Когда смотришь сердцем (гет)

«Ну, почему он такой злой? Почему? Что я такого сказала? Я же просто хотела помочь! Просто — помочь! — Гермиона почти бежала — подальше от Малфоя, подальше от этого разговора, подальше… Сейчас на душе было и так плохо, а тут еще обида… Обида на Малфоя накатила так резко, что даже удивила. Как будто он раньше не говорил ей гадости. Ведь это давно вошло в привычку — отфыркиваться, огрызаться на любое его слово. Так почему сейчас это так больно зацепило? — Наверное, это просто нервы. Слишком много потерь и переживаний в последнее время, война, битва — вот нервы и не выдержали, сначала истерика, теперь вот обида. Толку на него обижаться? Свалит вот скоро отсюда, и она навсегда забудет о его существовании!». Гермиона постепенно успокаивалась, привычка рассуждать приводила мысли в порядок. Она остановилась и оглянулась в поисках друзей. С той стороны двора, где еще стояли профессора и ребята, шел Гарри. У него было явно обеспокоенное лицо. Конечно — он ведь не видел ее на церемонии погребения и распереживался, наверное, ужасно. Она подождала, пока он приблизится, подойдет, а потом медленно пошла дальше уже рядом с ним, уходя от двора в тень замка, подальше отсюда, в тишину пустых коридоров и классов.

— Где ты была? Все нормально? У тебя лицо… — Гарри, как всегда, задавал сразу много вопросов. Она грустно улыбнулась ему.

— Нормально. Плакала, конечно. Я просто не смогла подойти к ним, Гарри. Это было бы так…

— Как прощание навсегда?

— Да…

— Я понимаю. Тоже это почувствовал.

— Давай не будем сейчас об этом. Слишком больно. Давай лучше о живых.

— Давай. Что собираешься делать, когда всех раненых выпишут?

— Я еще не знаю. Думала закончить школу, мы ведь пропустили целый год. Сдать экзамены, а потом уже думать серьезно, но в этом году занятий не будет, а целое лето просто сидеть дома я точно не смогу. Пока будут выслеживать оставшихся Пожирателей, я не буду возвращать родителям память. А значит, я остаюсь одна.

— Ты не одна, ты же знаешь. Я и Рон — мы всегда рядом, и в Норе ты всегда сможешь жить как дома. Или у меня — теперь там снова можно жить, Министерство возобновило защиту и наложило еще несколько заклинаний покрепче, так что туда уже никто не пролезет.

— Да, конечно, но это не то, чего бы мне на самом деле хотелось. Я... Знаешь, я, наверное, поеду в больницу святого Мунго и поработаю там сиделкой.

— Понравилось?

— Ну… Просто мне вообще нравится помогать людям, а там можно будет научиться новому… и может, в будущем я этим и займусь.

— А как же мракоборцы? Я думал мы всегда будем вместе. Я и ты, и Рон…

— Гарри, ты же понимаешь, что это все, пока война, пока есть с кем реально бороться, а потом? Ну, мужчинам всегда найдется дело, но я — женщина. Когда-нибудь я захочу выйти замуж, родить детей… Нет, мракоборец — это явно не мое, разве что в лабораториях сидеть, но это больше похоже на Невилла или Снейпа.

— Ты, как всегда, здраво мыслишь, — Гарри улыбнулся. — Что ж, если ты будешь в Лондоне, то мы сможем видеться почаще, правда? Я тоже буду там — в Министерстве накопилось много дел, и мистер Уизли пригласил нас на практику — помогать с разными несложными случаями. Мне это интересно, а Рон за компанию.

— Это здорово.

Они надолго замолчали, бредя по коридорам замка, еще не до конца отстроенным и приведенным в порядок. Это было так странно — помнить, как выглядели эти коридоры еще совсем недавно, и видеть эту разруху. Так хотелось поскорее вернуть Хогвартсу его величие.

Гостиная Гриффиндора была открыта. Пароли сейчас были не нужны, поскольку портрет Полной дамы отправился на реставрацию, как и большинство других картин замка. Они молча присели у камина, как раньше, как много лет подряд делали после трудного дня. Протянули руки к огню, грея ладони.

— Знаешь, — неожиданно сказал Гарри, — я был у Малфоя.

Гермиона вздрогнула. Обида уже улеглась, но все же говорить о нем не хотелось, хоть и было еще любопытно, как у них прошел разговор. И она посмотрела на него, ожидая продолжения.

Гарри задумчиво смотрел на огонь.

— Он стал странным.

Она удивленно вскинула брови.

— Странным?

— Да. Определенно с ним что-то произошло. Что-то изменило его, и я бы очень хотел знать, что это.

— Не заметила, чтобы он особо изменился, — пробормотала Гермиона, но Гарри, казалось, ее не слышал. Он задумчиво глядел в огонь, и язычки пламени отражались в стеклах его круглых очков.

— Знаешь, — помолчав, сказал Гарри, — он все так же пытается язвить и говорить гадости, но внутри… он как будто сломался. Может, это смерть родителей так на него повлияла? У него совершенно пустые глаза. Без жизни.

— Но он же слепой, Гарри! — Гермиона непонимающе уставилась на друга. — Конечно, у него такие глаза…

— Нет! — Гарри резко повернулся к ней. — Пойми, не пустые в смысле «он слепой», а… как будто человек есть, а души нет. Наверное, так выглядят после поцелуя дементора, — Гарри поежился. — Мне даже на секунду подумалось, что он не жилец. Как будто я разговаривал уже с трупом.

Гермиона вздрогнула.

— Звучит ужасно. Может, надо попросить мадам Помфри дать ему какое-то успокоительное или наоборот… я не знаю… поговорить… — она поежилась, вспоминая их сегодняшнюю попытку «поговорить».

— Его здесь уже нет. Мне Снейп сказал, что они сегодня отправляются в поместье Малфоев на похороны его родителей, и там он пока и останется.

Гермиона помолчала, а потом, решившись, повернулась к Гарри:

— Он не может колдовать.

Гарри удивленно посмотрел на нее.

— Как это не может? Палочки нет?

— Палочка есть, но колдовать вслепую… Попробуй закрыть глаза и собрать рассыпанные булавки или склеить разбитую чашку? В общем, что угодно, только не глядя.

Гарри задумался. Потом испуганно охнул:

 — Он и летать не сможет! На метле! Это же надо видеть куда, а он…

Гермиона вздохнула. Для нее это не было самым страшным, но Гарри — он сам был ловцом, как и Малфой, и понимал, что значит для таких, как они, небо, ощущение полета, свободы, крыльев за спиной.

— Ты просто не понимаешь этого, Герми. Потому что боишься высоты. А я... Я не представляю, что бы со мной было, отними у меня кто-то метлу и скажи, что я больше никогда, НИКОГДА не полечу. Я бы прыгнул с Астрономической башни, наверное!

Гермиона разозлилась не на шутку.

— Да вы сговорились, что ли? Далась вам эта башня!

— Кому — нам? — удивленно спросил Гарри.

— Вам — тебе и Рону! Он тоже заявил, что на месте Малфоя сиганул бы оттуда, и дело с концом.

Гарри невесело рассмеялся. Что поделать, старые друзья, они и мыслят похоже.

— Не волнуйся, — он приобнял ее за плечи, подтягивая к себе. Теперь он не может этого сделать, потому что его тут нет. Надеюсь, что он справится с ситуацией и мы еще услышим о нем что-то из светской хроники. Что-то типа: «Драко Малфой отметил свое двадцатилетие с размахом, присущим этому семейству уже несколько столетий» — пафосно прогундосил он, и они оба рассмеялись.

«Да, — подумала Гермиона. — Да, если там не напишут, что он в этот день сиганул с самой высокой башни своего поместья и на этом закончил свой грешный путь и путь всего своего рода». Но вслух она этого не сказала.

Скоро их нашел Рон, и вместе они отправились в Большой зал, где все собрались на обед. Лица вокруг были грустные, многие заплаканные. Так что обед прошел почти в полной тишине.

А после обеда Рон и Гарри отправились снова на восстановление замка, а Гермиона — в Больничное крыло, на помощь мадам Помфри. Она шла и думала о том, что сказала Гарри. Неужели она действительно решила отправиться в больницу на практику? И когда она успела принять такое решение? Но оно ей определенно нравилось больше, чем перспектива сидеть в Норе и помогать по хозяйству миссис Уизли. А значит, надо поговорить об этом с мадам Помфри, может, она подскажет, к кому обратиться в Лондоне, чтобы ее взяли на практику в больницу.

Мадам Помфри пришла в восторг от этой идеи и сразу сказала, что даст и рекомендации, и адреса, куда обратиться за помощью, если что-то пойдет не так. Она явно была довольна своей помощницей и видела в ней перспективного работника в будущем. Это радовало Гермиону и вселяло уверенность в свои силы. Решено! Как только тут закончится работа, она сразу отправится в Лондон.