерство, только в этот раз с ними был Перси, который провёл особенно беспокойную ночь. Джордж никак не мог заснуть и постоянно ворочался, не давая брату и шанса задремать. Про заклинание будильника он ничего не знал и чувствовал себя абсолютно свободно, не подозревая о причиняемых Перси неудобствах.

Перед дверьми, ведущими в зал суда, Гарри на секунду остановился, сделав несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Возможно, многие осудят его за то, что он собирался сделать, но он твёрдо считал это своим долгом. Хватит им искалеченных судеб. Он хорошо усвоил на примере Снейпа, что человек может искупить своим поведением любую ошибку и что каждый заслуживает права на второй шанс.

От прежнего аристократического блеска не осталось и следа, и сейчас, после месяца в Азкабане, Люциус Малфой выглядел своей собственной бледной тенью. Его длинные светлые волосы висели беспорядочными, спутанными прядями, скрывая почти половину лица, многодневная щетина придавала его некогда холёному лицу неопрятный вид. Чем-то в этот момент, сидя на скамье подсудимых, он напомнил Гарри Сириуса. Нарциссу ввели в зал через другую дверь, откуда-то из внутренних помещений Министерства, и проводили не к мужу, а на место напротив. Люциус вскинул голову, и всего лишь на мгновение его глаза сверкнули. Гарри никогда ещё не видел у человека такого красноречивого взгляда. Он заметил, как первая, невольная радость медленно сменяется раскаянием, как Люциус ищет что-то в лице жены и не находит, как медленно теряет надежду, как уныло опускаются его плечи.

Драко ввели последним. При его появлении Люциус чуть привстал, нерешительно протянул сыну руку, хотел коснуться его плеча, заглянуть в глаза, но не решился. Нарцисса осталась абсолютно неподвижной, но Гарри заметил, какой напряжённой стала её поза. Драко выглядел ужасно, ещё хуже, чем отец. Черты его лица заострились, светлые волосы отросли и стали какого-то невзрачного, мышиного цвета, он смотрел на сложенные на коленях руки, не смея поднять глаза на судей, и только слабо улыбнулся матери, постаравшись вложить в эту улыбку как можно больше надежды.

Гарри не особо прислушивался к длинным речам, произносимым разными министерскими работниками. Главное — узнать, в чём конкретно обвиняют Малфоев. Как и предполагал мистер Уизли, суду нечего было им вменить, кроме самых общих обвинений: пособничество Волан-де-Морту, ношение чёрной метки, притеснение маглорождённых волшебников, поддержка тиранического режима и всё в этом духе. Кингсли вызывал множество свидетелей, но и они не могли добавить ничего существенного к уже прозвучавшим обвинениям.

— Слово предоставляется свидетелю защиты мистеру Гарри Поттеру, — наконец прозвучал бесстрастный голос Кингсли, и Гарри на негнущихся ногах двинулся по проходу, чтобы занять своё место перед лицом суда. Вслед ему доносился удивлённый шёпот, в устремлённых на него взглядах он читал упрёк, но упорно шёл вперёд, стараясь незаметно вытереть потные ладони о джинсы.

Как только прозвучало имя Гарри, Драко поднял голову, и их глаза встретились. На его лице было написано изумление и недоверие. Он смотрел на шедшего Гарри с таким выражением, словно ждал от него какого-то подвоха.

— Расскажите нам, что вам известно такого об обвиняемых, мистер Поттер, — официально обратился к нему Кингсли, — что помогло бы суду прийти к решению о смягчении наказания.

Гарри несколько раз кивнул. Заготовленная заранее речь вылетела у него из головы, и на долю секунды он растерялся, но тут же взял себя в руки. Какая разница, что подумают о его поступке все эти люди? Он должен, обязан поступить так, как подсказывает ему совесть. И Гарри начал рассказ. Он подробно описал события, происходившие на шестом курсе, когда Драко Малфою было поручено убить Дамблдора. Он постарался максимально правдиво, ничего не искажая и не приукрашивая, обрисовать перед судом сцену, свидетелем которой он стал в ночь убийства Дамблдора.

— Драко Малфой уже опускал палочку, когда появились другие Пожиратели, — уверенно закончил Гарри, глядя преимущественно на Кингсли.

— Считаете ли вы, что Драко Малфой был способен убить Альбуса Дамблдора? — спросил сидевший справа от Кингсли сухонький волшебник со строгим выражением лица.

— Нет, я так не считаю, — Гарри посмотрел ему прямо в глаза. — Мне было предельно ясно, что он действует, опасаясь за судьбу своих родителей, жизнь которых зависела от выполнения им этой миссии.

Волшебник удовлетворённо кивнул и что-то записал себе в блокнот.

— Но это ещё не всё, — и Гарри описал сцену их появления в поместье Малфоев, когда Драко не проявил никакого энтузиазма в опознании его самого, Рона и Гермионы. — Мы проучились вместе шесть лет, Драко просто не мог не узнать нас, но тем не менее, он сделал вид, что не уверен, мы это или нет. Я считаю, что это была слабая, но всё же попытка оказать нам помощь, — Гарри произнёс это почти что с вызовом, но никто и не спешил с ним спорить.

— Что вы можете сказать по поводу миссис Малфой? — спросил Кингсли, когда с Драко было покончено.

И Гарри пришлось описывать сцену в лесу, избегая лишних подробностей о Дарах смерти, но давая слушателям как можно более полную картину произошедшего.

— Нарцисса Малфой солгала в лицо Волан-де-Морту, сказав, что я мёртв, в благодарность за информацию о её сыне, — негромко произнёс Гарри, снова подпадая под впечатление от мужественного поступка этой женщины. Второй раз за свою жизнь он убеждался, что нет на свете ничего сильнее материнской любви. Позади раздался потрясённый вздох, и, обернувшись, Гарри увидел непередаваемое выражение на лице Драко, неотрывно смотревшего на мать.

В зале несколько минут было шумно: судьи обсуждали только что услышанную информацию, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть золотистый затылок Нарциссы.

— Прошу тишины, — Кингсли поднял ладонь, и все разговоры моментально стихли. — Мистер Поттер, я думаю, никто не станет спорить, что вы как герой волшебного мира, как победитель Волан-де-Морта имеете право на особое мнение, которое должно быть учтено судом при вынесении решения. Какое наказание вы бы назначили обвиняемым, всем троим, если бы это было в вашей компетенции?

Гарри несколько раз моргнул. Все взгляды были устремлены только на него, было так тихо, что все наверняка слышали стук его сердца. Кингсли недвусмысленно дал понять, что судьба Малфоев в его руках, суд пойдёт ему навстречу, слишком значимой фигурой он стал. Но взять на себя такую ответственность!.. Гарри понадобилось несколько минут, чтобы окончательно решиться.

— Я бы полностью освободил от ответственности Нарциссу Малфой, — наконец заговорил он, — учитывая тот вклад, который она внесла в победу над Волан-де-Мортом, и тот факт, что миссис Малфой никогда не принадлежала к числу Пожирателей смерти. Я также освободил бы и Драко Малфоя, — Гарри заговорил быстрее, боясь, что его могут прервать, — так как считаю, что у него не было выбора. Любой на его месте поступил бы так же, любой стал бы защищать собственную семью. К тому же, он не участвовал в финальной битве, как, собственно, и его родители.

Повисло молчание, во время которого Гарри собирался с силами для последней фразы.

— Возможно, это не совсем правильно, но я освободил бы и Люциуса Малфоя, несмотря на многочисленные обвинения, предъявленные ему судом. Он безусловно заслужил наказания, но, по моему мнению, жизнь наказала его гораздо сильнее, чем это когда-либо удалось бы суду. — Гарри обвёл взглядом всех членов Визенгамота, стараясь вложить в свои слова всю силу только что появившегося у него убеждения в своей правоте. — Он всегда будет жить с сознанием того, что по его вине его жена и сын были отвергнуты обществом, что по его вине они пережили столько кошмаров, по его вине у его сына никогда не будет того блестящего будущего, на которое он мог бы рассчитывать. По его вине на имени Малфоев останется несмываемое пятно. Он будет каждый день смотреть в глаза своим родным и знать, что никогда ничем не сможет заслужить их прощение. Вы считаете, что Азкабан хуже? Я так не думаю.

В зале стояла абсолютная тишина. Гарри не знал, откуда шли эти слова, но чувствовал, что говорит правильные вещи.

— На церемонии прощания с павшими вы, мистер Бруствер, сказали, что сделаете всё, чтобы мир, ради которого они погибли, стал лучше, — Гарри в упор посмотрел на Кингсли. — Люциус Малфой не потерян для общества. Я уверен, что человек, способный на любовь хотя бы к своей семье, а проявление этой любви мы видели во время финальной битвы, не безнадёжен, его ещё можно спасти. Я предлагаю не идти по проторенной дорожке репрессий, а начать новую эру, эру милосердия и всепрощения.

Голос Гарри зазвенел от едва сдерживаемых чувств. С трудом проглотив комок в горле, он направился к своему месту, задаваясь вопросом, что это было сейчас. Неужели он и вправду говорил все те высокопарные слова, отзвук которых ещё витал в воздухе? В голове была странная пустота.

Гарри очнулся от заданного Кингсли вопроса:

— Кто считает, что обвиняемые, все трое, должны быть оправданы, прошу вас поднять руки вверх.

Гарри уже когда-то видел это: множество волшебников и волшебниц поднимали руки. Он пробовал посчитать их, но быстро сбился. Но рук было много, гораздо больше половины.

— Обвиняемые оправданы, но Люциус Малфой обязан заплатить в казну штраф в размере десяти тысяч галеонов и впредь вести законопослушный образ жизни под страхом пожизненного заключения в Азкабане, — Кингсли поднялся. — На этом заседание прошу считать закрытым.

Гарри вздохнул с облегчением и направился к выходу. Перед тем, как покинуть зал суда, он обернулся и бросил последний взгляд на Малфоев. Люциус нерешительно подошёл к жене, и Нарцисса как-то устало и безнадёжно обняла его, обеими руками прижав к груди его голову. Для Гарри оставалось загадкой, как могла эта женщина, не лишённая мужества, ума и красоты, любить такое ничтожество, но в жизни встречается всякое. Подошедший к родителям Драко тоже обнял мать и повернулся к отцу. На секунду Гарри показалось, что он сейчас ударит Люциуса, но этого не произошло. Медленно, очень медленно Драко протянул руку, и мистер Малфой несколько даже раболепно пожал её, а потом, чуть осмелев, крепко обнял сына. Гарри отвернулся на секунду, чтобы ответить на чьё-то приветствие, а когда вновь взглянул в центр зала, Малфои уже шли к противоположному выходу. На пороге Драко обернулся и его глаза нашли Гарри. Несколько секунд он просто смотрел на него, затем едва заметно кивнул и быстро вышел. Хлопнула дверь, и Гарри остался один в опустевшем зале.

После суда Гарри нет-нет да и посещали мысли, что он мог совершить чудовищную ошибку. Ведь, если когда-нибудь Люциус Малфой снова будет замечен в использовании тёмной магии, все сразу вспомнят, как Гарри заступился за него перед Визенгамотом.

— Перестань, Гарри, — не выдержал наконец Рон, выслушав опасения друга в сотый раз. — В конце концов, решение принимал не ты, а судьи. Вот с них и будет спрос в случае чего.

Гарри не стал спорить, хотя в душе и не согласился. Но Рон в последнее время стал жутко нервным, раздражался по пустякам и мрачнел день ото дня. Дошло до того, что Гарри, проснувшись в очередной раз посреди ночи, услышал громкое бормотание Рона, который беспокойно метался на своей постели. Пока что не было признаков того, что снившийся ему сон уже перешёл ту невидимую грань, которая отделяет сновидение от кошмара. Гарри лежал, закинув руки за голову, и невидящими глазами смотрел в потолок, неясно белевший в тусклом лунном свете. Чем больше проходило времени, тем больше он привыкал к своим снам, они уже не пугали его с прежней силой. Нужно было просто переждать какое-то время, прежде чем заснуть снова. Он уже медленно погружался в ленивую дремоту, когда Рон забормотал громче, голос его приобретал совсем не типичную для сна ясность и осмысленность.

— Авада Кедавра! — услышал Гарри и резко сел, пристально вглядываясь в темноту, но не было никаких признаков того, что Рон проснулся. Значит, ему снилось что-то, какая-то ситуация, в которой он посчитал возможным применить самое страшное из непростительных заклятий. Хотя лично для себя Гарри такой ситуации не представлял, слишком страшным, слишком ужасным было для него именно это заклинание, неразрывно связанное в его голове со смертью родителей.

В другой раз, это было где-то в середине июня, Гарри испугался ещё больше. За несколько дней до этого он уже заметил, что происходит нечто необычное, что-то, известное только мистеру и миссис Уизли и тщательно скрываемое ими от детей. Миссис Уизли места себе не находила, пока муж не приходил с работы, и каждый день бросала все дела и бежала к нему, как только он входил. При этом они обменивались многозначительными взглядами, и миссис Уизли обычно тяжело вздыхала и едва заметно качала головой. Но в тот день Гарри, проходя мимо гостиной, где миссис Уизли занималась перестановкой мебели, вдруг увидел, что она, как это уже было когда-то, везде носит с собой часы, стрелки которых показывали местонахождение её домочадцев. Гарри почувствовал непреодолимое желание взглянуть на циферблат. Ему это удалось во время обеда, когда он вышел под предлогом грязных рук и незаметно пробрался в кухню, где, как он подозревал, миссис Уизли временно оставила часы. И он не ошибся. Стрелка мистера Уизли указывала на смертельную опасность. Гарри почувствовал, как холодок пробежал у него вдоль позвоночника: что-то происходит, что-то нехорошее, о чём ему не считают нужным сообщать. Первой его мыслью, невольно пришедшей на ум, было возрождение Волан-де-Морта, но он тут же отмёл её. Это невозможно. Он умер, напомнил себе Гарри, все видели его тело. Но тогда что, что могло случиться?

И тут его осенило: оставшиеся на свободе Пожиратели, ну конечно! Вот чем занимается Министерство, как он сразу не догадался? Хотя странно, что они были вынуждены прибегнуть к помощи Артура, ведь он никогда не был аврором, а Орден Феникса, насколько было известно Гарри, прекратил своё существование сразу же после победы. Может быть, он ошибается, и мистер Уизли занимается сейчас совсем не поимкой беглых Пожирателей? Но в глубине души Гарри был уверен в правильности своей догадки. И тут же его охватила неистовая жажда действий. Почему ему не сообщили? Разве он не имеет права помочь? Но пока что ему ничего не оставалось, только успокоиться, дождаться мистера Уизли и попытаться выяснить всю правду.

И правда всплыла, хотя Гарри не приложил ни малейшего усилия, чтобы добиться её. Мистер Уизли вернулся домой поздно в тот вечер, когда уже не один Гарри заметил, что с миссис Уизли происходит что-то неладное. Джинни несколько раз спрашивала у матери, как она себя чувствует, обеспокоенная её неестественной бледностью и болезненной живостью. Рон тоже выглядел взволнованным. Он постоянно бросал взгляды на дверь, ожидая отца, и Гарри уже заподозрил, что друг знает больше, чем можно было предположить. Но момент возвращения мистера Уизли Рон пропустил, отправившись в свою комнату за шахматами, в которые ему предложил сыграть Чарли. Как назло, именно в этот вечер Джордж наконец-то внял уговорам Перси и согласился спуститься вечером в гостиную и посидеть вместе со всеми.

По тому, как именно мистер Уизли вошёл в дом, было понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Его мантия выглядела так, будто ему пришлось проползти добрую милю на животе по очень пыльной дороге, в некоторых местах зияли дыры, обожжённые края которых выдавали их волшебное происхождение. Его очки, и всегда-то сидевшие немного криво, теперь сползли почти на кончик носа, но мистер Уизли этого словно не замечал. Гарри заметил, что в оправе не было стёкол. Лицо Артура было перемазано чем-то чёрным, из рассечённой брови тонкой струйкой текла кровь.

На секунду все остолбенели, потом Джинни бросилась к отцу.

— Папа! — её голос звенел от волнения. — Ты ранен? Что случилось?

К ним уже спешила миссис Уизли с настойкой бадьяна и палочкой, её губы и руки тряслись. Мистер Уизли позволил усадить себя в кресло, сделал слабую попытку помочь Чарли высвободить свою руку из испорченной мантии, которую тот пытался с него снять, но только обессиленно откинулся назад. Он всё ещё не сказал ни слова и только растерянно моргал, обводя взглядом всех находящихся в гостиной. Наконец, его глаза остановились на Джордже. Мистер Уизли судорожно вздохнул и вдруг закрыл лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Гарри даже почудилось, что он слышал слабый стон. Джинни прижала руку ко рту, как будто пыталась сдержать рвущийся из горла крик. Миссис Уизли заплакала, опускаясь на колени перед мужем.

— Что, дорогой? — шептала она, гладя его по плечам. — Что случилось?

— Мы не смогли поймать его, — мистер Уизли отнял руки от лица и посмотрел на жену воспалёнными, сухими глазами. — Мы взяли Трэверса и Мальсибера, но Руквуд снова ускользнул.

Послышался страшный грохот, заставивший всех подпрыгнуть от неожиданности. Гарри обернулся. В дверях с застывшим лицом стоял Рон, его руки были вытянуты вперёд, как будто он всё ещё держал коробку с шахматами, рассыпавшимися у его ног.

— Что? — севшим голосом переспросил он, дикими глазами глядя на отца. — Ты знал, где находится Руквуд, и ничего нам не сказал?

— Рон! — предупреждающе произнёс Перси, указывая глазами на Джорджа, напряжённо прислушивавшегося к разговору.

— А почему кто-то должен был вам говорить? — рассердилась миссис Уизли. — Это не ваше дело, и вообще…

— О, правда? — в голосе Рона послышались безжалостные нотки. — Ты действительно считаешь, что это не моё дело, знать, что человека, который убил моего родного брата, хотя бы ищут?

Джордж при этих словах смертельно побледнел, и Перси, бросив на Рона испепеляющий взгляд, зашептал что-то брату на ухо. У Джорджа при этом был такой вид, как будто он ничего не слышал или слышал, но не понимал.

— Естественно, его ищут, — рассеянно пробормотал мистер Уизли. — Но он слишком хитёр, чтобы попасться в руки авроров.

— Значит, авроров недостаточно, — отчеканил Рон. — Им-то что? Он для них всего лишь один из Пожирателей, ничего больше. Вот если бы он попался мне, то я бы…

И он сделал жуткий жест, как будто сворачивал кому-то шею. Гарри поёжился. Такого Рона он ещё не видел. Одно дело, участвовать в битве, защищать свою жизнь, и совсем другое — хладнокровно вынашивать план мести. Гарри пришёл к выводу, что не мешало бы посоветоваться с Гермионой. В данной ситуации её влияние могло бы сыграть решающую роль в увещеваниях, к которым Рон и прислушиваться не будет, если за дело возьмётся Гарри.

— Прекрати, Рон! — не на шутку рассердилась миссис Уизли. — Чтобы я больше от тебя даже не слышала таких разговоров!

— Услышишь! И не раз! — ощетинился Рон: сбрасывая руку Чарли, схватившего его за плечо в бесплодной попытке утихомирить его порыв.

Кончилось всё вполне предсказуемо: миссис Уизли разрыдалась, мистер Уизли бросился её успокаивать, и все постарались побыстрее разойтись по своим комнатам.

— Какой же ты придурок, Рон, — прошептала Джинни, закрывая за собой дверь. Гарри успел только заметить, что она расстроена и очень-очень зла на брата.

У Рона был виноватый, но по-ослиному упрямый вид, и Гарри счёл за лучшее ничего не говорить ему, пока он в таком состоянии. Они посидели некоторое время в молчании и легли спать, так и не сказав друг другу ни слова. Гарри долго лежал без сна. Миссис Уизли могла, конечно, рассердиться и расстроиться, но вряд ли она понимала, насколько серьёзно был настроен Рон. Если раньше Гарри думал, что встретившись с Руквудом, Рон бросится в драку, запустит в Пожирателя каким-нибудь малоприятным заклятием, постарается связать его и проследит, чтобы его отправили в Азкабан, то теперь он начал опасаться, что у друга в голове появились совсем другие мысли, совсем другие намерения.

Рон вообще сильно изменился в последнее время, но Гарри только сегодня понял, насколько. Он ругал себя последними словами, что не начал бить тревогу раньше, что позволил злу прокрасться в душу Рона настолько глубоко, что оно уже оставило свой отпечаток. Он должен был уже давно поговорить с Гермионой. Ничего, ещё не поздно, ещё можно всё исправить, и завтра же нужно этим заняться. Гермиона обязательно что-нибудь придумает, ей всегда лучше удавались душеспасительные беседы. С этой мыслью Гарри провалился в тяжёлый, наполненный неясными тёмными фигурами сон.

Утром за завтраком миссис Уизли вела себя с Роном так, будто вчера ничего особенного не случилось, и Гарри видел, что другу это принесло огромное облегчение. А вот Джинни брату ничего не простила, судя по испепеляющим взглядам, которыми она провожала каждое его движение. Гарри искренне не понимал, как Рон ещё не подавился: взгляд Джинни просто убивал наповал. Джордж к завтраку снова не спустился, а расстроенный, лохматый Перси пожаловался, что близнец снова всю ночь ворочался и, кажется, совсем не спал. Перси всё ещё не снимал заклинания, просыпаясь от каждого движения Джорджа.

— Чем собираешься сегодня заняться? — как бы невзначай спросил Гарри, перегибаясь через стол за маслёнкой и не глядя на Рона. — Встречаешься с Гермионой?

Рон кивнул, дожёвывая тост с джемом.

— Во второй половине дня, — наконец, ответил он. — Она говорила, что хочет сегодня с утра помочь маме с уборкой. А у тебя какие планы?

Как-то очень быстро так сложилось, что Гарри стал откровенно лишним. Нет, этого никто не говорил и даже не показывал, и Гарри ни разу не заметил, чтобы Рон или Гермиона были недовольны из-за его присутствия, но сам он ощущал себя пятым колесом в телеге. Это проявлялось вот в такие моменты, как сейчас, например. Рон не посчитал даже нужным позвать его с собой, хотя наверняка бы не стал возражать, если бы Гарри захотел отправиться на прогулку вместе с ними. Нельзя сказать, что его это задевало, в конце концов, он сам не желал для друзей ничего лучшего, просто в последнее время он чувствовал себя всё более и более одиноким. Джинни отдалялась от него всё больше и больше, не присоединяясь к их с Роном беседам по вечерам и предпочитая проводить время в компании кого-нибудь из других братьев. Она часто наведывалась в коттедж «Ракушка» к Биллу и Флер, с которой они в последнее время по-настоящему подружились.

— Я хотел навестить Тедди, — ответил Гарри, встряхнувшись и отогнав не вовремя одолевшие его мысли. — Давненько не был у них.

Рон ничего не ответил, и беседа затухла сама собой. Гарри почувствовал на себе взгляд и, подняв голову, встретился глазами с Джинни, которая, чуть прищурившись, наблюдала за ним. Гарри вспомнил, с какой проницательностью она всегда отличала правду от лжи, и предпочёл побыстрее подняться в их с Роном комнату. Пока он собирался, якобы к Тедди, Рон лениво следил за ним, растянувшись на своей кровати и бесцельно щёлкая делюминатором, хотя в комнате не было ни одного источника света, кроме солнечного.

— Ну, ладно, — Гарри посмотрел на него, — я пошёл. Встретимся вечером?

Рон равнодушно кивнул в ответ. Гарри понимал, что проследить, куда именно он трансгрессирует, невозможно, но всё-таки ушёл достаточно далеко от Норы пешком, испытывая лёгкое чувство вины за свой обман. Ему всё ещё было немного не по себе, когда он звонил в дверь небольшого домика Грейнджеров, который ни капли не пострадал за время, пока его хозяева мирно жили в Австралии. Дверь ему открыла миссис Грейнджер, с забранными в пучок волосами и державшая в одной руке резиновые перчатки.

— О, доброе утро, Гарри, — поприветствовала она друга дочери. — Что-то ты давно к нам не заглядывал. Проходи, пожалуйста. Гермиона наверху, но я её сейчас позову. Хочешь чая с печеньем? Или может чего-нибудь посущественнее?

— Нет, спасибо большое, — Гарри чуть улыбнулся. — Вы же знаете миссис Уизли, из её дома невозможно выйти голодным.

Миссис Грейнджер весело рассмеялась и пошла за Гермионой. Гарри впервые остался один в гостиной Грейнджеров. Он огляделся вокруг. Комната дышала уютом и покоем, которого в последнее время стало немного не хватать Норе. Весёленькие занавески на окнах отлично гармонировали с ковром и диванными подушками, и оставалось только похвалить вкус миссис Грейнджер. На каминной полке стояли многочисленные рамки с фотографиями, и Гарри подошёл поближе, разглядывая их. В основном на фотографиях была запечатлена Гермиона в разной степени взрослости: маленькая Гермиона, утонувшая в огромном кресле с книгой в руках, Гермиона с мистером Грейнджером, оба держат в руках удочки и весело смеются, очень серьёзная Гермиона, одетая в школьную форму, с двумя косичками и в очках. Гарри никогда не видел Гермиону с такой причёской и не знал, что она носила очки в детстве. Она никогда не рассказывала. Это была другая жизнь, другая девочка, которая исчезла без следа, поступив в Хогвартс. На секунду Гарри задумался, какой бы стала Гермиона, если бы не была волшебницей. Ей бы абсолютно точно не пришлось проходить через все ужасы войны, она могла бы всегда смеяться так же весело, как на фотографии, она была бы безоблачно счастлива. Гарри не смог вспомнить, когда Гермиона смеялась в последний раз. А сейчас он ещё добавит ей тревог.

— Гарри! — раздался голос за его спиной, и он обернулся навстречу встревоженной Гермионе. — У вас ничего не случилось?

— Нет, всё хорошо, — Гарри поспешил успокоить её. — Просто я хотел поговорить с тобой. Ты не могла бы уделить мне несколько минут?

— Да, конечно, — Гермиона села в то же самое кресло, в котором сидела на фотографии, только уже не теряясь в нём, и подвернула одну ногу под себя. Этот жест тоже удивил Гарри, Гермиона никогда раньше так не делала, но выглядела так, как будто для неё это было привычно. Наверное, она позволяла себе так сидеть исключительно дома. — О чём ты хотел поговорить?

— О Роне, — Гарри опустился на диванчик напротив и посмотрел в тут же принявшее обеспокоенное выражение лицо Гермионы. — Ты не замечала в последнее время, что он как-то изменился?

— Мы все изменились, Гарри, — мягко ответила Гермиона. — И Рон тоже. Он стал взрослее, но так и должно быть. В конце концов, он понёс самую тяжёлую потерю в этой войне из нас троих. Я ни в коем случае не хочу сказать, что тебе было так уж легко после смерти Римуса, но всё же Фред был родным братом Рона, это немножко разные вещи.

Гарри не собирался с ней спорить, к тому же, она несомненно была права. Он раздумывал, как бы объяснить свои довольно туманные ощущения по поводу изменившегося поведения Рона.

— Он ожесточился, — нерешительно начал он. — Да, я понимаю, что это нормально. Но Рон, как мне кажется, не может думать ни о чём другом, кроме Руквуда.

И Гарри кратко рассказал Гермионе о развернувшейся вчера сцене. Он немного помедлил, но потом всё же решил, что она должна знать всю правду, и упомянул также и прозвучавшее в темноте спальни непростительное заклятие. Гермиона побледнела и тревожно сдвинула брови, но ничего не сказала, обдумывая что-то.

— Рон всегда отличался некоторой кровожадностью на словах, ты не находишь? — наконец, спросила она. — Это всегда меня немножко пугало. Но ведь на деле, Гарри, он никогда не совершал ничего по-настоящему плохого или жестокого, правда? Он даже поддержал твоё решение защитить Малфоев! Я не ожидала от него такого.

У неё был почти умоляющий тон, и Гарри на несколько секунд заколебался. Ему так не хотелось доставлять ей лишнее беспокойство! Он мог сказать, что ему показалось, что все они сейчас не в себе, что всё образуется, и Рон станет прежним. Но в глубине души его терзал смутный страх: а если нет? Если они сейчас упустят момент, когда ещё можно было что-то сделать?

— Нет, Гермиона, — слова давались Гарри как никогда тяжело, — с Роном что-то действительно не так. Иногда у него бывает такой взгляд… Иногда он действительно пугает меня. Я боюсь, — он перевёл дыхание, — боюсь, что он каким-то образом выяснит, где прячется Руквуд, и убьёт его.

Гермиона смотрела на него с нескрываемым ужасом. Но Гарри казалось, что она всё ещё не понимает всю серьёзность ситуации.

— Пойми, Гермиона, я наблюдал за ним, — Гарри встал и в глубоком волнении зашагал по комнате. А что если ему не удастся объяснить ей, насколько всё серьёзно? Гермиона следила за ним взглядом, вжавшись в спинку своего кресла. — С тобой он другой. Когда ты рядом, он ведёт себя как обычно. Но в Норе, особенно по вечерам… — Гарри поёжился. — Он просто сидит и смотрит в одну точку. Не реагирует ни на что, даже когда я его зову. А потом поднимает голову, и глаза у него почти чёрные. Это… это жутко.

Гермиона молчала. Она всё ещё не выглядела до конца убеждённой, но Гарри показалось, что она просто всеми силами пыталась скрыться от правды. Он понимал, что для неё поверить ему сейчас значит забыть о нормальной жизни ещё на какое-то время. Отказаться от надежды прийти в себя.

— Я могу поговорить с ним, — наконец сказала Гермиона. — Могу как-нибудь завести разговор о Руквуде и посмотреть на его реакцию. Но я уверена, что ты немного преувеличиваешь, Гарри. То есть, ты, конечно, и правда так думаешь, но ведь ты тоже ещё не в порядке, правда? У тебя тоже проблемы с нервами, как и у всех нас. Тебе могло показаться просто потому, что у тебя сейчас состояние повышенной тревожности, только и всего.

Гарри смотрел на неё с раздражением. Их с Роном всегда бесила манера Гермионы разговаривать с ними как с двумя несмышлёнышами, сыпать умными фразами и выглядеть при этом донельзя довольной собой. Конечно, в глубине души он понимал, что она делает это не специально, просто это была Гермиона, и она нравилась им с Роном именно такой. Но иногда, в такие моменты, как сейчас, её привычка подвергать всё тщательному анализу безмерно бесила.

— Вспомни шестой курс, — Гарри старался говорить спокойно. — Ты говорила точно то же самое, когда я доказывал тебе с пеной у рта, что Малфой — Пожиратель смерти. И что итоге? Я ведь оказался прав.

— Да, — мягко согласилась Гермиона. — В тот раз ты был прав, и я уже много раз говорила тебе, что должна была поверить, должна была учесть все доказательства. Но, Гарри, ты столько лет обвинял Снейпа во всех грехах, а в итоге выяснилось, что глубоко ошибался. — Наверное, на его лице было написано что-то страшное, потому что она поморщилась и тут же поспешила добавить: — Я ни в коем случае не ставлю это тебе в вину, не думай! Снейп сам вёл себя так, что никто и подумать не мог…

— Ладно, — Гарри перебил её, устало потирая лоб и машинально касаясь пальцами шрама. — Просто поговори с ним, хорошо?

Гермиона кивнула и посмотрела ему прямо в глаза.

— Как ты?

Гарри знал, что она прекрасно понимает, как он. Но в то же время Гермиона задала этот вопрос не для проформы, а потому, что искренне переживала за него.

— Стараюсь жить, — просто ответил Гарри с грустной улыбкой. — Мне кажется, уже даже стало чуть легче. А как с твоими кошмарами?

Гермиону передёрнуло, и Гарри понимающе хмыкнул.

— Ладно, я ещё должен навестить Тедди, — заявил он, направляясь к двери. — Да, и не говори Рону, что я здесь был. Вообще ему ничего не говори, хорошо?

Гермиона пообещала, и Гарри трансгрессировал к дому Андромеды. Визит занял у него чуть больше времени, чем он предполагал, и в Нору он вернулся уже ближе к вечеру.

— К вам с Роном прилетела сова из Министерства, — встретила его на пороге миссис Уизли, и Гарри, поблагодарив её, поднялся в свою комнату. На его подушке лежал тонкий конверт с печатью Министерства, и, взяв его в руки, Гарри вдруг почувствовал, что устал от официальных посланий. Почему его не могут просто оставить в покое? Он своё дело сделал, теперь он хочет просто жить, быть обычным человеком. Поколебавшись пару секунд, Гарри вскрыл конверт и тут же узнал размашистый почерк Кингсли. Уже действующий Министр магии сообщал Гарри, что завтра состоится официальная церемония награждения героев войны, и его приглашают в Министерство для получения Ордена Мерлина первой степени.

Это было ужасно. Снова стоять под вспышками фотокамер, снова выслушивать слова благодарности, снова вспоминать и вспоминать… Но и не прийти он не мог: не хотелось бы, чтобы люди подумали, что он не ценит оказываемого ему внимания. Ладно, это будет последняя официальная церемония, пообещал себе Гарри, решив непременно поговорить по этому поводу с Кингсли, а потом он наконец-то будет жить спокойно. По крайней мере он будет не один: Гарри был уверен, что и Рон с Гермионой получили подобные письма.

Рон вернулся в приподнятом настроении, как с ним всегда бывало после встреч с Гермионой, и с интересом взял в руки своё письмо. Но по мере того, как он читал послание, лицо его делалось всё бледнее и бледнее, а руки затряслись так, что под конец ему с трудом удавалось удержать пергамент в руках. Он затравленно взглянул на Гарри и тут же отвёл глаза, пробормотав что-то невразумительное.

— Что случилось? — спросил Гарри, начиная думать, что в письме Рона могла содержаться какая-то другая информация. — Что там?

Рон протянул ему свой кусок пергамента, и отвернулся к окну. Гарри пробежал глазами по строчкам и в недоумении посмотрел другу в спину. Письма были абсолютно идентичными, если не считать имени адресата, и было совершенно не понятно, что именно могло так напугать или расстроить Рона.

— Что такого ужасного ты тут прочитал? — недоуменно спросил Гарри.

— Нет, ничего, — быстро ответил Рон. — Просто надоели уже эти церемонии, сил нет. И на кой чёрт мне этот Орден Мерлина любой степени? И без него прекрасно проживу.

Гарри пожал плечами. Он видел, что Рон чего-то не договаривает, у него всегда краснели уши, когда он врал. Но настаивать не было смысла. В конце концов, это личное дело Рона, и если бы он хотел, то обязательно бы поделился с Гарри. Оставалось надеяться, что Гермионе удалось что-нибудь выяснить.

Миссис Уизли не выразила никаких особенных эмоций, узнав, что сыну вручат Орден Мерлина, хотя когда-то, не так уж и давно, она плакала от счастья только потому, что Рона назначили старостой. Что ж, у всех произошла кардинальная переоценка ценностей. Утром, накормив их завтраком, она только пожелала им с Роном удачи, но так и не выразила ни малейшей радости. Джинни, кстати, тоже не выглядела впечатлённой. Гарри подумал, что, наверное, не стоило Министерству раньше раздавать такие награды направо и налево, тогда бы люди больше радовались, получая их.

К его великому изумлению, церемония оказалась закрытой: на неё не пропустили ни одного постороннего человека, тем более — ни одного представителя прессы. Были только работники Министерства, разные официальные лица, половину из которых Гарри даже не знал. Он заметил Перси, стоявшего рядом с девушкой, которая была с ними на неудавшейся пресс-конференции. Одри, вспомнил Гарри, её зовут Одри.

Не успел Кингсли произнести и половины торжественной речи, как сидевший между Гарри и Гермионой Рон вдруг резко вскочил и, извинившись, бросился к выходу. Повисла небольшая пауза, потом Кингсли невозмутимо продолжил говорить, но Гарри уже не слышал ни слова. Всё, о чём он мог думать — это странное поведение Рона. Судя по взгляду Гермионы, не отрывавшемуся от двери, она слышала ровно столько же.

— Орден Мерлина первой степени вручается Гарри Поттеру, спасителю волшебного мира и победителю Волан-де-Морта, — торжественно провозгласил Кингсли, и Гарри пошёл к нему, чувствуя на себе одобрительные, тёплые и благодарные взгляды. Кингсли крепко пожал ему руку и вручил коробочку с Орденом.

— Орден Мерлина первой степени вручается Рональду Уизли, — продолжил Кингсли, — за верную и бескорыстную дружбу, храбрую борьбу и беспримерную стойкость перед лицом многочисленных опасностей.

Гарри смотрел на Кингсли, не зная, что и думать. Рон так и не вернулся, никто не знал, куда он ушёл и почему.

— Мистер Уизли временно отсутствует, — сказал Кингсли, в его тоне слышалось лёгкое удивление. — Орден Мерлина за него вручается его брату Перси Уизли.

Перси, не менее растерянный, чем сам Гарри, пробрался к Кингсли, и забрал награду младшего брата, тут же уронив коробочку с Орденом на пол. Кто-то громко хмыкнул, и, обернувшись, Гарри поймал насмешливый взгляд Одри. Она по-товарищески подмигнула ему и подняла вверх большой палец. Гарри выдавил в ответ жалкое подобие улыбки.

Гермиона за своим Орденом шла как деревянная кукла: от волнения у неё подгибались ноги. Но волновалась она отнюдь не из-за награды, её так же, как и Гарри беспокоило таинственное исчезновение и ничем не объяснимое отсутствие Рона.

Гарри успокаивал себя тем, что, возможно, Рону просто стало плохо, и он посчитал правильным вернуться домой. Но вчерашняя реакция друга на письмо Кингсли наводила на мысли, что здесь была какая-то загадка, которую ни Гарри, ни даже Гермиона были не в силах разгадать. Их волнение только усилилось, когда, вернувшись в Нору, они обнаружили, что дома Рон не появлялся.

— Но куда он мог пойти? — прошептала Гермиона, запуская руки в волосы. — Что могло произойти?

Гарри, которому в голову приходили самые безумные мысли (например, что Рон так мастерски овладел искусством легилименции в тайне от всех, что смог прочесть мысли Кингсли по поводу местонахождения Руквуда, и теперь отправился мстить), только растерянно пожал плечами.

— Может, проверим «Ракушку»? — предложил Гарри, ему казалось, что лучше делать что угодно, чем ждать, и Гермиона с надеждой ухватилась за это предложение.

Но Флер и оказавшийся дома Билл ничего не слышали о Роне. Билл внимательно выслушал сбивчивый рассказ Гарри о странной реакции Рона на письмо и его сегодняшнем побеге с церемонии награждения, и в его глазах промелькнула искра понимания.

— Я могу ошибаться, — медленно сказал он, — но, мне кажется, всё дело в той ошибке, которую он совершил, покинув вас перед Рождеством.

— Но как это может быть связано? — Гарри ошеломлённо помотал головой. Они никогда об этом не вспоминали, Гарри никогда и не думал упрекать Рона, не пользовался его уходом как способом задеть друга.

Гермиона, как всегда, сообразила быстрее.

— Он считает, что не заслуживает Ордена? — тихо и как-то жалобно спросила она, и Билл кивнул в ответ.

— Не подумайте, что я говорю это только потому, что он мой брат, — он опустился в кресло и задумчиво подёргал себя за серьгу в виде изящного полумесяца, — но я правда никогда не видел человека, который раскаивался бы в каком-то своём поступке больше, чем Рон. Вы просто его не видели тогда. Я всерьёз боялся за его рассудок, в таком отчаянии он находился.

Гермиона тихо всхлипнула. Гарри подумал, что она, наверное, вспомнила возвращение Рона и холодный приём, который ему оказала.

— Первую неделю он даже не ел, — Билл посмотрел на Гарри с Гермионой, словно проверяя, поняли ли они масштаб трагедии: Рон, и не ел! — Потом он немного пришёл в себя, но думал только о вас, о том, как вы там. Я никогда не забуду, с каким лицом он слушал новости, как вздрагивал, когда слышал твоё имя, Гарри. Мне кажется, если бы он узнал, что вас поймали, то умер бы на месте. Каждый раз за обедом он вспоминал какую-то рыбу, из-за которой он обидел тебя, Гермиона, не знаю, как там было дело, боялся спросить.

У Гермионы задрожали губы, и она подняла глаза к потолку, как будто боялась, что не сможет сдержать слёз. Гарри вспомнил этот случай. Гермиона тогда и правда отвратительно приготовила какую-то рыбу, кажется, щуку, и Рон высказал своё неудовольствие.

— Он всё время спрашивал про Закон Элементарной Трансфигурации Гэмпа и об исключениях из него, я уже устал повторять эту информацию, — продолжил Билл остановившемся взглядом глядя на висевшую на стене картину. Он настолько погрузился в воспоминания, что не замечал ничего вокруг. — В общем, выглядел он как помешанный. И вёл себя так же. Его грызло чувство вины, подтачивало изнутри. Он не мог себя простить и говорил, что никогда не сможет. Что поступил как последний подонок, что он ничем не лучше Питера Петтигрю.

Этого Гарри снести уже не мог. Как Рон мог сравнить себя с Петтигрю? Ведь то, что он их оставил, не шло ни в какое сравнение с преступлением Хвоста, это было прямо-таки мелочью.

— Ничего непоправимого Рон не сделал, — заявил Гарри, вставая. — Тем более, мы с Гермионой простили его, о чём тут ещё говорить?

— А ты представь себя на его месте, — мрачно предложил Билл. — Представь, что бы ты чувствовал. Я Рона не оправдываю, но считаю, что он искупил свою вину за то время, которое провёл здесь, у нас с Флер. Он ужасно мучился, поверьте мне. Не мог отвлечься, не мог спать. Я никогда не видел, чтобы Рон столько читал за всю его жизнь. Особенно плохо было в сочельник, я думал, он просто не выдержит. А потом он услышал твой голос Гермиона, — Билл взглянул на неё, и было что-то доброе и даже немножко одобрительное в этом взгляде. Гермиона покраснела и низко опустила голову. — Тогда я окончательно поверил, что у него крыша поехала. Правда, шарик света меня быстро убедил в обратном, да и делюминатор всё-таки изобрёл Дамблдор, мало ли что? Он же всегда всё знал наперёд, может и тут как-то угадал. Так что вот, думаю, дело в этом. Рон не может простить себя.

— Но мы, мы-то его простили! — воскликнула Гермиона, оборачиваясь к Гарри. — Ведь простили, правда?

— Конечно, — вполне искренне поддержал её Гарри. — Мы наверное зря не говорили с ним на эту тему.

— Да нет, — Билл покачал головой. — Какая разница, если он сам себя простить не может? Тут остаётся только ждать, ничего больше.

Гарри мысленно с ним согласился. Но только где искать Рона? Но на этот вопрос Билл не мог дать ответа, даже если бы очень сильно захотел.

Рон вернулся сам, глубокой ночью, когда все уже с ума сходили от беспокойства. Миссис Уизли, напоенную снотворным, которое ей обманом подсунул бледный мистер Уизли, уложили спать. Чарли и Перси изо всех сил пытались успокоить Джорджа, который тоже начал немного волноваться, и это было первым доказательством того, что для него ещё осталась надежда, остался смысл жизни, пока рядом с ним находятся люди, которые его любят и которых любит он. Джинни сидела рядом с вытирающей слёзы Гермионой, обнимая её за плечи и не говоря ни слова. Гарри как-то машинально подумал, что ни из-за кого другого Гермиона не пролила столько слёз, только из-за Рона.

Он не знал, что делать. Не мог представить, куда мог отправиться Рон. Где он мог быть сейчас. Но в глубине души Гарри верил, что с Роном не могло ничего случиться, что вот-вот дверь откроется, и он войдёт, уставший, голодный, злой, и всё будет хорошо. Всё познаётся в сравнении: только сейчас Гарри понял, как хорошо всё было утром, ещё до того, как они отправились в Министерство.

Около двух часов ночи дверь просто открылась, и Рон буквально ввалился домой, растянувшись прямо у порога. От него за версту разило огневиски. Гермиона разрыдалась в голос и бросилась поднимать его, но её опередили Перси и Чарли. Гарри заметил, с каким облегчением вздохнула Джинни, и ему показалось, что он увидел блеснувшие в её глазах слёзы. Когда Рона раздели и накрыли одеялом, Гарри проводил домой всё ещё плакавшую Гермиону, а потом долго сидел один в тёмной гостиной, размышляя о своей чёрствости, безалаберности и тупости. Как можно было не догадаться, что Рона будет мучать совесть? Это же так очевидно! Хотя, даже Гермиона не думала, что всё может оказаться настолько серьёзным. Гарри совсем неважно спал в эту ночь из-за оглушительного храпа Рона, но сегодня этот храп доставлял ему искреннее удовольствие: Рон дома, с ним всё хорошо.

Следующий день запомнился Рону надолго, потому что такого похмелья он ещё наверняка не испытывал никогда в своей жизни, а разъярённая миссис Уизли отказалась сварить ему антипохмельное зелье. Рон сносил все страдания молча, с мученическим видом, но Гарри видел, что друг панически боится того момента, когда ему придётся отвечать на вопросы друзей. Вернувшаяся с утра Гермиона правда настояла на том, что в таком состоянии Рона трогать не нужно, и предложила отложить беседу до лучших времён. Гарри согласился, он и сам страшился этого разговора.

Может быть, Рон специально тянул время, а, может, ему и впрямь было так плохо, но он провалялся в постели до самого вечера. Гермиона решила не дожидаться его и трансгрессировала домой, строго-настрого запретив Гарри заводить с Роном какие бы то ни было разговоры без неё. Гарри пообещал, отметив про себя, что только рад отложить эту пренеприятнейшую беседу на неопределённый срок. Рон спустился в гостиную около пяти часов вечера с крайне виноватым видом. Он робко извинился перед всеми за доставленное беспокойство, но наотрез отказался что-либо объяснять. Миссис Уизли не сдалась бы так просто, но тут раздался громкий стук со стороны окна. Гарри поспешно поднял стекло, и в гостиную влетели три красивые совы, одна из них до боли напомнила Гарри Буклю, и сердце его болезненно сжалось. И именно эта сова подлетела к нему, протягивая лапку с привязанным к ней письмом. Оглянувшись, Гарри увидел, что вторая сова принесла письмо для Рона, а третья — для Джинни. Это было странно, потому что Кингсли ничего не говорил о предстоящих событиях, в которых они должны бы были участвовать. Гарри опустил глаза на своё письмо и почувствовал, как сердце пропустило удар. На письме красовалась эмблема Хогвартса.

Трясущимися пальцами Гарри открыл конверт и впился взглядом в текст, написанный такими знакомыми зелёными чернилами, но незнакомым почерком.

«Уважаемый мистер Поттер!

Извещаю Вас, что руководством Хогвартса принято решение предложить всем студентам, не закончившим образование, пройти повторно прошлогодний курс в связи с известными событиями. Так как Вы пропустили седьмой курс обучения и не сдали ЖАБА, предлагаем Вам завершить образование в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. О своём решении просьба проинформировать до конца завтрашнего дня.

Искренне Ваша

профессор П. Стебль, заместитель директора школы».

Гарри поднял голову, чувствуя, как от возбуждения пылают щёки, и увидел устремлённый на него не менее потрясённый взгляд Рона.

Вернуться в Хогвартс! У Гарри даже голова закружилась, и на какую-то долю секунды перед ним промелькнул яркий образ Большого зала, таким, каким он был до битвы. Снова учиться, делать домашние задания, ходить в Хогсмид по выходным. Играть в квиддич! Он даже не рассчитывал на такую возможность.

— Что это вам там снова прислали? — поинтересовалась миссис Уизли, заглядывая в письмо Рона. — Закончить образование? Как это замечательно! У вас будет возможность сдать экзамены и получить хорошую работу, просто чудесно!

Миссис Уизли действительно подумала, что они могут вернуться, и Гарри почувствовал лёгкий укол совести из-за того, что они вынуждены будут сейчас разочаровать её. Рон растерянно переводил взгляд с улыбающейся матери на письмо и явно не знал, что сказать. Гарри присел на стул, всё ещё сжимая в руке хрустящий пергамент, и вдруг увидел отошедшую в самый дальний угол Джинни. У неё был такой вид, будто она испытывала сильнейшую боль, но изо всех пыталась не расплакаться. Гарри уже привстал, чтобы подойти к ней, когда в гостиную влетела ещё больше, чем обычно растрёпанная Гермиона с сияющими глазами и пылающими щеками.

— Вы тоже получили их, да? — радостно спросила она, вырывая из рук Рона его письмо и быстро пробегая глазами по строчкам. — Хогвартс! Вы только представьте, что мы вернёмся туда! Сдадим ЖАБА, я и мечтать об этом не смела!

На один только миг Гарри передалась её радость, и он почувствовал внутри крохотный пузырёк восторга. Но он тут же взял себя в руки: с Хогвартсом покончено, ему нет смысла возвращаться туда, он этого не хочет.

— Подожди, Гермиона, — тем временем растерянно говорил Рон, — не так быстро. Я не уверен, что хочу вернуться в школу, по крайней мере, сейчас.

Лицо Гермионы вытянулось, она хватала ртом воздух, не в силах сказать что-то более менее вразумительное. Наверное, у неё в голове не укладывалось, как человек может добровольно отказаться от возможности получить хорошее образование. То, что Гермиона предложение примет, не подлежало ни малейшему сомнению, и Гарри с интересом ждал окончательного решения Рона. С учётом его настроения в последнее время, с учётом всех пугавших Гарри моментов, было бы даже хорошо, если бы Рон отправился в школу, где бы он проводил максимум времени в компании Гермионы. За это время авроры поймают Руквуда, он отправится в Азкабан, и Рон забудет про свои грандиозные планы мести.

Для себя же Гарри такой возможности не рассматривал. Он пережил слишком многое, чтобы снова спокойно сидеть за школьной партой и ничего не делать. Он не может позволить себе этот беспечный год отдыха и развлечений. У него найдутся дела поважнее. Гарри впервые задумался, чем он будет заниматься теперь, когда получил контроль над собственной жизнью. Когда-то он собирался стать аврором. В принципе, такая работа и сейчас ещё привлекала его, но аврором он стать не мог. У него нет нужного образования, тут Гермиона права, и от мечты о хорошей работе нужно отказаться. Гарри подозревал, что Кингсли взял бы его в аврорат и без ЖАБА, но он сам этого не хотел. Ему и так надоело, что столько лет его считали любимчиком Дамблдора, неприкосновенной персоной только потому, что он — Гарри Поттер, Мальчик, который выжил. Если сейчас он станет аврором, обязательно найдутся люди, которые за его спиной будут многозначительно переглядываться и говорить: «Это же Гарри Поттер. Разве ему нужно образование, как простым смертным?» Он этого не хотел. Но и другой работы для себя не представлял. Что ещё он умеет, чего хочет?

Гарри понял, что он инстинктивно избегал этих вопросов, боялся их, потому что никто не мог помочь ему с этим выбором, никто не знал на них ответов, кроме него самого. Одно ясно точно: без ЖАБА он никогда не получит работу в Министерстве. Единственный знакомый Гарри человек, у которого не было образования — это Хагрид, но его работу вряд ли можно было назвать привлекательной. Хотя Хагриду она нравилась, несмотря ни на что. Но для того, чтобы копаться в земле и разводить флоббер-червей, нужно обладать особым складом характера и любить животных, чего Гарри за собой не особо-то замечал. То есть, он всегда с удовольствием возился с Буклей, был по-своему привязан к Клювокрылу, но не представлял своего будущего, связанного с подобной работой. Можно было посоветоваться с мистером Уизли, скорее всего он может дать какой-то дельный совет. Гарри охватила грусть: рядом с ним больше не было никого, с кем можно было бы обсудить такой важный вопрос, не было Сириуса, теперь не стало и Люпина.

— Ты не можешь остаться без образования, Рон, — Гермиона уже минут пять безостановочно приводила доводы, которые говорили бы в пользу поездки в Хогвартс. — Это просто невозможно. Подумай о своём будущем. Ты что, хочешь быть как Хагрид?

Гарри мысленно улыбнулся. Гермиона всегда мастерски находила самые убедительные аргументы из всех возможных. Но в этот раз они не произвели на Рона никакого впечатления.

— Я могу помогать Джорджу в его магазине, — уверенно заявил он. — И для этого мне не придётся сдавать никаких экзаменов.

— А если когда-нибудь тебе это надоест? — не сдавалась Гермиона. — Потом тебе уже никто не даст такого шанса. Хотя бы на всякий случай, ты должен сдать ЖАБА.

— Послушай, Гермиона, это ты можешь сдать парочку ЖАБА и не заметить, а для меня это месяцы напряжённой работы и стресс для всего организма, — мрачно пошутил Рон, но Гарри заметил, что друг начинает колебаться.

В качестве тяжёлой артиллерии в бой вступила молчавшая до этого миссис Уизли:

— Гермиона абсолютно права, Рон. Когда-нибудь ты вспомнишь её слова и будешь глубоко раскаиваться, что в своё время к ним не прислушался. С твоими способностями ты мог бы многого добиться, заработать много денег.

Рон покраснел, но ничего не ответил, в сотый раз перечитывая письмо. Гарри ждал. Сейчас друг, наконец, решится и даст окончательный ответ. Джинни подошла к Гермионе и встала рядом, будто прося поддержки, и Гермиона немного сочувственно обняла её за плечи. Гарри показалось это странным, но он удержался и ничего не стал спрашивать. В конце концов, переживания Джинни, которыми она не хотела с ним делиться, больше не должны были его касаться. Кажется, Джинни не выражала особого желания быть его другом, значит, и ему не стоит навязываться. Наверное, её можно было понять: он её бросил, оставил одну в такое трудное и страшное время, неудивительно, что она ему этого не простила.

Рон наконец поднял голову, и Гарри с облегчением заметил, что его глаза просветлели, и вообще, он выглядел как человек, сбросивший с себя тяжелейший груз.

— Ладно, я поеду, — немного робко заявил Рон. — Но учти, Гермиона, что это просто для проформы. Мне ЖАБА не нужны по большому счёту, как-нибудь и без них проживу. Просто не хочется терять год, я уже устал от этого безделья.

Гермиона в полном восторге бросилась ему на шею, нисколько не стесняясь миссис Уизли. Хотя, Гарри должен был это признать, Рон с Гермионой вели себя вполне благоразумно и ещё ни разу не напомнили ему Билла с Флер. Хотя, и так оно скорее всего и было, это наверняка была заслуга Гермионы, если вспомнить, как вёл себя Рон, встречаясь с Лавандой. За всё то время, которое они провели вместе, гуляя или сидя в кафе, Рон с Гермионой ни разу не поцеловались или не сделали ничего такого, чтобы Гарри испытал желание отвернуться или оставить их одних. Они даже за руки не держались, хотя по их изменившимся отношениям было заметно, что без Гарри дело у них явно шло на лад. Иногда Рон, забываясь, заправлял Гермионе за ухо выбившийся локон или приобнимал её за талию, когда в непосредственной близости от них проезжала машина, чего раньше себе не позволял.

— А ты, Гарри? — Гермиона оторвалась от Рона и повернула к нему сияющее лицо. — Ты ведь тоже поедешь?

Гарри постарался придать своему лицу как можно более скорбное и виноватое выражение и отрицательно покачал головой.

— Нет, я думаю, что с учёбой покончено, — делая вид, что ещё раздумывает, ответил он. — Не могу представить, что вернусь в школу.

Гермиона с надеждой посмотрела на Джинни, но та увлечённо рассматривала эмблему Хогвартса на своём конверте, словно видела её в первый раз, и проигнорировала взгляд Гермионы.

— Гарри, — миссис Уизли приблизилась к нему и положила обе руки ему на плечи, пытаясь заглянуть в глаза, — не принимай скоропалительных решений. Поверь, ты сейчас действительно не понимаешь, от чего отказываешься. Я уверена, что Кингсли возьмёт тебя на работу, не требуя никакого образования, никаких ЖАБА, но ведь ты не знаешь, как сложится твоя дальнейшая жизнь. Очень может быть, что ты будешь вспоминать сегодняшний день как день, в который ты совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Гарри подумал, что самую большую ошибку в своей жизни он уже совершил в день похорон Дамблдора, когда окончательно расстался с Джинни, а не попросил её дождаться его. Хотя, он тогда совсем не был уверен, что выживет, и очень боялся, что Джинни может из-за него пострадать. Нет, он нисколько не сомневался в правильности своего решения, никогда. Но сейчас… Когда война закончилась, когда Джинни была так близко, когда сам он остался жив, когда они могли бы быть вместе, Гарри начал думать, что всё же ошибся. Хотя, может быть, не было никакой разницы, может быть, у Джинни в любом случае пропали бы чувства к нему. Ей всего шестнадцать лет, ей могло всего лишь показаться, что она любит его по-настоящему. Но в глубине души Гарри в это не верил. Нет, всё дело в том, что он её бросил и больше ни в чём. Рон прав: Джинни не игрушка, пора уже это понять и, наконец, перестать мечтать о несбыточном.

— Я не вернусь в Хогвартс и точка, — это прозвучало даже немного грубо, но, в конце концов, это его и только его решение. Он не маленький мальчик, и может сам решать, как ему быть, правильно?

— Гарри, — Рон очень серьёзно смотрел на него, — подумай ещё раз. Что ты собираешься делать? Действительно попросишь Кингсли взять тебя на работу?

— Я ещё не решил, — Гарри направился в сторону двери, намереваясь закончить этот бессмысленный разговор. — Но в Хогвартс я не поеду.

Гарри лежал на своей кровати, уставившись в потолок, и чувствовал себя глубоко несчастным. Скоро все друзья уедут в школу, и он останется совершенно один. Ну, как один, он переедет в свой дом на Площади Гримо и будет коротать дни в компании Кикимера. Гарри усмехнулся. Грандиозное будущее его ждёт, ничего не скажешь. Скорее всего он всё-таки попросится на работу в аврорат, может, его и возьмут для начала каким-нибудь стажёром. Нужно ловить оставшихся на свободе Пожирателей, это раз. В работе авроров Министерство нуждалось постоянно, значит, и ему найдут какое-нибудь занятие, это два. В деньгах он особенно не заинтересован, на жизнь ему хватит. Косые взгляды других сотрудников Министерства он как-нибудь переживёт, ничего, ему не впервой.

А Рон с Гермионой и Джинни тем временем сдадут ЖАБА, будут делать карьеру, иногда выкраивая время для встреч с ним. Джинни наверняка быстро найдёт ему замену, какого-нибудь достойного парня, который не будет ставить спасение мира выше их отношений, не бросит её ради какой-то грандиозной цели. И правильно, такой парень ей и нужен. Что бы ждало её с ним, если на секунду допустить, что Джинни бы его простила? Вечные миссии, поимка тёмных магов, опасности? Разве такой жизни, полной тревог и волнений, она заслуживает? Совсем нет, и Гарри это знал. Но он никак не мог прогнать неприятное чувство, что всё же ему стоило бы поговорить с ней, попытаться её вернуть.

Через несколько минут в спальню вошёл Рон и уселся писать ответ в Хогвартс. Он несколько раз бросал на Гарри робкий взгляд, но ничего не говорил, и Гарри подумал, что, наверное, Гермиона попросила его провести разъяснительную беседу на тему важности образования.

— Расслабься, — Гарри повернулся на бок, опершись на руку, и посмотрел на Рона. — Я всё равно не поеду, можешь не уговаривать.

— Но почему нет? — Рон отложил перо и развернулся к Гарри. — Тебе ведь действительно нечем заняться. Тем более, какая возможность отдохнуть от всего этого.

И Рон неопределённо взмахнул рукой. Гарри его понял, но всё же не согласился. Ехать в школу не казалось ему выходом. Там он постоянно будет окружён восторженными школьниками, которые будут нестерпимо напоминать ему Колина Криви, ещё и автографы будут просить, не приведи Мерлин. Нет, всё, школа — это пройденный этап, тут нет никаких сомнений.

— Всё бы было почти как раньше, — тихо произнёс Рон. — Совсем не так, конечно, но мы бы были все вместе. И Джинни…

Гарри вздрогнул и уставился на сильно покрасневшего и смущённого Рона.

— Что Джинни? — нетерпеливо спросил он, сверля друга взглядом. — Что ты хотел сказать?

— Ну… — Рон теперь внимательно рассматривал ногти на своей правой руке, — я просто подумал, что, может быть, ты захотел бы провести с ней немного времени. Это не моё дело, конечно, но вы оба ходите как в воду опущенные, и мне кажется, что вам, возможно, стоило бы поговорить.

Это было что-то новенькое! Гарри раньше не мог себе и представить ситуации, когда бы Рон одобрил отношения Джинни с кем бы то ни было, включая самого Гарри. Да, Гермиона явно положительно на него влияет.

— Слушай, Рон, — Гарри сел на постели, по-турецки скрестив ноги, — Джинни не хочет больше быть со мной. Она ясно и однозначно дала мне это понять. Она не простила меня за то, что я оставил её. И она права. Я ужасно с ней поступил, и это целиком и полностью моя вина.

Рон удивлённо вытаращил глаза.

— Ты уверен, что понял её правильно? — нерешительно спросил он через несколько секунд. — Мне просто кажется, что она всё ещё…

Гарри резко вскочил, не позволяя надежде вкрасться себе в душу. Потом будет только больнее разочаровываться.

— Рон, я прошу тебя, — перебил он друга, — давай просто закроем эту тему. Между нами с Джинни всё кончено, и тут уже ничего не поделаешь, мне очень жаль.

Рон огорчённо кивнул и вернулся к своему письму, а Гарри снова улёгся на кровать. Его и так сильно пошатнувшееся душевное равновесие, приобретённое с огромным трудом, теперь рушилось на глазах. И надо было Рону заводить этот разговор! Почему он сказал, что, возможно, Джинни всё ещё… всё ещё… Гарри боялся даже подумать об этом, потому что как только он это произнесёт, даже мысленно, тут же вернутся загнанные в самый угол сознания надежды и мечты, а этого он допустить не мог.

— Ты идёшь вниз? — спросил Рон, запечатывая конверт. — Мама сказала, скоро будем ужинать.

Гарри кивнул, стараясь вести себя так, будто его мир вовсе и не переворачивался. Он в порядке, у него всё хорошо.

— Написал? — нетерпеливым вопросом встретила Рона Гермиона. — Давай, я отправлю письмо.

Рон молча протянул ей конверт и, подтверждая догадку Гарри, едва заметно качнул головой. Гермиона явно расстроилась и повернулась к Гарри.

— Ты уверен, что не передумаешь? — осторожно спросила она. — Ещё не поздно написать ответ.

— Нет, — Гарри взял лежавшую на столе газету, делая вид, что заинтересовался какой-то статьёй. — Всё в порядке, Гермиона, не переживайте за меня.

— Ладно, — потухшим голосом произнесла Гермиона, и её плечи поникли. — Тогда осталось только дождаться письма Джинни, и всё будет готово.

Гарри вздрогнул, но сделал вид, что порезался газетной страницей, и тут же засунул палец в рот, избегая внимательного взгляда Рона. Да что они, издеваются над ним что ли, в конце концов? Он и так каждую секунду, прошедшую с момента получения этого несчастного письма, помнил, что скоро Джинни уедет в Хогвартс, где много парней, у которых она всегда пользовалась огромной популярностью, что у неё будет своя жизнь, в которой не останется для него места. Можно и не напоминать ему об этом каждые пять минут.

— Вот, держи, Гермиона, — раздался бесцветный голос Джинни, и Гарри непроизвольно повернул голову в её сторону. — Написала.

Гермиона молча взяла у неё запечатанный конверт, снова сочувственно потрепав Джинни по плечу, и жестом подозвала к себе сов, терпеливо дожидавшихся ответа, попивая воду из поилки Сычика. Гарри следил за Джинни, устало опустившейся в кресло, не понимая, что с ней произошло. Она выглядела как человек, только что потерявший последнюю опору в жизни. Её потухший взгляд был устремлён в пустой камин, одной рукой она теребила рыжую прядь, другой — подпирала голову. Вся её поза говорила об отчаянии, и Гарри уже начал думать, что случилось что-то, о чём он не знает, когда Джинни вдруг повернула голову в его сторону, и он заглянул ей в глаза.

Ощущение, которое он при этом испытал, можно было сравнить разве что с использованием портала: его будто что-то подцепило и рвануло за собой, закружив в воздухе. Джинни смотрела на него с безграничной грустью, но одновременно и с полным пониманием. Гарри почему-то пришло в голову, что она прощается с ним, и по всему его телу побежали мурашки. Неужели она могла так расстроиться из-за него, из-за его отказа ехать в Хогвартс? Неужели Рон не ошибся, и она всё ещё… Но тогда... Как должны выглядеть для Джинни его действия? Если в прошлый раз он оставил её ради спасения мира, то сейчас он просто не хочет поехать в школу, чтобы провести с ней побольше времени, выбирает какую-то эфемерную работу, которую ему ещё никто не дал, так? Получается, что так. Но всё это только при условии, что она всё ещё… Гарри вдруг показались неважными все его доводы против возвращения в Хогвартс. Если Рон не ошибся, если есть хоть малейший шанс, он его использует. Должен использовать. Очень может быть, что он совершит ошибку, но сейчас для Гарри не было ничего важнее, чем проверить реакцию Джинни.

— Погоди, Гермиона, я тоже напишу, — он произнёс эти слова, глядя Джинни прямо в глаза.

— Напишешь что? — в голосе Гермионы надежда мешалась с недоверием, она так и застыла с протянутой к сове рукой.

— Согласие, — объявил Гарри, впиваясь взглядом в бледное лицо Джинни.

Несколько секунд она сидела абсолютно неподвижно, не отрываясь глядя на него, потом медленно выпрямилась. Её волнение выдавал только яркий румянец, в мгновение ока появившийся на щеках. Джинни сделала глубокий вдох, ещё один, как будто ей не хватало дыхания, потом внимательно посмотрела на Гарри, и он увидел, как тоскливое выражение медленно уходит из её взгляда, как её глаза ярко загораются, подобно двум светлым фонарикам, как губы растягиваются сначала в робкой и неуверенной, а потом в широкой и счастливой улыбке. Словно не было этих дней отчуждения, словно это только привиделось ему в одном из его ночных кошмаров, потому что в кресле напротив сидела его Джинни и улыбалась той улыбкой, которую он запомнил ещё с шестого курса, улыбкой из прошлой, счастливой жизни. Вдруг Гарри понял, почему её глаза сияли так ярко: они были полны слёз. Одна маленькая, кристальная слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, но Джинни не стала её вытирать, может быть, просто не заметила. Между ними на мгновение восстановилось прежнее взаимопонимание, и Гарри вдруг осознал, что она счастлива не просто потому, что он едет в школу, для неё его решение значило гораздо больше. Она поняла, что наконец-то он выбрал её, что наконец-то поставил свои чувства к ней превыше всего.

Их молчаливый диалог прервал Рон, радостно хлопнувший Гарри по плечу и вызвавшийся сбегать за пергаментом, пером и чернилами. Через десять минут согласие было написано, и три совы вылетели в широко открытое окно, устремившись к Хогвартсу.

На следующий же день им прислали списки необходимых учебников, билеты на поезд и кое-что ещё. К великой радости и гордости Гермионы, её назначили одной из двух старост школы, с чем её немного напыщенно и высокопарно поздравил Перси. Гарри тоже ждал сюрприз: из его конверта ему на ладонь выпал значок капитана команды по квиддичу. Он долго рассматривал его, опасаясь поднять глаза и пытаясь проглотить комок в горле. Только сейчас он по-настоящему понял, как сильно скучал по Хогвартсу, как безумно хотел туда вернуться. А ведь чуть не упустил такую возможность.

Миссис Уизли заявила, что они уже достаточно взрослые, чтобы сходить в Косой переулок самостоятельно, и одним солнечным утром, примерно через неделю после получения писем, Гарри, Рон, Гермиона и Джинни отправились за покупками. Гарри хотел спросить у Рона, как обстоят у его родителей дела с финансами, которые наверняка истощились за время войны, но так и не решился, побоявшись оскорбить друга. Однако, он дал себе обещание, купить что-нибудь, хотя бы ингредиенты для зелий, на всех сразу и предложить рассчитаться позднее в надежде, что это как-нибудь забудется. Насколько всё было бы проще, если бы Джинни по-прежнему была его девушкой! Хотя, Гарри сомневался, что она согласилась бы пользоваться его деньгами, но, по крайней мере, он имел бы право делать ей подарки.

Рону нужна была новая палочка, так как свою он потерял во время бегства из поместья Малфоев и до сих пор пользовался палочкой Питера Петтигрю, которая ему абсолютно не подходила. Гермиона не смогла заставить себя использовать палочку Беллатрисы ни секунды дольше, чем это было необходимо, и ещё в конце мая приобрела у Оливандера, вернувшегося к работе, новую. Гарри очень не хотелось встречаться с Оливандером, хотя никаких негативных эмоций он к нему и не питал. Всё же он предложил разделиться, и в итоге Рон с Гермионой отправились за палочкой, а Гарри с Джинни решили заглянуть в «Волшебный зверинец», чтобы купить ему новую сову. Гарри чувствовал себя предателем по отношению к Букле, но ничего не мог поделать: сова была ему необходима для получения и отправления почты, так как он собирался часто писать Андромеде. Джинни с присущей ей чуткостью предложила ему купить красивую сову бурого цвета, которая была совершенно не похожа на Буклю, и Гарри согласился. Собственно, он бы согласился, даже если бы она предложила ему купить соплохвоста.

Когда со всеми остальными покупками было покончено, и оставалось только заглянуть во «Флориш и Блоттс», Гарри уже окончательно поверил, что он действительно едет в школу. Гермиона в приятном волнении, которое всегда охватывало её, если поблизости было много книг, распахнула дверь в книжный магазин и, войдя внутрь, обернулась к друзьям, чтобы что-то сказать, но тут же натолкнулась на высокого человека, стоявшего спиной ко входу.

— Ой, извините, пожалуйста, — начала Гермиона, обращаясь к машинально повернувшемуся человеку. — Я не хотела…

Слова замерли у неё на губах: перед ними с охапкой учебников в руках стоял Драко Малфой.

В первую минуту никто из них не мог произнести ни слова, слишком уж неожиданной оказалась встреча. Гарри машинально отметил, что Малфой похудел ещё больше и выглядел едва ли не более измождённым, чем на суде. Его худые, побелевшие пальцы конвульсивно сжимали прижатые к груди книги, и Гарри с изумлением прочитал на корешке одной из них «Стандартная книга заклинаний. Часть седьмая». Неужели Малфой собирается вернуться в школу? Это предположение было настолько безумным, что Гарри с трудом сдержался, чтобы не покачать головой. Малфой, бывший Пожиратель смерти, в Хогвартсе? Это невозможно. Мелькнуло воспоминание: «Я предлагаю начать новую эру, эру милосердия и всепрощения». Где он слышал эти слова? Да ведь он сам их и сказал на суде, вспомнил Гарри и с лёгким стыдом подумал, что сам же первый не допустил для Малфоя возможности всего лишь завершить образование. А, собственно, почему бы и нет?

Но люди… Вряд ли кто-то простит Малфою все его прегрешения и станет общаться с ним как ни в чём ни бывало. Гарри внутренне поёжился: уж он-то знал, что значит быть отверженным. Только у него всегда были Рон и Гермиона, вся семья Уизли, Невилл, Полумна, а кто есть у Малфоя? Нельзя не признать, что с его стороны требовалась немалая смелость, чтобы рискнуть поехать в школу.

Молчание затянулось, оно висело в воздухе, такое плотное и осязаемое, принося с собой чувство страшной растерянности и неловкости. Каждый боялся что-то сказать, потому что эти слова стали бы первыми после довольно важных событий и поэтому заложили бы основу для их дальнейшего общения в какой бы то ни было форме. Гарри не мог представить, что они и впредь будут перекидываться оскорблениями и издёвками, это казалось глупым и невозможным. Всё-таки Драко не хотел выдавать их Беллатрисе, когда они оказались в поместье Малфоев, Гарри понимал, что ни он, ни Нарцисса тогда уже не поддерживали Волан-де-Морта, мечтая только, чтобы всё это закончилось. Но и просто поздороваться они, кажется, тоже не могли. Небрежно бросить «привет» и пройти мимо, как будто так было всегда?

— Драко, ты готов? Отец ждёт нас уже… — раздался знакомый голос, но уже без намёка на былую надменность, и к ужасу Гарри из-за ближайшей книжной полки появилась Нарцисса Малфой.

Она остановилась как вкопанная, застыв с протянутой к плечу сына рукой. Гарри отметил, что несмотря на все неурядицы, свалившиеся в последнее время на её семью, Нарцисса выглядела безупречно: светлые волосы были уложены в замысловатый пучок на затылке, две завитые пряди красиво обрамляли лицо, струящаяся светло-фиолетовая мантия подчёркивала точёную фигуру. Её глаза чуть расширились, когда она окинула взглядом стоявших перед ней ребят, в остальном же она осталась невозмутимой и ничем не выдала своего волнения. Если она вообще была взволнована.

Гермиона обернулась и умоляюще посмотрела на Гарри, словно прося его предпринять что-то, но перед тем маячила напряжённая спина Рона, почти скрывавшая его от глаз Малфоев, и он не хотел начинать разговор, находясь в подобной позиции.

— Добрый день, — Нарцисса произнесла это таким светским и отрепетировано любезным тоном, что на какую-то долю секунды Гарри даже обманулся: ему показалось, что она и впрямь не имеет ничего против вот такой случайной встречи в книжном магазине.

— Здравствуйте, — выдавил из себя Гарри, выступая чуть вперёд. Рон с удовольствием уступил ему своё место, инстинктивно становясь поближе к Гермионе и одновременно закрывая собой Джинни, как будто опасался нападения. Гарри видел, что это не укрылось от Малфоя, но такой знакомой пренебрежительной усмешки не последовало, как будто Драко полагал, что такой жест теперь в порядке вещей.

— Вы тоже решили вернуться в школу? — вежливо поинтересовалась Нарцисса, и Гарри внезапно задался вопросом, как же нужно воспитывать детей в чистокровных семьях, чтобы, даже разговаривая с неприятелями, они выглядели максимально вежливо и подчёркнуто дружелюбно. Ведь и Сириусу наверняка пытались привить подобные манеры. И Драко тоже. Но вряд ли можно было сказать, что их родителям это удалось в полной мере.

— Да, — тоненьким голосом ответила Гермиона, и Нарцисса перевела на неё вежливый взгляд. Она никогда не смотрела на Гермиону так: без брезгливости, презрения и пренебрежения, как будто она и не человек вовсе, а только досадная ошибка природы. — Хотелось бы сдать ЖАБА.

Во взгляде Драко тоже не было и следа былой неприязни, но до невозмутимости и сдержанности своей матери ему было очень и очень далеко. Гарри почти физически ощущал исходившие от него неуверенность и даже страх, страх перед ними, перед тем, как они могли себя с ним повести.

Нарцисса кивнула с лёгкой улыбкой и снова перевела взгляд на Гарри:

— Ну что же, мы, пожалуй, пойдём, да, Драко? До встречи, мистер Поттер, мисс Грейнджер, мистер Уизли, мисс Уизли.

Они попрощались нестройным хором, с трудом удерживаясь от того, чтобы не переглянуться. Такая манера общения была для Гарри непривычна. Он не мог смотреть в лицо человека, к которому относился плохо, и мило с ним разговаривать, будто они лучшие друзья. Хотя, поведение Нарциссы нельзя было назвать притворством, скорее, это была вежливость, принятая среди представителей чистокровных семей. Гарри представил, как это должно было всегда раздражать Сириуса с его-то характером.

Малфои уже вышли из магазина, когда Гарри в голову пришла одна мысль.

— Подождите меня, я сейчас, — бросил он и, не отвечая на удивлённые вопросы, бросился догонять Нарциссу.

— Миссис Малфой! — выкрикнул он, заметив её изящную фигуру в светло-фиолетовой мантии на другой стороне улицы и опасаясь, что она может трансгрессировать, а тогда возможность поговорить будет потеряна.

Она изумлённо посмотрела на него, и Гарри запоздало подумал, что вряд ли такая манера общения принята в высшем волшебном обществе, но ему было наплевать.

— Что-то случилось, мистер Поттер? — чуть приподняв тонкие брови, спросила она, когда он, запыхавшись, затормозил перед ними с Драко, стараясь отдышаться.

— Нет, всё в порядке, — Гарри пытался перенять у неё манеру светского, безразличного разговора, но, наверное, у него был не подходящий для этого вид: волосы после пробежки наверняка стояли дыбом, очки сбились на сторону, и Гарри быстро их поправил. — Я только хотел спросить вас о вашей… сестре.

Нарцисса вздрогнула и внимательно посмотрела на него, не произнеся ни слова.

— Об Андромеде, — уточнил Гарри, и Нарцисса чуть расслабилась, хотя, казалось, удивилась ещё больше. — Мне просто интересно… То есть, я хотел бы узнать… Не изменилось ли ваше отношение к ней ввиду последних… ммм… событий?

Нарцисса молчала так долго, что Драко тревожно взглянул на неё, но не смог ничего прочесть по лицу матери.

— Я… — Нарцисса замялась на секунду, — я, возможно, могла бы пересмотреть наши отношения с Андромедой, но… я совсем не уверена, что этого хочет она.

— Андромеда говорила, что у вас есть шанс помириться, — настойчиво сказал Гарри, — она ни в чём вас не винит. Именно вас.

Он специально выделил последние слова, чтобы она ни в коем случае не подумала, что Андромеда будет счастлива, если сестра вдруг вздумает прийти в компании мужа или сына.

— Я слышала, что она потеряла мужа и… дочь? — Нарцисса опустила голову, и Гарри показалось, что ледяная броня её самообладания дала лёгкую трещинку.

— Да, это так, — подтвердил он. — Вы когда-нибудь видели То… Нимфадору?

— Нет, — Нарцисса покачала головой. — Я только слышала, как её описывала Белла. Знаю, что она обладала способностями метаморфа.

— Вы знали, что она вышла замуж за Римуса Люпина? Знали, что у них родился сын? — Гарри понимал, что не имеет никакого права задавать ей все эти вопросы, но, отвечая на них, миссис Малфой выглядела куда более искренней и человечной, чем раньше.

— Да, Белла ужасно злилась, — тихо произнесла Нарцисса. — Она не могла простить Нимфадоре брака с оборотнем.

— Ну, она ей отомстила сполна , — сухо бросил Гарри, не считая нужным особо заботиться о её сестринских чувствах к Беллатрисе.

— Что вы имеете в виду? — растерянно спросила Нарцисса, заглядывая Гарри в глаза взглядом, полным страха.

Драко сделал странное движение в его сторону, как будто собирался броситься на него, и Гарри успел понять, что Драко либо знал правду, либо только что догадался о ней и пытался уберечь мать от жестокого удара, когда произносил:

— О, всего лишь то, что Беллатриса убила её.

Нарцисса была так неподвижна, что её можно было принять за статую. Гарри даже показалось, что она не дышала. Она не знала, понял он, она ничего не знала. Так и не проронивший ни слова Драко обнял мать за плечи, и Нарцисса не выдержала. С её губ сорвался не то вздох, не то всхлип, и она закрыла лицо руками.

— Нет, нет, Белла не могла, — услышал Гарри её бормотание, — она не могла так поступить.

Но она поверила, это было видно. Иначе, что бы стоило ей обвинить его во лжи, бросить ему в лицо любое оскорбление, заступиться за сестру. Нарцисса знала Беллатрису, знала, на что та способна, и ни на секунду не усомнилась, что так всё и было.

— Андромеда всегда будет ненавидеть её, — простонала Нарцисса, почти повисая на Драко, который перехватил все свёртки в одну руку и старался успокоить мать. Гарри молча забрал у него связку с книгами, и Малфой бросил на него почти что благодарный взгляд.

Нарцисса быстро взяла себя в руки, и вспышка прекратилась так же резко и неожиданно, как и началась. Она просто выпрямилась, достала палочку, произнесла какое-то заклинание, и все следы слёз тут же исчезли с её лица.

— Прошу простить мне эту слабость, — голос Нарциссы звучал совершенно спокойно, и если бы Гарри только что не видел собственными глазами, как она рыдала, то никогда бы в это не поверил. — Я сама мать, я знаю, что такое страх потерять своего ребёнка, но не могу даже представить, что должен чувствовать человек, который это испытал на себе. Я не представляю, что чувствует сейчас Андромеда. Ведь она живёт с осознанием того, что её дочь убита руками её же сестры, родной сестры, с которой они вместе росли, делились секретами… Как она могла!

Гарри вздрогнул. Он не ожидал, что эта философская тирада закончится таким звериным, отчаянным криком.

— Это же была её родная племянница! Такая же, как Драко… — Нарцисса лихорадочно сжала руку сына. — Значит, она могла бы точно так же убить моего сына, не посчитавшись с голосом крови, не посчитавшись с моими чувствами?

Гарри подумал, что могла бы. И убила бы, если бы её обожаемый Тёмный Лорд ей это приказал. Малфой поглаживал мать по спине, глядя себе под ноги. Он молчал словно воды в рот набрал, и Гарри уже готов был предположить, что он онемел. Или, может быть, он находился под действием Силенцио. Хотя, его мать рядом, она бы не позволила никому так поступить с её сыном, если только не наложила заклинание сама, чтобы Драко не наболтал лишнего… Размышления Гарри прервал снова спокойный голос Нарциссы:

— Мне лучше отправиться домой. У меня в последнее время огромные проблемы с нервами. Всего хорошего, мистер Поттер. И спасибо.

Гарри кивнул. Ей не требовалось объяснять, за что именно она его благодарит, это было ясно без слов. Хотя бы за возможность сегодняшней встречи, за возможность идти рядом с сыном, держать его за руку, говорить с ним. Если он вообще разговаривает, конечно.

— Увидимся в школе, — Драко произнёс эти слова так тихо, что Гарри вполне мог бы подумать, что ему послышалось, но он видел, как шевелились губы Малфоя, ошибки быть не могло. Было несколько непривычно слышать эту фразу без обязательного «Поттер» в конце, произнесённого фирменным тоном Малфоя, но в общем и целом, это был прогресс, если взять в расчёт предыдущие полчаса, за которые Драко не произнёс ни слова. И это явно была заявка если и не на дружбу, то на более менее нормальное общение. И Гарри не имел ничего против.

— Увидимся, — кивнул он и пошёл обратно к книжной лавке, надеясь, что друзья ещё не начали волноваться по поводу его долгого отсутствия.

Хотя, если бы начали, то их разговор с Нарциссой был бы обязательно прерван Роном с палочкой наготове, это уж как пить дать. У Гермионы бы хватило такта не прерывать разговора, Джинни бы и вовсе вмешиваться не стала, а вот Рон в таких ситуациях всегда вёл себя как слон в посудной лавке. Один прошлый день рождения чего стоил: Джинни, её комната, поцелуй и… Рон. Гарри улыбнулся своим воспоминаниям. Если раньше этот момент казался ему достаточно грустным, ведь Рон испортил такой романтичный момент, то теперь он причислял его к самым счастливым минутам своей жизни. Тогда Джинни ещё любила его…

Друзья действительно начали проявлять признаки беспокойства, и Рон действительно уже порывался отправиться на поиски Гарри, но его остановила Гермиона, интуитивно почувствовавшая, что разговор наверняка носит несколько личный характер, раз Гарри не завёл его при всех. И хотя все трое чуть не лопались от любопытства, ему не задали ни одного вопроса, за что он был очень благодарен. У него не было полной уверенности, что Нарцисса попытается установить контакт с сестрой, но в глубине души всё же жила надежда, что в это нелёгкое для обеих время сёстры смогут снова обрести друг друга. Особенно он хотел бы этого для Андромеды, ведь у неё не осталось никого из близких, кроме малыша Тедди.

— Малфой какой-то странный, вам не показалось? — спросил Рон, бросая на Гарри быстрый взгляд, когда они уже двигались по садовой дорожке в Нору. — Тихий такой.

— Ну, Рон, он пережил много такого, о чём и подумать страшно, — задумчиво ответила Гермиона. — Такие события меняют людей. К тому же, знаете, ещё в поместье Малфоев мне показалось, что если бы у него была такая возможность, если бы его родителям ничего не угрожало, он перешёл бы на нашу сторону.

— Да, — включился в разговор Гарри, — мне тоже так показалось. Он явно жалел, что нас поймали и даже пытался помочь.

Повисла тишина, нарушаемая только звуком их шагов. Гарри с опозданием подумал, что вот опять они обсуждают что-то, чего до конца не может понять Джинни. И никогда не сможет, даже если сто раз выслушает самый подробный рассказ.

— Когда Беллатриса меня… пытала, — Гермиона очень быстро, почти неразборчиво, проговорила эти слова, и испуганно покосилась на Рона, который моментально напрягся. — Малфой… он… ну, в общем, по тому, как он всегда относился ко мне, я думала, что ему было бы приятно посмотреть на такое, но нет. Знаете, он отворачивался… Один раз мне даже показалось, что он вот-вот что-то скажет…

— Ты преувеличиваешь, Гермиона, — не выдержал Рон. — Конечно, Малфой не хотел сделать ничего подобного, если ты имеешь в виду, что он хотел за тебя заступиться. Этот хорёк просто не способен на такой самоотверженный поступок.

— Может быть и так, — как-то слишком уж быстро согласилась Гермиона, начиная понимать, что испортила Рону настроение напоминаем о пытках. — Ты наверное прав, потому что я не могу ясно вспомнить даже, где именно стоял Малфой из-за…

Рон остановился так резко, что Гарри не успел среагировать. Он впечатался другу в спину и выронил свёрток с книгами, одна из них уголком упала в грязь.

— Предупреждать же надо! — рассерженно начал Гарри, слегка толкая Рона в плечо. — Что ты…

Рон его не слышал. Он смотрел только на Гермиону и даже не заметил, что Гарри налетел на него. Судя по ужасному выражению, появившемуся на его лице, Рон сейчас заново переживал ту страшную сцену в подвале Малфоев, когда они наиболее остро чувствовали свою беспомощность, слыша крики Гермионы и понимая, что ничего не могут сделать.

— Рон? — голос Гермионы звучал испуганно, она робко положила ладонь Рону на плечо. — Не надо. Извини, что я заставила тебя вспомнить.

Она насильно заставила Рона опустить голову, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза. Вот, то, о чём Гарри и говорил, глаза почти чёрного цвета.

— Как будто я хоть на секунду могу об этом забыть, — Рон говорил так, будто ему что-то сильно сжимало горло, и Гарри подумал, что так оно и есть: Рон находился в стальных тисках ненависти, несвойственной его натуре, и это медленно уничтожало его изнутри. Такая ненависть обязательно должна найти выход, и Гарри опасался, что если Рону вдруг удастся встретиться с Руквудом или кем-то другим из Пожирателей, то он сполна отомстит им за всё. Даже за то, к чему они лично не имели никакого отношения.

— Что это вы там стоите? — крикнула появившаяся на крыльце миссис Уизли. — Заходите в дом, сейчас будем ужинать.

Гарри услышал лёгкий вздох облегчения, и перед ним к дому прошествовала Джинни, немного раздражённая, как ему не показалось. Ну что же, он виноват, они все виноваты, не стоило обсуждать это при Джинни. Но ничего не поделаешь, и этот случай не станет последним. Ошибка уже сделана, напомнил себе Гарри. Хотя, он и сейчас был уверен, что поступил правильно, не взяв Джинни в поход за крестражами. По крайней мере, она жива и здорова, а как бы закончился поход для неё, никто не может сказать.

Мистер Уизли был уже дома и сидел в своём любимом кресле-качалке, рассеянно глядя в горящий камин. При виде вернувшихся ребят он немного оживился и стал расспрашивать, как они провели день и кого встретили в Косом переулке. Почему-то никто не захотел говорить о Малфоях, так что разговор иссяк достаточно быстро. Рон поднялся в комнату Джорджа в надежде немного поднять брату настроение рассказами о том, как много людей осаждают его закрытый магазин. Хотя Гарри считал, что это опасная тема, которой, возможно, пока что не стоило бы касаться, он оставил свои соображения при себе. Рон вернулся довольно скоро, и по его обескураженному виду Гарри догадался, что Джордж не проявил ни малейшего энтузиазма при этой чудесной новости.

— А где Перси? — спросил Рон, плюхаясь в соседнее с отцом кресло. Обычно мистер Уизли и Перси возвращались с работы вместе, и Перси тут же поднимался в комнату Джорджа, чтобы хотя бы ненадолго сменить Чарли. Необходимость в охране Джорджа от самого себя уже отпала, но постоянно находиться при нём вошло у Перси и Чарли в привычку, которой они всё ещё неукоснительно придерживались. Единственное, Перси наконец-то избавился от своего заклинания и теперь спокойно спал всю ночь. Изменения были налицо: страшные круги под глазами почти пропали, а кожа, которая приобрела у него какой-то зеленоватый цвет, снова вернулась в нормальное состояние.

— Он сказал, что ему нужно задержаться, — ответил мистер Уизли, потягиваясь и зевая. — Наверное, не успел что-то доделать.

Миссис Уизли как раз вошла в гостиную, чтобы объявить, что ужин готов, когда в комнату через окно влетел серебристый шар света, при ближайшем рассмотрении оказавшийся патронусом, в котором Гарри сразу узнал принадлежащую Кингсли рысь.

— Артур, — раздался в гостиной голос Министра, — как и обещал: сообщение подтверждено. Через двадцать минут на месте. Подумай ещё раз как следует.

Мистер Уизли привстал, с него слетела всякая сонливость, и Гарри поразился тому, каким жёстким вдруг стало его всегда довольно добродушное лицо.

— Артур, что это значит? — со страхом спросила ничего не понявшая миссис Уизли. — О чём он говорит?

— Ни о чём серьёзном, Молли, — мистер Уизли смотрел на жену пронзительным взглядом, как будто пытаясь передать ей какую-то мысль на расстоянии. Гарри даже показалось, что он едва заметно кивнул головой, и миссис Уизли сразу побледнела.

— Папа, это как-то касается Руквуда? — очень спокойно спросил Рон, но от его голоса у Гарри мурашки пробежали по телу. Только не сегодня, когда Рон и так в плохом настроении, когда он и так озлоблен до предела, пожалуйста, только не сегодня.

— Нет, не касается, — ответил мистер Уизли, надевая мантию, которую ему подала миссис Уизли. — Но, даже если бы это и касалось Руквуда, это ни в коей мере не касалось бы тебя.

В этот раз Рон промолчал. Мистер Уизли направился к двери, но на пороге обернулся и пристально взглянул на жену.

— Артур, не ходи! — вырвалось у миссис Уизли, и она бросилась к мужу, крепко вцепившись ему в рукав. — Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится! Я просто не переживу!

— Мама, что происходит? — спросила напуганная Джинни, в то время, как мистер Уизли мягко, но настойчиво пытался разжать пальцы жены, железной хваткой сжимавшие рукав его мантии.

— Молли, возьми себя в руки, — бормотал он, — ради детей… Я должен, ты же знаешь, что должен…

— Ради детей, ради меня, останься дома, — уже рыдала миссис Уизли, и Гарри окончательно убедился, что речь идёт о беглых Пожирателях. Он обменялся тревожным взглядом с Гермионой, побледневшей и крохотными приставными шажками придвигавшейся поближе к Рону.

— Молли, ну перестань, я тебя прошу, — мистер Уизли без всякой надежды взглянул на Гарри, видимо, ожидая от того какой-то помощи, но Гарри и пальцем не шевельнул: он был целиком и полностью на стороне миссис Уизли. Нечего Артуру там делать, пусть о Пожирателях заботятся авроры. — Молли, отпусти меня, пожалуйста, — и мистер Уизли попытался оттолкнуть жену, но та только с плачем повисла у него на шее, перекрывая от него выход из дома своим телом.

— Папа, пожалуйста, не ходи, — просила и Джинни. — Останься с нами, я тебя прошу.

Гарри никогда не слышал у Джинни такого умоляющего голоса. На месте мистера Уизли он бы моментально сдался, услышав просящие нотки в её тоне.

— Я всё равно уйду, Молли, и ты это прекрасно знаешь, мы с тобой это тысячу раз обсуждали! — мистер Уизли начинал сердиться. — Поэтому перестань плакать и отпусти меня. Я тебе обещаю, что не буду принимать ни в чём участия, я только прослежу, чтобы…

Он осёкся и взглянул на Рона, стоявшего совершенно неподвижно с окаменевшим лицом, глядя на отца бездонными чёрными глазами. Мистер Уизли вздрогнул под его взглядом. Наконец, ему удалось разжать руки миссис Уизли, и она отступила на шаг назад, спрятав руки за спину.

— Прости меня, Артур, — вытирая слёзы, решительно сказала она. — Я не должна была устраивать такой сцены, мне очень жаль. Конечно, ты иди, я и слова больше не скажу. Только будь осторожен, ладно? Обещаешь?

Мистер Уизли только кивал, идя по дорожке в окружении родных, в ответ на все просьбы Джинни, иногда бросая несколько обеспокоенный взгляд на неестественно спокойного Рона. Гарри был уверен, что Рон обязательно попробует уговорить отца взять его с собой, он никак не ожидал, что друг так легко откажется от всех своих планов мщения. Идущая рядом с Гарри Гермиона тоже выглядела обескураженной и не спускала с Рона напряжённого взгляда, ожидая взрыва.

— Всё, мои дорогие, — мистер Уизли остановился в конце дорожки и решительно посмотрел на жену, — я пошёл. Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, я скоро вернусь.

Миссис Уизли кивнула. Нижняя губа у неё задрожала, но она сжала зубы и не позволила себе снова расплакаться. Лицо Джинни выражало тревогу и страх, но она постаралась улыбнуться, чтобы поддержать отца в его решении. Рон стоял рядом, не сводя с мистера Уизли внимательного взгляда и сложив руки на груди. Гарри подумал, что, возможно, он всё-таки ошибся, и Гермиона снова оказалась права: Рон не так уж и изменился, просто битва и смерть брата наложили отпечаток на его характер. Может быть, он и не думает больше о мести…

Мистер Уизли сделал шаг назад, поднял руку и помахал всем на прощание, а потом крутанулся на месте, трансгрессируя в ему одному известное место. И тут произошло несколько вещей сразу: очертания фигуры мистера Уизли стали расплывчатыми, и в ту же секунду Рон резко прыгнул вперёд, вцепившись обеими руками в мантию отца, послышался громкий хлопок, и оба исчезли.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕТ! — раздался страшный крик Гермионы.

Гарри казалось, что он проваливается в один из своих кошмаров, в котором страшно кричит Гермиона, рыдает навзрыд миссис Уизли, где на лице у Джинни появляется смесь страха и отчаяния… Он машинально схватил за руку рванувшуюся вперёд Гермиону, боясь, что и она исчезнет точно так же, как это сделал Рон. Гарри с трудом представлял, что произошло минуту назад на его глазах. Рон выглядел совсем спокойным, даже каким-то покорным, а потом вдруг просто исчез, ушёл один навстречу неведомой опасности, оставив их всех позади с чувством липкого ужаса, разливающимся по телу. Никогда раньше Гарри в такой ситуации не оказывался. Это он, а не Рон рисковал своей жизнью, пока друзья переживали за него, это он, а не Рон подвергался всевозможным опасностям, он, а не Рон тысячу раз мог умереть. И это Рон, Гермиона и Джинни, а не он испытывали каждый раз такие же муки страха и всепоглощающей тревоги, какие владели им сейчас.

Гермиона вырвала у него свою руку и медленно, чуть покачиваясь, как сомнамбула, пошла к тому месту, где ещё секунду назад стоял мистер Уизли. Дойдя до этого клочка земли, она как будто убедилась, что Рона действительно нет, и резко обернулась к Гарри.

— Мы должны его найти, — голос Гермионы звенел от волнения и едва сдерживаемых слёз. — Нужно его найти. Пожалуйста, Гарри…

Гарри беспомощно смотрел на неё, понимая, что она ждёт от него какой-то инициативы, ждёт, что он снова возьмёт всё на себя. Но он не знал, что делать, не знал, где искать Рона, и представления не имел, что можно предпринять. Только мистер Уизли знал, куда он направился, невольно прихватив с собой Рона, и только он один мог бы назвать Гарри и Гермионе точный адрес для трансгрессии.

— Что случилось? — раздался испуганный голос Чарли, и, обернувшись, Гарри увидел его, бегущего по дорожке от дома. — Что произошло? Почему мама плачет?

Пока Джинни сбивчиво объясняла брату, что случилось, сочувственно поглаживая мать по спине, Гарри неуверенно приблизился к Гермионе, сверлившей его требовательным взглядом.

— Мы должны что-то сделать, — лихорадочно зашептала она, вцепившись ему в локоть. — Гарри, пожалуйста, иначе будет поздно.

— Успокойся, Гермиона, — Гарри подумал, что она, возможно, несколько драматизирует. — Рон там всё-таки не один. Мало того, что с ним мистер Уизли, так там наверняка ещё целая толпа авроров.

— Какая разница! — Гермиона чуть повысила голос, и Гарри сделал страшные глаза, обернувшись к миссис Уизли, которая теперь висела на шее у Чарли, орошая его плечо слезами и сотрясаясь всем телом.

— Может быть, дело совсем в другом, может это даже никак не связано с Руквудом, — предположил Чарли, глядя на Джинни, но та только бессильно пожала плечами.

— Связано, — прорыдала вдруг миссис Уизли, чуть отстраняясь от сына. — Артур говорил мне, что взял с Кингсли слово, что ему обязательно сообщат, если его найдут. А вчера Артур говорил, что у Кингсли появились сведения, и если они подтвердятся, если адрес окажется правильным, то Кингсли сообщит.

— Гарри! — Гермиона дёрнула его за руку с такой силой, что Гарри пошатнулся. — Гарри, миссис Уизли наверняка знает этот адрес!

Скорее всего, она была права, но Гарри не мог представить себе ситуацию, в которой бы Молли назвала его им. Ни за что на свете, она скорее умрёт, чем позволит им отправиться туда. Это он и объяснил Гермионе.

— Но мы расскажем ей всё, она поймёт, как это важно, — твёрдо заявила Гермиона. — На крайний случай, есть средства выяснить адрес без помощи миссис Уизли, точнее — против её воли.

— Гермиона! — Гарри с ужасом посмотрел на неё. — Ты же не имеешь в виду, что могла бы использовать…

— Я использую что угодно, Гарри! — из глаз Гермионы брызнули слёзы. — Ты вообще понимаешь, чем это кончится, если Рон найдёт Руквуда? Представляешь себе, что он сделает?

— Ну… — Гарри замялся, не зная, стоит ли говорить ей правду. Он уже трижды проклял свой язык за то, что поделился с ней своими опасениями и подозрениями. — Скорее всего, как я считаю, он может применить к нему Круциатус или…

— Я тебя умоляю! — Гермиона раздражённо вытерла слёзы. — Мы оба прекрасно понимаем, что в планы Рона входит отомстить Руквуду. Возможно, сначала это и будет Круциатус, но чем это закончится?

— Рон не станет никого убивать, — Гарри и сам понимал, что в его голосе нет должной уверенности, и Гермиона тоже это чувствует, но в глубине души он действительно не мог представить Рона, применяющего к кому-то убивающее заклятие. Хотя, он был не в лучшем расположении духа, и его глаза совсем не понравились Гарри…

— Он убьёт его, — устало произнесла Гермиона, проводя рукой по лбу. — Он его убьёт.

Гарри промолчал, не зная, что ей ответить. Очень может быть, что и убьёт, если кто-нибудь из авроров не доберётся до Руквуда раньше.

— Кто кого убьёт? — раздался сзади громкий голос, и Гарри подпрыгнул от неожиданности.

— Кто кого убьёт, я спрашиваю? — требовательно повторила неслышно подошедшая Джинни, и Гарри несколько робко обернулся к ней, стараясь выиграть время. Посвящать в свои подозрения относительно Рона ещё и Джинни никак не входило в его планы.

— Рон убьёт Руквуда, — не глядя на них, ответила Гермиона, и Гарри разъярённо посмотрел на неё. Неужели так сложно было что-нибудь придумать или хотя бы промолчать? Кажется, Гермиона потеряла способность соображать, все её мысли сейчас были заняты исключительно Роном и его планами мести.

Джинни побледнела, но не выглядела чересчур потрясённой.

— Я слышала, как они обсуждали такую возможность, — тихо сказала она.

— Кто они? — встрепенулся Гарри.

— Рон, Перси и Чарли, — Джинни опасливо обернулась на мать. — Они говорили, что убили бы его, если бы представилась такая возможность. И я их прекрасно понимаю! — с вызовом добавила она, заметив, как Гермиона покачала головой.

— Ты ничего не понимаешь! — напустилась на неё Гермиона. — И не смей говорить такие вещи!

Глаза Джинни зло сверкнули, и она процедила сквозь зубы:

— Может, я и не такая умная, как ты, Гермиона, но некоторые вещи я понимаю куда лучше тебя. Ты, — Джинни с обвиняющим видом ткнула пальцем в грудь Гермионы, заставив ту растерянно попятиться, — не знаешь, что значит потерять брата, ты не знаешь, каково это — чувствовать страшную боль постоянно, каждую секунду, каждый миг, ты не можешь представить, это чувство, когда убийца твоего брата, человек, который отнял у тебя всё, разрушил твою жизнь, разгуливает на свободе, а ты ничего, абсолютно ничего не можешь сделать.

Гермиона бросила испуганный взгляд на Гарри, но тот и сам был шокирован тирадой Джинни. Какая же она скрытная, всё держит в себе, никогда не жалуется, не делится своими переживаниями. Конечно, Гарри понимал, что Джинни тоскует по Фреду, но чтобы так…

— Гарри ведь рассказал тебе про крестражи? — спросила Гермиона, словно решившись на что-то и в упор глядя на Джинни.

Джинни недоуменно кивнула, явно не понимая, к чему клонит Гермиона. Гарри и сам не понимал.

— В одной из книг, которые я позаимствовала из кабинета Дамблдора, -

глухо сказала Гермиона, — говорилось о душе, о том, какую роль она играет в жизни человека. Чтобы создать крестраж, нужно разорвать, расколоть душу, и это меняет человека, если его ещё можно так назвать. Понимаешь, о чём я, Гарри?

Тот только ошалело покачал головой, начиная бояться за психику Гермионы. Похоже, она заговаривается, ей всё ещё кажется, что они ищут крестражи и занимаются проблемой их уничтожения.

— Подумай, Гарри, вспомни, — глаза Гермионы лихорадочно блестели. — Вспомни.

Гарри беспомощно посмотрел на Джинни, не в силах вынести безумного вида Гермионы, и та ответила ему похожим взглядом.

— Гермиона, — голос Джинн и слегка дрожал, когда она приблизилась к подруге, — тебе нужно успокоиться, отдохнуть. Пойдём в дом, ладно?

И Джинни обняла Гермиону за плечи, но та скинула её руку, пристально глядя на Гарри.

— Убийство, Гарри, убийство разрывает душу!

Слова Гермионы прозвучали подобно грому, и Гарри почувствовал, как подкашиваются ноги. Как он мог забыть? Как. Он. Мог. Это. Забыть? Что же теперь делать, что делать? Нельзя допустить, чтобы Рон, чтобы он… Гарри был в таком ужасе, что с трудом расслышал, как Джинни спросила:

— Но ведь не всякое убийство разрывает душу, Гермиона?

— Нет, не всякое, — Гермиона говорила почти спокойно, и только сильно дрожавшая рука, когда она заправила за ухо выбившуюся прядь, выдала её состояние. — Если убийство совершается на войне или по необходимости, например, когда Снейп убил Дамблдора по его же просьбе, то никаких последствий не будет, но при одном условии: человек не должен получать от убийства удовольствия. В противном случае, душа разорвётся, потому что такие поступки противны человеческой природе.

— Но это же странно, Гермиона, — задумчиво сказала Джинни. — Почему тогда у Беллатрисы не было крестражей? Почему она умерла? Она ведь умерла?

— Конечно, — Гермиона кивнула, и её лицо приняло такой вид, как когда она объясняла что-то интересное Гарри и Рону, что-то, вычитанное в одной из её огромных и заумных книг. — Чтобы создать крестраж, нужно совершить определённые действия. В частности, произнести определённое заклинание. Нет, я уверена, что Рон его не знает, — быстро произнесла она, увидев, что Джинни испуганно открывает рот, чтобы что-то спросить. — В той книге было написано, что это единственный источник, рассказывающий об изготовлении крестража. И тот я сожгла.

— Ты сожгла книгу? — вопрос вырвался у Гарри непроизвольно, настолько меняющей мировоззрение показалась ему мысль о Гермионе, сжигающей книгу.

— Да, я взяла на себя такую смелость, — холодно откликнулась она. — Я посчитала, что никому от этого не будет хуже. Но позволь мне продолжить. Конечно, сам по себе разрыв души крестража не создаёт, однако, и тут есть свои последствия. Взять хотя бы ту же Беллатрису. Много в ней оставалось человеческого, как по-вашему? А всё потому, что её душа была разрушена.

— Можно поближе к нашей ситуации, Гермиона? — не выдержал Гарри. Время, они теряют время.

— Рон хочет совершить убийство, он хочет убить Руквуда, — скороговоркой произнесла Гермиона. — Это его желание, и, если он это сделает, его душа разорвётся.

— А это можно как-то исправить? — с надеждой спросила Джинни.

— Да, — Гермиона махнула рукой в сторону Гарри. — Раскаяться, как Гарри и говорил Волан-де-Морту, но это невыносимо больно, насколько я знаю. И там было написано, что в истории не было практически ни одного случая, когда бы убийца действительно, по-настоящему раскаивался в содеянном.

— Нужно идти за ним, — подытожил Гарри, и Гермиона активно закивала в ответ. — Я попробую выяснить адрес у миссис Уизли.

— Мама его знает? — удивилась Джинни, идя рядом с Гарри.

— Есть у меня такое подозрение, — пробормотала в ответ Гермиона, лицо которой приняло решительное и даже жёсткое выражение в ожидании решительной битвы с миссис Уизли.

— Успокойся, мама, — говорил Чарли, поглаживая так и висевшую на нём мать по голове. — С Роном всё будет хорошо, я это знаю. Он уже избежал гораздо более серьёзных опасностей, выкрутится и на этот раз.

Чуть в стороне Гарри заметил сильно побледневшего Джорджа, который спустился вслед за Чарли, услышав рыдания матери, и теперь, страшно взволнованный, стоял неподалёку от миссис Уизли и теребил в руках свою волшебную палочку. Гарри машинально отметил, что Джорджа может привести в чувство только тревога за тех, кто ему дорог: в первый раз он очнулся, когда Рон пропал в день вручения Ордена Мерлина, второй — сейчас, когда Рон ушёл с мистером Уизли.

— Миссис Уизли, — раздался слева от него голос Гермионы, — скажите, пожалуйста, вы знаете, куда именно отправился мистер Уизли? Вы знаете точный адрес?

— Нет, — на долю секунду быстрее, чем это положено рыдающей женщине, отозвалась миссис Уизли и, наконец, выпустила Чарли. — Я ничего не знаю, Артур мне ничего не рассказывал.

— Это очень важно, миссис Уизли, — вставил Гарри. — От этого зависит жизнь Рона.

Молли всхлипнула, но снова ответила:

— Я ничегошеньки не знаю. Но, даже если бы и знала, то ни за что на свете не сказала бы об этом вам.

Гермиона закатила глаза и повернулась к Гарри, сверля его настойчивым взглядом.

— Мы просто теряем время, — выразительно проговорила она, многозначительно подняв брови, но Гарри отрицательно покачал головой, предупреждая возможные действия с её стороны.

— Миссис Уизли, — он решил действовать и говорить максимально убедительно, так как намерение Гермионы вырвать знания из головы Молли силой приводила его в ужас, — пожалуйста, мы должны узнать этот адрес. Вы просто не понимаете…

— Я прекрасно понимаю, что вы двое снова собираетесь рисковать своими жизнями, поэтому ничего вам не скажу! — истерически выкрикнула миссис Уизли.

— Почему это двое? — вызывающе спросила Джинни, угрюмо, но непреклонно глядя на мать. — Я тоже пойду.

— Погоди, Джинни, — Гарри постарался сказать это максимально мягко, стараясь предупредить бурю, но она уже была в самом разгаре.

— Джиневра Уизли! — загремела миссис Уизли, грозно надвигаясь на дочь. — Ты никуда не пойдёшь! Об этом не может быть и речи, тебе всего шестнадцать, и я…

— Какая разница, сколько мне лет? — завопила Джинни, ничуть не испуганная атакой матери. — Как будто судьба Рона перестаёт меня волновать, раз мне всего шестнадцать, и я не могу помочь спасти его.

— Там есть авроры, специалисты получше вас троих, которые не оставят Рона в беде! — Гарри не верил, что миссис Уизли привела этот аргумент искренне. Скорее, она надеялась тем самым уговорить их, а может — и саму себя.

Это было глупо с её стороны. Хотя, вспомнил Гарри, она ничего не знала ни о крестражах, ни о воздействии убийства на душу человека. И вряд ли стоило ей сейчас что-то объяснять, в противном случае, чтобы получить адрес, им пришлось бы мчаться в Мунго и приводить миссис Уизли в более менее нормальное состояние.

— Миссис Уизли, — Гарри решил зайти с другой стороны, — я даю вам честное слово, что мы даже не подумаем искать встречи с кем-то из Пожирателей, мы только найдём Рона и вернём его домой, пока он не натворил дел. Он… всё действительно может кончиться для него очень плачевно.

Молли заколебалась на мгновение, как показалось Гарри, но он тут же понял, как сильно ошибся, когда она заговорила.

— Я не позволю вам рисковать своими жизнями снова, никогда! — миссис Уизли говорила твёрдо, это явно было её окончательным решением. — Вы получите этот адрес только через мой труп!

— Хорошо, — голос Гермионы звучал неестественно спокойно, она даже улыбнулась дрожащими, непослушными губами. — Только потом не говорите, что вас не предупреждали, не плачьте, когда потеряете ещё и Рона.

— Гермиона! — воскликнул Гарри, с ужасом глядя на подругу. Да, она была права, когда говорила, что всех их изменила война. Она сама не стала исключением: раньше в ней не было этой жёсткости, этой решительности и беспощадности, даже когда дело касалось чьей-то жизни. Теперь это появилось.

— О чём ты говоришь, Гермиона? — пролепетала перепугавшаяся миссис Уизли, робко взглядывая на девушку. — Почему я должна его потерять? Там же Артур, там авроры…

— Я не могу сказать вам всего, — перебила её Гермиона, — есть вещи, о которых говорить не стоит. Но одно ясно точно: Рону грозит серьёзнейшая опасность, и дело не в Пожирателях, дело в нём самом.

— Это правда, мама, — тихо сказала стоящая рядом с Гарри Джинни, и миссис Уизли перевела растерянный и испуганный взгляд на дочь.

— Я не могу отправить вас туда, это невозможно, — прошептала она, затравленно глядя на Чарли и ожидая от него поддержки, но тот только сосредоточенно переводил взгляд с Гарри на Гермиону и обратно. — Что сказали бы твои родители, Гермиона? Как я могу рисковать вами?

Но в её голосе уже не было уверенности в собственной правоте, и Гарри решил, что самое время привести последний, решающий аргумент, который бы, однако, не сказал ей слишком многого о сути дела.

— Вы никогда не задумывались, откуда берутся такие люди, как Беллатриса? Или сам Волан-де-Морт? — тихо спросил он, стараясь придать своим словам как можно больший вес. Миссис Уизли смертельно побледнела и пошатнулась, Чарли пришлось схватить её за локоть, иначе она вряд ли устояла бы на ногах. — Я не могу сказать вам всего, но Рона нужно срочно спасать от него самого, и это нужно делать сейчас, немедленно.

Миссис Уизли стояла, поражённая ужасом, расширившимися глазами вглядываясь в лицо Гарри. Она посмотрела на дочь, но не смогла выдержать её взгляда и сдалась, обмякнув в руках Чарли.

— Поместье Микобер на границе Суффолка и Норфолка, — еле слышно прошептала она. — Заброшенное поместье…

— Отлично, — Гермиона повернулась к Гарри, её лицо покраснело от волнения. — Мы вряд ли сразу попадём точно туда, куда нужно, но ничего, там сориентируемся на месте, да?

Гарри кивнул, проверяя свою волшебную палочку.

— С кем пойду я? — спросила Джинни, прикасаясь к рукаву Гарри, и в её глазах он прочёл огромный страх снова остаться в стороне. Но как бы важно ему не было, чтобы Джинни не чувствовала себя одинокой, это абсолютно не означало, что она должна была теперь рисковать своей жизнью. Об этом даже речи быть не могло!

— Ты остаёшься, Джинни, — твёрдо сказал Гарри, не глядя на неё.

— Ничего подобного! — Джинни ощетинилась, приготовившись к битве. — Я ни за что не останусь!

— Я сказал, ты остаёшься! — Гарри постарался вложить в свой взгляд как можно больше твёрдости, но, кажется, не очень-то её впечатлил.

— Ты сказал? — глаза Джинни опасно сузились. — А кто ты такой, чтобы указывать мне? Ты мой брат, может быть? Или отец? Или нет, может, ты мой муж? Нет? Тогда с чего ты взял, что у тебя есть право говорить мне, что делать?

Гарри совсем растерялся, он никак не ожидал подобной тирады. В общем-то, вполне справедливо, но всё же, всё же… Невозможно представить, что придётся взять её с собой.

— Пусть идёт, Гарри, — нетерпеливо предложила Гермиона, — у неё опыта не меньше, чем у нас.

Гарри хотел уже огрызнуться, но подумал, что это абсолютно бесполезно. Если даже он откажет Джинни в помощи, она трансгрессирует в паре с Гермионой. Не было никакого смысла с ними спорить.

— Я пойду с вами, — Чарли решительно закатал рукава, выступая на шаг вперёд. Миссис Уизли полулежала в наколдованном им кресле, возле неё на корточках сидел почти ставший прежним Джордж.

— Нет, — Гермиона покачала головой, — ты не должен оставлять их одних. Джордж тоже слышал адрес, у него тоже может возникнуть какой-нибудь безумный план. Останься, иначе Перси никогда тебя не простит.

Гарри прекрасно понял, что именно делала Гермиона: она не хотела, чтобы кто-нибудь из братьев Уизли встретился с Руквудом.

Чарли сдался, и они приготовились к трансгрессии.

— Я обещаю, всё будет хорошо, — робко сказал Гарри, обращаясь к миссис Уизли, но, кажется, она его не услышала. Кинув последний взгляд на Нору, Гарри крепко взял Джинни за руку, другую руку протянул Гермионе, и они трансгрессировали.

Первое, что пришло Гарри на ум, когда они оказались на месте: в таком доме не может и никогда не могло произойти ничего хорошего. Огромный особняк, сложенный из тёмного камня, одиноко стоял посреди леса, отравляя вполне безобидный пейзаж своим зловещим видом. Начинало темнеть, и в сумерках дом представлял собой довольно устрашающее зрелище.

— Надо же, с первого раза попали, — удивлённо произнесла Гермиона, с тревогой рассматривая дом. — Как-то очень тихо, вам не кажется?

— Очень тихо, — согласился Гарри. — Может, всё-таки ошиблись?

— Нет, — Гермиона покачала головой, — мы на месте, ошибки быть не может.

— Но как мы найдём Рона? — растерянно спросила Джинни. — Как мы вообще кого-нибудь тут найдём?

— Пожиратели прячутся в доме, так? — начала рассуждать Гермиона. — Значит, авроры должны быть где-то снаружи, правильно? Либо уже внутри, но тогда странно, почему мы не слышим шума битвы?

— Возможно, на доме заклятие? — предположил Гарри, вспомнив, как они сами защищали палатку от вторжения неожиданных гостей.

— Может быть, — пробормотала явно не убеждённая Гермиона.

— Давайте попробуем войти внутрь, — предложила Джинни. — Нет смысла стоять на улице и гадать, что происходит в доме.

Предложение было разумным, но Гарри терзало подозрение, что они совершают ошибку. Не может вокруг быть так тихо, если внутри дома идёт жестокая схватка. А вдруг своим вторжением они испортят аврорам тщательно подготовленную операцию?

— Вряд ли это хорошая идея, — с сомнением в голосе проговорила Гермиона, пристально вглядываясь в дом. — Что-то мне это не нравится. Мне кажется, Рона здесь нет. Может, всё уже закончилось?

— Вряд ли, — Гарри прислонился к ближайшему дереву. — Слишком мало времени прошло. Да и следов битвы я что-то не вижу.

Джинни слишком уж высунулась из-за деревьев, и Гарри рывком втащил её обратно за густые кусты, надёжно скрывавшие их от возможных взглядов из окон дома.

— Не надо так меня дёргать, — сердито попросила Джинни, отодвигаясь от него.

— Тогда не высовывайся, — раздражённо откликнулся Гарри. Ему становилось понятно, что сражаться бок о бок с Джинни будет неимоверно тяжело: он будет постоянно следить, чтобы с ней ничего не случилось, и может попасть под чьё-нибудь заклятие.

— Дом огромный, — Гермиона не обратила никакого внимания на их перепалку. — Как мы их найдём?

Видимо, ей владела сейчас только одна навязчивая идея: найти Рона. Гарри её понимал. Но он и сам не знал, как именно лучше действовать. Они не представляли, что там, внутри дома, в каком он состоянии, как расположены комнаты, есть ли второй выход.

— Давайте сначала обойдём дом, — предложил он. — Может быть что-нибудь заметим с той стороны.

Предложение было принято, но обход дома не дал никакого результата: вокруг по-прежнему царила тишина, нарушаемая только щебетанием птиц, дом стоял всё такой же безмолвный и грозный, плана так и не было.

— Надо заходить, — упорно гнула свою линию Джинни. — Что толку слоняться по лесу?

— Нам нужен план, — в сотый раз повторил Гарри.

— Как мы найдём их внутри? — в очередной раз спросила Гермиона.

— А вот вас найти было совсем нетрудно! — раздался хриплый голос откуда-то сзади, и Гарри быстро обернулся, выхватывая палочку. Как оказалось, недостаточно быстро.

— Петрификус Тоталус! — выкрикнул тот же голос, и Гарри упал как подкошенный, ткнувшись носом в траву. Он не видел, кто напал на них, не мог пошевелить ни одним мускулом. По ещё дважды прозвучавшему заклинанию, произнесённому другими голосами, он понял, что ни Джинни, ни Гермиона тоже не успели среагировать. Кто-то ткнул Гарри ногой, он почувствовал, как его переворачивают на спину и приготовился к самому худшему. Его ожидания оправдались: перед ним стояли Рудольфус Лестрейндж, Август Руквуд и Торфинн Роули.

Гарри очнулся в полной темноте и в первую секунду даже не понял, где находится. Но резкая боль во всём теле быстро освежила его память, и Гарри резко сел, покачнувшись от пронзившей голову слепящей боли. То, что он был ещё жив, не могло конечно не радовать, хотя и было странно.

— Джинни! Гермиона! — громким шёпотом позвал он, но ему никто не ответил.

Гарри поднялся на ноги с какого-то матраса, брошенного прямо на пол, и медленно, держась за холодную каменную стену, стал двигаться по комнате. Вскоре его пальцы нащупали тяжёлую кованую дверь с огромным кольцом вместо ручки. Он потянул за кольцо, но дверь не поддалась. Значит, он заперт. Но с какой целью? Почему они не убили его? Неужели по старой памяти, когда Волан-де-Морт хотел расправиться с ним сам, и все Пожиратели знали об этом? Или они не захотели убивать его быстро, предпочитая сначала насладиться пытками? Но все эти вопросы перекрывал один, зато самый важный: где Джинни и Гермиона? Что с ними? Живы ли они?

Обойдя всю комнату несколько раз, но не найдя ни окна, ни другой двери, ни любого другого отверстия, через которое можно было бы выбраться наружу, Гарри вернулся к своему матрасу и опустился на него. Одна за другой на него накатывали огромные волны паники, с которой всё труднее и труднее было справляться. Как можно было быть таким идиотом? Как можно было потащить с собой Гермиону и Джинни? Джинни…

Самым непонятным во всей этой ситуации для Гарри было странное отсутствие около дома авроров и Рона. Куда он тогда делся? Или, может быть, есть другие Пожиратели, и их-то и ловят сейчас авроры, а миссис Уизли просто перепутала адрес? Но нет, он же собственными глазами видел Руквуда и остальных… Чувствуя, как раскалывается голова, и понимая, что не вынесет неизвестности, Гарри снова поднялся, подошёл к двери и заколотил по ней кулаками.

— Эй, выпустите меня отсюда! — заорал он и приложил ухо к двери. Сначала до него не доносилось ни звука, потом вдалеке он различил неясный шум шагов, которые приближались к его двери. С сильно колотящимся сердцем Гарри отступил назад и прижался спиной к противоположной стене. Он ждал.

Наконец, с жутким скрежетом дверь отворилась, и на пороге показался силуэт человека, освещенный светом свечи, которую тот держал в руке. Для глаз Гарри, столько времени находившегося в темноте, этот свет показался ослепительнее солнечного, из глаз хлынули слёзы, но он заставил себя держать их широко открытыми, пристально вглядываясь в своего тюремщика.

— Чего тебе, Поттер? — прохрипел тот же голос, который произнёс заклинание, сразившее Гарри, и тот понял, что перед ним стоит Рудольфус Лестрейндж.

— Где мои спутницы? — резко спросил Гарри, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно и даже вызывающе. — Что с ними?

Рудольфус хрипло расхохотался, и от этого смеха у Гарри волосы на голове встали дыбом. Если они только посмели тронуть их, если только они им что-то сделали, он убьёт их сам, без всякой магии, разорвёт на мелкие кусочки собственными руками. И да, он получит от этого огромное удовольствие.

— Я спросил, где они? — Гарри сделал шаг по направлению к двери, отлично понимая, как нелепо он должен выглядеть: без палочки, надвигающийся на Пожирателя, внутри трясущийся от страха, но не за себя, а за других, за тех, чья жизнь для него намного дороже собственной…

— Гостят в других комнатах нашего замка, — отсмеявшись, просипел Лестрейндж. — Пока им ещё ничего не сделали.

Гарри почувствовал такое облегчение, что едва удержался на ногах. Он поверил Рудольфусу, потому что и сам был пока что цел и невредим, а значит, была надежда, что ещё не всё потеряно, что у Пожирателей есть на них какие-то планы.

— Что вам от нас нужно? — спросил Гарри, вглядываясь в белевшее в темноте лицо Лестрейнджа. — Почему вы нас не убили?

— А ты, я гляжу, против? — снова хмыкнул Рудольфус, и Гарри вдруг понял, что он мертвецки пьян. — Мы это моментально исправим, ты только попроси.

Гарри проигнорировал этот выпад и решил, что самым лучшим сейчас было бы не спорить с Пожирателем. Незачем настраивать его против себя ещё больше, пока он не выяснил, где именно находятся Джинни и Гермиона, пока он не убедился, что они живы…

— Чего вы хотите? — повторил Гарри.

— Вы — заложники, — ответил Рудольфус, приближаясь к Гарри и поднимая свечу на один уровень с его лицом. — Мы хотим обменять вас на свободу.

Гарри почувствовал, как моментально вспотели ладони. Кингсли никогда на это не пойдёт, он не оставит на свободе троих Пожирателей, это слишком опасно. Но, с другой стороны, пожертвует ли он жизнью Гарри, опасаясь реакции общественности? Это вряд ли. А жизнью Гермионы? А жизнью Джинни? И каждый раз Гарри отвечал себе, что нет, ни за что. Хотя, возможно, это ему только кажется, и Кингсли поставит общественную безопасность выше жизней трёх героев войны. И трудно было бы поспорить с таким решением, если бы речь шла только о его жизни, о жизни Гарри… Гермиона и Джинни должны выбраться отсюда живыми и невредимыми, они должны жить.

— Оставьте только меня, — твёрдо предложил Гарри. — За их жизни вам ничего не дадут, герой магического мира — это я. Моей жизни хватит на свободу вам троим, я гарантирую. Отпустите их, и я обещаю, что помогу вам. Иначе, я скорее умру, чем вы получите свободу.

Рудольфус слушал его, тупо моргая осоловевшими глазками, и Гарри с раздражением подумал, что бесполезно разговаривать с ним сейчас, когда он вылакал, должно быть, целое ведро огневиски.

— Нет, — наконец медленно ответил Пожиратель. — Мы оставим вас всех троих. Око за око.

Они не согласятся, понял Гарри, нужно требовать что-то другое.

— Хорошо, — сказал он. — Но моя помощь вам всё равно не повредит, к моим словам прислушиваются. Вы знаете, что именно я просил за Малфоев, и они остались на свободе?

Рудольфус кивнул.

— Так вот, я готов вступиться за вас, — Гарри беззастенчиво лгал, но о последствиях своей лжи не думал. Ему было необходимо увидеть Джинни и Гермиону, иначе он не перенесёт томительного ожидания. — Есть только одно условие: я хочу, чтобы мы были заперты в одной комнате. Втроём.

Рудольфус гадко захихикал.

— Я тебя понимаю, — и он закивал головой с таким многозначительным видом, что Гарри испытал сильнейшее желание броситься на него, разбить в кровь эту ухмыляющуюся рожу, забить его насмерть, не используя при этом магию.

— Отлично, что понимаете, — сжав зубы, процедил он в ответ, напоминая себе, что речь идёт, возможно, о жизнях Джинни и Гермионы. — И как решите?

Лестрейндж задумался, видимо, взвешивая все за и против. Гарри молился, чтобы он не решил посоветоваться с остальными, потому что те наверняка откажут. Гарри бы отказал, будь он на их месте. Одна надежда была на алкоголь, который только что не лился из ушей Рудольфуса.

— Ладно, — наконец произнёс Пожиратель, и Гарри с трудом сдержал громкий вздох облегчения. — Сейчас приведу их. Но только без шуток, Поттер! Ты за нас заступишься перед новым Министром. Пусть он позволит нам уехать из Англии, понял?

— Да, — кивнул Гарри, глядя ему прямо в глаза и стараясь, чтобы его взгляд был максимально честным. Он надеялся, что Лестрейндж не обладал выдающимися навыками в области легилименции. Хотя, судя по его виду, он ни в какой области не обладал особыми знаниями и навыками.

Гарри казалось, что прошли тысячелетия, пока дверь не открылась снова, и Рудольфус показался на пороге, ведя перед собой Гермиону и Джинни. Гарри затаил дыхание, вцепившись в шершавую стену, чтобы не кинуться к ним.

— Смотри мне, без шуток! — ещё раз повторил Лестрейндж и втолкнул девушек в комнату. Гарри подождал, пока захлопнется дверь и бросился к ним.

— С вами всё хорошо? Они ничего вам не сделали? — прерывающимся от волнения голосом спрашивал он, нащупывая руку Джинни и поворачивая её к себе лицом, стараясь заглянуть ей в глаза в кромешной темноте.

— Со мной всё хорошо, — дрожащим голосом ответила Джинни, и Гарри повернулся к Гермионе, точнее — в ту сторону, где должна была находиться Гермиона.

Через несколько минут, когда все трое чуть успокоились, убедившись, что пока им не было причинено никакого вреда, Гарри рассказал о планах Пожирателей.

— Кингсли никогда не пойдёт на это, — прошептала Гермиона, дословно повторяя мысли Гарри. — И будет прав. Их нельзя оставлять на свободе.

Гарри был с ней полностью согласен, но для него их жизни были куда дороже, чем спокойствие всего магического сообщества. И он найдёт способ их спасти, обязательно найдёт.

— Простите меня, — Гарри покачала головой в темноте, забыв, что они не могут его видеть. — Это из-за меня мы оказались здесь. Я должен был быть внимательнее.

— Перестань, — голос Джинни звучал почти раздражённо. — Нельзя винить себя во всех грехах. Ты не мог знать, что так получится.

— Но я должен был… — начал Гарри, и тут где-то снаружи раздался оглушительный взрыв. Пол покачнулся под ногами, и Гарри с трудом успел подхватить пошатнувшуюся Гермиону.

— Что это было? — пролепетала она, выпрямляясь и прикасаясь к руке Гарри ледяными пальцами.

— Я не знаю, — Гарри подошёл к двери и прижался к ней ухом, в надежде что-нибудь расслышать, но там стояла мёртвая тишина, и он бросил эту затею.

Но вскоре они получили ответы на все свои вопросы, услышав громовой голос Кингсли, разнёсшийся по всему дому:

— С вами говорит Министр Магии, Кингсли Бруствер. Лестрейндж, Руквуд, Роули, мы знаем, что вы внутри. Сдавайтесь, не усложняйте своего и без того незавидного положения. Дом окружён, нас во много раз больше. Вам не победить. Сдавайтесь, и вам это зачтётся при вынесении приговора.

— Чёрта с два! — заорал в ответ другой голос, и Гарри, вздрогнув от ненависти, узнал Руквуда. — У нас есть кое-что для вас, Министр!

Гарри замер. Сейчас, вот сейчас он скажет. И вдруг его пронзила острая, как игла, мысль: а чего ради Кингсли должен поверить, что Гарри, Гермиона и Джинни находятся здесь? Значит, их должны будут вывести из комнаты, чтобы доказать свои слова, и у них будет шанс оценить обстановку.

— У нас в заложниках ваш герой Поттер, грязнокровка Грейнджер и девчонка Уизли! — снова проорал Руквуд. — Хотите, чтобы они выжили, а, Министр?

Повисло молчание. Гарри ждал, что ответит Кингсли.

— Прекратите бесполезные провокации, — наконец сказал Министр, и голос его прозвучал спокойно. Но Гарри, хорошо знавший Кингсли, уловил в его голосе нотку волнения и даже страха.

— Если мистер Уизли там, — прошептала Гермиона, — он сейчас отправит домой патронуса и узнает, что нас там действительно нет.

Это было разумно. Правда, предположение Гермионы в пух и прах разбивало все надежды Гарри выбраться из этой проклятой комнаты. Хотя, Кингсли слишком умён, чтобы не проверить всё миллион раз, он наверняка потребует, чтобы ему показали заложников. Это было единственной надеждой, иначе им никогда не выбраться из этой комнаты самостоятельно.

— Я вам не верю, — снова заговорил Кингсли после непродолжительной паузы, но что-то в его изменившемся голосе заставило Гарри подумать, что Гермиона права, они отправили патронуса в Нору и теперь знают, что Пожиратели не шутят. — Если у вас действительно есть заложники, покажите их нам. В противном случае, мы сейчас же начинаем штурм.

— Если вы начнёте штурм, — Гарри различил третий голос, по всей видимости, принадлежавший Роули, — мы их тут же убьём.

Гарри не представлял себе, как они могут выбраться, ему казалось, что выхода нет. Всё будет зависеть от решения Кингсли, но даже если Пожирателям пообещают свободу, нет никакой гарантии, что они выполнят своё обещание и оставят их в живых.

— Покажите нам заложников, — повторил Кингсли, — иначе все переговоры бессмысленны.

Гарри почувствовал, как стоявшая рядом Гермиона нащупала в темноте его руку и крепко её сжала. Решалась их судьба. Странно, но Гарри совсем не чувствовал страха за себя, он как будто знал, что умрёт. Он так давно смирился с этой мыслью, что она уже перестала пугать его, как когда-то. Он и выжил-то по чистой случайности, надо признать. Гарри вдруг отчётливо осознал, что никогда и не мог представить себе дальнейшую жизнь после победы. Просто её не было, для него её не было, и где-то глубоко в душе он всегда знал правду. Ему не выйти отсюда живым. Но он должен сделать всё, чтобы спасти Джинни и Гермиону.

Внезапно за дверью послышались шаги, и судя по топоту, идущих было двое. Гарри встал прямо перед Джинни, на всякий случай прикрывая её собой, и приготовился дать отпор, если это понадобится. Мысли о том, что он ничто против палочек со своими голыми кулаками, он отогнал в самый дальний уголок сознания, готовясь подороже продать свою жизнь. Он слышал прерывистое дыхание Гермионы, обжигавшее ему шею, и чуть обернувшись к ней, прошептал так тихо, чтобы не слышала Джинни:

— Если представится возможность, бегите, ясно? Постарайтесь спастись.

Гермиона не успела ничего ответить: скрипнула дверь и на пороге показались Руквуд и Роули.

— На выход! — скомандовал Руквуд, играясь своей палочкой. — Быстро!

Гарри шагнул вперёд, потянув за собой Джинни и кивая Гермионе, но Роули остановил его:

— Нет! Ты остаёшься, нам нужны только девчонки.

Гарри почувствовал обжигающий холод, прокатившийся вдоль по позвоночнику. Он понял: они хотели оставить его как свой главный козырь, и, в случае чего, показательно расправиться с Джинни и Гермионой на глазах у Кингсли и авроров. Он не мог этого допустить.

— Нет! — Гарри рванул Гермиону, вышедшую чуть вперёд, за руку, заставляя тоже переместиться себе за спину. — Мы пойдём только вместе. Я могу поговорить с Министром, я обещал Лестрейнджу и сдержу своё обещание.

Пожиратели переглянулись.

— Вы всегда успеете снова запереть меня, — примирительно добавил Гарри, чувствуя, как колотится сердце. Только бы они согласились, только бы они согласились…

— Ладно, — наконец решил Руквуд, — выматывайтесь все.

Гарри медленно двинулся к выходу, всё ещё опасаясь, что Пожиратель может передумать, и стремясь поэтому покинуть комнату первым. Они оказались в длинном тёмном коридоре, ведущем куда-то в глубь дома, но у Гарри не было времени осмотреться. Он быстро спускался вниз по лестнице, сверля взглядом худую спину Руквуда и периодически оглядываясь для того, чтобы поймать обеспокоенный взгляд Гермионы и мимолётно улыбнуться Джинни. Судя по тому, как долго они шли, Гарри сделал вывод, что дом просто огромный. По крайней мере, они спустились уже на пару этажей вниз и теперь шли по длинному коридору к освещённой комнате в конце него. Несколько раз, когда они спускались по особенно крутым и полуразвалившимся лестницам, Гарри приходила в голову мысль толкнуть Руквуда и понадеяться, что тот свернёт себе шею при приземлении, но он гнал такие мысли. Джинни и Гермиона находились под прицелом палочки Роули, и где-то в доме всё ещё находился Лестрейндж, Гарри не имел права так рисковать.

Их путешествие по старому дому закончилось в огромной, слабо освещённой зале, где, по всей видимости, когда-то устраивались приёмы, судя по местами сохранившемуся, но уже полусгнившему паркету и остаткам некогда роскошных портьер на длинных, от пола до потолка, окнах. Возле одного такого окна с палочкой в руках стоял Лестрейндж, прячась за обломками массивной колонны, которые он с этой целью подтащил к окну. Гарри вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит на улице перед домом, но ему это не удалось. Кажется, они находились как минимум на втором этаже, если он не ошибся в своих расчётах.

Руквуд сделал им знак остановиться и осторожно приблизился к Рудольфусу, выглядывая наружу. Роули остался стоять на месте, переводя палочку с Гермионы на Джинни и обратно, чем причинял Гарри почти физическую боль. Он предпочёл бы, чтобы кончик палочки всегда указывал на него. Слишком хорошо он знал, как легко и быстро обрывается человеческая жизнь: взмах палочкой, два слова, короткая, яркая вспышка и человек, который был тебе бесконечно дорог, лежит на земле, глядя в небо остекленевшими, застывшими глазами. Он не сможет пережить чувства пустоты и страшной утраты вновь, это он знал точно.

Медленно, сантиметр за сантиметром, Гарри продвигался влево, чтобы встать между Джинни и направленной на неё палочкой Роули. Пока что всё шло гладко, тем более, что Роули отвлёкся, прислушиваясь к словам Руквуда, обращённым к Кингсли и остальным:

— Заложники здесь, рядом со мной. Сейчас мы подведём их к окну, чтобы вы убедились, что им пока что не причинили никакого вреда, а потом вы примете все наши условия, Министр.

— Покажите заложников, — приказал Кингсли.

Гарри шёл к окну со смесью надежды и страха. Он боялся, что Кингсли ничем не сможет им помочь, что во время операции может кто-нибудь пострадать, что виной этому будет снова он, Гарри… Но все эти мысли улетучились без следа, когда он выглянул в окно. Он рассчитал правильно, и зала действительно находилась на втором этаже, поэтому стоявшие внизу перед домом люди казались гораздо меньше и беспомощнее, чем хотелось бы Гарри. Прямо перед окном стояли трое, запрокинув головы вверх и вглядываясь в слабо освещённое окно с жадным нетерпением: Кингсли, мистер Уизли и Рон. Даже в темноте ночи, когда свет источала только наполовину скрытая за тучами луна, Гарри смог разглядеть, как побелело лицо Рона, когда он увидел их, стоящих рядом с Пожирателями. Гарри перевёл взгляд на Кингсли и внутренне сжался от стыда: даже на таком расстоянии он сумел прочитать в его глазах укор и разочарование. Из-за него теперь сорвётся операция, потому что он понял по взгляду Министра, что в беде их конечно же не оставят. А они с Гермионой ещё заподозрили, что Кингсли способен принести их в жертву общественной безопасности. Гарри просто плавился от стыда, надеясь, что каждый, стоящий сейчас внизу, ругает его последними словами. Так ему, заслужил!

Внезапно Рон резко отвернулся и зашагал прочь от дома, пока не скрылся за деревьями. Гарри чуть повернул голову и посмотрел на удивлённую и немного испуганную Гермиону. Видимо, та тоже пришла к выводу, что Рон может предпринять что-нибудь неразумное и крайне опасное. Но Гарри не успел подумать о поведении Рона как следует, потому что снова заговорил Кингсли.

— Вы должны отпустить заложников, а потом я готов обсудить вопрос вашей свободы.

Лестрейндж хрипло рассмеялся из своего укрытия и пробормотал несколько проклятий в адрес Кингсли.

— Нет, Министр, — вкрадчиво ответил Руквуд, не обратив на своего товарища ни малейшего внимания. — Всё будет совсем не так. Сначала мы получим свободу и только потом отпустим заложников. Мы хотим покинуть Англию и готовы оставить заложников на границе, скажем, в Дувре. Видите ли, мы намереваемся путешествовать магловским транспортом.

Гарри видел, что он врёт. Чего ради стал бы он рассказывать Кингсли, на чём именно они собираются уехать из Англии? Ещё бы билет показал, чтобы их было легче найти! Неужели он думают, что Кингсли купится на такие обещания?

— Сожалею, но вы отпустите заложников раньше, — спокойно проговорил Кингсли, его усиленный заклинанием голос внушал Гарри спокойствие и уверенность. — В противном случае, переговоры даже не начнутся.

— Даже так? — насмешливо спросил Руквуд и резко обернулся к Роули. — Ну-ка, возьми девчонку и покажи им, что с ними будет, если Министр не станет посговорчивее.

Гарри оказался перед попятившейся Джинни на секунду раньше, чем Роули смог дотянуться до неё. Он и сам знал, что без палочки его сложно назвать защитником, но готов был умереть, лишь бы никто не посмел прикоснуться к Джинни.

— Убери свои руки! — грозно прорычал Гарри, приготовившись драться, если это потребуется. — Покажи на мне, если надо.

— Убери его с дороги! — прохрипел Лестрейндж, делая нетерпеливый жест рукой.

— Круцио! — спокойно сказал Роули, направляя палочку прямо Гарри в грудь, и тот упал, чувствуя, как каждая клеточка разрывается от невыносимой боли. Но и в этом состоянии Гарри постоянно, каждую секунду помнил о Джинни, помнил, что ей угрожает какая-то неведомая опасность. Он сделал даже героическую попытку приподняться, но почувствовал, как трещат рёбра и снова упал на пол. Краем уха он слышал, как что-то кричала Гермиона, как Джинни умоляла Роули прекратить эту пытку, но боль всё не уходила. Когда Гарри уже почти потерял сознание, Роули наконец опустил палочку. Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и тут вскрикнула Джинни.

Гарри вскочил, тут же забыв про боль, и от увиденной картины у него помутилось в глазах. Джинни стояла на самом краю паркета, часть которого исчезла, провалилась, видимо, управляемая каким-то механизмом, а Роули, злобно ухмыляясь, подталкивал её вперёд.

— Там внизу железные прутья, заострённые на концах, — спокойно проинформировал Руквуд. — Не знаю, кто был хозяином этого дома, но человек это был милейший, сразу видно. Стоит девчонке упасть и один из этих прутьев войдёт в её тело, как нож в масло. Или сразу несколько, как повезёт.

Гарри тяжело дышал, не смея приблизиться к Роули из страха, что он толкнёт Джинни вниз.

— Позвольте мне поговорить с Министром, — заплетающимся от ужаса языком проговорил он, обращаясь к Руквуду, который, кажется, был тут главным, но не сводя глаз с Джинни. — Я обещал попросить дать вам свободу.

— Точно, он обещал, — Лестрейндж льстиво закивал, приближаясь к Руквуду. — Пусть поговорит, Люциуса ведь освободили.

Руквуд задумчиво посмотрел на Гарри, продолжая подкидывать свою палочку и крутить её худыми пальцами. Он явно что-то взвешивал в уме, переводя взгляд с балансирующей на краю Джинни на умирающего от волнения Гарри.

— Ладно, — буркнул он, приближаясь к Гарри и тыкая палочкой тому в грудь, — говори. Но только помни, одно твоё неосторожное слово, и она, — и он махнул рукой в сторону Джинни, — полетит вниз. Я думаю, вас двоих нам с лихвой хватит в качестве заложников.

Гарри энергично закивал головой, показывая, что он всё очень хорошо понял, и Руквуд произнёс: «Сонорус!», направив на него свою палочку.

— Кингсли, это я, — торопливо заговорил Гарри, слыша, как его голос эхом отдаётся где-то в высоте потолка. — Они не шутят, Джинни в страшной опасности, пожалуйста, не тяните с ответом. Сделайте что-нибудь.

Наверное, никогда в жизни его голос ещё не звучал так жалко, но Гарри было всё равно. Для него сейчас ничто не имело значения, только бы Роули отпустил Джинни, только бы она снова оказалась рядом. Никогда до этой минуты Гарри не испытывал такого страха за жизнь другого человека. Да, когда-то давно, ему показалось, что это было несколько десятилетий назад, он мчался в Лондон на спине фестрала на помощь Сириусу, умирая от тревоги за крёстного, но это было не то. Да, он ужасно переживал за Рона, Гермиону, всех Уизли во время битвы за Хогвартс, но и это было не похоже на то чувство, которое он испытывал сейчас. Тогда его страх потерять Джинни был немного абстрактным, кроме одной секунды, когда он увидел её сражающейся с Беллатрисой, но, в общем и целом, он её не видел и мог себя уговорить, что она находится в относительной безопасности. Но сейчас, сейчас она стояла в нескольких шагах от него, бледная и испуганная, и всего лишь несколько дюймов отделяли её от неминуемой гибели. А он ничего не мог сделать, совсем ничего. Только умолять Кингсли придумать что-нибудь, усложняя тому задачу, выдавая своё полное и беспросветное отчаяние.

— Отпустите девочку! — в голове Кингсли впервые отчётливо прозвучала сильная эмоция, и это была ярость. — Немедленно отпустите её, иначе, клянусь, я камня на камне здесь не оставлю!

Руквуд лениво кивнул Роули, вопросительно поднявшему брови, и тот с силой оттолкнул Джинни от себя. Гарри рванулся вперёд и подхватил её, не давая ей упасть на пол. Его всё ещё трясло от пережитой боли и парализующего страха, но ледяная рука, сжимавшая сердце, разжалась, позволяя сделать глубокий вдох.

— Девчонка в безопасности! — крикнул Руквуд. — Пора обсудить наши условия, Министр,

Гарри перестал слушать их разговор, сосредоточив всё своё внимание на Джинни. Её била крупная дрожь, но она не произнесла ни слова, только кивнула Гарри и Гермионе, которая тревожно наблюдала за разворачивающейся картиной из самого дальнего угла, куда ей приказал встать Роули. Поймав взгляд Гарри, Гермиона на мгновение сделала большие глаза, привлекая его внимание, и едва заметно повела головой в сторону единственного комода, стоявшего у противоположной от окна стены. Гарри медленно, стараясь выглядеть естественно, посмотрел в ту сторону и вздрогнул от радости: на обшарпанном комоде лежали их волшебные палочки. Если бы только можно было добраться до них!

Джинни постепенно успокаивалась, и Гарри незаметно показал ей на комод. На всякий случай, вдруг у неё появится возможность получить назад свою палочку. Если бы у неё была палочка, насколько более спокойно чувствовал бы себя Гарри. Она смогла бы постоять за себя, в этом он не сомневался.

Руквуд шагал вдоль окна, возбуждённо жестикулируя и ожесточённо торгуясь с Кингсли, который снова обрёл привычное Гарри самообладание. Судя по обрывкам фраз, которые он улавливал и которые оставались у него в сознании, Гарри понял только, что ни к какому согласию стороны пока не пришли. С одной стороны, его это устраивало, потому что он пытался придумать план, постепенно придвигаясь всё ближе и ближе к заветному комоду.

Руквуд как раз отошёл к дальнему окну, выходившему не на площадку перед домом, а в лес, когда раздался оглушительный звон разбитого стекла, и что-то огромное влетело в комнату, сбив Руквуда с ног. Гарри не стал рассматривать, что это было. Не теряя ни секунды, он бросился вперёд и схватил все три волшебные палочки, направил их на оцепеневшего от неожиданности Роули и завопил:

— Остолбеней!

Пожиратель безвольно повалился на пол недалеко от того места, где ещё недавно зияла страшная дыра, в которую он едва не столкнул Джинни. Гарри пропустил момент, когда пол снова приобрёл первоначальный вид, и так и не понял, как работает этот адский механизм.

Пронзительно закричала Гермиона, и, обернувшись, Гарри увидел поднимающегося с пола Рона, лицо и руки которого были покрыты кровью. Рядом валялась его метла, при помощи которой он и влетел в окно. Рон тяжело дышал, прижимая одну руку к груди, а другую вытянув вперёд с нацеленной в грудь Руквуда палочкой. Гарри быстро кинул Гермионе и Джинни их палочки, и приготовился защищаться. Он занял позицию в самом углу, закрыв собой Джинни, несмотря на все её протесты. Рудольфус замер у своего окна, раскрыв рот и явно не зная, что предпринять. Гарри старался уследить за всеми сразу, но пока что никто не предпринимал активных действий.

Внезапно Руквуд расхохотался.

— Ты всерьёз думал, что сможешь победить нас в одиночку? — насмешливо спросил он, кружа вокруг Рона, как волк, почуявший добычу.

— Нет, я так не думал, — тихо ответил Рон, не спуская с него глаз, в которых горел дикий, неугасимый огонь. — Мне нужен только ты.

Гарри не узнавал друга. Рон даже не посмотрел в его сторону, не бросился к Гермионе, как можно было ожидать, не убедился, что Джинни в порядке. Как будто, его никто и ничто не интересовали, кроме Руквуда, кроме его мести… Как будто? Или так оно и было?

Гарри не успел развить свою мысль, потому что Рон вдруг атаковал.

— Остолбеней! — выкрикнул он, но Руквуд легко увернулся от красного луча, продолжая тихо смеяться, скаля гнилые зубы.

И тут же в битву вступил Рудольфус, отвлекая внимание остальных от занятого Роном Руквуда. Куда только девался пьяный, никчёмный человек, каким совсем недавно видел его Гарри. Битвы и сражения были настоящим призванием Рудольфуса, судя по его отлаженным, отточенным движениям. Он почти не размахивал палочкой, еле шевеля кистью и тихо, почти шёпотом произнося заклинания. Гарри впервые видел такую технику, но она ему ужасно не понравилась: он никак не мог перейти в наступление, у него хватало времени только на то, чтобы ставить щит за щитом, защищая себя и Джинни от летящих в них заклятий. Быстро пришедший в себя Роули поспешил на помощь Лестрейнджу, отвлекая на себя внимание Гермионы.

Гарри уже потерял счёт поставленным щитам, успевая иногда бросить быстрый взгляд на сражающихся Рона и Гермиону. Джинни никак не могла прицелиться из-за его плеча и постоянно твердила, чтобы он отошёл чуть в сторону, но Гарри был непоколебим как скала и не сдвинулся ни на миллиметр с самого начала битвы. Самым важным для него было защитить Джинни, поэтому он и не переходил в наступление, ожидая, что с минуты на минуту в комнате появится Кингсли с толпой авроров, и они смогут уйти. У Гарри абсолютно пропало былое желание поучаствовать в поимке беглых Пожирателей, сейчас он мечтал только о том, как они выберутся отсюда и окажутся в Норе.

— Экспеллиармус! — услышал Гарри громкий и торжествующий голос Рона и успел увидеть, как палочка вырвалась из рук Руквуда и плавно подлетела к Рону. На секунду все в комнате остановились, понимая, что наступил решающий, поворотный момент, от которого будет зависеть всё.

Рон поднял палочку, его глаза сверкали.

— Рон! — закричала Гермиона, отступая всё дальше в другой конец комнаты, куда её постепенно оттеснял Роули. — Не надо!

Гарри показалось, что Рон её не услышал. Он вообще ничего и никого не слышал, с мрачным торжеством глядя на Руквуда.

— Левикорпус! — медленно произнёс Рон, и Гарри показалось, что он ослышался, но Руквуда тут же перевернуло вверх тормашками, и он, отчаянно ругаясь, завис над полом. Рон медленно подошёл к нему и что-то сказал, но Гарри не расслышал, что именно, снова отбиваясь от бросающего заклинание за заклинанием Рудольфуса.

Он едва отбил летящий прямо в него зелёный луч, как вдруг раздался страшный взрыв из дальней части комнаты, и где-то там же вскрикнула Гермиона. И тут же за спиной у Гарри страшно закричала Джинни.

Гарри и Рон обернулись синхронно. Как раз, чтобы увидеть, как пол проваливается под ногами Гермионы, и она летит вниз. Прямо на железные прутья с заострёнными концами, успел вспомнить Гарри.

Рудольфус метнул ещё одну Аваду, и Гарри стоило огромного труда сосредоточиться на защитных заклинаниях. Одной рукой он крепко держал почти обезумевшую от ужаса Джинни, которая изо всех сил пыталась оттолкнуть его и броситься на помощь Гермионе. Гарри краем глаза успел заметить, что, когда пол рухнул, Гермиона стояла очень близко к краю пролома, и это в какой-то мере спасло её от неминуемой гибели: она успела ухватиться за остатки паркета и теперь висела, держась на руках, а к ней издевательски медленно приближался Роули. На какую-то секунду Гарри показалось, что Рон просто отвернётся и продолжит заниматься Руквудом, но он ошибся.

Рон выкрикнул: «Петрификус Тоталус!» и Роули, как подкошенный, упал лицом вниз. Гарри с ненавистью понадеялся, что он сломал себе нос. Рон потерял концентрацию, переключившись на Роули, и Руквуд с грохотом рухнул на пол, тут же вскочив на ноги и заметавшись в поисках своей палочки. Рон не обращал на него ни малейшего внимания. Он молнией метнулся к зияющей дыре в полу и одним рывком втянул обратно в комнату почти теряющую сознание Гермиону, оттащив её как можно дальше от пролома. Рон ужасно трясло, Гарри даже с такого расстояния видел, как дрожат его руки, когда он лихорадочно гладил Гермиону по волосам, оттесняя её всё дальше к стене.

Гарри потом и сам никак не мог понять, почему ослабил внимание, почему не подумал о последствиях, когда поворачивался приободрить Джинни. Лестрейндж, оставшийся в одиночестве против четырёх противников, внезапно сменил жертву и обратил свою палочку на стоявших в стороне и в данный момент абсолютно беззащитных Рона и Гермиону.

— Рон! — заорал Гарри, прицеливаясь в Рудольфуса, но тот уже выкрикнул: «Экспеллиармус!», и обе палочки, его собственная и Руквуда, вылетели из руки Рона. Он растерянно обернулся, закрывая собой Гермиону точно так же, как Гарри поступил с Джинни, и тут же ему в грудь ударил странный серебристый луч, какого Гарри ещё никогда не видел в своей жизни.

— Протего! — крикнула опоздавшая на секунду Гермиона.

Одним прыжком оказавшийся рядом с Рудольфусом и поймавший свою палочку Руквуд, который и использовал это странное заклинание, дьявольски расхохотался, напомнив своим безумным видом Беллатрису. Гарри готов был убить его в этот момент, выместив на Пожирателе всю ту злость, которую он испытывал к себе, к своей несообразительности, своей невнимательности. Он ничего не сделал, чтобы предотвратить это.

Рон слегка пошатнулся, но устоял на ногах, с удивлённым видом оглянувшись на Гермиону, и в эту секунду в комнату ворвались Кингсли, мистер Уизли и авроры, много авроров. Через минуту всё было кончено: Пожирателей скрутили, отобрали у них палочки и приковали каждого к одному из мракоборцев. Джинни бросилась в объятия мистера Уизли, и Гарри, оставив её с отцом, быстро пересёк комнату, направляясь к стоявшему с ошеломлённым видом Рону и тормошащей его Гермионе.

— Вы как? — спросил Гарри, встряхивая Рона за плечи. — Что это было за заклинание?

— Я не знаю! — Гермиона в панике посмотрела на него. — Я никогда не слышала ни о чём подобном. Но никаких видимых повреждений нет. Как ты себя чувствуешь, Рон?

— Нормально, — голос Рона звучал немного отрешённо, но Гарри объяснил это тем, что взгляд друга был прикован к Руквуду, пытавшемуся сохранить независимый вид, пока его приковывали к аврору огромного роста со свирепым выражением лица.

Внезапно прямо перед Роном возник Кингсли. Таким Гарри ещё никогда его не видел. Министра трясло от ярости, его губы дрожали так сильно, что он с трудом мог говорить, лицо посерело.

— Мальчишка! — загремел он, глядя на стоявшего перед ним Рона. — Что ты себе позволяешь? Решил поиграть в героя? Ты понимаешь, чем всё могло закончиться?

Рон стоял перед ним, выпрямившись, и его глаза были почти что на уровне глаз Кингсли, так он был высок. Он не ответил ни слова, как будто даже не понял, о чём идёт речь. На секунду Гарри показалось, что Кингсли сейчас ударит Рона, но Министр ограничился тем, что нервно протянул тому ладонь, которую Рон чуть удивлённо пожал всё с тем же странным видом. Гарри отвернулся всего на секунду, послав злорадную усмешку Рудольфусу, который выкрикнул в ответ какое-то проклятие, как вдруг снова закричала Гермиона. Как же не вовремя он сегодня отворачивается.

Рон рухнул внезапно, без всякого предупреждения, и если бы не успевший подхватить его Кингсли, растянулся бы на полу. Кингсли осторожно положил Рона на пол и крикнул кому-то из авроров:

— Целителя сюда! Срочно!

Гермиона упала на колени возле Рона, схватила его левую руку и стала щупать пульс, потом прижалась ухом к его груди и закрыла глаза.

— Пульс очень слабый, — дрожащим шёпотом сказала она, глядя на Гарри. — Это наверняка из-за того заклинания.

Гарри быстро описал Кингсли, что именно произошло, и тот поспешил догнать уже уводившего Руквуда из комнаты аврора, чтобы выяснить, какое заклинание применил Пожиратель.

— Что случилось? — с тревогой спросил примчавшийся мистер Уизли, за ним по пятам следовала Джинни. — Что с ним?

Гарри второй раз рассказал всю историю, и мистер Уизли растерянно уставился на него.

— Серебристый луч? Ты уверен, Гарри? — очки Артура сбились на сторону, но он не замечал этого. — Я никогда о таком не слышал.

Появившийся рядом молодой целитель в аккуратном халате с чемоданчиком в руках опустился на колени рядом с Роном напротив Гермионы. Он быстро и деловито осмотрел Рона, бормоча себе под нос:

— Видимых повреждений нет, несколько несерьёзных царапин, пульс слабый, дыхание не затруднено.

Он достал из своего чемоданчика какой-то странный предмет, похожий на делюминатор, и несколько раз щёлкнул им, поднося к разным частям тела Рона.

— Внутренних кровотечений нет, органы не повреждены, сердце и лёгкие работают нормально.

Гермиона следила за ним широко открытыми глазами, и при каждой новой фразе целителя всё больше и больше бледнела.

— Вы отец? — строго спросил он, оборачиваясь к застывшему за его спиной мистеру Уизли.

Тот испуганно кивнул в ответ.

— Я бы сказал, что он просто в обмороке, так как никаких повреждений я не нахожу, но пульс слабеет с каждой секундой, а это очень и очень плохо.

— Вы можете сделать что-нибудь? — всхлипнула Гермиона, прижимая к груди безжизненную руку Рона.

— Нет, по крайней мере, здесь не могу, — спокойно отозвался целитель. — Его нужно отправить в Мунго, там есть специальное оборудование, есть специалисты по редким заклятьям…

— Тогда чего вы ждёте? — сердито спросила Джинни. — Отправляйте!

— Понимаете, в чём дело, — целитель перевёл на неё задумчивый взгляд. Он говорил так медленно, так растягивал слова, что Гарри захотелось ударить его или сильно потрясти, чтобы слова вылетали из него побыстрее. — Ему нельзя трансгрессировать, портал тоже не подходит, это, видите ли, большой стресс для организма, и в таком состоянии он может его не перенести.

— Что же делать? — в отчаянии спросил мистер Уизли.

Целитель пожал плечами и начал подробнейшим образом объяснять несчастному Артуру все последствия, которым мог подвергнуться Рон в результате трансгрессии.

— Всё ясно, — заявила вскочившая на ноги Гермиона и бросилась к стоявшему в дверях Кингсли. Министр внимательно выслушал её, кивнул и тут же начал раздавать какие-то распоряжения. Гермиона вернулась и, бросив на целителя, уничижительный взгляд громко заявила:

— Не думала, что в Мунго берут на работу таких идиотов! По-моему, пора проводить реформу здравоохранения, чтобы избавить людей от таких… целителей, если так можно выразиться.

Целитель умолк на полуслове, жутко покраснев, и раздражённо ретировался в другой конец комнаты.

— Толку от него, — буркнула Гермиона. — Всё равно ничего не сказал.

— Что делать, Гермиона? — Джинни смотрела на неё умоляюще. — Как перевезти Рона в Мунго?

Гарри, сам ломавший голову над этим вопросом и так и не придумавший никакого варианта, тоже с надеждой посмотрел на взявшую себя в руки Гермиону.

— Я спросила Кингсли, он сказал, что здесь неподалёку проходит дорога, достаточно оживлённая, — Гермиона снова нащупала пульс Рона и со страхом посмотрела на его бескровное лицо. — Главное, дотащить Рона до дороги. Там мы поймаем машину и попросим отвезти нас в Лондон.

— Но что мы объясним магглам? — растерянно спросил мистер Уизли.

— Скажем, что у Рона диабет, а он забыл поставить укол, — быстро ответила Гермиона, и Гарри, в который уже раз, восхитился, как быстро и чётко соображает Гермиона даже в такой момент. Вряд ли мистер Уизли или Джинни знали что-нибудь о диабете, но оба воздержались от вопросов, учитывая серьёзность ситуации — Нам обязательно помогут, я уверена.

К ним подошли шестеро авроров, осторожно переложили Рона на заранее растянутую мантию и понесли к выходу под предводительством Кингсли.

— Руквуд отказывается говорить, что за заклинание он применил, — тихо сказал Министр мистеру Уизли, и Гарри чуть замедлил шаг, чтобы расслышать продолжение фразы. — Но не волнуйся, Артур, я обо всём распорядился. Как только его доставят в Министерство, то сразу же заставят выпить сыворотку правду, и он обо всём расскажет.

Гарри покачал головой. Время, сколько им нужно времени, а есть ли оно у Рона?

Поход через лес в лучах только что проснувшегося солнца почти не сохранился у Гарри в памяти. Сказалось длительное волнение, в котором он пребывал всё это время, страх, который он испытывал за жизни Джинни и Гермионы, ужас от состояния Рона, и Гарри брёл как в тумане, одолеваемый мрачными мыслями. Ему казалось, что авроры идут слишком медленно, хотя, ускорь они шаг, и Гарри бы уже не смог поспеть за ними, что Рон уже умер, и теперь они идут к маленькой полянке в лесу, чтобы положить его рядом с Фредом, что они идут уже несколько часов и ходят по кругу.

— Гарри! — дёрнул его кто-то за руку. — Гарри, осторожно, дерево!

Он с трудом поднял голову и сфокусировал взгляд на Джинни, которая с тревогой смотрела на него.

— Что с тобой? Тебе плохо? — он видел, как шевелятся её губы, слышал её слова, даже понимал, что она обращается к нему, но почему-то не отвечал.

— Гарри! — Джинни потрясла его за плечи, в её голосе зазвучали панические нотки. — Гарри, скажи что-нибудь!

Ему не нравилось, что Джинни волнуется, она не должна волноваться, только не из-за него. Но его глупый язык жил своей жизнью и никак не хотел произнести ни слова. Гарри хотел ободряюще улыбнуться, но губы тоже не слушались. Собственно, всё, что он мог, это идти, идти вслед за удаляющимися всё дальше аврорами, уносящими тело Рона туда, где Гарри уже не сможет догнать его, если не пойдёт быстрее, а быстрее идти он не мог, и из этого замкнутого круга не было выхода. Вот если бы придумать что-то, если бы он только мог их догнать, тогда с Роном всё было бы хорошо, он не знал, почему, но это точно было бы так.

— Гарри! — Джинни заплакала, беспомощно оглядываясь по сторонам, но, похоже, они здорово отстали. — Гарри, пожалуйста…

Внутри зашевелилось неприятное чувство. Джинни плачет, Джинни плохо, ей нужна его помощь, а он стоит тут, как чурбан, и просто смотрит на её страдания. Чудовищным усилием воли Гарри стряхнул с себя оцепенение и чуть слышно прошептал:

— Джинни, не плачь, всё будет хорошо…

Она вскрикнула от радости и бросилась ему на шею. Это было настолько неожиданно, и Гарри был так слаб, что не смог устоять на ногах, падая на землю и увлекая за собой Джинни. К счастью для него, они приземлились на росший под деревом мох.

— Ох, прости, Гарри, — Джинни поспешно вскочила. — Я не хотела… Вставай.

Она помогла ему встать, и Гарри почувствовал, что такая встряска пошла ему на пользу: он очнулся, клубы мутного тумана постепенно уплывали из его сознания, и он наконец-то смог мыслить разумно. Рон ещё жив, напомнил он себе, время ещё есть, нужно торопиться. И они побежали, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, не отводя царапающих лицо веток, словно от их скорости зависела жизнь Рона. Когда Гарри уже совсем задыхался, а Джинни висела у него на руке, хватая ртом воздух, они наконец-то выскочили на дорогу и неподалёку увидели остановившуюся машину, небольшой фургон, в который авроры аккуратно укладывали Рона.

— Гарри! Джинни! — закричала Гермиона. — Где вы были? Идите скорее, мы едем!

Гарри помог Джинни залезть в кузов, где она уселась рядом с бледным и растерянным мистером Уизли, и запрыгнул внутрь сам, заняв место рядом с Гермионой, не выпускающей ладонь Рона из рук.

— Как он? — тихо спросил её Гарри, вглядываясь в абсолютно белое лицо Рона.

— Очень слабый пульс, — так же шёпотом ответила Гермиона. — Я едва могу его нащупать.

Гарри ободряюще положил руку ей на плечо:

— Всё будет хорошо, слышишь? Он обязательно поправится.

Гермиона быстро посмотрела на него, и Гарри прочитал в её взгляде отчаяние и страх. Но он не мог позволить себе подумать о том, что будет, если они не успеют, иначе его снова охватил бы тот же непроницаемый туман, от которого он не мог избавиться, как бы ни старался.

Водитель-маггл ехал так быстро, как будто понимал всю серьёзность положения Рона. Хотя, вспомнил Гарри, диабет у магглов считался опасной болезнью. Когда ему было восемь или девять лет, одна из подруг тёти Петуньи, пришедшая к ним на чай, вдруг почувствовала себя настолько плохо, что перепугавшаяся тётя Петунья вызвала ей скорую. Потом она объясняла Дадли, что у неё, Гарри забыл, как звали ту подругу, был диабет и что она должна была каждый день ставить уколы, а в тот день забыла. Так что водитель должен понимать, как опасно положение Рона. В эту минуту Гарри готов был отдать всё, чтобы у Рона был всего лишь диабет. Ведь не было никакой гарантии, что целители смогут помочь ему. Пока что никто не узнал, что за заклятие применил Руквуд и каких последствий стоит ожидать.

Они въехали в Лондон, когда солнце уже практически взошло. К счастью, поместье Микобер, которое Гарри ещё долго будет видеть в кошмарах, находилось не очень далеко от Лондона. Рон слабел с каждой секундой, его кожа приобрела опасную прозрачность, и Гермионе приходилось теперь подолгу прижиматься ухом к его груди, чтобы услышать тихое и медленное биение сердца.

Наконец, водитель остановился у невидимого для него входа в Больницу Святого Мунго, и мистер Уизли, махнув на всё рукой, применил к обеспокоенному магглу Конфундус, после чего тот тут же уехал, искренне убеждённый, что с Роном всё хорошо и что именно он помог спасти его. В другое время Гарри почувствовал бы вину перед этим добрым и отзывчивым человеком, но сейчас он не мог думать ни о ком и ни о чём. В его голове крутилась одна единственная фраза: только бы успеть, только бы успеть.

Мистер Уизли отлеветировал Рона прямо в просторный холл, где к ним тут же подбежало несколько явно предупреждённых заранее целителей, среди которых Гарри заметил того толстяка в очках, который старался привести в себя Джинни после смерти Демельзы. Гермиона побежала вслед за целителями, которые, тихо и деловито переговариваясь, положили Рона на каталку и повезли в сторону лифтов. Мистер Уизли по приглашению одного из целителей прошёл в его кабинет, чтобы заполнить необходимые документы. Гарри с Джинни остались в одиночестве. Джинни сильно дрожала, обхватив себя руками и беспомощно оглядываясь по сторонам.

— Тебе холодно? — заботливо спросил Гарри, но она покачала головой. — Может, тебе тоже стоит показаться целителям?

— Я в порядке, — Джинни нетерпеливо отмахнулась. — Нужно узнать, куда увезли Рона, и пойти туда. Не стоит оставлять Гермиону одну, она и так натерпелась сегодня.

Гарри был с ней согласен, но они не решились побеспокоить целителя, что-то объяснявшего растерянному мистеру Уизли. В конце концов, Гермиона пока держит себя в руках, и она с Роном на случай если… Гарри в ужасе затряс головой, не обращая внимания на изумлённый взгляд Джинни. На случай, если он вдруг придёт в себя, именно это он и хотел подумать, ничего больше!

Громко хлопнула дверь, и в холл буквально влетела миссис Уизли, за которой бежал Чарли, умоляя мать успокоиться. Молли налетела на Джинни и стиснула её в объятьях с такой силой, что Гарри показалось, что он слышал хруст костей.

— Мама, ты меня задушишь, — пропищала Джинни, стараясь вырваться.

Миссис Уизли, рыдая, с таким же энтузиазмом набросилась на Гарри, но Чарли вовремя перехватил её, пытаясь объяснить, что ребята наверняка жутко устали и едва на ногах держатся. Он был недалёк от истины. К огромному удивлению Гарри, вслед за Чарли в больницу вошёл Джордж, за которым по пятам следовал Перси, а за ним — Одри, девушка, помогавшая в устройстве пресс-конференции. Гарри не успел даже удивиться, потому что миссис Уизли начала жадно выспрашивать у него все подробности ранения Рона. Джордж с нескрываемым ужасом взглядывал на Гарри каждый раз, когда слышал имя Руквуда, но не произносил ни слова. Перси сильно трясло, он без остановки шагал перед Гарри, пока у того не зарябило в глазах. Одри уверенно сделала шаг вперёд, взяла Перси за руку и усадила на стоявшую неподалёку скамейку, сама присела рядом и стала успокаивающе поглаживать его по плечу. В другое время Гарри бы очень удивился, но все его мысли были по-прежнему заняты Роном, о состоянии которого у них всё ещё не было никаких вестей.

Наконец, из кабинета целителя появился едва переставляющий ноги мистер Уизли.

— Артур! — закричала миссис Уизли и бросилась бы к мужу, если бы её снова не перехватил Чарли. — Ну что? Что тебе сказали?

— Кингсли прислал сообщение, — тихо ответил мистер Уизли, стараясь ни с кем не встречаться глазами. — Руквуда заставили выпить сыворотку правды, и он рассказал, что узнал это заклинание от какого-то иностранца, который однажды заглядывал на собрание Пожирателей. Руквуд не смог вспомнить, какой он был национальности, но он искренне убеждён, что Волан-де-Морт говорил что-то о союзнике из Африки. Так вот, этот африканец показал им несколько заклинаний, которые можно было бы применить к врагам, и это одно из них. Руквуд никогда его раньше не использовал, но знал, каковы будут последствия.

Мистер Уизли с трудом сглотнул и сцепил руки в замок, странно вытянув их вперёд. Гарри почувствовал, как сжалось сердце: ничего хорошего он не ждал, так не рассказывают приятные новости.

-В общем, это заклинание, я не буду его называть, это всё равно вам ничего не скажет, было создано африканскими колдунами несколько столетий назад. Они смешали обычную боевую магию с магией Вуду, и получилась просто адская смесь, нужно сказать. Руквуд и сам хорошенько не помнит, как должно было подействовать заклинание, но говорит, что у него всё получилось правильно.

— Артур, ты можешь говорить быстрее? — завопила миссис Уизли. — Что с Роном?

Мистер Уизли прочистил горло и робко взглянул на жену:

— Молли, ты только не волнуйся, пожалуйста. — По мнению Гарри, после такого вступления волноваться обычно начинали даже те, кто сначала даже не думал тревожиться. Миссис Уизли просто позеленела и схватилась за сердце. — Целитель сказал, что они сталкиваются с таким заклинанием впервые, поэтому не будут делать никаких прогнозов. Сейчас Рон находится в крайне тяжёлом, но стабильном состоянии, пульс больше не замедляется, а это уже хорошо. Целитель предложил мне ввести его в состояние искусственной комы на время, уверив меня, что это самое лучшее решение на данный момент, и я согласился. Он пообещал мне, что они безотлагательно будут искать способы помочь Рону, так что пока что нет никаких оснований предполагать, что он… Короче, я думаю, что мы можем надеяться на лучшее.

Снова хлопнула дверь и в холл с безумным видом ворвался Билл, за которым едва поспевала бледная и растрёпанная Флер.

— Я только что узнал, — выдохнул Билл, подбегая к ним и машинально обнимая мать. — Что… Как вы опять попали в такую передрягу?

Гарри понимал, что вопрос адресован в первую очередь ему, но был не в силах рассказывать эту историю в тысячный раз. Он сполз по стене на пол, предоставив Джинни кратко обрисовать события минувшей ночи. Билл слушал сестру с изумлением, иногда бросая взгляды на Гарри, который сидел на корточках с закрытыми глазами и думал, думал, думал…

— Африканское заклинание? — Билл в задумчивости запустил руку в свои длинные волосы, которые миссис Уизли так и не удалось остричь, хотя она всё ещё не теряла надежды. — Знаете, а ведь я могу посоветоваться со своими африканскими знакомыми, может быть, они что-то знают.

Гарри и забыл, что Билл долгое время прожил в Египте. В его душе робко вспыхнул огонёк надежды. Мистер Уизли торопливо пересказал Биллу всё, что сам только что узнал от целителя, и Билл заторопился обратно домой, чтобы связаться со своими африканскими знакомыми. На вопрос, как он это сделает, Билл пробормотал, что у ликвидаторов есть свои средства, и поспешно покинул больницу.

Когда прошло несколько часов сводящего с ума ожидания, спустилась бледная и осунувшаяся Гермиона, сообщившая, что Рона ввели в состояние искусственной комы. По её мнению, целители абсолютно не представляли себе, что делать дальше, и она всерьёз подумывала поискать какую-нибудь информацию в библиотеке, но весть о том, что Билл прямо сейчас советуется с людьми, которые действительно могут что-то знать, заставила её временно отложить своё намерение.

Гарри плохо воспринимал действительность. Ушедший было туман вернулся вновь, заслоняя собой все мысли и чувства. Гарри неудержимо хотелось спать, он не мог бороться с этим желанием… Он чувствовал, как его тащит куда-то, но уже ничего не видел…

— Как ты могла назвать им адрес? — Гарри показалось, что ему это снится, так неожиданно близко и отчётливо прозвучал тихий голос мистера Уизли. — Ведь я же говорил тебе, насколько это секретно, Молли.

— Я сама не понимаю, как это произошло, — громко всхлипнула миссис Уизли. — Гарри и Гермиона сказали, что это необходимо для спасения Рона, что ему угрожает какая-то опасность, о которой они не могут рассказать. Артур, я так боялась за Рона, я так боялась, что совсем не могла думать…. Я даже не смогла удержать Джинни…

И миссис Уизли зарыдала. Гарри чуть приоткрыл глаза, начиная понимать, что, кажется, это не сон. Он лежал на двух стульях, положив руку под голову, чуть в отдалении от остальных, но абсолютно не помнил, как оказался здесь и когда успел заснуть. Не так уж и удивительно, если учесть, какая у него выдалась ночка. Гарри поднял голову, но так и не увидел чету Уизли. По всей видимости, они специально зашли за угол, чтобы поговорить без свидетелей, не рассчитывая, что Гарри неожиданно проснётся. Он как раз ломал голову, стоит ли ему просигнализировать о своём пробуждении, когда миссис Уизли спросила прерывающимся голосом:

— Но почему ты не отправил Рона домой? Почему взял его с собой? И как ребята успели оказаться в этом доме раньше вас?

Эти вопросы интересовали и самого Гарри. Стыдясь своего бесчестного поступка, он всё же решил повременить и не так быстро оповещать о том, что уже не спит.

— Он так просил меня, — голос мистера Уизли звучал виновато. — Говорил, что не собирается вступать в драку, если она начнётся, что просто хочет убедиться, что Руквуда поймают. Я и не думал, что у него на уме может быть что-то другое. И наверняка не было до той минуты, пока он не узнал, что Пожиратели поймали Гарри, Гермиону и Джинни. Рон чуть с ума не сошёл, никак не мог поверить, но ты подтвердила, что они знали адрес.

Миссис Уизли снова громко всхлипнула, и Гарри услышал странный звук, как будто она со всей силы ударила себя рукой по лбу. Он не так уж винил Молли в том, что она назвала им адрес: они воспользовались её состоянием, надавили на неё, почти что принудили. Ей ничего не оставалось делать. А Джинни он и сам не смог остановить, так что виноват ничуть не меньше.

— Я даже не представлял себе, что Рон такое выкинет, — голос мистера Уизли звучал потрясённо. — Ты только представь: влететь в окно на метле! А если бы Пожиратели убили ребят? Такой риск! Кингсли был в полном шоке.

— Но почему вы пришли так поздно? — снова спросила миссис Уизли.

— Потому что я сначала трансгрессировал в Министерство, — мистер Уизли говорил очень медленно, сказывалась усталость и чудовищное волнение. — Кингсли хотел, чтобы мы ещё раз произвели разведку на местности, потом мы накладывали антитрансгрессионные чары на дом, чтобы Пожиратели не смогли скрыться. Это заняло много времени, сама понимаешь. Ну, а когда мы наконец выступили открыто, те нам предъявили заложников.

— Если бы я знала, — снова зарыдала миссис Уизли, — я бы никогда не сказала им адрес. А теперь Рон умирает, и это моя вина!

Гарри вздрогнул. Рон умирает? Неужели его состояние ухудшилось? Он тихо соскользнул со стульев и направился в сторону остальных Уизли, среди которых заметил растрёпанную макушку Гермионы. Она сидела на полу, подвернув под себя ногу и прислонившись головой к холодной белой стене, и такая поза была настолько не характерна для аккуратной Гермионы, что Гарри даже немного испугался. Не могло же всё быть настолько плохо?

— Гермиона, — тихо позвал он, проверяя, не спит ли она. Гермиона тут же открыла красные, воспалённые глаза и уставилась на него.

— Ты в порядке? — с сомнением спросил Гарри, не понимая, видит она его или нет.

Гермиона чуть кивнула и устало опустила голову.

— Долго я спал? — Гарри уселся рядом с ней, отыскивая глазами Джинни, которая обнаружилась спящей, положив голову на колени Флер. — Есть какие-то новости?

— Где-то час. Нет. — Гермиона говорила отрывисто, словно не желала тратить лишнюю энергию на разговоры. Гарри подумал, что так она может дойти до нервного истощения и неплохо было бы показать её целителям, но в эту минуту в конце длинного коридора, в который они свернули, чтобы не толпиться в холле, это он ещё помнил, показалась высокая фигура Билла. Тут же всё пришло в движение: Гермиона резко вскочила, Джинни открыла глаза, Флер поспешила навстречу мужу, из-за угла показались мистер и миссис Уизли, откуда ни возьмись появились Чарли, Джордж, Перси и, к немалому удивлению Гарри, всё ещё не ушедшая домой Одри. В коридоре яблоку негде было упасть.

Гарри пристально вглядывался в лицо подходившего быстрым шагом Билла, стараясь прочесть правду прежде, чем он скажет хоть слово, но Билл выглядел абсолютно невозмутимым.

— Ну что? — не выдержала миссис Уизли, складывая руки, как будто собиралась молиться.

— Ничего точного я пока не узнал, — спокойно заговорил Билл, но Гарри видел, что это спокойствие напускное, просто он не хочет пугать мать. — Единственное, такие заклинания очень опасны, и нужен хороший специалист по магии Вуду, чтобы попытаться найти способ лечения. Но меня обнадёжили: мой знакомый сказал, что для Африки это вполне обычное дело, и там целители уже набили себе на этом руку. Так что, в самом крайнем случае, мы всегда сможем пригласить целителя из Египта, у моего знакомого есть там связи.

Гарри был разочарован. Ничего конкретного, никакой точной информации. Знакомый Билла был их единственной надеждой, но ниточка, казалось, оборвалась. Почему-то Гарри не верил, что какой-то целитель из Африки согласится приехать и помочь Рону.

— Я бы хотел зайти к целителю Рона, — как бы невзначай заметил Билл, отводя глаза, — получить более полную информацию о его состоянии. Может быть удастся получить консультацию на расстоянии.

Гарри увидел, как сузились глаза Гермиона, когда она кинула недоверчивый взгляд на Билла. Похоже, не ему одному показалось, что Билл сказал далеко не всю правду. К тому же, Гарри только сейчас об этом подумал, мистер Уизли сумел уйти от разговора о том, о каких именно последствиях своего заклинания говорил сам Руквуд. Всё это было очень подозрительно, но больше всего Гарри пугало, что мистер Уизли и Билл не хотели рассказывать им нечто явно очень важное, что-то такое, что могло бы их напугать, отнять последнюю надежду.

Мистер Уизли пошёл с Биллом, чтобы поприсутствовать при его разговоре с целителем. При этом он убедительно просил миссис Уизли с ними не ходить, чтобы не пугаться ещё больше, так как целитель, по его словам, говорил жутко заумными фразами, так, что самому мистеру Уизли становилось не по себе. Гарри как раз ломал себе голову, как бы узнать, о чём они будут говорить на самом деле, когда его вдруг осторожно поманил к себе Джордж, доставая из кармана что-то подозрительно похожее на Удлинители ушей.

— Куда это вы направляетесь? — подозрительно спросила миссис Уизли, созерцая компанию, состоящую из Гарри, Гермионы, Джинни и Джорджа, медленно идущих в том же направлении, в котором буквально пару минут назад скрылись мистер Уизли и Билл.

— В буфет, — Джинни выглядела настолько невинно, что Гарри с трудом удержался, чтобы не покачать головой. Вот и отличи тут: врёт она или нет. Кто бы мог заподозрить этого рыжеволосого ангелочка во лжи? Наверное, только тот, кто никогда не видел, как этот ангелочек применяет Летучемышиный сглаз.

Миссис Уизли оглядела их с ног до головы, причём больше всего внимания досталось как раз рыжеволосому ангелочку. Миссис Уизли не занималась самообманом и знала свою дочь. Она несколько робко взглянула на Джорджа, но не задала ни единого вопроса, хотя раньше обязательно вывернула бы его карманы. Но теперь Джордж пользовался привилегиями и беспрепятственно пронёс Удлинители ушей под бдительным оком матери. Хотя Гарри сильно подозревал, что миссис Уизли сошла бы с ума от радости, узнав, что Джордж снова решился пользоваться их с Фредом совместным изобретением.

Им пришлось проверить несколько кабинетов прежде, чем Гарри наконец уловил тихий голос мистера Уизли:

— … правы, целитель. Знакомый моего сына из Египта подтвердил вашу догадку.

— То есть, это действительно Тайдбом? — видимо, этот густой бас с нотками неподдельного интереса и даже восхищения принадлежал целителю Рона.

— По всей видимости, да, — в голосе Билла напротив совсем не было энтузиазма. — По крайней мере, мой приятель опознал его по моему описанию. А он серьёзно изучает тёмные искусства и способы борьбы с ними, я могу положиться на его мнение.

— Расскажите поподробнее, что именно сказал ваш приятель, — Гарри с раздражением подумал, что целитель, наверное, потирает свои жирные ручонки от удовольствия, совсем не считаясь с тем, что для родных Рона его состояние не представляет ни малейшего научного интереса. Почему-то ему казалось, что человек, обладающий таким голосом, непременно должен быть маленьким и очень толстым.

Послышался шум отодвигаемого стула, и голос Билла стал слышаться то тише, то громче, из чего Гарри сделал вывод, что тот расхаживает по кабинету.

— Заклинание Тайдбом было изобретено около пяти сотен лет назад неизвестным колдуном. Оно действует по принципу бомбы замедленного действия.

— Так, так, так, — Гарри мог поклясться, что слышал скрип пера. — Не могли бы вы рассказать чуть подробнее, я хотел бы по возможности изучить его наиболее полно.

Гермиона раздражённо цокнула языком, и Джинни сделала большие глаза, призывая к тишине. Но Гарри вполне понимал Гермиону: его тоже бесило, что для целителя Рон был как будто интересным случаем, а не живым человеком. Вот такие целители и приносят людей в жертву науке, можно не сомневаться.

— После того, как в человека попадает серебристый луч, он как бы проходит сквозь кожу и остаётся внутри, — голос Билла звучал не слишком дружелюбно. — Через несколько минут он застывает, образуя твёрдую кристаллообразную массу, и человек теряет сознание. Никаких видимых повреждений нет. Только через несколько минут в том месте, куда ударил луч, появляется характерный шрам, и это тоже один из признаков данного заклинания.

— Прекрасно! — воскликнул целитель, и Гарри подумал, что сейчас Джинни не стала бы останавливать Гермиону, даже если бы та с грохотом ворвалась в кабинет и оглушила целителя, судя по взгляду, который она метнула на дверь. — В нашем случае, по рассказам очевидцев, всё так и было, не так ли?

— Так и было, — подтвердил мистер Уизли.

— Замечательно, просто чудесно! Мы на верном пути!

Гарри знал этот взгляд Джинни. И он совсем не завидовал тому, на кого такой взгляд был направлен. В последний раз, когда её карие глаза приобретали подобный стальной блеск, она врезалась в комментаторскую трибуну и разнесла её в щепки, отомстив Захарии Смиту за его мерзкие комментарии.

— Дальше возможны два варианта событий, — продолжал Билл, и по звуку его голоса Гарри догадался, что он цедит слова сквозь зубы. — Пульс слабеет, и человек тихо умирает, так и не придя в себя. Или пульс слабеет, но человека успевают довезти до больницы, как было с Роном.

— Рональду ужасно повезло, позвольте заметить, — вставил целитель. Как будто кто-то в этом сомневался. — Коварство этого заклятия в том, что оно настолько ослабляет организм, что не может быть и речи о трансгрессии или портале, а ведь это, как известно, самые быстрые способы передвижения.

— Да, да, всё это так, — перебил эту любопытнейшую лекцию о магическом транспорте Билл. — Рону повезло, его успели доставить в больницу. Теперь можно не опасаться за его жизнь.

Гермиона облегчённо выдохнула, сползая вниз по стене и закрывая глаза. Джинни неуверенно улыбнулась Джорджу, и тот, впервые со дня битвы за Хогвартс, ответил ей едва заметной ухмылкой. Гарри чувствовал себя так, как будто с его души только что сняли огромную тяжесть. Что бы там ни было, он не потеряет Рона.

— Зелье уже готово, — неожиданно деловитым голосом заявил целитель. — После нашей беседы я немедленно распоряжусь, чтобы его дали Рональду.

— Благодарю, — с достоинством отозвался Билл. — Самое сложное дальше. Мой приятель сказал, что он знает способ обезвредить заклятие, но представления не знает, как ликвидировать его последствия.

Гермиона открыла глаза и, нахмурившись, стала внимательно вслушиваться в разговор. С лица Джинни медленно сползла улыбка.

— То есть, грубо говоря, вы хотите сказать, что он придёт в себя, мы его выпишем, но… — целитель замолчал.

— Да, этот кристаллик так и останется у него в груди, — мрачно подтвердил Билл. Раздалось удивлённое восклицание мистера Уизли. — Его невозможно растворить никаким зельем, нет никакого рассасывающего заклинания, в Африке, по крайней мере, на родине заклятья, не знают способа избавиться от него.

— И что будет с Роном? — дрожащим голосом спросил мистер Уизли. — Чем опасен этот кристаллик?

Билл молчал так долго, что Гарри успел уже напридумывать кучу самых невообразимых кошмаров, ожидающих Рона в дальнейшем. Но, взглянув на Гермиону, он убедился, что фантазия у неё была куда богаче: Гермиона так сильно сжала свой Удлинитель, что шнурок телесного цвета лопнул. В её глазах плескался ничем не прикрытый ужас, она ожесточённо кусала нижнюю губу, и Гарри даже заметил, на ней следы крови.

— Бомба замедленного действия, помните? — тихо спросил Билл, и Гарри похолодел. — Заклинание пока не закончено, Руквуд осуществил только первую его часть. Не забывайте, что здесь замешана магия Вуду. В любой момент любой человек, знающий о кристаллике, может завершить действие.

— Как именно? И что случится? — жадно спросил мистер Уизли. Гарри беззвучно молился, чтобы Билл сказал что-нибудь такое, с чем все они смогли бы жить. Гермиона, похоже, была близка к обмороку, Джордж страшно побледнел. Только Джинни будто превратилась в бесчувственный камень, уставившись в одну точку и внимательно прислушиваясь к разговору. Но Гарри видел, какие усилия она прилагала, чтобы выглядеть бесстрастной. Было что-то пугающее в самой глубине её глаз, что-то, кричавшее только одно слово — слишком. Слишком много боли, слишком страшно, слишком тяжело выдержать, слишком, для неё это слишком… Гарри знал, что Джинни держит всё в себе до тех пор, пока может руководить своими действиями, а потом просто ломается. Так было на похоронах Фреда: она стояла, ничем не выдавая, что находится на грани, а потом просто беззвучно упала. Она не выдержит потери ещё одного брата, просто не выдержит, понял Гарри. Как бы они не ссорились с Роном, как бы Джинни на него не сердилась, он по-прежнему оставался её братом, которого она любила и отчаянно боялась потерять.

— Кристаллик взорвётся, — тихо сказал Билл. Эти слова разорвались у Гарри в голове с оглушительным грохотом, на некоторое время перекрыв собой все другие звуки. Видимо, Гермиона вскрикнула или всхлипнула, потому что, Гарри как-то машинально это отметил, быстро прикрыла рот ладонью, со страхом глядя на приложившего дрожащий палец к губам Джорджа. Джинни непроизвольно, конечно непроизвольно, вцепилась Гарри в руку.

— Кристаллик взорвётся — как эхо повторил целитель. — Но, если я правильно помню, должны быть соблюдены некоторые условия, чтобы заклинание в итоге подействовало?

— Да, — Билл, казалось бы, несколько воспрянул духом. — Заклинание может завершить любой человек, необязательно Руквуд, владеющий этим заклинанием. Однако, он должен хотя бы раз увидеть Рона в живую. Не на фотографии, не в чьих-то воспоминаниях, а именно сам, своими глазами. Значит, во-первых, он должен держать в голове образ Рона таким, каким он его видел. Во-вторых, он должен произнести магическую формулу на языке одного из африканских племён и произвести определённую комбинацию взмахов волшебной палочкой.

Гарри быстро соображал. Звучало это конечно жутко, но если хорошенько всё взвесить, то получалось не так уж и страшно. Ну сколько волшебников удовлетворяли бы всем названным Биллом условиям? Гарри был уверен, что немного.

— Шансы очень не велики, — подтвердил его догадки целитель. — Думаю, вы можете спать спокойно, с Рональдом всё будет хорошо. Только не распространяйтесь особо о том, что с ним произошло, и всё обойдётся. Я со своей стороны клянусь, что сказанное здесь не выйдет из этого кабинета.

Гарри вопросительно взглянул на Гермиону, и та кивнула вынимая из уха свой удлинитель. Они отошли подальше от кабинета, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Джинни всё ещё держала Гарри за руку, и он боялся даже пошевелить пальцами, чтобы не спугнуть её. Наконец, завернув за очередной угол, Гермиона не выдержала:

— Это ужасно! Это просто ужасно!

Она упала на ближайший диванчик и уткнулась носом в коленки. Джинни высвободила свою ладонь и направилась к Гермионе. Гарри, сразу же почувствовавший себя одиноким и покинутым, постарался подавить в себе все эгоистические эмоции, напоминая себе вновь и вновь, что Гермионе сейчас нужна поддержка.

— Успокойся, Гермиона, — Гарри присел на диванчик рядом с ней и обнял её за плечи в то время, как Джинни опустилась перед ней на корточки. У Гарри мелькнула мимолётная мысль, что вообще-то Джинни и Джордж нуждаются в не меньшем, если не в большем сочувствии, но он не задержался на ней. — Ты же слышала, что сказал целитель: шансы набрести на такого волшебника, который мог бы завершить заклинание, очень малы.

— Но они есть! — Гермиона резко выпрямилась и откинула упавшие на лицо волосы. — Гарри, я не переживу, если с ним что-нибудь случится! Просто не смогу!

Она впервые в открытую говорила о своей любви к Рону. То есть, как раз о любви она не сказала ни слова, но как ещё можно было истолковать её слова? На самом деле, все вокруг прекрасно понимали, какие чувства питали друг к другу Рон и Гермиона, но Гарри сильно сомневался, что сами они обсуждали свои отношения. Всё было настолько очевидно, настолько правильно и закономерно, что Гарри иногда представлял себе, как Рон с Гермионой однажды просто возьмут и поженятся, так и не обсудив своих отношений.

— С ним всё будет хорошо, Гермиона, — упрямо повторил Гарри. — Давай рассуждать логически, ладно?

Эти слова подействовали на Гермиону отрезвляюще. Логические рассуждения всегда были её коньком.

— Сколько человек в мире знают об этом заклинании, если даже ты, Гермиона, никогда о нём не слышала? — спросил Гарри.

— Или сколько человек в мире захотят его завершить? — присоединилась Джинни.

— Вы не оттуда начинаете, — внезапно вставил Джордж, от которого уже по привычке никто не ждал реплики. — Нужно спрашивать, сколько людей вообще знают, что у Рона в груди есть этот кристаллик.

Несколько секунд все смотрели на Джорджа, раскрыв рты, хотя Гарри и постарался захлопнуть свой как можно быстрее, считая, что такая реакция может только негативно сказаться на проявившем хоть какое-то желание поучаствовать в общей беседе близнеце. Потом Гермиона с силой хлопнула себя по лбу.

— Ну конечно! — воскликнула она. — Джордж абсолютно прав! О кристаллике знают только Руквуд, Роули и Лестрейндж, не считая нас, конечно, но я думаю, что нас можно не считать, мы ведь не собираемся причинять Рону вред, правда?

Все синхронно кивнули.

— А Пожирателей теперь отправят в Азкабан до конца жизни, это точно, — продолжала развивать свою мысль Гермиона. — Палочки у них уже отобрали, а Билл сказал, что необходимо совершить определённую комбинацию взмахов, помните?

Все снова кивнули, и хотя каждый из них уже давно сам пришёл к тому же выводу, ни у кого не хватило духа прервать Гермиону.

— Получается, о том, что Рон ранен, знают всего трое Пожирателей, которые, это вполне вероятно, захотели бы навредить Рону при первой возможности, но все трое лишены возможности что-либо сделать, так? — Гермиона уже даже не делала пауз, чтобы дождаться хотя бы формального кивка, она говорила скорее сама с собой. — Какие ещё есть варианты?

— У Рона теперь останется шрам, — напомнила Джинни, — и, чисто теоретически, если кто-то знает об этом заклинании и увидит этот шрам, то будет в курсе. Но, как сказал Гарри, если уж даже ты ничего не слышала о заклятии Тайдбом, то Рон вряд ли встретит того, кто слышал.

Гермиона слабо улыбнулась.

— Я предлагаю ничего не говорить маме, — снова вступил в разговор Джордж. — Это нам с вами доводы Гермионы кажутся логичными, а мама найдёт кучу возражений и будет каждую секунду волноваться.

Все согласились, но Гарри подумал, что, несмотря на все аргументы, и они все будут каждую секунду волноваться за Рона. Ведь по большому счёту, жизнь Рона теперь всегда будет в опасности. Вдруг Пожиратели сумеют сбежать? Вдруг они знают о заклятии куда больше, чем египетский приятель Билла? Руквуд превратил жизнь семьи Уизли в ад, убив Фреда, но этого ему показалось мало, и он подкинул дровишек в костёр боли и отчаяния, в котором заживо горели в первую очередь мистер и миссис Уизли. Но Гарри скорее дал бы себя на куски разрезать, чем решился бы сейчас поделиться своими соображениями с остальными. Пусть только он один будет параноиком, пусть остальные спят более менее спокойно, пока он будет вставать по ночам, чтобы проверить, дышит ли Рон. Гарри содрогнулся, представив, какая жизнь его ждёт. Но всё это ничто по сравнению с тем, что Рон мог умереть. В эту минуту они могли бы рыдать над его бездыханным телом. Как мелко по сравнению с этим выглядит жалкий кристаллик у него в груди!

Миссис Уизли встретила их всё с тем же подозрительным видом.

— Где это вы были так долго? — спросила она.

— В буфете была жуткая очередь, — невозмутимо соврала Джинни, и Гарри снова подумал, как мастерски она умеет лгать в лицо людям, когда это нужно.

Гарри не мог винить миссис Уизли в излишней опеке, потому что у неё действительно были все поводы волноваться, не выкинут ли они ещё что-нибудь. Плюс ко всему, как случайно узнал Гарри, миссис Уизли грызло чувство вины за то, что она назвала им адрес. Она считала себя виноватой в ранении Рона. Это вполне естественно, что теперь она, как курица-наседка, желала собрать всех своих цыплят поближе, чтобы они были на виду.

Мистер Уизли и Билл подошли даже раньше, но по их лицам ни в коем случае нельзя было догадаться, о чём они только что говорили в кабинете целителя. Гарри заинтересовался, в курсе ли Флер, но она выглядела как обычно: ослепительно красивая, немного осунувшаяся от усталости, с заплетёнными в замысловатую косу длинными белокурыми волосами. Флер внимательно наблюдала за мужем, и по её взгляду Гарри понял, что Билл её ни во что не посвятил.

Остаток дня они так и провели в коридоре больницы, периодически заглядывая в палату Рона, который по-прежнему лежал, безучастный ко всему окружающему. Целители забегали к нему в палату, что-то измеряли, что-то записывали, тихо переговаривались, доводя этим миссис Уизли до тихого ужаса. В конце концов, часов около шести в палату зашёл маленький, жутко худой человечек с огромными ушами и, обращаясь к мистеру Уизли, спросил:

— Ну что, будем просыпаться?

Гарри едва себя не выдал, услышав знакомый густой бас из уст такого хилого человечка, когда обернулся к Джинни в надежде обменяться с ней улыбками. Но Джинни предостерегающе подняла брови, и Гарри вовремя опомнился. Хотя, скорее всего, никто бы не удивился, если бы им показался смешным такой нелепый контраст голоса и внешности.

Гермиона ужасно нервничала, сидя в кресле рядом с кроватью Рона. Она то брала его ладонь, то осторожно клала её обратно на кровать, то передвигала кресло поближе к кровати, то подальше, чтобы лучше видеть лицо Рона. Миссис Уизли при этом не выражала ни малейшего удивления или тем более неудовольствия, видя Гермиону рядом с Роном, куда ближе, чем стояла сама. Гарри подумал, что миссис Уизли уже давно приняла Гермиону в качестве будущей невестки, наверняка Молли поняла всё гораздо раньше, чем сам Рон. И, если сравнить с тем, как миссис Уизли реагировала на Флер в своё время, Гермионе очень и очень повезло.

Целитель, Гарри так и не узнал его имени, осторожно приподнял голову Рона и влил в его полуоткрытый рот зелье насыщенного тёмно-зелёного цвета. Все затаили дыхание. Сначала ничего не происходило, и Гарри уже начал бояться, что зелье не подействовало, но, взглянув на абсолютно спокойное лицо целителя, немного успокоился. Кажется, коротышка считал, что всё идёт по плану.

Вдруг Рон громко вздохнул, Гермиона при этом чуть не свалилась с кресла, так она рванулась вперёд, и его ресницы затрепетали. Миссис Уизли склонилась над сыном, затаив дыхание. Рон крепко зажмурился, и, наконец, разлепил глаза, уставившись на толпу людей, стоящих у его кровати. Не самое приятное пробуждение, подумал Гарри.

— Привет, — сиплым голосом пробормотал Рон. — Что вы так на меня смотрите?

Гермиона тихо всхлипнула, и он немедленно перевёл на неё взгляд. Видимо, вид сидящей у его постели Гермионы быстро привёл Рона в себя, и он сообразил, что что-то не так. Их взаимные чувства были, конечно, очевидны, но не настолько, чтобы Гермиона сидела по утрам у его постели, дожидаясь, пока он соизволит проснуться.

— Где я?— Рон приподнялся на локте, оглядывая голые белые стены больничной палаты. — Это что, Мунго?

— Ты ничего не помнишь? — всплеснула руками миссис Уизли, в ужасе оборачиваясь к целителю.

— Потеря памяти не могла стать побочным эффектом, — проинформировал её коротышка. — Либо он ещё не совсем очнулся, либо, возможно, ударился головой. Хотя, когда мы проверяли, никаких повреждений не нашли.

— Да всё я помню, — запротестовал Рон. — Кроме того, почему оказался в Мунго.

— Ты и не можешь этого помнить, — Гермиона ласково погладила его по плечу. — Тебя привезли сюда без сознания.

Когда Рон выслушал всю историю, на его лице появилось задумчивое выражение. Гарри понял, что друг заподозрил отца в том, что тот чего-то не договаривает, но пока что решил воздержаться от расспросов. Они с Гермионой как-то упустили из виду один важный вопрос: стоит ли Рону знать всю правду? Гарри, со своей стороны, считал, что стоит, это было необходимо для его же безопасности. Рон должен будет теперь соблюдать осторожность. Ему нельзя никому рассказывать о полученной травме, нельзя снимать футболку в публичных местах, чтобы никто не заметил приметного шрама. Хотя, вроде бы Рон раньше не был уличён в привычке раздеваться где попало.

К вечеру Рона выписали, поддавшись на мольбы миссис Уизли, клятвенно заверявшей всех и каждого, что она лично не позволит Рону встать с постели целую неделю. Робкие возражения коротышки, что достаточно будет всего пары дней, не оказали на неё никакого эффекта, и Рон застонал, уговаривая мать оставить его в Мунго. Целители тщательно осмотрели Рона и пришли к выводу, что он абсолютно здоров, но Гарри заметил, как коротышка бросил многозначительный взгляд на мистера Уизли и указал глазами на Рона, как будто напоминая о недавнем разговоре в кабинете.

Их возвращение в Нору со стороны, наверное, выглядело несколько комично. Впереди, как полководец, торопливо семенила миссис Уизли, стремившаяся первой зайти в дом, чтобы командовать всеми оттуда, за ней шёл громко протестующий Рон, которого поддерживали с двух сторон Билл и Чарли. Мистер Уизли и Перси следовали за ними с такими напряжёнными лицами, словно готовились в любой момент броситься на помощь и подхватить Рона, который был просто вне себя от бешенства.

— Я не инвалид, оставьте меня в покое! — заорал он наконец, вырываясь из рук Чарли и угрожающе глядя на мать. — Целитель сказал два дня, мама! И я пролежу ровно два дня, даже не думай, что я позволю тебе…

— Рон, не волнуйся так, пожалуйста, — миссис Уизли и правда разговаривала с ним как с душевнобольным или тяжело больным человеком, подумал Гарри. Конечно, Рона это раздражало.

— Не кричи так, — Гермиона уверенно взяла Рона за руку и потянула в дом. — Твоя мама просто очень волновалась за тебя.

Гермиона всегда умела одной фразой заставить человека устыдиться самого себя, вот и сейчас Рон уже бросал на мать виноватые взгляды, пока шёл по дорожке к дому. Он безропотно улёгся в постель и даже не сказал ни слова, когда миссис Уизли робко притащила ему тёплое одеяло, несмотря на то, что в комнате было невыносимо душно. Правда, его терпение снова подверглось огромному испытанию во время обеда, который миссис Уизли принесла ему на подносе прямо в постель, заявив при этом, что Рону пока не следует есть тяжёлую пищу и стоит ограничиться бульончиком. Этого Рон стерпеть не мог, и потребовалось вмешательство Гермионы, убедившей миссис Уизли, что организм после комы требует дополнительной поддержки в виде нескольких куриных ножек. Гарри же всегда думал, что, напротив, в коме организм не затрачивает никаких усилий, которые должны затем вознаграждаться сытной едой.

Это были тяжёлые два дня для Рона. Если при Гермионе он ещё вёл себя более менее прилично, то, как только она уходила домой, начинал спорить с матерью по любому поводу, выплёскивая накопившееся за день раздражение. Кончилось всё тем, что к ним в комнату никто не решался зайти, кроме миссис Уизли, опасаясь вызвать неудовольствие Рона, который вспыхивал при каждом удобном случае. То ему казалось, что Перси слишком сочувственно на него посмотрел, то обычный вопрос Билла, как прошёл его день, показался Рону издёвкой, то принёсший ему в постель шахматы Чарли был заподозрен в нелепом предположении, что Рон сам-то уж конечно не мог бы пойти и принести всё, что ему нужно.

Самую правильную позицию выбрала Джинни, не обращавшая на Рона ровно никакого внимания. Правда к концу своего временного заключения Рон громко объявил Гарри, что не думал дожить до такого дня, когда бы родной сестре стало на него наплевать. Но Джинни с достоинством проигнорировала и этот выпад, продолжая болтать с Гарри о всяких пустяках, и если в ранении Рона можно было вообще найти положительные моменты, то для Гарри таким моментом стало сближение с Джинни. По крайней мере, она вполне мирно с ним разговаривала и даже иногда улыбалась его шуткам, а это уже было немалым достижением. Однако, Гарри не мог считать это своей заслугой, потому что он ровным счётом ничего не сделал. Он скорее признавал безграничное великодушие Джинни, которая нашла в себе силы относиться к нему как к другу после всего, что он ей сделал.

Несколько дней после того, как постельный режим Рона закончился, миссис Уизли под разными предлогами, которые, однако, никого не обманывали, не позволяла Рону удаляться от дома дальше, чем на сто метров.

Никакие силы, никакие ругательства Рона не могли заставить Молли выпустить сына из-под своего неусыпного надзора. Однако, её планы были нарушены ничего не подозревающим Невиллом, приславшим ребятам приглашения на свой день рождения. Рон заявил, что он просто обязан лично выбрать другу подарок, и нет, он ни в коем случае не может доверить такой ответственный выбор ни Гермионе, ни Джинни, ни уж тем более Гарри. В конце концов, миссис Уизли безнадёжно махнула рукой и позволила ребятам отправиться в Косой переулок.

Гарри ни разу ничего не дарил Невиллу. Обычно он просто посылал ему поздравительную открытку и наутро получал в ответ почти такую же, благо Невилл родился тридцатого июля, за один день до Гарри. Опасно родился, надо сказать, учитывая пророчество.

Но проблема была в том, что ни у кого, кроме Джинни, не было никаких идей, касающихся подарка Невиллу. Гарри с неудовольствием заметил, что Джинни знает Невилла гораздо лучше, чем он или Рон, хотя это они спали с ним на соседних кроватях в течение последних шести лет. Раньше он не задумывался, насколько сближают людей пережитые вместе опасности, не проецируя это соображение на себя, Рона и Гермиону. Джинни говорила о Невилле с неподдельной любовью и подкупающей нежностью, и Гарри стоило немалых усилий задушить в себе поднимающего голову змея ревности. Во-первых, Джинни — свободная девушка и может влюбляться в кого угодно по своему усмотрению. Гарри должен только порадоваться, если она решит отдать своё сердце такому замечательному человеку, как Невилл. Ну, хотя бы попытаться. А, во-вторых, почему это он сразу думает, что Джинни питает к Невиллу какие-то романтические чувства? Что, разве он сам не может в таком же тоне говорить о Гермионе? Не может с таким же вниманием и старанием выбирать ей подарок ко дню рождения? Более того, он так и делает, так что у него нет никаких причин для беспокойства. Их вообще не должно быть, потому что он должен перестать думать о Джинни в принципе!

Пожираемый своими невесёлыми мыслями, Гарри в конце концов купил Невиллу огромную книгу, с пугающим названием «Редкие волшебные растения и с чем их едят», завернул её в красивую обёртку и вздохнул с облегчением. Несмотря на все свои уверения в ждущей его ответственной миссии выбора подарка для дорого друга, Рон куда больше внимания уделял новейшей модели «Молнии» и громко восхищался её скоростными качествами, пытаясь заинтересовать Гарри, которого, однако, волновали совсем другие мысли. В итоге Рон предложил Гермионе купить один подарок на двоих, и Гарри, забывшись, чуть не подмигнул ухмыльнувшейся Джинни. Приятно обрадованная Гермиона, сияющая широкой улыбкой, немедленно согласилась и увлеклась выбором огромной открытки, где, как она объяснила, причём не один раз, должно было поместиться не только её поздравление, но и поздравление Рона. Они купили Невиллу очень красивые перчатки из драконьей кожи, которые ему несомненно пригодятся, учитывая его слабость ко всяким растительным уродцам, как выразился Рон.

Джинни долго перебирала разные варианты и, наконец, остановилась на красивой парадной мантии, выбранной по ей одной известным критериям. Гарри чуть не возмутился, что одежда — это несколько личный подарок, но вовремя прикусил язык. Пусть хоть трусы дарит, не его это дело. Гермиона с интересом спросила, почему Джинни купила именно эту мантию, схваченную на груди несколькими крупными стежками, но та ушла от ответа, и Гарри решил, что здесь и правда замешано что-то личное. Плюс ко всему, Джинни попросила мадам Малкин пришить к мантии крохотную фигурку слоника, которую она прикупила в соседней лавке, для себя, как думал Гарри. Всё это очень и очень его нервировало, но он старался вести себя как ни в чём ни бывало, оживлённо поддерживая шутки повеселевшего Рона.

И только в спальне, лёжа без сна, он долго задавал себе вопрос: не поняла ли Джинни с присущей, видимо, всем девушкам мудростью во всём, что касалось отношений с парнями, что гораздо лучше иметь возле себя надёжного, честного и доброго человека, чем вечно страдать из-за всеми признанного героя? И кто бы смог обвинить её, если она в итоге пришла к такому выводу? Гарри мрачно подумал, что лично у него не поднялась бы рука. Он заснул под утро и всю ночь видел себя, искусственно улыбающегося, на свадьбе Джинни и Невилла.

Именно тогда, в те несколько дней, остававшихся до дня рождения Невилла, Гарри впервые задумался о тех муках, которые может испытывать только влюблённый человек. Невилл, милый, добрый, хороший, преданный Невилл в принципе не мог вызывать у Гарри антипатию, слишком много было пройдено вместе. Но всё равно, где-то глубоко в душе, кололо неприятное чувство, что Джинни слишком яркая, слишком красивая для Невилла… Что она могла бы найти себе кого-нибудь получше… На этом месте Гарри обычно себя обрывал, потому что этим «кем-то получше» в итоге всегда оказывался он сам, несмотря на все его попытки относиться к Джинни как к другу. Кто, интересно, сказал, что для него Джинни не слишком яркая и красивая? Чем это он настолько лучше Невилла? Уж не начал ли он считать себя выше других, потому что спас магический мир? Не стал ли он слишком заносчивым, не примерил ли на себя роль Героя?

Гарри постоянно терзался какими-то неприятными мыслями. Если он не думал о своей пустой и одинокой без Джинни жизни, то тут же начинал мучиться угрызениями совести из-за своих прошлых жестоких нападок на Снейпа. В конце концов, у него обычно получалось убедить себя, что он ничего не знал, не мог знать, а Снейп сам вёл себя с ним просто отвратительно. Вполне естественно, что Гарри возненавидел его. Но как только ему удавалось успокоить свою совесть на этот счёт, у него перед глазами всплывало улыбающееся лицо Колина Криви или преданные глаза Добби, которые погибли. Погибли из-за него. Может быть, он и не виноват в их смерти, но в некотором пренебрежении по отношению к ним, особенно к Колину, ещё как виноват. Гарри постоянно мучила мысль, что если бы только он мог повернуть время вспять, то фотографировался бы с Колином каждый раз, когда бы тот ни попросил.

Едва успевали утихнуть последние капли сожаления по поводу своего ужасного поведения, как Гарри уже начинал беспокоиться: а что, если он всегда был таким чёрствым, таким высокомерным, что если теперь это только усугубится, и он заболеет так называемой «звёздной болезнью»? Вот, он уже начинает думать, что он лучше, достойнее Невилла! Гарри пытался бороться с собой, старался гнать нелепые, безумные мысли. Как только порыв самобичевания проходил, и он убеждался, что просто накручивает себя, возвращался страх за Рона, от которого не было никакого спасения, который постоянно жил у него внутри. Гарри не спал ночами, постоянно неслышно подходя к кровати Рона и вслушиваясь в его дыхание. Как назло, друг стал дышать абсолютно беззвучно, и Гарри безумно нервировала непривычная без храпа Рона тишина спальни.

Слишком много мыслей. Слишком много страхов. Слишком много воспоминаний. Гари казалось, что он мечется в огненной клетке, пытаясь выломать прутья, чтобы освободиться, но каждый раз только обжигая руки и отступая. Так плохо он не чувствовал себя даже после битвы, тогда его мысли хотя бы были сосредоточены на одном, тогда он мог понять, что с ним происходит. Сейчас же, Гарри осознавал это в минуты просветления, он мучился абсолютно без всякой причины. Точнее причины-то как раз были, но всё было совсем не так страшно, как ему казалось в минуты отчаяния. Ну кому будет лучше, если все они будут постоянно следить за Роном встревоженными взглядами, ожидая, что он в любую минуту может упасть замертво? Зачем терзать себя этой нелепой ревностью, для которой, возможно, нет даже никаких оснований? Скорее всего, нет. Он очень надеялся, что нет. И всё начиналось заново.

В глубине души Гарри знал, что всё это происходит с ним исключительно из-за Джинни. Если бы она была рядом, если бы он мог поделиться с ней своими страхами, которые она могла рассеять одной своей улыбкой… Но Джинни по-прежнему держалась от него на приличном расстоянии, хотя теперь вела себя гораздо дружелюбнее, и иногда Гарри готов был поблагодарить Пожирателей за то, что те взяли их в плен. Если бы только с Роном всё обошлось, он бы совсем перестал их винить… Гарри понимал, насколько неразумны, насколько глупы такие мысли, но абсолютно ничего не мог с собой поделать. Он мог сколько угодно убеждать себя, что теперь, когда война закончилась, он может жить свободной жизнью. Что впереди его ждёт блестящее будущее. Что его интересует работа в Аврорате. Что он едет в Хогвартс, чтобы получить образование. Но всё это было ложью.

Он ничего не хотел, ни на что не надеялся, ничем не интересовался без Джинни. Ему не нужна была жизнь, не нужно было будущее без неё. Конечно, Гарри ни разу не задумывался о суициде, такая мысль даже не приходила ему в голову. Нет, он будет жить, будет бороться ради друзей, ради Джинни. Ни одна живая душа не узнает, какие муки он вынужден терпеть каждый божий день, наблюдая, как Джинни медленно уходит всё дальше, как она начинает свою жизнь, в которой для него нет и никогда не будет того места, на которое он рассчитывал когда-то. Он всегда будет ей верным другом, всегда поможет и оградит от всех опасностей.

Только теперь, познав все муки чудовищной ревности, Гарри смог вполне оценить великую жертву Снейпа. Как он должно быть ненавидел Джеймса! Конечно, стоит взять в расчёт тяжёлый, в какой-то мере даже отвратительный характер самого Снейпа, но Гарри вынужден был признать, что отец вёл себя с будущим профессором зельеварения не так чтобы очень мило. Теперь-то он понимал куда больше: Джеймс наверняка знал, видел, каким взглядом Снейп всегда смотрел на Лили, и справедливо негодовал, как мог этот сальноволосый ботаник надеяться на что-то. Даже теперь, зная, каким храбрым и отважным человеком был Снейп, Гарри считал, что он никогда не был достоин Лили. Он отказывался думать, что под её чутким руководством Снейп мог пойти совсем по другой дороге. Снейп не был и никогда не стал бы достоин его матери. Точка. Думать иначе значило бы предать память об отце, принизить его роль в жизни Лили, в жизни Гарри.

Но все эти размышления шли фоном, мелькали где-то на втором плане, пока всё внимание Гарри было уделено Джинни. Дело было вовсе не в Невилле, как он подозревал. Ведь на шестом курсе, когда он только начал осознавать свои чувства к Джинни, она встречалась с Дином Томасом, но Гарри никогда не чувствовал такого всепоглощающего отчаяния. Да, Дин его ужасно раздражал без всякой причины. Да, ему иногда хотелось ударить его. Да, он считал, что Джинни могла бы найти кого-нибудь получше. Но никогда, никогда раньше он не поджаривался на таком медленном огне, ожидая дня рождения Невилла, где всё должно было встать на свои места. Почему-то Гарри был в этом уверен. Но его не отпускало предчувствие, что после Невилла найдётся другой, воображаемый или реальный, претендент на сердце Джинни, и эта пытка никогда не прекратится.

Хотя иногда Гарри думал, что самое страшное, самое тяжёлое — это та неизвестность, в которой он находился. Несмотря на все свои подозрения, все страхи и беспросветное отчаяние, где-то глубоко в душе всё ещё теплилась абсолютно безумная, ни на чём не основанная надежда, что Джинни всё ещё… Чёрт бы побрал Рона, который внушил ему такие мысли! Но всё же, всё же… Рон знает Джинни гораздо лучше, Рон сказал, что она на куски разваливалась после их расставания, а Гарри и не подозревал об этом, видя её спокойное лицо и весёлую улыбку. Рон и теперь мог заметить что-то, не доступное взгляду Гарри.

Несколько раз он почти решался посоветоваться с Гермионой, но что-то его останавливало. Это было не смущение, совсем нет. Гарри прекрасно знал, что может поделиться с Гермионой абсолютно всем, что она искренне за него переживает и обязательно поможет. Но Гермиона была целиком и полностью занята Роном и только Роном. Всего за несколько дней она просмотрела такое количество книг, что Гарри на мгновение стало дурно, когда он увидел эту огромную стопку фолиантов, аккуратно сложенную прямо на полу в углу комнаты Гермионы. Такой вандализм, а, по её понятиям, положить книгу на пол значило практически то же самое, что порвать её, был не присущ Гермионе. Однако, всё быстро объяснилось, когда Гарри увидел заваленный книгами стол, не закрывающийся от книг шкаф, прогнувшийся под тяжестью книг подоконник и стоявшую на полу книжную полку, которая веса книг, по всей видимости, не выдержала. Но ни в одном из этих толстых, пыльных томов, которые Гермиона брала в библиотеке и неизвестно каким образом доносила до дома, не было даже упоминания о том, как можно было избавиться от кристаллика. Рон, пару дней назад узнавший правду и отнёсшийся к ней с философским спокойствием, выслушав пламенные заверения Гермионы о полной безопасности его положения, теперь жутко ругался, видя её покрасневшие от бессонных ночей и постоянного чтения глаза.

— Гермиона, вот скажи мне, зачем так над собой издеваться, если этот кристаллик абсолютно безвреден? — спросил Рон, когда накануне дня рождения Невилла Гермиона устало плюхнулась на его кровать, потерев глаза руками. Гарри с Роном как раз играли в шахматы, когда она вошла, и Гарри с удовольствием воспользовался поводом бросить игру, избежав тем самым третьего подряд поражения.

— Сегодня пришлось прочитать побольше, — не слыша его, задумчиво сказала Гермиона, уставившись прямо перед собой и нервно стиснув руки. — Завтра день рождения Невилла, послезавтра — твой, Гарри, так что целых два дня я не смогу ничего прочитать.

— Гермиона! — Рон повысил голос и с силой разжал её руки. — Ты пугаешь меня!

Она с трудом сфокусировала на нём взгляд и слегка улыбнулась.

— Не волнуйся, Рон, я всё равно что-нибудь найду, — ласково сказала Гермиона, прикасаясь к его волосам. Это был, пожалуй, первый на памяти Гарри случай, когда ему захотелось выйти из комнаты. Но друзья его вовсе не раздражали, он даже не мог им завидовать. Всё, что он чувствовал, можно было описать как лёгкую, чуть стесняющую грудь боль, но боль в какой-то мере смешанную с радостью.

— Если кто-то из нас и волнуется, то это ты, Гермиона, — возразил Рон, видимо, решивший высказать всё до конца. — Со мной всё будет хорошо, ты сама это сказала. Мы же продумали все возможные варианты, нет почти никаких шансов, что кристаллик когда-нибудь взорвётся.

— Вот именно, почти никаких! — с жаром начала Гермиона, но Рон поднял ладонь, заставив её замолчать. Гарри с удивлением обнаружил, что похоже, совсем не обязательно, что Гермиона будет лидером в этой паре.

— Это касается меня и только меня, — Рон говорил спокойно, но с лёгким нажимом. — И я хочу, чтобы ты прекратила себя истязать. Способа нет, смирись уже с этим.

Гермиона молчала, насупившись и бросая отчаянные взгляды на Гарри. Гарри не откликнулся на призыв поддержать её, считая, что Рон абсолютно прав. Билл ещё несколько раз разговаривал со своим египетским приятелем, который консультировался у нескольких африканских специалистов по тёмной магии, и теперь они знали наверняка, что кристаллик не мог быть удалён. Со стороны Гермионы, при всём её уме, было несколько самонадеянно считать, что она сможет найти решение, до которого не додумались куда более подкованные в этом вопросе люди. Гарри было её просто жаль, он не хотел, чтобы она просиживала сутки напролёт в поисках несуществующего лекарства, не хотел снова видеть её такой измождённой.

— Хорошо, я перестану искать, — после длительного молчания согласилась Гермиона, хотя Гарри видел по её упрямому взгляду, что она решила просто слегка умерить свой энтузиазм. — Только ты пообещаешь, что выслушаешь меня, ладно?

— Ну что ещё? — Рон раздражённо поднялся и теперь смотрел сверху вниз на сидящую на кровати Гермиону. — Чего я ещё не знаю? Надо молчать об этом заклинании? Нельзя никому показывать шрам? Я знаю, всё понял ещё с первого раза.

Гермиона съёжилась, но всё же не отступилась.

— Я не об этом, — она тоже встала, хотя это и не помешало Рону по-прежнему смотреть на неё сверху вниз. — Я просто подумала, а что если…

Гермиона заколебалась, и Гарри с удивлением заметил, что она сильно взволнована. Рон с подозрением смотрел на неё, сложив руки на груди.

— Волшебники могут не учитывать одну простую вещь, — пролепетала Гермиона. — Заклинания или зелья может и не быть, вполне возможно, что они и не ошибаются, но…

Она снова остановилась, нерешительно глядя на Рона, который сурово сдвинул брови, уже явно не ожидая ничего хорошего. Честно говоря, Гарри уже и сам начал понимать, что Гермиона не просто так медлит, что она побаивается реакции Рона.

— В общем, насколько я поняла, — наконец, решившись, затараторила Гермиона, — этот кристаллик, он цельный. Он ничем не связан ни с одним органом, это просто как маленький камушек в груди. Так вот, если магическая медицина бессильна, почему бы не попробовать, — она набрала в грудь побольше воздуха, — воспользоваться маггловскими средствами?

— Какими, например? — с опаской спросил Рон, и Гарри уже без труда предугадал реакцию друга на следующую фразу Гермионы. Ему стало понятно, к чему она клонит.

— Ну, магглы… они… — Гермиона с опаской посмотрела Рону в лицо и тут же отвела взгляд. — Есть один способ… он не такой уж плохой… Кристаллик можно вырезать.

Рон смотрел на неё как на умалишённую. Гарри едва сдержал улыбку, когда друг повернулся к нему с таким ошеломлённым видом, будто Гермиона только что предложила отрубить ему руку.

— Нет, ты слышал? — Рон даже головой потряс, недоверчиво глядя на понурившуюся Гермиону. — Вырезать?!

— Это вполне себе обычная операция, — дрожащим голосом отозвалась несчастная Гермиона. — Мне в детстве вырезали аппендикс, и ничего, вот она я, живая.

— Это сумасшествие, — Рон всё ещё не пришёл в себя. — Резать живого человека!

— Но это же происходит под наркозом, — защищалась Гермиона, уже почувствовавшая, что её надеждам не суждено было сбыться. — Ты просто заснёшь, а когда проснёшься — всё уже будет кончено.

Рон так решительно затряс головой, что чуть не вывихнул себе шею.

— Даже говорить не о чем, Гермиона, — непререкаемым тоном заявил он, и Гермиона со вздохом сдалась.

Гарри подумал, что идея-то была неплохой, но все Уизли, кроме, пожалуй, мистера Уизли, относились к маггловской медицине, мягко говоря, с сильным предубеждением. Ни о каком доверии к хирургам не могло идти и речи. Гари вспомнил, как ругалась на мужа миссис Уизли, когда тот согласился испробовать на себе маггловские швы. Рон никогда не согласится на это, можно даже не рассчитывать. Хотя это и было бы решением всех проблем.

Миссис Уизли, всё ещё пребывавшая в блаженном неведении, теперь гораздо чаще находилась в спокойном, даже несколько умиротворённом настроении. Видимо, страх потерять ещё одного сына оказался настолько велик, что, получив его назад целым и, по её сведениям, невредимым, она почувствовала себя гораздо счастливее. Нельзя было сказать, что боль от потери Фреда исчезла — конечно нет! — она даже не слишком притупилась, но миссис Уизли с ясностью осознала, что ей есть ради кого жить. Теперь ужины проходили в более оптимистичной обстановке, и даже Джордж почти каждый день спускался вниз.

— Гарри, дорогой, я хотела попросить тебя написать миссис Тонкс самому, — вдруг сказала миссис Уизли посреди ужина, и Гарри заметил, как Джинни резко подняла голову, а Гермиона чуть не выронила стакан с тыквенным соком.

— Но я и так часто пишу ей, — растерянно ответил он, наблюдая, как Рон всеми возможными способами пытается привлечь к себе внимание матери. — Я не совсем вас понимаю.

— О! — миссис Уизли наконец обратила внимание на странное поведение ребят и покраснела. — Какая я глупая! Ну конечно же ты ей пишешь. Не сомневайся, дорогой, я никогда и не думала, что ты можешь несерьёзно подойти к своим обязанностям крёстного отца, когда у самого у тебя был пример Сириуса перед глазами.

Гарри оценил эту маленькую ложь. Миссис Уизли вряд ли могла считать Сириуса таким уж ответственным человеком, но отдавала должное его заботе о Гарри. После смерти крёстного Люпин однажды сказал ему, что никогда в своей жизни не видел Сириуса таким серьёзным и ответственным, как когда речь шла о безопасности и благополучии Гарри. И он всегда хранил в памяти эти слова.

Однако, вопрос оставался открытым: за его спиной что-то происходило, а он представления не имел, что именно. Гарри не мог подозревать, что друзья замышляют что-то плохое, но тем не менее был слегка обескуражен. И Джинни в курсе…

— Ммм… значит, вы уже всё купили к школе? — робко спросила миссис Уизли, пытаясь сделать вид, что поддерживает оживлённую беседу. Лучше бы она этого не делала. Молли не умела врать и сейчас в каждом её слове слышалась фальшь. К тому же, она уже миллион раз задавала им этот вопрос.

— Ладно, давайте ему скажем, — Гермиона отодвинула свою тарелку и вопросительно посмотрела на Джинни и Рона. — Что думаете?

— Вообще-то я всё ещё здесь, — напомнил о себе Гарри, но никто не обратил на него ни малейшего внимания.

— Ох, простите меня, — миссис Уизли виновато переводила взгляд с Гермионы на Джинни. — Я такая болтушка, мне нельзя доверять секреты.

— Эй, да что происходит? — Гарри начал не на шутку сердиться. Почему они ведут себя так, будто его здесь нет? Почему решают, говорить ему что-то или нет в его присутствии?

— Я сразу считал, что нужно было всё ему рассказать, — буркнул Рон, засовывая в рот почти целую картофелину. Гарри готов был взвыть от бешенства.

— Рон прав, — спокойно заметила Джинни. — Не думаю, что Гарри сказал бы нам спасибо.

— Да что происходит? — Гарри с силой ударил кулаком по столу, и все удивлённо повернулись к нему. Пожалуй, он немного перестарался, потому что миссис Уизли выглядела слегка испуганной, Гермиона быстро отодвинула от него стакан с тыквенным соком, а Рон подавился своей картофелиной. Одна Джинни преспокойненько накладывала себе салат, не удостоив Гарри даже взглядом.

— В общем, недавно у нас появилась идея… — с опаской начала Гермиона, взглядывая на Рона, — что было бы неплохо устроить тебе сюрприз. Мы пригласили на твой день рождения всех наших друзей, миссис Уизли согласилась всё приготовить. Но никто из нас не знал адреса Андромеды, а красть твои письма, чтобы узнать его было не лучшей идеей, правда? Поэтому мы хотели как-нибудь ненавязчиво намекнуть тебе, чтобы ты её пригласил, но не догадался о вечеринке.

— О вечеринке? — переспросил совсем обескураженный Гарри. — Спасибо, конечно, но я не уверен… Не думаю, что сейчас самое время… И, миссис Уизли, я ни в коем случае не хотел обременять вас…

— Какие пустяки, милый! — миссис Уизли бодро потрепала его по плечу. — Мне это только в радость.

Гарри чувствовал себя последней свиньёй. Надо же было быть таким кретином! Мало того, что он ни о чём не догадался, так ещё и накричал на всех. А ведь было много поводов задуматься: несколько раз он замечал, как Рон с Гермионой резко умолкают при его появлении, но не придавал этому значения, считая, что они могут говорить о чём-то личном. Он видел, как Джинни однажды незаметно спрятала под стол какое-то письмо, когда он зашёл в гостиную, но, ослеплённый ревностью, подумал, что это может быть письмо Невиллу или кому-то другому, о ком он даже ещё не знает. Конечно, он прекрасно знал, что друзья купили ему подарки. Пару дней назад они все по очереди куда-то исчезали, ссылаясь на неотложные дела, и Гарри догадался, что дело было в его дне рождения. Но вечеринка… Такое ему даже в голову не могло прийти.

— Спасибо, — смущённо пробормотал он, не поднимая головы от цветочка на скатерти. — И простите меня.

— Перестань, Гарри, — с видимым облегчением в голосе отозвалась Гермиона. — Нам действительно хотелось устроить для тебя настоящий праздник. И мы это сделаем, несмотря на то, что ты уже в курсе дела.

Гарри поднял голову и встретился взглядом с Джинни. Она ласково улыбалась ему через стол, и на мгновение Гарри показалось, что её участие в подготовке к вечеринке могло означать нечто большее, чем… Но он быстро оборвал сам себя. Это просто дружеская помощь, она же не враг ему, она хорошо к нему относится, может, даже любит его, как брата… Гарри передёрнуло от такой мысли. Интересно, что она ему подарит? Хотя, какая разница? Всё равно её подарок, чем бы он ни был, понравится ему больше остальных. Гарри вспомнил, как она поздравила его год назад, и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Хорошо, что среди друзей нет ни одного хорошего легилимента.

Он на удивление быстро уснул в этот вечер, хотя ещё утром ему казалось, что ночь перед великим днём, когда он выяснит суть отношений Невилла и Джинни, будет бессонной. Но почему-то обращённая к нему улыбка Джинн вселила в него безотчётную надежду на… Но Гарри боялся продолжить. Он отчаянно трусил, стыдясь своего малодушия, но был не в силах что-то изменить. Если завтра Джинни с Невиллом недвусмысленно продемонстрируют свои отношения, он просто сойдёт с ума. Такой пытки ему не выдержать, извините. Гораздо милосерднее было бы применить к нему Круциатус.

Тридцатое июля выдалось жарким и солнечным, и Гарри искренне наделся, что чудесная погода не станет сегодня свидетельницей крушения его жизни. Нет, правда, просто не верится, что в такой день может случиться что-то плохое. Только не с ним. Только не сегодня.

Никто из них ни разу не был в гостях у Невилла. Однако, найти дом Августы Долгопупс оказалось ничуть не сложнее, чем дом Лавгудов, так он выделялся среди соседних особняков. Гарри впервые подумал, что наверняка Долгопупсы были весьма стеснены в средствах, когда увидел скромную, если не сказать скудную обстановку гостиной. Ему очень не хотелось думать, что миссис Долгопупс была вынуждена продавать мебель, чтобы прокормить себя и внука, но всё говорило именно об этом. Из мебели в гостиной были только большой длинный стол с двенадцатью стульями вокруг него, красивый, но сильно потрёпанный диванчик, пара кресел и маленький столик. Гарри пока не видел остальные комнаты, но начал опасаться, что и они находятся не в лучшем состоянии.

Невилл выглядел… хорошо. Гарри не смог подобрать другого слова. Они давно не виделись, и теперь Гарри отметил, что у Невилла нет тёмных кругов под глазами, у него нормальный, розовый цвет лица, не имеющий ничего общего с тем пепельно-серым оттенком, который приобрела кожа Рона, стоявшего рядом с ним. Невилл говорил и смеялся как человек с лёгким сердцем. А почему, собственно, он должен чувствовать себя иначе? Невилл вёл себя как герой во время учёбы в Хогвартсе, он проявил себя как настоящий лидер, стараясь воссоздать Отряд Дамблдора, он выполнил свой долг на все сто процентов. Гарри хотелось спросить, видит ли Невилл кошмары по ночам? Вспоминает ли он те ужасы, через которые ему пришлось пройти? Винит ли себя в чьей-то смерти? Но он не решился омрачать такой день своими пессимистическими вопросами.

Невилл безумно обрадовался подаренной Гарри книге, он долго тряс другу руку и явно с трудом удерживался, чтобы не прочитать хотя бы пару страниц. Не меньший восторг вызвали и перчатки из драконьей кожи, выбранные Роном и Гермионой. Точнее, Гермионой конечно же, но об этом Невиллу было совсем не обязательно знать. Невилл посмеялся, взяв в руки чудовищных размеров открытку и заявив, что ему в жизни никто не писал так много пожеланий. Гермиона порозовела от удовольствия и украдкой взглянула на Рона. Гарри показалось, что больше радости ей доставила даже не похвала Невилла, а сама открытка, их общая с Роном открытка. И Гарри её понимал. На секунду он представил, как они с Джинни вместе выбирают кому-то подарок, смеются, веселятся… Ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы прогнать из сознания непрошенные, но такие желанные картинки.

Джинни дарила свой подарок последней. Гарри внимательно следил за ней с момента их прихода и пока что не увидел ничего особо утешительного. Войдя в дом и вежливо поздоровавшись с миссис Долгопупс, Джинни радостно бросилась Невиллу на шею, и их объятья — или это только показалось Гарри? — продлились буквально на секунду дольше, чем нужно. Но и потом Джинни не отошла от Невилла, она стояла рядом, иногда прикасаясь к его руке и обмениваясь с ним лёгкими, ничего не значащими, а оттого ещё более подозрительными улыбками. Более того, миссис Долгопупс, проходя мимо Джинни на кухню, чтобы проверить готовность праздничного обеда, внезапно остановилась и ласково погладила Джинни по голове, после чего быстро ретировалась, и Гарри даже показалось, что она украдкой вытерла глаза платком. В глазах Джинни тоже блеснули слёзы, и Невилл, смеясь, приобнял её за плечи.

Гарри с трудом мог это выносить. Но, наконец, Джинни протянула Невиллу красиво упакованный свёрток, и тот, весело переговариваясь с только что прибывшими Симусом и Дином, немедленно его распаковал. Невилл развернул мантию, и последовавшая за этим тишина оглушила Гарри. Он оглянулся на Рона и Гермиону, проверяя, не оглох ли он, но по их растерянным лицам понял, что со слухом у него всё в порядке. Невилл так долго рассматривал подарок, что Гарри даже немного забеспокоился. Несмотря ни на что, он испугался, что Джинни не угадала с выбором и теперь непременно расстроится. Вдруг с порога раздался громкий возглас удивления, и Невилл опустил мантию, которую до этого держал на расстоянии вытянутой руки от лица. Гарри с удивлением заметил, что мантия выглядит не совсем так, какой её купила Джинни: к ней был пришит немного нелепый кармашек с левой стороны, но такой маленький, что туда не влезла бы ни палочка, ни что-то другое. Маленький слоник, которого купила Джинни, красовался прямо над этим кармашком.

Гарри почувствовал, как сжалось сердце. Это не просто так, это что-то значит. Не зря Невилл с таким странным выражением смотрит на Джинни, не зря миссис Долгопупс приложила руку к груди и с грустной улыбкой не спускает глаз с мантии. Во всём этом есть какой-то тайный смысл, понятный только Джинни, Невиллу и миссис Долгопупс. Гарри немного обнадёживало, что миссис Долгопупс явно была в курсе событий. Не могло же всё зайти так далеко, что Невилл посвятил бабушку в свои отношения с Джинни?

Внезапно Невилл сделал два быстрых шага по направлению к Джинни и крепко её обнял, уткнувшись лицом ей в плечо.

— Спасибо, — еле слышно прошептал он, и Джинни, погладив его по голове, улыбнулась.

— На здоровье, — она чуть отстранила Невилла от себя и игриво щёлкнула его по носу. — Носи на здоровье. И не забудь, для чего конкретно я тебе её подарила.

Гарри отвернулся. Нет, это уже слишком. Он не может, просто не может выносить эту пытку. Его отвлёк приход Полумны, которая принесла Невиллу какой-то странный овальный предмет, ужасно похожий на магический кристалл. Невилл вежливо поблагодарил и обнял Полумну. Гарри поймал насмешливый взгляд Рона и усмехнулся: друг тоже понял, что Невилл представления не имеет, что это такое. Он не мог думать о таких мелочах, как подарок Полумны, хотя саму Полумну был ужасно рад видеть. Она тоже посвежела, немного поправилась с их последней встречи, но это ей даже шло, учитывая, какой тощей она была, когда они встретились в подвале дома Малфоев.

— Как поживаешь, Гарри? — спросила Полумна, оказавшись в тоже же углу, где Гарри коротал время за бокалом сливочного пива, хмуро наблюдая за Джинни. Она не веселилась, не смеялась во весь голос, но всё равно была душой компании, около неё постоянно равно толпились люди. В гостиной, по подсчётам Гарри, собралась добрая половина их курса. Видимо, последний год, который Гарри, Рон и Гермиона провели вне Хогвартса, сильно сблизил ребят.

— Всё хорошо, — солгал Гарри, глядя в её удивительно светлые глаза. — Как ты?

— О, у нас с папой всё в порядке, — задумчиво ответила Полумна. — Папа почти что отремонтировал дом, скоро не останется никаких следов взрыва.

Гарри кивнул, не зная, что на это сказать. Ведь взрыв произошёл во многом по их вине. Но Полумна выглядела настолько безмятежно, что глупая мысль, будто она может его в чём-то винить, улетучилась без следа.

— Я очень жду возвращения в школу, — всё так же задумчиво проговорила Полумна, снимая с плеча Гарри невидимую пушинку. А может это бы какой-нибудь неведомый наргл, кто знает? — Я была так рада, когда Джинни написала мне, что вы тоже решили поехать.

Гарри кисло улыбнулся, наблюдая, как Невилл снова приобнял Джинни за плечи, и оба они слушали довольно эмоциональный рассказ Ханны Аббот, которая так размахивала руками, что была похожа на ветряную мельницу.

— Ханна очень милая, правда? — тихо спросила Полумна, проследив за его взглядом. — Такая добрая, немного нервная, но добрая. Она всегда мне нравилась.

Гарри кивнул, не особо вслушиваясь в её слова. Его так мало сейчас волновала Ханна Аббот.

— Невилл очень повзрослел, ты не находишь? — не замолкала Полумна.

— Да, я согласен, — пробормотал Гарри, до конца не осознав, с чем он соглашается.

Внезапно Полумна мягко, почти невесомо дотронулась до его руки, и Гарри вздрогнул от неожиданности.

— Не надо так себя терзать, — Полумна смотрела так, будто заглянула Гарри в душу, и он почувствовал, как по спине побежали мурашки. — Разве ты ничего не видишь?

Гарри непонимающе посмотрел на неё и покачал головой. Она указала на стоявших Невилла, Джинни и Ханну, но Гарри всё равно не понял, что она хотела этим сказать. Разве что… Разве что, взаимная симпатия Джинни и Невилла уже настолько бросалась всем в глаза?

— Гарри, — Полумна улыбнулась ему так, как никогда не улыбалась раньше, — какой же ты глупенький.

С этими словами она отошла от него своей танцующей походкой, а Гарри остался стоять в полном ошеломлении, с открытым ртом глядя ей вслед. Ну и что она хотела этим сказать? Что тут всё ясно и глупо себя терзать? Но, зная Полумну, невозможно было ожидать от неё такого полного отсутствия понимания и чуткости. Но тогда Гарри приходил на ум только один вариант: между Невиллом и Джинни нет ничего, кроме дружбы, а он ведёт себя как дурак, выставляя себя на посмешище. Второй вариант ему нравился гораздо больше.

Праздник прошёл на ура, и Гарри мог только мечтать, чтобы завтра его гостям было хотя бы в половину так же весело. Но для этого ему пришлось бы стать Невиллом. День рождения Гарри пройдёт в совсем другой обстановке, в тихом кругу самых близких людей. По крайней мере, Гарри так думал, но день рождения превзошёл все его самые смелые ожидания.

Гарри ждал свой день рождения с какой-то смутной надеждой. Он и сам не мог объяснить странное чувство, с которым он думал о предстоящей вечеринке, как её назвала Гермиона, но в двух словах мог бы описать его как радостное волнение. Что-то похожее он испытывал накануне квиддичного матча, когда, с одной стороны, был уверен в победе, но с другой — всегда оставался шанс потерпеть поражение, не дающий расслабиться. Если бы кто-нибудь спросил его тогда, с чем именно связаны его надежды, что заставляет его сердце замирать от радостного предвкушения, то вряд ли получил бы разумный ответ. Гарри слегка напоминал себе профессора Трелони с её вечными предчувствиями, но отделаться от странного ощущения не мог. В глубине души он отдавал себе отчёт, что это как-то связано с Джинни, но не хотел слишком много думать, опасаясь потерять это чудесное чувство, приходящее на смену самому глубокому отчаянию и всякий раз выводящее его из беспросветной тьмы к ослепительному свету.

Проснувшись утром, Гарри не сразу открыл глаза. Почему-то он был уверен, что Рон уже не спит, и дело было даже не в тишине, наполнявшей спальню. Просто у Гарри было стойкое ощущение, что на него кто-то смотрит, он прямо чувствовал, как чей-то взгляд прожигает дырку у него в затылке. Он скорее догадался, чем услышал, что кто-то, неслышно ступая, подошёл к его кровати, почувствовал, как этот кто-то осторожно наклонился и… нежно, почти невесомо прикоснулся к его волосам. Гарри замер. Первым его желанием было немедленно повернуться, чтобы проверить, а вдруг это была… Но нет, это невозможно, он бы почувствовал, если бы это была она. Хотя, сердце стучало так громко, что тот, кто стоял рядом, кем бы он ни был, наверняка слышал его удары. Чьи-то пальцы прикоснулись к его щеке, и Гарри вздрогнул так сильно, что едва не подпрыгнул на кровати. В ту же секунду раздался хлопок, и, резко обернувшись, Гарри увидел только абсолютно пустую комнату.

Ругая себя последними словами за трусость и нерешительность, Гарри торопливо одевался в надежде как можно быстрее спуститься вниз и выяснить, кто из девушек находился в доме. У него не было никаких сомнений, что рука, прикоснувшаяся к его щеке, была женской. Он и сам не знал, почему так бурно отреагировал на столь невинный жест. Просто, когда тёплые пальцы дотронулись до его кожи, его пронзило странное, незнакомое чувство, будто на долю секунды он научился читать чужие мысли. Точнее, даже не мысли, а эмоции… Столько боли, столько тоски и отчаяния было в этих нежных пальцах, что Гарри оказался не в состоянии выносить их прикосновение. И только один человек, как он считал, как он надеялся, мог испытывать по отношению к нему такие чувства.

Он буквально скатился вниз по лестнице и влетел в гостиную, наверное, с несколько безумным видом, если учесть немного испуганный взгляд, который на него бросила сидевшая в кресле Гермиона с тяжёлой книгой на коленях.

— Гарри? — она с тревогой посмотрела на него, закрывая книгу. — Ты в порядке?

— Да, — Гарри лихорадочно оглядывался по сторонам, оказавшись перед сложнейшей дилеммой: продолжать вести себя как полный идиот и врываться во все комнаты Норы, прикрываясь, например, приснившимся кошмаром, или не усугублять ситуацию и спокойно усесться в кресло. Он выбрал второй вариант, и с тихим стоном рухнул на диван напротив Гермионы.

— Ты не знаешь… — Гарри на секунду заколебался, — не знаешь, где Джинни?

Судя по сочувственному выражению, появившемуся на лице Гермионы, она как раз и списала его поведение на очередной кошмар, после которого они частенько спешили удостовериться, что друг с другом всё в порядке. В последнее время правда они снились всё реже и реже.

— Кажется, она на кухне, они с Флер помогают миссис Уизли с завтраком, — Гермиона слегка покраснела, и Гарри не нужно было спрашивать, чтобы догадаться о причине. Просто Гермиона больше всего на свете не любила, когда у неё что-то не получалось, а приготовление пищи в число её талантов явно не входило. Гарри заметил, что миссис Уизли каждый раз находила убедительный предлог отстранить Гермиону от помощи на кухне, изобретая тысячу причин, лишь бы не обидеть девушку. Одним из её последних шедевров фантазии стало предположение, что Гермиона слишком умна, чтобы стать обычной домохозяйкой, и что совсем не обязательно уметь хорошо готовить, чтобы отлично вести домашнее хозяйство. Рон при этих словах заметно встревожился, вызвав у Гарри неконтролируемый взрыв хохота, который он смог подавить только с огромным трудом.

— А кто ещё дома? — Гарри очень надеялся, что задал этот вопрос бесстрастным тоном. По крайней мере, он прилагал для этого массу усилий.

— Да все, — Гермиона пожала плечами. — Сегодня же суббота.

Гарри кивнул и откинулся на спинку дивана. Всё-таки это была Джинни, больше некому. Он почувствовал, как бешено заколотилось сердце, а по коже побежали целые табуны мурашек. Острая, пьянящая радость заполнила всё его существо, и Гарри с трудом удержался от безрассудного желания схватить Гермиону в охапку и закружиться вместе с ней по комнате.

— Ой, Гарри, с днём рождения! — воскликнула Гермиона, широко улыбаясь ему. — Ты так неожиданно появился, я даже забыла тебя поздравить.

Гарри крепко обнял её. Странное дело, они никогда не говорили друг другу ни слова о своих чувствах, хотя и очень много значили друг для друга. У Гарри, не знавшего своей семьи, потому что назвать семьёй Дурслей у него язык не поворачивался, не было никого ближе Рона и Гермионы. Нет, конечно, семью Уизли и особенно Джинни он считал родными, но всё же именно Рон и Гермиона заполнили существовавшую у него внутри пустоту. У Гарри никогда не было друзей, у него вообще никого не было до встречи с ними, и он никогда не забудет то чудесное чувство, которое он испытал впервые в своей жизни, осознав, что кому-то небезразлично, что с ним случится. Он был кому-то нужен, кто-то любил его, беспокоился о нём. Гарри всегда с ужасом вспоминал момент, когда он понял, что значит волноваться за кого-то, бояться кого-то потерять. Это случилось, когда он увидел лежавшую в больничном крыле Гермиону после встречи с василиском. Тогда он понял, что дружба приносит с собой не только радости, но и страхи, она много даёт ему, но и многого требует от него в ответ. Но он ни за что бы не отказался от этого счастья — иметь друзей, за которых готов умереть и которые готовы умереть за него.

Крепче прижав к себе Гермиону, Гарри думал, что сильнее он не мог бы любить даже собственную сестру. Да Гермиона и была его сестрой! Какое значение имеет общая кровь, когда люди совершенно не обращают на неё внимания? Когда тётя может убить племянницу? Когда мать может вычеркнуть из жизни сына? Всё это проносилось у Гарри в голове, пока он благодарил судьбу, что Гермиона здесь, с ним, что она пережила все опасности, что с ней ничего не случилось, что он может вот так обнять её.

— Какое счастье, что ты жив, — прошептала Гермиона, и Гарри, чуть отстранившись, успел заметить, как она быстро вытерла глаза. Они никогда раньше не говорили этого друг другу…

— Я люблю тебя, — просто сказал Гарри, зная, что она поймёт его правильно. На самом деле, он вообще никогда раньше не произносил этих слов. И, Мерлин, это оказалось приятно! Как здорово, что можно просто сказать человеку о своих чувствах, не стесняясь, не боясь, что тебя оттолкнут.

— Я тоже люблю тебя, Гарри, — Гермиона растроганно улыбнулась ему. — Ты даже не представляешь, как сильно.

А ведь у неё тоже не так уж много близких людей, подумал вдруг Гарри. Родители и… всё. Кроме родителей есть только они с Роном, та же семья Уизли, Невилл, Полумна. Почему он не задумывался об этом раньше? Гарри вспомнил, какой была Гермиона на первом курсе и улыбнулся. Неудивительно, что у неё не было друзей. А если бы не история с троллем, то она могла так и остаться одна на всё время учёбы в Хогвартсе. Гарри не мог себе представить Гермиону, подружившуюся с Лавандой и Парвати, для этого она была слишком умной, у неё были совсем другие интересы. Нет, Гермиона бы осталась одна, это как пить дать.

— Надеюсь, Рон нас не слышит, — пошутил Гарри, с деланым испугом оглядываясь на дверь. Гермиона засмеялась.

— Перестань, Гарри, не подумает же он… — начала она, но вдруг замолчала. Гарри понял, что в комнату вошёл Рон ещё до того, как повернулся и поймал немного напряжённый взгляд друга. Если судить по его виду, то Рон как раз подумал. И ещё как подумал. Гарри вдруг почувствовал, как его начинает разбирать смех. Ну почему в жизни всегда так получается? Рон конечно же не мог зайти ни раньше, ни позже, и теперь они с Гермионой оказались в несколько двусмысленном положении, стоя в обнимку посреди комнаты.

— Доброе утро, — неестественно радостно поздоровался Рон. — А что это вы тут делаете?

Гарри оценил, насколько взросло он отреагировал на представившуюся его взору картину. Видимо, Рон хорошо запомнил слова, сказанные Гарри после того, как он уничтожил медальон, и твёрдо в них поверил, однако сейчас, застав их обнимающимися в пустой комнате, старые страхи снова зашевелились где-то глубоко внутри.

— Я поздравила Гарри с днём рождения, — бодро, но немного смущённо ответила Гермиона. — И мы… обнялись.

— А, — только и сказал Рон, слегка нахмурившись. Он перевёл взгляд на Гарри: — С днём рождения!

— Спасибо, — Гарри протянул другу руку, которую Рон крепко пожал, продолжая сверлить его взглядом. — Если хочешь, я и тебя могу обнять.

Гермиона тихонько прыснула, Рон кривовато улыбнулся. Гарри не знал, смеяться ему или плакать: ну разве можно быть таким ревнивым человеком? Что, собственно, произошло такого, от чего Рона могло так перекосить? Ну, обнял Гарри его девушку, ну, сказал, что любит её, но ведь девушка Рона по совместительству является ещё и подругой Гарри, не нужно забывать.

— Ладно, — Рон мотнул головой. — Я просто зашёл узнать, не скучаешь ли ты тут, Гермиона.

В его голосе так явственно прозвучал упрёк, что Гермиона расстроенно покачала головой. Гарри, чувствовавший себя виновником всего произошедшего и распираемый желанием видеть всех вокруг такими же счастливыми, каким был сам, спокойно взглянул Рону в глаза.

— Давай поговорим об этом один раз, хорошо? И больше не будем возвращаться к этому вопросу, — Гарри был абсолютно уверен, что Рону нужен этот разговор. Интересно, может кто-то ночью влил ему в рот немного Феликса Фелициса? Откуда он знает, что поступает правильно? Да какая разница? Главное — повиноваться велению так вовремя проснувшейся интуиции.

Рон немного удивлённо кивнул, бросив быстрый взгляд на Гермиону. Конечно, лучше было бы обсудить всё без неё, но раз уж такое дело… Ничего, пусть послушает.

— Я тебе уже говорил однажды, какие отношения связывают меня с Гермионой, помнишь? — глаза Гермионы при этих словах вспыхнули любопытством, но она нашла в себе силы промолчать. — Так вот, с того момента ничего не изменилось.

Рон снова кивнул. Гарри видел, что другу некомфортно, но чувствовал, что должен сказать всё до конца, иначе этот застарелый страх всегда будет отравлять жизнь Рону.

— Гермиона — моя сестра, — Гарри ласково взглянул на неё. — И, сам понимаешь, я её очень люблю. Поэтому я буду иногда обнимать её, я всегда буду за неё волноваться, переживать. И всё это совсем не значит, что тебе стоит что-то подозревать.

Уголки губ Рона медленно поползли вверх. Гарри мог поклясться, что видел, как в самой глубине его голубых глаз мелькнула мрачная тень, пометалась немного и растворилась. В этот раз — насовсем.

— И тебя я, между прочим, тоже слишком люблю и слишком уважаю, чтобы уводить твою девушку у тебя же из под носа, — Гарри произнёс эти слова шутливым тоном, хлопая Рона по спине, и только когда они уже прозвучали, понял, что впервые кто-то назвал Гермиону девушкой Рона. На долю секунды мелькнул страх: а не поторопил ли он события? Вдруг они ещё не успели обсудить статус своих отношений? Но Гермиона только улыбалась, обнимая Рона и чмокая его в щёку, а сам Рон выглядел одновременно смущённым и очень-очень счастливым.

Гарри был настолько переполнен радостью, что боялся просто лопнуть, разорваться от неё. Честно говоря, он и не подозревал, что способен быть таким счастливым после всего случившегося. Хватило всего лишь подозрения, что Джинни могла прийти в его комнату, чтобы посмотреть на него спящего, а какая с ним произошла перемена! Гарри крепко зажмурился, взъерошивая и без того торчавшие в разные стороны волосы. Он с великим трудом сдерживал слёзы радости. Мерлин, как глупо!

Рон вернулся в сад, где они с братьями и мистером Уизли, вооружившись палочками, устанавливали тот самый шатёр, который Гарри уже видел на свадьбе Билла и Флер. Совсем скоро Гарри понял, что Уизли готовили настоящий банкет, если судить по масштабам приготовления к «вечеринке». Гермиона предусмотрительно умолчала о её размерах, иначе он воспротивился бы ещё вчера. Хотя… Гарри посмотрел на непривычно оживлённого Джорджа, на расслабившегося и даже немного помолодевшего Перси, которого Гарри в последний раз видел в подобном настроении, когда Гриффиндор выиграл Кубок по квиддичу на третьем курсе. Чарли что-то оживлённо обсуждал с Биллом, и оба громко хохотали. Мистер Уизли добродушно усмехался, стоя чуть в стороне и с удовольствием глядя на сыновей. Им было это нужно, понял Гарри. Конечно, всё было бы по-другому, будь жив Фред… Но с самого дня его смерти никто из Уизли не улыбался так часто, а в Норе не звучал такой громкий смех. Они просто отвлеклись, взяли паузу. Иногда даже самая страшная боль берёт выходной, и это даёт её жертвам возможность выжить.

Гарри успел мельком увидеть Флер, которая быстро поздравила его и с громким визгом: «Билл, не смотри на меня, я жутко растрёпанная!» юркнула обратно в кухню. Миссис Уизли прибежала, как только услышала, что Гарри уже встал, и долго душила его в объятьях, смеясь сквозь слёзы.

— Все подарки получишь вечером, дорогой, — миссис Уизли с опаской взглянула на стоявшую неподалёку Гермиону. — Я и так проболталась о сюрпризе, больше не буду нарушать правила.

В общем, это было очень счастливое утро, выгодно отличающееся от череды однообразно мрачных и тоскливых дней. Правда, часа через два Гарри начало беспокоить столь длительное отсутствие Джинни. Он собрался уже пойти на кухню и попросить миссис Уизли прекратить готовить. В конце концов, он мог бы заказать еду из ресторана, почему кто-то должен был работать с самого утра, чтобы у него получился хороший день рождения? Он уже поднялся с кресла, где они уютно устроились с Роном, Гермионой и даже изредка вставлявшим пару фраз в общую беседу Джорджем, когда в окно влетела незнакомая сова.

— Принимай поздравления! — весело крикнул Чарли, просовывая голову в окно, и Гарри, улыбаясь, стал отвязывать от лапки совы довольно объёмистый конверт.

— От кого это? — лениво поинтересовался Рон, стараясь незаметно от Гермионы ногой затолкать её огромную книгу под кресло. Гарри задался вопросом, во что Гермиона превратит Рона, когда узнает о таком варварском обращении с книгой.

Он опустил глаза на конверт и на секунду замер. Гарри совершенно не думал о Дурслях всё это время. То есть, пару раз он вяло интересовался, вернулись ли они домой или не наведывались ли Пожиратели на Тисовую улицу, но не утруждал себя расспросами и уж тем более не думал проверить это самостоятельно. Он искренне считал, что с Дурслями у него покончено. Он больше не обязан был возвращаться в их дом, их не связывают никакие родственные чувства, и, несмотря даже на неуклюжую попытку Дадли примириться с ним при прощании, Гарри по-прежнему считал, что они только рады были от него избавиться. В его планы не входило навязывать им своё присутствие.

Но вот теперь он держал в руках конверт, на котором в графе «Адресант» было чёрным по белому написано: «Мистер и миссис Вернон Дурсль, Дадли Дурсль». Гарри поднял растерянный взгляд на друзей.

— Это от Дурслей, — он помахал конвертом. — Тяжёлый. Тяжелее всех подарков, которые они мне дарили за всю мою жизнь.

— Ты же собираешься его открывать? — поинтересовалась Гермиона.

Гарри кивнул. Его разбирало любопытство: что такого Дурсли напихали в конверт, что его так раздуло? На ощупь это было похоже на плотную, спрессованную бумагу. Может, они прислали ему блокнот? Гарри осторожно разорвал конверт, и из него выпал исписанный аккуратным почерком листок бумаги, плавно спланировав ему под ноги. Но Гарри не обратил на него никакого внимания, с лёгким трепетом глядя на толстенькую стопку старых, немного выцветших фотографий у себя в руках.

— Что там у тебя? — Рон вытянул шею, пытаясь разглядеть присланный Дурслями подарок. — Что это?

Гарри наконец наклонился подобрать письмо и посмотрел на друзей.

— Я хочу прочитать это один, хорошо? — спросил он, надеясь, что они не обидятся. — Они прислали какие-то фотографии.

— Конечно, Гарри, это вполне естественное желание, — быстро ответила Гермиона, с силой пиная по ноге уже открывшего рот Рона.

— Да, поднимайся в нашу комнату, — добавил Рон, обиженно потирая ногу и косясь на Гермиону.

Гарри подавил улыбку и быстро вышел из гостиной. Он почти бегом взбежал по лестнице, ощущая тяжесть фотографий в правой руке. Он и сам не знал, почему пришёл в такое волнение, но что-то ему подсказывало, что на этот раз Дурсли прислали ему что-то действительно важное, действительно стоящее.

Отложив фотографии, обёрнутые в толстую почтовую бумагу, подальше, чтобы не поддаться искушению и не посмотреть их немедленно, Гарри плюхнулся на свою кровать и развернул само письмо. Он узнал почерк тёти Петуньи ещё по надписям на конверте, а теперь убедился, что и всё письмо, впрочем, довольно короткое, было написано её рукой.

«Дорогой Гарри!

Поздравляем тебя с днём рождения! В этот радостный день мы хотим пожелать тебе здоровья, счастья и всего наилучшего. Передаём тебе привет и надеемся на встречу.

Твои тётя, дядя и кузен.

P.S. Гарри, я посылаю тебе фотографии, мне кажется, тебе будет приятно получить их. Я очень рада, что с тобой всё хорошо. Ты не мог бы заглянуть к нам на чай, когда тебе будет удобно?»

Постскриптум был написан немного корявым почерком, и Гарри предположил, что тётя Петунья писала его впопыхах, наверняка, пока не видел дядя Вернон. Он отложил письмо, впервые испытывая к Дурслям что-то похожее на родственные чувства и потянулся за фотографиями.

Их оказалось меньше, чем ему показалось сначала. Просто напечатаны они были на очень плотной бумаге, многие из них были ещё чёрно-белые, но на первой же из них в улыбающемся беззубым ртом младенце Гарри безошибочно узнал свою мать. И она была на каждой фотографии, везде Гарри цеплялся взглядом за знакомые глаза, улыбку или выражение лица. Он рассматривал маленькую Лили, доверчиво цеплявшуюся за руку отца и закинувшую голову, чтобы взглянуть на мать, державшую на руках другого ребёнка, тётю Петунью. Гарри никогда не видел своих бабушку и дедушку, если не считать нескольких ночей на первом курсе, которые он провёл возле зеркала Еиналеж. Он мог проследить все этапы взросления Лили: постепенно хорошенький младенец превращался в очаровательную малышку, с длинными, кажущимися на чёрно-белом снимке тёмными волосами. И почти везде на фото рядом с ней была сестра.

Последние, более поздние фотографии оказались цветными. На одной из них уже взрослая Лили, наверное, это был курс шестой или даже седьмой, стояла на берегу моря и задумчиво смотрела вдаль. Гарри поразился тому взрослому выражению, которое застыло на лице матери: как будто в тот момент она смотрела в будущее, столько затаённой тоски было в её глазах. На другой, Гарри даже вздрогнул от неожиданности, Лили, счастливая, улыбающаяся, сидела на скамейке в окружении четверых парней. Джеймс был сильно похож на барана, такое недоуменное выражение застыло на его лице. Гарри подумал, что отец вряд ли мог поверить в своё счастье, сидя на скамейке рядом со своей обожаемой Лили. Сириус, лениво улыбающийся с фотографии, был точно таким, каким его запомнил Гарри по воспоминаниям Снейпа. Он несколько секунд смотрел в добрые, слегка прищуренные глаза Люпина, а потом быстро отложил фотографию в сторону, не желая портить себе настроение созерцанием счастливого Хвоста. На последней фотографии несколько повзрослевший Джеймс сидел на диване, с гордым и невероятно счастливым видом обнимая за плечи Лили, державшую на руках младенца. Гарри судорожно вздохнул. Он и не думал, что тётя Петунья столько лет хранила такие фотографии. Это был настоящий подарок ко дню рождению, и Гарри, думая о Дурслях, особенно о тёте Петунье, уже не был настолько категоричен. Почему бы и не заглянуть как-нибудь к ним на чай?

Гарри встряхнулся. Пора было возвращаться к друзьям, он и так уже просидел в комнате слишком долго. Аккуратно положив фотографии и письмо под подушку, намереваясь ещё раз пересмотреть их перед сном, Гарри пошёл вниз. Ещё час назад он посмеялся бы над человеком, который бы сказал ему, что он будет радоваться письму от Дурслей.

Гарри был на первом этаже и уже собирался свернуть в небольшой коридорчик перед гостиной, как вдруг услышал тихий голос, позвавший его по имени. Он резко обернулся и увидел, что дверь в комнату Джинни была чуть приоткрыта.

— Ты не мог бы зайти на минуточку? — попросила Джинни, нерешительно глядя на него.

Гарри испытал сильнейшее чувство дежавю. Это уже было однажды, он даже точно знал, когда именно. Год назад, комната Джинни, поцелуй. Неужели… Но нет, она просто ещё не успела поздравить его, дело, конечно, в этом.

Джинни пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь, повернувшись к нему лицом. Гарри оглянулся по сторонам: комната как будто совсем не изменилась, чего нельзя было сказать о них самих…

— С днём рождения, — тихо сказала Джинни, прижимаясь спиной к двери. Она смотрела куда угодно, но только не ему в глаза, и Гарри внезапно почувствовал себя ужасно неловко. Он молился, чтобы никому не взбрело в голову заглянуть сюда, пока они стоят друг напротив друга как два истукана. Гарри пытался найти в лице Джинни хотя бы малейший намёк на её утреннее присутствие в его комнате, но не обнаружил ровным счётом ничего подозрительного. Хотя, чего он, собственно, ожидал? Что у неё на лбу появится надпись: «Да, Гарри, это я погладила тебя по щеке сегодня утром»?

— Эээ… спасибо, — спохватился Гарри, когда молчание затянулось. — Очень приятно.

Джинни негромко хмыкнула и на секунду посмотрела на него, но тут же снова отвела взгляд. Гарри заметил, что она судорожно сжимает что-то в кулаке.

— Я не знала, что тебе подарить… — начала Джинни.

— Да ты и не должна была… — перебил её Гарри, и оба замолчали, потрясённо посмотрев друг на друга. Всё это уже было однажды, они уже говорили эти слова!

— Надо признать, мы не слишком оригинальны, — пошутила Джинни, робко улыбаясь. Гарри растянул губы в ответной улыбке, занятый мыслями о том, как чудесно звучит слово «мы», произнесённое её голосом. — В общем, у меня кое-что есть для тебя. Я не уверена, что тебе это понравится… не уверена, что тебе вообще это нужно, но…

Джинни замолчала, опустив голову, и Гарри испытал сильнейшее желание схватить её за плечи, заставить поднять голову и целовать до тех пор, пока она не поймёт наконец, что ему нужна она сама, а не какие-то подарки. Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы остаться на месте.

— С днём рождения, — с видом человека, решившегося на отчаянный поступок, Джинни протянула Гарри что-то маленькое и прозрачное, и он, стараясь не задеть её пальцев, сжал в ладони маленькую колбочку, заполненную до краёв светлой дымчатой субстанцией.

— Это… — Гарри недоверчиво посмотрел на неё.

— Мои воспоминания, да, — быстро проговорила Джинни, обходя его и направляясь к окну с таким видом, как будто в данный для неё не было ничего важнее, чем выглянуть в сад.

— Это нечестно! — слова вырвались прежде, чем Гарри успел их остановить.

— Нечестно? — удивлённо переспросила Джинни, в смятении проводя рукой по лбу. — Почему?

— У меня нет Омута памяти, — Гарри старался успокоиться и не выдать охвативших его чувств. Её воспоминания! — Я ведь не смогу их посмотреть.

Ему показалось, или Джинни прошептала что-то очень похожее на «Ну и хвала Мерлину»?

— Ты представляешь, насколько мне любопытно? — от отчаяния Гарри попытался воззвать к её совести, но Джинни только тихонько рассмеялась в ответ.

— Я думала, что любопытство — это скорее женский порок, — лукаво отозвалась она, постепенно становясь самой собой. — Я уверена, что ты найдёшь выход.

Гарри его уже нашёл. Завтра же с утра он отправится в Хогвартс и будет умолять профессора МакГонагалл позволить ему воспользоваться Омутом памяти в её кабинете.

— Только пообещай мне, — Джинни внимательно смотрела на него, словно прочитав его мысли, — что ты не станешь смотреть их до того, как мы вернёмся в школу, хорошо?

Гарри уже собрался спорить, когда наткнулся на её умоляющий взгляд.

— Да, конечно, обещаю, — язык жил какой-то своей, отдельной от мозга жизнью, потому что Гарри не хотел этого говорить, не хотел обещать. Но отступать было поздно. Целый месяц! Гарри мысленно застонал.

— Спасибо, — улыбнулась Джинни и, приблизившись, легко поцеловала его в щёку. Гарри словно огнём обожгло, и он с трудом заставил свою руку, которая тоже вдруг вышла из под контроля, висеть как висела, а не тянуться к руке Джинни. Это была тяжёлая борьба. На один ужасный момент Гарри показалось, что рука одержит победу, но в итоге он смог с гордостью констатировать своё подавляющее превосходство над противником.

Он не помнил, как вышел из комнаты Джинни и оказался в гостиной, всё ещё размышляя о только что выигранной битве с собственной рукой.

— Гарри, ты в порядке? — раздался взволнованный голос Гермионы, и он заставил себя сконцентрировать внимание на её вопросе.

— А, да, — Гарри опустился в кресло и осторожно прикоснулся к щеке в том месте, где её коснулись губы Джинни. — Дурсли, точнее тётя Петунья, прислала мне мамины детские фотографии.

На лицах Рона и Гермионы появилось понимающее выражение, и Гарри, воспользовавшись представившимся предлогом, быстро привёл в порядок свои мысли.

Остаток дня до вечера прошёл несколько сумбурно. В окна постоянно влетали совы, приносившие письма порой даже от незнакомых людей, желавших поздравить героя с праздником. Ближе к вечеру появился нагруженный тяжёлыми подносами Кикимер, потративший, наверное, целую неделю, чтобы приготовить всю эту еду. Миссис Уизли пришла в восторг, так как она, по какой-то неведомой Гарри причине, опасалась, что приготовленных ей блюд может не хватить на всех гостей. На его же взгляд, приготовленной ей едой можно было без проблем накормить целую армию.

Наконец, около семи вечера Гарри, переодевшийся по настоянию Гермионы в парадную мантию, в сопровождении ворчащего Рона, вполголоса бормочущего всё, что он думает о парадных мантиях в принципе и о бзике Гермионы в частности, спустился вниз, где его уже ждали прибывшие чуть пораньше Невилл и Полумна. По всей видимости, оба уже были в курсе установленных Гермионой правил и, поздравляя Гарри, даже не заикнулись о подарках. Постепенно гостиная наполнялась вновь прибывшими и скоро места стало существенно не хватать. Тогда все дружно переместились в шатёр, где уже были накрыты длинные столы, уставленные всевозможными блюдами. Принимая поздравления от Оливера Вуда, Гарри краем глаза заметил, как Рон попытался незаметно стащить пирожок со стола, но был пойман Гермионой на месте преступления и теперь стоял с виноватым видом, а Гермиона что-то долго и возмущённо шептала ему на ухо.

К удивлению Гарри, Андромеда быстро влилась в весёлую компанию и благосклонно взирала на всех и каждого, кто проявлял хотя бы малейший интерес к Тедди. Видимо, Гермиона не решилась диктовать Андромеде, как следует поступить с подарком, потому что та сразу же вручила Гарри небольшой, аккуратно завёрнутый свёрток. В нём, как ни странно, тоже оказались фотографии, только движущиеся. И с каждой на Гарри смотрел улыбающийся Сириус.

— Я очень его любила, — сказала Андромеда, грустно наблюдая за летающим на метле черноволосым мальчиком, весело машущим рукой кому-то, оставшемуся за кадром. Гарри не нашёл, что ей ответить.

В итоге получилось, что многие решили в этом году сделать ему нематериальные подарки. К двум пачкам фотографий вскоре добавился выпуск завтрашнего «Ежедневного пророка», полностью посвящённый Сириусу и его роли в Первой и Второй магических войнах. Гарри не мог описать словами, как много это значило для него, но Кингсли наверняка всё понял по его лицу. Невилл, Дин и Симус объединили усилия и подарили небольшой альбом, куда вклеили фотографии их однокурсников, а ниже каждый написал свои первые воспоминания о Гарри, важные для них моменты, связанные с ним, и свои пожелания на будущее. Работа была проделана огромная, и Гарри прекрасно понимал, что она заняла не один день. Пролистав пару страниц, он убедился, что этот альбом окажет ему неоценимую помощь в следующий раз, когда его начнут захлёстывать угрызения совести за совершённые ошибки.

Рон с Гермионой купили просто неимоверное количество книг, посвящённых воспитанию детей, к которым он несколько раз приценивался, но так ничего и не выбрал. Тедди был его излюбленной темой, он мог часами рассказывать о своих планах, связанных с его участием в качестве крёстного в воспитании мальчика, каждому, кто соглашался его слушать. Правда, такую ошибку все совершали всего один раз, и вскоре Гарри остался без собеседников. Гермиона давно советовала ему выбрать несколько стоящих книг, но Гарри никак не мог решить, по какому принципу производить разделение книг на стоящие и нестоящие. И вот теперь у него были, наверное, все книги для родителей, когда-либо напечатанные в волшебном мире. Более того, Гермиона явно наведалась в маггловский книжный, потому что некоторые названия, вроде «Как воспитать в ребёнке отвращение к компьютеру» или «Мой ребёнок — будущий врач», ясно свидетельствовали о своём совсем не магическом происхождении. Это был замечательный подарок. К тому же, и Гарри даже знал, кому принадлежала эта идея, друзья подарили ему толстую тетрадь, на обложке которой красовалась надпись «Тысяча поводов назвать тебя замечательным другом». Гарри пролистал тетрадь и убедился, что бисерный, каллиграфический почерк Гермионы часто сменяют небрежные каракули Рона. Друзья нашли тысячу сто четырнадцать поводов.

Если в этот момент что-то и могло добить Гарри, то можно было не сомневаться, что это будет подарок Полумны. Несмотря на опасения Гарри в том, что она вполне способна подарить ему годовой запас того «чудесного» чая, если это пойло можно было назвать чаем, которым их угощал Ксенофилиус, рассказывая о Дарах смерти, Полумна тоже протянула ему тетрадь. Точнее, это был самый обыкновенный альбом для рисования, но, открыв его, Гарри с трудом подавил потрясённый возглас. С первой страницы на него с лёгкой улыбкой сквозь свои очки-половинки внимательно смотрел Дамблдор. Люпин, Сириус, Тонкс, Фред, родители, Добби, Демельза, Колин, даже Букля — все они были здесь, улыбаясь ему со страниц альбома. Как и портреты в комнате Полумны, картинки не двигались, но казались живыми, и Гарри не мог сказать, что именно вызывало это ощущение. Он проглотил огромный комок в горле и со слезами на глазах обнял Полумну.

Всё это время Джинни стояла неподалёку, не сводя с него сияющего взгляда. Гарри смотрел на неё, и ему казалось, что она переживает то же, что и он, так менялось выражение её лица с каждым новым подарком. В конце концов, когда праздник закончился и гости разошлись по домам, Гарри смог наконец рассмотреть и прочитать всё, что ему подарили.

Все в Норе давно уже спали, когда он наконец прочитал сто четырнадцатый повод считать его замечательным другом, написанный рукой Рона. «Ты умеешь прощать друзьям их чудовищные ошибки. Спасибо». Гарри закрыл тетрадь и погасил свет. Никогда раньше он не чувствовал себя настолько нужным, настолько необходимым такому количеству людей. Никогда не испытывал чувства такой жгучей, бурлящей радости. Никогда не засыпал с ещё не высохшими на ресницах слезами счастья. Это был лучший день рождения в его жизни.

Хорошее настроение не покинуло Гарри и утром. Всю ночь он проспал спокойно и безмятежно, как младенец, и даже смутно помнил, что видел какой-то приятный сон, судя по оставленному им послевкусию. Рон ещё спал, лёжа на спине и закинув одну руку за голову. Его лицо, впервые за многие недели, было умиротворённым, и Гарри подумал, что вот уже несколько дней ему не приходится будить друга по ночам, вырывая из цепких лап очередного кошмара. Видимо, инцидент с Пожирателями возымел свой эффект, и какая-то шестерёнка в мозгах Рона встала на место: он успокоился, кажется, забыв свои планы зверской расправы с Руквудом. А ведь это случилось по чистой случайности. Если бы Гермиона не сорвалась тогда, отвлекая внимание Рона от Руквуда, неизвестно, чем бы всё закончилось для Пожирателя. Ничего нет сильнее любви, сказал бы Дамблдор, и Гарри склонен был в очередной раз с ним согласиться.

Он приподнял подушку и осторожно, стараясь не слишком шелестеть, достал фотографии, присланные тётей Петуньей. Гарри уже видел свою мать ребёнком в воспоминаниях Снейпа, но это не мешало ему с удивлением размышлять о том, чем заслужила эта маленькая чудесная девочка подобную судьбу? Почему это произошло именно с ней? Неужели её вина заключалась в том, что она слишком сильно любила? Гарри помотал головой. Нет смысла терзать себя подобными вопросами, исправить ничего нельзя, а вот испортить настроение с утра пораньше — проще простого. Гарри нашёл фотографию, на которой они были запечатлены все втроём, и вгляделся в своего отца. Вот, значит, какое лицо, какой взгляд бывают у человека, который добился всего, чего хотел в жизни? На долю секунды перед глазами у Гарри пробежала лёгкая рябь, и ему показалось, что это не отец, а он сам смотрит с фотографии, обнимая за плечи прекрасную рыжеволосую девушку с ребёнком на руках. Картинка была настолько завораживающей, что Гарри не сразу позволил себе вернуться в действительность.

Интересно, почему тётя Петунья хранила эти фотографии, если они были ей не нужны? Гарри ни разу не слышал от неё ни одного доброго слова о сестре, и ему сложно было представить, как тётка тихонько плачет, глядя на старые выцветшие карточки. Скорее всего, у неё просто рука не поднималась их выкинуть, не настолько бесчувственной она была, а теперь, когда представился удобный случай от них избавиться, она с удовольствием послала их Гарри. Ну что же, по крайней мере, она поступила так, чтобы сделать Гарри приятно, и это в какой-то степени было способно примирить его с Дурслями. В любом случае, он не может избегать их вечно, рано или поздно им придётся поговорить. Почему бы не сегодня?

Гарри быстро написал коротенькое письмо, пообещав тёте Петунье быть у них сегодня к чаю, и несколько нерешительно подозвал свою новую сову, которой всё ещё не дал имени. Конечно, не самый лучший вариант — начинать налаживать отношения с помощью совы, зная отношение дяди и тёти ко всему необычному. Но никакого другого способа связаться с Дурслями Гарри не видел. Тем более, они сами прислали ему письмо с совой. Кстати, интересно, где они её взяли?

— Да тише ты! — шикнул Гарри на ухнувшую от удовольствия сову, в очередной раз давая себе обещание придумать ей имя на досуге. Рон перевернулся на другой бок, но не проснулся, и Гарри вздохнул с облегчением.

Он решил спуститься вниз, надеясь найти в гостиной ещё какую-нибудь раннюю пташку. Говоря по правде, определённую раннюю пташку. Но его ожидания не оправдались, и Гарри расстроенно опустился в кресло. Он полистал одну из забытых вчера на столике книг, посвящённых воспитанию детей, вычитал, что для ребёнка очень важно, чтобы его с самого рождения окружало хотя бы несколько любящих человек, иначе он может вырасти асоциальным, и решил немедленно навестить Андромеду. Ещё не хватало, чтобы Тедди в будущем не умел общаться с людьми!

Гарри нацарапал Уизли записку, в которой просил не беспокоиться и обещал вернуться к ужину, забежал на кухню, захватил немного сыра с хлебом и, наскоро проглотив скудный завтрак, направился к калитке. Андромеда вчера сказала, что Тедди встаёт рано, часов в пять утра, поэтому Гарри абсолютно не боялся разбудить её своим ранним визитом. К тому же, Андромеда всегда была явно и вполне искренне рада ему, а Тедди уже вовсю тянулся к нему, предлагая, довольно настойчиво, взять его на ручки.

— Доброе утро, Гарри, — чуть удивлённо поздоровалась Андромеда, открыв ему дверь десять минут спустя. — Ты сегодня рано.

— Извините, если помешал, — смущённо пробормотал Гарри, делая шаг назад, но Андромеда замахала руками и буквально втолкнула его внутрь дома.

— Если тебе интересно, мы с Тедди встали сегодня без пятнадцати пять, — с улыбкой объявила она, устремляясь к кроватке, откуда доносился рассерженный рёв Тедди. — Я здесь, мой маленький. Посмотри, кто там пришёл к Тедди? Гарри?

Гарри скорчил крестнику смешную рожицу, и тот весело рассмеялся, доверчиво протянув к нему свои крошечные ручонки. Его тоненькие и пока довольно редкие волосики моментально приобрели ярко-зелёную окраску, что, как уже знал Гарри, означало, что в данный момент Тедди счастлив, весел и вообще доволен жизнью. Несколько минут Гарри дурачился с малышом, подкидывая его высоко над головой, а Тедди просто задыхался от смеха, пока Андромеда вышла на кухню. Они устроили такой шум и визг, что Гарри только с третьего раза расслышал вопрос вернувшейся Андромеды, завтракал ли он.

— Честно говоря, я бы не отказался от пары тостов, — Гарри вытер пот со лба, укладывая Тедди обратно в кроватку, откуда тут же послышался пронзительный недовольный визг. — Если это вас, конечно, не затруднит.

— Перестань, — Андромеда махнула рукой. — Я с удовольствием позавтракаю ещё раз, с тобой за компанию. Очень тоскливо, знаешь ли, сидеть за столом в одиночестве.

Гарри не знал, что ответить на это и поэтому спросил:

— А Тедди? Как быть с ним?

— Немножко полежит, ничего с ним не случится, — Андромеда сунула внуку в руки плюшевого зайчика. — Я и так избаловала его до невозможности, нужно же и воспитывать немного, не находишь?

Гарри проследил взглядом за зайчиком, вылетевшим из кроватки под сердитый вопль крестника, и поспешил кивнуть. Тяжело приходится Андромеде совсем одной. Гарри дал себе слово почаще заглядывать к ней, пока не закончилось лето. Потом он уедет в школу, и помочь ей будет совершенно некому.

— Как вы справляетесь? — поинтересовался он, вздрагивая от каждого нового взрыва плача, доносившегося из гостиной. — Когда вы отдыхаете?

Андромеда методично помешивала что-то в маленькой кастрюльке, стоявшей на плите.

— Мне это нужно, Гарри, — с грустной улыбкой сказала она, чуть поворачивая голову на очередной, особенно пронзительный, визг. — Я не знаю, что бы я делала без Тедди, чем бы занимала себя. Я бы уже давно сошла с ума.

Гарри подумал, что сойти с ума можно и с Тедди, причём довольно быстро, но вслух этого, разумеется, говорить не стал. Они вернулись в гостиную, и Андромеда взяла покрасневшего от напряжения внука на руки. Тедди смерил её обиженным взглядом, и у него смешно задрожала нижняя губка.

— Ой, как обидно, да, малыш? — сочувственно проворковала Андромеда, целуя внука в лобик. — Ну что ты раскричался? Бросили Тедди, да?

Через пару минут абсолютно счастливый Тедди, уже забывший об устроенном концерте, усиленно сосал молоко из бутылочки, уютно устроившись на руках у бабушки. Гарри всегда поражался молниеносным переменам его настроения.

— Я хотела пойти прогуляться с ним, — сказала Андромеда, баюкая Тедди. — Тут неподалёку есть небольшой лесок, где почти никогда никто не ходит. Если ты не занят, то я буду рада твоей компании.

Гарри поспешно согласился. Ему всё равно нужно было чем-то занять себя до пяти часов, и он пытался использовать малейшую возможность помочь Андромеде. Им пришлось силой нахлобучить на головку Тедди лёгкую хлопковую шапочку, скрывающую его волосики, которые в любой момент могли поменять цвет. Точнее, нахлобучивала её Андромеда, пока Гарри прыгал перед крестником, изображая не то зайца, не то обезьяну и чувствуя себя последним идиотом. Но чего не сделаешь, чтобы отвлечь ребёнка от отчаянной попытки стянуть только что надетую шапочку и затолкать её в рот.

Они прогуляли уже примерно часа два, из которых последние блаженные сорок минут Тедди спал, когда Андромеда вдруг спокойно сказала, глядя на Гарри:

— Знаешь, ко мне приходила Нарцисса.

Гарри вздрогнул и быстро взглянул на неё. Интересно, знает ли Андромеда о его роли в попытке примирить сестёр? Хотя, что такого он сделал? Намекнул Нарциссе, что сестра ничего не имеет против неё? Так нет никакой гарантии, что миссис Малфой не попытала бы счастья и без его подсказки.

— Да? — Гарри постарался изобразить радостное удивление. — И… эээ… как всё прошло?

— Тяжело, — всё так же спокойно ответила Андромеда, наклоняясь, чтобы поправить Тедди шапочку. Гарри с трудом удержался, чтобы не схватить её за руку: зачем трогать мирно спящего ребёнка, если этот ребёнок может снова, как это уже было час назад, устроить истерику из-за пролетевшей мимо птички, которую ему не позволили потрогать? — Мы так долго не разговаривали. Прошло слишком много лет.

Это прозвучало не слишком обнадеживающе. Хотя, Гарри попытался представить, как бы он сам встретился с человеком, пусть и когда-то родным, который не разговаривал с ним лет двадцать пять, не меньше. Они, наверное, стали совсем чужими друг другу, вряд ли что-то получится склеить теперь. Если бы Тонкс осталась жива, возможно, Андромеда была бы мягче настроена по отношению к сестре, а так…

— Мне очень жаль Нарциссу, — неожиданно вздохнула Андромеда. — Она всегда была общей любимицей, самая младшая, самая красивая… Она привыкла, что все любят её, все ей восхищаются. Она всегда получала то, что хотела, никто был не в силах ей отказать, даже Белла… Беллатриса.

Гарри опустил голову. Как же тяжело должно быть Андромеде! Она потеряла мужа, потеряла дочь, осталась совсем одна в целом свете, не считая Тедди, конечно, так ей ещё предстоит жить и знать, что её родная сестра убила её дочь. Гарри задумался: может ли Андромеда ненавидеть Беллатрису? Ненавидеть по-настоящему, горячо и страстно? Или всё-таки сестринские чувства находят для неё какое-то оправдание.

— Я никогда не смогу простить Беллатрисе то, что она сделала, — словно в ответ на его мысли, задумчиво произнесла Андромеда. — Я готова была принять её любой, даже всеми презираемой, всем ненавистной убийцей. Я защищала бы её от всего мира, если бы она попросила моей помощи. Я разругалась бы с каждым членом магического сообщества Британии, я уехала бы в другую страну, но поддержала бы Беллу. При одном только условии: если бы она по-настоящему раскаялась. Несмотря на все ужасные вещи, которые она делала, я всегда думала о ней как о маленькой девочке, которую насильно выдали замуж за человека, которого она боялась и ненавидела.

Гарри молчал. Он никогда не думал о Беллатрисе как о маленькой девочке, она представлялась ему безумной и жестокой ведьмой, которая заслужила смерти за все свои бесчеловечные поступки. И он не мог представить её раскаявшейся. Но, конечно, ему не понять чувства Андромеды, которая росла с ней в одном доме, которая делилась с ней секретами в ночной темноте спальни и помогала заплетать косы. Гарри покачал головой. Мерлин, как это всё безумно тяжело.

— Но теперь, — голос Андромеды окреп, — теперь я не могу назвать её моей сестрой. Я отреклась от неё в тот самый момент, когда узнала… Но я плохая мать, я малодушная женщина, у меня не хватает сил возненавидеть убийцу моей дочери. Я не могу проклясть её, не могу. И чувствую себя так, будто предаю этим Дору, память о ней.

— Ну что вы, — пробормотал Гарри. — Не думайте об этом. Вы не можете по-другому, всё-таки она была вашей сестрой.

— А вот Нарцисса, милая, нежная Нарцисса, сказала, что прокляла бы Беллу, если бы та причинила вред Драко, — Андромеда взглянула на него из-под опущенных ресниц. — Она так изменилась за эти годы, хотя и сохранила свою красоту.

Гарри понял, что Андромеда не ждёт от него ответных реплик, ей просто нужно выговориться, нужно, чтобы кто-то выслушал.

— Извини, Гарри, — Андромеда словно опомнилась, расправила плечи и снова стала самой собой: гордой, стойкой и выносливой женщиной, с которой случилось много плохого. — Я не должна была так много болтать, тебе совершенно не интересны наши семейные дела, я это прекрасно понимаю.

— Нет, нет, — Гарри поспешил возразить, но тут же осёкся из страха проявить неуместное любопытство. — То есть, я хочу сказать, что история вашей семьи очень… поучительная. И мне очень интересно слушать, правда.

Из этой неловкой ситуации ему помог выкрутиться Тедди, захныкавший из-за сползшей-таки на глаза шапочки. Андромеда склонилась над коляской, тихо напевая что-то, и Гарри успел привести мысли в порядок.

— Но вы собираетесь общаться с Нарциссой? — спросил он, когда Тедди вновь заснул, и они медленно пошли дальше по дорожке.

— Да, мы решили, что попробуем наладить отношения, — Андромеда смотрела вдаль, подставив лицо под лёгкий порыв летнего ветерка. — Только она и я, никого больше.

Гарри был с ней согласен. Ему претила мысль, что Люциус Малфой будет приходить в дом Андромеды, фальшиво сюсюкать с Тедди, лишь бы сделать жене приятное. Гарри не хотелось, чтобы малыш с самого раннего детства оказался в атмосфере лжи и притворства.

До самого ухода Гарри Андромеда больше не заговаривала о своих семейных делах, расспрашивая о жизни семьи Уизли. Гарри уже не опасался, что она могла затаить злобу против Молли, убившей её сестру, тем более, что вчера обе женщины общались очень душевно, явно не испытывая друг к другу антипатии. Андромеда с сочувствием слушала рассказ Гарри о страданиях всего семейства, но особенно её интересовал Джордж. Она не понимала, как и сам Гарри, что уж тут скрывать, как Джордж будет жить без Фреда. Андромеда даже предложила Гарри пригласить Джорджа к ней, чтобы он пообщался с Тедди. Гарри знал, успел прочитать в какой-то книжке, что маленькие дети — это просто кладезь положительных эмоций, и был уверен, что Джорджу это пойдёт на пользу. Но близнец отказывался выходить из дома. Максимум, на который он был способен — это побродить в сумерках по саду, а потом вернуться домой в крайне угнетённом настроении. Раз в неделю, по воскресеньям, Уизли в полном составе отправлялись на кладбище. Гарри обычно оставался дома или проводил время с Гермионой, давая возможность друзьям побыть наедине со своим горем. Так что шансов вытащить Джорджа в гости не было никаких.

Время, проведённое с Тедди, пронеслось незаметно. Гарри и глазом не успел моргнуть, как часы пробили без четверти пять.

— Мне уже пора, — он вскочил с пола, где они с Тедди лежали последние минут тридцать, занятые активной и довольно интересной игрой «Увернись от цепких пальчиков ползущего Тедди», и попытался пригладить волосы. Андромеда с явным сожалением отложила книгу и взяла заревевшего внука на руки.

— Тихо, мой хороший, тихо, — проговорила она, погладив Тедди по голове. — Гарри опаздывает к своим дяде и тёте, не может же он играть с тобой целый день.

Гарри слегка виновато взглянул на крестника. Ему постоянно казалось, что он уделяет ему мало времени, мало внимания, хотя он и навещал его через день, а иногда и чаще. Он постоянно думал, что Люпин так любил его самого, так заботился о нём, что он никогда не сможет расплатиться с ним, даже если усыновит Тедди. Гарри всегда очень дёргался, когда Тедди начинал плакать, и не мог понять, почему Андромеда была так спокойна, когда внук просто заходился от крика. Однажды она правда объяснила, что по сравнению с Дорой, Тедди — идеальный ребёнок, не доставляющий никаких хлопот. Гарри же, которому казалось, что более беспокойных детей просто не бывает, побоялся даже представить, как Андромеда справлялась с маленькой Тонкс.

Сопровождаемый громким плачем Тедди Гарри вышел из дома и медленно побрёл к калитке. Он надеялся продумать свой разговор с Дурслями заранее, но абсолютно забыл про них, возясь с крестником. Теперь ему было слегка неуютно. Гарри боялся, что после приветствий они будут сидеть друг напротив друга в неловком молчании, мечтая, чтобы эта встреча поскорее закончилась. Они расстались на более менее дружелюбной ноте, но это ещё ни о чём не говорило. Гарри задумался: по сути дела он не мог вспомнить ни одного случая, когда бы он вёл мирную или хотя бы просто продолжительную беседу с дядей Верноном или тётей Петуньей. Иногда ему приходилось что-то объяснять им, но в этом случае разговор носил ярко выраженный характер ссоры, когда обе стороны с трудом сдерживались, чтобы не нагрубить друг другу. О Дадли и говорить нечего. После нападения дементоров они не очень-то и пересекались: сначала Гарри был убит смертью Сириуса, а потом — занят планами поиска крестражей и попытками убедить Дурслей покинуть дом. Идея посетить родственников начинала казаться Гарри нелепой. Ничего хорошего не получится, не нужно было соглашаться на эту встречу.

Литтл Уингинг встретил Гарри привычной тишиной и покоем. Городок совершенно не изменился за год, навевая тоскливые воспоминания. Гарри шагал по Тисовой улице, приближаясь к дому, в котором он провёл десять несчастливых лет, пока не узнал, что принадлежит другому миру. Дом тоже совсем не изменился, ослепляя чисто вымытыми окнами и аккуратно подстриженной лужайкой перед входом. Гарри несколько секунд помедлил на пороге, потом нажал на звонок и постарался выдавить улыбку, которая говорила бы о его добрых чувствах по отношению к родственникам.

Дверь открылась практически мгновенно, словно Дурсли стояли за дверью, ожидая его звонка, и Гарри на секунду лишился дара речи. Тётя Петунья была одета в одно из своих тошнотворных розовых платьев в оборочках, которые вызывали у Гарри воспоминания об Амбридж. Дядя Вернон и значительно похудевший Дадли, несмотря на жару, втиснулись в смокинги, и Гарри с трудом подавил желание спросить, не ждут ли они кого-нибудь из компаньонов дяди Вернона к ужину. Но, как бы дико это ни было, родственники принарядились к встрече с ним. Странно было ощущать себя гостем, ещё и ожидаемым, на которого хотели произвести хорошее впечатление, в доме, где с тобой раньше обращались как с последним отрепьем.

— Эээ… привет, — неуверенно произнёс Гарри, пока Дурсли пялились на него как на диковинную зверушку. — Что-то не так?

— Добрый день, — пролепетала тётя Петунья, которая теперь была чуть ниже него ростом. — Проходи, пожалуйста.

Гарри был торжественно препровождён в гостиную, где стараниями тёти Петуньи был накрыт прямо-таки праздничный стол. Дадли смотрел на него с таким выражением, что Гарри в какой-то момент показалось, что кузен только и ждёт возможности предложить: «Позвольте взять ваш пиджак, мистер Поттер».

Гарри опустился на краешек кресла, чувствуя себя до крайности странно и неуютно. Лучше бы они просто сидели в полном молчании, не зная, что сказать друг другу, тогда бы можно было побыстрее распрощаться и вернуться в манящую своим уютом Нору. Теперь же ему придётся поужинать с Дурслями, иначе можно сразу забыть даже о жалком подобии нормальных отношений.

— Как жизнь, парень? — самую малость слишком жизнерадостно спросил дядя Вернон, усаживаясь напротив него за столом и пытаясь скрыть своё смущение за лёгким покашливанием.

— Всё хорошо, спасибо, — отозвался Гарри. — А у вас как дела? Гестия написала мне, что вы благополучно вернулись домой…

— Да, она говорила, — вступила в разговор тётя Петунья.

— Вы поддерживаете с ней отношения? — Гарри даже глаза выпучил от удивления.

— Да, — тётя Петунья залилась краской. — Она помогла нам послать тебе сову вчера.

Одной загадкой стало меньше. Гарри растерянно моргал, переводя взгляд с дяди на тётю. Неужели они поменяли своё отношение к магическому миру?

— Спасибо за поздравление, — нашёлся Гарри после довольно продолжительной паузы. — Мне было очень приятно получить…

— Какие пустяки! — громко выкрикнула тётя Петунья, не давая ему закончить фразу. Дадли от неожиданности пролил на себя сок, а мистер Дурсль с изумлением взглянул на жену. — Тут даже говорить не о чем.

Гарри понял, что его догадка оказалась правильной: тётя Петунья действительно послала фотографии тайком от мужа.

— Всё же я очень вам благодарен, — Гарри выразительно посмотрел на тётку, и та робко, едва приметно улыбнулась ему в ответ.

Снова повисла пауза. Дядя Вернон схватил бокал с красным вином и сделал несколько глотков. В полной тишине Гарри отчётливо слышал тиканье часов.

— Я рад, что с тобой всё в порядке! — выпалил Дадли и побагровел так, что Гарри всерьёз напугался, не хватит ли кузена удар.

— Спасибо, — Гарри постарался заставить свой голос звучать так, чтобы его ответ располагал к продолжению беседы. Похоже, это ему не до конца удалось, потому что Дадли выглядел как человек, исчерпавший весь свой словарный запас и бросивший последние попытки составить ещё одну фразу.

— Как дела у вас на работе, дядя Вернон? — мужественно спросил Гарри, поворачиваясь к мистеру Дурслю. — Я надеюсь, что у вас не возникло проблем из-за вашего длительного отсутствия?

— Нет, нет, всё в порядке, — пропыхтел дядя Вернон, отрезая себе внушительный кусок ветчины. — Ваши… то есть, я хочу сказать, Дедалус поговорил с кем-то из вашего… из Министерства магии. Не знаю уж как, но они как-то решили проблему. На работе все ведут себя так, будто это нормально, что меня не было почти год.

Гарри понимающе кивнул. Ничего себе, Министерство позаботилось даже о его родственниках, хотя он и не просил. Да он действительно стал крупной шишкой в магическом мире!

— Чем ты собираешься заниматься теперь, когда… — тётя Петунья заколебалась, — когда… его больше нет?

— Я собираюсь вернуться в школу вместе с остальными, — Гарри вдруг с облегчением почувствовал, что неловкость постепенно покидает их разговор. Дурсли были искренне заинтересованы в его планах. Такое ощущение, что все эти годы они копили в душе любопытство, не давая себе возможности расспрашивать его о волшебном мире, а теперь вдруг почему-то изменили своё мнение. В случае тёти Петуньи так оно и было.

— А потом? После школы? — дядя Вернон выглядел несколько обеспокоенным, и Гарри весело подумал, что он до сих пор побаивается, как бы племянник не сел ему на шею. — Чем занимаются такие, как… то есть, волшебники?

Гарри задумчиво пожевал отбивную, которая особенно удалась сегодня тёте Петунье.

— Много чем, — наконец ответил он, решив, что дядя Вернон достаточно помучился. — Я, например, собираюсь работать в одном из подразделений Министерства.

— В политики метишь, а? — попытался неуклюже пошутить дядя Вернон.

— Нет, политика это не для меня, — Гарри взглянул на тётю Петунью, которая прислушивалась к разговору, чуть приоткрыв рот. — Я скорее думаю о… правоохранительной работе. Ну, буду бороться с тёмными магами, защищать магический мир и так далее.

— Как твои родители, — тихо пробормотала тётя Петунья, глядя ему в глаза.

Гарри кивнул, надеясь, что дядя Вернон сейчас тоже вспоминает разговор, состоявшийся непосредственно перед тем, как он раздул тётушку Мардж перед третьим курсом. Тогда дядя Вернон назвал его родителей безработными, и, хотя Гарри в тот момент не знал и половины того, что знал сейчас, он был уверен, что это наглая ложь.

Остаток вечера прошёл более менее нормально, хотя беседа и прерывалась постоянными, довольно длительными паузами. Под конец тётя Петунья вынесла с кухни свой фирменный пудинг, живо напомнивший Гарри о Добби. Ему пришлось признать, что пудинг тёти Петуньи ничуть не уступал самым вкусным блюдам миссис Уизли, о чём он и сказал, в очередной раз находя повод прервать неловкую тишину.

— Спасибо, — тётя Петунья снова покраснела, словно он не пудинг похвалил, а только что присудил ей звание заслуженного повара Соединённого Королевства. — Рада, что тебе нравится.

Наконец, Гарри поднялся с намерением распрощаться с Дурслями, посчитав, что свой родственный долг он выполнил. Тётя Петунья тоже вскочила и несколько испуганно спросила:

— Ты не мог бы задержаться ещё на несколько минут? Я… я хотела бы поговорить с тобой.

Гарри кивнул, удивлённый её волнением, и опустился обратно в кресло. Дядя Вернон посмотрел на жену, потом перевёл взгляд на племянника и спросил:

— Нам выйти, дорогая?

— Да, если можно, — тётя Петунья ласково опустила руку на плечо вскочившего Дадли, задевшего стоявший рядом торшер. — Спасибо.

Гарри пожал руку дяде и кузену, обменявшись с ними обещаниями видеться почаще, которые, все трое это прекрасно понимали, были порождены скорее вежливостью, чем искренним желанием. Наконец, дверь в гостиную закрылась, и Гарри повернулся к нервно сжимающей руки тёте Петунье.

— Спасибо за фотографии, — без всяких предисловий сказал он, не боясь говорить в открытую теперь, когда дядя Вернон ушёл. — Это было очень мило с вашей стороны — прислать их.

— У меня есть ещё, — тихо ответила тётя Петунья, как-то устало глядя на него. — Я сделаю с них копии для себя и тоже отдам тебе.

— Спасибо, — Гарри немного растерялся. Тётка выглядела так, будто её что-то сильно угнетало, угнетало настолько, что она решилась на какой-то отчаянный поступок, посчитав его наименьшим злом.

— Я просто хотела сказать… — она тяжело дышала, перебирая пальцами оборки на своём платье, — хотела попросить у тебя прощения. За всё…

Гарри вытаращил глаза. Вот уж чего он ожидал меньше всего, так это извинений.

— Я знаю, теперь уже поздно, но всё-таки мы вели себя ужасно… — тётя Петунья выглядела так, как будто собиралась заплакать, и Гарри всерьёз начал рассматривать в качестве варианта спасения прыжок в открытое окно. До двери он добежать не успеет, тётка разрыдается раньше, а вот окно совсем близко, так что…

— Я понимаю, что ты никогда не сможешь нас простить, — всхлипнула тётя Петунья, и по её щеке покатилась одинокая слезинка, которую она нетерпеливо смахнула. — Никто бы не смог. Но мне правда очень, очень жаль, Гарри. Если бы можно было начать всё заново…

— Давайте не будем вспоминать об этом, — беспомощно предложил Гарри, но она в отчаянии покачала головой.

— Я не могу, — слёзы уже вовсю текли по её щекам. — Я постоянно думаю, что, если бы всё было наоборот, если бы что-то случилось со мной, Лили не поступила бы так с моим сыном.

Гарри промолчал. Это была правда, и оба это знали, не было никакого смысла пытаться её успокоить. Интересно, это Гестия с Дедалусом так повлияли на Дурслей? Или в тёте Петунье действительно проснулись совесть и родственные чувства? Гарри против собственной воли был тронут словами тётки.

— Я хотела попросить тебя, — тётя Петунья постаралась взять себя в руки, сделав несколько глубоких вдохов. — Не мог бы ты как-нибудь, когда тебе будет удобно, отвести меня на её могилу? Я ни разу там не была, даже не знаю, где её похоронили…

Гарри кивнул. Он не мог отказать ей, не имел права. Несмотря на все неприятные моменты, которые ей пришлось пережить из-за Петуньи, Лили любила сестру и хотела бы помириться с ней, Гарри был в этом уверен.

— Конечно, — ответил он, и его голос прозвучал мягче, чем он сам того хотел. — Давайте в эту субботу, если вы свободны?

Тётя Петунья кивнула, с благодарностью глядя на него. Гарри шёл к двери в растрёпанных чувствах. Он никак не ожидал, что встреча с Дурслями произведёт на него такое впечатление. Однако, нужно было признать, где-то в глубине души он был рад встрече с родственниками, даже с Дадли. Они остались единственным звеном, связующим его с матерью, они были единственными людьми, кого он знал с самого детства. Они просто были его ближайшими родственниками как ни крути. Сегодняшний разговор с Андромедой показал ему, что родственникам можно простить гораздо более ужасные вещи, чем те, в которых можно было обвинить Дурслей.

— Спасибо за ужин, тётя Петунья, — поблагодарил он, прощаясь с ней на пороге дома. — Всё было очень вкусно.

Она кивнула, внимательно глядя ему в лицо. Гарри уже собрался уходить, оставляя её стоять на крыльце, когда услышал тихий голос тёти:

— Ты очень вырос за этот год. И ещё больше стал похож на своего отца.

Он обернулся, но она уже захлопнула дверь.

Гарри нервировала предстоявшая в субботу встреча с тётей Петуньей. С одной стороны, он даже ждал её, понимая, что это шанс наладить отношения с единственной родственницей матери. С единственной родственницей, с которой он действительно хотел наладить отношения. Но, с другой — всё время придётся о чём-то с ней разговаривать. Гарри казалось, что он исчерпал все возможные темы для разговора, пока ужинал на Тисовой улице. Ему просто в голову не приходило, что ещё можно сказать.

Ещё его всё больше и больше волновала Андромеда. Ему казалось, что она не признаётся в смертельной усталости только из исключительной гордости, а сама тихо рыдает в подушку по ночам. Он стал заглядывать к ней каждый день и каждый раз при встрече внимательно вглядывался ей в лицо, пытаясь увидеть любые, пусть самые косвенные, следы слёз. Но, похоже, Андромеда не позволяла себе плакать даже наедине с собой, Гарри видел её слёзы только однажды, и это было на похоронах её дочери. Тедди становился капризнее день ото дня, устраивая невероятные истерики по любому поводу. Гарри ужасно пугался, когда крестник начинал вопить, особенно, если это случалось, когда он держал его на руках. Тедди был такой маленький и хрупкий, что всякий раз Гарри боялся, не сломал ли он ему что-нибудь. Первое время, теперь он вспоминал это со смехом, Гарри держал Тедди на вытянутых руках и боялся лишний раз пошевелиться, пока малыш лежал у него на коленях.

Но постепенно, накапливая опыт, Гарри чувствовал себя всё смелее и смелее. Он учился одевать Тедди, менять ему подгузники, пару раз даже помогал Андромеде его купать, кормил из бутылочки, баюкал и сидел неподвижно по целым часам, чтобы малыш не проснулся. Дошло до того, что однажды Андромеда даже рискнула оставить Гарри с Тедди на полчаса, отправившись в магазин за новой мантией. Правда, мантию она тогда так и не купила, перенервничав, что Гарри может не справиться, и вернулась домой, ничего не выбрав. Гарри, встретивший её с уверенным и независимым видом, никогда бы не признался, что пять минут назад отчаялся успокоить Тедди настолько, что чуть было не отправил патронуса миссис Уизли. В общем, крестник не давал Гарри скучать, и он чувствовал, что всё больше и больше привязывается к разноцветному малышу, как в шутку прозвал Тедди Рон.

Но больше всего Гарри волновался из-за предстоявшего дня рождения Джинни. Во-первых, он совершенно не представлял, что бы такое ей подарить. Понятно, что по сравнению с её воспоминаниями, хотя он их ещё и не видел, любой его подарок моментально обесценивался, и Гарри уже совсем сломал себе голову. Во-вторых, его волновали их вновь изменившиеся отношения. Джинни вела себя куда дружелюбнее после его дня рождения, и иногда ему даже начинало казаться, что у него есть шанс всё вернуть. Но он боялся слишком надеяться на это, напоминая себе, что ещё не видел, чему посвящены её воспоминания. В-третьих, Гарри не нравилось, что Гермиона решительно отвергла его блестящую идею устроить Джинни такую же шикарную вечеринку, какую устроили ему. Гермиона заявила, что Джинни это ни в коем случае не понравится, что она сейчас не в том настроении, чтобы праздновать, что она специально предупредила о своём отрицательном отношении к такого рода сюрпризам. Гарри сделал слабую попытку возразить, ссылаясь на свой ужас, когда он узнал о вечеринке, и восторг, когда она прошла. Но Гермиона была непреклонна, к тому же, её поддержал Рон, заявивший, что слышал, как Джинни объясняла матери о своём нежелании приглашать кого бы то ни было, кроме самых близких друзей. В итоге, насколько знал Гарри, она послала приглашения только Невиллу, Полумне, Анджелине и Ли Джордану.

Гарри уже несколько раз побывал в Косом переулке, но так и не смог выбрать Джинни ничего подходящего. Проблема была в том, что ему хотелось купить что-то особенное, что-то, что бы ей не просто понравилось, но и запомнилось, что бы выделилось из массы остальных подарков. Только что? Часа через два хождения по магазинам у Гарри начинала раскалываться голова, и он малодушно сбегал, ругая себя на все корки и давая себе слово, что в следующий раз он ни за что не уйдёт без замечательного подарка. Но время шло, до одиннадцатого оставалось не так много времени, а подарка всё не было, и Гарри уже начинал по-тихому паниковать. Самое обидное было то, что и Рон, и Гермиона уже давно что-то купили, но оба наотрез отказывались говорить, что именно, как будто боялись, что Гарри мог собезьянничать.

Гарри постоянно пребывал в состоянии глубочайшей задумчивости, перебирая в уме все возможные варианты, вспоминая, не упоминала ли Джинни что-то, что бы ей хотелось получить. Он теперь часто погружался в свои мысли настолько, что его приходилось окликать по нескольку раз прежде, чем он соображал, что обращаются к нему. Пару раз он ловил на себе обеспокоенный взгляд Гермионы, наверное, у него был слишком отсутствующий вид. Виновница же всех этих терзаний, казалось, ничего не замечала. Она вообще не говорила о своём дне рождения и прерывала всякого, кто хотя бы заикался о нём. Для Гарри такое поведение недолго оставалось загадкой: он и сам догадывался, что Джинни не хочет отмечать свой праздник без Фреда.

Тем временем наступила суббота, и Гарри проснулся пораньше, чтобы не опоздать на встречу с тётей Петуньей. Он специально назначил её утром, чтобы потом успеть ещё раз забежать в Косой переулок. Вдруг в этот раз повезёт? Было довольно непривычно переписываться с тётей Петуньей, ещё и с помощью совы. Гарри с улыбкой вспомнил, как на вопрос миссис Уизли, не Кингсли ли это снова зачем-то вызывает его в Министерство, он спокойно ответил, что это письмо тёти. Он никогда ещё не видел миссис Уизли настолько удивлённой, она даже выронила ложку, которой помешивала что-то в кастрюльке. Гарри знал, хотя Молли никогда не позволяла себе критиковать его родственников в его присутствии, что она относится к ним с большой антипатией. Что ж, возможно, когда-нибудь им всем придётся поменять мнение о Дурслях.

Гарри не захотел рассказывать, куда они собираются, чтобы лишний раз не тревожить незаживающую рану Уизли, поэтому во время завтрака постоянно ловил на себе любопытные взгляды Рона. Гарри вышел заранее, собираясь немного послоняться по маленьким, знакомым с детства улочкам, прилегающим к Тисовой улице, но это ему не удалось. Ещё издалека он увидел одинокую фигуру, стоявшую у калитки дома номер четыре, и без труда узнал в ней тётю Петунью. Тётка была одета во всё чёрное, и Гарри стало даже немного неудобно за свои джинсы и растянутую футболку салатового цвета. Хотя, это неважно, одежда ни в коей мере не отражает степень его тоски по родителям, ничего бы не изменилось, если бы он нацепил траурную мантию.

— Как…как мы доберёмся туда? — слабым голосом спросила тётя Петунья, когда они обменялись приветствиями.

— Я могу трансгрессировать и взять вас с собой, — ответил Гарри. — Вы понимаете, о чём я?

Она кивнула, судорожно сглотнув, и со страхом взглянула на него.

— Но я же не волшебница, разве можно? — Гарри заметил, что она нервно комкает в руках носовой платок.

— Да, трансгрессировать буду я, вам ничего не нужно делать, — у него появилось лёгкое сомнение в правильности своих действий. А что, если её расщепит по дороге? Но делать было нечего, иначе они будут добираться до Годриковой впадины чёрт знает сколько часов. Да и Гарри представления не имел, как можно это сделать, пользуясь маггловским транспортом. — Ну что, пошли?

Тётя Петунья кивнула и быстро засеменила обратно к дому, оставив Гарри в полном смятении. Но он быстро понял, в чём дело, когда тётка возникла на пороге с огромной охапкой лилий. Она подошла и, стараясь не смотреть ему в глаза, робко взяла племянника под руку.

— Держитесь крепче, — Гарри старался, чтобы его голос звучал бодро и уверенно. — Готовы? Сейчас будет немного неприятно, но это быстро пройдёт.

Тётя Петунья снова кивнула, трясясь с головы до кончиков пальцев. Как бы она в обморок не грохнулась чего доброго, потом хлопот не оберёшься. Гарри крепче сжал её локоть и трансгрессировал. Ему показалось, что прошло всего несколько секунд, да так оно и было, и вот они уже стоят на знакомой улочке, той самой, по которой они шли с Гермионой полгода назад. Но, взглянув на тётю Петунью, Гарри понял, что ошибался, посчитав трансгрессию хорошей идеей. У неё был такой вид, будто её сейчас стошнит, она схватилась за горло и согнулась в три погибели, стараясь отдышаться.

— Всё нормально? — спросил Гарри, чувствуя себя глупо. Как будто и так не видно, что ничего не нормально. Себя бы вспомнил после первой парной трансгрессии.

— Да, — выдавила тётя Петунья, и Гарри даже удивился её мужеству: надо же, она не только на ногах устояла, но ещё и нашла в себе силы выпрямиться. У неё уже даже колени не сильно тряслись, и она наконец-то отлепилась от Гарри, за которого цеплялась как утопающий за соломинку. — Как вы это выдерживаете?

— На самом деле, так плохо только в первый раз, — Гарри слегка улыбнулся. — Потом привыкаешь.

Судя по её виду, тётя Петунья явно не собиралась привыкать к трансгрессии. Она была неестественно бледна, но Гарри смутно догадывался, что дело не только в физической дурноте. Просто, оказавшись в непосредственной близости от могилы сестры, тётя Петунья старалась сохранить последние остатки самообладания.

Они медленно приближались к старому кладбищу, и тётя Петунья бледнела всё больше. Гарри заметил, что её пошатывает и попытался забрать у неё тяжёлые цветы, но тётка вцепилась в них мёртвой хваткой, и он оставил попытки. Гарри уверенно вёл её по проходу между надгробиями, как будто был здесь частым гостем. Он не остановился у могилы Игнотуса Певерелла, понимая, что тётя Петунья находится на грани нервного срыва. У него будет время вернуться сюда позже.

Он издалека заметил знакомый памятник из белого мрамора и направился прямо к нему, оглянувшись на тётю Петунью. Она не сразу поняла, что они приблизились к цели сегодняшнего путешествия, растерянно озираясь по сторонам. Гарри остановился перед могилой родителей и посмотрел на тётку. Она застыла, глядя прямо на памятник и шевеля губами, читая надписи на надгробии. Её глаза расширились до неестественных размеров, и она вдруг попятилась назад. Гарри не знал, что нужно говорить человеку, который много лет назад отрёкся от собственной сестры, а теперь, раскаявшись, впервые подходит к её могиле, и поэтому счёл за лучшее промолчать. У него мелькнула мысль, что нужно уйти и оставить тётю Петунью одну, но он побоялся, что ей может стать дурно.

Прошло несколько минут, в течение которых тётя Петунья не двигалась с места, прижимая к себе букет лилий, и Гарри уже начал думать, что она никогда не решится подойти ближе. Но вот она сделала маленький, неуверенный шажок вперёд, потом ещё один и ещё. Она долго смотрела на белый памятник, а потом вдруг медленно опустилась перед ним на колени, безжалостно сминая подол своего довольно красивого чёрного платья. Гарри отошёл чуть назад, прислонившись спиной к дереву и сложив руки на груди, стараясь согреться. Солнце светило по-прежнему ярко, было душно, но у него почему-то мороз пробежал по коже. Тётя Петунья нерешительно прикоснулась к надгробию, дрожащими пальцами обвела имя сестры, потом бессильно уронила руку и осторожно положила лилии на могилу.

— Ну, здравствуй, сестрёнка, — услышал Гарри её тихий шёпот, и было что-то такое в её голосе, отчего у него сжалось горло.

Тётя Петунья опустила голову, и он понял, что она плачет. Только без криков, как он опасался, а тихо, почти беззвучно, позволяя слезам свободно течь по щекам. Ему было бы легче, если бы она билась в истерике, потому что от её тихого, безутешного плача у него волосы зашевелились на голове. В её сгорбленной, полной невыносимой скорби фигуре было что-то страшное.

— Прости меня, прости меня, прости, — в исступлении шептала тётя Петунья, касаясь лбом холодного белого мрамора. — Прости меня за всё, если можешь, прости…

Гарри испытал сильнейшее желание поднять её и немедленно отправить домой. Он не мог выносить этого. Одно дело, когда Люпин или Сириус со светлой грустью говорили о родителях, обязательно вспоминая что-то приятное, а совсем другое — видеть такое ничем не прикрытое горе, заставляющее забыть о всех семейных разногласиях и просто обнять тётю, которая, похоже, только сейчас до конца осознала, что много лет назад потеряла сестру.

— Я была ужасной сестрой, — голос тёти Петуньи прерывался от рыданий, но она по-прежнему говорила очень тихо, Гарри с трудом мог её слышать. — Я сделала тебе столько плохого. Я ужасно обращалась с твоим сыном. Я знаю, мне нет прощенья, но мне так жаль, Лили, мне так жаль…

Гарри до крови закусил губу, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. Чёрт, до чего невыносимо!

— И ты прости меня, Джеймс, — вдруг прошептала тётя Петунья, и Гарри вздрогнул. Он почему-то никогда не думал, что тётка знала отца, она казалась ему стороной, представляющей Лили, в то время, как Сириус и Люпин были представителями отца. — Я никогда не пыталась понять тебя, никогда не пыталась наладить отношения… А теперь уже поздно… Если бы можно было вернуть всё назад…

Гарри не выдержал и молча отошёл, решив дождаться тётку у калитки. Ему было плохо, очень плохо, но в то же время он чувствовал в себе какое-то странное просветление. Ему было приятно горе тёти Петуньи, но совсем не потому, что ему нравилось смотреть на её мучения, просто это общая потеря их роднила, сближала по-настоящему. И Гарри точно знал, что мама была бы рада. Мама наверняка давно уже простила тётю Петунью.

Он прождал её довольно долго, и наконец она робко подошла к нему, отводя глаза. Гарри не знал, что сказать. Банальное «Пойдёмте?» прозвучало бы как-то бесчувственно. Сочувственное «Как вы?» было бы невпопад, он слышал и видел, как она.

— Спасибо, — язык сказал это сам, Гарри мог бы поклясться. Но в ту же секунду, когда это слово прозвучало в тишине церковного двора, он понял, что оно и было единственно правильным в данный момент. Тётя Петунья вдруг всхлипнула и обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Прости меня, прости, — как заведённая повторяла она, и растерянный Гарри осторожно погладил её по спине. Она никогда не обнимала его. Ни одного раза. Ни-ког-да. И вот, оказавшись в её объятьях, о чём он никогда не мечтал, это уж точно, Гарри вдруг почувствовал себя неожиданно… хорошо. Как будто это миссис Уизли обняла его. Он стоял, боясь пошевелиться, и осознавал всю важность семьи, всю крепость родственных связей, которые не так-то просто разорвать.

— Не плачьте, тётя Петунья, — почти ласково попросил он. — Я… я вас прощаю.

И он действительно имел это в виду. Раскаяние, настоящее, искреннее раскаяние способно было исцелить душу, разорванную своим хозяином на куски в поисках бессмертия, что уж тут говорить о слабой женщине, которая рыдала теперь на его груди. Гарри вдруг подумал, что у магглов всё абсолютно так же: раскаяние очищает, склеивает осколки разбитой души, но при этом человек испытывает невыносимую боль.

Тётя Петунья резко вскинула голову и уставилась на него полными слёз глазами.

— Ты прощаешь меня? — она смотрела на него недоверчиво, боясь поверить услышанным — и таким желанным! — словам. — Правда прощаешь?

Гарри кивнул, глядя ей прямо в глаза. Он понимал, что только что приобрёл ещё одного родного человека. Несмотря на то, что он жил с ней под одной крышей шестнадцать лет, приобрёл он её только сейчас. И это было… здорово. Гарри почувствовал, как по жилам разливается приятное тепло, и вдруг, не успев сдержаться, широко улыбнулся тёте. Она смотрела на него потрясённо, пытаясь в ответ растянуть в улыбке дрожащие губы.

Гарри проводил её до порога дома. К слову, вторую трансгрессию тётя Петунья перенесла куда лучше, чем первую, она даже почти не испугалась. На прощание она обняла его ещё раз и взяла с него слово прийти к ним на ужин на следующей неделе. Гарри был совсем не против, о чём ей и сказал, получив в ответ искреннюю, тёплую улыбку.

Гарри бы посмеялся над каждым, кто бы сказал ему, что когда-нибудь он будет выходить из дома номер четыре по Тисовой улице с ощущением счастья не от того, что он его наконец-то покидает, а потому, что собирается вернуться. Но это действительно было так. Он никак не мог избавиться от абсолютно идиотской, но счастливой улыбки, которая как будто прилипла к его лицу. Простив, по-настоящему простив тётю Петунью, он почувствовал такое облегчение, что даже удивился, как же он раньше не замечал такого груза на сердце? Только сейчас, когда эта тяжесть исчезла, Гарри смог оценить разницу. Он вдруг абсолютно ясно понял, что сейчас, именно сегодня, непременно купит Джинни потрясающий подарок. Сегодня был его день.

Косой переулок встретил его привычным гулом толпы куда-то вечно спешащих волшебников. Гарри остановился, прислушиваясь к себе, и уверенно повернул налево от «Дырявого котла», заглядывая в каждую витрину. Он понял, куда шёл, когда увидел огромную толпу перед одним из магазинов и остановился. Ну конечно! И как он раньше об этом не подумал? Что ещё может обрадовать Джинни так, как новая, современная метла? Гарри протиснулся к самой витрине, не обращая внимания на потрясённые возгласы и перешёптывания за спиной, и с одобрением уставился на выставленную там модель «Молнии». Метла ничем не отличалась от той, что ему подарил Сириус четыре года назад. Гарри толкнул дверь и вошёл в магазин.

— Добрый день, чем могу… Мерлинова борода! — раздался вежливый мужской голос, перешедший под конец фразы в потрясённый вопль, и Гарри засмеялся. Он и правда весело расхохотался над реакцией продавца на его скромную персону! Да что с ним сегодня такое?

— Здравствуйте, — сказал он, когда понял, что спортивного сложения парень, стоявший за прилавком, оказался не в состоянии сказать что-нибудь ещё и только открывал и закрывал рот, напоминая рыбу, выброшенную на берег. — Я хотел бы купить «Молнию».

— «Молнию»? — парень моментально пришёл в себя. — Но ведь у вас есть «Молния», это все знают. Вам её Сириус Блэк подарил, ваш крёстный. Об этом писали в «Пророке» недавно, я читал.

Гарри тоже читал и благодарил Кингсли. Министр не упустил ничего, что могло бы охарактеризовать Сириуса с хорошей стороны.

— Это не для меня, — кратко объяснил он. — Это в подарок.

— Понимаю, — парень тут же засуетился, доставая какие-то бумажки и подсовывая их Гарри. — Вот, распишитесь тут и вон там, мистер Поттер. Ага, и ещё вот тут. А, да, чуть не забыл, ещё около той галочки. Вот теперь всё, спасибо. Сейчас я вам метлу принесу.

Гарри ждал, облокотившись о прилавок и рассматривая аксессуары для мётел. Да, индустрия по производству товаров для квиддича должна просто процветать. Как можно удержаться и не купить всё?

— Дайте ещё, пожалуйста, набор по уходу за метлой, — попросил Гарри. — У вас были такие, в кожаных футлярах.

Парень моментально достал откуда-то из-под прилавка знакомый футляр и положил рядом с длинной коробкой, где лежала новенькая «Молния».

— И ещё можно вон ту насадку в виде гиппогрифа? — Гарри понимал, что пора остановиться, иначе в его сейфе не останется денег такими темпами, но ничего не мог с собой поделать. — И… вы не делаете гравировки на древке?

— Делаем, — счастливо объявил парень, наслаждаясь присутствием знаменитого и богатого клиента. — Вам чем? Можем золотом, серебром, медью…

— Золотом, — перебил его Гарри. — Выгравируйте, пожалуйста, имя.

Парень схватил кусок пергамента и выжидательно посмотрел на Гарри. Тот заколебался. А зачем он будет светить имя Джинни? Кто его знает, вдруг этот парень сейчас же побежит в редакцию «Ежедневного пророка» или ещё того хуже — к кому-то типа Риты Скитер, а завтра выйдет статья, посвящённая личной жизни национального героя?

— Хотя ладно, не нужно, — пошёл на попятную Гарри, решив попросить Гермиону помочь ему найти нужное заклинание. Парень разочарованно отбросил в сторону перо, и Гарри порадовался своему мудрому решению.

— Пожалуйста, мистер Поттер, — холоднее, чем раньше проговорил продавец, пододвигая к Гарри довольно объёмистые и наверняка очень тяжёлые коробки. Гарри заплатил за покупки, оставив в магазине чуть ли не столько же денег, как за все годы учёбы в Хогвартсе, и с трудом вышел на улицу, стараясь никого не задеть своей длинной коробкой.

Лучше всего было сейчас заглянуть на почту и оформить доставку, потому что спрятать коробки такой величины не представлялось возможным, и Джинни могла обнаружить свой подарок несколько раньше, чем нужно. Гарри так и поступил. Договорившись о доставке на одиннадцатое августа во второй половине дня, он вышел с почты с лёгким сердцем и зашагал по направлению к «Дырявому котлу». Гарри уже почти добрался до нужного здания, когда его взгляд упал на ярко подсвеченную витрину магазина мадам Малкин, и он замер на месте. В витрине было выставлено платье просто неземной красоты. От него захватывало дух. Оно было средней длины, цвета серебра, мерцающего на свету, довольно простое, но по какой-то неведомой Гарри причине оно притягивало взгляд. Он очень живо представил, как в нём будет выглядеть Джинни и со вздохом отправился искать Гермиону. Сам он точно сделал бы что-то не так, даже размер бы не угадал. А ведь нужны ещё туфли и что там ещё? Нет, в этих делах Гарри не разбирался, а Гермиона всё равно его не выдаст, можно не сомневаться.

Вечером Гарри лежал, с трудом разлепив глаза и пожелав вошедшему Рону доброй ночи, и чувствовал себя счастливым человеком. Он помирился с тётей, купил замечательные подарки Джинни, получил одобрение Гермионы, заявившей, что платье и правда потрясающее и что оно очень пойдёт Джинни с её яркими рыжими волосами. По её же настоянию Гарри купил красивые туфли на высоком каблуке, каких никогда не видел на Джинни, и маленькую сумочку, которую Гермиона назвала смешным словом «клатч». Он был уверен, что угадал с подарком. Последнее, что он видел перед тем, как провалиться в глубокий сон, был образ счастливой Джинни в его платье, которая смеялась и держала его за руку, а потом они улетели в ночь на её новой метле, ни разу не поспорив, кто будет ей управлять. Гарри не знал, не мог знать, что всю ночь он широко и счастливо улыбался во сне.

Одиннадцатое августа наконец наступило. Гораздо быстрее, чем ожидал Гарри. Он вскочил в шесть часов утра в ужасе от того, что абсолютно не продумал, как он будет дарить Джинни подарки и что будет при этом говорить. Нужно выглядеть дружелюбным, в меру милым, можно даже поцеловать её в щёчку, почему бы нет? Друзья же так делают. Главное — она не должна заметить его смущения, не должна догадаться, каких усилий ему стоило вообще выбрать ей подарок, не говоря уже о том, чтобы вручить его.

Гарри достал большую красивую коробку, в которую ещё вчера аккуратно сложил платье, туфли и… ну, эту маленькую сумочку, и поставил её на кровать. И что, вот так просто подойти к ней, протянуть коробку и сказать: «Это тебе?» А, ну и поздравить конечно, не забыть бы. Нет, ну это как-то слишком просто и слишком неловко. Гарри не представлял, как будет смотреть на распаковывающую подарок Джинни. Нет, лучше он уйдёт куда-нибудь! А вдруг ей не понравится? Мало ли, что там говорила Гермиона.

Кстати, о ней… Гарри вдруг пришла в голову блестящая мысль: а почему бы не попросить Гермиону занести подарок в комнату Джинни, пока той не будет в комнате? Самому заходить в её спальню ему казалось несколько неудобным, но это бы действительно решило все проблемы. В коробке лежала красивая открытка, куда Гарри вчера, высунув язык от усердия, как можно красивее переписал все свои пожелания, уничтожив при этом целую пачку пергамента, составляя послание. Она всё это прочитает, в при встрече уже можно будет просто сказать «С днём рождения!» Можно ещё добавить, что она уже прочитала все его пожелания, чтобы все остальные ни в коем случае не подумали, что он ограничился таким сухим поздравлением. И почему он не продумал всё заранее? Вот он всегда так: оставляет план действий на самый последний момент.

Рон выглядел настолько обычно, что Гарри готов был возмутиться. Как можно быть таким спокойным, когда у твоей сестры сегодня день рождения? Нужно столько всего ещё сделать, всё ведь должно быть просто идеально! Гарри уже почти достал из чемодана парадную мантию, когда увидел, как Рон натягивает не очень-то свежую рубашку в клеточку, и остановился. Наверное, мантия и впрямь будет чересчур. Лучше он оденет её вечером, а пока ограничится чистой рубашкой (куда он её засунул, когда миссис Уизли принесла им с Роном выстиранную одежду?) и обычными брюками, не джинсами. Джинсы — это всё-таки совсем не серьёзно. Гарри наконец нашёл белую рубашку на дне чемодана и с отчаянием уставился на неё. Сказать, что рубашка была мятая значило бы не сказать ничего. Она была жутко, отвратительно скомканная, и Гарри поразился собственной безалаберности. Не подготовить одежду с вечера, когда сегодня такой день! Только он мог так поступить.

— Ты не знаешь случайно какого-нибудь заклинания, чтобы погладить рубашку? — Гарри пытался задать этот вопрос безразличным тоном, но Рон почему-то всё равно посмотрел на него как-то странно.

— Пойди попроси маму или Джинни, я в таких вещах не разбираюсь, — Рон натянул второй носок и плюхнулся обратно на кровать, вытянув ноги. Гарри посетило подозрение, что носки были немного разные, по крайней мере, потому, что на правой ноге Рона красовался чёрный носок с хвосторогой, а на левой — тоже чёрный, но с крохотными оранжевыми буквами «ПП», обозначавшими, по всей видимости, «Пушки Педдл». И вообще, носок с хвосторогой явно принадлежал Гарри.

— Тебе не кажется, что ты оделся немного… небрежно? — это ведь тоже был вполне себе обычный вопрос. Нет, ну если друг и впрямь выглядел не слишком опрятно, не должен же был Гарри молчать?

— Да что с тобой такое? — Рон спустил ноги с кровати, пристально глядя на Гарри. — Ты какой-то странный.

Гарри постарался принять равнодушный вид, почесав нос, что ему показалось удачным способ скрыть смущение.

— Что ты имеешь в виду? По-моему, такой же как обычно.

К счастью, Рон ничего не успел ответить, прерванный громким стуком в дверь, от которого оба подскочили.

— Рон! Гарри! — раздался за дверью голос Гермионы. — Я захожу!

— Ну и чего так кричать? — пробормотал Рон, безуспешно пытаясь замаскировать свою радость за недовольным ворчанием. Гарри от всей души понадеялся, что притворяется гораздо лучше Рона, иначе всему дому уже давно стали известны его переживания.

— Ты сегодня рано, Гермиона, — сказал Гарри, ломая голову над тем, как бы попросить её оставить подарок в комнате Джинни и одновременно не выдать обуревавших его чувств.

— Многое нужно сделать, — отмахнулась Гермиона, критически глядя на рубашку Рона. — Рон, скажи мне, пожалуйста, это не та же самая рубашка, в которой ты ходишь уже неделю?

— Ну и кто тут странный? — не удержался Гарри, в душе благодаря Гермиону за оказанную, пусть и невольно, поддержку.

— Да что вы привязались к рубашке? — возмутился Рон. — Она почти чистая. Если вы про это крохотное пятнышко от соуса, то…

— Рон, это крохотное пятнышко видно за милю, — ехидно перебила его Гермиона. — Надеюсь, ты собираешься переодеться к вечеру? Твоя мама вчера как раз погладила твою парадную мантию.

Рон громко застонал.

— Ну почему я должен надевать парадную мантию? Я же у себя дома, какая разница, что на мне одето? — вопрошал он со страдальческим видом, оглядываясь на Гарри в поисках поддержки. Но Гарри был абсолютно согласен с Гермионой: только парадная мантия и точка.

— Ну и прекрасно! — вспылила Гермиона. — Ходи голым, мне всё равно. Но сегодня у твоей сестры день рождения, поэтому ты наденешь парадную мантию, даже если мне придётся заставить тебя это сделать!

И она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Гарри с трудом сдерживал смех, так Гермиона напомнила ему миссис Уизли, когда та точно так же предложила сыну ходить голым в ответ на его жалобы по поводу старой и вышедшей из моды парадной мантии для Святочного бала. Рон долго ещё бурчал что-то себе под нос, но Гарри его не слушал. Он мучительно обдумывал план дальнейших действий, опасаясь, что рассчитывать на Гермиону, когда она в плохом настроении, скорее всего не стоит.

Но вернувшаяся минут через десять Гермиона отнюдь не была в плохом настроении.

— Миссис Уизли просила передать, что от вас ей нужна только помощь в уборке комнат. Поэтому спускайтесь завтракать, а потом уберитесь тут. Я займусь гостиной, пока миссис Уизли, Джинни и Флер готовят а потом…

— Джинни готовит? — Гарри настолько удивился, что не успел даже принять безразличный вид. — Но разве она не должна… то есть, я хочу сказать, сегодня же её день рождения, она не должна ничего делать.

— А кто будет готовить? — сварливо спросила Гермиона. — Может быть, ты? Потому что я лично помочь ничем не могу, а двоих человек явно не хватит.

Повисла неловкая пауза, а потом Рон жизнерадостно заявил:

— Знаешь, мне кажется тебе не стоит так самокритично относиться к себе. Ты не так уж и плоха… Я имею в виду, что если ты немного попрактикуешься, то обязательно научишься, то есть разовьёшь свои способности и…

Он беспомощно умолк, сделав вид, что только сейчас обнаружил, в каком беспорядке разбросаны книги на столе, и бросившись расставлять их на полку. У Гермионы подозрительно задрожали губы, и Гарри испугался, что она сейчас заплачет, но Гермиона вдруг испустила странный писк и прикрыла рот руками.

— Ну что ты? Я же не хотел… — начал расстроенный Рон, но Гермиона замахала на него руками, падая на кровать Гарри и заходясь от смеха. Рон смотрел на неё с таким выражением, как будто она не засмеялась, а пришла в их спальню в обнимку с соплохвостом. Гарри вдруг почувствовал, как тают все его страхи. Всё пройдёт отлично, теперь он это знал. Рон тоже засмеялся, сначала неуверенно, потом всё громче и громче, и через минуту они уже хохотали все втроём.

— Разовью свои способности, — икая от смеха, выдавила Гермиона. — Какие… ик…способности? Я до сих пор не могу забыть ту щуку, которую приготовила… Она же была несъедобной… ик… Я вообще удивилась, как это ты съел такой большой кусок…

— Но это не помешало тебе обидеться, когда я тебя немножко покритиковал, — вытирая выступившие от смеха слёзы, с шутливым упрёком заметил Рон, и Гермиона снова расхохоталась, схватившись за живот.

— Ладно, кончайте ржать, — Гарри встал, с отчаянием глядя на свою рубашку. — Надо идти вниз.

Рон, всё ещё посмеиваясь, направился к двери. Гарри схватил за руку, проходившую мимо Гермиону.

— Можно тебя на минуточку? — спросил он, бросая вопрошающий взгляд на Рона, но тот только кивнул головой. Гарри в очередной раз порадовался, что ему хватило смелости поговорить с другом начистоту. С тех пор он ни разу не замечал и намёка на ревность со стороны Рона, даже когда они с Гермионой подолгу оставались наедине, особенно по воскресеньям, пока Уизли навещали могилу Фреда.

— Что случилось, Гарри? — спросила наконец отдышавшаяся Гермиона.

— Ты не знаешь какого-нибудь заклинания, чтобы погладить рубашку? Слишком уж она у меня мятая, — в разговоре с Гермионой Гарри и не думал притворяться. Во-первых, она слишком проницательная и быстро бы раскусила его враньё, а, во-вторых, она всё равно всё поймёт, когда он попросит её занести подарок в комнату Джинни.

Гермиона взмахнула палочкой, и Гарри с удовольствием посмотрел на выглаженную рубашку. Ну вот, совсем другой вид!

— Спасибо, — поблагодарил он. — Только у меня есть ещё одна просьба.

Гермиона выжидательно смотрела на него. Гарри передвинул коробку с подарком поближе к ней.

— Ты не могла бы занести это в комнату Джинни? Я не могу зайти сам, это как-то неудобно, — объяснил он, чувствуя себя неуютно под внимательным взглядом Гермионы. — А с глаза на глаз я дарить тоже не хочу…

Гермиона кивнула так понимающе, что Гарри захотелось тут же придумать какую-нибудь правдоподобную причину, объяснившую бы его просьбу, но удержался. Ладно, это же Гермиона, она скорее всего и так обо всём догадывается.

— Да, конечно, — Гермиона не стала задавать вопросы, что только укрепило уверенность Гарри в её осведомленности обо всех его амурных переживаниях. — Прямо сейчас и занесу, пока она на кухне.

Гарри проводил её взглядом и, глубоко вздохнув несколько раз, пошёл следом. Он стоял перед непростой дилеммой: зайти и поздравить Джинни немедленно или дождаться, пока она сама выйдет в гостиную? Вдруг Джинни не захочет, чтобы он видел её растрёпанной, с пятнами муки на носу? Она же не знает, что ему глубоко без разницы, как она выглядит, для него она всегда самая красивая, пусть хоть мешок на себя нацепит. Гарри покачал головой. Вот это его занесло! Да Джинни и не думает об этом. Если только… Так всё, хватит!

Ему не пришлось ломать себе голову дальше, потому что Джинни уже была в гостиной, когда он спустился, и в этот момент как раз обнимала Рона, который похлопал её, довольно крепко, по спине, вызвав у Гарри желание напомнить другу, что это всё-таки его сестра, а не брат. Гермиона появилась в гостиной на несколько секунд раньше, чем он, и тоже опередила его, бросившись Джинни на шею и щебеча многочисленные пожелания. Джинни весело улыбалась, откидывая с лица длинные волосы, и Гарри застыл посреди гостиной, залюбовавшись ей.

— Рон, твоя мама просила, чтобы ты отодвинул стол на кухне, — сказала вдруг Гермиона. — А я и забыла совсем.

Рон кивнул, и оба вышли из комнаты. Гарри, пять минут назад не представлявший себе, как будет действовать, подошёл к Джинни и молча её обнял. Несколько секунд она не шевелилась, потом он почувствовал её руки на своей спине.

— С днём рождения, — тихо сказал Гарри, чуть отстраняясь, но продолжая держать её за талию. Она кивнула и посмотрела ему прямо в глаза. — В твоей комнате стоит подарок, я попросил Гермиону занести. Все пожелания в открытке.

Гарри и сам понимал, что говорит сухо, но был рад, что сумел сказать хоть что-то. Это уже было достижением.

— Спасибо, — просто сказала Джинни и вдруг лукаво улыбнулась. — Я пойду посмотрю, если ты не против.

Гарри засмеялся и выпустил её, испытывая одновременно острую, пульсирующую радость и неуёмное смущение. Сейчас она откроет коробку и увидит платье. Гарри вдруг вспомнил свою реакцию на купленную Джинни мантию в подарок Невиллу. Он же первый посчитал, что одежда — это несколько личный подарок, а сам не нашёл ничего лучше, чем купить платье. Мантия и платье — тут и сравнивать нечего! Почему он подумал об этом только сейчас? Джинни ведь и обидеться может. Гарри в панике заметался по комнате. Платье казалось ему всё более и более оскорбительным. Выглядит, как подачка: тебе же всё равно нечего надеть, так что вот, на тебе. Ужасно, ужасно! Какой же он идиот! Хотя, Гермиона бы обязательно сказала, если бы что-то было не так. Эта мысль немного успокоила Гарри. Почему Джинни нет так долго?

Она появилась на пороге гостиной с очень странным выражением лица, и у Гарри душа ушла в пятки. Он уже приготовился на коленях вымаливать прощение, когда Джинни вдруг бегом преодолела разделяющие их несколько ярдов и бросилась ему на шею. Гарри, не ожидавший такой реакции, едва устоял на ногах, но моментально обнял Джинни в ответ.

— Спасибо, — прошептала Джинни куда-то ему в шею, и от её тёплого дыхания у Гарри по спине побежали мурашки. — Я видела это платье, но даже мечтать о нём не смела.

Если бы он мог вздохнуть незаметно, он бы это сделал, такой камень свалился с души. Ей понравилось! Она не обиделась!

— Не за что, — ответил Гарри, поворачивая голову, чтобы выполнить своё намерение и поцеловать её в щёку, но в этот момент Джинни, собиравшаяся, видимо, сделать то же самое, порывисто отстранилась от него, и их лица оказались всего в каких-то нескольких дюймах друг от друга. Гарри затаил дыхание. Мелькнула быстрая как молния мысль поцеловать её, не задумываясь о последствиях…

— Нет, Гарри, ты представляешь… — раздался с порога громкий голос Рона, и он ввалился в гостиную собственной персоной с красным от возмущения лицом.

Джинни опомнилась первой и сделала плавный шаг назад, опустив голову так, что волосы упали ей на лицо. Гарри немедленно задался вопросом, уж не покраснела ли она? Но Джинни уже снова спокойно смотрела ему в лицо прямым, открытым взглядом. Рон так и замер с открытым ртом, переводя взгляд с сестры на друга.

— Эээ… я вообще-то хотел только… — он бормотал что-то бессвязное и пятился к двери, имея при этом весьма глупый вид, как показалось раздражённому Гарри. — Я палочку оставил на кухне, извините!

И с этими словами Рон испарился, сверкнув напоследок торчавшей из заднего кармана волшебной палочкой. Джинни хихикнула и весело взглянула на Гарри. Как будто ничего не было! Гарри выдавил улыбку в ответ. У него, например, всё ещё отчаянно колотилось сердце, а ей хоть бы что! Неужели она не почувствовала напряжения, возникшего между ними? Да быть того не может!

Этот эпизод дал ему пищу для размышлений на целый день. Он постоянно вызывал в памяти лицо Джинни, оказавшееся так близко от его лица, видел как наяву её веснушки, длинные золотистые ресницы, тёплые карие глаза… Нет, между ними определённо что-то проскочило, и она не может этого отрицать! Но Джинни и не думала отрицать, она вообще о нём больше не думала, судя по её бесстрастному виду. Гарри неверяще следил за ней глазами, но она ни разу не посмотрела на него дольше, чем это было необходимо, чтобы ответить на какую-нибудь его реплику.

Так всё и продолжалось, пока с работы не вернулись мистер Уизли, Перси и Билл, сразу отправившиеся переодеваться в парадные мантии по настоятельной просьбе Гермионы. Чарли и Джордж, уже переодевшиеся, обменялись несколько злорадными улыбками, когда Билл незаметно состроил гримасу, застёгивая свою мантию. Гарри с Роном тоже поднялись в свою комнату, где Гермиона заботливо разложила их мантии на кроватях.

— Как будто мы сами их не нашли бы, — буркнул Рон, глядя на свою мантию со смесью обречённости и отвращения. — Всё равно не понимаю, зачем одевать их дома. Если бы мы пошли куда-то, тогда ещё ладно, а дома и так бы сошло.

Гарри молча застёгивал свою мантию. Рон всё равно не ждал от него ответа, ему просто хотелось поворчать. Гарри знал, что Рон не осмелился бы снова высказать свои претензии Гермионе после её утренней реакции. Они ещё ни разу не поругались после битвы, с удивлением подумал Гарри. Это их личный рекорд, наверное.

Первым прибыл Невилл, Джинни ещё даже не было в гостиной. Гарри немного опасался, что он придёт в той самой мантии, которую она подарила ему, или принесёт ей что-то, косвенно касающееся этой мантии. Но ничего подобного Невилл не сделал. Он радостно улыбался друзьям, демонстрируя всем и каждому симпатичного карликового пушистика вместо пропавшего Арнольда. Гарри знал, что пушистик Джинни куда-то подевался прошлой осенью, и она очень переживала, считая, что кто-то специально его похитил. Вряд ли это было кому-то нужно, думал Гарри. Скорее всего, он куда-то свалился, если вспомнить любопытный нрав Арнольда. А вообще, Гарри был уверен, что в один прекрасный день пушистик стал бы обедом для Живоглота, всё к этому шло.

— Я заказал его во Франции, — радостно рассказывал Невилл. — Джинни говорила, что не хочет заводить никого, кто был бы похож на Арнольда, поэтому я специально просил прислать французский вид. Они его не так давно вывели, но, видите, как он отличается?

На взгляд Гарри, этот комок пуха отличался от Арнольда разве что цветом, больше он никакой разницы не видел. И какой в них смысл? Они же совершенно бесполезные. Но если Джинни нравится, то вопросов нет.

— Привет, Невилл! — раздался голос Джинни, и Гарри обернулся. Она одела его платье, и это была единственная связная мысль, которая мелькнула у него в мозгу прежде, чем он погрузился в какое-то отупение. Джинни выглядела просто потрясающе: серебристое платье красиво мерцало в искусственно приглушённом свете гостиной, подчёркивая тоненькую и изящную фигурку Джинни. Она не стала делать с волосами ничего особенного, только уложила их красивыми локонами, и они действительно создавали великолепный контраст с платьем. Джинни определённо шли каблуки. Гарри не знал, как это могло быть, но они ей шли.

— Что? — настороженно спросила Джинни, чуть нахмурив брови и переводя взгляд поочерёдно на каждого из присутствующих. — Почему вы все молчите?

Миссис Уизли быстро смахнула слезу и поспешила заключить дочь в объятья. Мистер Уизли сиял от гордости, напоминая начищенный до блеска чайник, и Гарри его понимал.

— Потому что ты просто сразила нас всех своей красотой, сестрёнка, — ласково ответил Билл, целуя Джинни в щёку и стараясь не помять ей причёску. Привык, наверное, имея в жёнах Флер, отстранённо подумал Гарри. Он заметил, что красота Флер чуть потускнела, когда в гостиной появилась Джинни, а ведь в ней, Гарри тоже испытал прилив настоящей гордости, не было ни одной капли крови вейлы.

— О, ты великолепно выглядишь, Джинни, — раздался с порога как всегда немного потусторонний голос Полумны. — Я всегда говорила, что в Хогвартсе нет никого красивее тебя.

Полумна подарила Джинни очень красивый старинный гребень, сказав, что в нём заключена древняя магия кунсов (Гермиона при этом поморщилась, как от зубной боли) и что она придаёт волосам невероятный блеск. Гарри, опасавшийся, что подарок может оказаться не таким уж и безобидным, помня о взорвавшемся в доме Лавгудов роге взрывопотама, подумал про себя, что волосы Джинни блестят и без всяких кунсов.

Анджелина и Ли прибыли последними, к огромной радости голодного Рона, который остался без обеда, занимаясь уборкой. Народу было много, но, в конце концов, все уместились за огромным столом, который Рон-таки притащил из кухни. Гарри, который так и не понял, почему друг не использовал заклинание левитации, пришёл к выводу, что Рон таким образом надеялся не получить других поручений, и был почти уверен, что угадал правильно.

Официальная часть с поздравлениями и тостами быстро закончилась, и Джинни предложила потанцевать. Воодушевившийся после сытного ужина и выпитого сливочного пива Рон одним движением палочки отодвинул стол к стене, вызвав у Гарри улыбку. Джинни включила радио, настроив танцевальную станцию, и гостиная наполнилась громкой музыкой. Гарри, не особо разбиравшийся во всех этих группах, всё же уловил знакомые нотки и понял, что играла группа «Ведуньи». Через пару минут все уже танцевали, постоянно задевая друг друга и заливаясь хохотом. Гарри, который слишком много съел и теперь боялся лишний раз резко пошевелиться, с улыбкой наблюдал за друзьями.

Песня сменяла песню, но никто не уставал. Наоборот — веселье было в самом разгаре, когда заиграла тихая и лиричная композиция, заставившая всех остановиться на секунду. Гарри видел, как Рон с улыбкой обнял Гермиону за талию, а та прижалась к его груди, как Анджелина робко взглянула на Джорджа, и тот, поймав её взгляд, вдруг протянул ей руку, как Ли и Полумна медленно кружились по комнате, взявшись за руки, у Ли при этом был довольно забавный вид. Гарри посмотрел на Джинни через комнату. Он должен пригласить её потанцевать, нужно взять себя в руки и просто подойти. Но его опередил Невилл. Джинни бросила на Гарри быстрый взгляд и с улыбкой обняла Невилла, что-то тихо говоря ему на ухо.

Гарри быстро сменил курс, сделав вид, что направлялся к сидевшему неподалёку Перси. И кого он только хотел этим обмануть?

— Отличный день, не находишь? — спросил Перси, слегка раскачиваясь в такт музыке.

Гарри кивнул, исподлобья наблюдая за Невиллом, который, по его мнению, слишком крепко прижал к себе Джинни. И кто только пишет такие длинные песни? Его тревожило ещё и долгое отсутствие второй части его подарка. Неужели на почте что-то перепутали?

Остаток вечера Гарри провёл, танцуя по очереди с Гермионой, Полумной, Анджелиной, даже с миссис Уизли, но так и не решился пригласить Джинни. Почему-то ему казалось, что все обязательно догадаются о его чувствах, стоит ему пригласить её на танец. С другой стороны, это становилось даже не совсем вежливым — приглашать на танец всех, кроме именинницы.

В один момент Гарри заметил, как Джинни тихо выскользнула из комнаты, а через пару секунд негромко хлопнула входная дверь. Он выждал несколько минут, но она не возвращалась. Нет, он ничуть не волновался, он просто хотел проверить, где она, вот и всё. Абсолютно обычное желание. Гарри постарался, не привлекая внимания, пробраться к выходу, но это ему не удалось. Сначала его поймал мистер Уизли, потребовавший прямо сейчас объяснить ему, как летают самолёты, но его спасла находившаяся поблизости Гермиона, взявшая этот разговор на себя. Потом он с трудом отвязался от впавшего в меланхолическое настроение Перси, которому вдруг стало очень важно покаяться в своих прошлых прегрешениях именно перед Гарри. Гарри, понадеявшись, что утром, на трезвую голову, Перси этого не вспомнит, просто сбежал.

Джинни стояла совсем рядом с крыльцом, обхватив себя руками и глядя на звёзды. Гарри замер, не зная, стоит ли подходить к ней, но она обернулась, услышав его шаги.

— Привет, — это было первое, что пришло ему на ум.

— Привет, — с улыбкой отозвалась она, по всей видимости, не испытывая дискомфорта от его присутствия.

— Почему ты не на празднике? — Гарри заметил, что она слегка дрожит, и стал быстро расстёгивать свою мантию. Он накинул её на плечи Джинни, и она удивлённо обернулась к нему. На каблуках она была почти одного с ним роста.

— Спасибо, — поблагодарила она, стягивая мантию на груди. — Я вышла немного подышать, там слишком душно.

Несколько минут они стояли молча: Джинни по-прежнему смотрела на звёзды, Гарри — на неё. Она была просто потрясающе красива, и он задавал себе только один-единственный вопрос: как он вообще мог решить, что такая девушка захочет быть с ним? Если бы ещё Джинни интересовало, что он Избранный, он бы понял, но это её точно не интересовало. А кем он был сам по себе? Серенькой посредственностью, не больше.

— Я думаю, он был бы рад, — вдруг сказала Джинни, не глядя на него. — Он всегда радовался, когда люди веселятся.

Гарри прекрасно понимал, о ком она говорит. Фред действительно был бы рад, он много сил и времени потратил на то, чтобы люди смеялись даже в самые тёмные времена.

— Если бы он был здесь, всё бы было по-другому, — Джинни говорила, обращаясь скорее к себе, чем к Гарри, и он не стал отвечать, только легонько погладил её по плечу.

Джинни обернулась к нему, и Гарри увидел своё отражение в её глазах. Джинни положила руку ему на плечо и тихо сказала:

— Спасибо тебе за всё, Гарри.

Гарри кивнул, не совсем понимая, о чём она говорит, полностью растворяясь в восхитительном ощущении, которое дарило ему её прикосновение. Он чувствовал себя магнитом, который был не в силах сопротивляться своей природе и неумолимо притягивался к своей второй половинке. Гарри даже сам не сразу понял, что приближается к Джинни, как загипнотизированный глядя на её губы. Он уже почти коснулся их, когда дверь с оглушительным грохотом распахнулась, и на пороге показался взъерошенный Рон, уставившийся на них с непередаваемым выражением. В другой момент Гарри бы засмеялся, когда Рон почему-то на цыпочках вернулся в дом и тихонько прикрыл за собой дверь. Момент снова был упущен.

Джинни несколько скованно предложила вернуться в гостиную, и Гарри уныло поплёлся за ней, призывая все возможные проклятия на голову Рона. Он совсем забыл о заказанной доставке, поэтому был удивлён наравне со всеми, когда в открытое окно влетели шесть сов, неся огромную удлинённую коробку, перевязанную красной ленточкой. За ними влетела седьмая сова, к лапке которой была привязана коробочка поменьше.

Джинни, удивлённо пожимавшая плечами на все расспросы, осторожно отвязала подарки от лапок сов, которые тут же улетели, как будто испугавшись, что их нагрузят ещё какой-нибудь тяжестью. Гарри отошёл в самый дальний угол и приготовился ждать. Джинни вдруг всплеснула руками и быстро прижала обе ладони ко рту. Она обвела комнату потрясённым взглядом и медленно, с трепетом, достала из коробки новенькую «Молнию». Раздались возгласы остальных Уизли, но Гарри смотрел только на Джинни. Она рассматривала метлу, не обращая ни на кого внимания, а потом её лицо вдруг посуровело. Она обернулась, безошибочно находя взглядом Гарри, и направилась к нему, неся «Молнию» перед собой.

— Гарри, ты не должен был дарить мне метлу, — строго сказала она, и Гарри задался вопросом, не положил ли продавец в коробку карточку с именем дарителя.

— Почему ты думаешь, что это я? — попытался слабо защититься Гарри, но Джинни только посмотрела на него, прищурившись, но ничего не ответила.

— Я знаю, сколько она стоит, и ты не должен был покупать её, — снова сказала она, и Гарри почувствовал что-то, похожее на обиду. Могла бы просто сказать спасибо! Он вообще-то рассчитывал немного на другую реакцию.

Наверное, она прочла что-то по его лицу, потому что её взгляд смягчился, и она снова положила ладонь Гарри на плечо.

— Не думай, что мне неприятно, — мягко попросила она. — Ты же знаешь, как я мечтала об этой метле. Но, Гарри, пойми, ты не должен делать мне такие дорогие подарки, это… неправильно.

Гарри был с ней абсолютно не согласен, но счёл за лучшее промолчать.

— Ладно, больше не буду, — он улыбнулся Джинни, которая всё ещё немного напряжённо смотрела на него, но он видел, как в её глазах уже разгорается огонёк восторга. Он однозначно угадал с подарком.

Вечер закончился тем, что они решили немедленно поиграть в квиддич, несмотря на то, что никто не видел ничего дальше своего носа. Гарри чуть со смеху не помер, когда Рон всё-таки уговорил упирающуюся Гермиону сесть на метлу, и та с громким визгом вцепилась в него, требуя немедленно поставить её на землю. В конце концов, не выдержал даже Джордж, взмыв к звёздному небу на своей старенькой метле и посадив перед собой Анджелину. Жизнь всё-таки брала своё, с облегчением подумал Гарри. Они выживут.

После дня рождения Джинни время просто остановилось. Дни ползли так медленно, что, временами Гарри хотелось просто взвыть от нетерпения. Мало того, что он соскучился по урокам и домашним заданиям, так ещё и единственный известный ему Омут памяти находился в Хогвартсе. Колбочка с воспоминаниями Джинни, завёрнутая в толстый свитер и спрятанная на самом дне чемодана, неотступно преследовала его, маяча перед его мысленным взором. Гарри несколько раз готов был бросить всё, наплевать на своё обещание и рвануть в Хогвартс, но ему не хотелось обманывать Джинни. В конце концов, она не заставляла его ничего обещать, это было его решение. Пусть даже мозг в его принятии и не участвовал, это только его проблемы.

Гарри просто изнывал от безделья. Он проводил у Андромеды всё больше и больше времени, иногда начиная подозревать, что жутко ей надоел. Однако, она ни разу не дала ему понять, что он зачастил, каждый раз радуясь его приходу. Гермиона как-то сказала ему, что Андромеда, скорее всего, ждёт его каждый день как манны небесной, чудовищно уставая с Тедди. Гарри, который после нескольких часов, проведённых с крестником, просто с ног валился от усталости, готов был ей поверить.

Андромеда часто просила его приводить с собой друзей, и пару раз Гарри удалось уговорить Рона и Джинни составить ему компанию. Всё прошло отлично. Джинни, которая отлично ладила со всеми, стоило ей этого захотеть, очень понравилась Андромеде и быстро нашла подход к Тедди. Уже к концу дня малыш доверчиво тянул к ней ручки, а, когда они собрались уходить, громко расплакался, отчего Джинни так расстроилась, что сама с трудом сдержала слёзы. Гарри радовался, что Гермиона с ними не пошла, потому что ей совсем не обязательно было видеть, как Рон обращался с Тедди. Мало того, что он испуганно шарахался от каждого крика малыша, так ещё и едва не сбежал, когда Джинни, кружившаяся с Тедди по комнате, предложила брату подержать его. Гарри был даже рад, что друг отказался: то, что Тедди непременно бы упал, было только вопросом времени. Рон спокойнее реагировал на детёныша дракона на первом курсе, чем на Тедди, заставляя Андромеду от души смеяться.

Гарри ужасно обрадовался, когда узнал, что Кингсли назначил Тедди приличную ежемесячную пенсию как сыну героев магического мира. Правда, Гарри по-прежнему считал, что пенсия пенсией, а счёт в банке Тедди совсем не повредит. Тем более, Билл, который был в курсе дела, недавно сказал Гарри, что до тех пор, пока Тедди исполнится семнадцать, сумма, положенная на его счёт, здорово увеличится за счёт капающих процентов. Миссис Уизли как-то вскользь упомянула, что Кингсли предлагал материальную поддержку и их семье, но Артур отказался, посчитав, что другие семьи нуждаются в этих деньгах больше. Гарри не понимал этого: Уизли нужны были деньги, отчаянно нужны были. Он даже подумывал осторожно положить деньги на их счёт, но побаивался, что Билл непременно узнает о его махинациях.

Правда, Кингсли всё-таки нашёл способ помочь друзьям. Незадолго до дня рождения Джинни мистер Уизли радостно объявил, что ему повысили зарплату, а через пару дней то же самое произошло с Перси. Билл тоже использовал любую возможность помочь родителям, которые наотрез отказывались брать у сына деньги, ссылаясь на то, что он теперь человек женатый и деньги ему нужны ничуть не меньше. Гарри, которого постоянно терзали мысли о том, что для семьи Уизли он — лишний рот, который нужно кормить, один раз пошёл ва-банк и заявил миссис Уизли, что, если она не позволит ему хотя бы покупать в дом продукты, он переедет на Площадь Гримо. Закончилось всё слезами Молли, причитавшей, что она никогда не ожидала от Гарри такого, что не думала, будто он может так плохо думать об их семье, и смущением самого Гарри, который под конец её тирады уже чувствовал себя неблагодарной свиньёй и понятия не имел, как она сумела так вывернуть ситуацию. В конце концов, он стал просто потихоньку покупать продукты, каждый раз трясясь от страха быть пойманным миссис Уизли на месте преступления.

Чем ближе было первое сентября, тем глубже Гермиона зарывалась в учебники, постоянно твердя, что совершенно ничего не помнит, и вызывая у Гарри неприятное чувство. Если уж Гермиона ничего не помнит, то он вообще окажется в числе отстающих, никаких сомнений. Рон, тоже выглядевший в такие моменты чуть обеспокоенным, однако, не смог заставить себя усесться за учебники летом, о чём и заявил однажды расстроившейся Гермионе, которая осторожно и ненавязчиво, но довольно регулярно пыталась доказать им необходимость периодического повторения пройденного материала. Гарри признавал её абсолютную правоту, но не хотел тратить время на учёбу, которой у него и так будет в избытке в следующие десять месяцев.

Он гораздо приятнее проводил время в компании Джинни, соревнуясь с ней в мастерстве полётов на метле. Гарри вынужден был признать, что финт Вронского Джинни удавался ничуть не хуже, чем ему самому или Краму, что она прекрасно умела маневрировать, обладала отличной реакцией, чувствовала метлу и много чего ещё. Квиддич был призванием Джинни, думал Гарри, с гордостью наблюдая, как легко она выходила из пике, на секунду разминувшись с землёй. Правда, в первые несколько дней Гарри испытывал самый настоящий ужас, наблюдая, как Джинни на всей скорости несётся вниз, рискуя превратиться в лепёшку. Пару раз он даже разозлился на себя за то, что вообще подарил ей метлу. Покалечится ещё, вон какая безголовая.

Джинни и правда нравилось рисковать. Выполняя некоторые особо опасные трюки, она лукаво взглядывала на него, и Гарри стоило немало усилий скрывать свой страх за неё. После её дня рождения в их отношения вкралось что-то неуловимо нежное, хотя больше между ними не возникало напряжённых моментов, которые мог бы испортить Рон. Кстати, последний ни слова не сказал Гарри, хотя тот и ждал обязательной в таких случаях нотации от друга по поводу разбитого сердца Джинни и её обманутых надежд. Это вселяло в Гарри надежду, что, возможно, теперь, когда Рон наконец-то объяснился с Гермионой, почему-то в голове у Гарри при этой мысли постоянно звучало слово «заполучил», он не будет так уж против возобновления отношений сестры и лучшего друга. Хотя, Гарри не был уверен, что стал бы спрашивать разрешения, для него имело важность только мнение Джинни.

До школы оставалось всего ничего, когда однажды утром в Нору вдруг явился Ли Джордан. Джордж, уже не так нехотя, спустился вниз и даже перекинулся несколькими довольно унылым фразами, которые теперь считались у него шутками, со школьным другом. Обсудив последние новости, касавшиеся проводимых Кингсли реформ в области социальной жизни магического населения, Ли вдруг внимательно посмотрел на Джорджа и будничным тоном заявил:

— А меня с работы уволили.

— Как же так? — Гарри растерянно уставился на него. — Ты же потрясающе ведёшь репортажи, чего ещё нужно для работы на радио?

— Это ты у моего бывшего начальника спроси, — Ли сверкнул белозубой улыбкой и снова покосился на Джорджа, который с отрешенным видом грыз печенье. — Я вот особо до причин докапываться не имею никакого желания, меня больше волнует сейчас, где я буду брать деньги на жизнь.

— Вообще-то, твой начальник должен был объяснить тебе причину увольнения, — заявила Гермиона, отрываясь от очередного тома учебника по трансфигурации. — То есть, ничем не мотивированное увольнение, не законно. Ты можешь его оспорить.

— Да брось, Гермиона, — Ли только рукой махнул. — Какой в этом смысл? Чтобы все будущие работодатели знали, какой я скандальный работник?

— Что значит, какой смысл? — Гермиона возмущённо взглянула на него. — Существуют законы, написанные не просто так. Они регулируют какую-то сферу жизни, в данном случае — трудовые правоотношения. Если работодатель обязан чем-то мотивировать твоё увольнение, то пусть он это сделает. В противном случае, я не понимаю, зачем вообще нужны законы.

— Неужели так сложно будет придумать причину, по которой он меня уволил? — Ли смотрел на Гермиону с улыбкой на губах. — Очнись, Гермиона, у меня нет никаких шансов что-то кому-то доказать.

— Вот! — Гермиона обвиняюще ткнула в него пальцем. — Вот почему законы и не работают! Потому что такие, как ты, неправосознательные люди не желают их использовать. Нужно отстаивать свои права, каждый имеет для этого возможность. В частности, ты мог бы…

— У меня есть одна идея, — раздался вдруг голос Джорджа, и Гермиона моментально замолчала, как будто кто-то с силой пихнул её под столом, например. Гарри готов был поклясться, что видел, как дёрнулась нога Рона, и это случилось как раз тогда, когда заговорил Джордж.

— Что ты там придумал? — Ли задал вопрос безразличным тоном, но по тому, как заблестели его глаза, Гарри понял, что, кажется, у него изначально был какой-то план. — Давай, выкладывай.

— Наш магазин… — Джордж говорил с трудом, он буквально заставлял себя выдавливать слова. — Он стоит пустой, но мама права, он должен работать… Я сам никогда не смогу… Но ты можешь заняться им, если хочешь…

— Нет, старик, так дело не пойдёт, — спокойно откликнулся Ли. — Это ваше детище, я ничего там не знаю, ещё испорчу что-нибудь.

Гарри расстроено посмотрел на него. Неужели не этого он добивался? Неужели не понимает, как это важно, что Джордж смог заговорить о магазине?

— Что там можно испортить? — в глазах Джорджа мелькнула и погасла искорка интереса. — Там всё проще простого: продаёшь товар, получаешь деньги, платишь налоги. Периодически составляешь отчёты, ну, ещё, проводишь всякие рекламные акции, заключаешь договоры с нужными людьми…

— Стоп! — Ли поднял ладонь. — Достаточно. Мне в жизни в этом не разобраться.

— Не строй из себя дурака, — запальчиво выпалил Джордж. — Тут нет ничего сложного, я уверен, ты быстро втянешься.

— Никогда у меня не получится, — гнул свою линию Ли. — У меня не хватит на это мозгов.

— Слушай, мы всё-таки учились вместе, — Джордж горячился всё больше и больше, — и что-то я не замечал, что ты был глупее, чем я или Фред. Между прочим, ты сдавал ЖАБА, а мы нет. Что скажешь?

Все затаили дыхание. Джордж впервые произнёс имя Фреда вот так просто, без надрыва, словно и не заметил, как оно вырвалось. Гарри уже абсолютно уверился в том, что разговор был заранее спланирован Ли, который явно преследовал какую-то определённую цель.

— Хорошо, я соглашусь, но при одном условии, — Ли в упор посмотрел на друга, готовясь к решающей фазе спора. — Ты покажешь мне, как всё это делается, скажем, в течение месяца, а потом я возьму всё на себя. Идёт?

Джордж только моргал, глядя на него. Рон наклонился вперёд с таким видом, будто смотрел особо захватывающий квиддичный матч, а команда, на которую он поставил все свои деньги, вдруг начала проигрывать.

— Я не могу туда вернуться, — наконец, безнадёжно прошептал Джордж. — Там наша квартира…

— Кстати, второе условие, — прокомментировал его реплику Ли. — Мы с тобой будем жить именно в этой квартире, пока ты меня обучаешь.

— Ты не слышал меня? — Джордж сердился, и это было здорово — видеть его настолько… живым. — Я же сказал, что не могу вернуться. Там мне всё будет напоминать о…

— Очнись, старик, — сочувственно протянул Ли. — Тебе собственное отражение и то всегда будет напоминать о Фреде, и что теперь? Не смотреться в зеркало?

Это было слегка грубовато, но, видя реакцию Джорджа, Гарри начал подумывать, что, возможно, так и стоило себя вести. Все жалели Джорджа, боялись потревожить его лишний раз, причинить боль… Но ведь Ли прав, ему не нужно никакого напоминания о Фреде, он и так помнит о своей невосполнимой утрате каждую секунду. Может быть, Джорджу как раз и нужна жёсткая встряска, которая заставила бы его посмотреть правде в глаза и не шарахаться от первой возможности вернуться к нормальной жизни.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — прошептал Джордж, отвернувшись к окну.

— Правда? — в голосе Ли прозвучали злые нотки. — Я не хочу умалять твоих страданий, я действительно не могу чувствовать того же, но тем не менее, Фред был моим лучшим другом в течение семи лет. Мне тоже плохо без него, я тоже не знаю, как жить дальше.

— Это другое, — снова прошептал Джордж ещё тише, чем в первый раз. Он как-то странно съёжился на стуле, стараясь скрыться от жестоких слов друга.

— Другое, — Ли не стал спорить. — Но суть в том, что мне плохо без него. Очень плохо. Иногда просто выть хочется. Только, чем это кому-то поможет, если я запрусь у себя в комнате и заброшу дело, которому Фред посвятил большую часть своей жизни?

Джордж вздрогнул, но ничего не ответил, и Гарри это показалось хорошим знаком. Он поймал потрясённый взгляд ставших просто огромными глаз Гермионы, сидевшей в своём кресле тихо, как мышка. Кажется, у Ли начало что-то получаться.

— Ты и вправду думаешь, что должен забросить магазин? — Ли вцепился в Джорджа, как клещ, и явно не собирался упускать свою добычу. — Не хочешь, чтобы он работал и процветал в память о Фреде?

Джордж спрятал лицо в ладонях.

— Ты должен ему это, Джордж, — безжалостно продолжал осаду Ли. — Ты не можешь спрятать голову в песок, как страус. Я тебе не позволю это сделать. Я и так дал тебе достаточно времени, но больше я не намерен ждать ни минуты. Тебе всё равно придётся согласиться, иначе я от тебя не отстану.

— Оставь меня в покое, — глухо пробормотал Джордж, по-прежнему пряча лицо.

— И не надейся, приятель, — Ли поудобнее уселся в кресле и вытянул ноги. — Я останусь здесь до тех пор, пока ты не согласишься на моё предложение. Тем более, идти мне всё равно некуда, квартиру мне снимали за счёт радиостанции, так что я теперь бездомный. Могу только вернуться к родителям, но тогда мне придётся попрощаться с Лондоном.

— Я дам тебе ключи от магазина, живи, сколько хочешь, — отбивался Джордж, но Гарри видел, что он практически сдался. — Я сойду с ума, если вернусь туда.

— Ты сойдёшь с ума, если останешься здесь, — возразил Ли. — Нельзя ничего не делать, пойми это. Тебе действительно станет легче, когда у твоего мозга появится хоть какая-то тема для размышлений. Анджелине помогло.

Джордж поднял голову и отнял ладони от лица.

— Как она? — он спросил это так тихо, что Гарри скорее прочитал эти слова у него по губам.

— Плохо, — лаконично ответил Ли. — Но она хотя бы старается жить. Говорит, не хочет делать смерть Фреда напрасной.

— Я не делаю его… не делаю напрасной! — взвился Джордж. — Не смей так говорить!

— Делаешь! — Ли тоже повысил голос. — Именно этим ты и занимаешься! Фред погиб, чтобы мы могли жить! Чтобы ты мог жить! А ты отказываешься от жизни! Что, по-твоему, ты делаешь, как не обесцениваешь его жертву?

— Тебе легко говорить! — заорал Джордж, вскакивая с кресла и не обращая внимания на прибежавших с кухни миссис Уизли и Джинни. — Ты не чувствуешься себя так, будто от тебя оторвали огромный кусок! Ты не видишь каждую ночь, как он умирает! Ты не знаешь, что значит потерять своё второе я! Ты не имеешь никакого права сидеть тут и делать вид, будто что-то понимаешь, потому что ты не понимаешь ни-че-го! Никто не понимает, ясно? Я не могу так жить! Не хочу!

— Заткнись и послушай меня, — Ли тоже встал и теперь стоял прямо перед Джорджем, который, казалось, готов был ударить старого друга. — Ты прямо сейчас поднимешь свою задницу, соберёшь свои вещи и пойдёшь со мной. Ты вернёшься в магазин, ты будешь работать, ты придумаешь ещё множество разных новинок, ясно? И не смей со мной спорить, потому что это бесполезно, понял?

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — очень устало спросил Джордж, без сил падая назад на свой стул. — Я без тебя разберусь, как мне жить.

— Разберёшься, — согласился Ли. — Но только тогда, когда начнёшь жить. Пока что ты просто целыми днями валяешься на кровати, в чём тут разбираться?

— Уйди, Ли, будь другом, — пробормотал Джордж, закрывая глаза рукой.

— И не подумаю, — Ли подошёл к нему и положил руку ему на плечо. — Я тебе друг, поэтому не могу уйти. Ты должен жить дальше, это твоя прямая обязанность.

— А если я не хочу? — спросил Джордж, и миссис Уизли зажала рот уголком фартука, в немом ужасе уставившись на него.

— Значит, ты слабак! — бросил Ли. — Подумай, что сказал бы тебе Фред!

Повисла долгая пауза, во время которой Джордж неотрывно смотрел на Ли, Ли сверлил взглядом Джорджа, Гарри пытался без слов сказать Гермионе, что, кажется, у Ли что-то получилось, Рон свирепо мигал Гарри, чтобы он не привлекал к себе внимание Джорджа своим кривлянием, а Джинни переводила взгляд с одного на второго и готовилась разразиться нервным смехом.

— Будь я проклят, если знаю, что делаю, — наконец, выдохнул Джордж. — Но учти, Ли, что моя смерть будет на твоей совести, в случае чего.

Ли почти ничем не выдал своего торжества, только глаза его победно сверкнули. Гарри хотелось вскочить и протанцевать по гостиной танец команчей перед битвой, но он с огромным трудом заставил себя смирно сидеть на своём месте. Рон наклонился вперёд и быстро чмокнул Гермиону, пытаясь выдать такую вольность за переизбыток чувств. Миссис Уизли убежала обратно на кухню, зажимая рот рукой.

— Вот и славненько, — пробормотал Ли, потирая руки. — Тогда ты иди, собирай вещи, а я вернусь часа через два, идёт?

Джордж мрачно кивнул и сразу же поднялся в свою комнату, давая остальным шанс выразить свою радость. Джинни повисла на шее у Ли, и Гарри даже испытал ощутимый укол ревности, когда она поцеловала его в щёку, потом в другую, потом снова в первую. Хватило бы и одного поцелуя, все и так поняли, что она рада. Рон кружился по комнате, увлекая за собой Гермиону, которая изо всех сил пыталась не уронить свой учебник, а вернувшаяся миссис Уизли со слезами на глазах рассказывала Гарри, как она счастлива, что Джордж наконец-то внял чьим-то увещеваниям. Ли стал героем дня, хотя сам он совсем не считал, что сделал что-то особенное.

Когда Ли и Джордж трансгрессировали в Косой переулок, Гарри почувствовал одновременно радость и грусть. По растерянному лицу Рона он понял, что друг испытывает примерно то же самое. Так привычно было видеть Джорджа дома, знать, что с ним всё в порядке. А теперь он будет жить в Лондоне, под присмотром одного Ли… Хотя, Гарри считал, что Джордж не решится сделать с собой что-нибудь, побоявшись, что родители этого просто не переживут. Иначе даже самый пристальный надзор со стороны Перси не смог бы ему помешать. Кстати, вернувшийся домой Перси пришёл в самый настоящий ужас, узнав, что Джордж решил вернуться в магазин. Он порывался немедленно вернуть брата домой, и только строгий запрет со стороны миссис Уизли смог ему помешать.

Чарли, уже давно поговаривавший о возвращении в Румынию, буквально на следующий же день начал собирать чемоданы, спеша вернуться к своим драконам. Гарри видел, с какой грустью миссис Уизли наблюдает за разлетающимися из родного гнезда птенцами, и задавался вопросом, что она будет делать, когда они уедут в школу? В Норе останется один Перси, который теперь, когда больше не нужно было следить за Джорджем, вероятно, будет снова работать сутками, и иногда будут заглядывать Билл с Флер. Гарри всерьёз подумывал поговорить с Андромедой и подкинуть ей идею сблизиться с миссис Уизли, избавляясь тем самым и от собственного одиночества тоже.

Гарри ещё раз виделся с тётей Петуньей, отужинав у них в такой же праздничной обстановке, как и в первый раз. Честно говоря, его это немного напрягало: чувство было такое, будто он не к родственникам перекусить заскочил, а попал на парадный приём при дворе королевы. Ему гораздо больше понравилось общаться наедине с тётей Петуньей. Оно так и выходило, потому что Дадли почти всё время молчал и только внимательно прислушивался к разговору, а дядя Вернон и вовсе ушёл смотреть футбол. Но тётя Петунья вела себя куда более сдержанно, и её изменившееся отношение к племяннику проскальзывало только в тёплом взгляде, которым она на него смотрела. Гарри испытывал чувство острой неловкости: как будто они должны прятаться от кого-то, как будто кто-то мог их осудить. Но под конец вечера он начал понимать, что, возможно, был не так уж и далёк от истины. Дядя Вернон, вернувшийся в гостиную после окончания матча, начал недвусмысленно намекать Гарри, что его визит несколько затянулся. Когда тётя Петунья посоветовала ему идти спать в ответ на его реплику о том, что на следующий день ему предстоял ранний подъём, дядя Вернон жутко побагровел и ушёл, громко хлопнув дверью.

Однако, к огромному удивлению Гарри, ни тётя Петунья, ни Дадли нисколько не озаботились подобным поведение главы семейства, и Гарри тут же получил предложение прийти на чай в следующие выходные, последние выходные перед отправлением в школу, которые дядя Вернон собирался провести у своей сестры, которая снова что-то подхватила. «От собак своих, не иначе», — язвительно заметила тётя Петунья, вызвав у Гарри приступ неудержимого хохота.

Что-то явно происходило в семье Дурслей, и Гарри намеревался выяснить, что именно. Ему совсем не хотелось, чтобы тётя и дядя ссорились из-за его присутствия в доме. По правде говоря, он предпочёл бы встречаться с одной тётей Петуньей на нейтральной территории и не мозолить глаза дяде Вернону. Стоило обсудить это во время следующего визита.

Но мысли о родственниках моментально вылетели у Гарри из головы, когда он вернулся в Нору. Обеспокоенная Гермиона шёпотом сообщила ему, что у Рона слегка поднялась температура и покраснел серебристый шрам, оставленный Руквудом.

— Я перерыла все книги, но ни в одной не нашла никакой информации, — тревожно сказала она. — Хотя целитель говорит, что это может быть просто реакцией организма на инородное тело внутри. Он предполагает, что так будет случаться время от времени и что это не причинит Рону никакого вреда.

Гарри очень надеялся, что так оно и есть. Но у них не было никаких гарантий, и он снова убедился, что теперь им предстоит вздрагивать каждый раз, когда Рон чихнёт. Это было невыносимо, и об этом невозможно было не думать. Гарри просто не мог поверить, что средства от этого несчастного кристаллика не было. Его не могло не быть.

На следующее утро температура у Рона спала, и краснота прошла, однако, никуда не делось обжигающее чувство тревоги за друга. Гермиона приостановила подготовку к школе и снова углубилась в чтение книг, где встречались описания редких тёмных заклинаний, виновато заявив Гарри, что не должна была сдаваться так скоро. Билл, ещё раз связавшийся со своим приятелем, снова повторил, что средства нет, но, при соблюдении несложных мер безопасности, опасаться нечего. Гарри был с этим в корне не согласен. Интересно, как можно не беспокоиться, когда твой лучший друг ходит с бомбой замедленного действия в груди? Он присоединился к Гермионе, пролистывая огромные, тяжёлые тома, содержавшие порой такую информацию, что у Гарри волосы на голове становились дыбом.

— Почему бы не уничтожить все эти книги? — спросил он один раз, отрываясь от особенно ужасной главы и чувствуя лёгкую тошноту. — Если никто об этом не прочитает, то и использовать не сможет.

Гермиона, задумчиво накручивавшая на палец прядь волос, подняла на Гарри отсутствующий взгляд и нетерпеливо ответила:

— Если так рассуждать, можно все книги уничтожить. Когда человек хочет причинить зло, он его причинит, не сомневайся, независимо от того, найдет он нужную ему информацию или нет.

Гарри не стал с ней спорить. Очевидно, даже такие книги в глазах Гермионы были священным источником знаний, и она считала кощунственной саму мысль об их уничтожении. С другой стороны, Гарри не мог не признать её правоту: всему, что она знала, Гермиона научилась именно благодаря книгам, а знала она поразительно много.

— Может, стоит просто съездить в Африку? — безнадёжно спросил Гарри ещё пару часов спустя, снимая очки и устало прикрывая глаза, в которых уже рябило от огромного количества букв. — Так мы ничего не найдём.

— И в Африке мы ничего не найдём, — Гермиона откинулась на спинку кресла, позволяя себе короткий отдых. — Помнишь, Билл сказал, что этот его друг занимается изучением тёмных искусств? Но даже он, живя в Египте, ничего особенно полезного не нашёл об этом чёртовом заклинании.

Гермиона ругалась редко, и Гарри понял, насколько она зла и взволнована, как убивает её невозможность что-то сделать.

— И почему я не могу уговорить Рона просто вырезать этот кристаллик? — вопрос был риторический, и Гарри решил не отвечать.

— Может, потому что Рон не хочет, чтобы его зарезали, как свинью? — раздался за спиной у Гарри сердитый голос Рона. — Какая-то нелепая смерть, не находишь?

— Ну, вот почему, спрашивается, ты должен умереть? — без особой надежды спросила Гермиона. — Миллионам маглов ежедневно делают различные операции, а процент смертности очень и очень мал.

— У маглов организм по-другому устроен, — буркнул Рон, устраиваясь в кресле рядом с Гарри. — Они и не к такому привыкли.

Гермиона только глаза закатила, явно не испытывая особого желания продолжать этот спор в тысячный раз. Рон взял одну из уже просмотренных Гарри книг, полистал её и брезгливо поморщился.

— Зачем вы это читаете? — спросил он, бросая книгу обратно на стол под недовольным взглядом Гермионы.

— О, даже не знаю, — резко ответила она. — Может быть, потому, что не хотим, чтобы наш друг погиб?

— Со мной всё будет в порядке, перестаньте суетиться, — Рон даже покраснел от раздражения. — Никто не знает про это заклинание. Бросьте маяться дурью.

— Позволь нам самим разобраться, чем заниматься, а чем — нет, — огрызнулась Гермиона. — Если тебя так уж это бесит, можешь уйти, никто тебя не держит.

Рон вышел, громко хлопнув дверью.

— Почему его так это злит? — недоуменно спросил Гарри, проводив Рона взглядом.

— Потому что ему кажется, что он в полной безопасности, — вздохнула Гермиона. — Не хочу, конечно, нагнетать, но он не должен чувствовать себя так беспечно.

— А злится-то он почему? — у Гарри это просто в голове не укладывалось: ведь Рон должен радоваться, что друзья пытаются найти какое-то средство, которое бы его спасло. — Ему же лучше будет.

— Мне кажется, он просто не хочет об этом думать. — Гермиона потёрла переносицу и посмотрела в окно. — Почему-то он решил, что если про это просто забыть, то ничего не случится. Но ведь нужно быть реалистами, нужно смотреть правде в глаза и искать средство.

— А если его и правда нет? — осторожно спросил Гарри. — Что тогда?

— А я верю, что его нет, — спокойно сказала Гермиона, переводя на него взгляд. — Но мы можем найти что-то полезное, что даст нам больше информации. Возможно, мы найдём что-то ещё не известное целителям.

— Да ну, перестань, Гермиона, — Гарри нетерпеливо захлопнул книгу. — Ты, конечно, умная и всё такое, но этой проблемой наверняка занимались настоящие профессионалы, куда нам до них? Тогда Рон прав, нет никакого смысла маяться дурью.

— Но мы хотя бы пытаемся, — слабо запротестовала Гермиона.

— Это только видимость, а на самом деле, мы не продвинулись ни на йоту. Какой смысл портить зрение и читать про все эти ужасы? Тебе что, кошмары давно не снились? — Гарри быстро сгрёб все книги в одну огромную стопку и потянул Гермиону из комнаты.

— На самом деле, уже гораздо лучше, — осторожно сказала Гермиона. — Это я про кошмары. Может быть, конечно, я просто к ним привыкла, но они стали не так уж и пугать меня. То есть, теперь я даже во сне осознаю, что сплю, что на самом деле всё уже закончилось. Так гораздо легче.

Гарри был с ней абсолютно согласен. Его сны оставляли за собой любое чувство: тоску, разочарование, грусть, боль, что угодно, но уже не пугали с прежней силой. Он перестал просыпаться по ночам с сильно бьющимся сердцем, едва сдерживая крик ужаса. Рон, кстати, тоже стал спать спокойнее, у Джинни пропали чёрные круги под глазами. Гарри готов был признать, что кризис миновал.

Оставалось дождаться, как там Джордж. Домой он не возвращался, и это радовало. Гарри не знал, как именно Ли удаётся удерживать его в магазине, куда Джордж панически боялся возвращаться. Наверное, в конце концов, он привыкнет жить без Фреда, иначе никак. Гарри не верил, что Джорджу когда-нибудь станет легче, но со временем боль должна была хоть немного притупиться.

Тем временем наступила последняя суббота августа, и Гарри отправился попрощаться с Дурслями. Точнее, с тётей Петуньей и Дадли, так как, он очень на это надеялся, дядя Вернон уехал в пропахший псиной дом тётушки Мардж. Тётя Петунья открыла ему дверь в обычной одежде, без оборок и бантиков, Дадли тоже был одет в джины и футболку, и Гарри поразился, как сильно он похудел. Без дяди Вернона был куда лучше, и Гарри уже готов был признать, что Дадли не такой идиот, каким казался ему всегда, когда тётя Петунья вдруг заявила, что ей нужно срочно выйти в магазин, потому что у неё не получился пудинг, и она должна купить торт. Как бы Гарри ни пытался её убедить, что он великолепнейшим образом обойдётся шоколадным печеньем, которого она напекла, наверное, целую тонну, тётя Петунья оставалась непреклонной. Гарри совсем не улыбалось оставаться с Дадли наедине, но больше ничего не оставалось.

— Как жизнь, Дадли? — поинтересовался он, когда за тётей Петуньей захлопнулась дверь.

— Нормально, — пробормотал кузен, разглядывая свою чашку так, будто видел её первый раз в жизни.

Гарри молчал. В конце концов, зачем он будет делать вид, что ему интересно разговаривать с Дадли? Его лично тишина нисколько не напрягала, ему было о чём подумать. Дадли так и сидел, не поднимая головы, только изредка взглядывая на Гарри исподлобья. Создавалось ощущение, что он немного побаивался кузена. Интересно, что там нарассказывали Дурслям Гестия и Дедалус?

— Ты правда просил, чтобы нас спрятали, пока тебя не будет? — вдруг спросил Дадли, продолжая пялиться на свою чашку.

— Очевидно, да, раз вас всё-таки спрятали, — чуть насмешливо ответил Гарри, гадая, о чём думает кузен.

— Почему? — Дадли поднял глаза и уставился на Гарри, чуть приоткрыв рот, что придавало его лицу наиглупейший вид.

— Что «почему»? — уточнил Гарри, раздражённо подумав, что не стоит общаться с дураками, если не хочешь опуститься до их уровня.

— Почему ты хотел, чтобы нас спрятали? — у Дадли в голове явно крутилась какая-то мысль, которую он не мог выразить и пытался подобраться к ней издалека.

— Я же объяснял ещё тогда, — Гарри совсем не понимал, к чему клонит кузен. — Волан-де-Морт мог посчитать, что было бы неплохо взять вас в заложники и ждать, пока я приду сдаваться. Он любил играть на слабостях людей.

— И ты бы пришёл? — взгляд Дадли приобрёл неведомую доселе пытливость.

Гарри заколебался. Этот вопрос представлял для него сложность ещё год назад. С одной стороны, он не мог обречь своих единственных родственников на верную смерть, с другой — нельзя же было жертвовать судьбой всего волшебного мира ради трёх довольно противных маглов. Да нет, пришёл бы, конечно, что бы ему оставалось? И речь шла совсем не о любви к родственникам, просто его совесть не выдержала бы, если бы Дурсли погибли по его вине, из-за него. Волан-де-Морт этого не знал. Он наверняка был уверен, что Гарри питает сентиментальную привязанность к своим маггловским родственникам. Он всегда пытался сыграть на любви Гарри к кому-нибудь, доказывая тем самым, что любовь — главная слабость человека. Он не понимал, и никогда бы не понял, что Гарри бросался на помощь дорогим ему людям совсем не из слабости, что любовь была его величайшей силой. Точнее, его способность любить. Уж это-то Дамблдор сумел прочно вбить ему в голову, но только сейчас Гарри до конца понял подлинный смысл этой фразы. Пока человеку есть ради кого жертвовать всем, пока он любит кого-то настолько сильно, что готов пойти на что угодно ради его спасения, он живёт полной жизнью. Нет ничего страшнее, чем проснуться однажды и понять, что нет на свете ни одного человека, за которого ты переживаешь, который переживает за тебя.

Гарри не был уверен, что стоит пытаться объяснить это Дадли. Вряд ли мозг кузена развит настолько, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Пришёл бы, Дадли, поэтому и просил спрятать вас, — устало сказал Гарри. — Неужели непонятно?

Дадли ничего не ответил, только пялился на Гарри, поразительно осмысленным для него взглядом.

— Знаешь, чего я так и не смог понять? — тихо спросил он, и Гарри с трудом удержался, чтобы не спросить, неужели есть что-то, что Дадли понял. Он сдержался и вопросительно посмотрел на кузена.

— Почему ты готов был умереть за нас, когда мы… мы… — Дадли ужасно покраснел и снова отвёл взгляд, но всё же нашёл в себе силы закончить. — Когда мы так ужасно обращались с тобой.

Гарри опешил. Какой странный вопрос!

— Вот я бы позволил тебе умереть, — ещё тише добавил Дадли, сплетая и расплетая пальцы.

— Мы с тобой совсем разные люди, — Гарри пожал плечами.

Дадли кивнул.

— Хотел бы я быть похожим на тебя.

Гарри был уверен, что ему это послышалось. Дадли Дурсль никогда, никогда не произнёс бы таких слов. Но кузен поднял голову и насколько мог смело встретил его взгляд.

— Что с тобой, Дадли? — Гарри не смог сдержаться, слова вылетели раньше, чем он успел подумать. — Что вам наговорили Гестия и Дедалус?

Дадли, которому уже некуда было краснеть за неимением более ярких оттенков красного, резко побледнел и пробормотал.

— Это началось раньше, ещё до них.

— Что началось? — Гарри ошалело помотал головой. Он разговаривает с Дадли! Никогда бы не поверил.

— Ну… я начал думать, — пристыжено пробормотал Дадли, и Гарри снова с трудом проглотил очередную шутку. — Мне стало стыдно за себя и за родителей.

Сказать, что Гарри был шокирован подобным признанием, было ничего не сказать. Он был поражён до глубины души, потрясён, ошарашен, можно сколько угодно подбирать синонимы, но это всё равно не помогло бы выразить степень его изумления.

— Когда на нас с тобой напали… эти, как их… дементоры? — Дадли смотрел вопросительно, и Гарри машинально кивнул. — Ты тогда меня спас, а я подумал… подумал, что это ты что-то со мной сделал…

— Ничего, — на автомате сказал Гарри. — Ты же не мог видеть дементоров, и, поверь мне, не много потерял.

Дадли слегка улыбнулся и перевёл крайне заинтересованный взгляд на сахарницу.

— Кстати, — Гарри, наконец, задал давно вызывающий у него любопытство вопрос, — а что ты видел, когда рядом были дементоры? Обычно они вызывают самые худшие воспоминания, и мне всегда было интересно, что…

Дадли громко хмыкнул, и Гарри осёкся от неожиданности.

— Что мог увидеть такой маменькин сынок, как я? — улыбаясь во весь рот, спросил он, и Гарри с восторгом почувствовал, что искренне улыбается в ответ, впервые чувствуя, что они с кузеном понимают друг друга.

— В общем-то, да, — не стал он кривить душой, и Дадли кивнул, словно признавая справедливость такой характеристики.

— Я не видел ничего особо страшного, — задумчиво сказал он. — Я всегда думал, что самые страшные моменты в моей жизни связаны с тобой. Но, оказалось, что ничего подобного.

Гарри с изумлением отметил, что Дадли говорит… нормально, как все люди. Он же никогда не мог и двух слов связать!

— Я как будто увидел себя со стороны, сначала в детстве, потом в средней школе, — Дадли говорил спокойно, в его голосе не было никаких эмоций, но Гарри видел, как побелели костяшки его крепко стиснутых пальцев. — Я вспоминал все ужасные поступки, которые я совершил и которые тогда не казались мне ужасными. А потом, это было страшнее всего, я увидел себя совсем взрослым. Наверное, это было будущее, — Дадли поёжился, как от порыва ледяного ветра. — Я стоял на могиле родителей и плакал. Я не знаю, как я это понял, но как будто это я был виноват в их смерти. И я точно знал, что, кроме них, у меня никого больше нет. Что я никому не нужен, что все шарахаются от меня. Я почему-то знал, что недавно вышел из тюрьмы. Это было… очень страшно.

Гарри ему верил. Наверное, это и правда очень жутко. Ничего себе! Он впервые слышал о таком действии дементоров. Таком… положительном? Кажется, да.

— Я потом долго думал, что стоит вести себя по-другому, но боялся, что надо мной начнут смеяться друзья, — Дадли, видимо, решил сказать всё до конца, и Гарри не хотел его останавливать. — Пока к нам не пришёл твой директор, помнишь, он ещё сказал нам, что твой крёстный погиб. Я тогда думал только о том, что ты даже не рассказал нам. И, знаешь, я понял, почему ты молчал. Ты ведь знал, что не дождёшься от нас сочувствия, да?

Гарри кивнул, отказываясь верить, что это не сон.

— Получается, ты был в такой ситуации, в какой я видел себя в этих видениях, или как их назвать? Тебе не с кем было даже поделиться своим горем. Тогда я, даю тебе слово, хотел написать тебе в школу, но не знал, как это сделать. А, когда летом ты вернулся, то только и разговоров было о том, где нас спрятать, и я опять не успел ничего сказать.

— Да нет, ты сказал больше, чем думаешь, когда прощался со мной, — перебил его Гарри, и Дадли благодарно улыбнулся.

— А вот уже потом были Гестия и Дедалус. Они нам рассказали о тебе всё.

Гарри при этих словах почувствовал себя неуютно. Не очень-то это приятно, когда малознакомые люди знают о тебе всё. Когда каждый человек знает о тебе всё.

— Как это дядя Вернон согласился слушать? — насмешливо поинтересовался он.

— А он и не соглашался, — в голосе Дадли отчётливо прозвучала нотка осуждения. — Он обычно сразу выходил из комнаты, стоило Гестии только назвать твоё имя. А вот маме было интересно, она сама задавала много вопросов. Потом мы с ней однажды поговорили и поняли, что думаем одинаково. Мама очень переживала, что так ужасно обращалась с тобой, и её мучили угрызения совести из-за её сестры, твоей мамы.

Гарри понимающе кивнул. Об этом он и сам уже догадался.

— Папа очень сердился, что мама стала часто плакать, он говорил, что твоя мать, это его слова, не мои, не заслуживает её слёз. А мама начинала кричать на него и говорить, что он ничего не понимает и что он тоже во многом виноват. Один раз у них был ужасный скандал. Мама просто взбесилась, когда папа назвал твоего отца бездельником и тунеядцем, жившим на родительские денежки. Он ещё добавил, что твоя мать сделала хорошую партию, тут ничего не скажешь. Мама ужасно кричала на него, я жутко перепугался. Ты же знаешь, мама никогда особо не спорила с папой, если только совсем редко.

Гарри почувствовал себя китайским болванчиком, когда снова кивнул.

— Ну вот, — Дадли набрал побольше воздуха. — А тогда она кричала, что папа не смеет больше оскорблять её семью, что она этого больше не потерпит, что она заставит его уважать её родственников. Папа пытался возразить, что Джеймс Поттер ни в коей мере не является её родственником, а мама заявила: «Ещё как является, он мой зять!» Я думал, папу тогда удар хватит. Гестии не было, она куда-то ушла, а Дедалус, услышав, что делается, закрылся в одной из комнат. Папа требовал, чтобы мама пришла в себя и перестала нести чушь, а мама ответила, что она столько лет слушала, как чушь нёс он, и попросила папу заткнуться. Папа потребовал, чтобы я сказал маме, что она не права, но я-то был на её стороне. Папа никогда так на меня не смотрел, прямо как на тебя, — Дадли виновато улыбнулся, и Гарри снова не сдержал ответной улыбки. — Они ругались несколько дней. Но, в конце концов, мама победила. Тёте Мардж теперь нельзя приезжать к нам, если она не пообещает с уважением относиться к твоим родителям. Тётушка заявила, что мама, должно быть, сошла с ума, и благосклонно пообещала дождаться извинений. Вот, всё ещё ждёт.

Гарри расхохотался в голос. Молодец, тётя Петунья! Так ей и надо, тётушке Мардж, этой чокнутой собачнице. Будет знать, как оскорблять хороших людей. Дверь вдруг открылась и на пороге показалась тётя Петунья, на лице которой было написано радостное изумление.

— Я смотрю, вы нашли общий язык, — восторженно сказала она, и Гарри, который всё ещё захлёбывался от смеха, поднял вверх большой палец в знак одобрения.

— Я рассказывал Гарри, как ты запретила тётушке Мардж приезжать к нам, — объяснил Дадли, поворачиваясь к матери, и тётя Петунья покраснела.

— Ну зачем ты, Гарри это абсолютно не интересно, — пролепетала она, на что Гарри, чуть не задохнувшийся от смеха, отчаянно замотал головой.

Общее веселье утихло ещё не скоро, потому что тётя Петунья вдруг заявила, что много раз представляла, как подсыпает этому ужасному бульдогу тётушки Мардж, Злыдню, отраву, чтобы он прекратил, наконец, облизывать её тарелки. У Гарри начался новый приступ смеха, а Дадли даже подавился от неожиданности чаем, услышав такое из уст любимой мамочки.

Когда они успокоились, тётя Петунья вдруг спросила:

— Гарри, если я лезу не в своё дело, ты скажи сразу, ладно? Но мне очень интересно, правда, что твоя девушка очень похожа на Лили?

Гарри не знал, как реагировать на этот вопрос. Он понял, что речь шла о Джинни, но почему Гестия не рассказала, что они расстались? Хотя, с другой стороны, откуда ей было знать такие подробности? Наверное, никто не знал об этом. Но, в конце концов, он решил, что в вопросе нет ничего такого, и ответил:

— Если вы про внешность, то мне так не кажется. Просто у Джинни тоже рыжие волосы и веснушки.

— Она же сестра твоего друга, да? — поинтересовалась тётя Петунья, и на её лице не было того особенного выражения, с которым она всегда выслушивала местные сплетни от соседки.

— Да, она сестра Рона, — подтвердил Гарри. — Только она моя бывшая девушка, мы расстались год назад.

— Какая жалость! — воскликнула тётя Петунья. — Это было бы очень мило, если бы ты женился на рыжеволосой девушке.

Гарри и сам так думал в глубине души, но решил не озвучивать своих мыслей. Было странно сидеть и обсуждать с тётей Петуньей и Дадли свои отношения с Джинни или рассказывать им о друзьях. Оказывается, Гестия даже успела им рассказать, как много людей погибло в финальной битве.

— Тот мальчик, Фред, — тихо сказала тётя Петунья, — это тоже был брат Рона, да?

Гарри кивнул.

— Они близнецы: Фред и Джордж.

— Я их помню, — проговорил Дадли. — Это же кто-то из них подсунул мне ту жуткую конфету?

— Это был Фред, — с трудом сдерживая смех, ответил Гарри.

— Такой молодой, а погиб, — прошептал Дадли, и Гарри резко расхотелось смеяться. — Я ненамного младше, но никогда не задумывался ни о чём серьёзнее телевизионных передач.

— Дадли у нас многое переосмыслил в последнее время, — с нескрываемой гордостью объяснила тётя Петунья, и Гарри подумал, что это был первый на его памяти случай, когда ей действительно было, чем гордиться. — Он теперь много читает. Правда, правда, — добавила она, заметив изумлённый взгляд Гарри. — Пытается наверстать упущенное. Такой взрослый стал, серьёзный.

Звучало обнадёживающе. Пожалуй, из Дадли ещё мог вырасти неплохой человек. Вот Рон удивится.

Когда Гарри собрался уходить, прощаясь с родственниками до Рождества, тётя Петунья вдруг спросила:

— А как бы мы могли писать тебе письма? Если ты, конечно, не против.

— Я буду писать вам сам, а вы можете присылать ответ с моей совой, она будет ждать, — предложил он, снова вспоминая, что так и не придумал сове имя. Неужели это так сложно?

— Договорились, — просияла тётя Петунья. — И, Гарри, если тебе вдруг нужны деньги…

Гари замахал руками.

— Я унаследовал все деньги отца, и Сириус оставил мне всё своё состояние, не беспокойтесь, — сказал он. — С голоду точно не умру.

Он поцеловал тётю Петунью в худую щёку, крепко пожал руку Дадли и вышел за дверь, чувствуя себя просто замечательно. Как же это приятно — общаться с родственниками и знать, что ты им действительно нравишься! С друзьями, вне всякого сомнения, тоже, но тут было совсем другое чувство. Гарри раньше никогда его не знал.

До Хогвартса оставался всего один день, и Гарри хотел посвятить всё воскресенье сборам, чтобы в понедельник утром не метаться по дому, как обезумевшая обезьяна, в поисках неизвестно где оставленных мантий и носков, на ходу дожевывая тост. Но его надеждам не суждено было сбыться: Джинни предложила ему поиграть в квиддич, и ей каким-то неведомым образом удалось уговорить Гермиону сесть на метлу. От такой возможности грех было отказываться, и Гарри с Роном, притворно вздыхая, что их оторвали от такого важного дела, как упаковывание вещей, поплелись на лужайку за домом.

Годы шли, но ничего не менялось, и Гермиона по-прежнему совершенно не умела играть в квиддич. Гарри просто поражался, почему она, такая сообразительная, совершенно не могла взять в толк, как следует управлять метлой? Джинни когда-то давно предположила, что необходимо чувствовать свою метлу, чтобы хорошо летать, и Гарри был склонен с ней согласиться. Сама Джинни выглядела великолепно на своей новенькой «Молнии», и Гарри с удовольствием ожидал отборочных испытаний, на которых она покажет себя во всей красе. Больше никто и никогда не посмеет думать, что она попала в команду благодаря своей дружбе с Гарри. Только такой идиот, как Захария Смит, мог предположить подобное.

В итоге, Гарри вспомнил про неупакованный чемодан только вечером, но на ужин пришли Билл и Флёр, и ему показалось неудобным подниматься наверх, когда они пришли специально, чтобы попрощаться с ними. Рон предложил собрать чемодан перед сном и не ложиться, пока они не упакуют все вещи до последнего носка. Это был хороший план, и он наверняка бы сработал, если бы Перси не пришло в голову заявить, что он легко обыграет Рона в шахматы. Конечно, Рон не мог не принять вызов, и шахматные баталии продолжались до поздней ночи и закончились, когда оба игрока чуть не передрались, потому что никак не могли сойтись в счёте. Рон с пеной у рта доказывал, что обходит Перси на две победы, а Перси кричал, что, если он не ошибается, он только что вырвался вперёд. Разрядила обстановку засобиравшаяся домой Гермиона, у которой, Гарри в этом не сомневался, чемодан наверняка уже давно был уложен.

Гарри напомнил Рону об их гениальном плане, когда они поднялись в комнату.

— Слушай, — Рон уверенно плюхнулся на свою постель, — ну что там нам надо собрать? Так, пару мантий бросить. Это мы и утром успеем. Встанем пораньше, и дело с концом.

В глубине души Гарри терзали смутные сомнения, но он просто с ног валился от усталости и решил, что, действительно, неужели они не встанут на жалкие тридцать минут пораньше? Конечно, встанут, однозначно. Гарри заснул с счастливой мыслью о том, что следующую ночь они уже проведут в Хогвартсе.

Если вы должны что-то сделать, а утром вам рано вставать, никогда, слышите, никогда не надейтесь, что встанете пораньше и быстренько всё доделаете. Потому что, если только вы не обладаете железной силой воли, ничего у вас не выйдет. Когда утром ваш мозг будет выбирать между лишними пятью минутами сна и завершением даже самого важного дела в мире, он выберет сон. А самое важное дело покажется ему спросонок ничего не значащим пустяком. Самое смешное, что Гарри это прекрасно знал. Поэтому для него оставалось загадкой, как он мог вчера вечером купиться на предложение Рона. Потому что, и это было вполне предсказуемо, пораньше они не встали.

Когда зазвонил будильник, Гарри подумал, что полчаса — это слишком много для одного маленького чемоданчика. Рон прав, пару мантий можно забросить в чемодан и за пять минут. И зачем только они поставили этот будильник? Рон, к слову, только перевернулся на другой бок и продолжил сладко посапывать. И вторая мудрость, которую познал этим утром Гарри: ничто, поверьте, ничто не бодрит с утра сильнее, чем фраза, произнесённая громким голосом очень рассерженной миссис Уизли:

— Вы опаздываете в школу!

Гарри никогда в жизни не двигался с такой скоростью. Когда он смотрел на ругавшегося вполголоса Рона, пытавшегося достать из-под кровати нужный ему носок, Гарри так и подмывало рассказать другу о посетивших его с утра философских мыслях. Но, почему-то, он был абсолютно уверен, что тот сейчас не сможет оценить всю их глубину. Гарри мучительно пытался вспомнить заклинание, которое однажды на его глазах применила Тонкс, помогая ему собирать чемодан. Тогда все вещи, пусть и неаккуратной кучей, но моментально оказались внутри. Но о какой аккуратности могла идти речь, если до выхода из дома у них оставалось ровно десять минут? А Гарри в это время только ещё приступил к упаковке метлы и другой экипировки для квиддича. Рон тем временем, отчаянно чертыхаясь и изобретая всё новые и новые ругательства, пытался загнать в клетку не вовремя разыгравшегося Сычика.

Наконец, со сборами было покончено, хотя у Гарри осталось стойкое ощущение, что он забыл взять что-то крайне важное. Рон, пыхтя, как паровоз, стащил свой чемодан на первый этаж и тут же бросился обратно наверх, вспомнив, что оставил на тумбочке около кровати всего-то лишь такой не нужный для волшебника предмет, как волшебная палочка. Когда он вернулся и схватил чемодан, клетка с Сычиком свалилась от его рывка и тут же, к огромной радости совёнка, открылась. Гарри был уверен, что миссис Уизли сейчас наложит на Рона какое-нибудь пренеприятное заклятие, чтобы проучить сына-засоню, так рассерженно она выглядела. В конце концов, Рону пришлось оглушить Сычика, который визжал как потерпевший, нарезая круги по комнате, и запихнуть его маленькое, бесчувственное тельце обратно в клетку.

Их спасло только то, что теперь все, кроме Джинни, могли сразу трансгрессировать на вокзал, в противном случае, они ни за что на свете не успели бы на поезд. Миссис Уизли, которая жутко нервничала из-за парной трансгрессии, опасаясь, что кого-нибудь может расщепить, конечно, предпочла бы добираться до вокзала более долгим, зато более безопасным способом, но у них уже не оставалось выбора. Мистер Уизли крепко взял Джинни за руку и трансгрессировал, оставив её чемодан на попечение миссис Уизли по настоянию последней. Почему-то она посчитала, что парная трансгрессия становится безопасней без чемодана.

Оказавшись на вокзале Кингс-Кросс, Гарри испытал странное чувство. На секунду ему показалось, что всё это происходит не на самом деле, а всего лишь снится ему, но он мотнул головой, прогоняя неприятное ощущение. Они беспрепятственно попали на платформу девять и три четверти, и у них даже оставалось целых пять минут до отправления поезда. Гарри сразу увидел сгоравшую от нетерпения Гермиону, которая стояла неподалёку от прохода на платформу и обеспокоенно крутила головой по сторонам.

— Ну наконец-то! — с облегчением воскликнула она, всплеснув руками, и посмотрела на часы. — Я уже думала, вы опоздаете.

— И опоздали бы, — пробормотала миссис Уизли, — если бы я их не разбудила.

Гарри с Роном затащили вещи в одно из пустовавших купе в самом хвосте поезда и вернулись, чтобы попрощаться с мистером и миссис Уизли. Миссис Уизли заливалась слезами, крепко обнимая дочь.

— Перестань, мама, — ласково говорила Джинни, поглаживая мать по спине — С нами всё будет хорошо, в Хогвартсе теперь снова безопасно.

— Я знаю, — миссис Уизли шумно высморкалась в протянутый мужем клетчатый носовой платок и смущённо огляделась по сторонам. — Просто я буду так скучать. Дома будет так пусто без вас.

Гарри подумал, что она права. Чарли уже был в Румынии, они уехали, дома остался один Перси, а его сложно считать приятной компанией. Несмотря на все старания Перси загладить свою вину перед семьёй, у Гарри осталось предубеждение против него. Он и так-то любил Перси меньше всех остальных Уизли, а после ухода того в стан прихлебателей Министерства Гарри вообще не был уверен, что хочет иметь с ним что-то общее.

— Пообещай мне, что хорошо сдашь экзамены, — сказала миссис Уизли, крепко обнимая Рона, для чего ей пришлось встать на цыпочки, а ему — согнуться в три погибели. — Это так важно для твоего будущего, помни об этом.

Рон неопределённо кивнул головой, но, видя, что мать не отступает, недовольно буркнул:

— Я постараюсь.

— Удачи, Гермиона, — Молли поцеловала её в щёку и ласково потрепала по щеке. — Присматривай там за Роном, не дай ему завалить ЖАБА.

Раньше миссис Уизли никогда не просила Гермиону присматривать за Роном, и Гарри заинтересовался, понимает ли миссис Уизли, в каких отношениях состоят Рон с Гермионой. Скорее всего, понимает, она же не слепая. Гарри всё ещё задавался этим вопросом, когда миссис Уизли стиснула его в объятиях и не отпускала, пока не раздался оглушительный гудок готового к отправке паровоза.

— Молли, поезд сейчас тронется, — мистер Уизли мягко отстранил жену, подтолкнув Гарри в сторону вагона. — Удачи вам в новом учебном году.

Гарри вскочил на подножку последним, когда поезд уже тронулся с места, и чуть не свалился обратно на перрон, в последний момент успев схватиться за поручень.

— Мы ещё только в поезд сели, а ты уже чуть не попал в переплёт? — насмешливо спросил Рон, хватая друга за плечо и рывком подтягивая к себе. — Тебе не говорили, что вывалиться из поезда это не самое лучшее начало путешествия?

— Очень смешно, Рон, — укоризненно сказала Гермиона, придерживая для них дверь купе. — Давайте быстрее, а то мне уже скоро нужно проводить собрание для старост факультетов.

— А кто у нас второй староста школы? — полюбопытствовала Джинни, устраиваясь у окна и выпуская из миниатюрной клетки своего нового пушистика. — Побегай немного, Пикси.

— Эрни МакМиллан, — откликнулась Гермиона, с сомнением переводя взгляд с беззаботного пушистика на оживившегося Живоглота. — Джинни, ты уверена, что это хорошая идея…

— Интересно, — перебил её Рон, — сколько ещё слизеринцев осмелится вернуться в школу? По крайней мере, одного мы знаем точно.

Гарри пожал плечами. Не то, чтобы его это очень уж волновало, но ему хотелось бы знать, с кем придётся столкнуться через несколько часов. С другой стороны, какая разница, кто из них вернётся, если Кингсли ясно дал понять, что больше не потерпит войны факультетов. Это вряд ли вписывалось в грандиозные планы Министра по построению светлого будущего.

Гарри устроился на сиденье рядом с Джинни, оставив, однако, приличное расстояние между ними, чтобы не нарушать её личного пространства. Рон, напротив, просто приклеился к Гермионе, постоянно прикасаясь к ней под различными, никого не обманывающими предлогами, которые ему самому, по всей видимости, казались мастерски замаскированными. Гермиона смущённо улыбалась, но Гарри видел, что она просто на седьмом небе от счастья. Видимо, покинув Нору, где ему приходилось вести себя сдержанно на глазах у родных, Рон, наконец, решил дать волю своим чувствам. Гарри был рад за друзей, его больше не терзало чувство зависти, пусть даже он и не мог так же положить голову Джинни на плечо, зарывшись лицом ей в волосы. Ничего, не так давно у него появилось ощущение, что ждать ему осталось не так уж долго.

Они недолго наслаждались уединением, чего и стоило ожидать. Каждый считал своим долгом заглянуть к ним в купе и поздороваться. Гарри уже сделал вывод о том, что весь их курс в полном составе принял решение вернуться в школу, за исключением, по понятным причинам, Лаванды, когда дверь купе открылась в очередной раз, и на пороге показались те двое, кого Гарри так хотел увидеть всё утро. Было у него такое чувство, что они должны быть все вместе, возвращаясь в школу.

— Привет, — радостно поздоровалась Полумна, усаживаясь рядом с Гарри, которому пришлось подвинуться, и теперь их с Джинни разделяло всего несколько дюймов. — Мы вам не помешаем?

Невилл уселся на сиденье к Рону и Гермионе, причём Рон воспользовался возможностью и придвинулся ещё ближе к Гермионе.

— Конечно, не помешаете, — тепло ответил Гарри, с нежностью глядя на Полумну, которая уже доставала из сумки свежий номер «Придиры», на который, кстати, Гарри летом оформил подписку. Правда, Полумне совсем не обязательно было знать, что он так и не прочитал ни одного номера.— Не стоило даже спрашивать.

— Ну, знаешь, Рон у нас никогда не отличался особой сдержанностью, — задумчиво сказала Полумна. — Вдруг он мечтал провести время с Гермионой, а тут мы, как снег на голову.

Гарри крепко сжал губы, чтобы не расхохотаться. Гермиона подозрительно низко склонила голову, искоса глядя на слегка смущённого Рона, который явно не знал, что ответить. Вот умела Полумна попасть в точку!

— Ну, я же и так провожу время с Гермионой, верно? — нашёлся, наконец, Рон, обнимая Гермиону за плечи. — Кончайте ржать!

Гарри, Джинни и Невилл хохотали в голос. Полумна, с таким видом, будто не имела никакого отношения к этому веселью, углубилась в очередную фантастическую статью «Придиры», перевернув предварительно журнал вверх тормашками.

— Не отличался… особой… сдержанностью, — выдавила Джинни, вытирая слёзы. — Ты, наверное, хотела сказать, Полумна, что Рон всегда был законченным психом?

— Но это было бы невежливо, — серьёзно ответила Полумна, отрываясь от своего журнала. — Я бы так никогда не сказала.

Теперь не выдержала даже Гермиона, присоединившись к громкому хохоту и уткнувшись Рону в плечо. Несколько секунд у Рона было такое лицо, будто он всерьёз обдумывал план дальнейших действий: принять независимый вид и проигнорировать смеющихся друзей или засмеяться вместе с ними. В конце концов, он не выдержал и прыснул.

— Да ладно вам, я не так уж и плох, — заявил он сквозь смех.

— Нет, конечно, нет, — горячо заверила его Полумна. — Твоя несдержанность ничуть не мешает тебе быть одним из самых замечательных людей, которых я знаю.

— Эээ… спасибо, Полумна, — пробормотал покрасневший теперь от другого, приятного смущения Рон.

Повисла пауза. Гарри медленно обвёл взглядом всех, сидевших в купе. Вот они, самые дорогие, самые любимые люди, живые, здоровые, весёлые. Какое счастье, что их не отняли у него! Гарри почувствовал комок в горле, и перевёл взгляд на лежавшие на коленях руки. Кажется, все испытывали примерно то же самое, судя по тому, как Гермиона размягчённым взглядом обводила купе, Рон исподлобья косился на неё, сжимая её ладонь, Джинни придвинулась чуть ближе к Гарри и ласково улыбнулась Невиллу.

— Я как будто у себя в комнате, — мечтательно пробормотала Полумна. — Только сейчас даже лучше.

Гарри потребовалась пара секунд, чтобы понять, что она имела в виду. Лица всех, кто сидел сейчас в купе, были нарисованы на потолке её комнаты и соединены миллионом золотистых слов «друзья».

— Я так рад, что мы все вместе, — тихо сказал Гарри, надеясь, что этой коротенькой фразы хватит, чтобы выразить обуревавшие его чувства.

— А я рад, что ты сидишь сейчас напротив меня, — Невилл смотрел Гарри прямо в глаза. — На какой-то момент я успел подумать, что этого никогда больше не случится.

Джинни резко подняла руку, словно заслоняясь от чего-то, и умоляюще взглянула на Невилла. Гарри почти коснулся её руки, когда повернулся, чтобы ободряюще ей улыбнуться. Гермиона слегка побледнела и теснее прижалась к помрачневшему Рону. Гарри был потрясён такой реакцией друзей. В конце концов, прошло почти четыре месяца с того дня, а им до сих пор так страшно вспоминать о нём. Наверное, чтобы их понять, нужно оказаться на их месте, чего, Гарри искренне надеялся на это, никогда не произойдёт.

— Тебе не понять этого, — будто прочитала его мысли Полумна, внимательно сверля его взглядом своих светлых глаз. — Ты бы не понял, даже если бы увидел нас тогда, хотя, даже хорошо, что ты не видел, это было страшно. Это можно только почувствовать.

Джинни закашлялась, отвернувшись к окну и притворившись ужасно заинтересованной в разглядывании пролетавших мимо лугов и лесов. У Гарри мелькнула какая-то смутная мысль, касавшаяся маленькой колбочки с серебристой субстанцией внутри, лежавшей на самом дне его чемодана.

— Я вот лично чувствовала себя так, будто рядом оказалась сотня дементоров, — буднично добавила Полумна и вернулась к своему журналу.

Гарри не знал, что сказать. Извиняться было как-то глупо, никто не винил его в этом вынужденном притворстве. Наверное, тут уже ничего не поделать, что было, то было.

— Давайте не будем говорить об этом, — наконец, решительно сказал Гарри. — Мне очень жаль, что пришлось так поступить, но у меня не было другого выхода. Если бы я мог, я бы придумал что-то другое. Хотя, у меня особо и времени-то не было, чтобы подумать. Так что я предлагаю закрыть эту тему. Не вспоминайте, хорошо? Я жив, со мной всё хорошо.

Все смотрели на него с большим сомнением на лицах, и Гарри вспомнились слова Джинни «ты думаешь, это от меня хоть каплю зависит?» Да, к сожалению, ещё никто не научился управлять своими снами.

Время шло, и они успели же обсудить огромное количество тем, начиная от размышлений о том, сильно ли изменится жизнь в Хогвартсе, и заканчивая догадками, кто теперь займёт место преподавателя Защиты от тёмных искусств. Гарри основательно проголодался и уже начал жалеть, что Джинни сидит так близко. Будет неловко, если у него сейчас громко заурчит в животе. Наконец, к его огромной радости, появилась всё та же пожилая волшебница, развозившая на той же самой тележке сладости. Гарри накупил просто огромную кучу разных конфет, шоколадных лягушек, тыквенного печенья, лакричных тянучек и прочей ерунды, которую сложно было назвать полноценной едой. Хотя, через десять минут, когда они прикончили уже почти половину всех сладостей, сваленных на сиденье Рона и Гермионы в одну большую кучу, независимо от того, кто их купил, Гарри мог бы поспорить с любым, кто бы ему заявил, что сладкое это не еда. Голод оно утоляло просто на ура.

— Пожалуй, мне пора, — заявила Гермиона около часа спустя, посмотрев на часы. — Как-то нехорошо было бы опоздать на первое же собрание.

Рон недовольно поморщился, пытаясь убрать с прохода длинные ноги и давая Гермионе место, чтобы пройти к двери.

— Не старайся, Рон, — улыбнулась Гермиона, — всё равно не получится. Я как-нибудь пройду.

Она встала, стараясь не наступить Рону на кроссовки, двинулась вперёд, но потом обернулась и, наклонившись, быстро чмокнула его в губы. Рон прилагал массу усилий, чтобы его лицо оставалось непроницаемым, но его хватило ровно до того момента, пока за Гермионой не захлопнулась дверь. А потом его лицо расплылось в широкой, счастливой улыбке, которая придавала ему несколько глуповатый вид. Все влюблённые всегда выглядят глуповато, глубокомысленно решил Гарри, забывая причислить к разряду влюблённых себя. Хотя, объективно, он-то уж точно не подходит под эту характеристику, он, вроде бы, никаких глупых поступков не совершал и не совершает.

Гермионы не было довольно долго. Солнце уже начало медленно опускаться за горизонт, когда Невилл вдруг вспомнил, что они с Полумной оставили вещи в другом купе.

— Лучше сходить за ними сейчас, — предложил он. — Во-первых, нужно переодеться в мантии, а, во-вторых, незачем потом создавать давку, когда все пойдут к выходу.

Полумна согласилась, и они с Невиллом отправились за своими чемоданами. После их ухода Рон несколько минут молча пялился в окно, иногда взглядывая на часы, и, наконец, заявил:

— Что-то Гермионы давно нет, не находите? Я пойду, поищу её, мало ли, что могло случиться.

Гарри очень хотелось спросить, что именно, но он быстро вспомнил, сколько раз он оказывался в неприятных ситуациях по дороге в Хогвартс, и промолчал. К тому же, они и правда не знали, кто из слизеринцев решил вернуться в школу, а с их стороны можно было ожидать любой пакости.

Дверь купе захлопнулась с громким стуком, и Гарри вдруг осознал, что они с Джинни остались наедине. У него моментально вспотели ладони, он тут же вспомнил её день рождения и испорченные Роном чудесные моменты. Может быть, вот он — его шанс, может, сейчас нужно что-то предпринять? И сидят они так близко… Гарри робко повернулся к Джинни, но она не смотрела на него, с интересом разглядывая ноготь большого пальца на правой руке.

— Скоро уже приедем, — фраза была довольно глупой, Гарри осознавал это. Но нужно же с чего-то начать разговор!

— Ага, — откликнулась Джинни, так и не пошевелившись.

Гарри помолчал пару минут, потом предпринял ещё одну героическую попытку завязать разговор:

— Здорово всё-таки, что мы возвращаемся в школу, да?

И почему он вообще решил, что это заставит Джинни вступить с ним в оживлённую беседу? Особенно, если учесть, что они обсудили, как это здорово, минут двадцать назад. Кажется, Джинни взглянула на него с жалостью. Чёрт! Только этого не хватало.

— Да, Гарри, это просто чудесно, — чуть насмешливо произнесла Джинни, избегая его взгляда.

— Сегодня первое сентября! — вдруг выпалил Гарри, не успев подумать, но это его и спасло, потому что Джинни явно начала проявлять к разговору интерес.

— Да, я помню, — ответила она, чуть приметно вздрогнув.

— Сегодня я имею полное право воспользоваться Омутом памяти и посмотреть твои воспоминания, помнишь? — Гарри надеялся, что это прозвучало не слишком резко. Как будто, он ей угрожает, как будто опасается, что она возьмёт свои слова назад.

— Да, всё верно, — Джинни сглотнула и, наконец, посмотрела ему прямо в глаза. — Я боюсь этого момента.

— Почему? — спросил Гарри, чувствуя, как пересыхает в горле.

— Боюсь… последствий, — Джинни неопределённо взмахнула рукой. — Твоей реакции.

Гарри задумался. Может, в воспоминаниях совсем не то, на что он рассчитывал, на что надеялся всё это время? Может, там, напротив, что-то для него не приятное? С другой стороны, она всё-таки подарила их ему на день рождения. Гарри в конец распереживался.

— Может быть, после того, как ты их посмотришь, мы больше не будем друзьями, — прошептала Джинни, откидываясь на спинку сиденья.

— Перестань, не говори так! — Гарри повысил голос от неожиданности. — Что бы там ни было, ты — один из самых близких мне людей на этом свете, и ничто, слышишь, ничто не сможет это изменить.

— Только эта надежда меня и утешает, — тихо сказала Джинни, и Гарри вспомнил эти слова. Она уже говорила их, он их уже слышал, и это было прямо перед тем, как она его поцеловала…

Гарри потянулся к ней неосознанно. У него было такое ощущение, что мозг перестал работать, бросив его на произвол судьбы наедине с чувствами. Он с трепетом дотронулся кончиками пальцев до шелковистых волос Джинни, в глубине души опасаясь, что она может отстраниться. Но Джинни сидела неподвижно, глядя на него широко раскрытыми глазами. Гарри придвинулся ближе и осторожно, едва касаясь, провёл указательным пальцем по её щеке. Джинни вздрогнула, но снова не двинулась с места, и Гарри осторожно коснулся её щеки губами. Он уже целовал её, поздравляя с днём рождения, но тогда всё было по-другому. Тогда это был тёплый дружеский поцелуй, не имевший ничего общего с тем, что происходило сейчас. Сейчас было такое ощущение, будто его прилично шарахнуло током. Гарри почувствовал, как Джинни несмело положила руки ему на плечи, как они затем двинулись дальше, заставляя Гарри придвинуться ещё ближе, совсем вплотную. Гарри видел её губы совсем близко, он бы в любом случае не смог сдерживать себя дольше. Джинни закрыла глаза, и Гарри почти коснулся её губ, когда дверь купе с грохотом отлетела в сторону.

Гарри отпрянул от Джинни так резко, что она даже не сразу успела разжать руки. Он поправил очки и обернулся, стараясь скрыть ту ненависть, которую у него вызвал нежданный посетитель. Не стоило большого труда угадать, кто это был. Гарри задавался только одним вопросом: у Рона где-то в голове срабатывает радарчик или что? Как он чувствует, что, вот, именно в этот момент его сестра собирается поцеловаться с парнем?

— Я… — Рон смотрел на них виновато, — я… зашёл просто… там… Гермиона просила, в общем…

— Что просила Гермиона? — спросила Джинни, и Гарри отметил, что её голос чуть дрожал.

— Просила, чтобы мы переоделись в школьные мантии, — убито закончил Рон, покосившись на молчавшего Гарри. — Вот.

Гарри кивнул и достал свой чемодан, открывая его так, чтобы Джинни не увидела, в каком беспорядке туда свалены его вещи. Мантия, как назло, лежала в самом низу, и о чём он только думал, когда вещи собирал? Может быть, о том, почему он такой безответственный и не собрал вещи раньше? Или, как бы не опоздать в школу? Или о маленькой колбочке, заботливо завёрнутой сначала в носки, потом в толстый свитер? Чёрт его знает, о чём он думал, но точно не о школьной мантии.

Гарри был не в состоянии остановить поток бессвязных мыслей, роившихся в его голове. Как он ни пытался, он не мог заставить себя мыслить связно. Виной тому, конечно, был только что испорченный Роном счастливый момент между ним и Джинни. Хотя, кое-что всё равно прояснилось: Джинни настроена не так уж и против поцелуя с ним. Это могло означать как всё для него, так и ровным счётом ничего.

Остаток путешествия прошёл в напряжённой атмосфере. Рон, пытаясь загладить свою вину, всё время отпускал глупые шуточки, надеясь, что Гарри или Джинни засмеются, но они сидели, застыв в молчаливом ожидании, и никак на него не реагировали. Вернувшаяся Гермиона удивлённо подняла брови и, видимо, пришла к ошибочному выводу, что Гарри с Джинни поругались, потому что вдруг нашла миллион тем для разговора, в которых ни Гарри, ни Джинни не участвовали, но чувствовали себя при это комфортно. Если в данной ситуации речь вообще могла идти о комфорте. Невилл молчал, углубившись в свои мысли, а Полумна переводила задумчивый взгляд с Джинни на Гарри и обратно и явно о чём-то размышляла, иногда чуть покачивая головой и улыбаясь.

Гарри ужасно обрадовался, когда поезд, наконец, подкатил к станции. Это позволяло ему молчать, вытаскивая чемоданы из купе, и не выглядеть при этом обиженным Ромео. Гарри нёс клетку со своей совой и думал, что снова не придумал для неё имени. И почему он такой недисциплинированный? Ничего не может сделать вовремя.

— Первокурсники! Все сюда! — раздался такой знакомый голос, и все с одинаковыми радостными улыбками повернулись к возвышавшемуся над всеми на три головы Хагриду. — Привет всей компании! Рад вас видеть, очень рад!

— Привет, Хагрид, — Гарри тепло улыбнулся старому другу и пожал его огромную ладонь. — Как жизнь?

— Гораздо лучше, чем раньше, — прогудел Хагрид, ухватывая за мантию первокурсника, который так на них засмотрелся, что чуть не прошёл мимо. — Подожди чуток, куда это ты собрался один, малыш? В последнее время, было очень много работы, сам понимаешь. Всё было поломано, разрушено, всё нужно было чинить.

— И как там… всё? — этот вопрос волновал Гарри всю дорогу. Он жутко боялся, что Хогвартс сохранит отпечаток страшных событий, имевших место в его стенах, и это отравит его радость от возвращения в школу.

— Всё нормально, — Хагрид даже немного удивился. — Ты же не думаешь, что профессор МакГонагалл позволила бы вам учиться в развалине?

— Нет, конечно, нет, — с облегчением вздохнул Гарри. — Ладно, я пойду к каретам.

Хагрид кивнул и перевёл добрый взгляд на первокурсников, не все из которых, кажется, замечали доброту, светившуюся в глазах лесничего, судя по ужасу, с которым они взирали на него. Гарри побежал догонять друзей, которые ушли вперёд, чтобы занять карету. Он не сразу понял, почему они стоят перед пустой каретой, словно парализованные каким-то сильным чувством. Собственно, догадаться о причине такого состояния оказалось несложно, когда он увидел, куда обращены все взгляды. Рон, Гермиона и Джинни, открыв рты, смотрели на фестралов.

Гарри и забыл, что раньше они никогда их не видели, и сейчас в груди больно кольнуло: и не должны были видеть, это было неправильно. В конце концов, все они были всего лишь детьми, которых суровая действительность заставила повзрослеть гораздо раньше срока.

— Они… они красивые, — прошептала Гермиона, глядя на Гарри полными слёз глазами. — Но я многое бы отдала, чтобы их не видеть.

Джинни согласно кивнула и, тряхнув головой, первая залезла в карету.

— А кто… кого… — заикаясь, начал Рон, поворачиваясь к Гермионе и указывая на фестралов.

— Много кого, Рон. Мы видели немало смертей, — вздохнула та.

— А ты? — Рон обернулся к сестре, в его глазах светилась надежда, что Джинни сейчас назовёт одно-два имени и на этом остановится.

— Не помню, — мрачно ответила Джинни, не оправдав его надежд. — Но, даже если забыть о битве, я была с Демельзой, когда она… когда её не стало.

Гарри сжал зубы. За что? За что им всё это? Чем заслужила такую судьбу милая, добрая, талантливая девочка Демельза Робинс?

Они молчали всю дорогу, и каждый вспоминал тех, кто уже не мог вернуться в Хогвартс. И у каждого была своя, незаживающая рана. И даже не одна. Гарри, например, так и не смог решить для себя, чья смерть была для него самой тяжёлой: Фреда или Люпина? Потому что они оба были для него близкими, дорогими людьми, и без обоих он чувствовал себя потерянным и опустошённым. Да, не так он представлял себе дорогу в Хогвартс.

Гарри осмотрелся по сторонам. Ничего себе, как быстро они добрались! Ещё один поворот, и они увидят замок. Этот момент многое должен был определить в их будущем: Гарри боялся, что школа будет служить для них вечным напоминанием о войне со всеми её ужасами. Карета подпрыгнула на очередной кочке, немного покачнулась на повороте, и Гарри обмер. Вдали, в полной темноте, возвышался величественный замок, окна которого призывно горели, обещая тепло и уют. Гарри с трудом отвёл взгляд от потрясающего зрелища. Да, пожалуй, в своей жизни он не видел ничего красивее Хогвартса. Если только лицо Джинни, которая сидела рядом и расширившимися от восторга глазами смотрела на их школу, которая навсегда останется для них вторым домом, понял Гарри, какие бы ужасы не пришлось им пережить когда-то в её стенах.

Большой зал напомнил Гарри… Большой зал Хогвартса, как это ни странно. Он совершенно не был похож на то место, где четыре месяца назад оказывали первую помощь раненым защитникам школы. Ничто не напоминало о том, как посередине зала лежали тела тех, кто пал в этой борьбе, оплакиваемый родными и друзьями. Большой зал сейчас вызывал исключительно воспоминания обо всех счастливых минутах, которые у Гарри были связаны именно с ним. Вон там, прямо на том же месте, где сейчас, стояла та же самая высокая табуретка, на которой лежала ничуть не изменившаяся Распределяющая шляпа, отправившая Гарри на Гриффиндор. А вот здесь он сидел в свой самый первый вечер в школе, а рядом так же был Рон, только совсем маленький, наверное, вполовину меньше ростом, чем сейчас. А на том месте, где виднелась знакомая остроконечная шляпа профессора МакГонагалл, конечно же стоял, сияя приветственной улыбкой и глядя на взволнованную толпу учеников, профессор Дамблдор. Вон там всегда сидел Снейп. Профессор Снейп, мысленно поправил сам себя Гарри.

В зале стоял лёгкий шум, вызванный гулом тысячи голосов. Все спешили поделиться впечатлениями и воспоминаниями с соседями, нагибались вперёд, обращаясь к тем, кто сидел напротив. Гарри внимательно оглядел свой стол, постоянно отвечая на многочисленные приветствия, и сделал вывод, что вернулись, кажется, все. По крайней мере, он видел множество знакомых лиц. Ещё по пути в Большой зал на него налетели с приветствиями Кут и Пикс, и Гарри был от души рад видеть своих старых товарищей по квидиччной команде. Честное слово, даже лицо Ромильды Вейн, которая, как обычно, посылала ему томные взгляды, сегодня его умиляло.

Полны были и столы Когтеврана и Пуффендуя, за которыми царило особенное оживление. Гарри с радостью отметил, что Полумна не сидела одна, как это бывало раньше, а увлечённо что-то обсуждала с сидевшими рядом девочками, которые смотрели на неё с нескрываемым восторгом и даже почтением. Гарри с трудом сдержал улыбку, заметив за столом Пуффендуя Эрни МакМилана, который неимоверно напоминал ему Перси, так же выпячивая грудь вперёд, чтобы все окружающие видели его значок старосты школы.

Только за одним столом было ощутимо меньше народу, только за ним царила почти мертвенная тишина, и это вполне предсказуемо был стол Слизерина. Гарри с облегчением заметил, что с его курса вернулись только двое: Малфой и Дафна Гринграсс. Оба сидели чуть в стороне, к ним присоединилась только одна девочка, явно младше их обоих, с длинными белокурыми волосами. Гарри никогда особо не интересовался родственными связями слизеринцев, но у него почему-то сложилось чёткое представление, что она была младшей сестрой Дафны. В общем и целом, он ничего плохого сказать про Гринграсс не мог. Она почти никогда не вмешивалась в перепалки между Гарри и слизеринцами, предпочитая оставаться в стороне.

Гарри не успел как следует разглядеть Малфоя, отметил только, что тот ни разу не поднял глаза от стола, односложно, почти не разжимая губ, отвечая на реплики Гринграсс, когда двери Большого зала открылись и профессор Стебль ввела стройную колонну первокурсников. Гарри аплодировал вместе с остальными, думая при этом, как же повезло этим детям, что им исполнилось одиннадцать только в этом году. Он только сейчас понял, что первокурсников теперь окажется в два раза больше, так как прошлый год считать за полноценный учебный было ни в коем случае нельзя. Гермиона успела шепнуть им, что очень немногие захотели вернуться в Хогвартс, так как родители не смогли пересилить в себе страх, что в школе их дети снова подвергнутся различного рода издевательствам. Что ж, их вполне можно было понять.

Гарри ожидал церемонии распределения, так было всегда, каждый год его учёбы здесь, но профессор МакГонагалл вдруг сделала профессору Стебль знак рукой и встала из-за стола. В зале тут же наступила гробовая тишина.

— Всем добрый вечер, — начала профессор МакГонагалл, и Гарри с изумлением понял, что она ужасно волнуется. — Перед традиционной церемонией распределения, я хотела бы сказать пару слов. Как новый директор Хогвартса, я приветствую всех студентов и желаю всем вам продуктивного и счастливого учебного года. Этот год будет достаточно необычным для всех нас. Как вы знаете, события, имевшие место в прошлом году в этих стенах, — ноздри профессора МакГонагалл угрожающе раздулись, — не позволили студентам обучаться… полноценно. Поэтому, всем придётся пройти прошлогодний курс повторно, что ставит нас в несколько затруднительное положение. В этом году у нас будет два первых курса, которые мы решили объединить в один. Это сделает невозможной саму идею сдвоенных уроков, но, вероятно, в данный момент это и к лучшему.

Гарри не совсем понял, что она имела в виду, но не решился отвлекать вопросами Гермиону, которая с жадностью впитывала каждое слово профессора МакГонагалл.

— У меня есть несколько просьб ко всем студентам без исключения, — МакГонагалл тяжело опёрлась о стол, и Гарри понял, о чём она будет говорить ещё до того, как услышал её слова. — Во-первых, я прошу, нет, я требую забыть о многолетней, даже многовековой вражде между факультетами. Особенно это касается Гриффиндора и Слизерина. Прошу простить мне мою прямоту, но я буду говорить откровенно. Я не потерплю больше никаких военных действий любого масштаба. Нами было принято решение, что за любую попытку посеять межфакультетскую рознь виновные будут немедленно исключены из школы. Ни один факультет не лучше и не хуже любого другого, важность имеют только студенты, которые и создают его репутацию. Но из-за нескольких человек ни в коем случае нельзя превратно судить обо всех остальных. Всегда помните, что Северус Снейп учился на Слизерине, а Питер Петтигрю — на Гриффиндоре.

По залу прокатился удивлённый ропот. Гарри был абсолютно согласен с каждым её словом. Ведь и правда, у непосвящённых людей могло сложиться впечатление, что на Гриффиндоре учатся только трусы и предатели, если бы они услышали историю Петтигрю. Конечно, многовековую вражду между факультетами не удастся побороть за несколько недель, пусть сперва шаткий мир зиждется хотя бы на страхе быть исключёнными из школы.

— Во-вторых, — профессор МакГонагалл подняла руку, призывая к тишине, — как вы все знаете, в школу вернулись некоторые из бывших последователей Волан-де-Морта. — Зал зашёлся в общем вздохе ужаса, но МакГонагалл неумолимо продолжила свою речь, и Гарри только поразился её мужеству. — Я напоминаю всем и каждому, что все мы не безгрешны, что все имеют право на ошибку. Наше дело — помочь раз оступившимся, но, попрошу заметить, раскаявшимся. Мы не должны уподобляться извергам и добивать морально уничтоженных людей. Министр магии просил меня передать вам, что теперь, после победы, мы будем строить новый мир, где не будет места злу и горю. А это значит, что мы ни в коем случае не будем припоминать людям их прошлые грехи. Что было, то было. Я не позволю никому, пусть вы даже и герой магического мира, пусть вы участвовали в сотне битв, пусть вы совершили много хороших, добрых поступков в прошлом, причинять какой-либо вред студентам, скажем так, ранее бывшим в противоположном лагере. Теперь все вы снова студенты Хогвартса, все вы равны в моих глазах, и я буду справедливо и беспристрастно судить о ваших поступках. То же самое будут делать и все остальные преподаватели. Чтобы вы не сомневались, — профессор МакГонагалл сняла очки и посмотрела на сидевших, затаив дыхание, студентов, — стоит, пожалуй, упомянуть, что мы не пригласили бы в Хогвартс людей, которые до сих пор поддерживают идеи Волан-де-Морта, хотя таких почти и не осталось.

На протяжении этой длинной речи взгляды всех присутствующих были устремлены на Малфоя, и Гарри почти пожалел его: уж кому, как не ему знать, насколько это ужасно — быть объектом всеобщего внимания. Нужно отдать должное Малфою, несмотря на смертельную бледность, его лицо не выражало ничего, кроме вежливого, спокойного внимания.

— И, в-третьих, — устало сказала МакГонагалл, снова нацепив очки, — в этом зале сейчас находится множество героев магического мира. Причём не только среди преподавателей, но и среди студентов. Каждый из них прошёл через множество опасностей, потерял много близких людей, каждый по-своему пострадал. Поэтому я категорически запрещаю кому бы то ни было задавать им любые вопросы, способные причинить дискомфорт. Я не говорю, что мы не должны вспоминать о войне, напротив, это наш долг — сохранить память о ней и обо всех павших и передать её следующим поколениям. Но я не позволю заставлять страдать людей, которым страданий и так хватит с лихвой до конца жизни. Поэтому оставьте своё любопытство при себе, если не хотите подвергнуться самому строгому наказанию. А теперь перейдём к церемонии.

Профессор Стебль развернула длинный свиток пергамента и подняла с табурета шляпу.

— Бриджтаун, Малкольм, — назвала она первое имя, и крохотный мальчик на трясущихся ногах двинулся вперёд. Гарри невольно задался вопросом, неужели он тоже был таким маленьким, таким худеньким и напуганным? Наверняка был.

— Когтевран! — выкрикнула шляпа, едва коснувшись волос мальчика, и когтевранцы неистово зааплодировали, вскочив на ноги.

— Гроудж, Кэтрин.

— Слизерин!

По изумлённым лицам слизеринцев Гарри понял, что Гроуджи явно не относились к чистокровным семьям, более того, похоже, что Кэтрин была маглорождённой, с таким недоверием смотрели на неё её новые однокурсники. Маглорождённая на Слизерине? Гарри поёжился. Ох, как он ей не завидовал…

— Кроунси, Элизабет.

— Гриффиндор!

Гарри громко захлопал в ладоши, задаваясь вопросом, один ли он заметил недоумение на лицах слизеринцев. Но все были слишком заняты разворачивавшейся на их глазах церемонией. Гарри, который очень устал и хотел есть, был бы совсем не против, если бы список первокурсников в этом году был не таким длинным. В конце концов, ничего особо захватывающего в процедуре распределения не было.

— Зодак, Майкл.

— Пуффендуй!

Гарри с тихой радостью осознал, что Майкл был в списке последним, и перевёл вопросительный взгляд в сторону преподавательского стола.

— Ну что же, — снова поднялась профессор МакГонагалл, — поздравляю всех с зачислением на факультеты! С этой минуты вы стали их полноправными членами. Надеюсь, что здесь вы обретёте настоящих друзей и научитесь многому, чего не умели раньше. Я прошу старост не забывать о своих обязанностях и по мере сил помогать первокурсникам.

Гермиона ободряюще улыбнулась Элизабет Кроунси, которая сидела неподалёку от неё, такая маленькая, что Гарри сначала показалось, что её ноги не достают до пола. Элизабет робко улыбнулась в ответ, залившись при этом краской и покосившись на Гарри.

— Мне осталось только ознакомить вас с некоторыми изменениями, касающимися преподавательского состава. Несмотря на то, что я теперь директор школы, я по-прежнему буду преподавать Трансфигурацию. Далее, познакомьтесь с новым преподавателем по Защите от тёмных искусств профессором Симоном Сайпресом. Профессор Сайпрес закончил школу Шармбатон и представил замечательные рекомендации, поэтому прошу не сомневаться в его компетенции, несмотря на его молодость.

Гарри, не отрываясь, смотрел на профессора Сайпреса и не чувствовал ничего, кроме разочарования. Молодость профессора была настолько очевидна, что просто бросалась в глаза. Он выглядел всего на пару лет старше самого Гарри. Вряд ли он обладал грандиозными знаниями, а уж про опыт и говорить нечего. И как МакГонагалл могла взять его на работу? Молодой человек за преподавательским столом встал и несколько смущённо помахал рукой. Гарри увидел, как с глупыми улыбочками начали переглядываться девчонки, и только сейчас отметил, что Симон Сайпрес был красив. Его длинные тёмные волосы, изящно завиваясь, ложились на высокий воротник парадной мантии, обрамляя чуть бледное лицо с утончёнными чертами. Когда-то в детстве Гарри так представлял себе французских аристократов, прочитав подаренную кем-то Дадли и так ни разу им и не открытую книгу «Три мушкетёра». К тому же, профессор Сайпрес был высок и, насколько мог судить Гарри, отлично сложен. Он украдкой взглянул на Джинни, но в её глазах читалось лишь вполне понятное в таких случаях любопытство, не более.

— Ну что же, а теперь я хочу пожелать всем приятного аппетита, — провозгласила профессор МакГонагалл. — Начинаем праздничный пир!

Гарри тут же забыл про профессора Сайпреса и накинулся на пирог с почками, едва сдерживая стоны удовольствия. Как же он скучал по стряпне хогвартских эльфов! Рон тоже не терял времени на разговоры, мудро решив, что длинную речь МакГонагалл и нового преподавателя он обсудить всегда успеет, а вот ужин продолжаться вечно точно не будет.

Гарри уже готов был лопнуть от обжорства, когда профессор МакГонагалл, наконец, пожелала всем спокойной ночи. Если бы пир не закончился, он бы точно впихнул в себя ещё одну порцию ревеневого пудинга, даже если бы это грозило ему быстрой и неминуемой смертью.

— Вы идите, — сказал Гарри Рону и Гермионе, с некоторым трудом поднимаясь на ноги и стараясь избегать взгляда Джинни. — Мне нужно кое-что спросить у МакГонагалл. Встретимся в гостиной, ладно?

Рон и Гермиона кивнули, обменявшись заинтересованными взглядами, а Джинни, резко развернувшись, почти бегом бросилась вон из Большого зала. Гарри сильно встревожила её реакция, но тем больше было причин увидеть её воспоминания как можно быстрее. Он с некоторым затруднениями протолкался сквозь поток направлявшихся к выходу из зала студентов, пожав при этом сотни рук, и, наконец, добрался до стола преподавателей.

— Добрый вечер, Поттер, — поприветствовала его МакГонагалл в своей обычной манере, и если бы Гарри знал её чуть хуже, то никогда бы не догадался, что на самом деле она очень рада его видеть. — Вы что-то хотели?

— Здравствуйте, профессор — Гарри решил не откладывать дел в долгий ящик. — Я хотел спросить, вернее, попросить вас кое о чём.

— Ну, так просите, Поттер, я ужасно устала и хочу спать, — немного сварливо заявила МакГонагалл, подозрительно глядя на него сквозь стёкла очков.

— Вы не разрешите мне воспользоваться Омутом памяти в кабинете… в вашем кабинете? — Гарри замер в ожидании ответа.

— Когда? — немного удивлённо уточнила МакГонагалл.

— Ну, если это возможно, то сейчас, — Гарри было неловко настаивать, но он искренне боялся умереть от нетерпения.

— Это настолько срочно? — профессор МакГонагалл устало откинулась на спинку кресла, и Гарри только сейчас заметил, как сильно она постарела.

— Эээ… нет, не очень, — через силу соврал он. — Это может немного подождать.

— Скажем, до завтра? — предложила МакГонагалл, и её губы чуть дёрнулись в улыбке, когда она увидела выражение робкого восторга на лице Гарри. — Приходите в мой кабинет после занятий, Поттер. Я как раз собиралась обсудить кое-что с профессором Стебль и смогу освободить вам кабинет часа на два. Этого хватит?

— Думаю, должно хватить, — Гарри благодарно посмотрел на неё. — Спасибо огромное.

— Идите спать, Поттер, завтра рано вставать, — вздохнула профессор МакГонагалл, и Гарри уже сделал пару шагов к выходу, но обернулся вновь.

— Это была замечательная речь, профессор, — широко улыбнулся он.

— Я польщена вашей оценкой, Поттер, — Гарри мог бы поклясться, что она слегка покраснела. Он улыбался всю дорогу до башни Гриффиндора.

Никто ещё не спал, когда Гарри вошёл в общую гостиную, назвав Полной Даме пароль («Победа») и выслушав её словесные излияния, которые она наверняка готовила всё лето.

— Что думаешь по поводу этого Сайпреса, Гарри? — крикнул ему Симус через всю комнату. — Я как раз говорил, что он слишком молод, чтобы учить нас.

Гарри двинулся к однокурсникам, но вдруг заметил, как отшатнулась при его приближении Джинни, недоверчиво глядя на него. Несколько секунд на её лице были написаны потрясение и шок, потом она быстро сделала несколько вдохов, как будто ей не хватало воздуха и схватилась рукой за спинку кресла, возле которого стояла. Гарри рванулся к ней, но его опередила Гермиона, заставившая Джинни сесть в кресло.

— Что с тобой? — тревожно спросила она, заглядывая подруге в лицо. — Тебе плохо?

— Нет, нет, — взгляд Джинни блуждал по комнате, она сделала слабую попытку приподняться. — Сейчас всё пройдёт, не обращайте внимания.

— Я позову мадам Помфри, — Рон решительно направился к выходу, но Джинни, уже совсем пришедшая в себя, категорически запретила ему покидать гостиную под угрозой применения своего фирменного Летучемышиного сглаза.

— Я же сказала, что со мной всё в порядке! — со злостью рявкнула она, сверля брата упрямым взглядом.

— Джинни, Рон прав, если тебя что-то беспокоит… — встрял Гарри, с беспокойством взирающий на неё из-за диванчика, к которому успел подойти.

— Ой, всё, Гарри! — почти истерично выкрикнула Джинни, бросаясь к лестнице, ведущей в спальни девочек. — Я иду спать. Всем спокойной ночи.

После её ухода все ошарашено молчали, недоуменно переглядываясь.

— Что я такого сказал? — расстроено спросил Гарри.

— Дело не в тебе, — попыталась успокоить его Гермиона. — Просто сегодня у всех был тяжёлый день, нервы не выдержали, наверное.

Гарри кивнул, абсолютно не убеждённый её доводами. Как-то не похоже на Джинни. Она всегда умела держать себя в руках.

— Кстати, где ты был? — спросил Рон, усаживаясь обратно на своё место рядом с Гермионой и всё ещё глядя вслед Джинни. — О чём ты хотел поговорить с МакГонагалл?

— Да так, есть одно дельце, — начал объяснять Гарри, устраиваясь на диване. — Чёрт! Что это?

— Это Пикси, — еле сдерживая душивший её смех при виде лица Гарри выдавила Гермиона. — Думаю, ты не поднимешь Джинни настроение, если раздавишь её пушистика.

— И что с ним делать? — Гарри озадаченно уставился на комок пуха. — Джинни ушла, а его куда?

— Возьму к себе в спальню и буду надеяться, что Живоглот его не сожрёт за одну ночь, — пожала плечами Гермиона, поглаживая кота, который не сводил жёлтых глаз с Пикси, и Гарри посетило сильное подозрение, что пушистику недолго осталось жить. — Что ты там говорил про МакГонагалл?

— Сегодня не получилось, — уклончиво ответил Гарри, — но она пообещала, что я могу прийти к ней завтра после занятий.

За его спиной раздался громкий возглас удивления, и, резко обернувшись, Гарри увидел вернувшуюся Джинни, которая смотрела на него широко открытыми глазами, в которых плескалось радостное удивление вперемежку с облегчением.

— Ты не был у МакГонагалл? — настойчиво спросила она, и Гарри покачал головой, чуть нахмурив брови.

— Завтра после занятий, — повторил он, и Джинни улыбнулась.

— Я забыла Пикси, — объявила она, забирая пушистика под разочарованным взглядом Живоглота. — Вот теперь всем спокойной ночи.

— И что это было? — недоуменно спросил Рон, глядя на Гарри, после того, как Джинни вышла. — Что происходит?

Гермиона едва заметно, но, кажется, довольно сильно ткнула его локтем в бок, и у Гарри появилось такое чувство, что Гермиона знает куда больше, чем он думал.

— Я, пожалуй, тоже пойду спать, — сказал Гарри, поднимаясь. — Кто со мной?

Симус, Дин и Невилл решили присоединиться к нему, а Рон, слегка покраснев, заявил небрежным тоном, что он бы пока остался внизу, почитал что-нибудь, а то что-то спать не хочется. Дин послал Симусу многозначительную улыбку, и оба стали подниматься по лестнице в спальню. До Гарри долетел их громкий смех.

— Удачно вам почитать, — серьёзно пожелал он Рону с Гермионой и, ловко увернувшись от брошенной в него Роном подушки, бросился в спальню.

— Они наконец-то объяснились? — заинтересованно спросил Симус, когда Гарри, всё ещё улыбаясь, вошёл в спальню.

— Что-то вроде того, — кивнул он.

— Давно пора, — вставил Дин, доставая из чемодана пижаму.

— Это точно, — добавил Невилл, расставляя на своей прикроватной тумбочке крохотные горшочки с землёй.

— Что это там у тебя, Невилл? — поинтересовался Гарри, с наслаждением вытягиваясь на кровати и чувствуя, что глаза против его воли начинают слипаться.

— Это? — Невилл любовно взглянул на горшочки. — Это очень редкие растения из Венесуэлы. Профессор Стебль обещала мне достать семена ещё на пятом курсе, но ей это удалось только две недели назад. Мы с ней хотим поставить один эксперимент…

Гарри не услышал, что за эксперимент хотели поставить Невилл и профессор Стебль, провалившись в глубокий сон. Хорошо, что он не пошёл смотреть воспоминания Джинни в таком состоянии, а не то точно упустил бы что-нибудь очень важное. Последней мыслью, посетившей Гарри перед тем, как сознание отключилось, стало ехидное предположение, что Рон с Гермионой, наверное, уже прочитали добрую сотню страниц. Он так и не узнал, во сколько Рон поднялся в спальню в тот вечер. Ничего, друзья заслужили, наконец, немного времени, чтобы побыть наедине.

Утром Гарри проснулся с чувством, будто сегодня Рождество. Ему потребовалось долгих десять секунд, чтобы осознать, откуда взялась такая нелепая мысль в начале сентября: сегодня он, наконец, посмотрит воспоминания Джинни!

— Вставай, Рон, завтрак проспишь, — Гарри бросил в Рона скомканной пижамной футболкой, но друг только что-то недовольно промычал и натянул на голову одеяло. — Я сказал, вставай!

— Слушай, будь другом, отвали, а? — недовольно пробурчал Рон из-под одеяла. — Не хочу я есть, лучше встану попозже.

— Знаю я твоё «попозже», — Гарри чувствовал себя сварливой супругой, но выбора у него не было: если сейчас Рона не поднять, он непременно проспит занятия. — Тебя Гермиона ждёт внизу.

Эта маленькая ложь подействовала, хотя, Гарри быстро успокоил свою совесть тем, что Гермиона действительно ждёт их где-то внизу, поэтому он практически сказал правду. Рон высунулся из-под одеяла, почесал всклокоченную рыжую макушку и, глядя на Гарри, как на врага народа, начал медленно, очень медленно опускать с кровати правую ногу. Так медленно, что со стороны могло показаться, будто он продолжает лежать неподвижно.

— Хватит спать! — Гарри рывком стянул с друга одеяло, и Рону не осталось ничего другого, кроме как встать. — Все уже ушли, мы одни остались.

— Ну и что? — недовольно спросил Рон. — Что они, всё съедят что ли?

— Тебе не кажется, что проспать занятия в первый же учебный день — это плохая идея? — поинтересовался Гарри, завязывая галстук перед зеркалом.

— Знаешь, — Рон торжественно посмотрел на него, прыгая на одной ноге, стараясь снять с себя пижамные штаны, почему-то он всегда снимал и одевал их стоя, — иногда ты бываешь до ужаса похож на Гермиону.

— Учитывая твоё к ней отношение, приму это за комплимент, — отпарировал Гарри. — Кстати, о Гермионе, как вы вчера почитали?

— Не суй свой нос не в своё дело, — Рону, видимо, казалось, что он выглядел гордо и независимо, стоя в одних оранжевых трусах и с зубной щёткой во рту. — Я же не допрашиваю тебя.

— Конечно, зачем тебе, если ты можешь зайти и сам посмотреть, да? — не удержался Гарри, и Рон замолчал, сделав вид, что не услышал.

Конечно, Гарри не собирался выпытывать подробности его ночных посиделок с Гермионой в общей гостиной, это было просто-напросто нетактично, особенно — по отношению к Гермионе. Но и упустить случай подколоть друга Гарри не мог. Он прекрасно понимал, что дело ни в коем случае не зашло дальше довольно невинных поцелуев, он слишком хорошо знал Гермиону. Однако, Рон просто обязан был почувствовать себя в шкуре самого Гарри, которого он подозревал во всех смертных грехах, стоило им с Джинни чуть задержаться в гостиной после отбоя. Пару раз Рон даже неожиданно спускался вниз, демонстративно закрывая рукой глаза, словно опасаясь увидеть что-то непристойное. Гарри всегда поражался великолепной выдержке Джинни, потому что сам был в шаге от того, чтобы наколдовать Рону уши-локаторы, чтобы он мог слышать всё происходившее в гостиной прямо из спальни и не утруждал себя лишней беготнёй по лестнице.

— И вообще, — вдруг сурово добавил Рон, — будь повежливее. Мы всё-таки о Гермионе тут говорим.

Гарри опешил. Это Рон ещё будет учить его вежливости?

— Ты прекрасно знаешь, как я к ней отношусь, чтобы сделать что-то… ну, что-то такое…

— Ясно, — Гарри почти что рассердился. — А я, значит, по-твоему, к Джинни относился так, средненько, поэтому от меня можно было ожидать, что я сделаю что-то такое, да?

— Нет, — Рон ткнул в него зубной щёткой. — Ты не смешивай. Джинни — моя сестра, и я просто обязан был её контролировать.

— Но ты допускал, что твой контроль может понадобиться, так? — не отступал Гарри.

— Давай закроем эту тему, — отрезал Рон, слегка краснея. — Вы с Джинни расстались, всё в прошлом, к чему сейчас это обсуждать?

Он смотрел на Гарри как-то странно. Выжидательно. Словно надеялся, что Гарри сейчас опровергнет слова «всё в прошлом».

— Пойдём уже завтракать, — предложил Гарри, отворачиваясь. Может быть, всё и в прошлом, а может — нет. Точный ответ он получит уже сегодня, а пока лучше промолчит.

— Что вы так долго копаетесь? — спросила Гермиона, когда они подошли к своему столу.

— И тебе доброе утро, — ухмыльнулся Рон, целуя её в щёку.

— Кто-то никак не мог проснуться, — правдиво ответил Гарри, и Гермиона чуть улыбнулась.

— Вот, держите, нам уже принесли расписания, — она протянула им по плотному кусочку картона, и Гарри, взяв свой, с интересом уставился на предстоявшие сегодня уроки.

— Трансфигурация и зельеварение до обеда, — бормотал Рон, — заклинания и защита — после. Жить можно, тем более, нет сдвоенных занятий.

— Вообще-то, кое-что изменилось, — опасливо глядя на них, сказала Гермиона. — Слизеринцев, считайте, нет, поэтому их двоих просто прикрепили к нам. Они всегда будут заниматься с нами. А когтевранцы будут заниматься вместе с пуффендуйцами.

— Постоянно? — изумлённо переспросил Рон. — Разве так можно? Мы же на разных факультетах!

— А что оставалось делать? — вопросом на вопрос ответила Гермиона. — Их всего двое, не будут же для них отдельно преподавать, правда?

— Но почему именно с нами-то надо совмещать? — не унимался Рон, не забывая при этом уминать жареные сосиски.

— Потому что МакГонагалл ждёт от нас большего, чем от других факультетов, — сказал Гарри прежде, чем Гермиона успела открыть рот. — Всё-таки она наш декан, она надеется на нас, хочет, чтобы мы показали пример остальным.

— Она больше не наш декан, Гарри, — расстроено покачала головой Гермиона. — Она и так совмещает должность директора с преподаванием, оставаться нашим деканом было бы для неё слишком. Подумай, сколько ей лет.

— А кто тогда наш декан? — Рон выглядел обескураженным. — МакГонагалл была деканом ещё у мамы с папой, это так странно…

— Новый декан Гриффиндора — профессор Сайпрес, — тихо сказала Гермиона, бросая взгляд на преподавательский стол.

— Кто? — Рон подавился сосиской. — Этот молокосос?

— Тише! — шикнул Гарри, опережая гневно нахмурившуюся Гермиону. — Что вы орёте как потерпевшие?

— И вообще, нам нужно идти, не то опоздаем, — заявила Гермиона, поднимаясь на ноги. — Я лично не хочу выглядеть последней соней.

Рон с сожалением оставил недоеденную сосиску и покорно двинулся вслед за Гермионой. Гарри видел, как он попытался забрать у неё тяжёлую сумку с учебниками, но Гермиона её не отдала. Рон вообще очень изменился: ещё год назад он стеснялся демонстрировать свои чувства к Гермионе даже перед Гарри, а сейчас ему было наплевать на мнение целой школы. Несомненно, война сильно меняет людей. Гарри огляделся, пытаясь отыскать взглядом Джинни, но её в зале определённо не было. Наверное, она уже ушла на занятия. Ничего, они ещё успеют поговорить во время обеда.

Гарри зашёл в кабинет трансфигурации и остановился на пороге. Представлялось само собой разумеющимся, что Рон и Гермиона теперь всегда будут сидеть вместе. Это означало, что Гарри нужно было искать себе соседа. Он огляделся по сторонам и вдруг заметил одиноко сидевшую Парвати Патил. Место рядом с ней пустовало, напоминая об отсутствующей Лаванде.

— Привет, — поздоровался Гарри, подходя к её парте. — Не возражаешь, если я сяду с тобой?

Парвати подняла голову, и Гарри заметил, что её глаза блестели от слёз.

— Нет, что ты, садись, пожалуйста, — торопливо сказала она, убирая со стула свою сумку.

— Что-то случилось? — участливо спросил Гарри, хотя в глубине души знал причину её состояния.

— Лаванда, — просто ответила Парвати, и, хотя она говорила совсем не громко, головы всех присутствующих повернулись к ней. — Я скучаю по ней.

— Как она? — Гарри ничего не знал о Лаванде с того дня в Мунго, когда она согласилась разговаривать с одним только Роном.

— Я не знаю, — слёзы так и хлынули у Парвати из глаз, она не успевала вытирать их. — Она не отвечает на мои письма.

— И на мои, — добавил Симус. — Я писал ей всё лето.

— Я отправлял ей сладости, но она тоже ничего не ответила, — вступил в разговор Дин, и Гарри почувствовал обжигающий стыд: а он ни разу не потрудился написать Лаванде. А ведь давал себе обещание поддерживать её по мере сил! И что в итоге? Всё лето промучился от любви к Джинни, а о Лаванде даже и не вспомнил. Гарри украдкой взглянул на Рона с Гермионой. У Гермионы вид был виноватый, а у Рона — отсутствующий.

К огромному облегчению Гарри, в этот момент в класс вошла профессор МакГонагалл, а за ней — Малфой и Дафна Гринграсс. Оба сели на самую заднюю парту, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.

— Доброе утро, — поздоровалась профессор МакГонагалл. — Что с вами, мисс Патил?

— Извините, профессор, — Парвати безуспешно пыталась остановить слёзы. — Я сейчас успокоюсь.

— Может, вам стоит заглянуть к мадам Помфри? — заботливо поинтересовалась МакГонагалл. — Профессор Слизнорт вчера как раз сварил целый котёл Умиротворяющего бальзама.

Парвати, всхлипывая, вышла из класса.

— Это всё из-за Лаванды, — тихо сказал Симус, и лицо профессора МакГонагалл тут же омрачилось.

— Понимаю, — только и сказала она. — То, что случилось с мисс Браун, по-настоящему ужасно.

— Простите, профессор, — вдруг раздался голос с задней парты, и Гарри с изумлением увидел, как Дафна Гринграсс, чувствуя себя вполне комфортно в классе, полном гриффиндорцев, подняла руку. — Разрешите спросить, что случилось с Лавандой Браун? В списках погибших её не было, насколько я помню.

— Мне очень жаль, мисс Гринграсс, — сухо ответила профессор МакГонагалл, — но вчера, я кажется, ясно дала понять, что не желаю слышать вопросы подобного свойства. Неуместное любопытство в данном случае…

— Нет, что вы! — Дафна порозовела от волнения. — Это ни в коем случае не любопытство. Просто нам предстоит теперь учиться вместе с ребятами, и мы хотели бы, насколько это возможно, конечно, наладить с ними контакт. Мне искренне жаль Лаванду, хотя я и не очень хорошо её знала и представления не имею, что с ней произошло. Но я очень надеюсь, что она жива.

Лицо МакГонагалл чуть смягчилось после этой тирады. Гарри с удивлением отметил, что Дафна не притворялась. В принципе, он готов был ей поверить, потому что и правда не мог припомнить ни одного случая, когда бы она сделала или сказала что-то плохое в адрес гриффиндорцев. В адрес вообще кого бы то ни было. И он оценил, как она ловко ввернула в свою тираду слово «мы», как будто Малфой был с ней согласен, как будто он тоже хотел наладить с ними контакт.

— Если это можно назвать жизнью после того, что Сивый с ней сделал, — выплюнул Симус, и Малфой резко вскинул голову.

Гарри смотрел на него, поэтому успел заметить мелькнувший в его глазах ужас, сменившийся жалостью, но Малфой быстро взял себя в руки, и его лицо снова стало непроницаемым.

— Мистер Финниган, придержите язык! — возмущённо воскликнула МакГонагалл. — Если мисс Браун не посчитала нужным посвятить всех окружающих в свои проблемы, не стоит делать это за неё.

— Извините, — пробормотал Симус.

В этот момент в класс вернулась Парвати, и Гарри явственно услышал, как Дафна тихо шепнула: «Мне так жаль», когда та проходила мимо их парты. Она сделала это не на показ, не выпячивала своё сочувствие, а просто поддержала Парвати, и Гарри задался вопросом, как Гринграсс вообще оказалась на Слизерине. Как она там выжила? Если только она не была потрясающей актрисой, конечно, и не разыгрывала сейчас спектакль, чтобы втереться в доверие к МакГонагалл.

— Ну что же, начнём урок, — профессор МакГонагалл уселась за свой стол. — Пришло время для самого интересного. Как я вам и обещала, на седьмом курсе мы будем проходить способы трансфигурации человека. Сегодняшнее занятие — вводное. Кто-нибудь может мне сказать, чем отличается трансфигурация человека от анимагии?

Вверх взметнулась рука Гермионы, и Гарри почти умилился такому знакомому жесту. Он бы, пожалуй, почувствовал себя неуютно, если бы Гермиона не смогла ответить на вопрос преподавателя.

— Мисс Грейнджер? — в голосе МакГонагалл прозвучали сентиментальные нотки, и Гарри понял, что она тоже скучала по ответам Гермионы.

— Трансфигурация человека означает временное его превращение или превращение какой-либо из частей его тела в любой предмет, одушевлённый или неодушевлённый, — на одном дыхании выпалила Гермиона. — Анимаги же превращаются исключительно в одно и то же животное, которое и является их анимагической формой и часто отражает многие черты их характера. Более того, трансфигурацией можно заниматься свободно, а каждый анимаг должен быть зарегистрирован. Хотя, это правило не всегда соблюдается, что является грубейшим нарушением.

МакГонагалл блеснула очками в сторону Гарри, но сказала, обращаясь к Гермионе:

— Великолепно, мисс Грейнджер. Десять баллов Гриффиндору.

Гермиона просияла, поймав одобрительный взгляд Рона, и Гарри, в который уже раз, порадовался за друзей. Двух более подходивших друг другу людей он не знал, несмотря на их вечные перепалки. Им судьбой было предназначено быть вместе, это было так очевидно ещё курса с четвёртого, если не раньше.

— Отлично, — продолжила тем временем МакГонагалл. — Теперь я попрошу вас открыть учебники и прочесть первую главу «Теоретические основы трансфигурации человека» и законспектировать наиболее важную информацию. Можете приступать.

Через десять минут, продираясь через сложнейшие магические формулы, Гарри подумал, что, в конце концов, он не так уж и скучал по учёбе, как ему казалось. К тому же, в конце занятия МакГонагалл задала им тонну домашнего задания: нужно было прочесть к следующему уроку две книги дополнительно и написать эссе на тему «Техника безопасности при трансфигурации человека и наиболее часто встречающиеся ошибки при её использовании» на два свитка.

Не отличился добротой в первый учебный день и профессор Слизнорт, заставив их в целях повторения пройденного материала сварить любое зелье по выбору из программы прошлого года. Гарри чуть не сломал себе мозг, пытаясь вспомнить хоть какие-то рекомендации Снейпа по приготовлению Напитка живой смерти, но так и не справился с этой труднейшей задачей. Слишком многое произошло с тех пор, когда он в последний раз держал в руках учебник Принца-полукровки.

— Слабовато, Гарри, слабовато, — уныло произнёс Слизнорт в конце занятия, заглядывая в его котёл. — Вам многое нужно повторить перед экзаменами, мой мальчик.

Гарри был с ним полностью согласен, хотя, по крайней мере, он не взорвал очередной котёл, как Симус, и не пролил на себя полбанки лягушачьей икры, как Рон, и теперь не пытался с помощью заклинания незаметно очистить мантию, пока не заметила Гермиона. Непонятно, на что Рон рассчитывал без её помощи, конечно, но он явно старался справиться своими силами. Гарри наблюдал за его бесплодными попытками, но думал о своём: скоро обед, на котором он обязательно увидит Джинни. А потом, совсем скоро, уже через несколько часов, он отправится в директорский кабинет и посмотрит, что она подарила ему.

Но его планам не суждено было сбыться: Джинни на обеде так и не появилась. Гарри уже начал немного волноваться за неё, вспомнив, как странно она вела себя вчера вечером, когда к нему подошла Полумна и опустилась на скамейку между ним и Дином.

— Джинни ищешь? — поинтересовалась она, и Гарри кивнул, не видя никакого смысла скрывать очевидное. — Она забежала только взять пару тостов и сразу ушла. Выглядела взволнованной, кстати. Ты не знаешь, с чего бы это?

Гарри ничего не понимал. Неужели она так боялась своих воспоминаний, что старалась избегать его? Да что же там такое могло быть?

— Кажется, догадываюсь, — улыбнулся Гарри. — Думаю, что сегодня мы всё решим.

— Удачи, — шепнула Полумна, поднимаясь со скамьи. — Я буду держать за вас кулачки.

Гарри тепло посмотрел ей вслед, когда она танцующей походкой подошла к столу Пуффендуя и начала что-то оживлённо обсуждать с Ханной Аббот. Интересно, его чувства настолько очевидны, или дело в сверхъестественной проницательности Полумны. Хотя, и Гермиона, кажется, в курсе дела. И Рон как-то подозрительно себя ведёт. Гарри отогнал эти мысли. Может быть, со стороны он выглядит немного смешно, но что поделаешь? Хотелось бы ему, чтобы поступки Джинни были хотя бы вполовину так понятны, как его собственные.

Заклинания прошли спокойно: Флитвик был в своём репертуаре. Гарри сумел с первой попытки заставить Рона протанцевать по комнате и заработал на двоих с Гермионой двадцать баллов. Это заклинание было ему немного знакомо, его применили к Невиллу в Отделе Тайн на пятом курсе, хотя сам Гарри никогда раньше его не использовал. Вообще-то он подозревал, что они немного поднаторели в магии во время своих скитаний по всей Британии. Его догадку подтвердил Рон парой минутами спустя, когда Гарри, чувствуя себя полным кретином, вдруг протанцевал по классу что-то очень похожее на танго.

— Фините, — выдавил задыхающийся от смеха Рон, и Гарри от неожиданности растянулся на полу, потеряв равновесие.

— Слушай, может ну его, этот аврорат? — серьёзным тоном спросил его Рон, когда они шли к кабинету Защиты от тёмных искусств.

— В каком смысле? — Гарри с удивлением взглянул на друга.

— Я просто подумал, что будет обидно, если в тебе пропадёт великий танцор, — всё тем же тоном задумчиво ответил Рон, и Гермиона тихо прыснула.

— Гениальная шутка, — Гарри покачал головой. — А тебе можно прямиком идти в цирковое училище, будешь детишек смешить.

— Куда? — насторожился Рон, но Гарри наотрез отказался объяснять ему, что такое цирк, злорадно наблюдая за попытками друга вытянуть нужную информацию из Гермионы.

Профессор Сайпрес уже был в кабинете, когда они вошли. Выглядел он точно так же, как на вчерашнем ужине, только сменил парадную мантию на повседневную. Вблизи он казался совсем мальчиком.

— И всё-таки он мне не нравится, — едва слышно шепнул Рон, низко наклоняясь над партой, чтобы его не мог слышать никто посторонний.

— Тише ты! — шикнула на него Гермиона, бросая быстрый взгляд на профессора, но тот сидел, уставившись в одну точку, и явно не слышал ни слова. — Когда ты уже перестанешь судить о людях по внешности?

— Дело не в его внешности, Гермиона, — едва слышно ответил Рон. — Посмотри, какой он молодой. Думаешь, он много умеет? С таким же успехом можно было нанять Гарри, никакой разницы бы не было, не находишь?

— Рон, прошу тебя, тише, — Гермиона умоляюще смотрела на Рона. — Не хватало ещё сразу же испортить отношения с новым преподавателем.

— Добрый день, — вдруг заговорил профессор Сайпрес, и все замерли, потрясённые звуками его голоса. Да, такого красивого, глубокого баритона Гарри не слышал ещё никогда в своей жизни. Заметив восхищённый взгляд Гермионы, Рон презрительно фыркнул и демонстративно отодвинулся от неё, сложив руки на груди. — Давайте начнём наше занятие. Я знаю, насколько отрывочно и бессистемно вам преподавалась Защита от тёмных искусств. Ознакомился я также и с деятельностью подпольной организации под названием «Отряд Дамблдора», конечно, в той мере, насколько это было возможно из третьих рук.

Гарри, Рон и Гермиона обменялись изумлёнными взглядами.

— Я придерживаюсь того мнения, что вам уже бесполезно и нецелесообразно пытаться что-то нагнать, мы всё равно не успеем. Поэтому я предлагаю вам следующий план занятий: теорию вы полностью изучаете самостоятельно, так как я не вижу никакого смысла заниматься чтением учебников на уроке, а на занятиях мы с вами будем отрабатывать именно технику ведения боя. То есть, грубо говоря, создадим импровизированный дуэльный клуб. Вы со мной должны согласиться после того, что недавно пережили, в конечном счёте, нет ничего важнее умения сражаться в контактном бою.

Гарри поймал себя на том, что непроизвольно кивает головой, соглашаясь с профессором Сайпресом.

— Что ты теперь скажешь, Рон? — язвительно прошептала Гермиона.

— Скажу, что сначала нужно посмотреть на него в бою, — высокомерно заявил Рон.

— Предлагаю вам сегодня разбиться на пары по вашему усмотрению, потом буду выбирать противников сам. Несколько правил, пока мы не начали. Мы будем применять опасные заклинания, поэтому жизненно важно, чтобы вы поняли одну вещь. Опасные заклинания не смертельны, если применять их с умом, поэтому, если все будут соблюдать несложные правила безопасности, никто не пострадает серьёзнее, чем хотелось бы. Мы не будем использовать заклинания вроде Сектумсепры, последствия от которой очень и очень сложно ликвидировать.

Гарри почувствовал, как его лицо и шея медленно заливаются краской. Он был на сто процентов уверен, что сидевший где-то сзади Малфой сейчас тоже вспоминает тот же самый случай, только без этого ужасающего чувства стыда.

— Если вы научитесь ставить хороший блок, то сможете, если понадобится, поставить его и против той же Сектумсепры, — невозмутимо продолжил профессор Сайпрес. — Я прекрасно понимаю, что мистеру Поттеру, например, нечему учиться у меня, но тренировка никому ещё никогда не вредила. Кстати, я никого не буду принуждать к подобному формату занятий. Если вы не хотите участвовать в дуэлях, это ваше право. Я понимаю, что кто-то из вас хочет стать целителем, например, и вам это просто не нужно. Начнём?

Гарри переглянулся с Невиллом, и оба согласно кивнули. Гермиона ужасно нервничала, беззвучно проговаривая про себя все знакомые ей заклинания, что, кажется, довольно сильно беспокоило Рона.

— Извините, но мне бы не хотелось, чтобы вы сражались на дуэли с мисс Грейнджер, — профессор Сайпрес смотрел на Рона спокойным взглядом, но в его голосе появились настойчивые нотки.

— Почему это? — не очень-то вежливо осведомился Рон, игнорируя предостерегающие взгляды Гермионы.

— Потому что вы ни за что на свете не пошлёте в неё ни одного опасного заклятия, дуэль между вами поэтому будет бессмысленной, — не повышая голоса пояснил Сайпрес, и Гарри в очередной раз поразился тому, как много ему известно о них. Интересно, откуда?

Рон без лишних слов оглянулся по сторонам, и, в конце концов, встал напротив Симуса, а Гермионе в партнёры достался Дин.

— Кто хочет начать? — вежливо поинтересовался профессор Сайпрес и, видя, что никто не выражает особого желания стать первыми подопытными кроликами, предложил сам: — Мистер Поттер, мистер Долгопупс, может, вы?

Гарри совсем не улыбалось запускать в Невилла заклинание за заклинанием на глазах у всего класса, но отказываться было как-то неловко.

— Только, — остановил их Сайпрес, когда оба уже заняли боевую позицию в разных концах класса, — не старайтесь пощадить друг друга. Не используйте ничего запрещённого, и всё будет хорошо. На самый крайний случай я смогу оказать необходимую медицинскую помощь самостоятельно. Но вы должны уметь сражаться даже против друзей, потому что никто не знает, что произойдёт с вами завтра, и останутся ли ваши сегодняшние друзья таковыми через неделю.

Гарри вздрогнул, и его мысли непроизвольно устремились к Питеру Петтигрю. Да, в чём-то Сайпрес был однозначно прав.

— Начинайте, — скомандовал профессор, и его лицо из бесстрастно-задумчивого моментально преобразилось в сосредоточенно-внимательное.

— Левикорпус! — машинально выкрикнул Гарри, но Невилл легко отбил его выпад.

— Протего! — Невилл несомненно многому научился за то время, которое провёл в осаждённом Кэрроу Хогвартсе: Гарри с трудом успел увернуться.

— Петрификус Тоталус! — Гарри подумывал о том, чтобы попробовать невербальные заклятия, но не знал, будет ли это честно.

— Протего! — Невилл только защищался, не спеша переходить в нападение, и Гарри вдруг осознал, что один произносит заклинание за заклинанием. Он растерянно опустил палочку и уставился на Невилла. Значило ли это, что Невилл лучше, порядочнее его, потому что не смог заставить себя напасть на Гарри?

— В чём дело? — осведомился Сайпрес.

Гарри молчал.

— Это сложно, профессор, — спокойно объяснил Невилл. — Мы с Гарри друзья, мы не можем сражаться.

— Вы все тут друзья, — неумолимо заметил Сайпрес. — Если так рассуждать, то мы не устроим ни одной дуэли.

Никто ему не ответил. Гарри его идея уже не казалась такой блестящей. Он не сможет воспринимать друзей как потенциальных противников и возможных врагов в будущем.

— Послушайте, — в голосе профессора Сайпреса не было никаких эмоций. — Я знаю, что вы можете и умеете сражаться против врагов, я видел многих из вас в битве. Но иногда очень важно уметь направить палочку на друга, это может спасти вашу жизнь или жизнь другого человека. Если на вас нападёт друг психологически важно уметь противостоять ему, использовать заклинание против некогда близкого человека.

Гарри слушал его почти с ужасом. Что он несёт? Да как можно так жить, вечно подозревая всех и каждого в том, что в один прекрасный момент они его предадут? Так же и с ума сойти недолго.

— Поверьте, лучше быть готовыми к такому повороту событий, — тихо добавил Сайпрес, и Гарри не стерпел.

— А я всегда считал, что лучше доверять своим друзьям, — громко сказал он.

Сайпрес повернулся и посмотрел на него долгим, задумчивым взглядом. Гарри думал, что он рассердится, но профессор только проговорил:

— Я думал, что как раз вы, мистер Поттер, сможете понять меня лучше, чем кто бы то ни было другой.

— Почему это? — растерянно спросил Гарри. Неужели Сайпрес думал, что он настолько недоверчив?

— Потому что вы знали Сириуса Блэка, знали, каким человеком он был, — совершенно неожиданно заявил Сайпрес, и Гарри даже вздрогнул от неожиданности.

— Причём тут Сириус? — спросил он.

— Неужели вы не поняли, из-за чего он пострадал? Почему оказался в Азкабане? — профессор вдруг постарел лет на пятнадцать, и теперь уже никто, даже Рон, не назвал бы его слишком молодым.

— Не из-за чего, а из-за кого, — поправил его Гарри. — Петтигрю предал моих родителей, а потом и Сириуса.

— Это понятно, — кивнул Сайпрес. — Но почему Сириус не убил Петтигрю сразу же, как только нашёл? Вы никогда не задумывались об этом?

— Потому что Сириус никогда не был убийцей, — воинственно заявил Гарри.

— Но, согласитесь, если бы на месте Петтигрю был кто-нибудь из Пожирателей, рука Сириуса не дрогнула бы в тот день, — мрачно сказал Сайпрес. — Он был вне себя от горя и ярости, но даже это не помогло ему убить бывшего друга, понимаете?

Гарри только рот открыл от удивления. Такая мысль никогда не приходила ему в голову и, уж тем более, он не пытался расспросить Сириуса, понимая, насколько неприятны для него подобные воспоминания. Просто он решил для себя, что Сириус не успел ничего сделать, что Петтигрю оказался хитрее, чем он ожидал, вот и всё. Но, даже если Сайпрес прав, разве можно винить Сириуса в том, что у него не поднялась рука на старого друга? Гарри попытался представить, что Рон предал его, причинил ему ужасную боль, внутренне содрогаясь от ужаса. И что, неужели он смог бы убить бывшего лучшего друга? Да ни за что на свете! Не смог бы он, это бы убило его самого, понял Гарри. Он бы не смог жить дальше.

— Поймите меня правильно, — заговорил всё это время наблюдавший за ним профессор Сайпрес. — Я не хочу заставить вас с недоверием относиться к друзьям, это ни в коем случае не входит в мои планы. Но мне бы хотелось, чтобы вы смогли сломать психологический барьер, чтобы в случае необходимости применили магию против близких людей. Я не говорю об убийстве, ни коем случае. Может быть, хотя я искренне надеюсь, что этот день никогда не настанет, кто-то из вас поблагодарит меня за этот урок.

У Гарри осталось тягостное чувство от этого занятия.

— В чём-то профессор Сайпрес, конечно, прав, — задумчиво сказала Гермиона, пока они брели по направлению к башне Гриффиндора.

Рон промолчал, а Гарри подумал, что прав, несомненно прав, но как тяжело стало от его правоты.

— Сами подумайте, — не отступалась Гермиона, — если бы Сириус смог тогда хотя бы обездвижить Петтигрю…

— Он не собирался его обездвиживать, он шёл конкретно убить его, он сам мне говорил, — перебил её Гарри.

— А, по-моему, то, что Сириус не смог этого сделать, говорит скорее в его пользу, — заявил Рон. — Значит, он был настоящим человеком и другом.

— Ага, и посмотри, что с ним стало, — с грустным сарказмом ответила Гермиона. — Лучше бы он был не таким хорошим другом, зато остался бы на свободе.

— Тогда это был бы не Сириус, — тихо заметил Гарри, и Рон с Гермионой тут же замолчали.

— Я пошёл к МакГонагалл, — сказал Гарри десятью минутами позже, крепко зажав в кулаке флакончик с воспоминаниями Джинни. — Вернусь часа через два.

— Что это у тебя там? — поинтересовался Рон, но Гарри быстро сунул руку в карман. Гермиона, которая стояла ближе, кажется, успела увидеть, что именно он спрятал, и теперь смотрела на Гарри как-то странно, даже чуть взволнованно.

— Удачи, Гарри, — тихо пробормотала она, закусив губу. — Пожалуйста, только не будь идиотом.

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо спросил Гарри. Нет, кажется, Гермиона подумала что-то не то, это точно.

— Объясню, когда ты вернёшься, — отмахнулась Гермиона. — Я пойду, проверю, как там Джинни, что-то она мне не понравилась сегодня утром.

— Ты её видела? — встрепенулся Рон, но Гарри вышел из комнаты раньше, чем Гермиона успела ответить. В другое время он бы обязательно дослушал, но сейчас, похоже, никто, кроме него, не знал точно, что происходит с Джинни. Да и он по сути дела знал не слишком много, вернее, пока вообще ничего.

Профессор МакГонагалл всё приготовила к его приходу: посередине кабинета стоял Омут памяти. Сама директор была готова к выходу, собирая какие-то бумаги со стола.

— Значит, как договаривались, Гарри, — сказала она, переходя на более неофициальный тон, — я вернусь через два часа. Если уйдёте раньше, то, пожалуйста, просто закройте дверь.

— Хорошо, профессор, — пробормотал Гарри, хотя её слова не дошли до его сознания, в таком взвинченном состоянии он был. — Спасибо.

— Пожалуйста, — и МакГонагалл закрыла за собой дверь.

Гарри на подгибающихся ногах приблизился к Омуту памяти. Сейчас, когда цель была так близка, он вдруг начал испытывать самый настоящий страх, и нетерпение сменилось нерешительностью. А вдруг то, что он сейчас увидит, разобьёт ему сердце? Не зря ведь Джинни так боится, он её никогда не видел такой напуганной. Но он не мог отступить, потому что чувство неизвестности — это самое неприятное чувство в мире: совершенно не понятно, как себя вести и что делать, когда не знаешь точно, что происходит. Гарри сделал глубокий вдох и решительно откупорил колбочку, одним быстрым движением выливая её содержимое в Омут памяти. Он не дал себе времени на сомнения, резко наклонился и в буквальном смысле с головой погрузился в воспоминания Джинни.

— Мамочка, расскажи мне про Гарри Поттера, — попросила маленькая рыжеволосая девочка, лежавшая в постели, по подбородок укрывшись одеялом.

Гарри почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке умиления. Джинни здесь было лет пять, не больше.

— Сколько можно, дорогая? — слегка нетерпеливо спросила сидевшая в кресле возле кровати миссис Уизли, опуская на колени вязание, в котором безошибочно угадывался один из её фирменных свитеров. — Ты слышала эту историю сотни раз. Не понимаю, чем она тебе так нравится?

— Гарри Поттер — герой, — мечтательно сказала Джинни. — Вот бы когда-нибудь познакомиться с ним!

Миссис Уизли чуть улыбнулась, но промолчала.

— Он, наверное, очень сильный волшебник, да?

— Он обычный мальчик, дорогая, — вздохнула Молли. — Бедный мальчик, остаться сиротой в таком раннем возрасте…

— Он герой! — упорствовала Джинни, упрямо выставляя вперёд подбородок. — Никому не удавалось победить Того-кого-нельзя-называть! А он смог!

— Не кричи, пожалуйста, твоему отцу завтра рано вставать на работу…

Воспоминание сменилось. Джинни, нетерпеливо подпрыгивая, бежала рядом с братьями и матерью по вокзалу Кингс-Кросс. Гарри наблюдал со стороны, как к ним подходит маленький, хрупкий черноволосый мальчик, как Джинни совершенно не обращает на него никакого внимания, и в какое неописуемое волнение она приходит, когда узнаёт, что это и был Гарри Поттер.

— Он такой обычный, правда, мама? — задумчиво спросила Джинни, стараясь не отстать от матери, которая быстрыми шагами пересекала улицу, внимательно глядя вокруг.

— Кто? — рассеянно переспросила Молли, пытаясь определить, в какую сторону им следует двигаться.

— Гарри Поттер, — Джинни оглянулась на витрину огромного магазина игрушек и не заметила, как мать бросила на неё сердитый взгляд.

— А каким он должен быть по-твоему? Обычный маленький мальчик.

— Нет, не обычный, не обычный! — упёрлась Джинни. — Вот увидишь, он совершит ещё что-нибудь! Он всегда должен попадать в приключения.

— А тебе не жалко его? — сурово спросила миссис Уизли, заметив вдалеке «Дырявый котёл».

— Он же герой, такая уж у него судьба, — глубокомысленно заявила Джинни.

И вот она уже сидит на кухне Норы, забравшись с ногами на стул и обняв колени руками.

— Мама, Гарри ведь спас мне жизнь, правда? — задумчиво спросила Джинни, глядя, как мать готовит ужин.

— Да, дорогая, безусловно, — с глубокой благодарностью в голосе ответила Молли, поворачиваясь к дочери.

— Видишь, я же говорила, что он герой, — не так уж и уверенно протянула Джинни.

— Что за глупости, Джинни! — миссис Уизли уперла руки в бока. — Конечно, это был самый настоящий геройский поступок с его стороны, но он спасал тебя не потому что он герой. Он не мог бросить тебя на произвол судьбы, потому что ты — сестра его друга.

— Может быть, — Джинни спустила ноги на пол и поднялась из-за стола. — Но тот, кто совершает геройские поступки в любом случае герой.

Джинни стояла на гриффиндорской трибуне рядом с Невиллом и смотрел на мечущиеся по небу фигурки в спортивной форме. С такого расстояния сложно было разглядеть лица игроков, но не узнать фигуру Вуда, зависшего перед своими кольцами, было невозможно. Судя по форме, Гриффиндор играл с Пуффендуем.

Гарри понял, какой именно матч предложила ему вспомнить Джинни за секунду до того, как увидел дементора. Люди на трибунах завопили на разные голоса, показывая пальцами на маленькую одинокую фигурку в небе, к которой приближалась огромная чёрная махина. Гарри почувствовал, как у него мурашки побежали по спине: он точно, до последнего слова, помнил всё, что звучало у него в ушах в тот момент. Странно, ему казалось, что он потерял сознание гораздо быстрее.

И вот он сорвался с метлы и тряпичной куклой полетел на землю. Да, высоковато, конечно. Гарри услышал пронзительный крик Гермионы, Рон завопил что-то нечленораздельное, Невилл закрыл лицо руками. На преподавательской трибуне Снейп вскочил с места, поднимая палочку, и на секунду Гарри увидел ужас, мелькнувший в его глазах, но на поле уже выбежал Дамблдор. Падение тряпичной куклы, Гарри не мог поверить, что это был он, замедлилось, и она почти мягко шлёпнулась о землю. И только в этот момент Джинни выдохнула. Выдохнула со всхлипом, даже с хрипом. Гарри видел, как резко она побелела, он не знал, что краска может сбегать с лица так быстро. Видел, как она приложила руку к левой стороне груди, как чуть наклонилась вперёд. Широко раскрытые глаза не отрывались от тряпичной куклы. Только для неё это не тряпичная кукла, понял Гарри. Для неё это даже больше не герой магического мира Гарри Поттер. Для неё теперь это просто Гарри.

Джинни всё ещё тяжело дышала, когда трибуны почти опустели.

— Ты идёшь, Джинни? — нерешительно спросил Колин Криви, возбуждённо взъерошивая себе волосы. — Я хочу зайти в Больничное крыло, узнать, как там Гарри.

— Нет, — голос Джинни сорвался, и ей пришлось прокашляться. — Нет, Колин, иди один, мне нужно… сделать кое-что.

Гарри вместе с ней проводил взглядом последних школьников, и вдруг Джинни сорвалась с места. Если бы Гарри не мог проходить сквозь трибуны, он вряд ли смог бы её догнать, так быстро она бежала. Джинни явно не разбирала дороги, пробираясь сквозь кусты, не замечая тычков и царапин. Она остановилась только на берегу озера, тяжело дыша и дико озираясь по сторонам. Гарри на секунду даже напугался, что она может залезть в воду в таком состоянии, а ведь погода стояла отнюдь не тёплая. Но Джинни вдруг упала на землю, сильно стукнувшись коленями, и зарыдала, уткнувшись лбом в холодную землю.

Гарри стоял как вкопанный, не зная, что и думать. Что с ней произошло? Почему она бьётся в истерике? Нет, понятно, что она испугалась за него, но ведь Гермиона не рыдает на берегу озера, а сидит в Больничном крыле возле его кровати. Джинни успокоилась нескоро, и, когда она подняла голову, Гарри увидел, что она напугана. Она хмурила брови, закусывала губу, тёрла лоб, но не могла понять, что с ней произошло. Гарри осознавал, что она сама не ожидала от себя подобного. И он почувствовал зарождавшуюся где-то глубоко внутри радость.

Следующее воспоминание: Большой зал, Кубок огня и Дамблдор, произносящий его имя.

— Нет! — отчётливо вскрикнула Джинни, поднося ладонь ко рту, но её голос потонул в общем удивлённом гуле. Она смотрела на Гарри, и на её лице медленно появлялось выражение всепоглощающей тревоги.

Сцена поменялась, теперь Гарри стоял в общей гостиной Гриффиндора. Было, по всей видимости раннее утро, потому что кроме Джинни и Ромильды Вейн в гостиной никого не было. Джинни лежала на животе прямо на полу и выписывала что-то из толстенной книги.

— Быстрее бы уже начались испытания! — воскликнула Ромильда Вейн, расчёсывающая волосы, глядя в карманное зеркало. — Надеюсь, они будут опасными, а то неинтересно будет смотреть.

— Думай, что говоришь! — огрызнулась Джинни, отрываясь от своего конспекта. — Тебе-то просто смотреть, а кому-то участвовать вообще-то.

— Ну и что? — пожала плечами Ромильда. — Они сами бросили своё имя в Кубок, хотели, чтобы их выбрали, вот пусть теперь и участвуют.

— Гарри вот не хотел, — сердито заявила Джинни. — Но участвовать ему придётся.

— И ты ему веришь? — насмешливо спросила Ромильда, поворачиваясь к ней. — Веришь, что он не бросал своё имя в Кубок?

— Да, верю! — отрезала Джинни, угрожающе глядя на однокурсницу. Гарри знал эти злые искорки в её глазах. Будь Ромильда поумнее, давно бы уже прекратила этот спор.

— Ну и наивная же ты! — ехидно хихикнула Ромильда вместо этого. — Ему просто показалось, что его слава может угаснуть, вот и всё. Все об этом знают.

— Ты хотела сказать, все идиоты об этом знают? — переспросила Джинни, поднимаясь на ноги и сжимая руки в кулаки.

— Ой, да брось ты строить из себя защитницу, — протянула ничуть не испуганная Ромильда. — Если ты влюблена в Гарри, это ещё не значит, что…

Она не успела договорить. А Гарри и не знал, что Джинни уже на третьем курсе владела Летучемышиным сглазом.

Картинка сменилась, и Гарри увидел себя, сражающимся с Хвосторогой. Ничего себе, да она же просто огромная! Джинни, сидевшая рядом, выглядела так, будто не спала неделю и при этом ещё специально читала в очень тёмном помещении, так покраснели её лихорадочно блестевшие глаза. Хотя выражение её лица было абсолютно спокойным. Но Гарри, прекрасно знавший её, заметил, что она лишь нечеловеческим усилием воли заставляет себя сидеть неподвижно. Он видел, как напрягались мышцы на её шее каждый раз, когда на поле он чудом избегал встречи с огненной струёй или шипастым хвостом.

Следующее воспоминание началось куда более мирно: Джинни сидела в общей гостиной и листала «Ежедневный пророк». Гарри встал за её спиной и вдруг заметил, как она вздрогнула, едва не выронив газету. Он наклонился и прочёл заголовок статьи. Ну конечно. Кто бы сомневался. Джинни наткнулась на «Разбитое сердце Гарри Поттера». Она прочитала статью, и бросила быстрый взгляд на сидевших в углу Гарри, Рона и Гермиону. И надо же, чтобы именно в этот момент Гермиона потянулась вперёд и убрала что-то у него из волос. Гарри видел, что она сделала это совершенно машинально, не прекращая вдохновенно что-то говорить. Наверняка убеждает его заняться загадкой яйца для второго испытания. Но со стороны это могло показаться чем-то большим, гораздо большим. Гарри по себе знал, как много можно найти всего в одном жесте.

Джинни не заплакала, она только осторожно сложила газету и с глубокой болью взглянула на Гарри, прежде чем заняться уроками.

Следующим воспоминанием стал вечер после Святочного бала, как понял Гарри, увидев рыдающую в гостиной Гермиону, на которой всё ещё была красивая голубая мантия.

— Гермиона? — Джинни бросилась к подруге. — Что случилось?

— Это Рон, это всё Рон, — прорыдала Гермиона, утыкаясь Джинни в плечо. — Он всегда всё портит!

Джинни поглаживала Гермиону по голове.

— Что он сделал? — она аккуратно отвела растрепавшиеся волосы от лица Гермионы. Гарри видел, что она удивлена.

— Он такой… такой… беспардонный, — всхлипнула Гермиона, пытаясь успокоиться. — Такой противный…

— Это ты мне рассказываешь? — прищурилась Джинни, и у Гермионы невольно вырвался смешок. — Я с ним всю жизнь живу.

— Прости, не стоило жаловаться тебе на твоего же брата, — Гермиона вытерла остатки слёз с лица. — Как ты провела время?

— Отлично, — Джинни изобразила счастливую улыбку, но Гарри видел, что она притворяется. Если он не ошибался, кажется, он весь Святочный бал пялился на Чжоу, так что, если Джинни наблюдала за ним, она получила мало удовольствия от вечера.

— Джинни, — Гермиона слегка заколебалась, — что с тобой происходит в последнее время? Ты какая-то странная.

Джинни отвернулась, и Гарри, заглянувший ей в лицо, увидел, как в её глазах блеснули слёзы.

— Всё хорошо, я просто устала, — солгала она, но не так-то просто было провести Гермиону.

— Послушай, я знаю, что тебе нравится Гарри, — мягко сказала она, и Джинни закрыла лицо руками.

— Вся школа, кажется, в курсе, — глухо пробормотала она.

— Джинни, ты не должна из-за него отказываться от собственной жизни, — всё так же мягко, почти ласково продолжала Гермиона. — Я видела, как ты сегодня вела себя с Невиллом. Ты ему нравишься.

— Он очень милый, но… — Джинни замялась.

— Но он не Гарри, — закончила за неё Гермиона.

Джинни кивнула, как-то обречённо вздохнув.

— Гермиона, — она зажмурилась, — это правда, то, что написала в «Пророке» Рита Скитер?

Гермиона разразилась смехом.

— Конечно, нет! Джинни, ну что ты! — она потянулась вперёд и обняла подругу. — Это полная ерунда!

Джинни глубоко вздохнула.

— Хотя, какая разница, кто ему нравится, — мрачно сказала она. — Всё равно это буду не я.

— Мне кажется, сейчас ему нравится Чжоу Чанг, — Гермиона смотрела сочувственно. — Но это ещё ничего не значит! — поспешно добавила она, заметив несчастный взгляд Джинни. — Честно говоря, я сначала думала, что это у тебя не всерьёз. Мне казалось, ты скорее восхищаешься им как героем, чем как обычным парнем.

— Так и было, — тихо ответила Джинни, и Гарри затаил дыхание. — Я думала, что влюблена в него, пока не влюбилась по-настоящему. Я даже не заметила, как это случилось. — Гермиона грустно и понимающе кивнула. — Я поняла, что что-то не так, когда он упал с метлы в прошлом году, у меня что-то как будто оборвалось вот здесь. — Джинни прижала руку к тому месту, где находилось сердце. — Не сразу правда, но поняла.

— Может быть, ты ещё встретишь другого парня, — примирительно сказала Гермиона. — Потом будешь вместе с Гарри смеяться над своей влюблённостью.

— Я не хочу никого встречать, — буркнула Джинни, отворачиваясь к камину.

— Слушай, — Гермиона села, подвернув под себя ногу, и Гарри удивлённо поднял брови. Значит, она позволяла себе так сидеть в Хогвартсе, просто он ни разу при этом не присутствовал. — Я скажу тебе правду, хорошо? А ты уже сама делай выводы. Сейчас ты для Гарри — младшая сестрёнка Рона. Он готов защищать тебя, поддерживать, помогать во всём. Он может умереть за тебя, если потребуется. Но ещё раз, всё это только потому, что ты сестра Рона. Он не видит в тебе личности.

Лицо Джинни исказилось, и Гарри понял, что именно этого она и боялась. Неправда, он видел в ней личность! Всегда видел. Но Гарри и сам понимал, что лукавит. До пятого курса она и рта не раскрывала в его присутствии, у него вообще не было о ней никакого представления.

— Но это исправимо, — утешительно добавила Гермиона, погладив Джинни по руке. — Начни вести себя по-другому, будь сама собой. Перестань обращать на него внимание, живи своей жизнью. Попробуй начать встречаться с кем-нибудь. Делай вид, что тебе без разницы, рядом он или нет.

Джинни кивала как китайский болванчик, но Гарри видел, что она ни в коей мере не согласна с Гермионой.

— Почему тогда ты сама не ведёшь себя так? — вдруг спросила Джинни. — Почему не делаешь вид, что тебе безразлично, а сидишь здесь и плачешь?

— О чём это ты? — с опаской спросила Гермиона, и Гарри увидел предательский румянец на её щеках.

— Да так, об одном очень беспардонном человеке, — сострила Джинни, вставая на ноги. — Спасибо за советы, Гермиона. И не плачь больше.

Гарри не хотел, чтобы она уходила, его ужасно интересовал их разговор с Гермионой. Кажется, Гермиона была единственной, кому Джинни доверилась, это был единственный шанс услышать о её чувствах из её же уст. Но от него здесь ничего не зависело, и он обнаружил себя, стоящим на трибуне рядом с умирающей от страха Джинни. Гарри бросил взгляд в ту сторону, куда неотрывно смотрели глаза всех собравшихся на трибуне, и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Третье испытание. Лабиринт.

Прошло не так много времени, и посреди поля внезапно появился странный клубок из сплетённых тел. Гарри сам-то не сразу понял, что это вернулся он сам, вцепившись в тело Седрика, поэтому не удивился, когда Джинни бросилась вперёд с абсолютно безумным видом, стараясь поверх голов стоявших впереди людей рассмотреть происходящее на поле.

— Он жив? — истошно закричала она, не обращаясь ни к кому конкретному. — Он жив?

Вокруг раздавались громкие крики ужаса, кто-то истерически всхлипывал. Гермиона схватила Джинни за руку, и та обернулась к ней, задыхаясь от ужаса.

— Он жив, — дрожащими губами прошептала Гермиона и указала вперёд, туда, где зажав рот руками стояла профессор Стебль. — Седрик…

И без всякого предупреждения Гарри оказался на Площади Гримо, в комнате, которую, видимо, занимали Гермиона и Джинни, пока жили там. Гермиона сидела на своей кровати и медленно, будто через силу, рассказывала о событиях той ночи, когда вернулся Волан-де-Морт. Джинни свернулась клубочком прямо на полу и с ужасом смотрела на подругу, прижимая руку к груди. Гермиона заговорила о том, как Хвост взял кровь Гарри для возрождения своего хозяина, и по лицу Джинни потекли слёзы. Она всё больше и больше сжималась, слушая, через что пришлось пройти Гарри в ту ночь.

— Из палочки появились тени тех, кого он убил, — прошептала Гермиона, с трудом сглотнув и облизав пересохшие губы. — Седрик, Берта Джоркинс, какой-то старик и… родители Гарри.

Джинни закрыла лицо руками и уткнулась лбом в пыльный ковёр. Гарри слышал её приглушённые рыдания. Она плакала так, будто чувствовала физическую боль. Может быть, так оно и было.

— За что это ему? За что? — прорыдала Джинни, и у Гермионы задрожали губы. — Почему именно он?

Гарри забыл, что он не может дотронуться до неё и протянул к ней руку, но Джинни вдруг растворилась, и он оказался в тёмной комнате, которая показалась ему смутно знакомой.

— Петрификус Тоталус! — выкрикнула Джинни, и Пожиратель повалился на пол, не успев поставить блок. — Рон! Нужно найти Гарри и остальных!

Рон только глупо хихикал, пытаясь поймать летающие по всей комнате ошмётки чего-то белого.

— Не трогай больше ничего! — рявкнула Джинни, направляясь к нему. — Пойдём! Гарри! Мы должны найти его, слышишь? Рон, ему нужна наша помощь!

Но тут дверь открылась, и в комнату ворвался ещё один человек в маске. Он с разбегу прыгнул на Джинни, но та успела отскочить назад. Пожиратель схватил её за лодыжку.

Вынырнувшая откуда-то Полумна запустила в него мирно проплывавшим мимо Плутоном, предварительно уменьшив его, и в ту же секунду Джинни рванулась из державших её рук. Послышался жуткий хруст, а затем раздался душераздирающий крик. Джинни рухнула на пол, схватившись за ногу, Полумна бросилась к ней.

— Ты должна найти Гарри, — как в бреду повторяла Джинни. — Где Гарри? Найди его, ему нужна помощь!

Полумна что-то ответила ей, но Гарри не мог расслышать слов из-за страшного грохота где-то по соседству. Он видел, как Полумна помогла Джинни встать на ноги, как она схватила Рона за локоть и потащила их обоих к двери. Гарри знал, что с Джинни всё будет хорошо, потому что это были всего лишь её воспоминания, но ничего не мог с собой поделать, и сердце колотилось как сумасшедшее от страха.

— Что смешного? — Джинни, разъярённо сверкая глазами, наступала на растерянного Дина Томаса. — Я спрашиваю, что тебя так рассмешило?

— Ну, немного забавно, когда ловец выбывает из строя, потому что вратарь, отобравший биту у загонщика, посылает ему в голову бладжер, знаешь ли, — Дин явно старался обернуть всё в шутку. — Особенно, когда все трое — игроки одной команды.

— Не вижу ничего смешного! — Джинни не собиралась так скоро прощать Дина. — Гарри мог погибнуть!

— Да прекрати, Кут и Пикс его поймали, — Дин в свою очередь начинал сердиться. — Ничего же не произошло.

— А могло произойти! А ты даже не попытался помочь Гарри! — Джинни обвиняюще тыкала в Дина пальцем. Гарри подумал, что она несправедлива. Если он помнил правильно, в тот момент Дин находился на другом конце поля и в любом случае не успел бы ничего сделать.

— Зато ты забыла обо всём на свете, я видел! — заорал Дин. — Даже квоффл бросила!

— И что? — Джинни холодно подняла брови, но Гарри видел, что она слегка растерялась.

— А то, что тебе лучше пойти к Гарри и начать встречаться с ним! — выпалил Дин.

— Спасибо за совет, — улыбнулась Джинни, направляясь к выходу из гостиной. — Очень может быть, что я так и сделаю.

Они снова оказались в гостиной, только теперь Джинни сидела с Гермионой в самом углу. Они близко наклонились друг к другу и говорили очень тихо, так что Гарри пришлось буквально приклеиться к ним, если он хотел что-то расслышать.

— Я вижу, как он смотрит на тебя, — говорила Гермиона. — Он очень заинтересовался, когда я упомянула, что ты поссорилась с Дином, хотя и пытался всеми силами скрыть это. Всё точно, Джинни, это просто очевидно. Неужели ты сама ничего не замечаешь?

— Ну, не знаю, — с сомнением в голосе протянула Джинни. — Мне лично не кажется, что что-то изменилось. Просто мы теперь стали друзьями, вот и всё. Теперь я для него не сестра Рона, а друг.

— Можешь думать, как хочешь, — Гермиона покачала головой. — Только мне со стороны видно лучше.

И Гарри оказался в общей гостиной, полной ликующих людей. Он смотрел, как открывается портрет, как входит он сам и обалдело оглядывает толпу однокурсников. Видел, как он начинает счастливо улыбаться. И тут Джинни побежала к нему, выронив стакан со сливочным пивом. Тогда ему показалось, что у неё был решительный вид, теперь он видел, как ошибался. Джинни с трудом заставила себя пойти на этот отчаянный шаг, собрав в кулак все свои силы. Какое счастье, что он тогда не дал себе шанса подумать! Гарри смотрел на свой же поцелуй с Джинни и испытывал нелепую зависть к самому себе.

Он надеялся, что Джинни включит в воспоминания все их совместно проведённые минутки, но она, видимо, посчитала это излишним, потому что следующее, что увидел Гарри, была Нора. Джинни лежала на своей кровати, уставившись в стену.

— Джинни, милая, тебе нужно поесть, — расстроенно сказала стоявшая в дверях миссис Уизли.

— Не хочу, — голос Джинни был тусклым и каким-то пустым.

— Не надо так себя мучить, ты же знаешь, Гарри вынужден был…

— Оставь меня в покое! — закричала Джинни, ударив кулаком в стену, и миссис Уизли с испуганным лицом быстро захлопнула дверь.

Видимо, следующее воспоминание относилось к этому же дню, потому что Джинни была одета точно так же. Или она не трудилась переодеваться. Она сидела в саду, под яблоней, и задумчиво жевала сорванную травинку.

— Джинни, может пойдём, полетаем? — раздался неуверенный голос Рона, и он нерешительно вышел из-за кустов.

— Не хочу, — коротко сказала Джинни.

— Хочешь, можно…

— Я ничего не хочу, Рон, — голос Джинни звучал резко. — Вы можете просто оставить меня в покое?

Рон переминался с ноги на ногу, не зная, как поступать в таких ситуациях.

— Гарри просто боится за тебя, — выдавил он наконец, и Джинни вскочила на ноги, закрыв руками уши.

— Я не хочу ничего слышать! — закричала она и бросилась мимо остолбеневшего Рона обратно в дом.

Гарри оказался в тёмной гостиной Норы. Комната выглядела слегка разгромленной, кое-где валялись остатки сорванных праздничных гирлянд. Это было в день свадьбы Билла и Флер. В тот день Гарри, Рон и Гермиона вынуждены были уйти. Гарри видел стоявшую у окна Джинни, напряжённо вглядывавшуюся в темноту.

— Они не вернутся, — тихо сказал голос за её спиной, и Гарри увидел неслышно вошедшего в гостиную Люпина. — Они ушли.

Джинни замотала головой, изо всех сил стараясь удержать слёзы.

— Не так быстро, — прошептала она. — Не сейчас.

Люпин смотрел на неё с состраданием.

— Ты должна быть сильной ради него, — негромко сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь. — Ты должна выжить.

Джинни прислонилась лбом к оконному стеклу и закрыла глаза.

Гарри видел её в школе, с ненавистью глядящей на Снейпа на директорском месте. Она непроизвольно дёрнулась, когда Снейп пообещал, что в самом скором времени Гарри Поттер будет пойман.

Воспоминания стали сменять одно другое с сумасшедшей скоростью. Гарри догадался, что Джинни не хотела, чтобы он заметил, насколько плохо им было в Хогвартсе. Вдруг он очутился в гостиной Гриффиндора и сразу же увидел их, сидевших, крепко обнявшись, прямо на полу. Невилл сидел с закрытыми глазами и крепко прижимал к себе Джинни, по его лицу струилась кровь.

— Я думала, они убьют тебя, — дрожащим голосом пролепетала Джинни, чуть отстраняясь от него. — Нужно обработать твои раны.

— Брось, — Невилл чуть улыбнулся. — Обработаешь в конце недели все сразу.

Джинни крепко зажмурилась, пытаясь удержать слёзы, но они всё равно потекли по её бледным щекам.

— Когда всё это кончится? — тоскливо и как-то безнадёжно спросила она, вытирая мокрые щёки тыльной стороной ладони. — Я так стараюсь быть сильной ради Гарри, но иногда мне кажется, что я сейчас просто упаду и умру на месте. Человек не может столько выдержать.

— Ты всё делаешь правильно. Гарри бы гордился тобой, — просто сказал Невилл, и одна эта фраза заставила Джинни выпрямиться и даже улыбнуться.

— И тобой, — ответила она, и Невилл шутливо поклонился.

Гарри снова был в общей гостиной, только народу здесь было куда больше. Джинни стояла, прижавшись к Невиллу, но гордо глядя в лицо Алекто Кэрроу.

— Ты будешь молить о смерти, когда директор назначит тебе наказание, — прошипела Кэрроу, и Гарри почувствовал такую ненависть, что у него потемнело в глазах. — Ты забудешь своё имя от боли, ты поняла меня? Забудешь мать родную, я тебе обещаю. Надеюсь, директор позволит мне лично наказать тебя, мерзкая…

— Достаточно, Алекто, — раздался знакомый голос, и, обернувшись, Гарри увидел стоявшего в дверях Снейпа. — Я сам накажу мисс Уизли, вы свободны.

Кэрроу хотела что-то возразить, она уже открыла свой рот, когда Снейп повторил с металлом в голосе:

— Я сказал, вы свободны.

Гарри хотел досмотреть эту сцену до конца, но он уже стоял в совершенно не знакомой комнате и слушал радиопередачу, в которой моментально узнал «Поттеровский дозор».

— Как сообщается из надёжного источника, — раздался громкий, взволнованный голос Ли Джордана, — вчера ночью с помощью заклятия Табу были выслежены и взяты в плен Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рон Уизли.

Джинни покачнулась и схватилась за подоконник, чтобы не упасть.

— Нет! — выдохнула она и с ужасом повернулась к родителям, пребывавшем в не меньшем шоке. Гарри, машинально бросившийся к ней, увидел, как из её глаз исчезает жизнь, как они стекленеют и застывают, пугая своей неподвижностью.

— Однако, всё тот же источник передаёт информацию о побеге пленников в неизвестном направлении. Не могу сказать, насколько достоверно это сообщение, но хочу отметить…

Гарри не услышал окончания фразы Ли, потому что Джинни вдруг потеряла сознание, и воспоминание прервалось. Чёрт! И зачем только озвучивать такие вещи по радио! Только людей напугали, а на деле всё для них кончилось благополучно. Для них — это если не считать Добби.

— Я пойду с вами! — кричала Джинни на близнецов, крепко уцепившись за Джорджа. — Я сказала, что пойду, значит пойду!

— Но, Джинни, ты несовершеннолетняя, — растерянно говорил Фред, переглядываясь с братом. — Мама нас убьёт.

— Я трансгрессирую сама, если вы меня не возьмёте! — вопила Джинни, тряся Джорджа изо всех сил. — Меня обязательно расщепит, и это будет ваша вина! Что вы тогда скажете маме?

Джордж с Фредом обескуражено переглянулись.

— Мы не можем её взять, — покачал головой Джордж. — Мы не должны этого делать.

— Но она не оставила нам выбора, — уточнил Фред. — Придётся взять.

— Пойдёмте уже, — трясясь от волнения, предложила Джинни, и близнецы капитулировали. Гарри наблюдал, как они идут по длинному тоннелю, соединяющему бар Аберфорта и Выручай-комнату, видел, как дрожит Джинни, ожидая встречи с ним. И как она одаривает его сияющей улыбкой уверенной в себе девушки, как только заходит в комнату. Гарри действительно гордился ей в эту секунду.

Насколько ему хотелось знать, где она находится во время битвы, настолько же сейчас он с удовольствием отказался бы от этого зрелища. Он не мог видеть летящие в неё зелёные лучи. Мерлин, от этого она увернулась просто чудом! Гарри видел, как Джинни закричала, когда увидела тело Фреда, как она рыдала над неподвижными Люпином и Тонкс, как крутила головой, пытаясь отыскать взглядом его. А он тогда сбежал, смалодушничал, виновато подумал Гарри. Мог бы подумать, что был нужен ей в трудную минуту.

Гарри догадывался, каким будет следующее воспоминание. Полумна сказала, что лучше ему этого не видеть, но Гарри не мог ничего поделать, воспоминания выбирала Джинни, не он. Он пробирался вместе с Джинни к выходу из замка, бежал рядом, когда она, спотыкаясь, отталкивая всех, кто попадался ей на пути, пыталась рассмотреть, что происходит там, впереди. Гарри отдал бы многое, чтобы удержать её, не дать ей увидеть. Но она бы услышала, понял он, когда раздался громкий, торжествующий голос: «Гарри Поттер мёртв. Он был убит при попытке к бегству».

— Это бред! — закричал Рон, видя, как начали переглядываться бегущие рядом люди. — Он врёт!

Джинни было безразлично, пытался Гарри сбежать или нет, сейчас ей нужно было только убедиться, что он жив.

— Не может быть, — шептала дрожащая как осиновый лист Гермиона. — Этого не может быть…

Им оставалось пробежать совсем чуть-чуть, когда…

— НЕТ! — раздался впереди полный боли и отчаяния крик, и Гарри содрогнулся. В прошлый раз он не имел права обнаруживать себя, сейчас ему ничто и никто не мешал.

Рон, Гермиона и Джинни выбежали на открытое место почти одновременно.

— Нет! — Рон схватился обеими руками за голову, делая шаг назад.

— Нет! — закричала Гермиона, падая на колени и опираясь обеими руками о землю.

— Гарри! — Джинни бросилась вперёд, но Рон успел обхватить её за талию и потащил назад. — Гарри!

Она ничего и никого не видела. Гарри зашёл вперёд и теперь смотрел ей прямо в лицо. Для Джинни всё закончилось в тот момент, когда она увидела его тело. Ей стал безразличен исход этой битвы. Она больше не жила, её это больше не касалось. Пусть другие волнуются о том, как жить дальше, для Джинни Уизли никакого «дальше» просто не было. Её жизнь, её будущее мёртвым телом лежало у ног Волан-де-Морта. Она больше не вырывалась, и Рон отпустил её, иногда бросая на неё тревожные взгляды.

Джинни не слушала речь Волан-де-Морта. Она почти не отреагировала на выходку Невилла. Она всего лишь слабо дёрнулась, когда у него на голове загорелась шляпа. Для неё мир перестал существовать в тот миг, когда она второй выкрикнула его имя и не получила ответа. Джинни стояла совершенно неподвижно, и на одну страшную секунду Гарри предположил, что так выглядят люди, к которым применили поцелуй дементора. Её глаза не выражали ничего. В них не было даже боли. Ничего. Даже это слово выражает что-то. А в её глазах было пусто. Ноль.

И вдруг она стала двигаться. Гарри видел, как Джинни, мгновенно оценив обстановку, метнулась к Беллатрисе, и понял, что она не надеялась убить её. Она хотела достойно уйти. Уйти в сражении. Чтобы никто не мог сказать, что Джиневра Уизли сдалась. Гермиона и Полумна переглянулись и, придя к безмолвному согласию, присоединились к ней. Гарри почувствовал комок в горле от нахлынувшей на него массы чувств: тут были и ужас, и понимание, и безграничная благодарность…

— Протего! — раздался его громкий голос, и Джинни вскинула голову, дико озираясь по сторонам.

Гарри скинул мантию, и она увидела его. И тут Джинни Уизли, которая только что бесстрашно сражалась с Белатриссой, которую совсем не пугала перспектива умереть, которая нашла в себе силы для последнего, завершающего броска, безвольно опустилась на землю. Она не потеряла сознание, просто ноги отказались её держать. Рон одним рывком поднял её, и Джинни, вцепившись ему в руку с силой, заставлявшей Рона морщиться, с замиранием сердца слушала диалог Гарри и Волан-де-Морта. Гарри видел, как беззвучно шевелились её губы, и понимал, что она просит кого-то, он не знал кого, просит за него, просит, чтобы он жил, чтобы он просто мог жить.

Гарри с трепетом увидел, как тело, принадлежавшее некогда Волан-де-Морту, рухнуло на землю, и Джинни сорвалась с места. Она не успела добежать до него первой, ноги всё ещё плохо слушались, Рон и Гермиона опередили её. Но, когда она обняла его, Гарри почувствовал почти что ненависть к самому себе. В тот момент он не ощущал ровным счётом ничего. Она возвращалась к жизни, а он стоял, как болван. А потом ещё и ушёл, забрав с собой Рона и Гермиону. Ушёл, как будто Джинни для него ничего не значила, а она только следила за ним сияющим, недоверчивым взглядом.

Гарри чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он не сможет больше сдержать слёз, но, оказалось, что самое главное ждало его впереди. Он стоял, наблюдая за рыдающей Джинни и успокаивающей её Гермионой.

— Всё кончено, Гермиона, — Джинни несколько раз ударила сжатым кулаком по подушке. — Он сказал, что Снейп спасал меня, потому что думал, что делает это для него. Понимаешь? Всё кончено!

— Нет, не понимаю, — спокойно ответила Гермиона, убирая с кровати Джинни тяжёлую книгу, чтобы та не ударилась об неё. — Гарри просто так выразился.

Джинни истерически засмеялась.

— Нет, хватит себя обманывать! Хватит! Ты сама говорила, что эта война многое в нём убила! Вот и те чувства, которые он ко мне испытывал, они умерли! Их больше нет! Пшик. Они испарились!

— Успокойся, Джинни, — Гермиона с силой тряхнула её за плечи. — Я знаю, что говорю. Такие чувства не пропадают, ясно тебе? И я вижу, что они не пропали, слышишь? Я не понимаю, что происходит с Гарри, но он только твердит, что это ты дала ему понять, что всё в прошлом.

— Я дала ему это понять? — от изумления Джинни даже рыдать перестала. — Но это же бред! Ты-то знаешь, Гермиона, что это невозможно!

— С вами двумя возможно всё, — буркнула Гермиона. — Ты же вот тоже поняла из каких-то его слов, что он не хочет быть с тобой.

— Нет, — Джинни потрясла головой. — Там другое. Он чётко сказал, что…

— Мне надоело это слушать! — Гермиона рассерженно вскочила с кровати и направилась к двери. — Я сделала всё, что могла. Мне себя упрекнуть не в чем. Если вы, два упрямых осла, хотите страдать, страдайте. Только я бы на твоём, Джинни, не упускала шанса быть счастливой. Подумай об этом. Гарри может и не сделать этого шага.

Гарри долго ещё наблюдал за Джинни, настроение которой менялось каждую минуту. Наконец, она вскочила, достала из комода чистую колбочку и начала нервно заталкивать туда свои воспоминания, не давая себе времени подумать. Гарри понял, что он видел только самые памятные моменты, которые первыми пришли ей на ум. А сколько осталось ещё такого, о чём он даже не догадывается!

Вдруг картинка снова сменилась, и Гарри увидел себя, сладко спящего в их с Роном комнате. Джинни стояла у порога, глядя на него полными слёз глазами. Гарри чётко уловил момент, когда его глупая копия из воспоминаний, наконец, проснулась. Что стоило ему повернуться? Джинни медленно двинулась вперёд, неслышно ступая, наклонилась над ним, хотела коснуться губами его щеки, из осторожности передумала и только погладила по волосам, смахнув пару слезинок. Уже отступая, Джинни всё же не удержалась и нежно провела пальцами по его щеке. Гарри из воспоминаний подпрыгнул и резко обернулся. Гарри настоящий вдруг увидел перед собой старый сарай, в котором Уизли хранили мётлы и разные садовые принадлежности. Так Джинни впервые в жизни трансгрессировала.

Гарри вырвался из воспоминаний и пару секунд тупо стоял посреди директорского кабинета.

— Добрый день, Гарри, — раздался голос Дамблдора, и Гарри повернулся к его портрету. — Надеюсь, ты не увидел там ничего плохого? У тебя очень странный вид.

— Я увидел там много плохого, профессор, — ответил Гарри. — Именно поэтому мне нужно спешить. Я не должен больше позволять этому плохому случаться.

Он выскочил из кабинета, не услышав, как Дамблдор жизнерадостно предложил Финеасу Найджелусу поспорить, что тут наверняка замешана девушка. Гарри мчался в башню Гриффиндора, не чуя под собой ног. На одном из поворотов он едва не сбил с ног возвращавшуюся к себе МакГонагалл.

— Спасибо, профессор! — крикнул он на бегу, не обращая внимания на её изумлённый взгляд.

Он ворвался в общую гостиную как на пожар. К его огромному разочарованию, Джинни там не оказалось. И как назло — ни Рона, ни Гермионы.

— Кто-нибудь видел Джинни Уизли? — в отчаянии крикнул он. Ему жизненно необходимо было поговорить с ней сейчас, обдумать всё он успеет потом.

— Кажется, она у себя в спальне, ей нездоровится, — испуганно глядя на него, пробормотала какая-то девочка, имени которой он не знал.

— Спасибо! — Гарри бросился к лестнице, ведущей в женские спальни. Его сейчас не остановило бы ничто, тем более — превратившаяся в горку лестница. Он взлетел по ней, даже не заметив отсутствия ступенек.

Гарри притормозил только перед дверью в спальню девочек шестого курса. Он сделал пару глубоких вдохов и постучал.

— Войдите, — раздался из комнаты голос Джинни, и Гарри толкнул дверь.

— Привет, — поздоровался он, пытаясь найти в лице Джинни признаки волнения, но она держала себя в руках.

— Привет, — взгляд слегка настороженный, но спокойный. — Ты посмотрел?

Гарри кивнул, и Джинни едва заметно вздрогнула.

— Я такой идиот, Джинни, — виновато сказал Гарри. — Мне почему-то казалось, что ты не захочешь быть со мной. Я не знал… Если бы я только знал…

Она смотрела на него широко открытыми глазами, но не говорила ни слова.

— Я должен был догадаться раньше, я… Ты такая замечательная! — Джинни страшно побледнела после этих слов, и до Гарри дошло, что она снова может понять его неправильно. — Нет, подожди, дослушай меня, ладно? Спасибо, что подарила мне их, это было… это было чудесно!

Он понимал, что говорит чушь, ерунду, совсем не то, что собирался. Нужно, чтобы она поняла, чтобы больше никогда не сомневалась. Гарри вдруг отчётливо понял, что должен сказать сейчас. Слова просились с языка, и он не стал их сдерживать.

— Я люблю тебя, Джинни.

Удивительно, как это оказалось легко! И почему он никогда раньше ей этого не говорил? Это ведь так правильно. Он видел, как она потрясённо выдохнула. Её глаза вдруг засияли, и на секунду она показалась Гарри словно сотканной из света, так преобразили её его слова. Они шагнули друг к другу одновременно, и вот уже Гарри крепко прижал её к груди, чувствуя, как её руки гладят его спину. Он мог смело назвать себя самым счастливым человеком на свете. Джинни подняла голову, и Гарри понял, что непременно умрёт, если не поцелует её прямо сейчас. И он поцеловал.

— Джинни, как ты… — раздался голос Рона с порога, и Джинни громко застонала, прижавшись лбом к плечу Гарри. Целую секунду все трое молчали, потом Рон с грохотом захлопнул дверь. Гарри не выдержал и начал смеяться первым, Джинни присоединилась к нему через пару секунд. За дверью тоже послышался громовой хохот, и Рон, просунувший голову в дверь, виновато пробормотал, задыхаясь от смеха:

— Слушайте, простите, я правда не специально…

— Катись отсюда, — беззлобно посоветовала Джинни, обвивая руками шею Гарри, и оба забыли о существовании Рона.

Гарри думал, что их с Джинни воссоединение произведёт фурор, но, когда они спустились в гостиную, тесно прижавшись друг к другу, никто и головы не повернул в их сторону. Похоже, все, кроме них самих, были уверены, что они будут вместе.

Одна Гермиона при их появлении вскочила с кресла и бросилась обнимать Джинни. Рон, на удивление, ни слова не сказал по поводу тридцатиминутного уединения сестры в одной комнате с парнем, а только крепко пожал Гарри руку, сияя довольной улыбкой.

— Я так рада, так рада! — Гермиона отстранила Джинни на расстояние вытянутой руки от себя, потом снова крепко обняла и повернулась к Гарри, прижав ладони к горящим щекам. — Наконец-то вы перестали валять дурака. Поздравляю!

Гарри притянул её к себе и очень тихо шепнул на ухо:

— Спасибо тебе за всё.

Гермиона внимательно посмотрела ему в глаза и, кажется, поняла, что он благодарит её не только за поздравления. Она растроганно поцеловала его в щёку и так же тихо ответила:

— Всегда пожалуйста.

На протяжении получаса они ни о чём не могли говорить, только обменивались восторженными замечаниями и строили грандиозные планы на будущее. Причём, говорили в основном Рон с Гермионой, а Гарри с Джинни только радостно кивали и вставляли короткие фразы типа «Отлично!», «Здорово!», «Потрясающая идея!», «Так и сделаем». Оба были настолько счастливы, что плохо воспринимали происходящее.

И только когда они уже в десятый раз обсудили заманчивую возможность вчетвером ходить в Хогсмид, Гермиона вдруг хлопнула себя ладонью по лбу.

— Я же должна сказать МакГонагалл, что заклинания, охраняющие женские спальни, не работают! — воскликнула она, вскакивая с кресла, в котором сидела вдвоём с Роном, закинув ноги ем на колени. — Я хотела только дождаться, когда вы выйдите.

— Да ладно тебе, Гермиона, — не особо рассчитывая на успех, протянул Рон, которому явно нравилось вот так сидеть с ней в одном кресле. — Ну не работают и не работают. Кому от этого плохо?

— Рон, существуют определённые правила, которые должны соблюдаться, — тоном старосты начала Гермиона, строго глядя на него. — В противном случае…

— Всё, всё, сдаюсь! — Рон преувеличенно испуганно выпучил глаза и вскинул руки вверх. Гермиона не смогла сдержать улыбки. — Но, если меня спросят, кто виноват в том, что профессора так внезапно вспомнили про защитные заклинания, я тебя сдам, Гермиона, ты уж прости.

— Ничего другого я от тебя и не ожидала, — фыркнула Гермиона, целуя довольного Рона в щёку и направляясь к выходу. — Ты настоящий друг.

— Эй! Какой я тебе друг? — Рон приподнялся в кресле, сделав обиженное лицо. — Ты ничего не перепутала?

— Ну вот, ты не хочешь со мной дружить, я так и знала, — притворно вздохнула Гермиона, смахивая несуществующую слезинку. — Ты всегда считал меня скучной заучкой и…

Она не договорила, с отчаянным визгом бросившись к выходу. Рон, не поленившись подняться с насиженного места, в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние, схватил брыкавшуюся Гермиону поперёк туловища, легко, словно пушинку, закинул её на плечо и потащил назад.

— Отпусти! Мне нужно к МакГонагалл! — Гермиона шутливо колотила Рона кулаками по спине, заливаясь смехом. — Ты уронишь меня!

— Пффф, — Рон поставил её на ноги. — Тебя уронишь, конечно, ты же просто ходячий кусок жира у меня.

У Гермионы текли слёзы от смеха, но она упорно пыталась вырваться из рук Рона.

— Могу отпустить за поцелуй, — предложил Рон, смешно складывая губы в трубочку.

— Может, я не хочу тебя целовать! — притворно возмутилась Гермиона, и Рон тут же надулся, разжав руки.

Гермиона быстро отбежала назад, потом посмотрела Рону в лицо, расхохоталась и бросилась ему на шею. Гарри видел, что друг притворялся, и не сильно удивился, когда Рон мгновенно сориентировался и прижался губами к губам Гермионы. И Гермиона не отстранилась. Это был их первый, на памяти Гарри, поцелуй на людях. Потому что тот, самый первый, можно было не считать. Тогда счастье было остро приправлено страхом потери.

Это был самый счастливый день после победы. Гарри никак не мог заставить себя оторваться от Джинни ни на секунду. Он понимал, что заработает наказание, если не сделает домашнее задание, но ему было всё равно. Джинни, кажется, тоже не могла думать ни о чём другом. Пока не пришла озадаченная Гермиона.

— Знаете, что сказала мне МакГонагалл? — спросила она, усаживаясь на прежнее место.

— Нет, расскажи, — Рон снова положил её ноги себе на колени.

— Она сказала, что заклинания работают, просто сегодня, когда она вернулась в свой кабинет от профессора Стебль, с ней заговорил Дамблдор и попросил на час сделать женские спальни доступными для мальчиков, — Гермиона обернулась к Гарри, словно подозревая его в сговоре с портретом Дамблдора.

— Я не просил его ни о чём подобном, — тот покачал головой. — Мне было как-то не до того.

— Это же Дамблдор, — заявил Рон. — Не удивлюсь, если он знает обо всём, что происходит в замке.

— Это всё, конечно, очень интересно, но мне кажется, мы забыли про домашнее задание, — Гермиона попыталась встать, но Рон мёртвой хваткой вцепился ей в ноги.

— Гермиона, это просто кощунственно с твоей стороны — говорить о домашнем задании в такой день, — и Рон торжественно указал на Гарри и Джинни. — Забудь про уроки.

— Не хочу вас расстраивать, — Гермиона насмешливо смотрела на Гарри. — Но если вы оба завтра заработаете наказания, то вообще не сможете проводить время вместе.

— Гермиона права, Гарри, — вздохнула Джинни, поднимаясь на ноги. — Но мы можем пойти в библиотеку все вместе.

Гермиону такая перспектива явно не обрадовала, но она проглотила все возражения, когда Рон, проходя мимо неё к лестнице в спальню мальчиков за сумкой, аккуратно заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Гарри быстро поцеловал Джинни и поспешил вслед за другом, стараясь максимально сократить даже такую мимолётную разлуку.

— Я так понимаю, ты больше не против наших с Джинни отношений? — спросил Гарри, когда их уже нельзя было услышать из гостиной.

— Шутишь? — Рон удивлённо обернулся к нему. — На вас обоих смотреть было жалко. Пусть уж лучше так, я потерплю.

И он широко усмехнулся.

Гарри понял, что у него не получится сосредоточиться минут через пятнадцать нахождения в библиотеке, когда поймал себя на том, что всё это время он читал одну и ту же строчку, глупо улыбаясь и бросая взгляды на Джинни. У неё выдержки было больше: она упрямо смотрела прямо в учебник, но Гарри видел её отсутствующий взгляд, и по тому, как она мечтательно наматывала на палец рыжий локон, понял, что она не запомнила ни слова из прочитанного.

Не лучше обстояли дела и у Рона с Гермионой. То есть, у Гермионы-то всё было хорошо, если бы только Рон ежеминутно не задавал ей какой-нибудь вопрос. Причём делать это ему приходилось тихо, чтобы не привлекать внимания миссис Пинс, для чего он наклонялся к самому уху Гермионы и что-то шептал. Гермиона бросала на него очередной подозрительный взгляд, шёпотом объясняла непонятную фразу и возвращалась к своему учебнику. До следующего непонятного Рону места. Гарри уже начал подумывать, что Рон зря выставляет себя в глазах Гермионы полным тупицей, и тут Рон снова наклонился к ней для очередного вопроса.

Гермиона вздохнула, отложила перо, повернулась к Рону и вдруг быстро прижалась к его губам.

— Доволен? — деловито спросила она, и Рон только ошарашено кивнул в ответ. — Давай договоримся так: если ты успеешь написать эссе за следующие два часа, я разрешу тебе поцеловать меня ещё раз.

— Всего один? — возмутился Рон. — За два часа адского труда?

— Хорошо, два, — вздохнула Гермиона, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

— Три и не меньше, — торговался Рон, но тут к их столу подошла рассерженная миссис Пинс, и им пришлось прервать свою интереснейшую беседу. Однако, гневная тирада библиотекарши не мешала Рону за её спиной показывать сидевшей с виноватым видом Гермионе три пальца.

Гарри оставалось только удивляться настолько изменившемуся поведению друзей. До него далеко не сразу дошло, что всё это время те просто старались не выставлять свои чувства напоказ, чтобы лишний раз ненароком не ранить его или Джинни. Это было очень мило с их стороны, Гарри понял это только теперь, когда осознал, как тяжело им было держать дистанцию.

Собственно, Гарри так и не увидел никакого смысла в посиделках в библиотеке лично для себя. Он не сделал ровным счётом ничего, и у него было стойкое подозрение, что Джинни тоже нечем было похвастаться, судя по тому, как резко она свернула свой пергамент, стоило только Гермионе заглянуть в него. Однако, Гарри ни в коем случае не стал бы отрицать, что Рон однозначно, едва ли не в первый раз в жизни, посидел в библиотеке не зря: эссе было написано, и даже Гермиона не нашла, к чему бы там можно было придраться. Ей бы мотивировать его подобным образом курса с пятого, глядишь, Рон бы в первые ученики школ выбился, подумал Гарри.

Вечером они все вчетвером отправились навестить Хагрида. Гарри и так ругал себя, что уделяет старому другу слишком мало времени. Летом он пару раз писал лесничему с предложением встретиться, но Хагрид отказывался, ссылаясь на хроническую занятость. Он не смог даже вырваться к Гарри на день рождения, и сейчас, оглядывая прилежащую к замку территорию и оценивая размеры проделанной работы, Гарри прекрасно его понимал.

— Привет! — Хагрид замахал им рукой из своего огорода. — Проходите, я сейчас приду, только полью тыквы.

Гарри много раз хотел предложить Хагриду свою помощь, потому что для него не было ничего проще, чем произнести пару заклинаний, и тыквы были бы политы. Но Гарри не хотел лишний раз напоминать Хагриду о его сломанной палочке, словно выставляя свои магические способности напоказ. А потом он решил, что Хагрид получает удовольствие от своего огорода, глядя с каким самозабвенным видом великан возится с какими-то растениями, которые профессор Стебль сурово назвала бесполезными.

Дом Хагрида была полностью отстроен заново, и Гарри, наконец, перестал бояться, что в один прекрасный момент крыша просто обвалится им на головы. Громко лаявший от радости Клык прыгал вокруг них, не зная, чем выразить свой восторг, пока не пришёл к выводу, что лучшим решением будет встать на задние лапы и подышать Рону в лицо.

— Фу, Хагрид, чем ты его только кормишь? — спросил Рон, когда Клык бросился к хозяину. — У него жутко пахнет изо рта.

— Ну, так он же собака, — мудро отозвался Хагрид, вытирая руки и оглядываясь в поисках чайника. — Не могу же я ему зубы чистить, верно?

— Вообще-то можешь, — вмешалась Гермиона. — Родители мне рассказывали, что на одной из последних стоматологических выставок были представлены товары для животных. Тем более, Клык уже старый, нужно заботиться о его здоровье.

— Всё это очень хорошо, — Хагрид потрепал Гермиону по плечу, и та с трудом успела подставить руку, чтобы не впечататься лицом в стол, — но я так считаю, не стоит вмешиваться в то, что создала природа.

— Ну, если так рассуждать… — начала Гермиона, но Рон быстро ткнул её локтем в бок.

Хагрид разлил чай и выставил на стол свои фирменные кексы, от которых все вежливо отказались, отговорившись тем, что наелись до отвала за ужином.

— Ну, как дела-то у вас? — спросил Хагрид, шумно прихлёбывая из своей чашечки размером с добрый тазик. — Сто лет ведь не виделись.

— Всё нормально, — улыбнулся Гарри, сжимая под столом ладонь Джинни. — А как ты?

— А я-то что? — Хагрид добродушно улыбнулся. — Вот, работал, помогал профессорам, чтобы вы, значит, приехали в Хогвартс, а не в какую-то развалину. Я так и сказал профессору МакГонагалл, и она со мной полностью согласилась. Кажется, получилось у нас, а?

Все дружно заверили его, что получилось. Они не соврали: замок ничем не отличался от самого себя до нападения Волан-де-Морта.

— Вы простите, если я не в своё дело лезу, — вдруг пробормотал Хагрид, ковыряя трещину в деревянном столе. — Только мне интересно, а спросить всё никак… Некогда было… Да и неловко как-то…

— Что такое? — Гарри переглянулся с Роном. — Хагрид, ты обо всём можешь нас спросить.

— Ну да, точно, — смущённо хмыкнул великан, исподлобья взглядывая на него. Но никакого вопроса не последовало.

— Хагрид, да что такое? — не выдержал Рон, тревожно глядя, как лесничий начинает смущённо улыбаться.

— Ну, тут дело какое? — пробормотал он. — Только не подумайте, что я любопытничаю, но… Это… Вот вы, Рон, с Гермионой-то теперь вроде как… Или я ошибся?

Гермиона покраснела как рак, но промолчала, предоставляя Рону право преподнести Хагриду эту новость. Гарри едва сдерживал смех, наблюдая, как Рон надувается от гордости, становясь ужасно похожим на Перси.

— Да, мы с Гермионой теперь вместе, — торжественно объявил он, обнимая счастливую Гермиону за плечи.

— А, ну да, я так и подумал, — Хагрид опустил глаза и вдруг громко шмыгнул носом. — Да, такие вот дела. Совсем большие стали…

— Хагрид, ну что ты? — Гермиона протянула руку и погладила Хагрида по плечу.

— Я же вас ещё маленькими помню, — всхлипнул великан, доставая из кармана огромный, сравнительно чистый платок похожий на скатерть. — Приходили, смешные такие, серьёзные, всё кого-то спасать собирались… А теперь вон какие дела…

— Ты за нас не рад, Хагрид? — спросил Рон, и лесничий вскинул голову.

— Кто не рад? Я? — от возмущения у него даже дар речи пропал. — Да я больше всех рад! Я ж ещё на третьем курсе всё понял, только боялся очень, что у тебя, Рон, ну, это… Смелости не хватит что ли. Только не обижайся.

Рон чуть покраснел, но молча признал справедливость замечания.

— Как же здорово, — не успокаивался Хагрид, потирая огромные ладони от удовольствия. — Поздравляю, ребята, поздравляю… Да… Дождался всё-таки… Вы это… такая замечательная пара.

Он вдруг посмотрел на Джинни и мгновенно умолк, бросив быстрый взгляд на улыбающегося Гарри.

— А… а вы двое? — робко спросил Хагрид, водя пальцем с Джинни на Гарри и обратно. — А то разбежались чего-то… Не пойми почему…

Гарри молча поднял вверх руку, демонстрируя их с Джинни сплетённые пальцы, и Хагрид издал победный вопль, от которого задрожали стены, а задремавший было Клык вскинул голову, с ужасом озираясь по сторонам.

— Какой счастливый день! — воскликнул Хагрид, вытирая крупные слёзы. — Я так рад, вы бы знали! У меня же никого нет, кроме вас… Вы, считай, моя семья да Грошик ещё… А его, вишь как, МакГонагалл порешила отправить обратно к великанам. Чтобы он, значит, рос с такими же, как он. Может, оно и правильно, да больно я по нему скучаю…

И Хагрид разрыдался, уткнувшись лицом в платок и сотрясаясь всем телом так, что домик заходил ходуном. Гермиона и Джинни с двух сторон уговаривали его успокоиться, гладили по плечам и спине, но Хагрид всё продолжал всхлипывать. Гарри с Роном переглянулись, не зная, как лучше поступить.

— Что-то я совсем расчувствовался тут, — нечётко пробормотал Хагрид, вытирая лицо. — Вы уж заходите ко мне почаще, если вам не трудно.

— Ну, конечно, будем заходить, Хагрид, — громко заверил его Гарри, и великан благодарно улыбнулся. — Мы по тебе очень скучали.

— А я-то по вам как! — по щекам Хагрида снова потекли слёзы, и Рон под столом больно пнул Гарри по ноге. — Спасибо профессору МакГонагалл, она меня пускала иногда в свой кабинет поговорить с профессором Дамблдором. Очень он, Гарри, тебя любил, всё о тебе только и спрашивал.

Гарри опустил голову. Ну да, любил, не поспоришь, конечно. Но рассказывать Хагриду все подробности того, через что Гарри пришлось пройти, потому что Дамблдор не отличался особым доверием к людям… Нет, этого делать не стоило.

— Хорошо, что профессор МакГонагалл не уволила Хагрида, — сказала Джинни, когда они возвращались в замок. Погода испортилась, подул холодный ветер, и она зябко повела плечами, давая тем самым Гарри повод прижать её к себе покрепче.

— Да, просто замечательно, — отозвался он. — Хагрид не пережил бы, если бы ему пришлось покинуть Хогвартс.

— Эй, Гарри, а когда будут отборочные испытания? — спросил Рон, оборачиваясь к ним. — Не против, если я попытаюсь снова попасть к тебе в команду?

— Не говори ерунды, — отмахнулся Гарри, радостно улыбаясь от перспективы скоро снова почувствовать, как ветер весело бьёт в лицо и свистит в ушах, ощутить внутри весёлое нервное возбуждение, азарт, сжать пальцами крохотный золотой мячик. — Я завтра поговорю с Сайпресом, но думаю, ничего не мешает провести их в субботу. Так что не забудь записаться, — улыбнулся он Джинни.

— Я не уверена, что собираюсь играть в этом году, — задумчиво сказала Джинни, и Гарри от неожиданности остановился.

— Что? — ему показалось, что он ослышался. — Как это ты не собираешься играть?

— Просто, — Джинни пожала плечами, слегка забавляясь его реакцией. — Мне… мне не хочется.

— Не хочется? — переспросил не менее удивлённый Рон, и Гарри перевёл на него взгляд. — Когда это тебе расхотелось, интересно мне знать?

Джинни опустила голову.

— Когда Демельзы не стало, — едва слышно ответила она. — Я, понимаете, я всё время разговаривала с ней, хотя целители и говорили, что она не слышит. И я обещала ей, что мы ещё вместе сыграем в квиддич. А теперь…

Она вздохнула, и Гарри обнял её, наконец-то выполняя своё давнее желание и стараясь собственным телом закрыть её от боли.

— Джинни, Демельза не захотела бы, чтобы Гриффиндор проиграл кубок из-за неё, — негромко сказала Гермиона. — Помнишь, как она всегда боролась за каждый мяч?

Джинни кивнула, кладя голову Гарри на грудь и закрывая глаза.

— Гермиона права, — поддержал подругу Гарри. — Если тебя не будет в команде, нам ни за что не победить.

— Откуда ты знаешь? — слабо улыбнулась Джинни, польщённая комплиментом. — Может быть, на младших курсах учатся куда более талантливые охотники, чем я?

— Ты не просто охотник, — Гарри настойчиво заглянул ей в глаза. — Ты ещё и моя единственная замена. Кто будет ловцом, если я вдруг не смогу выйти на поле?

— Нет уж, давай-ка вот без этого, — Джинни слегка нахмурилась. — Сам выйдешь.

Гарри молчал. Он чувствовал, что не имеет права уговаривать её, что, тут Гермиона права, квиддич не самая важная вещь на свете, и не стоит из-за него давить на Джинни.

— Наверное, Демельза и правда не захотела бы, чтобы я бросала играть, — негромко сказала Джинни пару минут спустя, и Гарри активно закивал. — Ты правда так думаешь?

— Да, — ответил Гарри, и это был честный ответ. Демельза Робинс всегда боролась за победу до последнего, не щадя собственных сил. Не пощадив даже собственной жизни.

— Хорошо, я запишусь, — Джинни улыбнулась, и Гарри поцеловал её в макушку, с удовольствием вдыхая такой родной цветочный аромат.

Гарри долго не мог заснуть в эту ночь. Во-первых, ему не хотелось, чтобы этот чудесный день заканчивался, поэтому он нарочно таращил глаза, вглядываясь в темноту, чтобы они не слипались от усталости. Как же всё-таки хорошо, что Джинни решилась сделать первый шаг навстречу! Гарри с ужасом подумал, что они могли так и остаться несчастными из-за его нерешительности. Хагрид сказал сегодня, что побаивался в этом смысле за Рона, но он даже не догадывался, как должен был беспокоиться за Гарри. Конечно, можно сколько угодно успокаивать себя мыслями о том, что когда-нибудь он бы непременно не выдержал и признался Джинни в своих чувствах, но, как хорошо теперь знал Гарри, этого могло никогда и не случиться. Хорошо, что у них есть Гермиона.

Гарри никак не мог перестать улыбаться. Он и так чувствовал себя сегодня умственно отсталым, потому что большую часть времени молчал и открывал рот только тогда, когда кто-нибудь с ним заговаривал. Джинни тоже была непривычно молчалива весь день, и Гарри подозревал, что она, точно так же, как и он, боялась расплескать наполнявшее её до краёв счастье.

Ему было о чём подумать, ведь он сразу рванул объясняться с Джинни и не дал себе времени осмыслить увиденные воспоминания. Он видел так много неожиданного в Омуте памяти. Например, он бы никогда не подумал, что Джинни может настолько переживать за него. Хотя, если представить себя на её месте, разве он вёл бы себя по-другому? Для Гарри стало настоящим потрясением воспоминание о собственной мнимой смерти. Полумна была права, ему не нужно было этого видеть. Теперь он никогда не забудет, как выглядит Джинни, потерявшая всякую надежду, до самой смерти не забудет её пустой взгляд.

Гарри прекрасно понял, что несколько ошибался на её счёт, думая о том, какая она стойкая. Джинни было всего шестнадцать, когда на неё свалилось столько страшного, столько плохого. Нет, конечно, она стойкая, мужественная, храбрая, никто не стал бы этого отрицать. Но ведь он всегда думал, что она редко плакала…

Гарри перевернулся на другой бок. Хорошо, что она показала ему свою слабую сторону, он никогда не узнал бы её такой в жизни. Гарри с гордостью вспомнил, как она старалась держать себя в руках, когда он был рядом, как делала всё, чтобы хотя бы малыми силами помочь ему, поддержать в трудную минуту. Она бы никогда не рассказала ему всего этого.

Гарри и сам не заметил, как заснул, предаваясь своим приятным мыслям, которые не оставили его даже во сне, судя по чудесному настроению, в котором он проснулся. Вчера вечером они с Джинни договорились встретиться в гостиной и вместе пойти на завтрак, и Гарри только чудом не забыл кое-как написанное домашнее задание, торопясь поскорее спуститься вниз.

Джинни появилась в гостиной через минуту, и Гарри едва не задохнулся от счастья при мысли, что эта красивая девушка с сияющими глазами и копной огненно-рыжих волос хочет быть не с кем-нибудь, а именно с ним. Джинни, которая уже более менее пришла в себя после вчерашнего дня, наполненного счастьем и осознанием этого счастья, весело чмокнула его в губы, и Гарри последовал за ней к выходу.

— Я сегодня немного опоздаю на обед, — предупредила Джинни, когда они уже подходили к Большому залу. — Собираюсь зайти к Сайпресу, записаться на отборочные испытания.

— Пойдём вместе, — предложил Гарри. — Я всё равно хотел обсудить с ним дату.

— Отлично, тогда встретимся у его кабинета?

Гарри кивнул, всё ещё не веря, что он может вот так запросто держать Джинни за руку, договариваться с ней о встрече, смотреть на неё, сколько ему хочется и даже целовать. Вот, например, он легко поцеловал её в висок, а она повернулась и одарила его такой улыбкой, что Гарри не удержался и поцеловал её в смеющиеся губы, не обращая внимания на толпы людей вокруг.

— Гарри, тут тебе что-то прислали, — тревожно сказала ему Гермиона вместо приветствия. — Не знаю, что это может быть, но это что-то большое и тяжёлое.

Гарри уставился на прямоугольный свёрток, лежавший на скамейке и запакованный в плотную бумагу, через которую ничего не было видно.

— Вот, к этому прилагалось письмо, — Гермиона протянула ему конверт, и Гарри начал его распечатывать.

— Только осторожнее, — напряжённым голосом предупредил Рон, и у Гарри в мозгу тут же зажглась тревожная лампочка. Действительно, чёрт его знает, что это такое.

«Мистер Поттер!

С удовольствием сообщаю Вам, что портрет закончен. Надеюсь, он доставлен Вам целым и невредимым.

С уважением,

Пигмалион Грант».

Гарри застыл с письмом в руках, растерянно глядя на свёрток. То есть, вот оно, сейчас он сможет поговорить со Снейпом?

— Всё в порядке, Гарри? — обеспокоено спросила Джинни, прикасаясь к его руке, и Гарри машинально улыбнулся ей.

_ — Да, всё хорошо. Это портрет Снейпа для директорского кабинета, — не понижая голоса сообщил он. — Я заказал его ещё летом.

Голоса за столом Гриффиндора стихли.

— Так странно, — заметил Симус. — Всю жизнь считал Снейпа моральным уродом, а он оказался героем, до которого всем нам далеко.

— Мне так стыдно, что я его ругала, — виновато сказала Парвати, косясь на портрет. — Хотя, преподаватель он был очень строгий.

Этот разговор мог бы продолжаться ещё очень долго, если бы к столу не подошёл профессор Сайпрес.

— Всем доброе утро, — поприветствовал он студентов. — Почему вы не торопитесь на занятия, позвольте спросить?

— Гарри прислали портрет профессора Снейпа для директорского кабинета, — несколько воинственно ответил Симус, будто боялся, что Сайпрес может оказаться против такого решения.

Профессор Сайпрес посмотрел на Гарри долгим взглядом, и Гарри на секунду показалось, что в его глазах мелькнула искра интереса.

— В таком случае, я думаю, мистеру Поттеру стоит сообщить об этом профессору МакГонагалл, — спокойно предложил он, делая приглашающий жест рукой. — Вам лучше сделать это прямо сейчас, пока директор не ушла на урок.

Гарри осторожно, стараясь не повредить упаковку, взял портрет и, махнув на прощание Джинни, Рону и Гермионе, пошёл между столами за профессором Сайпресом. Они уже почти дошли до преподавательского стола, когда Гарри поймал удивлённый и недоверчивый взгляд Малфоя, по-прежнему сидевшего за почти пустым концом стола в компании сестёр Гринграсс. Малфой почти сразу же отвёл взгляд.

— Что-то случилось, Поттер? — профессор МакГонагалл смотрела на него подозрительно. — У вас ещё какая-то просьба ко мне?

— Вообще-то, да, профессор, — Гарри с трудом сдержал улыбку. — Я заказал портрет профессора Снейпа для вашего кабинета.

МакГонагалл молчала, глядя на него сквозь стёкла очков, и Гарри не мог понять выражения её взгляда.

— Я понимаю, я должен был сначала посоветоваться с вами, — быстро добавил он. — Но ведь он всё-таки был настоящим директором, я хочу сказать, как выяснилось, он старался защитить учеников. Неужели он не достоин…

— Поттер, вы слышали, чтобы я сказала хоть слово против? — прервала его профессор МакГонагалл, поднимаясь из-за стола.

— Мисс Грейнджер, — обратилась она к Гермионе, с которой они столкнулись на выходе из Большого зала, — предупредите, пожалуйста, студентов, что я задержусь немного.

— Хорошо, профессор, — кивнула Гермиона, бросая на Гарри ободряющий взгляд.

Профессор Дамблдор приветствовал Гарри радостным возгласом.

— Гарри, мой мальчик, надеюсь, я угадал с маленьким подарком вчера, переданным, правда, руками профессора МакГонагалл? — весело осведомился он.

— Угадали, спасибо, профессор, — Гарри хмыкнул, стараясь не замечать подозрительного взгляда МакГонагалл.

— Открывайте его, Поттер, — отрывисто предложила директор. — У нас с вами сейчас трансфигурация как-никак.

Гарри с лёгким трепетом посмотрел на портрет. Он немного боялся встречи со Снейпом. Что он может сказать ему теперь? Простите, был не прав? Интересно, куда Снейп пошлёт его вместе с его извинениями? Но тянуть было некуда, и под внимательным взглядом МакГонагалл Гарри разорвал упаковочную бумагу, доставая большой портрет в красивой резной раме. К его великому облегчению, портрет был упакован ещё и в защитную плёнку, и это позволило Гарри ещё на несколько секунд отсрочить встречу со Снейпом.

Гарри аккуратно разорвал плёнку и едва не выронил портрет от неожиданности. Он, конечно, знал, что сейчас увидит Снейпа, но не был готов встретить пронзительный взгляд его чёрных глаз.

— Поттер, — выдавил Снейп, и Гарри подумал, что яда в голосе профессора не убавилось ни на йоту.

— Из каких моих слов, из какого моего поступка, вы, Поттер, сделали смелый вывод, что мечтой всей моей жизни было висеть на стене в резной рамке? — цедил Снейп, пока Гарри пытался осторожно прислонить портрет к стоявшей на столе бронзовой статуэтке в виде кошки.

МакГонагалл встала так, что Снейп не мог её видеть, и теперь внимательно следила за Гарри, нервно теребя в руках волшебную палочку. Гарри чувствовал себя донельзя странно. Нет, он не ожидал, что Снейп вдруг воспылает к нему любовью, что ударится в слёзы счастья при виде него, но думал, что ненависть профессора немного поутихнет. Как оказалось, ничуть не бывало. Самой странной в этой ситуации была реакция самого Гарри: он молчал, крепко сжав губы, давая Снейпу выговориться. Он не имел права отвечать ему резкостью на резкость да и, честно говоря, не имел никакого желания. Вся его ненависть к Снейпу испарилась без следа, оставив вместо себя только давящее чувство вины.

— Вы, Поттер, всегда считали себя чертовски проницательным, — продолжал тем временем Снейп, гневно сверкая глазами. — Вы всегда брали на себя слишком многое. Всегда думали, что вам всё позволено.

Гарри молчал, ожидая, когда профессору надоест ругаться. Хотя, даже хорошо, что у него оказалось время, чтобы собраться с мыслями, потому что в данный момент он не мог сформулировать ни одной, даже самой простой фразы. Он совершенно не знал, как вести себя со Снейпом, тем более, что тот ненавидел его с прежней силой.

— Что вы молчите, Поттер? — взбесился, наконец, Снейп. — Язык проглотили? Что-то я не помню, чтобы раньше вам требовалось какое-то поощрение.

Гарри прочистил горло, открыл рот, но слова не шли. Снейп презрительно скривил губы, глядя на его жалкие потуги выдавить из себя хоть какой-нибудь звук.

— Спасибо, — Гарри собирался произнести это громко и совершенно не понимал, почему с его губ срывался только едва слышный шёпот. — Спасибо за всё.

Снейп молчал.

— Я… я… мне очень стыдно за своё поведение в прошлом, — Гарри смотрел в пол, не смея поднять глаза на портрет. Слова давались ему как никогда тяжело, но он знал, что ему необходимо произнести их. Он должен высказаться, а Снейп должен это услышать. — Но я не знал, я никогда не предполагал…

— Замолчите.

Снейп выплюнул это слово с такой ненавистью, что Гарри даже изумлённо поднял голову.

— Ты считаешь, что я хоть на секунду старался ради тебя, глупый мальчишка? — почти прошипел Снейп, сжимая руки в кулаки. — Да мне всегда было плевать, слышишь? Я просто отдавал долг.

— Это не так важно, — упрямо возразил Гарри. — Благодаря вам я всё ещё жив. Важен результат, а не ваша мотивация, профессор.

— Если ты решил, что я отдал тебе свои воспоминания для того, чтобы ты сделал из меня героя, ты ещё глупее, чем я думал, — презрительно проговорил Снейп. — Мне нужно было, чтобы ты мне поверил, это было жизненно необходимо, если ты хотел покончить с Тёмным Лордом. Только поэтому, потому что у меня не было достаточно времени, ты увидел это.

— Северус, чего вы стыдитесь? — тихо спросила профессор МакГонагалл, вставая так, чтобы Снейп мог её видеть.

— Как это понимать, Поттер? — глаза Снейпа расширились от ярости. — Ты рассказал им? Рассказал всем?

Гарри с трудом подавил нелепое, детское желание убежать из кабинета и никогда больше не возвращаться сюда, чтобы не видеть этого взгляда.

— Северус, — МакГонагалл снова заговорила, снимая очки, — я хотела бы извиниться перед вами за всё, что когда-то говорила. Я должна была догадаться, должна была. Я не имела права сомневаться в словах профессора Дамблдора, но ваше поведение говорило о…

— Мне не нужны ваши извинения! — выкрикнул Снейп, почти теряя контроль над собой. — Я не хочу ничего слышать!

МакГонагалл попятилась от портрета, побледнев как полотно. Гарри испуганно сделал шаг по направлению к ней, опасаясь, как бы ей не стало плохо.

— Простите, Минерва, — голос Снейпа чуть смягчился. — Я не должен был повышать на вас голос. Я ни в чём вас не виню. И никогда не винил.

— Северус, — раздался голос Дамблдора, и все, включая Снейпа, вздрогнули, — рад вас видеть!

— Чего не могу сказать о себе, — буркнул Снейп, смахивая с лица чёрные как смоль волосы, которые Гарри в жизни не видел такими чистыми. — Я надеялся, что распрощался с этим миром навсегда.

— Но люди должны знать, — пробормотал Гарри, нерешительно посмотрев на портрет. — Неужели справедливо, если вас будут считать предателем?

— Ты ещё не понял, Поттер? — Снейп снова метнул на него полный ненависти взгляд. — Мне всё равно. Мне плевать.

— А мне нет! — Гарри впервые повысил голос. — Я не хочу, чтобы люди думали, будто я неблагодарный, не хочу, чтобы…

— Вы всегда думаете только о себе, Поттер! — перебил его Снейп, снова переходя на «вы». Это было несправедливо, но Гарри смолчал. — А меня забыли спросить, хочу ли этого я.

— Почему вы хотите, чтобы о вас думали хуже, чем вы есть на самом деле? — Гарри растерянно оглянулся на Дамблдора, но тот пристально смотрел на Снейпа и не обратил на Гарри ни малейшего внимания.

— Потому что… — Снейп заколебался, и Гарри впервые в жизни увидел у него такой потерянный взгляд. — Я не герой, понятно тебе? И никогда им не был. И не хочу им быть. Я не заслуживаю этого.

— Не заслуживаете? — непонимающе переспросил Гарри, чем навлёк на себя новый взрыв раздражения.

— Я виноват в том, что ты остался без родителей! — резко выпалил Снейп — Я рассказал Тёмному Лорду о пророчестве. Я всё равно что своими руками убил их.

— И этого я вам никогда не прощу, — кивнул Гарри, наконец, нащупывая почву под ногами. — Но вы не знали, что он подумает именно про моих родителей, верно?

— Какая разница? — Снейп смотрел на него, как на ненормального. — Он мог выбрать Долгопупсов, и я бы пальцем не шевельнул, чтобы остановить его.

— Я не оправдываю вас, — Гарри покачал головой. — Это было чудовищно. Но ведь вы же… вы раскаялись.

Гарри только сейчас заметил, что МакГонагалл тактично покинула кабинет, и заговорил смелее. Снейп долго молчал, кусая губы. В его взгляде уже не было ослепляющей ненависти, но он по-прежнему был недоволен и не скрывал этого.

— Я проясню этот момент, — Снейп говорил так, будто что-то сильно сжимало ему горло. — Если бы речь шла о ком-то другом, не о… ней, я бы даже не подумал колебаться. Я полностью поддерживал идеи Тёмного Лорда. Я отвернулся от него не из-за его методов, а из личной ненависти. Если бы он не убил её, не убил… Лили… — голос Снейпа ощутимо дрогнул, когда он произнёс имя его матери, и Гарри опустил глаза. — Я не мог простить ему этого…

— Неважно, каким путём вы пришли к раскаянию, Северус, — внушительно произнёс Дамблдор, на лице которого была написана грусть. — Я много раз говорил вам об этом. Только я, пожалуй, могу судить о степени вашего раскаяния, и я могу с уверенностью заявить, что через такую боль нельзя пройти, не потеряв частичку человечности. Вы совершили ужасную ошибку, и это едва не убило вас. Но я считаю, и, думаю, Гарри со мной согласится, могу заявить, что вы сделали всё, что было в ваших силах, чтобы искупить свою вину.

Гарри кивнул, понимая, что ему никогда не удалось бы высказать обуревавших его мыслей словами. Особенно, такими нужными и правильными словами.

— Как вы не можете понять, Альбус? — Снейп говорил очень тихо. — Я никогда и ничем не смог бы исправить того, что сделал.

— Я и не говорю об этом, — Дамблдор пристально смотрел на своего преемника сквозь очки-половинки. — Но раскаяние, настоящее, глубокое, искреннее раскаяние в какой-то мере искупает вину. Это всё, что может сделать человек, однажды совершивший страшную ошибку. Это всё, что может спасти его душу. Это всё, что спасло вашу, когда вы убили меня.

Снейп прикрыл глаза.

— И Гарри совершенно прав, что благодарит вас, — продолжал Дамблдор. — Без вас он бы ни за что не справился.

— Я благодарил вас не только за себя, — вставил молчавший во время этого диалога Гарри. — Я знаю, что вы отправили патронуса к Уизли, предупредили их о том, чтобы Джинни не возвращалась в школу. Вы назначали моим друзьям как можно более мягкие наказания, чтобы они не слишком пострадали. Я ценю это едва ли не больше, чем то, что вы сделали для меня.

— Вы правда так поступали, Северус? — восторженно спросил Дамблдор, и в его глазах мелькнула самая настоящая гордость. — Отрадно слышать!

— Поттер, почему бы вам не придержать свой язык? — рявкнул Снейп. — Кто дал вам право…

— Северус, Северус, — остановил его Дамблдор, — перестаньте! Гарри просто пытается поблагодарить вас.

— Я в этом не нуждаюсь! — отрезал Снейп, отворачиваясь от Гарри, насколько это было возможно в его положении. — Я никогда не хотел его благодарности.

— Гарри, пожалуй, тебе пора на урок, — мягко предложил Дамблдор, и Гарри тут же повернулся к двери, пользуясь представившейся возможностью. У него остался неприятный осадок от разговора со Снейпом. Нет, он и не думал, что это будет легко, он же всё-таки знал Снейпа. Но неужели он совсем не хотел почувствовать себя… нужным, необходимым, почитаемым? Неужели не понимал, что таким своим поведением только подчёркивает собственную бескорыстность, собственный героизм? Даже у Гарри в голове нет-нет да и мелькали мысли о том, что благодаря ему многие люди остались живы, семьи — целы, судьбы — не искалечены.

У Гарри жутко разболелась голова, и он с трудом мог сосредоточиться на занятиях. На переменах однокурсники окружали его плотным кольцом и требовали всё новых и новых подробностей его беседы со Снейпом, но Гарри не мог рассказывать. После того, как он узнал достаточно ясно выраженное мнение самого Снейпа по этому поводу, он не считал себя вправе передавать ребятам его слова. Гарри ограничился общими, ничего не значащими фразами.

Джинни сходила к Сайпресу без него, поэтому Гарри решил поговорить с новым деканом после занятий. Тем более, что Защита от тёмных искусств как раз стояла у гриффиндорцев последней.

— Сегодня я, как и обещал, сам разделю вас на пары, — сказал Сайпрес в самом начале занятия. — Мне нужно, чтобы вы научились посылать заклинания в хорошо знакомого человека. Может быть, даже дорогого для вас.

— У него навязчивая идея что ли? — недовольно прошептал Рон, наклоняясь к Гарри, но Гермиона всё равно услышала и послала ему негодующий взгляд.

— Похоже на то, — так же тихо сказал Гарри.

— В прошлый раз я поставил вас, мистер Поттер, в пару с мистером Долгопупсом, — спокойно продолжал тем временем Сайпрес, и Гарри задался вопросом, уж не услышал ли профессор их с Роном короткую беседу, — и из этого мало что получилось. Сегодня я намерен ещё более усложнить вам задачу: вы сразитесь с мистером Уизли. Под моим руководством, конечно.

Рон вытаращил глаза и повернулся к Гарри с таким видом, будто ему только что предложили поцеловать Арагога. Гарри ответил ему не менее потрясённым взглядом, но послушно встал с места. Рон тоже поднялся, и под тревожным взглядом Гермионы они двинулись каждый в свой конец класса.

— Я хочу, чтобы вы оба сейчас вспомнили такой момент, когда вам хотелось убить друг друга, — всё тем же ничего не выражающим тоном попросил Сайпрес, и Гарри впервые усомнился в психическом здоровье нового профессора. — И не говорите мне, что таких моментов не было. Даже самые лучшие друзья иногда ссорятся.

У Рона покраснели уши, и Гарри с точностью угадал, о чём думает друг: был только один случай за все эти годы, когда Гарри действительно направил на Рона палочку, и оба они сейчас вспоминали его. Хотя, у Рона с его гипертрофированной ревностью таких случаев могло быть и больше.

— Вспомните хорошенько, не торопитесь, — голос Сайпреса звучал вкрадчиво, и Гарри изо всех сил противился ноткам убеждения в его бархатном голосе. Он не хотел вспоминать, не хотел ворошить в душе прошлые обиды. — Вы должны уметь сражаться с кем угодно. Никогда не знаешь, в какой ситуации можешь оказаться. Никому нельзя доверять, ни на кого нельзя рассчитывать. Только в этом случае вы будете в безопасности.

Гарри нерешительно оглянулся на Гермиону. Это же ненормально! Не может нормальный человек так рассуждать.

— Простите, профессор, — Рон смотрел на профессора с вызовом, — но я соглашусь с Гарри: друзьям нужно доверять. Иначе, какой смысл в дружбе?

— Никакого. Дружба — это всего лишь одна из форм побега от одиночества, — холодно ответил Сайпрес, не глядя на Рона. Его лицо застыло и уже никому не показалось бы красивым в это мгновение.

«Что за бред?» — одними губами спросил Рон, пока профессор не смотрел на них, но Гарри только пожал плечами.

— Пора начинать, мы только теряем время на разговоры, — резко сказал Сайпрес, и в его голосе отчётливо послышалась какая-то сильная эмоция. — Мистер Поттер, нападайте!

Гарри поднял палочку и посмотрел в растерянное лицо Рона, приготовившегося защищаться. В другом конце класса Гермиона отвернулась, не в силах смотреть на их дуэль. Гарри изо всех сил пытался заставить себя послать в Рона какое-нибудь более менее безобидное заклятие, от которого тот точно сможет увернуться. Пауза затянулась, и в глазах Сайпреса появилось разочарование.

— Хорошо, — профессор повернулся к Рону. — Тогда вы, мистер Уизли.

Рон сглотнул и направил палочку Гарри в грудь. И снова повисла пауза.

— Представьте, что от этого зависит ваша жизнь, — вдруг приказал Сайпрес. — Или вы нападёте на мистера Поттера, или он убьёт вас.

Гарри вздрогнул. Да что происходит, в самом деле? Неужели профессор не понимает, через что они все прошли? Им нельзя представлять ничего подобного.

— Пусть убьёт! — Рон в ярости отшвырнул свою палочку и, тяжело дыша, уставился на Сайпреса. — Я не смогу поднять палочку на лучшего друга ни при каких обстоятельствах! Я скорее умру!

Гарри отстранённо подумал, что эти слова, такие пафосные, такие непривычные, когда их произносят почти детские губы, в их ситуации кажутся естественными. Вряд ли хотя бы один человек в этом классе усомнился, что Рон готов умереть, лишь бы не причинять вреда Гарри.

— Это очень благородно, — на Сайпреса выходка Рона не произвела никакого впечатления. — Хорошо, мистер Поттер, а если я сформулирую вопрос так: мистер Уизли угрожает убить самого дорогого для вас человека на свете. Вы поднимете на него палочку?

Гарри похолодел. Что говорит этот безумец? Что он такое… Но воображение уже подсовывало ему непрошенную картинку: Рон, не похожий на себя, с красными, безумными глазами, направляет палочку на Джинни, которая со слезами на глазах пытается воззвать к разуму брата. Гарри пришлось схватиться обеими руками за голову, чтобы отогнать страшное видение. Он не может даже подумать об этом. Рон или Джинни… Джинни или Рон… Нет, нет, никогда этого не случится, не стоит даже думать об этом!

— Я немедленно отправляюсь к профессору МакГонагалл! — раскрасневшаяся Гермиона вскочила со своего места. — Вы… вы не должны говорить таких вещей, профессор.

Сайпрес смотрел на неё вежливым, непроницаемым взглядом, и Гарри окончательно убедился, что этот человек не здоров.

— Вы заставляете нас думать о таких вещах… — Гермиона запнулась, не зная каким словом описать эти «вещи». — А мы ведь не так давно сами пережили все ужасы войны. Не могу сказать за всех, но лично я совсем недавно перестала видеть кошмары каждую ночь. И я не хочу, чтобы они вернулись.

— Как вы не понимаете? — профессор Сайпрес резко повернулся к ней, не успев взять себя в руки. — Бывают вещи и похуже! Вы сражались с врагами! С врагами!

У Гарри мурашки побежали по спине. В голосе Сайпреса слышалась неприкрытая боль, с профессора на секунду слетела маска, и под ней Гарри всего лишь на миг увидел глубоко раненого человека.

— Сейчас всё закончилось, но это не значит, что больше вам никогда в жизни не придётся сражаться, — Сайпрес устало опустился на стул, потирая лоб, на котором вдруг обозначились глубокие морщины.

В классе стояла такая тишина, что все вздрогнули, когда с задней парты вдруг раздался негромкий голос Дафны Гринграсс:

— Простите, профессор, можно мы с Драко попробуем?

Сайпрес кивнул с таким отсутствующим выражением лица, что Гарри усомнился, понял ли он вообще вопрос. Малфой был явно не готов упражняться в боевой магии на глазах гриффиндорцев да ещё и против своего единственного друга в этом замке. Но он только решительно сжал палочку в руке и направился в дальний конец класса. Дафна заняла позицию напротив и подняла палочку на уровень груди.

— Начинать? — спросила она, и Сайпрес кивнул.

— Петрификус Тоталус! — выкрикнул Малфой, но Дафна ловко поставила блок.

— Остолбеней! — красный луч пролетел в дюйме от головы Драко, который не успел ничего сделать.

— Левикорпус! — Дафна решительно наступала, и Гарри с изумлением смотрел на неё. А он-то думал, она нормальная!

Малфой отпрыгнул в сторону и завопил, выбрасывая палочку вперёд:

— Экспеллиармус! — палочка Дафны вылетела у неё из рук, и полетела к Малфою, который шарахнулся от неё с таким видом, будто боялся обжечься. Дафна спокойно, будто не они только что посылали друг в друга заклинания, подошла, потрепала Малфоя по плечу, поздравляя его с победой, подняла свою палочку, и оба двинулись к своему месту.

— Это не то, — устало произнёс Сайпрес, поднимаясь со своего места. — Это всё не то. Вы не можете сражаться друг с другом. Враг не станет оглушать вас, он попытается вас убить. Я понял, ничего не выйдет. Можете идти, я подумаю, как мы будем проводить занятия.

Гарри выходил из класса с ощущением, что он чего-то не понимает. Вряд ли МакГонагалл пригласила бы психа на должность преподавателя Защиты от тёмных искусств. Тем более, он француз, наверняка с него был двойной спрос. Хотя, говорит он чисто, почти без акцента.

— Гарри, ты же хотел спросить про отборочные! — вдруг вспомнил Рон, когда они уже дошли до конца коридора, и все заговорили сразу, надеясь, что с такого расстояния их уже не слышно.

— Точно! — Гарри хлопнул себя ладонью по лбу и неохотно повернул назад: ему совсем не хотелось снова встречаться с Сайпресом лицом к лицу. — Идите, не ждите меня.

Друзья помахали ему на прощанье, и Гарри двинулся к кабинету Сайпреса. Дверь была приоткрыта, и он не посчитал нужным стучать, о чём пожалел сразу же, как только зашёл. Профессор Сайпрес сидел, спрятав лицо в ладонях и опершись локтями о стол. Гарри попытался бесшумно выскользнуть обратно в коридор, но случайно наткнулся на предательски заскрипевшую дверь, и Сайпрес поднял голову.

— Вы что-то хотели, мистер Поттер? — ничуть не смутившись, спросил он, делая приглашающий жест рукой. — Проходите.

— Да, я хотел спросить по поводу отборочных испытаний, — промямлил Гарри, которому больше всего хотелось уйти. — Вы не были бы против, ели бы они состоялись, скажем, в эту субботу?

— В эту субботу? — переспросил Сайпрес, усиленно пытаясь сделать вид, что всерьёз обдумывает поставленный вопрос, но Гарри видел, что он всего-навсего пытается собраться с мыслями. — В эту субботу… Думаю, да, то есть, нет, я не был бы против.

У него так странно блестели глаза, что Гарри, наученный горьким опытом, сразу же заподозрил неладное.

— С вами всё в порядке, профессор? — громко спросил он, нащупывая в кармане мантии палочку и надеясь, что его было слышно в коридоре.

— Всё хорошо, спасибо, — как-то машинально отозвался Сайпрес, и Гарри вдруг задумался, сколько же ему лет, так он был похож на растерянного мальчишку. — Я понимаю, вы можете подумать, что я… — он замолчал, подбирая нужное слово.

«Псих», — про себя закончил Гарри.

— И правильно, никому нельзя доверять, нужно постоянно быть на стороже, — пробормотал Сайпрес. — Постоянная бдительность, как говорил один мой хороший знакомый.

Гарри замер. Один его хороший знакомый?

— Вы говорите об Аласторе Грюме? — осторожно спросил он, и взгляд Сайпреса тут же сфокусировался на нём.

— Простите, — голос профессора тут же приобрёл былую силу, — я забыл, с кем говорю. Значит, назначим отборочные испытания на субботу, так? В одиннадцать утра вас устроит? Я тогда сегодня забронирую поле.

Но Гарри уже и думать забыл о квиддиче.

— Откуда вы знали Грюма? — требовательно спросил он, в свою очередь, забывая, что говорит с преподавателем, являющимся по совместительству деканом его факультета.

— Мы встречались, — коротко ответил насторожившийся Сайпрес. — Мистер Поттер, я сказал лишнее. Прошу вас забыть об этой моей оплошности.

— Забыть? — Гарри только головой покачал. — Ну уж нет! Нам не очень-то везло на преподавателей Защиты от тёмных искусств, поэтому я не могу просто забыть. Вдруг вы не тот, за кого себя выдаёте?

Сайпрес чуть улыбнулся.

— Похвальная подозрительность, — одобрительно сказал он. — Но в данном случае излишняя.

— Где вы встречались с Грюмом? — Гарри чувствовал необходимость выяснить это. Слишком уж много знал этот французский профессор. Не только про студентов, но и про Сириуса, например. Кстати, о Сириусе…

— А моего крёстного, Сириуса Блэка, вы тоже знали? — Гарри чувствовал, что это уже допрос, но не мог остановиться. Хватит с него тайн. — Вы говорили о нём как о хорошем знакомом.

— Мы встречались, — снова сказал Сайпрес, поднимаясь из-за стола. — Мистер Поттер, я должен уже давно снять с Гриффиндора десять очков за непозволительную наглость, но не буду этого делать. Попрошу вас покинуть мой кабинет.

Гарри скрестил руки на груди.

— Я никуда не пойду, если только прямиком к профессору МакГонагалл, — заявил он, ничуть не устрашённый угрозой профессора снять очки с факультета. — Она непременно заинтересуется некоторыми подробностями вашей биографии.

— Профессор МакГонагалл знает обо мне всё, — Сайпрес говорил спокойно, но в его голосе зазвучал металл. — Она знает меня не первый год, она знала моих… И если вы, мистер Поттер, ещё хоть раз посмеете разговаривать со мной в подобном тоне, это будет иметь для вас весьма неприятные последствия.

На удивление, на Гарри произвела хорошее впечатление эта тирада. Он и правда перегнул палку со своими вопросами, да ещё и тон был выбран явно неверно.

— Простите, профессор, — Гарри старался, чтобы его голос звучал примиряюще. — Я не должен был говорить с вами в таком тоне.

— Всё в порядке, — Сайпрес смотрел устало. — Я делаю скидку на то, что утром вы пообщались с Северусом Снейпом.

— Только не говорите, что вы знали и Снейпа? — Гарри сказал это в шутку, не рассчитывая на ответ.

— Мы встречались, — в третий раз за сегодняшний день произнёс Сайпрес, и Гарри едва не взвыл от любопытства. Он с трудом сумел взять себя в руки и уже прикрывал за собой дверь, когда его догнал голос Сайпреса:

— Более того, мы с вами тоже уже встречались, мистер Поттер.

Гарри обернулся. Впервые на лице профессора мелькнула лёгкая тень улыбки, делавшей его ещё моложе.

— Где это мы с ним встречались, хотелось бы мне знать? — Гарри задумчиво потёр лоб. Он пересказал друзьям свой разговор с Сайпресом, и они уже несколько дней ломали головы, пытаясь припомнить, где могли его видеть.

— На самом деле, его лицо сразу показалось мне знакомым, — в очередной раз неуверенно сказала Гермиона, отвлекаясь от своего конспекта. — У меня хорошая зрительная память.

Это мало помогало. Гарри уже готов был спросить о Сайпресе у МакГонагалл, так он устал мучиться от любопытства.

— А у вас уроки тоже стали обычными? — Джинни сидела рядом с Гарри, поглаживая Пикси. — Я хочу сказать, что мы перестали устраивать дуэли.

— Да, у нас тоже, — Гарри следил за её пальцами, перебиравшими бирюзовый пух, от чего Пикси издавал довольное урчание. — Сайпрес хорошо знает предмет, он говорит как профессионал, но у него довольно странный стиль преподавания.

— Согласен, — Рон оторвался от сосредоточенного созерцания появляющихся из-под пера Гермионы строчек. — Он вряд ли чему-то научит нас такими темпами. По-моему, он просто псих.

— Не говори так, — Гермиона взглянула на него укоризненно. — Мне кажется, он пережил что-то нехорошее. Он ещё так молод, а говорит как очень опытный человек, никогда не улыбается и выглядит несчастным. Наверняка его жизнь была нелёгкой, это же очевидно.

— И ничего не очевидно, — ощетинился Рон. — Вот тебе, Гермиона, лишь бы кого-нибудь защищать. Не эльфы, так Сайпрес. Нормально он выглядит, просто странный.

Гарри готов был рассмеяться. Интересно, у Рона это в крови? Или когда-нибудь наступит такой день, в который Рон спокойно отнесётся к высказываниям Гермионы, даже вполне безобидным, о другом человеке мужского пола.

— А я согласна с Гермионой, — Джинни удобно прислонилась спиной к плечу Гарри. — Мне тоже кажется, что он несчастный. Он ведь очень красивый, но какой-то потухший.

Ничего себе, вот это заявочки! Что значит «очень красивый»?

— Ладно, хватит говорить о Сайпресе, — Гарри быстро сменил тему, стараясь не обращать внимания на то, как резко прозвучали его слова. — Завтра отборочные. Наконец-то у нас будет команда, и можно будет приступить к тренировкам. Я ужасно соскучился по квиддичу.

Гарри знал, что на отборочные испытания записался чуть ли не весь факультет, кроме первокурсников, но не питал особых иллюзий по поводу того, что хотя бы половина из записавшихся действительно умела играть. Нет, ребята просто хотели немного пообщаться с ним в неформальной обстановке, только и всего.

— Надеюсь, мы найдём ещё двух охотников, — Рон выглядел обеспокоенным. — У нас была такая сильная команда.

— Ну, я думаю, Дин за год не разучился играть, — заметила Джинни. — Я с ним разговаривала, он хочет попробовать.

Гарри недовольно насупился. С Дином она разговаривала, ты посмотри на неё. А ему не сказала, конечно, зачем? Хотя, он и сам предполагал, что одним из новых охотников станет, по всей видимости, Дин. А другим — Симус. Снова его обвинят в том, что он берёт в команду исключительно друзей, но что он мог поделать, если его друзья и правда потрясающе летали?

— Это всё очень хорошо, но вы не собираетесь заняться домашним заданием? — поинтересовалась Гермиона.

— Что? — Рон смотрел на неё почти с ужасом. — Гермиона, сегодня же пятница! Пятница! До понедельника ещё два дня, понимаешь? С чего бы нам делать уроки сегодня?

— А с того, что завтрашний день, считай, пропадает, — Гермиона метнула на Гарри такой осуждающий взгляд, будто квиддич был его личным изобретением. — Остаётся одно воскресенье, которое мы хотели провести в Хогсмиде.

— Ну вот, вернёмся, и я всё сделаю, — заверил её Рон, хотя даже Гарри понимал, что за один вечер им ни за что не успеть выполнить все задания.

— Ну уж нет! — Гермиона раздражённо отбросила перо в сторону. — В таком случае, мы никуда не пойдём.

— Не стоит решать за всех, — возразил Гарри, который всю неделю мечтал о выходном с Джинни.

Гермиона бросила полный надежды взгляд на Джинни, но та только пожала плечами, изобразив на лице что-то отдалённо смахивающее на виноватое выражение.

— Значит, я никуда не пойду, если Рон не сделает хотя бы часть домашнего задания! — Гермиона откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди.

— Это нечестно! — Рон покраснел от злости. — Почему ты вечно заставляешь меня учиться? Я сам могу прекрасно разобраться, что мне делать, как и когда.

— Прекрасно, — Гермиона холодно подняла брови. — Слова больше не скажу, разбирайся сам.

Она встала, неторопливо собрала учебники, перья, скатала конспект в аккуратный свиток и молча направилась к себе в спальню.

— Слушай, ну чего ты в самом деле? — Рон расстроено смотрел ей вслед. — Я же не хотел тебя обидеть!

Гермиона даже не обернулась, и Рон бросил умоляющий взгляд на Гарри. А он-то чем ему поможет?

— Гермиона, Рон не хотел тебя обидеть! — крикнул Гарри, не в силах смотреть на расстроенное лицо друга. Она никак не отреагировала и спустя пару мгновений скрылась из виду.

— Ну и что мне теперь делать? — Рон выглядел настолько беспомощно, что даже Джинни не рискнула пошутить, хотя Гарри и видел, какого труда ей это стоило.

— Тебе стоит извиниться, — вместо этого посоветовала она. — И сделать хотя бы часть домашнего задания.

— Мне что теперь, всё время придётся учиться? — в голосе Рона было столько тоски, что Гарри и вправду на секунду пожалел его. Хотя, в учёбе нет ничего ужасного, Рону это даже пойдёт на пользу.

— Ну, у тебя есть два варианта, — глубокомысленно сказала Джинни, кладя голову Гарри на колени и глядя на него снизу вверх с лёгкой улыбкой. — Ты можешь расстаться с Гермионой.

— Что? — у Рона даже голос сел от потрясения. — Что значит расстаться? Думаешь вообще, что говоришь?

— Я так понимаю, такой вариант тебя не устраивает? — откровенно забавляясь, уточнила Джинни, и Гарри слегка приподнял колени, давая ей тем самым понять, что не стоит перегибать палку.

— Это вообще не вариант! — прорычал Рон, грозно глядя на сестру.

— Тогда тебе ничего не остаётся, только принять Гермиону такой, какая она есть, — Джинни говорила серьёзно, и Гарри всецело признал её правоту. — Либо попробовать заставить её измениться, если, конечно…

— Но я не хочу, чтобы она менялась! — Рон рассердился не на шутку. — Что за глупости ты говоришь?

— Тогда иди делать уроки, — поддразнила его Джинни, бросая на Гарри смеющийся взгляд.

— На самом деле, я тоже считаю, что ничего другого тебе не остаётся, — подтвердил Гарри, пытаясь удержать широкую ухмылку.

— Ну и ладно, — запальчиво произнёс Рон. — Ну и хорошо. Значит, сделаю я это несчастное домашнее задание. А ты оставайся неучем, раз тебе не повезло с девушкой так, как мне.

С этими словами Рон с видом оскорблённого достоинства отправился в спальню за учебниками. Гарри подождал, пока он скроется из глаз и с деланной строгостью взглянул на Джинни.

— Ну? И что это было? — он старался придать лицу сердитое выражение, но Джинни ничуть не испугалась, устроившись поудобнее на его коленях и вытянув ноги на спинку дивана.

— А что такое? — невозмутимо спросила она, глядя на Гарри невероятно честными глазами, в которых плясали чертенята.

— Зачем ты говоришь о расставании, когда стоило бы помочь брату помириться с Гермионой? — Гарри сделал вид, что у него зачесался нос, прикрыв под этим предлогом рукой улыбающиеся губы.

— Чтобы до него дошло, наконец, — Джинни потянулась и сделала попытку встать, но Гарри с силой надавил ей на плечо, не позволив даже поднять голову. — Гермиона ведь и правда не изменится, а он сказал, что и не хочет, чтобы она менялась. Что ему остаётся, по-твоему? Если бы я не заставила его понять, то ничего, мы бы слушали его нытьё каждый день.

— Ну, тут ты права — Гарри попытался подумать над этим вопросом всерьёз. — Как ты и сказала: он может только пойти на уступки.

— И он пойдёт, — улыбнулась Джинни. — И это очень мило с его стороны, ты так не думаешь?

— Думаю, — машинально кивнул Гарри, словно зачарованный глядя в её смеющиеся глаза.

— О чём? — лукаво спросила Джинни, чуть приподнимая брови и бросая на Гарри взгляд, полный нежности.

— О тебе, — честно ответил он, наклоняя голову и легко касаясь её губ. Джинни обняла его руками за шею, не давая отстраниться, и заглянула ему в глаза.

— И что ты обо мне думаешь, позволь спросить? — она игриво щёлкнула его по носу и весело рассмеялась, когда Гарри от неожиданности зажмурился. — Если это не секрет, конечно.

— От тебя у меня секретов нет, — Гарри ласково провёл рукой по её волосам. — Я думаю, какая ты красивая.

Джинни не смутилась, не покраснела, не начала смущённо хихикать, что он особенно в ней ценил. Она только посмотрела на него долгим взглядом, а потом поцеловала, перебирая пальцами его волосы, от чего у Гарри по спине побежали мурашки. Она ещё ни разу не говорила ему, что любит, но разве это было важно после того, что он увидел в Омуте памяти? Конечно, ему было бы безумно приятно услышать слова любви непосредственно от неё самой, но Гарри не беспокоился по этому поводу. В конце концов, слова почти ничего не значат, главное, что у него есть уверенность в ней, в её любви. Гарри абсолютно точно знал, что Джинни его любит, и это знание наполняло всё его существо счастьем. Он засыпал и просыпался с мыслью о том, что нужен Джинни, что она думает о нём, любит его. В общем, он жил полной жизнью, почти забыв о войне. Почти, но не совсем.

Гермиона выдерживала характер: она не выходила из своей спальни, пропустив даже ужин. Рон, корпевший над домашним заданием и игнорировавший все насмешки, которыми его щедро осыпали Симус и Дин, с надеждой взглядывал на лестницу, ведущую в женскую спальню, каждый раз, когда на ней слышались шаги. Но всякий раз разочарованно вздыхал и снова склонялся над конспектом. Гарри мог бы посмеяться вместе с ребятами, но ему почему-то не хотелось. На самом деле, тут было мало смешного. Зная Рона, стоило только удивиться его усидчивости. Гарри мысленно улыбался, думая, как обрадуется Гермиона, когда узнает, на какой отчаянный шаг решился Рон: сделать уроки в пятницу, подумать только!

— Джинни, ты не занесла бы это Гермионе? — спросил Рон после ужина, когда они втроём возвращались в башню Гриффиндора, протягивая сестре что-то завёрнутое в салфетку.

Джинни понятливо кивнула, сочувственно взглянув на брата, и потрепала его по плечу, прежде чем выйти из гостиной, унося с собой бутерброды.

— Как ты думаешь, — спросил Рон вечером, когда они уже ложились спать, так тихо, чтобы никто, кроме Гарри не мог его слышать, — она меня простит? Я сделал почти всё, только эссе написать осталось по трансфигурации.

Гарри изумлённо уставился на него. Ничего себе, вот это скорость! Ему даже стало немного не по себе. Раньше они с Роном всегда всё делали вместе, и Гарри никогда не переживал, что может оказаться среди отстающих в одиночестве. Сознание того, что друг ещё тоже ничего не сделал, что ты будешь не один, всегда придавало уверенности. Кажется, придётся привыкать к новому положению вещей.

— Конечно, — уверенно сказал Гарри, — даже не переживай.

— Завтра отборочные, — убитым голосом пробормотал Рон. — Не может же она не прийти, правда?

— Она придёт, Рон, — Гарри слегка встревожился. Не хватало ещё, чтобы Рон расклеился и не смог взять ни одного мяча. — Гермиона знает, как много это для тебя значит.

— Ну да, — не очень уверенно протянул Рон.

Гарри улёгся в постель и закрыл глаза. Завтра, уже завтра у него будет команда! Он снова будет тренироваться, и рядом будет Джинни! Что может быть лучше?

— Гермиона никогда не любила квиддич, — Гарри уже почти заснул, когда до него донёсся тихий голос Рона.

— Слушай, спи! — громко прошептал Гарри в ответ. — Завтра заснёшь перед кольцами, и придётся мне искать другого вратаря.

Рон ничего не ответил.

На завтрак Гермиона не пришла, и на Рона было жалко смотреть.

— Она себя хорошо чувствует? — в пятый раз за утро спросил он Джинни, когда они вышли из замка и медленно направились к квиддичному полю.

— Вполне, — Джинни, которая с утра успела наведаться в спальню Гермионы, страдальчески закатила глаза. — Она просто немного на тебя сердится.

— И как, по её мнению, я смогу извиниться, если она не выходит из своей спальни, а я не могу туда попасть? — горестно вопрошал Рон, который уже попытал счастья и пару раз скатился с горки, в которую неизменно превращалась лестница в женские спальни.

— Ну, мы можем подумать об этом после отборочных, — предложил Гарри, которого куда больше волновала готовность Рона защищать кольца. В конце концов, не станет же Гермиона сердиться вечно!

— Может быть, она ждёт, что я пропущу отборочные? — встрепенулся Рон. — Что я буду ждать в гостиной?

— Ничего подобного! — хором воскликнули Гарри и Джинни, с опаской переглядываясь.

— Слушай, не дури, я тебя очень прошу, — Гарри схватил остановившегося Рона за плечо. — Гермиона ничего подобного не хочет, поверь мне.

Это не подействовало. Настроение Рона ухудшалось с каждой секундой. Гарри намеренно оставил испытания вратарей на самый последний момент, надеясь, что Гермиона сменит гнев на милость. Он только что пожал руки Куту и Пиксу, которые вновь проявили себя как талантливые загонщики, когда кто-то сзади тронул его за плечо.

— Слушай, Гарри, не сердись, — виновато проговорил Рон, глядя себе под ноги, — но я пойду назад в замок.

— Но ты не успеешь вернуться вовремя! — завопил Гарри, вцепившись в метлу Рона. — Ты пропустишь испытания!

— Я не так уж и уверен, что вообще хочу играть, — промямлил Рон, пытаясь вырваться. — Слушай, я всё равно ни о чём думать не могу, честное слово. Надо было вчера и эссе написать и отправить всё это Гермионе с Сычиком, как думаешь?

— Рада слышать, что тебе осталось только эссе, — послышался голос Гермионы, и Рон резко обернулся, не смея поверить своему счастью. Гарри с улыбкой отошёл на пару шагов, стараясь не привлекать к себе внимания.

— Так, претенденты на место охотника, поделитесь, пожалуйста, на группы по пять человек! — скомандовал он. — Начинаем!

Гарри старался не отвлекаться от испытаний, но краем глаза всё равно следил за Роном и Гермионой. Их голоса едва доносились до него, и Гарри с трудом подавил безумное желание попросить всех заткнуться.

— Гермиона, прости меня, — говорил Рон. — Я сделал всё домашнее задание, только эссе по трансфигурации осталось. Но я успею написать его сегодня или завтра, честное слово,

Гермиона молчала, и Гарри чуть повернул голову в их сторону. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гермиона привстала на цыпочки и молча обвила руками шею Рона. Правда, ей всё равно не удалось бы дотянуться до его губ, если бы Рон не наклонил голову. А Рон, конечно же, её наклонил.

— Удачи тебе, — тихо пожелала Гермиона, ноги которой практически оторвались от земли. — Я в тебя верю.

Рон сиял, как новенький галеон, и Гарри попытался сделать вид, что его улыбка была вызвана удачным броском третьекурсницы Дженнифер Бёрг. На самом деле, он пока не видел никого, кто хотя бы приблизительно мог бы заменить Демельзу. Дин летал хорошо, его броски отличались удивительной меткостью, но он был предсказуем до зубовного скрежета. Вратари противников тоже не промах, они такие броски разгадывают на раз-два. Правда, Дин хотя бы не выглядел так, будто видел метлу в первый раз. Ну что же, Гарри был готов к тому, что большинство претендентов ни на что на самом деле и не претендуют.

Симус его разочаровал. Мало того, что он смог забить всего два гола, так ещё и уронил квоффл, когда Джинни отдала ему самый что ни на есть лёгкий пас. Симус мог обижаться, сколько ему было угодно, но Гарри не мог взять его в команду. Одна Джинни, даже при активном содействии Дина, ничего сделать не сможет, это попросту невозможно. Им нужен был третий охотник, который бы стал завершающим звеном в связке. Гарри в очередной раз пожалел, что Демельзы больше нет: она вне всякого сомнения сегодня заняла бы полагающееся ей место.

Удача пришла в последней группе, когда Гарри уже ни на что особо не надеялся. Деннис Криви, играючи преодолев Кута и Пикса, которые изображали из себя соперников, принял от Джинни сложнейший пас и одним движением послал квоффл в центральное кольцо.

— Отлично, Деннис! — восторженно завопил Гарри. — Давайте-ка ещё раз! Дин, начинай!

Гарри всеми фибрами души надеялся, что это была не случайность. Если Деннис покажет ещё что-нибудь хотя бы на половину такое эффектное, место в команде ему обеспечено. Гарри постарался вспомнить, пробовался ли Деннис два года назад, но так и не смог.

Деннис показал себя блестяще. Он так легко маневрировал, что, Гарри был в этом уверен, мог составить конкуренцию Джинни. Конечно, до неё всем было далеко, но хорошие, полноценные тренировки могли совершить настоящее чудо.

— Когда ты научился так потрясающе летать, Деннис? — спросил Гарри, когда все приземлились, и он пожал руки поочерёдно троим новым охотникам.

— Этим летом, — чуть напряжённо отозвался Деннис. — Я уезжал за город, к бабушке и дедушке, там, недалеко от их дома, есть маленький лесок. Там никогда не ходят маглы, там нет тропинок, зато в глубине леса есть небольшая полянка. Отличное место для тренировок.

Гарри не было нужды спрашивать, что понесло в этот лес самого Денниса, почему он чувствовал потребность сбегать ото всех этим летом. Джинни опустила голову. Гарри знал, как много значили для неё эти отборочные. С одной стороны, она безумно хотела играть, квиддич был у неё в крови, с другой — она всё время, каждую секунду помнила о Демельзе и о данном ей обещании, которое оказалась физически не в состоянии сдержать. Это угнетало Джинни. Она мучилась угрызениями совести, потому что, по какой-то причине, вбила себе в голову, что с её стороны было бесчувственным продолжать играть, когда Демельза умерла.

Оставались только вратари. Рон выглядел просто отлично, как будто прекрасно проспал всю ночь, хотя Гарри подозревал, что друг практически не смыкал глаз. Это была их с Гермионой первая ссора в новом статусе, и Рон, кажется, смертельно испугался, что Гермиона может с ним расстаться. Но сейчас, когда он понял, что самое страшное наказание его благополучно миновало, Рон расслабился. Гарри по опыту знал, что друг никогда не играл лучше, чем когда совершенно не думал о квиддиче.

Так вышло и в этот раз. Казалось, Рон просто не мог совершить ошибки. Он с чутьём гончей бросался к нужному кольцу ровно в ту секунду, когда это было необходимо, и успевал взять любой, даже практически безнадёжный мяч. Никто из других претендентов не смог показать ничего подобного, и Гарри с лёгким сердцем объявил, что Рон в команде.

В гостиной Гриффиндора их ждала небольшая вечеринка. Гарри и Рон в сопровождении Невилла, Дина, ничуть не обидевшегося Симуса и наконец-то улыбающегося Денниса отправились на кухню и взяли столько еды, сколько смогли унести. Краем глаза Гарри заметил в углу Винки, но у него не возникло желания вступать с ней в разговор.

Они уже почти всё съели, когда Гермиона встала, подняв стакан с тыквенным соком, явно намереваясь сказать тост. Гарри смотрел на неё с удивлением. Никогда раньше она не испытывала особого желания поучаствовать в таких вечеринках, предпочитая ограничиваться в своей любви к квиддичу присутствием на стадионе во время матчей.

— Тихо! Тихо! — закричал развеселившийся Дин. — Слово старостам!

Гермиона улыбнулась и оглядела всех сидевших в гостиной.

— Я хотела бы сказать пару слов, — смущённо произнесла она, оглядываясь на Рона за поддержкой. — Я не самый большой поклонник квиддича, но, думаю, в этом году ситуация несколько изменилась. Никогда раньше в нашей команде не играли одновременно мой лучший друг, моя лучшая подруга и мой парень. — Рон раздулся от гордости от этих слов. — Квиддич много значит для них троих, и я не могу оставаться в стороне. Даю честное слово, что готова помочь в учёбе любому члену команды, если вы, в свою очередь, пообещаете выкладываться на поле на все сто процентов.

Ответом ей послужил нестройный хор одобрительных голосов и громкие аплодисменты. Гермиона села на место и наклонилась к уху сидевшего со счастливой улыбкой на лице Рону. Она прошептала пару слов, и улыбка увяла на его губах, а лицо удивлённо вытянулось.

— Что сказала тебе Гермиона? — полюбопытствовал Гарри, когда она отвернулась поболтать с Невиллом.

— Что ко мне её слова не относились, — тихо ответил Рон и, не выдержав, громко хмыкнул. Гарри тоже не смог сдержать смех. Джинни присоединилась к ним, когда, узнав в чём дело, разразилась громким хохотом, вытирая слёзы от смеха. Гермиона изо всех старалась сохранить серьёзное, даже строгое, выражение лица, но ей это удавалось ровно до того момента, пока Рон беспомощно не замахал на неё руками, пытаясь что-то сказать.

— Что? — сквозь смех переспросила Гермиона, когда Рон, отчаявшись выговорить более менее связную фразу, согнулся пополам. — Я тебя не понимаю.

— Я сказал, что ты хитрюга, — простонал Рон, с обожанием глядя на неё. — Здорово придумано: вслух пообещать помогать всем членам команды, а потом тихонько предупредить меня, чтобы я даже не рассчитывал на помощь.

Гермиона не знала, как реагировать на эту фразу, но, заглянув Рону в глаза и убедившись, что он ничуть не сердится, широко улыбнулась. Гарри сидел на диване, сжимая в одной руке стакан с тыквенным соком, а другой — крепко обнимая прижавшуюся к нему Джинни, и чувствовал себя на вершине блаженства. Неужели ему и правда казалось, что он никогда больше не будет счастлив? А ведь завтра они ещё и в Хогсмид идут!

И завтра наступило. Погода, словно хотевшая внести свой вклад в день, обещавший много веселья, была просто великолепной. Солнце светило так ярко, будто сейчас была середина июля, но уж точно никак не сентябрь, лёгкий, приятный ветерок прекрасно освежал, разгоняя жару, и Джинни с Гермионой надели красивые платья вместо мантий. Гарри вспомнился сон, приснившийся ему накануне поездки в Австралию: сейчас всё было ужасно на него похоже. Только вот моря поблизости не наблюдалось, но главное — Рон обнимал за плечи Гермиону, а Гарри сжимал руку Джинни.

— В «Три метлы» или в «Кабанью голову»? — спросил Рон, когда они шли по главной улице Хогсмида, болтая обо всём на свете и заглядывая в каждую витрину.

— А почему ты так сразу исключил кафе мадам Паддифут? — в шутку спросила Джинни.

— Фу, ужасное место! — хором воскликнули Гарри, Рон и Гермиона.

— А ты-то там когда была? — подозрительно спросил Рон слегка покрасневшую Гермиону. — И с кем?

Гарри попытался обратить внимание друга на «Сладкое королевство», но тот только отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.

— На шестом курсе с Маклаггеном, — Гермиона произнесла это безразличным тоном, но её с головой выдавали пылающие щёки. — И это было ужасно, Рон, можешь мне поверить.

Рон ещё несколько секунд сверлил её мрачным взглядом, потом сделал глубокий вздох и кивнул. Гермиона явно удивилась, что отделалась так легко и быстро, но, понятное дело, не стала уточнять, почему Рон так спокоен, тем более, что Джинни снова спросила:

— Ну, так куда пойдём?

— Давайте в «Три метлы»? — предложил Гарри. — Там хотя бы обстановка повеселее.

Они заказали сливочного пива, тыквенных пирожных и других сладостей, намереваясь съесть столько, сколько влезет. Учитывая, что с ними был Рон, влезть в них могло очень и очень много.

Гарри уже не помнил, когда смеялся так много в один день. Смех разбирал их сегодня по любому, даже самому пустячному поводу. Рон подавился пирожным, и Джинни от неожиданности пролила сливочное пиво. Причём, поставить стакан она не успела, а вот сообразить, что сейчас испачкает платье, ей оказалось вполне по силам, и она умудрилась увернуться, пролив всё на Гарри. Они смеялись так, что чуть не задохнулись. Когда дело дошло до бобов «Берти Боттс», Гермиона вдруг вспомнила, что её отец умеет подкидывать виноградинки и ловить их ртом. Естественно, все тут же захотели попробовать, причём каждая попытка сопровождалась взрывами такого смеха, что «Три метлы» ходуном ходили. Гарри смеялся как ненормальный, когда Рон в очередной раз не смог поймать конфетку и остался сидеть с широко раскрытым ртом и очень глупым видом.

— И это твой вратарь, Гарри, — выдавила Джинни, пытаясь успокоиться. — На твоём месте я бы десять раз подумала.

— Гарри знает, что делает, — самодовольно отозвался Рон, чем вызвал новый приступ неудержимого хохота.

— Посмотрите, это там Невилл? — вдруг спросил Рон минут сорок спустя, указывая в сторону входа. — С кем это он?

— Это Ханна Аббот? — Гарри рассматривал спину девочки со светлыми волосами, заплетёнными в две косички, с которой сидел Невилл, расположившись в другом конце кафе.

— Давайте позовём его, — предложил Рон и завопил: — Эй, Не…

Джинни с силой ударила его по спине, и Рон едва не стукнулся носом об стол.

— Что ты делаешь, по-твоему? — сердито спросил он.

— Что за привычка у тебя вечно всем мешать? — не менее сердито ответила вопросом на вопрос Джинни.

— Будем справедливыми, Джинни, — встрял Гарри, — очень может быть, что он привык мешать только нам.

Гермиона хихикнула и потрепала по плечу надувшегося Рона.

— И чем я, спрашивается, помешаю Невиллу, если позову его к нам? — уточнил он, принимая вид глубоко оскорблённого, причём незаслуженно, человека.

Джинни закатила глаза и покачала головой, предоставляя объясняться со своим непонятливым братцем Гермионе.

— Рон, ну как ты не понимаешь, — начала та, поглаживая его по плечу. — Когда парень идёт куда-то с девушкой, он вряд ли хочет, чтобы их кто-то отвлекал. Вот тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь вмешался, когда мы с тобой сидели в том маленьком кафе в Лондоне?

Рон решительно покачал головой. Видимо, это означало, что не понравилось бы. Гарри подумал, что, наверное, Гермиона вспомнила их первый совместный поход в кафе после победы, когда Гарри тактично старался оставлять их наедине.

— Но мы же с тобой… — не очень вразумительно пробормотал он. — А это Невилл с Ханной.

Джинни выразительно посмотрела на него, и через несколько долгих секунд до Рона, наконец, дошло.

— Ты хочешь сказать…? — он с изумлением воззрился на Невилла. — Серьёзно?

— Абсолютно, — кивнула Джинни, выуживая со дна вазочки с остатками мороженого кусочек клубники. — Поэтому я тебя очень прошу, не мешай им.

Гарри тоже был слегка удивлён, однако, ему не хотелось выглядеть так же, как Рон, и он сделал вид, что эта новость не произвела на него ровным счётом никакого впечатления. Если бы он знал раньше, что Невиллу нравится Ханна, он бы не мучил себя летом нелепыми подозрениями. А ведь Полумна пыталась намекнуть ему, вспомнил Гарри, а он и не понял. Всё-таки девчонки и правда куда более проницательны, когда речь идёт о чувствах.

Они просидели в кафе уже целую вечность, когда Джинни вдруг вскочила и с радостным восклицанием бросилась к кому-то. Гарри обернулся и остолбенел от удивления: Джинни висела на шее у Джорджа, а рядом стоял улыбающийся Ли.

— Джордж? — Рон тоже устремился к брату, крепко пожав ему руку. — Что ты здесь делаешь?

Джордж выглядел гораздо лучше, чем раньше. Он даже слегка поправился с тех пор, когда Гарри видел его в последний раз, и из его взгляда пропало так пугавшее Перси пустое, мёртвое выражение. Конечно, он не выглядел особенно счастливым, но и кое-какие положительные сдвиги были налицо.

— Мы с Ли подумали, что, возможно, было бы целесообразно всё-таки купить «Зонко» теперь, когда вас снова отпускают в Хогсмид, — ответил Джордж, отводя глаза. — Мы собирались это сделать, но потом…

— Да, да, потом Дамблдор запретил нам выходить с территории замка, — поспешно вставила Гермиона, не давая Джорджу времени, чтобы осознать, как много изменилось с тех пор. — Как дела в магазине? Надеюсь, продажи растут?

— Ты даже не представляешь себе, насколько, Гермиона, — чуть оживился Джордж. — Дела идут просто отлично. Ли очень сильно мне помогает, — добавил он, и все взглянули на Ли с глубокой благодарностью.

— Недавно заходил Билл, — быстро сказал тот, чувствуя себя смущённым под столькими взглядами. — Подкинул отличную идейку: сказал, что Джордж вполне мог бы открыть филиал магазина где-нибудь за границей. Во Франции, например.

— Замечательная идея! — воскликнул Гарри, стараясь, чтобы в его голосе было побольше энтузиазма. — Действительно, почему бы не порадовать французских детей тоже?

Джордж пообещал подумать над этим заманчивым предложением, и вскоре они с Ли отправились по своим делам, предоставив ребятам шанс обсудить прогресс, которого удалось добиться Ли в отношении Джорджа.

— Ли был прав, — тихо сказала Джинни. — Дома Джордж совсем затух бы. Не стоило столько жалеть его.

— Да, оказывается, Джорджу необходима была встряска, — грустно кивнула Гермиона. — А мы наоборот старались быть с ним помягче.

— Главное, что сейчас всё более менее нормально, — твёрдо заявил Рон. — Я уверен, что он выкарабкается.

Гарри промолчал. Появление Джорджа снова напомнило ему, что далеко не все могут позволить себе вот так сидеть в кафе, поедать тыквенные пирожные и смеяться до упаду.

Остаток дня прошёл куда более спокойно. Гермиона предложила немного прогуляться, и они долго бродили по узеньким улочкам Хогсмида, обсуждая свои планы на будущее. Рон уже не был так категоричен в своём решении пожертвовать карьерой аврора в пользу работы в магазине Джорджа, решив, что тому будет полезней побольше времени провести в компании Ли. Гермиона всерьёз думала о работе, которая позволила бы ей бороться за права эльфов и других народов, из поколения в поколение угнетаемых волшебниками. Для Гарри всё было ясно с самого начала, а Джинни предпочла отмолчаться, заявив, что ещё не думала о том, чем бы ей хотелось заниматься после Хогвартса.

Они уже собирались вернуться в школу, свернув в боковую улочку, чтобы сократить путь, когда дверь одного из домов, мимо которых они проходили, резко открылась, и на пороге возник бледный до невозможности профессор Сайпрес. Он осторожно прикрыл за собой дверь и устало прислонился к ней спиной, закрыв глаза. Гермиона испуганно схватила Рона за руку и растерянно оглянулась на Гарри. Было, чего испугаться: профессор выглядел, как человек, убитый горем наповал. По его бледному лицу градом катился пот, руки тряслись, а сам он так тяжело дышал, будто только что пробежал несколько километров.

Гарри сделал друзьям знак осторожно развернуться и пойти назад, но они не успели. Наверное, Сайпрес почувствовал, что кто-то смотрит на него, потому что резко открыл глаза, и Гарри практически отшатнулся от плескавшихся в них ужаса и боли. Повисла напряжённая пауза.

— Здравствуйте, профессор, — пролепетала, наконец, Гермиона. — А мы вот… гуляем…

— Добрый день, — Сайпрес, кажется, взял себя в руки, нацепив на лицо маску безразличия. — Гуляйте, только не забывайте о домашних заданиях.

Он повернулся и твёрдой походкой пошёл в сторону школы. Гарри проводил его взглядом, отметив, как неестественно прямо он держит спину.

— И что это было? — спросил он, оглядываясь на друзей.

— Ничего такого, во что нам следовало бы вмешиваться, — уверенно заявила Гермиона. — У человека явно что-то случилось, не стоит лезть не в своё дело.

— Да, пожалуй, ты была права, Гермиона, — протянул Рон. — Похоже, он и правда не очень счастливый человек.

— Интересно, что это за дом? — задумчиво спросила Джинни. — Здесь нет ни магазина, ни кафе.

— Наверное, он заходил к кому-то из знакомых, — предположил Гарри, сгорая от любопытства. Он бы непременно постучал в дверь и попытался выяснить, к кому приходил Сайпрес, но под суровым взглядом Гермионы не решался этого сделать. — Ладно, пойдёмте в школу. Кому-то ещё домашнее задание делать.

— А кому-то только написать эссе, — пробормотала Гермиона, делая вид, что сказала это просто так, но самодовольный тон несколько испортил всю картину.

— Наверное, в следующий раз я тоже сделаю уроки заранее, — вздохнула Джинни. — Сегодня у меня совершенно не рабочее настроение.

И Гарри со вздохом признал, что отныне ему придётся учиться в режиме Гермионы.

Жизнь текла своим чередом. Гарри ходил на занятия, делал домашние задания и проводил каждую свободную минутку с Джинни. Наконец-то начались тренировки, которые Гарри проводил трижды в неделю, и он снова ощутил всю прелесть игры в квиддич. Команда подобралась отличная: Деннис быстро сработался с Джинни, Кут и Пикс без промаха посылали бладжеры точно в цель, Рон легко брал мячи, пропуская их только тогда, когда отвлекался на Гермиону, посещавшую практически все тренировки. Иногда она сидела, уткнувшись в учебник и поднимая глаза всего пару раз за час, но всегда заверяла Рона, что он был просто великолепен. И у Гарри пропала лёгкая тревога за друга: Рон больше не страдал от неуверенности в себе.

Занятия по Защите от тёмных искусств становились всё более и более интересными, но Гарри по-прежнему находил в работе Сайпреса множество недостатков. Возможно, так происходило, потому что он сравнивал его с Люпином, которому проигрывали решительно все. Однако, новый профессор начинал вызывать у Гарри что-то вроде симпатии, особенно, после памятной встречи в Хогсмиде, когда с Сайпреса на несколько мгновений слетела его напускная холодность. Тогда он выглядел действительно убитым, и Гарри ужасно хотелось узнать тайну профессора.

Гарри активно переписывался с Андромедой, чтобы быть в куре всего происходящего в жизни Тедди. Ему доставляло ни с чем не сравнимую радость узнавать, что малыш научился махать ручкой при прощании и целовать бабушку по её просьбе. Гарри действительно скучал по крестнику, по его довольному бормотанию, по тому, как он протягивал ручки каждый раз, когда видел Гарри. Он очень боялся, что малыш может забыть его. Ведь он ещё такой маленький, а Гарри сможет повидаться с ним только на Рождество.

Пару дней назад он отправил письмо тёте Петунье и теперь ожидал ответа, каждое утро вскидывая голову за завтраком, когда в Большой зал влетали совы. Но Демельза пока что не возвращалась.

После первой тренировки, когда они с Джинни возвращались в замок, разговор снова зашёл о погибшей охотнице, и Джинни в который уже раз посетовала, что не может забыть, какой живой, какой яркой была Демельза при жизни, как сильно она любила квиддич, как мечтала попасть в настоящую команду после школы. Гарри не знал, что сказать, и тогда ему в голову закралась одна идея.

— Слушай, я всё ещё не придумал имя своей сове. Как думаешь, может, назвать её Демельзой?

Джинни медленно подняла голову и изумлённо посмотрела на него.

— Это будет данью памяти, — торопливо объяснил Гарри. — И Демельза снова будет летать.

И Джинни кивнула, смахнув одинокую слезинку. Гарри был рад, что смог хотя бы немного помочь Джинни исполнить её обещание, данное умирающей Демельзе, которого та наверняка не слышала. С тех пор сова всегда напоминала ему о его погибшей охотнице. Погибшей за победу. За него. В представлении Гарри Демельза навсегда осталась юной, смеющейся, жизнерадостной девушкой в спортивной мантии с длинными, развевающимися на ветру волосами.

За неделю до дня рождения Гермионы Рон попросил Гарри задержаться в спальне перед завтраком.

— Слушай, у меня есть к тебе одна просьба, — Рон замялся. — В общем, я хотел одолжить у тебя денег.

— Без проблем, — Гарри полез в чемодан, где держал мешочек с галеонами. — Сколько?

Рон переминался с ноги на ногу и молчал, бросая на Гарри неуверенные взгляды.

— Сколько тебе нужно? — удивлённо спросил Гарри ещё раз.

— Мне неудобно просить, — промямлил Рон. — Мне много нужно. Скажем… галеонов семьдесят?

— Без проблем, — повторил Гарри, стараясь скрыть изумление. — Только у меня столько нет. Я напишу в Гринготтс, если тебе не срочно.

— Ну, мне в эти выходные нужно, — Рон просто изнывал от неловкости. — Потом меня не отпустят в Хогсмид.

— Я сейчас же напишу в банк, — пообещал Гарри. — Они должны прислать деньги сегодня-завтра.

— Спасибо, — пробормотал Рон, сильно покраснев. — Я бы не стал просить, правда, но…

— Перестань! — оборвал его Гарри, почему-то чувствуя себя виноватым в том, что Рону пришлось просить у него в долг. — Ты и так никогда не брал у меня денег.

— Я бы и сейчас не взял! — выпалил Рон. — Но мне нужно заплатить за подарок Гермионе. Я его заказал на прошлых выходных в Хогсмиде.

— Ого! Что ты такое заказал, если тебе для этого нужно семьдесят галеонов? — Гарри попытался в уме прикинуть возможные варианты.

— Это украшение, — смущённо объявил Рон, отводя глаза.

— Украшение? — Гарри пытался отогнать пришедшую ему в голову глупую мысль. Нет, это невозможно, о чём он только думает?

— Ну да, — Рон почесал нос, и Гарри непроизвольно проследил за его рукой, машинально отметив, что чего-то не хватает. — Что-то вроде подвески. Их на шее носят, — пояснил он, увидев отсутствующий взгляд Гарри.

— Да, я знаю, — до Гарри, наконец, дошло. — Рон, а где твои часы?

Рон покраснел до кончиков ушей и быстро наклонился завязать и так завязанные шнурки на ботинке.

— Я их заложил, — глухо ответил он, не поднимая головы.

— Зачем? — Гарри не хотел лезть не в своё дело, но поведение Рона его беспокоило. Почему он так заволновался?

— Ну, во-первых, я хочу устроить Гермионе вечеринку в Хогсмиде, — Рон взял себя в руки и с вызовом взглянул на Гарри. — Для этого тоже нужны деньги, не находишь?

— Ладно, извини, — Гарри покачал головой. — Я не должен был спрашивать, это не моё дело.

— Вообще-то твоё, — криво усмехнулся Рон. — Ты всё-таки одалживаешь мне эти деньги.

Гарри махнул рукой и направился к выходу, но Рон схватил его за локоть, вынуждая повернуться к нему лицом.

— Только, Гарри, — сказал он как никогда серьёзно, — я собираюсь отдать тебе всё до последнего кната, понял? Поэтому предупреждаю сразу, что ты не отвертишься, ясно?

— Ладно, — покладисто ответил Гарри, думая, что до того момента, когда Рон будет в состоянии отдать ему долг, это может как-нибудь забыться. — Как скажешь.

— Я действительно имею это в виду, — с нажимом добавил Рон, не обратив никакого внимания на полные искренности заверения друга. — Это должен быть мой подарок Гермионе, и я должен заплатить за него.

В этом Рон был прав, Гарри не мог поспорить. Если он смотрит на это с такой точки зрения, тогда придётся и правда взять с него эти деньги. Гарри однозначно тоже захотел бы отдать любое количество галеонов, если бы одалживал их у кого-то на подарок Джинни.

Сам Гарри исполнил своё давнее желание и предложил Джинни купить Гермионе общий подарок, за который намеревался заплатить сам, несмотря на любые возражения Джинни. Они уже обошли все магазинчики Хогсмида, но так ничего и не выбрали, и пару дней назад Джинни предложила написать во «Флориш и Блоттс», откуда им прислали подробнейший каталог всех доступных для покупки книг. Ни Гарри, ни Джинни не могли с уверенностью сказать, что именно могло заинтересовать Гермиону, и пока что остановили свой выбор на собрании сочинений Нитрасимуса Клавински. Десять томов, посвящённых «наиболее редко используемым, но интереснейшим заклятиям», как было написано в аннотации, должны были прийтись Гермионе по вкусу.

— Как думаешь, может, стоит уже заказать эти книги и перестать ломать себе голову? — шёпотом спросила Джинни, когда они вместе с Роном и Гермионой шли на ужин в Большой зал.

— Согласен, — ответил Гарри, почти не разжимая губ и делая вид, что смотрит в другую от Джинни сторону. — Завтра закажу.

Ужин уже подходи к концу, и Гарри готов был вернуться в гостиную, чтобы заняться уроками. Всё-таки он вынужден был признать, что делать домашнее задание заранее было не таким уж и нелогичным. Внезапно его внимание привлёк лёгкий переполох за столом преподавателей. Профессор МакГонагалл что-то взволнованно шептала на ухо профессору Сайпресу, а тот слушал её молча, изредка кивая головой и косясь на МакГонагалл со странным выражением. Профессор Трелони, которая сегодня почему-то посчитала нужным спуститься из своего кабинета, кажется, плакала.

— Гермиона, тебе не кажется, что там что-то происходит? — спросил Гарри, указывая на преподавательский стол.

— Кажется, — негромко отозвалась она, стараясь выглядеть не слишком заинтересованной. — Но, опять же, Гарри, это нас мало касается.

Она была права, но Гарри ничего не мог поделать: в каждом странном жесте или взгляде ему чудилась новая опасность, которую от него скрывают. Он продолжал краешком глаза следить за МакГонагалл, которая куда-то поспешно вышла. Рядом Рон вытянул шею, став ужасно похожим на жирафа, и следил за МакГонагалл, пока та не скрылась за дверью.

— Да что с вами такое? — сердито спросила Джинни, обмениваясь с Гермионой понимающими взглядами. — Не можете не совать нос не в своё дело?

— Просто интересно, — пробормотал Гарри, устыдившись своего поведения. Действительно, как любопытная девчонка, чуть шею себе не свернул. Правда, не они одни заметили необычное оживление за преподавательским столом: по всему залу слышались приглушённые голоса, студенты бросали взгляды на дверь, за которой только что скрылась профессор МакГонагалл, и никто не спешил уходить.

МакГонагалл вернулась неожиданно. По её взволнованному лицу Гарри понял, что стряслось что-то необычное, из ряда вон выходящее, но, кажется, не плохое. Проходя мимо них, профессор чуть замедлила шаг и негромко сказала:

— Думаю, в гостиной вас всех ждёт большой сюрприз.

Её взгляд ненадолго задержался на Роне, и Гарри с удивлением заметил на лице МакГонагалл непривычно мягкое, доброе выражение. Она чуть кивнула Рону с таким видом, будто он только что совершил невесть что, и быстрым шагом двинулась по направлению к вставшему из-за стола Сайпресу.

— Что происходит? — несколько напряжённо спросила Джинни, в упор глядя на Рона, с лица которого исчезли всякие намёки на любопытство. Он сильно побледнел и по какой-то причине виновато смотрел на Гермиону.

— Да, я хотела бы задать тот же вопрос, — заявила последняя. — Рон, ты хорошо себя чувствуешь?

— Вполне, — Рон прочистил горло. — Пойдёмте в гостиную? Или вам неинтересно, что там за сюрприз нас ждёт?

— Ещё как интересно, — Симус с энтузиазмом вскочил на ноги. — Лично я отправляюсь туда прямо сейчас.

Гриффиндорцы зашумели, и толкаясь, направились к выходу из Большого зала. Гарри улучил мгновение, когда ни Гермиона, ни Джинни не могли его слышать, и тихо спросил Рона:

— Ты, похоже, что-то знаешь об этом сюрпризе?

— Догадываюсь, — после довольно длинной паузы кивнул Рон, машинально подхватывая чуть не упавшую первокурсницу, которую сильно толкнул мальчик со Слизерина. — Эй, поосторожнее!

— Ох, что вас ждёт внутри! — воскликнула Полная Дама, когда первые ряды гриффиндорцев оказались в поле её видимости. — Идите уж так, не буду я спрашивать пароль.

Гарри, стараясь никого не толкать, пробирался к входу, крепко сжимая ладонь Джинни. Повисшая чуть впереди тишина на мгновение поразила его, но он тут же заработал локтями в два раза активнее, пробиваясь вперёд. Гостиную огласил громкий вздох, когда Гарри, наконец, поверх голов всех собравшихся смог разглядеть сюрприз. Посередине гостиной, ужасно испуганная, стояла Лаванда Браун.

В первое мгновение все замерли, не в силах так быстро осмыслить происходящее. Гарри увидел потрясённое лицо Парвати, которая смотрела на подругу так, будто видела призрака, и на секунду он даже подумал, что… Но все его предположения рассыпались в прах, когда Парвати с оглушительным визгом бросилась вперёд и стиснула Лаванду в объятьях с такой силой, что чуть не повалила ту на пол.

— Ты здесь! Ты здесь! — рыдала Парвати, крепко прижимая к себе подругу. — Почему ты мне не отвечала? Я уже столько всего передумала Почему ты молчишь, Лаванда?

Лаванда плакала. Негромко так, почти не заметно. Слёзы просто струились по её щекам, когда она попыталась что-то сказать Парвати, но голос её не слушался. Она практически улыбнулась, когда на неё налетели Симус, Дин и Невилл, осыпавшие её градом приветствий, поздравлений и объятий. Гарри чувствовал, что должен подойти, должен сказать что-то, что-то сделать, но Лаванда вдруг посмотрела куда-то поверх его плеча, и, обернувшись, Гарри увидел стоявшего за его спиной Рона.

Лаванда мягко высвободилась из обнимавших её рук и направилась в их сторону. Она подошла совсем близко, и молчать дальше было невежливо.

— Привет, Лаванда! — поздоровался Гарри, стараясь вложить в голос как можно больше сердечности. — Я так рад тебя видеть! Все очень волновались за тебя.

— Спасибо, — кивнула Лаванда, снова переводя взгляд на Рона. — Можно тебя на секундочку?

Рон бросил быстрый взгляд на Гермиону, но кивнул, растянув губы в преувеличенно жизнерадостной улыбке. Несмотря на все опасения Гарри, Лаванда не стала уводить Рона из комнаты, наоборот — она вытащила его в самый центр гостиной и повернулась к однокурсникам.

— Всем привет, — робко сказала она, поочерёдно оглядывая всех присутствующих. — Я хотела бы сказать спасибо за такой тёплый приём, я побаивалась, что вы можете не захотеть меня видеть теперь…

Конец фразы заглушили протестующие выкрики, которые Гарри поддерживал. Было бы слишком жестоко отвернуться от Лаванды теперь, когда у неё и так мало хорошего осталось в жизни. Тем более, так никогда не поступили бы те, кто знал Люпина.

— Дайте мне сказать, пожалуйста, — попросила Лаванда. — Мне очень тяжело говорить, но я должна. Потому что, если я не расскажу вам, никто не расскажет, а это неправильно. Все должны знать, Рон.

— Лаванда, не надо… — попытался прервать её Рон. — Послушай, ну кому это интересно?

— Мне, например, — тихо произнесла Гермиона, очень странно глядя на Рона. — Говори, Лаванда.

— Прости, Рон, это всё, что я могу… чем я могу…— Лаванда сделала глубокий вздох. — Вы спрашиваете, почему я не отвечала на письма, где я была всё это время. Так вот, я пыталась приспособиться к… ну, вы понимаете, — она жутко покраснела, и Гарри с болью подумал, что в её…болезни не было ничего стыдного. — В общем, сначала, когда я только поняла, что со мной произошло, я вообще хотела умереть, но потом ко мне в больницу пришли вы, — Лаванда посмотрела на Гарри, Гермиону и Джинни, недоуменно переглядывавшихся в ожидании продолжения. — И Рон… он много чего сказал мне тогда. После его ухода я много думала и поняла, что, возможно, он прав, и когда-нибудь я смогу смириться…

Гермиона резко выдохнула, и Гарри быстро взглянул на неё. Он не смог понять, что именно выражал её взгляд, устремлённый исключительно на Рона, но, кажется, в нём не было ни ревности, ни обиды.

— Я не буду рассказывать всего, — продолжала Лаванда. — Скажу только, что если бы не Рон, я бы никогда не оправилась в такие короткие сроки.

— Лаванда… — снова попытался прервать её красный как рак Рон, но Лаванда жестом заставила его замолчать.

— Он предложил мне каждое полнолуние отправляться к его брату, Биллу, — с глубокой благодарностью в голосе произнесла она, и Джинни вздрогнула от неожиданности. — Рядом с его домом есть что-то вроде бункера, Билл специально устроил его для профессора Люпина, на случай, если тому не удавалось достать необходимое зелье. Билл и Флер позволили мне проводить там каждое полнолуние, а потом — гостить у них, пока мне не становилось лучше. Там я чувствовала себя…нормальной, — грустно добавила Лаванда. — Дома все смотрели на меня так, будто я могла броситься на них или сделать что-нибудь и того хуже…

Сказать, что Гарри был потрясён, значило бы ничего не сказать. Он и подумать не мог… Рон ничего не говорил, даже не намекал, и Билл ни словом не обмолвился, что в его доме периодически живёт бывшая девушка его младшего брата. Джинни смотрела на Рона недоверчиво, словно не ожидая от него подобной доброты, периодически бросая встревоженный взгляд на Гермиону, которая замерла рядом с ней. Она не шевелилась, почти не дышала, следя глазами за Роном. Гарри очень надеялся, что она не найдёт в поведении Рона поводов для ревности, хотя, ситуация, конечно, складывалась необычная. Но, в любом случае, Рон поступил по-человечески, он ведь мог просто забыть про Лаванду, и никто не стал бы его осуждать.

— А ещё Рон каждый месяц доставал для меня аконитовое зелье, — добавила Лаванда. — Если его выпить, то почти…совсем и не больно даже. В общем, вот, я хотела, чтобы вы знали. Спасибо тебе большое, Рон. Если бы не ты, я бы никогда не вернулась в школу.

Рон кивнул и направился к тому месту, где застыла Гермиона. Он выдавил из себя пару ничего не значащих слов в ответ на одобрительные реплики однокурсников, но его взгляд был прикован к Гермионе.

— Прости меня, — тихо сказал он, останавливаясь перед ней. — Я должен был тебе рассказать, я знаю.

Гермиона молчала так долго, изучая его лицо, что Гарри почувствовал, как у него вспотели ладони. Если они сейчас снова поссорятся, Рон будет выбит из колеи, а совсем скоро первый матч с Пуффендуем… Хотя, важнее всего, что друзья снова будут страдать, а они как никто другой заслужили счастья.

Гермиона вдруг шагнула вперёд, обняла Рона за талию и прижалась к его груди. Джинни улыбнулась Гарри и потянула его подальше от застывшей парочки.

— Я так тобой горжусь, — успел услышать Гарри тихий шёпот Гермионы.

— Как думаешь, где Рон брал аконитовое зелье? — спросила Джинни, когда они удобно расположились вдвоём в одном кресле. — Оно ведь жутко дорогое.

Перед мысленным взором Гарри проплыли часы Рона. Кстати, если так подумать, из их комнаты пропало довольно много вещей, которые, как предполагал Гарри, Рон просто куда-то засунул, стараясь привести комнату в более менее пристойное состояние перед приходом Гермионы. Оказывается, всё было немного не так…

— Не знаю, — солгал он, посчитав, что правду может открыть только сам Рон. — Надо будет у него спросить.

Джинн чуть прищурилась, но кивнула, положив голову Гарри на плечо.

— Значит, заказываем тот набор книг? — её голос прозвучал сонно, и Гарри заглянул ей в лицо.

— Да ты же спишь, Джинни, — ласково сказал он, делая попытку встать с кресла. — Иди, не мучайся.

— Я бы с огромным удовольствием оставила всё, как есть, — пробормотала Джинни, целуя его в щёку. — Но, боюсь, новорожденная сдержанность Рона не выдержит такого удара. Даже если он будет спать в соседнем кресле, то сумеет нафантазировать такое, что нам с тобой и не снилось.

По поводу снов Гарри мог бы возразить ей, но не стал.

Возвращение Лаванды стало главной темой для обсуждения на все выходные. Профессора приходили поздороваться и обещали быть снисходительными к ней в первое время в виду её долгого отсутствия. Профессор Трелони разрыдалась при виде Лаванды и громко заявила, сморкаясь в платок, как тяжело ей было жить с сознанием того, что именно так всё и случится. Она ведь всегда так любила Лаванду и не хотела портить ей жизнь страшным пророчеством. Гарри отметил, что, кажется, во взгляде Лаванды, обращённом на любимую учительницу, появилось немного скепсиса.

Даже профессор Сайпрес отнёсся к Лаванде на удивление мягко, пообещав уладить все проблемы, какие только могут у неё возникнуть. Гарри никогда не слышал такого тепла в его голосе по отношению к кому-либо другому. Конечно, в глубине души все жалели Лаванду, но Сайпрес не зарекомендовал себя как человек, подверженный таким чувствам, как сострадание и жалость. Хотя, может быть, всё дело был в том, что Гарри совершенно не знал нового профессора как человека, это всё объясняло.

День рождения Гермионы выпадал на четверг, и Рон по секрету сообщил Гарри и Джинни, что хочет устроить вечеринку в субботу в Хогсмиде и что уже даже отправил сову мадам Розмерте с просьбой подготовить всё необходимое. Он также попросил Джинни отвлечь Гермиону чем-нибудь, пока они с Гарри забрали бы её подарок от ювелира. Гарри не терпелось посмотреть на эту неведомую подвеску, которая стоила как слиток чистого золота.

— Надеюсь, тебе понравится, — взволнованно говорил Рон, когда они быстрыми шагами двигались к ювелирной лавке, оставив девочек в магазине одежды, куда Гермиону затащила Джинни, заявив, что ей просто необходима новая парадная мантия. — Я так боюсь не угадать, всё-таки у Гермионы такой хороший вкус.

— Нашёл, с кем советоваться, — буркнул Гарри. — У меня со вкусом всё точно так же, как и у тебя, если верить Гермионе. Когда я покупал Джинни то платье на день рождения, и мы подбирали к нему туфли, Гермиона сказала, чтобы я никогда не вздумал покупать одежду самостоятельно. Тебе надо было взять с собой Джинни.

— Ага, а ты бы попросил Гермиону помочь тебе подобрать парадную мантию, да? — хохотнул Рон. — Интересно было бы на это посмотреть.

— Нет, конечно, — фыркнул Гарри, — я бы придумал что-нибудь другое.

На вкус Гарри, подвеска превосходила всякие ожидания. Правда, ювелир именовал её словом «кулон», которое Рон тут же взял на вооружение, посчитав более солидным. Это была маленькая выдра из белого золота с изумрудными глазками, которая, опять же по словам ювелира, могла предупреждать свою владелицу об опасности. Рон потом объяснил Гарри, что при создании кулона была задействована древняя и очень сильная защитная магия, связывающая золотую выдру с патронусом Гермионы. Оказывается, Рону пришлось сообщить мастеру некоторые подробности, касающиеся внешности и характера Гермионы, зато кулон получился просто чудесный. Гарри был уверен, что Гермиона будет в восторге.

Джинни, которой Рон показал кулон уже в замке, пока Гермиона была в библиотеке, тоже пришла в полный восторг от подарка и заявила, что Рон её очень и очень удивил своей изобретательностью. В воскресенье утром пришла огромная посылка из «Флориш и Блоттс», которую с трудом несли десять сов. Гарри постарался унести книги как можно быстрее, но у него осталось стойкое впечатление, что Гермиона всё-таки догадалась о содержимом свёртка. Точнее, приблизительно догадалась, как успокоила Гарри Джинни, ведь она не могла знать наверняка, какие именно книги они ей подарят. К тому же, продавец в письме заверил Гарри, что эти книги не переиздавались с тысяча девятьсот первого года, и их практически нигде невозможно было достать. Гермионе должно было понравиться.

Наконец, девятнадцатое сентября наступило. В это утро Рон одевался тщательнее обычного. Накануне он даже спросил у Джинни заклинание, чтобы погладить свою школьную мантию, чем немало позабавил Гарри, которому никак не приходило в голову, что в день рождения Джинни он выглядел ещё глупее. Рон хотя бы не привязывался к нему, заставляя одеть одинаковые носки.

Заранее посовещавшись, они приняли решение, что подарят Гермионе подарки непосредственно в день её рождения, а вечеринка будет просто вечеринкой, где подарки ей будут дарить остальные друзья. Джинни тактично намекнула Гарри, что они не должны мешать Рону, когда он будет преподносить Гермионе кулон, но Рон сам попросил их присутствовать при этом знаменательном событии. Гарри подозревал, что друг отчаянно боялся непредсказуемой реакции Гермионы и надеялся, что присутствие друзей придаст ему смелости.

Гермиона спустилась в гостиную в то же время, что и обычно. Во всей её внешности не было ничего, что выдавало бы, какой сегодня день, если не считать весёлого блеска карих глаз. Рон встретил её у лестницы и нежно поцеловал, прошептав что-то ей на ухо, отчего Гермиона зарделась и ласково провела ладонью по щеке Рона.

— С днём рождения! — Джинни крепко обняла Гермиону, поцеловав её никак не меньше ста раз, по подсчётам Гарри. — Желаю тебе всего-всего-всего!

— С днём рождения! — Гарри тоже обнял Гермиону, немного покачал её из стороны в сторону и отступил назад. — Ну что, будем дарить подарки?

— Ой, можно и потом, совершенно не обязательно прямо сейчас, — затараторила Гермиона, но её никто не слушал.

— Акцио подарок Гермионы! — приказал Гарри, и через полминуты в гостиную влетела внушительная подарочная коробка, которая плавно опустилась на пол прямо у ног Гермионы. — Это от нас с Джинни! — гордо заявил Гарри, ощущая себя счастливым от того, что они с Джинни могут подарить общей подруге один подарок на двоих. Потому что они пара, а пара может дарить один подарок, это вполне естественно, они ведь одно целое.

От этих приятнейших размышлений Гарри отвлёк радостный возглас Гермионы.

— Где вы их взяли? — потрясённо спрашивала она, глядя попеременно то на Гарри, то на Джинни. — Я читала про эту серию, но никогда не видела ни одной книги. Они, вроде как, больше не издаются, если я не ошибаюсь. А эти совсем новенькие.

— Недавно было переиздание, — улыбаясь от радости за доставленное ей счастье, ответил Гарри. — Мы с Джинни успели заказать тебе один экземпляр.

— Спасибо! — Гермиона порывисто обняла Гарри, потом чмокнула в щёку Джинни и прижала ладони к пылающим щекам. — Это же просто клад! Самое настоящее сокровище!

— Я бы не торопилась с выводами, — лукаво улыбнувшись, посоветовала Джинни. — Ты ещё не видела подарка Рона. Поверь мне, по сравнению с ним наши книжки покажутся тебе ничего не значащими свитками пергамента.

На лице Гермионы промелькнуло недоверчивое выражение, но тут же исчезло, когда она заглянула Рону в глаза. Наверное, она заметила что-то в глубине его голубых глаз, отчего улыбка моментально исчезла с её губ, и Гермиона заволновалась. Это был первый подарок на день рождения, который она должна была получить не от своего лучшего друга, а от своего парня — Рона Уизли. Гарри её понимал: этот момент запомнится на всю жизнь.

Рон нервничал. Он явно не знал, что сказать, куда деть руки, куда смотреть. Гермиона ждала, закусив губу, и следила за метаниями Рона по гостиной. Наконец, он решился, быстро подошёл к ней и достал из кармана маленькую бархатную коробочку, которую и протянул Гермионе. Она взяла её чуть дрожащими пальцами и, помедлив пару секунд, открыла.

Сначала Гарри испугался, что кулон ей просто не понравился, так долго молчала Гермиона. Он нерешительно взглянул на Джинни и с удивлением обнаружил, что она растроганно улыбается. Наверное, он совсем ничего не понимал в чувствах девушек, потому что ему лично казалось, что сейчас не было абсолютно никаких причин для улыбок.

Гермиона подняла на Рона глаза, полные слёз, и постаралась улыбнуться дрожащими губами.

— Не нравится? — испуганно спросил Рон, и Гарри с облегчением понял, что, по крайней мере, он не одинок в своих, похоже, абсолютно неверных суждениях.

— Рон, — прошептала Гермиона, тихонько всхлипнув, — она просто прекрасна.

Гарри показалось, что Рон чуть не рухнул на пол от облегчения, когда Гермиона бросилась ему на шею.

— Спасибо, — Гермиона зажмурилась, прижимаясь к Рону как можно крепче. — Ты даже не представляешь, как мне приятно, как я рада… Она такая красивая… У меня просто слов нет…

Минут через десять, когда Гермиона успокоилась, Рон объяснил ей свойства, которыми обладал кулон, чем вызвал новый взрыв восторга с её стороны.

— Поможешь застегнуть? — Гермиона робко взглянула на Рона, поворачиваясь к нему спиной, и тот только кивнул в ответ, с трепетной нежностью убирая волосы у неё с шеи. Джинни, словно невзначай, потянула Гарри к выходу из гостиной, оставляя влюблённую парочку наедине.

Это был очень счастливый день для Рона, потому что Гермиона, потрясённая его подарком до глубины души, никогда раньше не вела себя с ним так ласково. Она даже слова не сказала, когда Рон робко предложил оставить домашнее задание на потом, только придвинулась к нему ближе на диване, поглаживая пальцами спящую на груди выдру. Джинни объяснила Гарри, что он вряд ли понимает, какие чувства испытывает Гермиона, получившая такой подарок, и он заволновался, что в своё время не догадался купить что-то подобное ей.

— Гарри, я была просто на седьмом небе от счастья, когда ты подарил мне платье, — ласково сказала Джинни, видимо, угадав его опасения. — И это я ещё не говорю о «Молнии». Просто мы с Гермионой очень разные.

Нет, Гарри никогда не сможет понять всех этих тонкостей, можно даже не пытаться.

Приближался октябрь, и Гарри чувствовал лихорадочное нетерпение. До квиддича оставалась всего неделя, когда в команде начались проблемы. Дин, считавший, что Джинни необоснованно игнорирует его на поле, всё чаще ходил хмурый и недовольный.

— Я не буду летать по полю как полный идиот, если мне не отдают ни одного паса! — заявил он как-то после особенно удачной, на взгляд Гарри, тренировки. Правда, действительно, Дин в ней практически не участвовал. Но для этого были свои основания: Джинни настолько сработалась с Деннисом, что Гарри готов был заподозрить их в сговоре против Дина. Нет, нельзя сказать, чтобы его что-то не устраивало, потому что количество голов от устранения одного из охотников не уменьшилось. Дин же играл настолько ровно, настолько предсказуемо и как-то скучно, что Рон брал его мячи практически не глядя в его сторону.

— Слушай, это же получается не специально, — Гарри попытался придать голосу побольше убедительности. — Просто так совпадает. Тебе нужно быть поактивнее.

— Да ладно тебе, Гарри, — Дин выглядел разозлённым. — Ты прекрасно понимаешь, что Джинни делает это нарочно.

— Что именно Джинни делает нарочно? — переспросил Гарри, чувствуя, как внутри закипает гнев.

— Специально не даёт мне играть, — Дин раздражённо отшвырнул в сторону школьную метлу, на которой летал за неимением своей.

— Зачем ей это, интересно мне знать? — Гарри холодно поднял брови, старательно складывая свою мантию и стараясь не смотреть на Дина.

— Ты издеваешься? — Дин сверкнул на него глазами. — Никогда не слышал о вражде между бывшими?

— Что за бред? — Гарри даже поморщился. — Джинни нормально к тебе относится. Тем более, ей-то на что обижаться? Она сама тебя бросила.

Сказал — и тут же пожалел, но было уже поздно. На щеках у Дина заиграли желваки, он крепко сжал кулаки и в упор уставился на Гарри.

— Вы наверняка мило обсуждаете, как мне не повезло, да? — поинтересовался он чуть дрожащим от ярости голосом.

— Да нет, ты знаешь, нам есть чем заняться, — парировал Гарри, неосознанно стараясь причинить Дину боль. — Так что нам некогда вспоминать о тебе.

Дин выбросил кулак вперёд так резко, что Гарри успел увернуться лишь в самый последний момент. Он тут же повернулся, настороженно глядя на Дина, но не торопясь нападать. Неужели они устроят магловскую драку в раздевалке из-за Джинни? Это же просто смешно, честное слово, им нечего делить, Дин должен был ещё давно понять, что проиграл. На самом деле, он даже не участвовал в борьбе.

Но Дин считал иначе. Он внезапно прыгнул вперёд, сбил Гарри с ног, и они покатились по полу, нанося друг другу удар за ударом. Наконец, Гарри удалось вырваться, и он моментально вскочил, чувствуя, как распухает губа. У Дина из носа текла кровь, а под глазом угрожающей синевой медленно наливался кровоподтёк.

— Ты с ума сошёл? — Гарри очумело покрутил головой. — Зачем мы дерёмся? Нам нечего делить. Если ты считаешь, что Джинни намеренно не даёт тебе прикоснуться к квоффлу, я спрошу у неё об этом, хорошо?

Дин так и остался лежать на полу, тяжело дыша и угрюмо глядя на Гарри. Он ничего не ответил, и Гарри, шагнув вперёд, протянул ему руку, намереваясь помочь однокурснику подняться. Дин секунду смотрел на его протянутую ладонь, потом демонстративно отвернулся и встал сам.

— Как всё просто, да, Гарри? — язвительно спросил он, рукавом стирая с лица кровь. — Ты поговоришь с Джинни, и вопрос исчерпан.

— А разве нет? — Гарри почувствовал, как начинает болеть голова. — Что ты хочешь от меня?

Дин молчал, сверля его яростным и одновременно тоскливым взглядом. Его поникшие плечи совершенно не нравились Гарри, в душе зашевелилось нехорошее чувство, но он твёрдо решил ничего не спрашивать, чтобы конфликт закончился как можно быстрее.

— По-твоему, мне легко смотреть, как вы с Джинни… — Дин махнул рукой, отворачиваясь к своему шкафчику. — Ладно, забудь.

Гарри оторопел. Так вот оно что! А он и не предполагал, что у Дина могли остаться какие-то чувства к Джинни. Хотя, а у кого бы их не осталось?

— Слушай, не буду говорить, что мне жаль, — Гарри больше всего на свете хотел оказаться в гостиной Гриффиндора, рядом с Джинни, и чтобы этой сцены никогда не было. — Мне не жаль, что Джинни выбрала меня. Но я правда не думал, что у тебя всё так серьёзно.

Дин хмыкнул, но так и не повернулся к нему. Гарри уже собирался уйти, когда тот бросил ему в спину:

— По-моему, ты поступил подло.

— Подло? — Гарри был настолько удивлён, что даже не успел рассердиться. — В чём, спрашивается? Я не отбивал у тебя Джинни. Вы расстались.

— Интересно, из-за кого? — прошипел Дин, глядя на Гарри почти что с ненавистью. — Я всегда подозревал, что Джинни неравнодушна к тебе, всегда!

— И я в этом виноват? — Гарри пожал плечами. — Слушай, ты и правда не можешь ничего предъявить мне…

— Ничего не могу предъявить? — заорал Дин, наступая на Гарри. — По-твоему, это правильно — поцеловать девушку друга на глазах этого самого друга?

— Бывшую девушку. Вы расстались, — упрямо повторил Гарри. — Я ничего не делал, пока вы были вместе.

— Мы и раньше ссорились! — Дин зашагал из угла в угол. — Если бы ты не поцеловал её, мы бы помирились, как всегда.

— Слушай, — Гарри надоел весь этот цирк, — когда это мы были такими близкими друзьями, как ты говоришь? Мы всегда были приятелями, не отрицай. Если бы дело касалось Рона, то тут, согласен, я не должен бы был целовать его пусть и бывшую девушку. Но с тобой меня не связывает такая дружба. И всё-таки я не вижу ничего подлого, вы не были вместе.

— Вот как? — тихо переспросил Дин.

— Ты всегда дружил с Симусом, — Гарри почувствовал себя немного неловко. Не мог же Дин считать их лучшими друзьями? — Если бы это он поцеловал Джинни, я бы ещё тебя понял.

— Симус бы так не поступил, — отрезал Дин.

— Ну а я поступил! — Гарри потерял терпение. — Почему я не должен был? Я люблю Джинни, она любит меня, что нам мешает?

Дин вздрогнул, но ничего не сказал, внимательно глядя на Гарри.

— Когда-нибудь ты её всё равно бросишь, — едко заявил он вдруг. — Когда найдёшь себе девушку, соответствующую твоему статусу героя.

— Что ты сказал? — у Гарри потемнело в глазах. Даже не потемнело, а словно красная пелена проплыла. В эту секунду он готов был ударить Дина чем-нибудь тяжёлым по голове, и ему только с огромным трудом удалось сдержаться. — Не смей так говорить, понял?

Дин усмехнулся.

— А то что? — нагло спросил он, складывая руки на груди. — Ударишь меня ещё раз?

— Как будто я начал эту магловскую драку! — запальчиво выкрикнул Гарри, и Дин вдруг отшатнулся, как от удара.

— А я почти маггл, — тихо сказал он, глядя на Гарри так, будто увидел его в первый раз. — Я из семьи магглов, забыл? Я могу начать драться на кулаках, не используя палочку. Ты не можешь так унизиться, а я вполне.

— Что? — Гарри показалось, что он ослышался. Такое могли сказать Малфою, не ему. — О чём ты говоришь?

— Я давно заметил, что ты изменился, — бросил Дин, открывая дверь. — И далеко не в лучшую сторону.

Гарри остался стоять в раздевалке, тупо уставившись на захлопнувшуюся дверь. Он же совсем не это имел в виду! Как будто он упрекал Дина в его немагическом происхождении, чушь какая! Просто Дин его не так понял. Но в глубине души уже начало скрестись чувство вины. Видимо, он вёл себя как-то не так, если Дину могло показаться… Хотя, Дин обижен и расстроен из-за Джинни, он ненавидит Гарри, не может быть объективным. Гарри вспомнил взгляд, который кинул на него Дин перед тем, как закрыть дверь: в нём была настоящая глубокая обида пополам с разочарованием.

— Гарри! Что с твоим лицом? — Джинни привстала с кресла, тревожно глядя на него, и Гарри мысленно выругался. Занятый мыслями о Дине, он совсем забыл, что хотел сходить к мадам Помфри за настойкой бадьяна. Он так не хотел, чтобы Джинни узнала об этой отвратительной сцене!

— Да так, пустяки, — попытался он увернуться от ответа, но Джинни сложила руки на груди и чуть наклонила голову к правому плечу. — Джинни, правда, ничего страшного. Так, поцапался кое с кем.

— Не с Дином случайно? — подозрительно спросила Джинни, и Гарри вспыхнул от раздражения. Неужели у Дина хватило наглости рассказать обо всём Джинни? Наверняка он всё приукрасил.

— С Дином, — кивнул Гарри, стараясь принять независимый и безразличный вид. — Его вечно что-то не устраивает. Зачем только я взял его в команду?

— Гарри, — Джинни смотрела на него очень серьёзно, — что произошло?

Он не хотел рассказывать ей. И дело было даже не в нежелании, чтобы Джинни узнала о чувствах Дина. Гарри чувствовал себя виноватым. Дин сказал, что он изменился, а ведь со стороны всегда виднее. А что если он и правда стал вести себя как герой? Что если он даже не замечает этого за собой?

— Сначала Дин обвинил тебя в том, что ты специально не пасуешь ему, потому что он твой бывший парень, — нерешительно начал он, отходя подальше от навостривших уши первокурсников.

— Что? — Джинни широко раскрыла глаза. — Но это же бред! Я делаю так, как лучше для команды! Всегда! И если я не уверена, что Дин сможет забить, я пасую Деннису, вот и всё.

— Я знаю, — Гарри устало опустился в кресло, а Джинни устроилась напротив на маленьком пуфике. Гарри неприятно кольнуло, что она не села рядом, как они привыкли сидеть, тесно прижавшись друг к другу, а предпочла соблюсти дистанцию. — Я так ему и сказал.

Когда Гарри закончил рассказ, постаравшись ничего не пропустить и ни в чём себя не оправдать, Джинни слегка нахмурилась.

— Я чувствую себя ужасно, — Гарри откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза. — И как я только мог сказать ему такое?

— Но ты же не имел в виду ничего плохого, — убеждённо заявила Джинни, наконец, присаживаясь на подлокотник его кресла и обнимая его за шею. — Не обращай на него внимания, он просто злится на меня. А ты попал под горячую руку.

Гарри кивнул, так и не открыв глаз. Ему было невыносимо приятно ощущать руки Джинни на своей коже, слышать успокаивающие нотки в её голосе. Когда она была рядом, чувство вины отступало.

— На самом деле, я знаю Дина, — задумчиво сказала Джинни, — и я уверена, что ему сейчас даже хуже, чем тебе. Он и сам понимает, что несправедливо обошёлся с тобой. Он хорошо к тебе относится и в глубине души знает, что ты ни в чём не виноват, но… — она замялась, и Гарри приоткрыл один глаз как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джинни чуть улыбнулась. — Просто иногда бывает сложно держать себя в руках, когда ревнуешь кого-то.

Гарри поспешно кивнул. Уж кому, как не ему было знать об этом! Вспомнить только, как он испытывал не такие уж и дружеские чувства к ни в чём не повинному Невиллу!

— Я уверена, Дин извинится, — Джинни наклонилась и поцеловала Гарри в макушку.

— Я тоже извинюсь, — кивнул Гарри. — Я действительно не имел в виду его происхождение. Ты же знаешь, я в жизни бы не сказал ничего подобного. Я не Малфой.

— Кстати, о нём, — Джинни чуть отстранилась и заглянула Гарри в глаза. — Тебе не кажется, что уж кто-кто, а Малфой изменился больше всех?

— Ну, знаешь, странно бы было, если бы жизнь ничему его не научила, — Гарри криво улыбнулся, глядя, как Джинни таким естественным жестом откидывает длинные волосы, упавшие ей на лицо. — Может быть, тут сказывается влияние Дафны Гринграсс, кстати. Никогда бы не подумал, что на Слизерине могут учиться такие нормальные люди.

— Кажется, тут пахнет межфакультетской враждой? — раздался громкий голос, и в соседнее кресло со всего размаху плюхнулся Рон, бросив на пол свою метлу. Гарри с удивлением обнаружил, что друг, ушедший со стадиона на добрых полчаса раньше него самого, только сейчас добрался до гостиной. Хотя, они ведь ушли вместе с Гермионой, мало ли, может, погулять ходили.

— Рон! — Джинни метнулась к брату. — Немедленно встань!

— Что такое? — Рон и не подумал пошевелиться, отбиваясь от Джинни, которая схватила его за руку и попыталась вытряхнуть из кресла. — Я устал между прочим, а кресло не было занято, я видел.

— Там Пикси! — не своим голосом завопила Джинни, чуть не плача. — Ты раздавил его!

Рон подпрыгнул, как ужаленный, и с ужасом уставился на кресло. Гарри, привставший было, чтобы обнять Джинни, осторожно опустился назад, стараясь сдержать отчаянно рвущийся из горла смех.

— Что здесь происходит? — спросила подошедшая Гермиона, с удивлением переводя взгляд с готовой расплакаться Джинни на крутившегося вокруг своей оси Рона, пытавшегося рассмотреть свою пятую точку, как будто подозревая, что пушистика могло немного расплющить. Гарри чуть не разорвало от сдерживаемого смеха, но он постарался взять себя в руки ради Джинни.

— Джинни, не волнуйся, на Пикси, кажется, сижу я, — выдавил он, и Джинни резко обернулась к нему. — Я даже не заметил, как он… пришёл, видимо, пока мы с тобой разговаривали, и пригрелся у меня под боком, — Гарри выудил вполне себе довольного жизнью пушистика и протянул его хозяйке.

Джинни прижала к груди комок пуха, что-то нежно нашёптывая ему куда-то в районе головы, потому что ушей у этого недоразумения, как между собой называли Пикси Гарри и Рон, не было. Всё-таки оставалось загадкой, как Джинни, такая рациональная, презирающая все девчачьи уловки и ухищрения, не понимающая, как можно убиваться из-за порванной мантии, могла со всей страстью любить обычный комок пуха, даже не обладающий мозгом.

— Никто не хочет извиниться? — уточнил Рон, снова усаживаясь в кресло, только на этот раз предварительно внимательно его оглядывая. — Например, тот, кто незаслуженно обидел брата?

— А я тебя не обижала, — невозмутимо отозвалась Джинни, усаживаясь Гарри на колени. Гарри до сих пор непроизвольно взглядывал на Рона в таких случаях: никак не мог привыкнуть, что друг нормально реагирует на подобное поведение.

— Ага, обвиняют тут неизвестно в чём, — буркнул Рон, покосившись на сестру, прижавшуюся к Гарри и баюкающую абсолютно счастливого Пикси. На секунду Гарри подумал, что вот оно, терпение Рона, наконец, истощилось, но Рон только протянул руку и нерешительно обнял Гермиону за талию. Гарри пришлось наклонить голову, чтобы скрыть предательскую улыбку.

Гермиона, по инерции сделавшая шаг поближе к креслу Рона, повинуясь его руке на своей талии, рассеянно взглянула на него сверху вниз, но ничего не сказала. Судя по её виду, она о чём-то напряжённо размышляла.

— Гарри, как ты думаешь, стоит рассказать профессору МакГонагалл, как мы встретили профессора Сайпреса в Хогсмиде? — вдруг ни с того ни с сего спросила она, переводя на него сосредоточенный взгляд.

Гарри от неожиданности выпрямился в кресле, и Джинни чуть не свалилась на пол.

— Почему ты спрашиваешь? — он покрепче прижал Джинни к себе, снова откидываясь на спинку кресла. — И почему тебя это забеспокоило именно сейчас?

Гермиона потёрла лоб и, словно в нерешительности, взглянула на Рона. Рон улыбнулся ей в ответ, чуть крепче прижимая её к своему креслу.

— Может быть, ты уступишь Гермионе место? — лукаво поинтересовалась Джинни, делая вид, что искренне возмущена поведением брата.

— Не надо, — поспешно отозвалась Гермиона, не давая Рону открыть рот, чтобы высказать сестре всё, что он о ней думает. — Рон устал на тренировке.

— Не то слово, — притворно вздохнул Рон, делая страдальческое выражение лица. — Но я не буду сидеть, если ты стоишь.

Это был большой риск, потому что неподалёку от Гермионы стоял пуфик, и ничто не мешало ей сесть на него. Однако, Рону повезло: Гермиона, несомненно, занятая своими мыслями, недолго думая, уселась ему на колени, деловито расправив мантию.

— Я сейчас была у него в кабинете, — заговорила она, обращаясь в первую очередь к Гарри. — У Сайпреса. И знаете, он всё-таки странный, иногда он меня даже пугает.

— Что случилось-то? — нетерпеливо спросил Рон, покрепче сжимая руки.

— Да в общем-то ничего, — Гермиона покачала головой. — Просто, помните, как он выглядел тогда в Хогсмиде? Сегодня было ещё хуже.

Гарри почувствовал знакомое волнение. Совсем рядом была тайна, которую непременно нужно было разгадать, и они наконец-то этим займутся, если уж даже Гермиона признала, что Сайпрес и правда ведёт себя странно.

— А почему ты думаешь, что МакГонагалл нужно об этом знать? — уточнил он.

— Не потому, почему подумал ты, — чуть усмехнулась Гермиона, и Гарри почувствовал лёгкое смущение. — Я не подозреваю профессора Сайпреса ни в чём… плохом. Я просто подумала, что, возможно, ему нужна помощь?

— Гермиона! — Рон закатил глаза, утыкаясь лбом ей в спину.

— Ну что? — Гермиона беспомощно улыбнулась в ответ, поворачиваясь к Рону. — Мне кажется, что Сайпрес немножко… не в себе. Возможно, МакГонагалл не замечает пока что всех странностей в его поведении, и я подумала, что лишним не будет, если я ей об этом расскажу. Некоторые психические расстройства лечатся на ранней стадии, поэтому чем скорее мы…

— Ну что ты с ней будешь делать? — спросил Рон, всплеснув одной рукой. Второй он по-прежнему крепко обнимал Гермиону. — Ну, пойди и расскажи всё, облегчи свою совесть.

— Но, Гермиона, почему ты не думаешь, что у человека просто что-то могло случиться? — поинтересовалась Джинни.

— Именно так я и думаю, но всё равно считаю, что нелишним будет посоветоваться с МакГонагалл, — Гарри знал это упрямое выражение, так часто появлявшееся на лице Гермионы, но именно сейчас был с ней полностью согласен.

Он не считал Сайпреса Пожирателем или кем-нибудь похуже, в глубине души он почему-то не верил, что профессор замышляет что-то плохое. Нет, ничего подобного. Просто его грызло любопытство. Особенно с тех пор, как Сайпрес упомянул, что он встречался с Сириусом и с самим Гарри.

— Ты хочешь пойти прямо сейчас? — спросил Гарри, игнорируя свирепо мигавшего ему из-за спины Гермионы Рона, явно не желавшего, чтобы она поднималась или вообще двигалась.

— Думаю, да, — Гермиона попыталась встать, и, когда у неё это не получилось, очень строгим голосом произнесла: — Рон!

Рон разжал руки и, искренне огорчённый, потянулся к лежавшему на столе свежему номеру «Ежедневного пророка».

— Если хочешь, можешь пойти со мной, — гораздо мягче предложила Гермиона, и газета тут же полетела на пол, а Рон радостно вскочил.

Гарри покачал головой, глядя вслед друзьям, и с улыбкой посмотрел на Джинни.

— Они такие забавные, да? — спросила она, осторожно перекладывая уснувшего Пикси на освободившееся кресло, и Гарри подумал, что она и не думает учиться на своих ошибках. Когда-нибудь Рон Пикси всё-таки раздавит, и это будет не его вина.

— Очень, — подтвердил Гарри, целуя вернувшуюся Джинни в висок. — Чем хочешь заняться в выходные?

— Хотелось бы навестить Джорджа, — отозвалась она. — К выходным они с Ли уже наверняка обоснуются в «Зонко».

— Отличная идея.

До возвращения Рона с Гермионой Гарри честно занимался домашним заданием, но, честное слово, когда у тебя на коленях сидит любимая девушка и читает учебник по трансфигурации, невозможно сосредоточиться! Единственное, что хоть как-то мотивировало Гарри не сдаваться, было невероятное самообладание Джинни. Она вела себя так, будто сидела в обычном кресле, где не было Гарри, и читала учебник с поразительным вниманием, методично переворачивая страницы.

Наконец, портрет открылся, и в дверном проёме показалось недовольное лицо Рона. Гарри сразу понял, что МакГонагалл ничего не стала им рассказывать, как он и подозревал, в принципе.

— Профессор МакГонагалл вежливо посоветовала нам не совать нос не в своё дело, — сообщил Рон, подходя к ним поближе и с опаской глядя на безмятежно спавшего в кресле Пикси.

— Зато я убедилась, что она в курсе всего происходящего, и теперь моя совесть спокойна, — удовлетворённо заявила Гермиона, опускаясь на пуфик. Рон, кряхтя, устроился на полу у её ног. — МакГонагалл заверила меня, что она в курсе всего, что происходило в жизни профессора Сайпреса, и её нисколько не удивляет его поведение. Наоборот, она сказала, что он один из самых мужественных людей, которых она знает.

— То есть, скорее всего, у него была очень несчастливая жизнь, как мы и предполагали, — заключила Джинни. — Не подумайте, что я чересчур любопытна, но мне бы очень хотелось узнать его историю.

— Мне тоже, — кивнул Гарри. — Особенно ту её часть, которая касается Сириуса.

Внезапно, портрет снова открылся, и профессор Сайпрес собственной персоной возник на пороге общей гостиной.

— Всем здравствуйте, — вежливо поздоровался он, и Гарри сразу понял, о чём говорила Гермиона: в глазах профессора затаилась такая невыносимая боль, какой Гарри никогда не видел ни у одного человека. За исключением, быть может, Снейпа, рыдавшего в кабинете Дамблдора после смерти Лили. — Кто-нибудь видел мистера Томаса?

— Он у себя в спальне, — нерешительно отозвался Гарри, вставая, так как никто другой по какой-то причине не решился открыть рот. Хотя, в этом не было ничего удивительного, таким отчаянием веяло от нового декана. — Я могу позвать его, профессор.

— Да, пожалуйста, мистер Поттер, — Сайпрес кивнул ему, и на секунду в его глазах промелькнуло что-то тёплое, дружелюбное. Гарри показалось, что профессор просто-напросто отвык от вежливого, участливого отношения к себе, и сейчас был приятно удивлён любезностью со стороны Гарри.

Дин лежал на своей кровати, задёрнув полог, и Гарри пришлось несколько раз кашлянуть, прежде чем Дин выглянул из своего убежища. Увидев Гарри, он несколько растерялся, но постарался вести себя так, будто ничего особенного между ними не случилось. Гарри заметил огромный синяк у него под глазом и почувствовал лёгкий стыд.

— Тебя хочет видеть профессор Сайпрес, он ждёт в гостиной, — Гарри старался говорить как обычно, но, на его собственный взгляд, голос звучал слишком уж сердечно.

— Это что, по поводу драки? — спросил Дин, свешивая ноги с кровати и поправляя галстук.

— Только не говори, что думал, будто я ещё и наябедничать на тебя могу! — не сдержался Гарри, и в его голосе прозвучала непритворная горечь. Когда это случилось? Когда он так ужасно успел себя зарекомендовать?

— Слушай, ты не бери в голову всё, что я тебе наговорил, — неуверенно попросил Дин, опуская голову. — Я на самом деле так не думаю, просто вышел из себя.

Гарри молча протянул ему руку, и Дин с облегчением её пожал.

Сайпрес так и не сел до самого их появления и сразу же шагнул навстречу Дину.

— Мистер Томас, полчаса назад в школе побывал человек из Министерства, из Аврората, — спокойно произнёс он, глядя на растерявшегося Дина. — Вам просили передать эти бумаги.

Дин машинально взял протянутые ему Сайпресом толстенький пакет и конверт и в недоумении уставился на них.

— Что это такое? — изумлённо спросил он.

— Представления не имею, — В застывшем взгляде Сайпреса наконец промелькнула озабоченность. — Если хотите, можете прочитать прямо сейчас, и, если у вас появятся вопросы, я передам их директору, а она, в свою очередь, свяжется с Министерством.

Дин ошарашено кивнул и снова посмотрел на запечатанный пакет и конверт в своих руках. Все студенты столпились вокруг, и Сайпресу пришлось несколько раз напомнить всем, что в бумагах, скорее всего, содержится конфиденциальная информация. В конце концов, Дина усадили в кресло в самом углу гостиной, и Симус быстро разогнал наиболее любопытных студентов.

Дин поколебался несколько секунд, потом аккуратно разорвал пакет и достал из него несколько плотных листов пергамента. Сначала он просто читал, при этом на его лице не было ничего, кроме безграничного удивления. Потом он так неожиданно вскинул голову, что Гарри вздрогнул. Взгляд Дина на секунду задержался на Симусе, и он снова с жадностью вгляделся в текст. Пергамент сильно дрожал в его руке.

— Всё в порядке, мистер Томас? — спросил Сайпрес, и Гарри с удивлением заметил, что профессор задал вопрос не для проформы, что он и впрямь встревожен и готов помочь.

— Да… то есть, нет… не совсем… — пробормотал Дин, поднимаясь на ноги. — Я бы хотел прочесть это один. Это личное.

— Но всё в порядке? Вы уверены? — Сайпрес настойчиво заглянул Дину в лицо, положив ладонь ему на плечо.

Дин кивнул, стараясь ни на кого не смотреть, и побежал вверх по лестнице в свою спальню. Симус помедлил только пару секунд и бросился вслед за другом.

— Что там может быть? — тихо спросила Гермиона, ни к кому не обращаясь.

— Что угодно, — пожал плечами Гарри. — Дин долго скрывался в прошлом году, мало ли что могло произойти.

— Если вдруг что-то понадобится, — негромко сказал профессор Сайпрес, направляясь к двери, — я в своём кабинете. Обязательно приходите, хорошо?

Гарри проводил профессора изумлённым взглядом. Когда это произошло? Когда Сайпрес успел превратиться в заботливого декана? И ведь, кажется, он не притворяется, кажется, он и правда переживает за них.

Дина не было долго, почти два часа. Всем нужно было делать домашнее задание, но ни Гарри, ни Рон, ни Невилл не решились подняться в спальню. Почему-то все трое чувствовали, что Дину нужно побыть одному, максимум — наедине с лучшим другом. Сколько Гарри ни ломал себе голову, ему на ум не приходил ни один приемлемый вариант. Ну что там может быть, в этих бумага? Что могло произвести на Дина, маглорождённого, такое сильное впечатление? Что вообще Министерство, а уж тем более Аврорат, мог ему сообщить?

Дин не спустился к ужину, поэтому Гарри увидел его только поздно ночью, когда они уже просто с ног валились от усталости и понадеялись, что Дин давно спит. Но он не спал. Он сидел на полу рядом со своей кроватью, всё ещё держа в руках листы пергамента. Симус с таким видом, будто у него совершенно не осталось сил, прислонился затылком к холодной стене.

— Что случилось? — нарушил тишину громкий, потрясённый голос Рона, и Дин медленно повернул голову в их сторону. Сначала Гарри показалось, что Дин сейчас снова раскричится, может, даже бросится на них с кулаками, но тот только встал, и, шатаясь, двинулся в их сторону.

— Это письмо, — Дин говорил очень медленно, словно выталкивая из себя слова, — от главы Аврората. — Он потряс у Рона перед носом пергаментом. — Знаешь, что он пишет?

Рон помотал головой и нерешительно взглянул на Гарри.

— Он пишет, что сейчас, когда Волан-де-Морта больше нет, они рассекретили архивы, — Дин как-то растерянно улыбнулся и положил руки Рону на плечи. — И знаешь, что они там нашли? Досье Арчибальда Томаса, аврора. Моего отца.

Гарри моргнул раз, другой, третий, прежде чем до него дошёл смысл сказанного.

— То есть, Дин, ты полукровка? — восторженно спросил Невилл. — Но это ведь… это ведь хорошо!

— Это хорошо, — Дин кивнул, потом ещё раз, потом вдруг разразился громким смехом.

— Что с ним? — Рон испуганно взглянул на вставшего Симуса, но тот только головой помотал и с силой ударил смеявшегося Дина по щеке. Смех оборвался.

— А ещё в письме сказано, что Арчибальд Томас погиб в Первой магической войне, — спокойно, как будто это не он только что умирал от смеха, продолжил Дин, и Гарри почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. — А до этого успел попросить защищать его семью: жену и маленького сына. Меня.

Все молчали. Гарри прекрасно помнил, как давным-давно Дин рассказывал, что отец бросил его мать, с каким презрением говорил о нём. А теперь оказывается, что он предпочёл прослыть подонком в глазах сына, зато спас жизнь ему и его матери.

— Я же всю жизнь его ненавидел, — жалобно протянул Дин. — Маленький ещё мечтал, как когда-нибудь найду его и плюну ему в лицо. Я его кроме как козлом и не называл никак.

Гарри попытался представить, как бы он себя чувствовал на месте Дина, но не смог. Наверное, это и впрямь ужасно.

— Я должен написать об этом маме? — спросил Дин, озираясь по сторонам в поисках поддержки.

— Да, — Гарри произнёс это неожиданно для себя самого. — Твой отец заслужил это.

Дин кивнул и быстро вышел из спальни, прижимая к груди уже порядком помятый пергамент, не обратив никакого внимания на запрет выходить из спальни после отбоя.

— Ни у кого в чемодане не завалялось бутылочки огневиски? — нарушил тишину Симус. — Мне нужно выпить.

Невилл смущённо кашлянул, посмотрел на Гарри, потом на Симуса, потом снова на Гарри и неуверенно произнёс:

— Огневиски у меня, конечно, нет, но есть сок праволуции. Его можно пить, я знаю.

— Что такое праволуция? — подозрительно спросил Рон.

— Растение такое, — пояснил Невилл. — Его сок обладает антисептическими свойствами, но иногда его пьют вместо алкоголя. Правда, он очень горький, но зато сразу ударяет в голову.

— Давай, — Симус протянул руку, и Невилл полез в свой чемодан, зазвенев колбочками.

— Ты уверен? — Гарри Невиллу доверял, но пить сок какого-то неизвестного растения было уже чересчур, по его мнению.

— Слушай, я больше трёх часов провёл здесь с Дином, — Симус поёжился. — Это было по-настоящему ужасно. Морально тяжело. Мне нужно снять стресс.

Гарри спорить не стал.

— Может, Дину стоит заглянуть в Больничное крыло? Ему бы не помешал Умиротворяющий бальзам, — только предложил он.

— Не надо, — Симус выронил пустую колбу и схватился за горло. — Какая гадость! Невилл, у тебя есть ещё?

— Сколько угодно, — Невилл растерянно кивнул. — Только много его пить нельзя, голова будет страшно болеть утром.

— Да что ты? — хмыкнул Симус, откупоривая вторую колбочку. — Оставьте Дину пару-тройку, ему хватит.

Утром Гарри понял, что когда Невилл говорил, что голова будет болеть страшно, он ничуть не преувеличивал. С Гриффиндора сняли пятьдесят очков за массовый прогул мальчиков седьмого курса, и только заступничество профессора Сайпреса, которому после долгих уговоров Дин всё же рассказал о содержании письма, позволило им избежать ещё и наказания Хотя МакГонагалл не отказала себе в удовольствии и отчитала их по полной программе. И только потом Гарри с Роном почти ползком добрались до Больничного крыла, и сердитая мадам Помфри влила в них сильнейшее обезболивающее. Мало им было бед, так ещё и Гермиона ужасно на них рассердилась и не разговаривала с ними ровно неделю. Очень может быть, что она бы не смягчилась так быстро, если бы не пришло время для первого матча между Гриффиндором и Пуффендуем.

Приближающегося матча ждали все. Гриффиндорцы и пуффендуйцы вспоминали старые кричалки, придумывали новые, рисовали плакаты и пребывали в постоянном нервном возбуждении. Обе команды тренировались с утра до ночи, пока, наконец, МакГонагалл не запретила деканам бронировать поле из-за постоянных жалоб преподавателей на снижение успеваемости.

— Я, конечно, люблю квиддич, мистер Поттер, — возмущённо сказала она, когда Гарри решил лично попросить её разрешить команде тренироваться в ночное время. Для сна достаточно и шести часов, а остальное время можно провести на поле. Пуффендуйцы не успеют попросить о том же, и у Гриффиндора будет преимущество. — Но вы должны понять, что он ни в коем случае не должен мешать учёбе. Матч уже в эту субботу, несколько лишних тренировок ничего не решат.

— У Пуффендуя очень сильная команда, — объяснил Гарри. — Я был у них на тренировке, они и правда очень хорошо готовы, мы должны быть сильнее.

— Мистер Поттер, а почему вы считаете, что я должна болеть за Гриффиндор больше, чем за Пуффендуй? — спросила МакГонагалл, поджимая губы, но в её глазах блеснула улыбка.

— Но как… — Гарри даже дар речи потерял от неожиданности. — Профессор, вы же не могли…

— Я теперь директор, Поттер, — немного сварливо отозвалась МакГонагалл, — я не могу любить один факультет больше всех остальных.

Гарри почувствовал себя разочарованным. Он никогда бы не подумал, что МакГонагалл может поставить Гриффиндор в один ряд с остальными, что директорское кресло заставит её забыть о своей любви к родному факультету.

— Поттер! — окликнула его МакГонагалл, когда он отошёл от неё на несколько шагов, и Гарри обернулся.

Она осмотрелась по сторонам и быстро отогнула воротник. Всего на секунду, но Гарри успел заметить надёжно спрятанную у самого сердца красно-золотую розетку. Нет, ничто не заставит МакГонагалл меньше любить Гриффиндор, понял он. Может быть, она и довольно хорошо делает вид, что одинаково относится ко всем факультетам, но теперь Гарри знал, как отчаянно она будет болеть за них в субботу.

К счастью, все члены команды одинаково сильно хотели победить, в противном случае Гарри бы уже обязательно убили со всеми его наставлениями и нотациями. И как он только мог сердиться на Вуда когда-то? Ведь так важно донести до каждого члена команды свою мысль!

— Гарри, отстань! — твёрдо заявила Джинни, когда в пятницу утром за завтраком он начал снова, раз в пятнадцатый, излагать ей продуманную стратегию. — Я всё поняла и не меньше твоего хочу победить.

— Но эта мысль пришла мне в голову только сегодня ночью! — Гарри обернулся к Рону за поддержкой, но тот зажал уши. — Да что вы, в конце концов!

— Уже поздно что-либо менять, — Джинни примиряюще похлопала его по плечу. — Мы и так отлично готовы, всё будет хорошо.

Гарри и сам знал, что команда находилась в отличной форме, но это ничуть не успокоило его в субботу утром, когда, встав в пять утра, он вдруг с ужасом подумал, что будет, если они проиграют Пуффендую. Первый матч сезона должен был послужить основой для всех остальных, стать фундаментом будущих побед. Гарри поклялся себе поймать снитч как можно быстрее.

— Погода отличная, — робко заметила Гермиона за завтраком, накладывая Рону на тарелку гору гренков. — Ешьте побольше, вам понадобятся силы.

Рон, который куда меньше, чем раньше нервничал по поводу матча, с аппетитом принялся за свой завтрак. Гарри и хотел бы последовать его примеру, но не мог, хотя и знал, что нужно заставить себя проглотить что-нибудь.

— Гарри, — он почувствовал, как Джинни взяла его за руку, — поешь немного.

— Я не хочу, — улыбнулся он, но Джинни упрямо взяла его тарелку и вывалила на неё чуть ли не половину бекона, со стоявшего на столе блюда. — Джинни, правда, у меня нет аппетита.

— Ты что, волнуешься, что мы можем проиграть? — Джинни говорила очень тихо, чтобы никто не мог её услышать. — Это абсолютно исключено. Гарри, у нас ещё никогда не было такой сильной команды со времён Вуда! Мы просто не можем проиграть.

Гарри кивнул, почувствовав прилив уверенности. И правда, что это он разнервничался, в самом деле?

— Я тебе обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы… — глаза Джинни сверкнули, и Гарри залюбовался ей в эту минуту. — Если понадобится, я зубами выгрызу эту победу для тебя.

Гарри поцеловал её, чувствуя, как пропадают остатки неуверенности. С такой командой они не могут проиграть.

Небо было на удивление ясным для начала октября, ни одного облачка. Было довольно прохладно, и Гарри настоял, чтобы все одели под спортивные мантии тёплые свитера, а Джинни ещё и собственноручно повязал на шею лёгкий шарфик. Она раздражённо закатила глаза, но ничего не сказала. Гарри знал, что только его волнение по поводу матча помешало ей проявить характер, но всё равно был доволен.

— Удачи вам! — пожелала бледная Гермиона, заразившаяся царившим в раздевалке волнением. — Я знаю, вы победите!

Она быстро чмокнула в щёку Гарри и Джинни, потом повернулась к Рону и одарила его долгим, нежным поцелуем. Лицо Рона раскраснелось. Гарри видел, что другу не терпится броситься в бой.

— Вы всё знаете, — негромко сказал Гарри, когда за Гермионой закрылась дверь. — Это очень важный матч. Что я могу сказать? Постарайтесь сделать всё возможное. Мы победим!

В ответ ему раздались воодушевлённые выкрики, и вся команда во главе с Гарри вышла на поле.

— Поприветствуем команду Гриффиндора! — разнёсся над полем громкий голос, и, взглянув на трибуну, Гарри увидел в комментаторском кресле Симуса. — Это несколько обновлённый состав, как видите. В этом году вы можете лицезреть в команде в качестве охотников Дина Томаса и Денниса Криви. Ну что же, посмотрим, насколько они оправдают выбор капитана.

Симус будет стараться быть объективным, понял Гарри. Это и правильно, но вряд ли ему удастся превзойти комментарии Ли.

— На поле появляется команда Пуффендуя, — продолжал Симус. — Это совершенно новый состав. В этом году капитаном стала Эмма Киттеридж, самый опытный игрок команды.

Гарри присмотрелся, и увидел худенькую девочку в жёлтой мантии с капитанской повязкой на руке. Он помнил её. Она была загонщиком Пуффендуя, когда сам он был ещё на пятом курсе. Кажется, она училась на одном курсе с Джинни. Несмотря на свой довольно хилый вид, Эмма очень сильно била по бладжерам.

— Охотники — Алекс Боунс, Дерек Бэйли и Ханна Аббот, вратарь — Дик Стоун, загонщики — Эмма Киттеридж и Патрик Коулсон, ловец — Анджела Фицуильям.

Кажется, Ханна была самой старшей среди пуффендуйцев. Для Гарри вообще стало сюрпризом её попадание в команду, насколько он помнил, Ханна никогда до этого не пробовалась. Но он уже убедился, что она довольно неплохо выглядит на поле. До Джинни ей, конечно, было далеко, но нельзя было отрицать, что у Ханны были все шансы забить сегодня пару-тройку голов. Больше Гарри никого не знал. Пуффендуй действительно максимально обновил команду. Эмма, видимо, посчитала, что прилив свежей крови может положительно отразиться на их шансы получить кубок в этом году. Единственное, как считал Гарри, она не учла, что на стороне Гриффиндора всегда останется опыт, который не позволит новичкам, пусть даже и самым одарённым, сегодня выиграть.

— Команды, приготовиться! — выкрикнула мадам Трюк, поднося к губам свисток. — Как всегда, я жду от вас честной и красивой игры! Начали!

Гарри с силой оттолкнулся ногами от земли и резко взмыл в воздух, чувствуя, как ветер свистит в ушах и треплет мантию. Рядом на такой же скорости неслась к небу Джинни, её длинные рыжие волосы развевались за спиной.

Игра началась с яростной атаки Пуффендуя, однако, быстро закончившейся, когда Деннис ловко перехватил квоффл, который Алекс Боунс, кажется, это был младший брат Сьюзен, отправил Дереку Бэйли. Деннис молнией пролетел мимо Гарри, направляясь к воротам Пуффендуя, ловко увернулся от посланного в него Эммой Киттеридж бладжера и забил первый гол.

— Новый охотник Гриффиндора Деннис Криви открывает счёт: десять -ноль в пользу Гриффиндора! — завопил в микрофон Симус, в его голосе отчётливо слышалась радость, и Гарри с улыбкой оглянулся на него. Симус быстро сел в своё кресло и постарался придать лицу невозмутимое выражение, но это ему не удалось, и Гарри понял, что ни один истинный поклонник квиддича не может быть объективным настолько, чтобы не радоваться успехам своей любимой команды.

Следующий мяч с лёгкостью забила Джинни, и Гарри почувствовал гордость за неё, следя за грациозностью её движений, когда она стрелой неслась к кольцам соперника, с ловкостью уворачиваясь от всех встречающихся препятствий. «Молния» слушалась Джинни, кажется, по велению мысли.

Первый мяч в кольца Гриффиндора послал Дерек Бэйли, но Рон, едва не свалившись с метлы, успел самыми кончиками пальцев перенаправить его Дину. Гарри облетал поле круг за кругом, лихорадочно вглядываясь в пространство перед собой, но снитч ещё ни разу не появлялся. Анджелу Фицуильям он не боялся. Девочка летала хорошо, но ей не хватало самого важного — скорости.

— Гриффиндор ведёт со счётом девяносто — двадцать! — громко объявил Симус минут через двадцать, и Гарри почувствовал удовлетворение. Всё-таки он хорошо подготовил команду.

Внезапно у левого кольца, перед которым маячил Рон, что-то блеснуло, и Гарри сорвался с места с сильно забившимся сердцем. Он увидел снитч и уже не выпускал его из виду, краем глаза заметив, как справа к нему приближается Анджела Фицуильям. Гарри не позволил себе взглянуть на неё, боясь упустить снитч. Когда до крохотного золотого мячика оставалось несколько футов, и Гарри уже вытянул вперёд руку с растопыренными пальцами, из-за его плеча внезапно появилась Анджела и маленьким вихрем пронеслась мимо. Гарри прибавил скорости, пытаясь оправиться от удивления. Как она смогла приблизиться к нему на своём стареньком «Нимбусе»? Видимо, и правда здорово летает.

Трибуны ревели, и Гарри внезапно понял, что, упусти он сейчас снитч, и его славе непревзойдённого ловца наступит конец. Проиграть девчонке-второкурснице! Но нет, это невозможно, он не может допустить этого.

Снитч внезапно рванулся к земле, и Гарри устремился за ним, спикировав так резко, что его чуть не перевернуло в воздухе. К его огромному удивлению, Анджела так же бесстрашно неслась вниз и, кажется, не собиралась сдаваться. Симус что-то вопил в микрофон, но Гарри не мог разобрать ни слова из-за свистевшего в ушах ветра. До земли оставалось совсем немного, когда Гарри, отчаянно рванувшись вперёд, схватил снитч и крепко сжал его в ладони. Раздался оглушительный вопль, вырвавшийся одновременно из сотни глоток, но Гарри не успел почувствовать восторг победы, пытаясь выйти из пике.

В какую-то долю секунды он успел осознать, что это ему не удастся. Не в этот раз. Он был слишком низко, и ему просто-напросто не хватало высоты, чтобы выровнять метлу.

— Чёрт, Гарри, тормози! — заорал Рон откуда-то сверху, но было уже поздно. Хотя Гарри удалось немного сбросить скорость, всё же сила удара была такова, что на несколько секунд он, видимо, потерял сознание.

— Отойдите, отойдите! — было первое, что он услышал, когда пришёл в себя, и над ним склонилась белая как полотно МакГонагалл. — Поттер, вы живы?

Гарри хотел ответить, но язык его не слушался, и он издал только какой-то нечленораздельный звук.

— Сейчас, потерпите немного, мадам Помфри уже бежит, — кажется, МакГонагалл погладила его по плечу.

— Гарри… — раздался с другой стороны отчаянный шёпот, и он узнал Джинни. — Как же так?

Он хотел повернуть к ней голову, но с удивлением обнаружил, что не может шевельнуться. Гарри почувствовал ужас. Его что, парализовало?

— Поттер, вы меня слышите? — раздался над самым его ухом требовательный голос мадам Помфри, и Гарри снова попытался открыть рот.

— Вы не можете говорить? — Гарри снова издал мычание, покачать головой он не мог. — А шевелиться можете? Моргните, если да.

Гарри вытаращил на неё глаза, и лицо медсестры приняло озабоченное выражение.

— Похоже, он повредил позвоночник, — озабоченно сказала мадам Помфри, обращаясь к МакГонагалл. — Его лучше не трогать.

— Но вы же сможете… — Гарри узнал дрожащий голос Гермионы, — сможете…

— Разумеется, смогу, моя милая, — рассеянно пробормотала мадам Помфри, и Гарри, вздохнув с облегчением, увидел, как она достаёт палочку. — Будет больно, Поттер. Но вам очень повезло: ещё бы чуть сильнее, и я бы не справилась.

Гарри почувствовал, как чья-то рука сжала его плечо, и безошибочно угадал Джинни. Рука довольно сильно дрожала. Мадам Помфри начала бормотать какие-то заклинания, и Гарри ощутил, как всё его тело, каждую косточку, пронзила сильнейшая боль. Он с трудом подавил стон, не желая расстраивать Джинни ещё больше. Не так больно, как Круциатус, конечно, но приятного мало. Наконец, пытка закончилась, и Гарри выдохнул.

— Пошевелите пальцами, Поттер, — приказала мадам Помфри.

Гарри пошевелил, поднял руку, потом покрутил головой, заметив, какая толпа собралась вокруг него. Слева, прямо на земле, сидела бледная Джинни, всё ещё державшая его за плечо, рядом стояли Рон с Гермионой.

— Всё нормально, — хрипло выдавил Гарри. — Спасибо большое.

— Ох, Поттер, — вздохнула мадам Помфри, — как же мне надоело вас лечить, если бы вы знали.

— Я больше не буду, — Гарри улыбнулся ей, взглянув на Джинни, но та резко поднялась на ноги и зашагала куда-то в сторону. Гарри смотрел, как она поднимает брошенную в спешке метлу, закидывает её на плечо и быстрыми шагами направляется в сторону раздевалки.

— Как ты себя чувствуешь? — Гермиона смотрела на него озабоченно.

— Почему ты не затормозил? — спросил Рон, поддерживая осторожно приподнявшегося Гарри и помогая ему встать.

— Не успел, — Гарри быстро оглядел всех собравшихся. — Со мной всё нормально, не волнуйтесь.

Он повернулся и, слегка покачиваясь, побежал в раздевалку вслед за Джинни. Она уже успела стянуть с себя спортивную мантию и теперь ожесточённо запихивала её в сумку, оставшись в одном свитере красивого тёмно-зелёного цвета.

— Эй, всё нормально? — тихо спросил Гарри, прикрывая за собой дверь.

Джинни даже не обернулась, чуть не вырвав на сумке молнию.

— Ты чего? — Гарри подошёл и взял её за плечи, но она вырвалась и отступила на шаг назад. — Что такое?

— Да ничего! — зло выпалила Джинни. — Подумаешь, мой парень чуть не разбился ко всем чертям, всего-то!

— Со мной уже всё нормально, — Гарри крутанулся на месте, показывая, что не испытывает никакого дискомфорта. О том, что всё его тело болело так, будто по нему стадо кентавров пробежалось, ей знать было необязательно. — Видишь?

— Ну и хорошо! — Джинни попыталась оттолкнуть его, взвалив сумку себе на плечо. — Пусти меня!

— Да что такое, в самом деле? — Гарри силой отобрал у неё тяжёлую сумку и поставил её на ближайшую скамейку. — Почему ты злишься на меня?

— Ты прикидываешься? — Джинни резко откинула волосы с лица. — Тебе не хватило приключений или что? Ещё погеройствовать решил?

— Что? — Гарри уставился на неё. — Я снитч ловил вообще-то!

— Ты чуть не разбился! — закричала Джинни, наступая на него и тыча пальцем ему в грудь. — Ты! Чуть! Не разбился! Ты вообще думаешь своей головой, когда что-то делаешь?

— Я ловил снитч! — Гарри рассердился. — Мне казалось, ты понимаешь, как для нас важна эта победа. Ты-то должна понимать!

— И что теперь, убиться надо было ради этой победы? — Джинни была по-настоящему разъярена. — Ну не поймал бы ты этот снитч, что бы случилось?

— Его могла поймать эта Анджела! — выпалил Гарри. — Ты видела, как она летает?

— Ну и поймала бы она этот несчастный снитч, дальше что? — Джинни трясло от ярости, она с трудом держала себя в руках. — Зачем тебе понадобилось калечиться?

— Ты слушаешь меня? — Гарри был очень зол. Она ничего не понимает! — Мы могли проиграть!

— Это всего лишь игра! — отчаянно закричала Джинни так громко, что Гарри всерьёз напугался, как бы крыша не рухнула. — Игра, понимаешь? Ничего такого, из-за чего стоило бы калечиться!

— Со мной всё нормально! — заорал Гарри, подпрыгивая на месте. — Я в порядке! Ничего не случилось!

— А могло случиться! — выкрикнула Джинни и махнула рукой. — Я иду в замок.

— Ну и прекрасно, — Гарри отошёл от двери. — Иди. Я остаюсь, подожду Рона.

Джинни вышла за дверь, и Гарри тут же почувствовал себя одиноким. Он так и не понял, из-за чего они поссорились, но точно знал, что прав. Джинни не должна была так реагировать. В конце концов, они в одной лодке, она хотела выиграть не меньше, чем он. Подумаешь, ну упал он, ну немножко потерял сознание, ну повредил позвоночник…

Гарри почувствовал себя последней свиньёй. Он вспомнил воспоминания Джинни, вспомнил, как сильно она всегда переживала за него, вспомнил, как пообещал себе, что больше ей не придётся бояться за него. И что получилось? Он на огромной скорости врезался в землю, потерял сознание, его на некоторое время парализовало. Это он называет «не о чем волноваться»?

— Вы поругались? — с порога спросил Рон, влетая в раздевалку, за ним зашла расстроенная Гермиона.

Гарри кивнул, опускаясь на скамейку и вытягивая отчаянно нывшие ноги. Видимо, придётся зайти к мадам Помфри и попросить немного обезболивающего.

— Гарри, Джинни очень испугалась, — тихо сказала Гермиона. — Очень.

— Я знаю, — буркнул Гарри, закрывая глаза. — Я не подумал об этом.

— Ох уж этот квиддич, — вздохнула Гермиона и уселась рядом с ним. — Ну, зачем ты так рисковал?

— Я хотел поймать снитч, — упрямо повторил Гарри, не желая признаваться, что побоялся проиграть девчонке.

— Поймал, — широко улыбнулся Рон, протягивая Гарри ладонь, которую тот с радостью пожал. Хоть кто-то его понимает! — Но мог бы и не ловить лучше, раз чуть не убился.

Гарри выдернул ладонь из руки Рона и поднялся на ноги.

— Гарри, пойми, мы все хотели, чтобы Гриффиндор победил, — начала Гермиона, — но зачем же было…

— Я знаю, — перебил её Гарри. — Я понимаю, что не должен был так рисковать, но в тот момент я был уверен, что успею выйти из пике.

— Какое там, до земли было футов пять! — Рон махнул рукой. — Я думал, всё, крышка.

— Ты забыл, как мне везёт? — попытался пошутить Гарри, но тут же понял, что шутка не удалась. — Всё, не надо, я понял!

Гермиона нахмурилась, но приход остальной команды не дал ей возможности начать новый виток нотаций.

— Победа! — Дин вскинул руку вверх. — Но только, Гарри, всё-таки в следующий раз…

Гарри громко застонал, уткнувшись лицом в грязную мантию.

— Ага, это было ужасно! — тоненько пробормотал Деннис, усаживаясь напротив Гарри. — Я чуть со страху не умер.

— Простите! — Гарри поднялся. — Не подумал я, не до того было.

— В следующий раз бери с собой на игру мозг, — посоветовал Рон, стаскивая с себя свитер и берясь за ворот футболки, и у Гарри, пока он смотрел на него, мелькнула какая-то мысль. — А то в следующий раз может и не повезти.

— Не снимай! — заорал Гарри, а Гермиона, подскочив к Рону, рванула его футболку вниз с такой силой, что Рон от удивления разжал пальцы.

— Вы чего? — удивлённо спросил Кут, уставившись на них. В раздевалке повисла тишина.

— Холодно, — ляпнул Гарри первое, что пришло на ум. — Замёрзнешь.

Всю дорогу до замка Рон молчал, периодически бросая на Гермиону виноватые взгляды.

— Я забыл, — понурив голову, признал он, когда они почти дошли до портрета.

— Не забывай больше, — сердито отозвался Гарри. — Не шутки всё-таки.

Гермиона назвала пароль, и все трое зашли в гостиную.

— Чем займёмся? — спросил Рон, стараясь вложить побольше жизнерадостности в голос. — Домашним заданием?

Гермиона не смягчилась.

— Завтра Хогсмид, а на понедельник много делать, — не успокаивался Рон. — Надо бы эссе по зельям написать, как думаешь?

Гермиона бросила на него мрачный взгляд.

— Напиши, — коротко сказала она, отворачиваясь, чтобы позвать Живоглота.

— Гермиона, ну что ты сердишься? Я же не специально, я просто забыл, — пробормотал Рон.

— Да потому что вы надоели! Оба! — воскликнула Гермиона так неожиданно, что Рон чуть не свалился с пуфика, на котором сидел. — Один с метлы падает, чтобы поймать снитч, другой ни о чём не думает вообще!

Гарри с Роном переглянулись и молчаливо признали её правоту.

— Ладно, правда, извини, Гермиона, — твёрдо сказал Рон, подходя к ней. — Мы оба должны быть осмотрительнее, согласен.

Гермиона, всё ещё недовольная, кивнула и развернула своё почти дописанное эссе.

— Никто не видел Джинни? — неуверенно спросил Гарри, но Рон только головой помотал.

— Зная чудесный характер моей маленькой сестрёнки, — лукаво сказал он, — тебе ещё месяц придётся извиняться.

— Не говори ерунды, — отмахнулся Гарри. — Джинни просто испугалась. Завтра всё будет нормально.

— Просто испугалась? — переспросил Рон, оглядываясь на Гермиону. — Она на ходу с метлы спрыгнула!

— Ну, сильно испугалась, — исправился Гарри, чувствуя себя ещё более виноватым. — Завтра она перестанет дуться.

Но, когда Джинни так и не появилась в гостиной, а на улице уже начало темнеть, его уверенность начала испаряться. Джинни умела выдержать характер, это было известно всем.

— Так, ладно, я пошёл, — Гарри поднялся с кресла, захлопнув так и не пригодившийся учебник по трансфигурации. — Я придумал, что делать.

— Что? — насторожилась Гермиона. — Надеюсь, ничего такого, что…

— Гермиона, не начинай! — отрезал Гарри. — Я должен помириться с Джинни.

— Значит, ничего хорошего, — Гермиона тяжело вздохнула. Гарри видел, что она борется сама с собой. — Ну ладно, будем считать, что я ничего не знаю.

— Спасибо, — Гарри быстро поцеловал её в макушку и направился к выходу из гостиной, прихватив с собой метлу.

Он вышел из замка совершенно спокойно, до отбоя ещё было время, и пока что он не нарушил ни одного правила. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, Гарри оседлал метлу и взмыл в небо. Он старался лететь так, чтобы его нельзя было заметить из окон замка, но быстро махнул рукой на конспирацию. Ну, накажут и накажут, ничего не поделаешь.

Гарри довольно быстро нашёл нужное ему окно и, осторожно приблизившись к нему, тихо постучал в стекло. Через пару мгновений он увидел удивлённое лицо Джинни, которая сначала смерила его изумлённым взглядом, потом хотела отойти от окна, но не удержалась и улыбнулась. Гарри сделал ей знак открыть окно, и Джинни, поколебавшись пару секунд, исполнила его просьбу.

— Не налетался сегодня? — спросила она, но Гарри видел, что она уже простила его. — Не удалось свернуть шею, почему бы ещё разок не попробовать, да?

— Я больше не буду так рисковать, обещаю, — торопливо заверил её Гарри. — Прости, Джинни, я должен был подумать, что ты испугаешься.

Джинни улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.

— Слушай, как думаешь, — Гарри неуверенно взглянул на неё, — если я залезу через окно, защитные чары всё равно сработают?

— Давай только не будем проверять, — Джинни погрозила ему пальцем. — Неизвестно, во что может превратиться подоконник, если ты дотронешься до него.

— Тогда, может быть, ты спустишься в гостиную? — предложил Гарри, делая вид, что собирается подлететь поближе, и Джинни замахала на него руками.

— Ладно, ладно, иду.

Рон был явно удивлён той скоростью, с какой Гарри получил прощение.

На следующий день они с самого утра отправились в Хогсмид. Джордж и Ли уже вовсю обосновались в «Зонко» и как раз громко о чём-то спорили, когда ребята прошли в заднюю комнату за торговым залом.

— Это исключено, приятель, — говорил Ли. — Совершенно исключено.

— Но это же единственный выход! — горячился Джордж. — Какой тогда смысл был вообще покупать этот магазин?

— В чём дело? — осведомился Рон, привлекая к себе внимание брата. — О чём спорите?

— Ли не хочет оставаться здесь за главного, — пояснил Джордж. — А у меня нет времени искать продавца.

— А кто будет помогать тебе, если Ли останется? — тревожно спросила Джинни, и Гарри понял, что настоящим вопросом было: «А кто будет следить за тобой, если Ли останется?»

— Я и один справлюсь, — отрезал Джордж, и Гарри не очень понравилась та настойчивость, с которой он пытался избавиться от друга. Очень может быть, что Джордж и правда беспокоился за свой бизнес, но вдруг нет?

— Спроси кого-нибудь из местных, — предложил Рон. — Наверняка кому-нибудь нужна работа.

— Мне не нужен человек с улицы, — Джордж покачал головой. — Я не могу доверить магазин неизвестно кому. Не хватало ещё, чтобы меня обворовали.

— Кто кого обворовал? — раздался с порога новый голос, и все повернули головы к только что вошедшей Анджелине.

— Пока что никто никого, — Джордж поцеловал её в щёку, и Гарри показалось, что он очень рад её видеть. — Что ты делаешь в Хогсмиде?

— Я хотела зайти в твой магазин в Косом переулке, но там было закрыто, и я подумала, что вы с Ли отправились сюда, — Анджелина робко улыбнулась Джорджу. — Я хотела тебя попросить кое о чём.

— Мы подождём на улице, — предложила Гермиона, потянув Рона за руку, но Анджелина замахала руками.

— Нет, нет, не уходите! — воскликнула она. — Ничего секретного. Просто, дело в том, что я потеряла работу. Сразу после победы я и думать не могла, чтобы вернуться на прежнее место, а теперь туда уже взяли новую сотрудницу.

— А где ты работала? — поинтересовалась Джинни.

— В Мунго, — Анджелина теребила прядь волос, выбившихся из всё такого же скучного пучка на затылке. — Младшим помощником целителя. Но сейчас мне объяснили, что я уже многое забыла, и мне нужно начинать сначала. Я так не хочу.

Джордж смотрел на неё вопросительно.

— Я подумала, не могу ли я помочь тебе? — неуверенно продолжила Анджелина. — Вы как раз открываете этот магазин, может, я поработаю тут немного, пока не найду ничего другого?

— Конечно! — с радостью воскликнул Джордж. — Отлично, тебе я могу доверять.

— Погодите, — Ли поднял ладонь. — Если уж на то пошло, то давайте лучше наоборот: я остаюсь здесь, а Анджелина будет помогать тебе в Косом переулке?

— Почему? — удивлённо спросил Джордж.

— Ей есть где жить, вечером она будет уходить домой, — спокойно пояснил Ли. — Мне неудобно стеснять тебя. А здесь я буду сам себе хозяин.

— Ты меня нисколько не стесняешь, — возразил Джордж. — Но если для тебя так лучше, то, конечно, давай так и сделаем. Ты не против, Анджелина?

Анджелина покачала головой, немного смущённо взглянув на Джорджа. Гарри увидел озадаченное выражение на лице Джинни, заметил, как они с Гермионой переглянулись, и снова почувствовал, как что-то ускользнуло от него. Но, раз он не понимает чего-то, предельно ясного девчонкам, значит дело снова в чувствах, наверное. И на этот раз Гарри был практически уверен, что и сам догадывается, что тут происходит.

— Зайдём в «Кабанью голову»? — спросила Джинни. — Мы там ещё ни разу не были.

Гарри кивнул. Аберфорт встретил их со всей возможной приветливостью, на какую только был способен. Особенно ярко это выражалось в том, что он поставил перед ними сравнительно чистые стаканы.

Они выпили по стакану сливочного пива и уже собирались идти в «Сладкое королевство», за мороженым, которого нестерпимо захотелось Рону, когда к ним приблизился мужчина средних лет с двумя рюмками в руках.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — поздоровался он, и Гарри попытался вспомнить, откуда он может его знать. — Вы меня не знаете, не трудитесь. Я работаю в Министерстве, и моя жена, она не волшебница, понимаете… Из-за этого нас чуть не убили, мы с трудом успели скрыться. У нас ещё есть сын, он тоже, к сожалению, не унаследовал мои магические способности. Так вот, к чему это я, если бы не вы, мистер Поттер, нам до конца жизни пришлось бы скрываться.

Гарри растерянно посмотрел на Гермиону.

— Если бы не я? — осторожно переспросил он.

— Да, да, если бы не вы! — мужчина восторженно закивал головой. — Вы спасли нам жизнь!

— Эээ… Но как? — уточнил Гарри. — Я вас даже не знаю.

— Вы победили Волан-де-Морта! — торжественно воскликнул мужчина, и все головы повернулись в их сторону. — И поэтому моя семья смогла вернуться домой. Я всем обязан вам, мистер Поттер!

— Спасибо, — пробормотал Гарри, неприятно ужаленный воспоминаниями о войне. — Спасибо за добрые слова.

— Выпейте со мной, мистер Поттер! — мужчина торжественно протянул Гарри одну из рюмок. — Чтобы я мог рассказать моему сыну, что выпил за победу с самим Гарри Поттером.

— Что это? — подозрительно спросил Рон, глядя, как Гарри берёт у незнакомца рюмку.

— Это огневиски, — вежливо пояснил мужчина.

— Извините, но мне нельзя пить огневиски, — Гарри поставил рюмку на стол. — В школе это запрещено.

— Один глоточек! — мужчина умоляюще сложил руки на груди. — Не откажите мне в такой чести, я вас прошу.

Гермиона едва заметно повела головой из стороны в сторону, и Гарри чуть кивнул в ответ.

— За победу! — громко сказал он, вставая и поднимая рюмку.

— За спасителя магического мира! — в полном восторге добавил мужчина и, чокнувшись с Гарри, одним движением опрокинул в себя рюмку. Гарри притворился, что пьёт, но на самом деле не сделал ни глотка, стараясь не сильно прикасаться губами к краю рюмки, но и не слишком быстро отрываясь от неё, чтобы мужчина ни о чём не догадался. В нос ему ударил резкий запах огневиски.

Уже на обратном пути Гермиона вдруг сказала:

— Вот ещё одно последствие войны: мы никогда не научимся снова доверять людям. Ведь вот этот мужчина, — она махнула рукой назад, — хотел всего лишь поблагодарить тебя за то, что после твоей победы его семья смогла вернуться домой. Но, только честно, каждый из вас ведь заподозрил его в чём-то нехорошем?

Все кивнули.

— Мы никогда не избавимся от этого, — печально повторила Гермиона.