Recovery (джен)

Воздержание (Сontinentia) — воздержание не только от еды, но и от всего дурного. Самообладание.

* * *

Пожалуй, серебристой пеперомии выпала миссия не из лёгких — попытаться сохранить мир в семье Рона и Гермионы. Нет, они ссорились не больше обычного, но Рону приходилось призывать на помощь всю свою выдержку, чтобы удерживать Гермиону в относительно хорошем расположении духа. Если учесть, что с выдержкой у Рона всегда были проблемы, нетрудно предположить, что попытки его часто заканчивались слезами Гермионы и ночёвкой супругов в разных комнатах. То есть Гермиона оставалась в спальне, а Рону приходилось ютиться на диване в гостиной.

Он уже не знал, как направить её мысли на что-нибудь ещё, кроме этого треклятого зелья, ингредиенты для которого больше не собирались. Надо было разобраться с драконами, то есть с их ушами и укрыльями, и догадаться, что именно добавить в состав в количестве девяти столовых ложек. И, главное, каких? Серебряных? Оловянных? Деревянных? Гермиона доказывала, что это тоже существенно, а Рон считал, что это не имеет особого значения, зато для него важным было то, что они перестали понимать друг друга.

— Рон, тебя только одно и интересует! — кричала Гермиона по вечерам, когда Рон пытался её поцеловать.

— Да как же мы заведём ребёнка, если ты не хочешь его делать? — в сердцах отвечал Рон и тут же жалел о своих словах, потому что глаза Гермионы начинали опасно блестеть.

— Рон, уйди. Просто уйди. Я сегодня буду ночевать одна! — выносила Гермиона вердикт, и Рон плёлся в гостиную, бубня под нос, что до знакомства с этим дурацким рецептом было всё не так уж и плохо.

Ну не будет у них детей. Вон сколько племянников вокруг, всегда можно понянчиться. И почему женщины вечно устраивают проблему там, где надо просто успокоиться и жить сегодняшним днём?

В один из таких вечеров, когда дело не дошло даже до поцелуев (Рон всё понял по лицу Гермионы и, молча взяв подушку, отправился на диван), каждый из них долго не мог уснуть.

Гермиона лежала и думала, что она ущербная. Если у неё ничего не получится, она не будет заставлять Рона оставаться с ней. Он имеет право на настоящую семью. И тут же сжалось сердце — как же она без него?

Рон лежал и думал, что сделает всё, чтобы Гермиона вновь начала улыбаться. Усыновит этого ребёнка, украдёт, сделает что угодно... Только бы она не ушла — как он без неё?

Рон скорее почувствовал, чем услышал, лёгкие шаги. Он успел обернуться, прежде чем на лицо ему упали её непослушные своенравные кудри.

— Рон, прости меня, — прошептала Гермиона и обняла его за шею.

— Господи, Гермиона, у твоих волос такой же характер, как у тебя — вздорный и непокорный, — ответил Рон, смахивая с лица кудри.

— Ты сердишься? — тихо спросила Гермиона и поцеловала его за ухом.

— Сержусь... — мужественно ответил Рон. — Сейчас ты будешь наказана.

Он подхватил Гермиону и положил рядышком, придерживая её за зад.

— Я сейчас упаду, — сказала Гермиона.

— Ты уже низко пала, пришла к мужчине ночью сама, — улыбнулся Рон.

— Эй! — Гермиона хотела стукнуть Рона кулаком в грудь, но не удержалась и стала падать с дивана, тут же вцепившись в Рона.

Они повалились на пушистый ковёр общей кучей вместе с подушкой и одеялом. Сначала из-под всей этой конструкции разносились смешки, звуки борьбы и вскрики. Потом возня стала более размеренной, звуки борьбы сменились стонами и учащённым дыханием, а одеяло давно было сиротливо откинуто в сторону.

— Я люблю тебя, — прошептала Гермиона, прижимаясь к широкой груди Рона.

— Девочка моя, всё будет хорошо. Я люблю тебя ещё больше...

— Рон... — спросила Гермиона через десять минут, чувствуя, что засыпает.

— Что? — ответил Рон, вынырнув из сладкой полудрёмы.

— Ты не видел, где мои трусы? И давай переберёмся в спальню. Тут холодно.

— При одном условии.

— Каком?

— Больше ты не будешь меня выгонять в гостиную.

Рон поднялся, взял Гермиону на руки и отнёс в кровать.

— Всё будет хорошо, — прошептал Рон, укрывая Гермиону. — Всё обязательно будет хорошо.

Засыпая, крепко обнимая Гермиону, он подумал, что надо утром не забыть полить пеперомию.

Утром они проспали, поэтому собирались в страшной спешке. Гермиона, поцеловав Рона, унеслась на работу, обещая, что вечером они сходят к Поттерам — она соскучилась по Джеймсу.

В коридоре своего отдела по пути в кабинет Гермиона столкнулась с Чарли Уизли. Чарли был нечастым гостем в Министерстве Магии, поэтому Гермиона удивилась и притормозила.

— Привет, Чарли! Какими судьбами?

— Привет, Гермиона! — тепло улыбнулся Чарли. — Отлично выглядишь.

Гермиона смутилась.

— Спасибо. Ты по делам? Рон не говорил, что ты будешь в Лондоне.

— Я сам не знал. Я в Бюро исследования и изолирования драконов. Вчера сову прислали, они задержали контрабанду рогов Румынского длиннорога.

Гермиона недоуменно приподняла бровь. Во Всемирном заповеднике драконов не занимались вопросами контрабанды. Чарли пояснил:

— Так вот, при задержании у перекупщиков обнаружили яйцо дракона. Судя по всему, оно живое. Вот меня и вызвали. Надо пристроить малыша.

— Можно я с тобой? — неожиданно для себя самой спросила Гермиона.

Чарли удивился, но с удовольствием кивнул.

Яйцо оказалось чёрного цвета. Чарли разволновался, взяв его в руки.

— Это яйцо норвежского горбатого! Очень редкий вид. У нас в заповеднике только один экземпляр, кстати, ваш старый знакомый, — обратился Чарли к Гермионе.

— Норберта?

— Она самая. Если удастся подложить ей яйцо и получить потомство — это будет великолепно. Характер у неё, правда, скверный, но попытаться можно. Время уходит. Жизнь внутри яйца может замереть. Не представляю, где эти бандиты его взяли.

Чарли стал задавать вопросы сотрудникам Бюро, иногда переспрашивая и уточняя. Потом подписал бумаги, попросил корзину с закрывающейся крышкой, выстеленную внутри мягким пухом. Гермиона прямиком направилась к Кингсли Брустверу и попросила разрешения отправиться с драконоводом Чарли Уизли во Всемирный заповедник драконов с целью отслеживания результатов важной операции.

Бруствер посмотрел на Гермиону и улыбнулся.

— Гермиона, насколько я знаю, твой отдел не занимается непосредственно драконами. В вашей компетенции домашние эльфы.

Гермиона набрала воздуху в лёгкие, чтобы убедительно что-нибудь соврать, но просто не нашлась, что ответить. Однако Бруствер, заметив её отчаянный взгляд, успокаивающим жестом поднял обе ладони вверх.

— Гермиона, я не буду спрашивать тебя, что происходит. Отпросись ты на поиски морщерогих кизляков в экспедицию мистера Лавгуда, я бы тебя отпустил. Сколько дней командировки тебе понадобится?

Гермиона открыла рот, закрыла его, села на стул и выдохнула.

— Спасибо... Это очень важно для меня. Правда. Я потом всё объясню.

— Рон знает? — спросил Кингсли.

— Конечно. Про Чарли нет, а так да.

— Так что, пары дней тебе хватит?

— Думаю, да. Обещаю принести послезавтра отчёт, который должна была сдать сегодня.

— Беспрецедентный случай, — засмеялся Бруствер. — Гермиона Уизли запаздывает с отчётом. Иди собирайся. И не спеши с отчётом.

Гермиона отправила сову Рону, чтобы он не беспокоился.

"Рон, я с Чарли. Всё расскажу, когда вернусь. Не переживай. Целую. Гермиона."

Почему Гермиона спонтанно решила отправиться с Чарли, она и сама не могла объяснить. Ещё утром она впервые за многие недели почувствовала лёгкость. Тяжесть приговора колдомедиков давила и не давала жить полной жизнью. Но сегодня Гермиона решила, что жизнь продолжается в любом случае. Про то, что у неё может не быть детей, она старалась не думать. В общем, ей казалось, что она наконец обретает то равновесие, которое не даст скатиться в уныние. Однако встреча с Чарли тут же нарушила собственный договор по самоконтролю. Они зашли в тупик в своих расследованиях, а тут вдруг случай столкнул её с драконами. Может, это судьба?

Чарли не мог долго задерживаться, поэтому времени всё объяснять Рону, выслушивать его нравоучения о том, что спонтанно такие вопросы не решаются и у них нет чёткого плана действия, просто не было. Будь что будет. А Рон должен понять. Хотя сама Гермиона поддалась, скорее, эмоциям.

Так что вечером этого дня Гермиона оказалась не в доме Поттеров, а в заповеднике драконов, куда перенеслась с Чарли и яйцом норвежского горбатого порталом.

Гермиона рассказала Чарли, почему она напросилась с ним в заповедник. Чарли выслушал очень внимательно, а потом сказал:

— Драконы весьма свободолюбивые создания. Приручить их не удавалось никому. Моя профессия связана с постоянным риском. Но я понимаю тебя. Если есть хоть один шанс, надо им воспользоваться, верно? Вот на месте и решим, что будем делать.

Чарли переживал, что яйцо, вернее, жизнь в нём, может погибнуть, поэтому сразу, не заходя в офис, где располагалось руководство заповедника, направился к вольерам, в которых содержались драконы. По пути их нагнали трое коллег Чарли, которые знали о случившемся от совы, посланной из Лондона. Гермиону никто не прогонял, и она старалась не отставать.

Норберта встретила магозоологов огнём и злобным рычанием. Угольно-чёрный гребень топорщился шипами, что говорило об её агрессивном настроении.

— Совсем озверела, — сказал Чарли, оставаясь на безопасном расстоянии. — Что будем делать? Просто так она нас к себе не подпустит.

— Мирно договориться не получится, — ответил один из магозоологов. — Она и яйцо раздавит, и нас заодно заживо зажарит. В последнее время совсем с катушек слетела. Брачный период, а напарника нет.

— Тогда Усыпляющее? Пит, попробуй её отвлечь! — крикнул Чарли, поставил корзинку на землю и перебежал чуть левее.

Магозоологи разделились и стали кружить вокруг Норберты, пытаясь её дезориентировать. Увидев вокруг себя суету, дракониха стала плеваться огнём во все стороны, давая понять, что к себе не подпустит.

Гермиона поняла план Чарли. Он хотел вынудить Норберту запутаться, закружиться. Драконья кожа ведь непроницаема для большинства заклинаний, поэтому надо было посылать заклинания в уязвимые места. Мощи четырёх Усыпляющих должно было хватить. Однако пока план Чарли не удавалось реализовать. Норберта бдительно контролировала всех четырёх волшебников, маневрируя из стороны в сторону, кружась на месте и не давая возможности её отключить.

На Гермиону никто не обращал внимания. Двое магозоологов переместились в тыл драконихи, Чарли взял на себя левую сторону, а Пит правую. Середина была свободна. Гермиона взяла в руки яйцо (оно было тяжёлое), подняла его повыше, чтобы Норберта её видела, и пошла вперёд. Когда Чарли заметил маневр Гермионы, она уже была в огнеопасной зоне.

— Нет, Гермиона! — закричал Чарли.

Остальные магозоологи тоже увидели, что делает Гермиона, но кидаться к ней на помощь было ещё опаснее. Норберта, и без того выказывающая крайнюю агрессию, просто испепелила бы всех, кто сделал резкое движение.

Четверо волшебников замерли, не представляя, что сейчас будет.

Гермиона, по-прежнему удерживая яйцо в высоко поднятых руках, смотрела прямо на Норберту, стараясь не отводить взгляда. Она каждую секунду ждала, что сейчас из пасти дракона вылетит пламя, но продолжала двигаться прямо.

Удивительно, но Норберта утихомирилась. Возможно, она просто опешила от такой наглости. Гермиона, пользуясь её замешательством, подошла почти вплотную. Она протянула драконихе яйцо и сказала:

— Неужели тебе не хочется стать матерью? Я бы всё отдала, чтобы узнать, каково это. Можешь меня поджарить, всё равно жизнь не имеет смысла. Только возьми малыша, хорошо? Он без тебя пропадёт.

Гермиона наклонилась и положила яйцо к ногам. Оно покатилось к лапам драконихи.

Магозоологи облегчённо вздохнули, но тут Норберта издала страшный рык. Она взмахнула крыльями, накрыла ими Гермиону вместе с яйцом, а из пасти её вырвался столб пламени.

Чарли зажмурился. В голове билась одна мысль — что он скажет Рону? Но тут он услышал возглас Пита, в котором, скорее, было удивление, чем ужас.

Норберта совершенно не обращала на Гермиону внимания. Пламя опалило её собственные крылья, и теперь она деловито складывала пепел в кучку мордой, видимо, мастеря гнездо. Чёрное яйцо новоиспечённая мамаша заботливо подкатила в центр кучки. Гермиона, целая и невредимая, сидела на корточках, обняв голову.

— Господи... Гермиона, вставай тихонько и отходи назад, — встревоженно крикнул Чарли.

— Я не могу. У меня ноги трясутся, — услышал он слабый голос Гермионы.

— Гермиона, пожалуйста. Можешь ползти на корточках. Давай!

Гермиона так и сделала. Не поворачиваясь спиной к Норберте, она отползла на безопасное расстояние, где к ней тут же подбежали Чарли с друзьями. Немного придя в себя, магозоологи разошлись по своим делам, а Чарли категорично заявил Гермионе, что сегодня она никуда не пойдёт и останется ночевать у него. Она не возражала, у неё до сих пор тряслись колени. Они уже почти дошли до главного корпуса, когда Гермиона остановилась.

— Чарли!

— Что?

— Укрылья... Она меня укрыла. Как ты думаешь, опалённые перья могут быть частью зелья?

— Tutae aures... — шёпотом ответил Чарли. — Уши, которым можно доверить тайну. Ты поделилась с Норбертой своей тайной. Господи...

На одежде и особенно волосах Гермионы по-прежнему оставалось ещё много пепла от драконьих крыльев. Чарли, помогая Гермионе собрать ценный компонент зелья, в полном отчаянии сказал:

— Ты хоть понимаешь, что это мог быть твой собственный пепел? Ох...

Гермиона слабо улыбнулась. Осталось разобраться только с ложками.

C.

— И что он только в ней нашёл? — сердито сказала Молли и в сердцах резко взмахнула палочкой, от чего стопка тарелок едва не перелетела через весь стол.

Артур отложил газету и примирительно ответил:

— Ты слишком предвзято к ней относишься. Она, в принципе, неплохая девочка. Я бы спросил, что такая, как она, нашла в нашем сыне?

Молли нависла над Артуром, уперев руки в бока.

— Все вы одинаковые! И ты туда же! Неплохая девочка! Глупая пустоголовая кукла!

— Молли, ну зачем ты так? Флёр вовсе не пустоголовая.

— Артур Уизли! Если ты сейчас не замолчишь, я за себя не отвечаю! Эта вейла спит и видит, как бы сложить у своих ног новых поклонников. Я не хочу, чтобы Билл, как последний болван, женился на этой пустышке!

— Ты ревнуешь... Молли, это выбор Билла. Они любят друг друга. Тебе придётся смириться с тем, что в жизни сына появилась другая женщина, с которой отныне придётся его делить. И это только начало. Дети выросли.

— Да при чём тут ревность? Она мне не нравится! Это ей не то, то — не это.

— Просто у Флёр есть своё мнение, и оно не обязано совпадать с твоим.

— Знаешь, что она мне вчера заявила за завтраком?

— Что?

— Она сказала, что немудрено с такой пищей выглядеть в ширину так же, как в длину.

Артур не удержался и рассмеялся.

— Господи, Молли, ты сейчас похожа на обидчивого подростка.

Молли поджала губы, поставила тарелки в сушилку, потом повернулась к Артуру и совсем не боевым тоном спросила:

— Артур, я толстая?

Артур перестал смеяться. Он подошёл к Молли, отобрал у неё из рук сковородку и обнял.

— Ты самая-самая замечательная.

— Нет, я толстая.

Молли печально похлопала себя по месту, где обычно бывает талия.

— Ну посмотри, на кого я похожа? Флёр права, надо следить за собой. А я совсем распустилась.

Артур обнял Молли ещё крепче.

— Дурочка ты моя. Для меня ты самая красивая и любимая. И потом, какой интерес прижиматься ночью к костям, если об них даже нельзя погреться?

Молли хотела возмутиться, но уловила в глазах Артура лукавых бесят, поэтому прижалась к нему, благодарно уткнувшись в плечо.

В кухню влетела Флёр. Именно влетела, вплыла воздушным облачком.

— Я не вовг'емя? — спросила она и изящно приземлилась на стул.

— Нет, ты как раз вовремя, — ответила Молли. — Сейчас будем завтракать.

Артур смущённо вернулся к своей газете, наблюдая, как Молли крутится возле плиты.

С минуту в кухне стояла напряжённая тишина, затем Молли произнесла, глядя прямо в глаза Флёр.

— Ты бы не могла мне помочь? Ты что-то говорила вчера о лёгком салате, который любят у вас дома. Что для него нужно?

Флёр, удивлённая и радостная, подскочила и принялась помогать Молли, а Артур, усмехнувшись, пошёл наверх, думая о том, что эти женщины, кажется, найдут общий язык.