Осень на двоих. Последнее мгновение вечности (гет)

На алтарь Равновесия я возложу сотни тел чистейших детей магии.

Мой ручной монстр принесёт их мне в начертанный срок.

Защити их, мой друг.

Защити их от меня и моего чудовища, если сможешь.

Возьми свой меч и порази нас.

Я молю Великий Поток о том, чтобы ты сделал это.

И молю, чтобы тебе этого не удалось.

Ведь тогда все будет напрасно.

Моё безумие будет напрасным...

Зимняя ночь приятно холодила разгоряченную кожу и остужала пылающий в душе гнев, пока от него не остался только медленно тлеющий пепел горечи и разочарования. Сидя на ступеньке запорошенного снегом крыльца, Гермиона подняла голову, рассматривая затянутое серыми облаками небо, и тяжело вздохнула, с губ сорвалось облачко пара и растаяло в морозном воздухе. Позади открылась дверь и раздались приближающиеся шаги, а через пару секунд на плечи опустилась тяжелая ткань тёплой мантии. Послышался шорох одежды, когда кто-то опустился рядом на ступеньку. Оглянувшись, Гермиона встретилась взглядом с Ремусом, тот с понимающей улыбкой протянул ей чашку.

— Горячий шоколад, — пояснил Люпин, когда та, забрав её, осторожно принюхалась. — Тонкс плохо умеет ждать и ничего не делать, вот и сварила целый котел.

— Ждать чего? — грея руки о тёплое стекло, уточнила Грейнджер.

— Когда Гарри закончит беседовать с Альбусом, и она, я цитирую: «Даст ему хорошего пинка», — помедлив, Люпин с тихим смешком почесал бровь и добавил: — И когда я упомянул пинок, речь шла о Гарри.

— Я догадалась, — Гермиона слабо улыбнулась, глядя в кружку.

Наблюдая за ней, Ремус, прочистив горло, осторожно заметил:

— Ты ведь понимаешь, что ничего бы не изменилось, — когда собеседница обратила на него вопросительный взгляд, он продолжил, — Гарри никак не смог бы изменить то, что случилось… даже если бы он остался с нами. При всех его талантах, кем бы там его ни считали в волшебном мире, он остаётся обычным подростком и никак не предотвратил бы нападение на Хогвартс или войну с магглами.

— Я прекрасно это знаю, — мрачно отозвалась Гермиона, отводя глаза.

— Тогда ты также должна осознавать, что злиться на него…

— Я оплакивала его, Ремус, — тихо перебила та, глядя в чашку, — с тех пор как узнала о его смерти. Он ведь был моим другом. Моим первым другом в Хогвартсе. Конечно, наши отношения нельзя было назвать идеальными, — она негромко фыркнула, — порой он творил просто несусветные глупости и говорил вещи, с которыми я никогда бы не согласилась. Он был непредсказуемым, странным, скрытным, иногда жутко меня злил, тащил за собой целый шлейф проблем, которые так к нему и липли, влезал в кучу неприятностей и творил всё что ему только вздумается! — её голос взлетел от возмущения, и Гермиона, едва не расплескав от переизбытка чувств свой напиток, на миг затихла. — Но вместе с тем он по-своему заботился обо мне, старался помогать и поддерживать…

Она обратила взгляд к небу, выискивая среди облаков хотя бы одну звезду, её мысли неслись вслед за словами, будоража запертые в сердце воспоминания. За самодельной ширмой из эгоизма, глупости и склонности всё драматизировать Гарри был добрым, отзывчивым и преданным. Она всегда знала это. Когда он был рядом, ей казалось, что всё можно преодолеть, и у любой проблемы найдется решение. Её губы на миг тронула горькая улыбка и тут же угасла.

— Я любила его, Ремус, — Гермиона обратила тоскливый взгляд на собеседника. — Я знала, что предательство лучшего друга сильно ударило по нему, а вернувшись из Министерства он и вовсе замкнулся в себе. Поэтому, когда Гарри ушел, я его не винила. Но, — она запнулась и закусила губу, досадливо нахмурившись, — наверное, это было наивно и глупо, но… я всё ждала, что он справится с собственными демонами и вернётся.

— Не всем это под силу, — спокойно сказал Люпин. — Порой потеряв одного близкого человека, проще оставить остальных позади, чтобы снова не испытывать боли. Я могу понять желание Гарри забыть обо всем и сбежать. Признаться, после того, как не стало Джеймса, а Сириуса обвинили в предательстве, меня тоже посещали похожие мысли.

— Но ведь ты не сбежал.

— Не сбежал, — безрадостно согласился Ремус, — но так старательно отгораживался от всего мира, предпочитая ни во что не вмешиваться, что это больше походило на побег. Я не видел смысла бороться. И чем это в итоге обернулось? Сын моего друга рос в семье, где его ненавидели, а Сириус двенадцать лет провел в тюрьме за то, чего не совершал. Все мы делаем ошибки, Гермиона. Не все умеют потом за эти ошибки нести ответ.

— Не думаю, что Гарри считает свой поступок ошибкой, — после непродолжительного молчания заметила Грейнджер. — Иначе он хотя бы извинился. Но дело даже не в этом. Я понимала, что Гарри просто не мог оставаться там, где всё напоминало ему о… об Арчере. Только вот потом он решил пойти дальше, инсценировав собственную смерть. И это…

Она тяжело вздохнула. Шоколад постепенно остывал, и руки начали мерзнуть, Гермиона крепче сжала в пальцах чашку и медленно выдохнула, не зная, найдет ли в себе силы говорить дальше. Когда она узнала о том, что Гарри мёртв, то почти год винила себя. Ей казалось, что если бы она тогда нашла правильные слова, если бы осталась с ним, если бы была внимательней, он бы не ушел. Гермиона снова и снова представала, как он умирал там совсем один и никто не пришел к нему на помощь, тысячи раз проклиная саму себя за то, что оставила его справляться с тем, что было ему не под силу. А потом началось это безумие, и к скорби прибавился гадкий не проходящий страх.

Как выразить в словах то, что творилось у неё на душе? Как объяснить, почему теперь она чувствовала себя преданной и обманутой? Ремус терпеливо молчал, позволяя ей собраться с мыслями. Как ни странно, эта мирная тишина помогла немного успокоиться.

— Я постоянно ловила себя на мысли, что будь рядом Гарри, я не ощущала бы себя такой… беспомощной и одинокой.

— Но ведь ты никогда не была одна, — осторожно напомнил Люпин, мягко тронув её плечо в ободряющем жесте. — Рядом были твои друзья, уверен, они бы поддержали тебя. Рядом всегда были я и Тонкс.

Гермиона только покачала головой.

— Рон, Джинни и близнецы потеряли брата во время нападения на Косую аллею, Блэйз лишился родителей… им самим нужна была поддержка, а не моё нытьё. Ты и Тонкс рискуете жизнью, выполняя задания Ордена, разве могла я прийти хоть к кому-то из вас со своими мелкими проблемами? Это выглядело бы просто ребячеством.

— Но переживать всё в одиночестве тоже неправильно.

— Сириус то же самое мне сказал, — Гермиона горько усмехнулась, — и взгляни, куда его привели мои откровения. Наверное, я никого не хотела беспокоить ещё и потому, что никто бы не понял… не смог разделить мои чувства. Вокруг было не то чтобы много людей, с которыми Гарри был достаточно близок. Вот почему я решилась рассказать Сириусу, — она зябко поёжилась. — Я и предположить не могла, что из-за меня он окажется в Азкабане.

— Это не твоя вина.

— Может и нет. Но профессор Снейп в чем-то прав. Этого бы не случилось, держи я рот на замке, — сокрушенно признала Грейнджер. — А теперь крёстный Гарри заперт с дементорами. Вот чем обернулось моё желание разделить с кем-то свою боль, — она досадливо скривилась, цокнув языком. — И теперь Гарри объявился и ведет себя так, словно ничего не случилось! И я зла. Я так ужасно зла на него за это! — она в ярости топнула ногой по деревянной ступеньке, не зная, куда выплеснуть весь накопившийся гнев. — Для него все наши чувства, похоже, вообще ничего не значат! Ведь не только я переживала! Ты, Тонкс и Сириус искали его, а когда стало известно о его смерти, это нас сломило. Уверена, даже профессор Снейп был вне себя от горя, хоть никому в этом не признается даже под пытками, — на это её замечание Ремус против воли весело хмыкнул, но Гермиона почти его не услышала. — Гарри устроил весь этот цирк и говорит об этом так, словно плевать хотел на то, через что мы все прошли по его милости. Ещё и смеет глумиться над тем, как мы справляемся с происходящем.

— Но в чем-то он, возможно, прав.

— Возможно, — она не стала спросить. — Но сейчас я просто не готова рационально обдумывать его слова и соглашаться хоть с чем-то. Я просто хочу взять его за грудки и трясти до тех пор, пока до него не дойдёт, как гадко он поступил, — она воинственно тряхнула каштановыми кудряшками и мстительно добавила: — Честно говоря, мне хочется взять что-нибудь потяжелее и врезать болвану по голове со всей силы. Может быть, хоть это вобьет в его толстую черепушку каплю понимания.

Гермиона затихла, делая большой глоток из чашки, и тут же поперхнулась.

— Мерлин, это что такое?! — сипло выдавила она, расширяя глаза.

— Тонкс добавила немного перечного ликера в шоколад, — посмеиваясь, пояснил Ремус.

— По-моему, ты перепутал, — прокашлявшись, сказала Гермиона, пытаясь сморгнуть выступившие слёзы, — похоже, она добавила немного шоколада в перечный ликер.

Ещё долгое время они вдвоём сидели бок о бок на крыльце, постепенно тоска и горечь, терзающие Гермиону, начали отступать, а им на смену приходило уже почти забытое спокойствие и призрачная вера, что всё как-нибудь разрешится. Гермиона упрямо решила, что виной такому необоснованному оптимизму стал ликёр, быстро ударивший в голову.

Она ещё немного помолчала, наблюдая, как с неба плавно опускаются редкие снежинки.

— Спасибо, — тихо сказала она, обернувшись к Ремусу, тот непонимающе изогнул брови. — За что что выслушал.

Люпин на это только тепло улыбнулся.

— Как я сказал, тебе не нужно переживать всё в одиночестве. Ты не одна.

И в это мгновение, впервые за последние полтора года, Гермиона поверила, что это действительно так.

* * *

В стремлении облегчить процесс исцеления, мадам Помфри так усердно напоила Дафну снотворным, что та проспала до следующего дня и проснулась ближе к полудню. Гермиона как раз зашла, чтобы принести ей обед и проверить состояние, когда обнаружилось, что пострадавшая уже проснулась и, откинувшись на многочисленные подушки, что-то увлеченно читает. Гадая, в курсе ли та скандального возвращения Поттера, Грейнджер поставила поднос с тарелками на прикроватный столик и присела на стул напротив кровати.

— Как самочувствие? — решив начать с чего-то нейтрального, поинтересовалась она.

— Всё ещё жива, — Дафна иронично глянула на нее поверх книги. — Не благодаря тебе.

— Я тебя силой за собой не тащила, — тут же ощетинилась Гермиона. — Осталась бы дома и…

— И тебя бы там съели в гордом одиночестве, — язвительно улыбаясь, напомнила Гринграсс.

— Можно подумать, от тебя много пользы было, — Грейнджер сердито фыркнула и сменила тему, пока бессмысленная перепалка не переросла в ещё более бессмысленную ссору: — Давно ты проснулась?

— Около часа назад. И чуть от скуки не умерла. Сразу видно, как все тут за меня «переживают».

— Извини, случилось нечто… непредвиденное.

— Я уже поняла, — Дафна хмыкнула, ковыряя пальцем обложку книги. — Все носятся туда-сюда, и никто ничего толком не объясняет.

Гермиона тоже не хотела ничего объяснять, поэтому снова сменила тему:

— Когда тебе отменят постельный режим?

— Уже отменили, — не переставая демонстрировать лисью улыбочку, призналась та.

Грейнджер растерянно моргнула.

— Тогда зачем ты тут лежишь?

— Чтобы ты принесла мне обед, очевидно же, — Гринграсс хихикнула и, цапнув с подноса бутерброд, с удовольствием откусила большой кусок.

Уже в которой раз наблюдая за ней, Грейнджер отметила, что когда Дафна не стремилась произвести на окружающих впечатление утончённой феи, то все её высокосветские манеры мигом выветривались в форточку вместе с образом милой барышни. Как раз в тот момент, когда Гермиона подобрала наиболее ехидный способ об этом сообщить, раздался негромкий стук, и через мгновение дверь открылась.

На пороге стоял Гарри, и на его раздражающе самодовольной физиономии разве что не светилась вывеска с крупными буквами: «Вот он я — единственный и неповторимый! Ликуйте и рукоплещите». Гермиона подавила склочное желание швырнуть в него подносом и покосилась на Дафну. Та как раз проглотила еду, благодаря чему, возможно, избежала смерти от удушья, потому что такого потрясенного выражения лица Гермиона, пожалуй, ещё никогда у неё не наблюдала.

Справедливости ради, стоило отметить, что Гринграсс довольно быстро удалось вернуть самообладание, и шквал радости, злости, шока и непонимания в широко распахнутых глазах сменился оценивающим прищуром, когда та, склонив голову к плечу, пристально уставилась на Гарри.

— Кажется, я начинаю понимать, почему никто не хотел посвящать меня в подробности, ведь лучше один раз увидеть… — прокомментировала Дафна, наблюдая, как Поттер подошел к изножью её кровати.

Некоторое время между ними царила удивительно эмоциональная тишина, во время которой, казалось, было сказано куда больше, чем любыми возможными словами. Эти двое будто общались взглядами, и от этого в комнате разве что не слышался треск электрических разрядов.

— Ну привет тебе, Мальчик-Который-Всё-Никак-Не-Умрёт, — наконец нарушила молчание Дафна, изучая его спокойную улыбку. — Как дела на том свете?

— Как раз хотел спросить у тебя то же самое, — весело отозвался Поттер. — На моей памяти ты первая решила эффектно уйти.

— У меня были причины.

— У меня тоже. Рад, что ты жива, кстати. Хоть и расстроен, что ты опередила меня своим «воскрешением», — Гарри испустил долгий меланхоличный вздох. — Я-то надеялся, что буду первым восставшим из мертвых, а теперь никого и не удивишь даже.

— Ну прости уж, — криво усмехнулась та. — Ты бы всё равно не смог переплюнуть моё эпичное возвращение.

— Это ещё почему?

— Всё дело в масштабах трагедии, дорогой мой, — нравоучительно протянула Гринграсс, указав на своё лицо, — и кто вообще возвращается с того света без жуткого шрама и пары слезливых историй про мёртвых родственников?

— Ну, в моём случае я бы начал повторяться, — он ткнул пальцем себе в лоб, — там тебе и эпичные взрывы, и убитые Тёмные Лорды, и шрамы, и мёртвые родственники. Попробуй-ка воспроизведи. — Он самодовольно хмыкнул. — К тому же по законам жанра трагедия, повторенная дважды, превращается в фарс. Так что на этот раз я решил уйти тихо.

— Вот поэтому никто даже не заметил, что ты мёртв, — язвительно известила Дафна. — В следующий раз стоит обставить свой уход с бо́льшим количеством шума и взрывов.

— Ага, и утащить за собой толпу сторонних наблюдателей.

«Поразительно душевное воссоединение, — саркастично подумала Гермиона, наблюдая за пикирующейся парочкой слизеринцев. — Сразу видно, как сильно они друг друга любят».

— И какими же судьбами тебя сюда забросило? — тем временем поинтересовалась Дафна, возвращаясь к своему обеду, но на этот раз, как отметила Грейнджер, ела она с гораздо большим достоинством.

— Это вроде как мой дом, — Гарри, словно извиняясь, развел руками. — Не думал, что Дамблдор устроит тут притон.

Грейнджер поперхнулась.

— Притон?!

— Ну штаб, — нехотя поправился тот. — Смысл мало меняется.

— Ой ли? — Гермиона окатила Поттера сердитым взглядом, но его реакция подруги, похоже, только забавляла.

— Я, кстати, героически всех спас, — «скромно» напомнил тот. — Где моё «спасибо»?

Гермиона смерила его неприязненным взглядом.

— Я смотрю, ты только и ждал момента, чтобы максимально драматично об этом заявить?

— Так и есть! — Гарри широко улыбнулся. — Хочу хоть от кого-то получить слова благодарности, а то все меня только ругают.

— А ты удивлен? — в полголоса пробурчала Грейнджер, но её слова заглушил следующий вопрос Дафны.

— За что ругают? — она с любопытством склонила голову к плечу.

— Кто за что. Кто-то за побег, кто-то за возвращение, кто-то за то, что я украл труп из морга…

— Ты украл труп? — Гринграсс восхищенно округлила глаза.

— Ага, — Гарри шагнул ближе и, усевшись на её кровать, утащил с подноса недоеденный бутерброд. — Вот Гермиона, например, вообще думает, что я подлец, обманщик и шпион.

— Я не говорила, что ты шпион, — тускло встряла Грейнджер. — Только то, что ты подлец и обманщик.

— А почему нет? — весело удивился Поттер. — Я вполне мог бы им быть. Вот Кингсли до сих пор сомневается.

— Ни за что не поверю, что ты присоединился бы к человеку, который тебя предал.

Гарри моргнул.

— Кто меня предал?

Вопрос поставил её в тупик. Гермиона искоса глянула на Дафну, заинтересованную темой разговора, и, прочистив горло, негромко сказала:

— Том. Я говорю о Томе.

— О, — настроения Поттера её признание ничуть не ухудшило. — Но Том меня не предавал.

Грейнджер теперь окончательно растерялась.

— Но он врал тебе, причинил боль… чуть не убил, мне ли вообще говорить тебе об этом? И после этого ты всё ещё…

— Гермиона, — с миролюбивой улыбкой перебил её Гарри, — прежде чем спорить, давай сразу расставим все точки над «i». Том, о котором я говорю, умер, кода мы учились на четвертом курсе, — Поттер говорил медленно, размеренно, словно пытаясь втолковать нечто очевидное ребенку. — Он умер от яда, которым был отравлен по моей вине, и до последнего мгновения своей жизни он оставался моим другом, который никогда не предавал меня и не причинял боли.

— Но…

— А тот, о ком говоришь ты — Волдеморт, — не позволяя ей закончить, также спокойно продолжил Гарри. — Человек, который никогда не был мне другом и таковым себя не считал. Именно поэтому не вижу причины обсуждать эту тему. Как можно называть предательством попытку убийства врага?

— Но он притворялся твоим другом.

— Не спорю. Но это был не Том. Том никогда бы меня не предал. Тот человек, который сделал это, захватил его тело и уничтожил личность моего лучшего друга. Это был не Том, а другой маг в его обличии.

Гермиона молчала, разглядывая равнодушное лицо друга.

«Так вот чем ты в итоге решил себя успокоить, — с грустью и состраданием подумала она, — что ж, это вполне объяснимо… и всё же…»

Слишком ярко перед её внутренним взором стоял образ человека, который ссутулившись перед надгробием снова и снова шептал мольбы о прощении. Слишком ясно она запомнила горе и отчаяние не предназначенное для посторонних глаз. Слишком много раскаяния и одиночества было скрыто в каменной птице, расправившей крылья для своего последнего полета.

— А что, если это все-таки он? — прошептала она, не уверенная, кого сейчас об этом спрашивает.

Гарри недоуменно глянул на неё.

— Почему ты так думаешь?

— Без причины, — отгоняя наваждение, торопливо сказала Грейнджер. — Просто ты слишком уж горячо расхваливал вчера на ужине Волдеморта. Вот и подумалось, вдруг ты всё ещё считаешь его своим другом.

Это заявление было встречено подозрительно долгим молчанием со стороны Гарри, даже его лицо — до этого совершенно спокойное — неуловимо переменилось: в глубине глаз появилось что-то отдаленно знакомое, напомнившее Гермионе того Гарри, которого она знала раньше, и который готов был сражаться с целым миром за дорогого человека, если была хоть крошечная надежда на его спасение. Но это мгновение прошло, пламя в изумрудных глазах угасло, сменившись равнодушием, и по губам Поттера вновь расплылась благодушная улыбка, когда он перевел взгляд на Дафну.

— Кстати, я всё ещё жду от тебя подробную историю о том, где ты была всё это время.

«Да, конечно, игнорируй то, о чем не хочется думать, — мысленно фыркнула Грейнджер, — ведь жить в отрицании куда как проще».

— На подробную историю уйдет три дня, — тем временем отмахнулась Гринграсс. — Это слишком долго, скучно и печально. Но зато я избавилась от банши.

— Да, я заметил, — Поттер с любопытством изогнул брови. — Не скучаешь теперь по своей уникальности?

— Шутишь? — её здоровый глаз блеснул игривым огоньком. — Ты этот шрам видел? — она помахала рукой перед своим лицом. — Много ещё у тебя знакомых с таким шрамом? Я никогда не перестану быть уникальной, глупый.

— Аластор Грюм бы с тобой поспорил, — вполголоса отшутился Поттер, тут же получив от собеседницы тычок в грудь. — Ну а что? — заныл он, демонстративно потирая ушибленное место. — Ты сначала обзаведись хотя бы таким же жутким глазом, а потом настаивай на своей уникальности.

— Я как раз подумываю о том, чтобы прибрать к рукам этот его глаз, — Дафна заговорщицки сощурилась. — Всё равно я левым глазом почти ничего не вижу. Поможешь с кражей?

— Не вопрос, — легко согласился Гарри. — А со свидетелем как поступим?

Они оба обратили неприятно задумчивые взгляды на Гермиону, та пару раз растерянно моргнула и, всплеснув руками, встала со стула.

— Времена меняются, но ваш идиотизм неистребим, — категорично заявила она. — Пойду займусь чем-нибудь полезным, пока вы двое тут планируете своё «ограбление века».

* * *

Снейп никогда не относил себя к сентиментальному типу людей, склонных предаваться ностальгии и по любому поводу утирать скупую слезу умиления. И, тем не менее, что-то в его душе дрогнуло, когда он, выждав пару дней после возвращения Поттера в особняк, решил нанести ему визит. До сих пор он хорошо помнил миг, когда в последний раз был в комнате мальчишки. Это случилось в день его исчезновения, когда Блэк забил тревогу, сообщив, что Поттер ушел. Северус тогда лишь мельком осмотрел спальню, но, стоя посреди тихой, безлюдной комнаты, где о прошлом хозяине напоминала лишь пустая клетка его совы да брошенная на спинку стула школьная мантия, он чувствовал, как в сердце зарождается отвратительный холод, которого он не испытывал с того дня, как погибла Лили. Уже позже, когда стало ясно, что Гарри не намерен возвращаться, Блэк запечатал дверь спальни, сказав, что никто не притронется ни к одной вещи в комнате, пока его крестник не вернётся домой, и только для него одного эта дверь будет открыта.

И вот Гарри был здесь.

Сидел на полу перед раскрытым сундуком, битком набитым книгами, и выглядел так, словно никуда не уходил. Сквозь чуть сдвинутые в сторону шторы, которым явно не помешала бы стирка, пробивались редкие лучи зимнего солнца, в противоположной части комнаты суетился Виви, перебирая вещи в шкафу, на спинке стула чистила перья белоснежная сова Поттера, то тут то там можно было заметить разнообразные мелочи, вроде раскрытой книги на подоконнике, оставленного в кресле плаща, разложенных на столе книг, свитков пергамента, письменных принадлежностей и чернильницы и вся эта сцена выглядела настолько мирной, что в пору было забыть на мгновение, что минуло полтора года.

Впрочем, Снейп был не из тех, кому легко удавалось уйти от реальности.

На появление в комнате профессора обратил внимание только непосредственный владелец — домовой эльф и сова не удостоили гостя даже взглядом. Держа в обеих руках по книге, Поттер повернул к нему голову и улыбнулся.

— Привет, профессор.

Понимая, что большинство заинтересованных лиц вполне вероятно уже успели довести мальчишку до белого каления душеспасительными разговорами и упреками, Северус решил придерживаться позиции нейтральной стороны. К тому же куда больше его интересовали планы Поттера, а не попытка вразумить его или в чем-то обвинить.

— Я смотрю, вы решили задержаться, — проходя вглубь спальни, заметил он.

— Ну, мне всё равно пока особенно некуда идти, — Гарри вернулся к перебору книг.

— Какое-то время я думал, что вы решите снова нас покинуть.

— Второй раз этот фокус не получится таким интересным, — они помолчали, заметив, что Снейп не спешит начинать разговор, Гарри прекратил копаться в сундуке и взглянул на собеседника, заинтересованно склонив голову к плечу. — Вы тоже пришли меня поругать?

Снейп помедлил.

— Полагаете, вас есть за что ругать?

Поттер на миг задумался.

— Ну, чисто теоретически, наверное, есть.

— Но вины своей вы не чувствуете.

— Нет.

— Тогда не вижу смысла тратить время на бессмысленные нравоучения. Главное, что вы решили вернуться.

Северус хотел было сесть в кресло, но его остановило утробное рычание — из-под складок плаща, переброшенного через ручку, на него уставилась пара недобро взирающих желтых глаз, и тут же показался сердито ударивший по обивке рыжий хвост — похоже, в отличие от своей хозяйки, Живоглот был рад составить компанию новому обитателю дома. Снейп предусмотрительно шагнул в сторону, стараясь оставаться как можно дальше от своенравного кота, которого Грейнджер по загадочным причинам считала милым, в это же время Поттер, насмешливо наблюдающий за учителем, подал голос:

— Вы же не думаете, что моё возвращение хоть что-то изменит? — он иронично изогнул брови. — Не ждете, что я возглавлю какое-нибудь сопротивление или что-то подобное в духе Дамблдора?

— Я от вас этого никогда не ждал и не требовал.

— Тогда что вас сегодня сюда привело?

— В основном желание узнать, какие ваши дальнейшие планы.

— То есть узнать, не собираюсь ли я совершить глупость и, например, побежать искать Волдеморта? — Гарри улыбнулся. — Нет. Этого я делать не намерен.

— Почему?

— Ну, во-первых, мне и так неплохо живется, спасибо большое, — Поттер запустил пальцы в волосы, ещё сильнее взлохматив непокорную шевелюру. — Во-вторых, учитывая обстоятельства, не вижу смысла с ним воевать, — он снова переключил внимание на книги.

— Он ваших родителей убил, если вы вдруг забыли.

— Я помню. Ну что же теперь поделаешь.

«Поразительная чуткость».

Северус не то чтобы стремился подтолкнуть мальчишку к решительным действиям, скорее рассчитывал спровоцировать хоть на какую-то реакцию. Ведь не мог Поттер быть настолько безразличным ко всему происходящему… или мог?

— Он попытается убить вас, — продолжил давить Снейп.

— Ну пусть попробует.

— А вы весьма в себе уверены.

— У меня есть тайное оружие.

— Какое?

— Я непреодолимо обаятельный.

— И непреодолимо безмозглый.

— Не без этого, сэр.

Северус поймал себя на том, что почти улыбается, и торопливо стер с лица глупое выражение. Он разглядывал мальчишку со смешанными чувствами раздражения и радости. Впрочем… мальчишку ли? За свои недолгие семнадцать лет он пережил столько предательств, потерь и горя, сколько не испытывали некоторые люди за всю свою жизнь. И он справился, с трудом, но продолжил бороться. Так осталось ли в этих зеленых глазах хоть что-то от того мальчика, которого Северус когда-то знал? И сто́ит ли по-прежнему продолжать относиться к сидящему перед ним молодому волшебнику, как к несмышлёному сопляку? Да, ему недоставало жизненного опыта и мудрости, но Поттер давно перестал быть ребенком. Вопрос был лишь в том, кем же теперь он стал? В кого превратился? При этой мысли становилось нестерпимо тяжело на сердце, словно Снейп потерял нечто очень ценное. Он медленно выдохнул, отгоняя меланхоличные размышления.

— Ты не можешь избегать его вечно, Гарри, — сказал он. — Рано или поздно вам придётся встретиться.

Странное дело, но при этих словах губы Поттера тронул едва уловимый призрак улыбки, а взгляд на миг потерял своё сдержанное безразличие и будто смягчился.

— Вы раньше почти никогда не звали меня по имени, — отводя глаза пробормотал тот, вдруг став похожим на ребенка, который наконец дождался похвалы от строгого родителя.

Это настолько не вязалось с тем образом, который за эти дни успел выстроить в сознании Северус, что он даже растерялся. В памяти всплыл недавний разговор с Дамблдором. Ему было любопытно, подтвердились ли опасения Альбуса насчет распада личности мальчика. Ответ старика, как обычно отличался туманностью и расплывчатостью, но кое-что сильно запомнилось Северусу.

— Личность Гарри определенно изменилась, — сказал тогда директор, — это походит на разбитое зеркало, отражение в котором искажено и ложно. Но сейчас сложно судить о том, насколько существенно это повлияло на его суждения и образ мыслей, следует быть готовыми к тому, что это уже не тот юноша, которого мы знали.

В преставлении Северуса абсолютно светлый маг, о котором рассказывал Дамблдор — полностью лишенный чувств и привязанностей, расчетливый и равнодушный ко всему, — никогда не смог бы так отреагировать на столь незначительную вещь, как обращение по имени. Так что же там скрывалось за этим непреодолимым фасадом, и откуда вязалась по-детски растроганная улыбка там, где не должно было быть места чувствам? Впрочем, долго думать об этом Снейп не мог, так как выражение лица Поттера уже через несколько секунд вновь стало непроницаемым.

— Скажите, сэр, мне теперь все время нужно будет инсценировать собственную смерть и триумфальное возвращение, чтобы вы звали меня по имени? — шутливо поинтересовался тот.

— Как вы сами ранее отметили, второй раз этот фокус не получится таким интересным, — напомнил Снейп.

Гарри насмешливо хмыкнул и, подхватив стопку книг, поднялся с пола, направляясь к пустым полкам.

— Что ж, придётся придумать что-то ещё, — с театральным драматизмом вздохнул он.

— Попробуй для разнообразия не пытаться погибнуть при каждом удобном случае, это действительно будет неожиданным поворотом.

Поттер рассмеялся и, расставив книги, обернулся к профессору.

— Вот это и правда вызов, сэр, — весело признал он.

Снейп решил, что это уже прогресс.

— Что ж, — он шагнул к выходу, — пожалуй, это всё, о чём я хотел поговорить.

— Разве?

Холодный голос, так не похожий на тот, что звучал минутой ранее, догнал его у самой двери, Северус обернулся, вопросительно изогнув бровь. Поттер так и стоял возле книжных полок, сунув руки в карманы брюк и подпирая спиной шкаф, его поза казалась открытой и расслабленной, если бы не тяжелый, пристальный взгляд.

— Не совсем понимаю, о чём вы, — помедлив, ровно отозвался Северус.

— Мы с вами можем очень долго здесь вести задушевные беседы и притворяться, что всё осталось, как прежде. Но ведь это не так. Я вижу это в ваших глазах.

Губы Поттера скривились в усмешке, по комнате вдруг начал расползаться холод, словно в помещение пробралась лютая стужа. На своём насесте недовольно ухнула белоснежная сова и, взмахнув крыльями, взлетела, переместившись на шкаф, домовой эльф, пискнув, замер в углу, тревожно глядя на хозяина.

— Чем я так пугаю вас, профессор? — Снейпу на миг почудился серебристый отблеск в глубине изумрудных глаз. — Неужто я действительно настолько изменился с нашей последней встречи, что вы боитесь мне и слово лишнее сказать?

Северус медлил с ответом, вглядываясь в знакомое и одновременно до странности чужое лицо. Из глубины зеленых глаз на миг взглянул некто другой… нечто другое. Чуждое этому миру.

— По-вашему, мне есть чего опасаться, Поттер? — отгоняя закравшийся в душу страх, сухо поинтересовался тот.

— Как знать, — по губам собеседника скользнула жесткая усмешка.

Снейп сузил глаза, изучая бледное лицо юноши, сейчас неприятно напоминающего другого волшебника, имя которого до сих пор боялась произносить половина Британии.

— Ну что ж, — процедил он, — попробуйте выкинуть какую-нибудь глупость. Посмотрим, чем для вас это закончится, Поттер.

— И что же вы сделаете? — тот в притворном удивлении изогнул брови, — баллы с меня снимете, профессор? — в этом обращении явственно звучал вызов и равнодушная насмешка.

Северус помедлил. Он мог бы угрожать и дальше, мог попробовать запугать или осадить надменного паразита, но… стоило ли? Вместо этого он почти устало вздохнул, чуть расслабляя напряженные плечи.

— Что с тобой случилось, Гарри? — тихо спросил он, разочарованно глядя на юношу.

Тот некоторое время молчал, разглядывая лицо собеседника, словно искал в нём… что? Неискренность? Сожаление? Страх? Чтобы там ни было, Поттер только качнул головой, с этим движением будто ослабляя туго скученный клубок враждебной угрозы, и холод, сковывающий всю комнату, отступил и рассеялся. Оттолкнувшись от шкафа, он выпрямился и отвернулся.

— Вы, кажется, собирались уходить.

— Может, прекратите уже пороть чушь и для разнообразия будете вести себя, как взрослый человек, которым я, по заблуждению, вас посчитал? — скучающе полюбопытствовал у него за спиной Снейп.

— И какой в этом смысл? — бросил через плечо Гарри.

— Даже и не знаю, быть может, тогда окружающие начнут воспринимать вас серьезнее?

— Серьезнее, — Поттер презрительно фыркнул, — тоска болотная.

— Не так уж и сложно изображать из себя хорошего человека. Вам это отлично удавалось последние годы, разве нет?

— Хороших людей слишком просто подставить и убить, — с затаённой злобой отозвался Гарри.

«Так всё-таки ты не такой уж хладнокровный, каким пытаешься казаться», — мысленно хмыкнул профессор.

— Вы можете хоть с крыш кричать о своей новоприобретенной исключительности, Поттер, — язвительно протянул он, — но главное ваше качество, увы, так и осталось неизменным: вы как были идиотом, так им и остались.

Он развернулся и направился к выходу, но все же успел заметить удивленное и отчасти весёлое выражение лица Гарри, когда тот обернулся ему вслед.

«К чёрту всю эту философию, — стремительно шагая по коридору, думал Снейп, — мелкий кретин так ни черта и не изменился за полтора года». В этом он был уверен. И пусть Дамблдор подавится своими теориями про светлых волшебников.

Настроение необъяснимо поднялось.

* * *

В отличие от чопорных чистокровных снобов, презирающих даже воздух, которым дышат магглы, Мелинда, будучи магглорожденной, никогда не испытывала иллюзий касательно того, насколько технический прогресс превосходил архаичное общество волшебников, застрявших в средневековье. Поэтому, когда магглы все-таки узнали о существовании колдунов и грянула война, она не особенно удивилась. Это было неизбежно. Как и то, что маги в этой войне явно уступали из-за собственной узколобости, разобщенности и предрассудков. Новостью для журналистки стало существование варлоков и некой блокирующей магию руны, которая спутала все карты и настолько склонила чашу весов в сторону магглов, что многие магглорожденные предпочли послать волшебный мир куда подальше и переметнуться на другую сторону. Ничего удивительного в таком поступке Мелинда не видела. Бесконечные притеснения, унижения и угрозы со стороны чистокровных многих оттолкнули от помощи в сопротивлении. В конце концов, какой смысл жертвовать собой ради мира, который изначально отказывался их принимать?

Тем не менее, сердцу Мелинды магический мир, при всём своём масштабном идиотизме, всегда был милее. Именно по этой причине, затаившись среди магглов, она до сих пор исправно передавала любую полезную информацию Маркусу, играя в шпиона.

Маленький провинциальный городок, куда отправил её Райнер почти два года назад, даже сейчас казался местом тихим и мирным, несмотря на всё безумие, что творилось за его пределами. Поначалу Мелинда даже не особенно понимала, с какой целью нынешний глава Аврората отправил её в эту дыру и почему так настаивал на максимальной секретности задания, обратив особое внимание своей подчиненной на местную церковь. Но стоило немного освоиться и разобраться что к чему, как всё тут же стало куда любопытнее. Особенно когда накал страстей после первых новостей в маггловкой прессе о волшебниках перерос в полномасштабную войну. Краш не потребовалось много времени, чтобы разобраться, кто здесь всем заправляет. Главное, знать, куда смотреть.

Даже здесь долгое время после начала войны мало кто догадывался, что необщительные послушники в серых робах на деле являются верными псами инквизиции, а благообразный отец Элиот этими псами руководит. Но постепенно Элиот стал в городе фигурой куда более значимой, чем можно было ожидать от обыкновенного священника.

За время работы под прикрытием Краш умудрилась добиться некоторого признания со стороны церкви, хоть и пришлось ради этого полностью отказаться от магии и всячески изображать безобидную прихожанку. Она даже стащила у одного из патрульных серебряный значок с руническим символом, надеясь, что он сработает для неё как щит от варлоков, а заодно предотвратит риск произвольных вспышек магической энергии, по которым её легко можно было вычислить. Увы, очень быстро стало понятно, что идея с руной оказалась провальной — она блокировала не только магию, но и приток жизненной энергии, которая была неразрывно связана с магическим ядром. Такое воздействие для волшебников оказалось губительным. Неудачный эксперимент чуть не стоил Мелинде не только прикрытия, но и собственной жизни, поэтому, упрятав руну в шкатулку, журналистка отправила её Маркусу с письмом, где пыталась описать всё, что испытала. Не являясь целителем, Краш не могла точно охарактеризовать, что именно блокиратор магии творил с телом волшебника, но надеялась, что в Аврорате найдется хоть один достаточно умный человек, чтобы с этим разобраться.

Когда война с магами велась уже в открытую, по улицам ходили толпы патрульных и был введен комендантский час, докладывать Маркусу о положении дел стало сложнее: почтовые совы и камины исключались, как и патронус-посланник, ведь стоило ей произнести хоть одно невинное заклинание, и в её крохотную квартирку сбежались бы все варлоки города, почуяв рядом всплеск магической энергии. Телефонам Мелинда не доверяла, встречаться лично было небезопасно, а потому пришлось придумать хитроумный план передачи информации через статьи в газете, где Краш аккуратно публиковала зашифрованные послания главе Аврората.

Впрочем, с течением времени она начала понимать, что занятие это почти не имеет смысла. Чтобы выведать нечто стоящее, требовалось попасть в ближайший круг Элиота, состоящий из варлоков и инквизиторов, а это было попросту неосуществимо. Можно было бы вступить в ряды «миссионеров», но понаблюдав за ними, Краш быстро поняла, что в их число в основном входили полусбрендившие фанатики, рвущиеся сжигать всех, кто на них косо глянул. Важной информацией с этими психами не делились даже такие отбросы, как патрульные, и по большей части сеть «миссионеров» нужна была церкви только для того, чтобы те следили за соседями и строчили доносы. Приходилось ограничиваться регулярными посещениями церковных служб и душеспасительными личными беседами со священником. Отец Элиот, что очевидно, дураком не был, но статус Мелинды, как журналистки, готовой нести «слово божье» в массы с помощью прессы, давал ей крохотное преимущество, позволяя собирать крупицы информации, невзначай оброненные священником. Так она смогла узнать о закрытых училищах, где магглорожденных детей превращали в зомбиподобных слуг инквизиции. Элиот называл эти учреждения «Орденом святого воинства», где церковь растила «сильных духом и верных Господу рыцарей», но по мнению самой Мелинды это были какие-то колонии строго режима, где из детей делали живое оружие. Неудивительно, что варлоки в большинстве своём были похожи на роботов — из них давно вытравили способность мыслить и рассуждать самостоятельно. Зато становилось понятным подсознательное неприятие чистокровными магглорожденных, уходящее корнями в далёкое прошлое. Ведь, если верить истории инквизиции, именно варлоки в своё время стали той силой, которая беспощадно уничтожала волшебников, вынудив тех уйти в глубокое подполье и шарахаться собственной тени. Очевидно, что маги считали магглорожденных предателями крови, истребляющих собственный вид. То, что такому положению дел активно поспособствовала инквизиция мало кого тогда интересовало. С течением времени причина забылась, а вот ненависть осталась.

«И вот к чему это нас привело».

Впрочем, были и некоторые исключения. Обосновавшись в городе, Мелинда довольно быстро умудрилась завести дружбу с Ричардом Ларкисом — одним из приближенных к Элиоту варлоков. Парнишка был ещё совсем юным, бестолковым и на удивление быстро проникся симпатией к журналистке. Он сильно отличался от других варлоков и, несмотря на фанатичную преданность церкви, все же напоминал живого человека, а не машину для убийства. Краш предполагала, что основная причина кроется в том, что Ларкиса забрали из семьи в более сознательном возрасте, и Элиот растил его самостоятельно. Именно поэтому с мальчишкой взаимодействовать было проще, чем со священником, и, как следствие, тянуть из него нужную информацию. Благодаря доверчивости Ричарда Мелинда хоть отчасти знала, что происходит в стане врага и какие действия они планируют предпринять.

Но этого оказалось недостаточно. Мелинда не знала, где держат тех, кого смогли захватить магглы, как не знала о нападениях на поместья волшебников, планах разрушить Косую аллею и атаке на Хогвартс. Новости об этом дошли до нее уже когда ничего нельзя было изменить.

Краш поражалась собственной выдержке, когда сияющий самодовольством Ларкис заявился к ней в гости, рассказывая о разрушении Хогвартса. Одному небу было известно, чего стоило Мелинде не разрыдаться при нём, оплакивая исчезновение школы волшебства. Вместо этого она нашла в себе силы отстранённо поинтересоваться, что это вообще за «Хогвартс» такой. И только когда в ответ она получила равнодушно брошенное: «Что-то вроде школы, где молодых магов учат творить свои сатанинские обряды», она позволила себе дать волю тонкому ручейку из того бурлящего потока эмоций, бушующего в её сердце и, нахмурившись, поинтересовалась, не слишком ли жестоко убивать детей? Ричарда, стоит отметить, этот вопрос заставил на миг задуматься, но он отмахнулся от неприятных мыслей категоричным ответом: «Зверям звериная смерть».

Мелинда мысленно пожелала ему того же, но вслух лишь заметила:

— Разве церковь не должна учить добродетели и всепрощению?

— Они все демоны. Неужели дурное дело — истреблять зло в его зачатке?

— И правда, — задумчиво согласилась Краш, представляя, как расколет о дубовую голову сопляка тяжелую салатную миску, которую медленно намывала в раковине.

— У зла множество обличий, и даже если оно является тебе в образе невинного ребёнка, не стоит поддаваться сомнению, — рассуждал за её спиной Ричард. — Нужно держать разум открытым, а сердце праведным, чтобы порочные демоны не смогли одурачить тебя.

Мелинда подумала о горстке одиннадцатилетних «порочных демонов», наблюдавших за неотвратимым приближением собственной гибели. О тех, кому так и не довелось познать и половины радостей жизни, не суждено было повзрослеть, влюбиться, исполнить свои мечты, повидать мир, и задавалась вопросом, кто же чудовища в этой истории. Порой она ловила себя на том, что начинает разделять некоторые взгляды Волдеморта. Впрочем, именно ему и его радикальным методам стоило сказать «спасибо» за то, что магглы вообще решили объявить волшебникам войну. С того дня крошечная симпатия, которая зародилась в душе по отношению к юному варлоку растаяла, оставив после себя лишь горький привкус предательства и разочарования. Она и сама не подозревала, что до этого пыталась найти в этом мальчишке хоть что-то хорошее.

После новостей о Хогвартсе Мелинда вознамерилась уехать из города и вернуться к волшебникам, осознавая полную бесполезность своей шпионской деятельности. В конце концов, какой толк в этом прикрытии, если она не смогла узнать даже о таком масштабном событии как разрушение Хогвартса?

Лишь обдумав хорошенько ситуацию и усмирив немного шторм собственного отчаяния, она осталась, не до конца понимая, что кричит в ней громче: желание хоть чем-то помочь волшебникам или страх оказаться на другой стороне игральной доски, где у неё есть все шансы погибнуть от рук магглов. Продолжая изображать законопослушную журналистку, Мелинда следила за ситуацией, через силу улыбалась Ричарду и прислушивалась к любым разговорам в надежде, что даже из ее бесполезного задания удастся извлечь пользу.

К её собственному удивлению ожидание все-таки странным образом окупилось.

Это был один из тех серых зимних вечеров, когда от тоски и чувства бренности собственного существования ныли кости, и единственным способом отогнать мысли о надвигающейся депрессии была чашка карамельного капучино — лучшее изобретение магглов, по скромному мнению журналистки.

«Почему, чёрт подери, маги не могли изобрести у себя что-то настолько же восхитительное? Мир тогда стал бы таким прекрасным местом…» — с тихим вздохом сожаления Мелинда сделала глоток кофе, наблюдая за редкими прохожими через окно кафе.

Из пессимистичных размышлений о тленности бытия её вырвало мелькнувшее за окном знакомое лицо. Мелинда чуть не поперхнулась. Поборов желание протереть глаза, она оторопело наблюдала, как по заснеженной улочке маггловского городка с надменным королевским достоинством идёт самый нежданный и самый нежеланный элемент магического сообщества после Тёмного Лорда.

И всё же эта гостья всколыхнула в душе чувство аномальной радости.

«Насколько же мне осточертело здесь сидеть, если появление Беллатрикс Лестрейндж вызывает такой восторг?» — отстраненно поразилась Мелинда, оставляя свой недопитый кофе и торопливо выскакивая из кафе.

Лестрейндж явно окончательно сбрендила, раз в такую неспокойную пору даже не удосужилась толком замаскироваться. Она, кажется, не считала нужным осторожничать, шастая по округе в старомодном платье с корсетом, от которого за милю веяло чародейством, и глядя по сторонам с умильным любопытством ребенка, заглянувшего в лавку со сладостями. Благо в этот час на улице было почти пустынно, иначе уже все кому не лень побежали бы бить тревогу.

— Дура чокнутая, — проворчала Мелинда, следуя за ведьмой.

Вообще, Лестрейндж выглядела так, словно ищет кого-то, что в целом было странным. Волшебники нынче редко оседали или назначали встречи в таких местах — слишком рискованно себя выдать.

Торопливо прикинув все свои шансы быть убитой в первые же три секунды приветствия, Мелинда все же решилась окликнуть сумасшедшую колдунью.

«В конце концов, мы вместе учились в Хогвартсе», — успела подумать она в то короткое мгновение, когда Беллатрикс, резко остановившись, круто развернулась вокруг своей оси.

— Привет, полоумная, — сухо поздоровалась Краш, глядя на кончик волшебной палочки, едва не упирающийся ей в нос. — Помереть захотелось?

— Ух ты, какие люди, — по губам Лестрейндж расплылась ядовитая усмешка, а в чёрных глазах полыхнуло жутковатое предвкушение. — Какими судьбами? Решила переметнуться на сторону тех, кто по духу ближе, грязнокровка?

— Не совсем, — Краш криво усмехнулась, сохраняя удивительное спокойствие. — На твоём месте я бы не размахивала так открыто своей волшебной палочкой. Ты и так выглядишь до одури подозрительно, а прибавь к этому свой весьма красноречивый магический аксессуар, и мирные жители, не задумываясь, потащат тебя на костер.

— С удовольствием взглянула бы, как у них это получится, — с ноткой презрения пропела Бэлла, но палочку все же спрятала.

— Смею предположить, что ты сюда заявилась не для того, чтобы эффектно покончить с собой в максимально «дружественной» обстановке?

— А ты всё такая же наблюдательная, — язвительно хмыкнула Лестрейндж. — Вы, магглы, окончательно страх потеряли, раз ты решилась со мной заговорить.

— Мне кажется, мы сейчас немного на одной стороне, — заметила Мелинда.

— Скажи это замученным магглами волшебникам, — мгновенно отбросив напускное благодушие, процедила Беллатрикс. — Ты жива лишь потому, что…

— Лишь потому, что стоит тебе хоть раз взмахнуть палочкой, и сюда сбежится армия варлоков, — нетерпеливо перебила Мелинда. — Ты хоть знаешь, что это за город?

— Безусловно, — высокомерно процедила ведьма. — Иначе ноги бы моей в этом захолустье не было.

Вся эта ситуация казалась Мелинде почти абсурдной: она и Беллатрикс Лестрейндж стоят посреди города инквизиторов, где их могут схватить или убить в любое мгновение, и ведут относительно вежливую беседу. Кто бы мог подумать, что такое вообще может произойти? Она сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями и заглушая вопящий в сознании голос, который твердил, что не следует связываться с этой психической дамочкой.

— Зачем ты здесь?

— По делу, — скучающе протянула Бэлла. — У тебя всё? А то руки чешутся кого-нибудь убить, а тут ты так кстати подвернулась.

— Не горячись. Нападешь на меня здесь, и сама недолго проживешь, давай сперва поговорим? — наткнувшись на скептический взгляд собеседницы, Мелинда подняла руки в мирном жесте. — Героически умереть ты всегда успеешь.

— Героически умирать — прерогатива гриффиндорцев, душечка, — фыркнула Бэлла, но все же, поддавшись любопытству, последовала за Мелиндой к одному из домов, где располагалась её квартира.

Лишь оказавшись за закрытой дверью своей квартиры, Краш вздохнула чуть свободнее и, бросив на захламленную журналами и прочим мусором тумбочку зимнее пальто и шарф, обернулась к Лестрейндж, которая бродила по тесной гостиной, брезгливо разглядывая скудную обстановку.

— Всегда знала, что магглы отвратительно безвкусны, — прокомментировала она, ткнув пальцем в черный экран телевизора. — Теперь вижу, что они ещё примитивнее, чем я думала, что за зеркало такое странное?

«Эти «примитивные» магглы разнесли по камешку Хогвартс, если ты забыла», — Краш мысленно фыркнула, отмечая, что Беллатрикс во всем своем бесноватом великолепии вписывалась в будничную обстановку современной маггловской квартиры так же «органично», как дикая пантера в плюшевый домик для кошек.

— Итак. Правило первое: не колдовать тут, — сразу предупредила она, проходя вглубь квартиры. — Город кишит варлоками, одна вспышка магии — и тут их будет толпа.

— Ты уже говорила, — Лестрейндж без интереса наблюдала, как хозяйка квартиры возится с чайником на кухне. — Так даже проще.

Несколько мгновений Краш размышляла над её словами.

— Ты ищешь варлока?

Широко улыбаясь, Бэлла крутила в пальцах волшебную палочку.

— Мой лорд хочет поболтать с одним из предателей крови, но это тебя не особенно касается, — она помедлила, пока Мелинда расставляла на столе чашки и вазочки с угощениями, — Так чего ты хочешь? — она неторопливо опустилась на стул, закинув ногу на ногу. — Ты ведь тоже предательница крови, отчего не позвала своих маггловских дружков?

— Давай все-таки разберемся с определениями, — Краш придвинула ведьме чашку с чаем, на которую та даже не взглянула, и села за стол. — Во-первых, не разумно называть предателем того, кто на твоей стороне.

— Откуда мне знать? Вы, грязнокровки, при первом удобном случае переметнулись к магглам.

— А ты никогда не задумывалась, почему, а? — Мелинда сделала глоток чая, отправив в рот конфету. — Это ведь именно действия твоего Лорда и нетерпимость чистокровных отбила у магглорожденных всякое желание встать на сторону магов.

— Вам изначально было не место среди волшебников, — надменно бросила Лестрейндж, сощурив чёрные глаза. — Всё, что сейчас происходит — отличное тому подтверждение. В вас нет ни верности, ни достоинства. Сидите по своим норам и ждете удачного случая ударить в спину.

— Да-да, — Мелинда закатила глаза, вдруг сообразив, что привела сюда эту сумасшедшую не для длительных дискуссий о морали и нравственности. — Но речь сейчас не об этом. Я, видишь ли, играю здесь в шпиона и была бы признательна, если бы ты не выдала меня, иначе два года трудов придётся спустить в унитаз.

— Зачем тогда было за мной идти? Сидела бы и дальше мышкой в норке, никому здесь до тебя не было дела.

«И правда, зачем?» — Краш досадливо поморщилась, уже жалея о своём решении.

— Мне надоело просто наблюдать, как умирают люди, — сказала она, скорее пытаясь объяснить этот поступок самой себе, чем сидящей напротив ведьме. — Я устала бездействовать и хочу помочь.

— С чего вдруг? — с издёвкой полюбопытствовала Бэлла.

«Действительно…»

— В этой войне мы на одной стороне.

— Двадцать лет назад ты придерживалась других взглядов, — насмешливо напомнила ведьма.

— Двадцать лет назад магглы не угрожали безопасности всего магического сообщества, а вот твой господин угрожал.

— Если бы тогда он одержал победу, сегодня нам не пришлось бы страдать от их рук, — сузив глаза, прошипела Беллатрикс. — Именно «благодаря» таким, как ты и ваш «святой» Дамблдор, мы оказались в этом положении. И сейчас ты будешь утверждать, что мой лорд был не прав?

— Давай не будем спорить о том, что правильно, а что нет, — Краш скривилась. — Тогда ситуация была другая. Сейчас мы все в одной лодке. Если Тёмный Лорд ищет способ разобраться с магглами, я готова помочь, — наконец решительно сказала она, чувствуя, как с этими словами переступает незримую границу, о существовании которой до этого мгновения даже не подозревала.

«Интересно, кем меня теперь это делает? — подумала Мелинда. — Пожирателем Смерти на полставки? Вот Райнер «обрадуется», если узнает».

— Помочь чем? — тем временем протянула Лестрейндж.

— В поисках варлока ты пришла по нужному адресу. Этот город является своего рода одной из штаб-квартир инквизиции.

— Я в курсе, — её гостья начинала откровенно скучать, отчего ненавязчивые манипуляции с волшебной палочкой, которую та по-прежнему крутила в пальцах, приобрели несколько угрожающий оттенок.

— Проблема в том, что поймать его будет непросто, — спокойно продолжила говорить Мелинда, чувствуя себя Шехеразадой, убалтывающей сказками кровожадного мужа. — Попробуешь напасть на одного, тут же сбежится целая армия. Как ты будешь биться с десятками обученных колдунов и вооруженных магглов, на которых не действует твоя магия?

— Я не так слаба, чтобы не справиться с горсткой лже-магов, которые и колдовать толком не умеют.

— О, поверь, колдуют они не хуже нас, — заверила Мелинда с мрачным смешком, — и заклинания у них даже пострашнее. Я не знаю, как вообще инквизиция додумалась до такого, но магия, которой обучают варлоков, не уступает нашей. Не говоря уже об их «сетях смирения». Если на тебя такую накинут, ты будешь беспомощнее котенка в мешке.

Бэлла помедлила, палочка замерла в бледных пальцах.

— И?

— Я могу помочь тебе схватить варлока, — предложила Мелинда. — При условии, что ты не устроишь тут бедлам и не раскроешь меня.

Лестрейндж медлила с ответом, её цепкий взгляд ни на миг не отрывался от лица собеседницы и совершенно невозможно было предсказать, как она поступит в следующее мгновение, наконец по тонким губам скользнула змеиная усмешка, ведьма, чуть расслабившись, откинулась на спинку стула и начала медленно постукивать кончиком волшебной палочки по столешнице.

— И какой же у тебя план, раз, по твоим словам, так сложно победить варлока?

Где-то на краю сознания внутренний голос печально заключил, что Мелинда вскоре пожалеет об этом союзе, но ей уже было всё равно. Застрявшая в окружении врагов, не способная хоть что-то сделать или изменить, она так отчаялась, что уже готова была на любое безумство, лишь бы избежать новых трагедий. Даже если ради этого придется пожертвовать жизнью одного мальчишки, имевшего неосторожность ей довериться. Затолкав подальше неуместную жалось к юному варлоку, который, похоже, видел в ней кого-то вроде тётушки или старшей сестры, Краш загадочно улыбнулась.

— Так вышло, — протянула она, — что с одним из них я довольно хорошо знакома, и заманить его в ловушку не составит труда.

Настороженность и сомнение в глазах Лестрейндж сменилось хищным любопытством.

— Продолжай, — в предвкушении сказала она.