Осень на двоих. Последнее мгновение вечности (гет)

«Я слеп, ибо не вижу их боли.

Я глух, ибо не слышу, как молят меня о милосердии.

Я нем, ибо не могу сказать им, за что они проливают свою кровь.

Я ненавижу себя.

Но пока у меня есть цель, я буду продолжать терзать их.

Никто не узнает.

Никто не оправдает перед потомками моих деяний.

Я стану чудовищем. Я уже чудовище».

Северус поставил локти на ручки кресла, сцепил пальцы замком, и подался вперед, пристально изучая початую бутылку огневиски на столе. Странно. Раньше он никогда не был склонен решать душевные проблемы алкоголем, что изменилось с тех пор? Быть может, он просто… устал. Да. «Устал» — подходящее определение. «Сломлен» было бы слишком преувеличено. «Испуган» слишком далеко от истины. А вот «устал» — самое то.

Забавно, как меняются жизненные приоритеты и убеждения с течением времени. Когда-то гибель любимой женщины пробудила в нём пожар ярости, что горел многие годы, питая жаждой отмщения и давая силы продолжать жить дальше. Но вот произошедшее с сыном этой женщины оказало на Северуса полностью противоположный эффект. Его внезапно покинули все силы: не осталось ни на ненависть, ни на месть, ни даже на самосохранение. Ему вдруг стало совершенно безразлично, что с ним случится, что каждый способный сражаться на счету, что знания и умения самого Северуса могут оказать неоценимую помощь.

Война, магглы, Волдеморт…

Уже больше года назад всё это вдруг потеряло всякий смысл.

Северус до сих пор хорошо помнил, как Минерва и Альбус едва ли не хором настаивали на том, чтобы он оставил пост зельевара в Хогвартсе, уже открыто намекая, что это может плохо для него закончиться, и как он сам просто отмахнулся от них, прикрываясь аргументом, что замену они всё равно найти не успеют. Ему надоело убегать и прятаться. Если его убьют, значит так тому и быть. Снейп не хотел больше задумываться о грядущем, продолжая существовать в своей жалкой пародии на жизнь.

Начало учебного года и обыденная рутина на какое-то время даже отвлекли его от гнетущего чувства бессилия. По крайней мере, когда его кабинет не осаждали некоторые студенты с расспросами о том, куда подевался знаменитый Мальчик-Который-Выжил.

Гарри Поттер. Это имя буквально не сходило с уст обитателей Хогвартса. Конечно, никто не знал, что с ним произошло и куда он пропал. Самой популярной версией, безусловно были предположения, что Дамблдор где-то прячет мальчишку. Очевидно, что с возвращением Волдеморта Поттеру было не безопасно оставаться в школе. Тем более в окружении слизеринцев. Были и другие теории: о том, что Поттер переметнулся на сторону Тёмного Лорда, о том, что сбежал, о том, что мёртв. Последние два варианта были особенно популярны среди учеников его факультета, в конце концов, детям Пожирателей Смерти было прекрасно известно, что Волдеморт тоже ищет Поттера. Северус предпочитал игнорировать любопытствующих, а позже начал снимать баллы с особо навязчивых индивидов, что позволило ему избавиться хотя бы от Грейнджер. За всей этой повседневной суетой к Снейпу вернулась некая призрачная надежда на более-менее сносные перспективы, пока одним дождливым сентябрьским утром жизнь не подбросила ему новый сюрприз в лице бледного как полотно Драко, нагнавшего его по пути в Хогсмид. Сжимая в дрожащих пальцах измятое письмо, мальчишка протягивал ему конверт и бормотал, что-то о срочном послании от отца.

Северус до сих пор гадал, почему не разглядел молчаливый ужас в глазах младшего Малфоя, который едва не кричал о том, чтобы он не прикасался к письму. Возможно, он и правда подумал, что Драко нуждается в помощи или совете. Или просто не хотел увидеть очевидного, как не захотел признать вероятность предательства со стороны одного из слизеринцев, когда решил вернуться в Хогвартс. А возможно, в глубине души он прекрасно понимал, что это ловушка. Возможно, подсознательно желал того, что в итоге произойдет. Поэтому забрал конверт.

Порт-ключ перенёс его из Хогсмида прямиком в кабинет Тёмного Лорда, и в первое мгновение он даже ничего не почувствовал, оказавшись лицом к лицу с магом, которого боялся и ненавидел всей душой. Впрочем, дурманящее оцепенение длилось недолго. Сидя в гостевом кресле напротив Волдеморта, полностью обездвиженный плотными кольцами исполинской змеи, расположившей треугольную голову в опасной близости от его шеи, Северус начал понимать, что угодил в самую скверную ситуацию, которую только можно вообразить.

Ужасающий, как и прежде, Тёмный Лорд пристально рассматривал лицо своего мятежного Пожирателя Смерти с безразличным спокойствием рептилии. Тонкие губы кривились в усмешке, от которой узкое, уродливое лицо только сильнее походило на обтянутый кожей череп. Глядя на него, непросто было вспомнить, что за кошмарной маской кроется смазливая физиономия Томаса Арчера. Впрочем, это было даже неплохо, потому что от одной мысли, что у них под носом целый год сидел Тёмный Лорд, которого они так любезно пригласили в штаб Ордена, снабдили всей возможной информацией, а потом пустили в Хогвартс, становилось тошно. Сидя сейчас напротив бывшего господина, Снейп не мог не испытывать всю титаническую мощь собственной глупости. Как они могли проглядеть нечто настолько важное?

— Рад, что ты навестил нас, Северус, — голос Тёмного Лорда звучал неторопливо и спокойно, словно они застряли на светском ужине, где ни тот, ни другой находиться не хотят, но обстоятельства вынуждают к вежливой беседе. — Не держи зла на Драко за это маленькое предательство, я, видишь ли, пообещал, что убью Нарциссу, если он откажется привести тебя, а бедный мальчик такой чувствительный, — он почти огорченно вздохнул. — Хотя я немного удивлен, что ты вообще купился на трюк с порт-ключом. Мне казалось, ты умнее, — Волдеморт помедлил, но так как собеседник не спешил вступать в оживленный диалог, предпочитая молча прожигать его ненавидящим взглядом, поставил локти на столешницу и переплел пальцы. — Впрочем, неважно. У меня к тебе любопытное деловое предложение.

— Предложение? — эхом отозвался Северус, когда пауза затянулась. — Какое предложение.

— Весьма выгодное для тебя и, вероятно, совсем не выгодное для меня, — тут же сказал Тёмный Лорд, будто только и ждал этого вопроса. — Я предлагаю тебе свободу.

На несколько секунд повисла тишина, пока Северус медлил, гадая, не ослышался ли он и не последует ли разъяснений. Их не последовало.

— Свободу? От?..

— От меня, — кивнул Волдеморт. — От метки. От бесконечного бегства. От страха, что рано или поздно возмездие настигнет тебя в моём лице.

— А разве оно уже не настигло?

Тёмный Лорд неопределенно повел плечом.

— Ещё нет. Можешь считать сегодняшнюю встречу мирными переговорами.

Снейп подумал, что ситуация, в которой один из собеседников обездвижен и обвит огромной ядовитой змеёй, мало походит на «мирные переговоры», но кто его спрашивал. Так или иначе, предложение звучало чертовски соблазнительно, если бы не одно «но».

— Чего вы хотите взамен?

— Сущую мелочь, — не сводя с него пристального взгляда ответил Тёмный Лорд. — Я хочу знать, где находится Гарри Поттер.

Северус едва не выругался, почти неосознанно укрепляя все ментальные щиты на случай внезапной атаки на его разум.

Ну естественно. Конечно, всё не может быть так просто. Едкий отказ жёг горло не хуже раскаленного металла. Сейчас, когда ему нечего терять, некуда бежать и судьба его по сути решена, что мешало выплюнуть в лицо мерзавцу всё, что Северус о нём думал? Что мешало раз и навсегда лишить Волдеморта возможности узнать правду, о которой на данный момент кроме Северуса знали только двое? Что мешало умереть, давясь сладкой местью и пьянящим осознанием, что он не поддался сладким речам лжеца и убийцы, что он, Снейп, остался верен своим убеждениям и не пошел на сделку с дьяволом лишь ради призрачной, неуловимой мечты о свободе, которую ему всё равно не получить? Что мешало ему прямо сейчас пожелать Волдеморту засунуть своё щедрое предложение себе в задницу, даже если для Северуса это закончился пытками и смертью?

Ах да.

Он же был слизеринцем.

Вся эта сиятельно-благородная ересь про самоотверженный идиотизм и твердолобые принципы — специальность гриффиндорцев. Так пусть они и умирают в лучах славы и неизлечимого героизма.

Северус предпочтёт окончить жизнь двуличной, беспринципной сволочью, чтобы идиот Блэк смог потом с чистой совестью плюнуть ему на могилу и орать на каждом углу, что он всех предупреждал.

«К тому же, — тут же договорился с собой Снейп, — правда уже никому не навредит».

Разве что подорвет у некоторых особо чувствительных индивидов боевой дух и иллюзорную веру в счастливый финал, но и чёрт бы с ними. Сколько можно возлагать свои надежды на плечи шестнадцатилетнего мальчика, для которого они пальцем о палец не ударили за все эти годы?

Снейп попытался, насколько это было вообще возможно в крепких «объятиях» Нагини, принять расслабленный, деловой вид.

— И вы дадите клятву волшебника, что после того, как я расскажу вам правду, вы уберете тёмную метку, отпустите меня и не станете преследовать и мстить?

— Почему бы и нет? — легко согласился Волдеморт. — Конечно, ты должен понимать, что я не обещаю полную неприкосновенность и, если однажды мы повстречаемся на поле боя, случиться может что угодно. Но я гарантирую тебе свободу. С сегодняшнего дня ты больше не будешь являться Пожирателем Смерти, и никто не станет мстить за твои игры в шпионов.

— И я смогу уйти? Так просто?

— Да. — Тёмный Лорд развел руки в стороны, словно желая продемонстрировать свои честные намерения. — Никто не станет тебя останавливать. Будем считать, что ты окончил службу Пожирателя по собственному желанию.

«Посмертно», — ехидно добавил внутренний голос, Снейп велел ему заткнуться.

— Хорошо, — коротко и сипло сказал он, гадая, не заключает ли сейчас соглашение пострашнее того, которое привело его в ряды слуг Тёмного Лорда. — Я расскажу, где Поттер, если вы дадите клятву волшебника.

Северус сделал большой глоток огневиски и отвернулся к окну, за которым мок под мелким, моросящим дождем серый ноябрьский полдень. Прошло больше года, а он снова и снова возвращался мысленно к тому дню, когда сам Волдеморт без колебаний дал непреложный обет, пообещав убрать тёмную метку и не преследовать Снейпа с целью мести. Северус наблюдал, как уродливая отметина навсегда исчезает с его предплечья, и не верил, что это происходит на самом деле. У него вдруг не осталось ни хозяина, ни стороны, ни обязательств. Он был свободен.

Ценой этой свободы стало всего лишь одно воспоминание, которым он поделился с Волдемортом.

А быть может он все же расплатился собственной душой, потому что всё, что от неё осталось, кажется, существовало только в том воспоминании о пасмурном дне в середине августа девяносто шестого...

День, когда в штаб Ордена явился нехарактерно мрачный Дамблдор сообщив, что вышел на след Поттера, врезался в память на всю жизнь. Северус не прочь был бы забыть всё, что произошло после этого, но отчего-то дурные воспоминания всегда куда лучше сохранялись в памяти. Сохранились и эти. Северус помнил, как спрашивал, почему бы не взять с собой на поиски Блэка, и как директор настаивал на том, что это должен быть Северус. Тогда разум с готовностью подбросил предположение, что Альбусу нужен зельевар, потому что Поттер ранен. Или Пожиратель, потому что тот в плену. Или не идиот, потому что Блэк, что очевидно, идиот. Снейп тогда много чего себе нафантазировал. Только не то, что случилось на самом деле.

Не серые стены маггловского морга и фотографии тела, не короткий, мучительный разговор с врачом, не свидетельство о смерти, подписанное Петуньей Дурсль, не новость о том, что труп кремировали, не признание самой Петуньи в том, что она забрала прах и вытряхнула в слив, едва покинув морг. Не то, как по возвращении домой его рвало почти час. Не собственные хриплые рыдания, наполнившие его дом.

Не то, что Гарри мёртв.

Тело мальчика нашли в каком-то переулке Лондона без каких-либо видимых повреждений. При нём не было ни документов, ни личных вещей. Только волшебная палочка и фигурка чёрного шахматного коня, которую тот повсюду носил с собой.

Они так и не узнали кто убил его.

Покинув воспоминания Северуса, Тёмный Лорд отстранился от Омута памяти и медленно поднял голову, встречаясь взглядом со Снейпом.

— Это правда? — тихо спросил он и в эту секунду в алых глазах мелькнуло нечто надломленное и безнадежно обреченное. — Он… мертв?

Однажды, очень давно, почти в другой жизни, на него точно так же смотрел Томас Арчер, когда узнал, что его лучший друг умирает. Это не походило на взгляд тирана и убийцы. Вместо ответа Северус вытащил из кармана чёрного шахматного коня, поставив фигурку на стол. Волдеморт аккуратно взял её и долго рассматривал в абсолютном молчании.

— Кто? — наконец, произнес он, сжимая ее в кулаке.

Снейпу не нужно было уточнять, о чем речь. Он сам мечтал узнать ответ на этот вопрос.

— Вероятнее всего это был волшебник. Причину смерти магглам установить не удалось, а это указывает на то что было использовано смертельное проклятье. Больше мы ничего выяснить не смогли.

Повисла долгая пауза, пока Волдеморт молча перекатывал фигурку в ладонях.

— Что ж, — неторопливо произнес он, даже не взглянув на Северуса. — Ты можешь идти.

Снейп плохо помнил, как выбрался из кресла и на негнущихся ногах покинул кабинет. Почти не помнил, как вернулся в Хогвартс. Единственным, что навсегда врезалось в память, было выражение лица Тёмного Лорда. Он видел его в гневе, в ярости, видел ликование, злорадство, безумие, но никогда раньше он не видел в глазах мага такой мертвой пустоты.

Вопреки опасениям Северуса, Волдеморт не придал огласке информацию о смерти Гарри. До Ордена лишь дошли слухи, что Тёмный Лорд прекратил поиски Поттера, а после — ничего. С тех пор не было ни нападений, ни новостей о готовящихся атаках, ни угрожающих посланий. До того дня, как магглы разбомбили Косой переулок, Тёмный Лорд будто и вовсе исчез.

Похоже, эта свобода в итоге им обоим дорого обошлась.

Прошел год, а Северус так и не понял, что ему теперь делать с этой вновь обретенной свободой. Какой в ней смысл, если нет цели? То последнее, ради чего он готов был сражаться, исчезло, мир необратимо изменился, и что у него осталось?

Проклятая свобода.

За окном война и смерть. За окном трагедия и ужас, а он, Северус, напивается в гостиной своего старого, тёмного дома и совершенно не представляет, зачем он вообще просыпается каждое утро. У него ведь ничего больше не осталось.

Только горстка детей-самоубийц, которые пережили бомбежку Хогвартса, чтобы теперь всячески пытаться исправить это досадное недоразумение, играя в шпионов и патрульных. Камикадзе проклятые.

Оставался Орден, воюющий с ветряными мельницами.

Оставалась Эрмелинда Герхард — пожалуй, единственный человек, с кем Снейпу вообще хотелось говорить.

Оставались три могилы на полузаброшенном кладбище в Годриковой Лощине, куда Северус больше не приходил.

Оставались все его сожаления и чувство вины, отравляющее сны и мысли.

Оставался Томас Арчер, на мгновение взглянувший на Северуса из глубины алых глаз Тёмного Лорда.

Снейп мог жестоко ошибаться, но подобную реакцию он сумел объяснить только скорбью. Конечно, если бы он хоть кому-то рассказал о той встрече с Волдемортом или поделился своими предположениями с членами Ордена, ему сказали бы, что он выжил из ума. Снейп, если честно, и сам так думал, но его не покидало подозрение, что Дамблдор ошибался.

Всё это время маской был Волдеморт. Гарри с самого начала был прав — Арчер не погиб, подавленный сущностью Тёмного Лорда. Он оказался сильнее смерти, и вместо того, чтобы навсегда подчиниться воле Риддла, взял над ним верх.

Северус залпом допил огневиски и с громким стуком поставил стакан на стол, сжимая его побелевшими пальцами.

Только вот какая теперь польза от этого знания?

* * *

— Так с кем ты встречаешься?

Гермиона отвлеклась от своих расчётов, над которыми ломала голову второй час, и непонимающе уставилась на Дафну, сидящую в кресле у окна с каким-то глупым романом в руках.

— Что?

— На днях я слышала, как вы спорили с Уизли, — пояснила из-за книги та. — Что за таинственный «Информатор»?

Грейнджер подавила желание досадливо застонать — дурацкий Рон и его дурацкие вопли на весь дом.

— А как это тебя касается?

— Ой, да брось, — Гринграсс закатила глаза. — Что я, по-твоему, сделаю с этой «бесценной» информацией? В газете опубликую?

— Откуда мне знать, что ты сделаешь? — ощетинилась Гермиона. — То, что ты тут живешь, ещё не значит, что я тебе доверяю.

Собеседница смерила её насмешливым взглядом.

— Тебе говорили, что у тебя отвратительный характер?

— Нет. А тебе?

Дафна в ответ только пожала плечами и скривила губы в ироничной полуулыбке. Расценив это как окончание разговора, Гермиона вернулась к своим книгам о древних рунах, но сосредоточиться никак не могла, чувствуя на себе долгие, многозначительные взгляды, от которых хотелось то ли поправить прическу, то ли съежиться под столом и стать максимально незаметной. Раздраженно цокнув языком, она все-таки отложила перо, мрачно воззрившись на Гринграсс.

— Что?

У той хватило наглости невинно моргнуть.

— Что-то не так?

— Говори, что у тебя на уме или уходи, — отчеканила Грейнджер. — Ты меня отвлекаешь.

— Ладно, — пропела Дафна, тут же откладывая книгу.

На секунду Гермиона обрадовалась, решив, что Гринграсс наконец-то оставит её в покое, но вместо того, чтобы подняться с кресла, та устроилась в нём поудобнее, и, подперев кулаком подбородок, довольно улыбнулась, словно получила приглашение поболтать.

— Всё хотела спросить. Что на самом деле случилось с твоими родителями?

Гермиона нахмурилась.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой мою семью.

— Они же не мертвы, — спокойно сказала Дафна, ничуть не впечатленная её враждебностью.

— И откуда такая уверенность?

— Во-первых, ты напрямую ни разу не сказала о том, что они мертвы, — с готовностью поделилась своими наблюдениями она. — А если я что о тебе и знаю, так это то, что ты терпеть не можешь лгать, хоть и неплохо с этим справляешься при необходимости.

— Спасибо за комплимент, — сухо прокомментировала Грейнджер, не испытывая, впрочем, никакой благодарности.

— Помимо прочего, я знаю этот взгляд, — продолжала размышлять Дафна. — Когда ты говоришь о родителях, у тебя в глазах нет затравленной беспомощности, как, например, у Блэйза.

— И что с того? — Гермиона вопросительно подняла брови, тут же разозлившись на себя за то, что вообще позволяет втягивать себя в неприятный разговор.

— Люди, которые потеряли близких в результате несчастного случая, который не могли предотвратить или вмешаться, говорят об этом со скорбью и беспомощностью, со злостью или бессилием. Они не хотят принимать эту потерю и не могут смириться, — пояснила Дафна. — Ты же… скорбишь, но иначе. Так скорбят те, чья потеря была их выбором.

— Намекаешь, что я убила своих родителей? — теряя терпение, процедила Грейнджер.

Дафна взглянула на неё так, будто ничего глупее в жизни не слышала.

— Нет конечно. Я же своих не убивала. Но мои чувства схожи с твоими.

— Чем?

— Тем, что оставить родителей в тот день было моим выбором. Я приняла эту потерю. Как и ты. Но в отличие от меня, ты бы не смирилась с их смертью. Так что же ты сделала? Сбежала? Обманом заставила их уехать? Как-то напугала?

Гермиона болезненно скривилась. Как она позволила этому разговору зайти настолько далеко? Как допустила то, что её так ловко загнали в угол? И как теперь выкрутиться, не признавая открыто того, о чем Дафна и так уже догадалась?

Да и нужно ли выкручиваться? Что она теряет?

— Я стерла им память, — наконец, сказала она, слепо уставившись на свои записи. — О том, что у них была дочь.

— О, — выдохнула Дафна. — Изобретательно. И зачем?

Понять по нейтральной интонации, что она по этому поводу думала, было невозможно, поэтому Гермиона подняла голову, взглянув на собеседницу. Та смотрела на неё с любопытством, но не более — ни осуждения, ни сочувствия в глазах Дафны не наблюдалось, и это побудило дать относительно правдивый ответ.

— Тогда мы ожидали, что Волдеморт вот-вот начнет войну. Я, хм, боялась, что стану одной из его целей. Меньше всего мне хотелось, чтобы он попытался добраться до меня через моих родителей.

— С чего бы Тёмному Лорду вообще тобой интересоваться?

— Я подруга Гарри, — удивленно напомнила Гермиона. — Волдеморт мог попытаться шантажировать меня, чтобы узнать, где он.

Гринграсс задумчиво закусила губу, пристально разглядывая Грейнджер.

— Не сочти за обиду, кончено, но как-то много чести, не находишь?

— Прости?

— Ну не слишком то солидно для могущественного тёмного мага гоняться за какой-то школьницей, только чтобы выманить, эм, — она едва заметно усмехнулась, — другого школьника. Он бы должен мыслить куда более масштабными категориями.

Гермиона проглотила ядовитый комментарий о том, что Волдеморт и сам был всего лишь «каким-то школьником». Во-первых, это было не совсем правильно, во-вторых, Дафна не знала, кто скрывался под личиной Тёмного Лорда, а в-третьих (и это обиднее всего), Гринграсс была права — за прошедшие полтора года о ней никто даже не вспомнил.

И всё же она не могла позволить себе сомневаться в том, что поступила правильно, тем более доказывать это кому бы то ни было.

— Это было моё решение, — давя досаду и горечь, процедила она.

— Не спорю, — равнодушно протянула Дафна. — Но как по мне, ты слишком радикально поступила.

«Ох, я твоего мнения спросить забыла», — Гермиона сердито скрипнула зубами.

— Если я умру, лучше им вообще не знать, что у них была дочь.

— Ах, гриффиндорцы и их самоотверженность и жертвенность, — насмешливо вздохнула Гринграсс. — Тебе нимб ночами спать не мешает?

— Не мешает, — злобно отозвалась Гермиона. — Я вешаю его на гвоздь перед сном.

— Смешно, — без улыбки оценила Дафна. — Итак, значит ты уже год как самопровозглашенная сирота. И где ты жила?

Гермиона смерила её раздраженным взглядом. Беспардонные расспросы ни агрессией, ни сарказмом остановить не получалось. Конечно, можно было уйти, но это уж слишком сильно смахивало на позорное бегство. Оставалось лишь с достоинством пережить неприятный разговор.

— Профессор МакГонагалл всё узнала в ноябре прошлого года и предложила остаться у неё.

— А почему ты не живешь с ней сейчас?

— Не хочу ещё больше её утруждать.

— О.

Между ними воцарилась тусклая, неуютная тишина. Гермиона, поджала губы.

— Всё узнала? — надменно уточнила она. — Могу я теперь заняться своими делами?

— Нет, — Дафна сладко улыбнулась. — Мы же очень мило болтам, чем ты недовольна?

— Не люблю, когда лезут не в своё дело.

— Да, я тоже, — с ядовитым сарказмом согласилась собеседница.

Гермиона мгновение удивленно смотрела на неё.

— Но я не… — она резко замолчала.

Ах вот оно что. Это была такая своеобразная маленькая месть за допрос, который они с Роном учинили Гринграсс несколько дней назад. Ну что ж. Теперь они, пожалуй, квиты.

— Ты вообще хоть с кем-то говорила о родителях?

Или нет.

Грейнджер сердито свела брови у переносицы и стиснула зубы. Хватит с неё откровений. Дафна её молчание растолковала по-своему.

— Так я и думала, — заключила она. — Знаешь, иногда не так уж и плохо поделиться с кем-то тем, что у тебя на душе.

— Спасибо за совет, — колко бросила Гермиона. — Думаешь, стоит устроить кружок психологической поддержки? Будем изливать друг другу душу, плакаться в жилетку. От этого же столько пользы.

Дафна изогнула брови в вежливом недоумении и на удивление красноречиво промолчала, не отрывая от неё пристального взгляда. Гермиона почувствовала себя глупо, а бурлящее в душе негодование вдруг показалось ей совершенно неуместным. В конце концов, очень сложно и утомительно сражаться с человеком, когда он на каждый выпад просто отступает в сторону, не атакуя в ответ.

— Мы с тобой похожи, как ни удивительно, — неожиданно заключила Дафна.

— Мне так не кажется.

— О, поверь. Правда похожи, хоть на первый взгляд и не скажешь.

— И чем?

— Для начала тем, что из всего многообразия идиотов в школе мы выбрали себе самого проблемного, — с улыбкой напомнила Гринграсс. — И то лишь чтобы его использовать.

Гермиона тут же оскорбленно вскинулась.

— Я никогда не использовала…

— Ой, да перестань строить из себя святую, — нетерпеливо перебила Дафна. — Ты хотела его использовать, как и я. Цели у нас были разные, но мы обе надеялись извлечь выгоду из общения с ним. Правда, обе облажались в итоге, — она безрадостно хмыкнула.

— Это не значит, что мы похожи. С Гарри много кто дружил. Это не делает нас всех неожиданно родственными душами.

— Не делает, — согласилась Дафна. — А вот то, что мы с тобой всю сознательную жизнь скрываемся за масками — делает. Я пряталась за нарядами и улыбками, а ты за книгами и знаниями. По факту, и тот, и другой образ не является истинным и навязан нам обществом из-за нашего происхождения.

— Не вижу ничего плохого в моём происхождении, — упрямо насупилась Гермиона.

— Ну конечно, — Дафна усмехнулась, и ее лицо, искаженное вязью шрамов, стало походить на гримасу. — Неужели ты станешь отрицать, что тебе, магглорожденной ведьме, пришлось изо дня в день продираться через сотни новых знаний и обычаев в попытке получить признание и доказать всем и каждому, что ты ничуть не хуже чванливых, вшивых наследничков чистокровных семей, которым всё дано от рождения? Или сделаешь вид, что унизительный титул грязнокровки ничуть тебя не ранил? Не лги хотя бы себе, Гермиона. Будь твоя воля, ты бы не просиживала сутками в библиотеке, прячась за образом примерной отличницы. Тогда тебе показалось, что это самая правильная стратегия. До сих пор так кажется. Но мир постепенно меняется и прежние ценности отходят на задний план, задавленные новыми обстоятельствами, и вот неожиданность — из-за маски хорошей девочки настойчиво выглядывает совсем другая личность. И к тому же, — Гринграсс склонила голову к плечу, — разве та правильная, невыносимо скучная отличница влюбилась бы в такого человека, как Том Арчер?

Последние слова Дафны прозвучали очень тихо, но Гермионе показалось, что ей прокричали их в лицо, и ранили они куда сильнее пресловутой «грязнокровки».

— Что ты вообще знаешь обо мне, чтобы делать подобные заявления? — прошипела она, упираясь ладонями в столешницу.

— А что ты сама о себе знаешь? — спокойно парировала Гринграсс.

— Моя жизнь тебя совершенно не касается, — отрезала Гермиона, поднимаясь из-за стола. — Хватить делать вид, будто ты умнее всех вокруг.

— Даже и не думала, — Дафна пожала плечами, провожая взглядом собеседницу, направляющуюся к выходу из библиотеки. — Напротив, не так давно я поймала себя на том, что совсем не понимаю окружающий мир, и это жутко… угнетает. — Гермиона помедлила у самых дверей и обернулась, выжидательно разглядывая Гринграсс. — Знаешь, что выгодно отличает тебя от меня? Несмотря на твои постоянные попытки прикрываться интеллектом, ты мыслишь сердцем. Чувствами. Мне это… не знакомо.

Помедлив, Гермиона отошла от двери и нехотя присела на ручку свободного кресла.

— Немного странно слышать это от человека, который только и делает, что анализирует окружающих, опираясь на их эмоции и реакции, — осторожно заметила она.

— О, судить со стороны, когда сам ко всему равнодушен, очень просто, — Дафна качнула головой, задумчиво улыбаясь. — Со своими чувствами разобраться куда сложнее, — она обратила долгий взгляд на Гермиону, словно оценивая, стоит ли продолжать, пока наконец не спросила: — Что тебе известно о проклятье банши?

Грейнджер, нахмурившись, помедлила.

— Немного, — призналась она. — Только то, что порой рождаются волшебники, одержимые духом банши, и что они становятся предвестниками несчастий, но это ведь всего лишь домыслы и никто никогда… — она затихла, очень пристально воззрившись на Дафну. — Боже мой, — тускло выдавила она, мысленно тысячу раз обозвав себя дурой, — это ты. Та самая банши, чей крик тогда слышала половина магический Британии… это была ты, не так ли?

— Десять баллов Гриффиндору, — без тени юмора произнесла Гринграсс.

— Но… но как… как ты… — она цокнула языком, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли и смерила Гринграсс тяжелым взглядом. — Как кого-то вроде тебя вообще пустили в Хогвартс?

— И это то, что тебя больше всего сейчас волнует? — Дафна рассмеялась. — Мерлин всемогущий, Гермиона! У нас в школе был оборотень, василиск, драконы и дементоры, а ты изумляешься такой ерунде, как банши? — она покачала головой, всё ещё продолжая хихикать. — Я, по крайней мере, не могла откусить кому-нибудь голову в полнолуние.

— Но банши — злобные призраки, навлекающие на людей беды! — заспорила Гермиона. — Не ты ли всех нас прокляла своим криком два года назад?

«Злобный призрак» одарил её постным взглядом и снисходительной улыбкой.

— Знаешь, я, пожалуй, забираю назад свои слова насчет самой умной ученицы Хогвартса. Это вообще не про тебя.

— Ты про меня такого и не говорила, — сухо напомнила Грейнджер.

— И слава Моргане, — прижав к груди руку выдохнула Дафна. — Такой бы вышел конфуз сейчас.

— Почему Дамблдор позволил тебе тут оставаться, если знал, что ты одержима?

— Потому что в отличие от тебя, мисс Я-Знаю-Всё, директор в курсе, что моё проклятье не представляет угрозы, — Гринграсс хмыкнула. — И потому что я уже не проклята.

— Уже не… проклята? — Гермиона тряхнула головой и помассировала виски, пытаясь справиться с лавиной новой информации, к которой она совершенно не понимала, как относиться.

— Глупая история, если честно, — наиграно печально призналась Гринграсс. — Я так мечтала избавиться от одержимости, которая отравила мне всю жизнь и лишила нормального будущего, что убить за это была готова. Даже Гарри втянула.

— Как именно втянула?

— Пыталась влюбить его в себя и заставить мне помогать, — перехватив осуждающий взгляд, Дафна вымученно закатила глаза. — И не нужно так смотреть. Меня угрызения совести не особенно терзали. Знаешь, в чем ужас и прелесть проклятья? — дождавшись, когда Гермиона отрицательно покачает головой, она сказала: — Я ничего не чувствовала.

— Почему?

— Когда случается приступ, через одержимого проходит такой дикий поток эмоций, что он бы обезумел, испытывая разом столько скорби и горя. Проклятье ограждает от сильных эмоций. Ты будто наблюдаешь за всем из-за толстого стекла, через которое всё видишь, слышишь, осознаешь, но не чувствуешь… не в полной мере. Эмоции долетают до тебя как далекое, приглушенное эхо, которое не оглушает и не ранит. Это было даже удобно. Я, по крайней мере, никогда сильно не расстраивалась из-за того, что была изгоем в собственной семье и не имела ни прав на наследство, ни голоса в Совете Лордов, которые должны были принадлежать мне по праву рождения.

— Так что же тебя не устраивало, если ты ко всему была безразлична?

— Как минимум собственное унизительное положение. Те, кто знали о проклятье, всю жизнь смотрели на меня так, будто я в любую минуту могу взбеситься и всех переубивать.

— Поэтому в школе ты всегда вела себя как милая дурочка? — пробормотала Гермиона. — Пыль в глаза пускала?

— Ну конечно, — спокойно согласилась Дафна. — Люди зачастую куда приветливее реагируют на образ трепетной феи. Правда бы мало кому понравилась.

— А Гарри знал?

— В итоге он узнал, да.

— И он…

Дафна со вздохом отвернулась, разглядывая неухоженный задний двор и квиддичное поле за окном.

— Пообижался немного, что я ему соврала, и продолжил общаться как ни в чем не бывало, — впервые за весь разговор в ее глазах мелькнула тоскливая уязвимость. — Сказал, что со мной весело, и он хотел бы и дальше дружить… просто так, — она горько усмехнулась. — Болван.

Гермиона болезненно скривилась. Меньше всего ей хотелось говорить о Гарри.

— Как тебе удалось избавиться от проклятья?

— Оказалось, что дух банши уходит, когда проклятый находится на грани смерти, — пояснила Дафна, вновь посмотрев на собеседницу. — Травмы после взрыва оказались настолько серьезными, что сердце у меня остановилось на несколько секунд. Этого вполне хватило.

— О, — Грейнджер сконфуженно помолчала. — Это, должно быть, страшно.

— Не особо.

— И как же… как же ты поняла, что больше не одержима?

Вопрос вызвал у Гринграсс нервный смешок.

— Представь, что ты всю жизнь сидишь под прочным куполом, на котором годами громоздятся чувства и переживания, и вдруг он исчезает, и весь этот шквал эмоций разом обрушивается на тебя. — Гермиона сочувственно охнула. — Именно, — кивнула Дафна. — Так себе опыт, если честно. Меня тогда буквально погребло под воспоминаниями. Стыдно признаться, я прорыдала недели две, оплакивая себя, свою жизнь, свою семью… думала, что сойду с ума, — она поморщилась, вновь переживая те дни. — Потребовалось много времени, чтобы взять себя в руки, а потом я решила, что не хочу возвращаться. Было слишком… больно.

— Так зачем вернулась?

Дафна загадочно улыбнулась, быстро возвращаясь в своё иронично-безмятежное состояние.

— Из-за глупой сентиментальности, которой подвластно любое девичье сердце.

Гермиона смерила её постным взглядом.

— Почему-то мне слабо верится в твою сентиментальность… даже с учётом обстоятельств.

— Но вот опять, — наигранно печально вздохнула та. — И это когда я только поверила, что мы стали лучшими подружками.

— Очень смешно.

— А кто смеется? Неужели тебе не одиноко? Такой большой дом — и ни одного друга рядом.

— Я как-то справляюсь.

— Даже хозяев я так и не увидела. Чей это дом?

Гермиона напряглась — ей не нравилось, куда клонится разговор. Дафна, похоже, обладала просто удивительной способностью внушить собеседнику мнимое чувство безопасности, а когда тот расслабиться — атаковать совсем не безобидными вопросами.

«Тебя бы в разведку».

— Какая разница? — она настороженно свела брови у переносицы.

— Просто любопытно, — Гринграсс небрежно откинула за спину прядь белокурых волос. — Кроме тебя тут постоянно никто не живет, значит, дом пустует. Или хозяева мертвы.

— Тут ещё живут люди, — нехотя пробормотала Грейнджер.

— И где же они?

— Они… временно в отъезде.

— М-м-м, — неопределённо протянула Дафна, лукаво поглядывая на Гермиону. — И кто же все эти многочисленные, загадочные путешественники?

Та выразительно воззрилась на собеседницу.

— Я не собираюсь докладывать тебе, сколько волшебников на нашей стороне.

— На «нашей стороне», — саркастично повторила Дафна. — А я не на вашей стороне?

— Я бы сказала, что ты на своей стороне.

— Справедливо. Но мне тут на этой «своей стороне» стало скучновато.

— И почему меня это должно беспокоить?

— Понятия не имею. Ты сострадательная?

— До умопомрачения, — Гермиона язвительно фыркнула.

Дафна задумчиво прищурилась, разглядывая её с нервирующим вниманием, будто расставила ловушку и теперь с интересом ждёт, когда жертва окончательно в ней запутается.

— Дамблдор упомянул, что ты ходишь на дежурства, — она с любопытством склонила голову к плечу. — Что это за работа такая?

— Просто патрулирую улицы. Слежу за обстановкой.

— Звучит скучно.

— Это и не должно быть весело, — сухо заметила Гермиона.

— Ой прости, я забыла, что в твоём сияющем, героическом мире нет места развлечениям.

— Я хоть что-то пытаюсь делать, — она вновь начала злиться. — Есть те, кому нужна помощь.

— И многим волшебникам в беде ты помогла? — подавшись вперед, на удивление искренне поинтересовалась Гринграсс.

— Дай-ка подумать… тебе?

— Спасибо, конечно, но я в состоянии справиться с парой маггловских выродков, — Дафна предпочла проигнорировать сердитое шипение со стороны собеседницы и продолжила говорить. — А вот ты в тот момент выглядела так, будто тебе самой нужно спасение.

— Да что ты за неблагодарная…

— Что если однажды ты попадешься?

— Значит, буду сама виновата, — безапелляционно отрезала Гермиона, стараясь не вспоминать того ужаса, который испытывала перед теми двумя патрульными.

— Как-то самоубийственно глупо, нет?

— И что ты предлагаешь? Забиться в угол и сидеть, сложа руки, пока другие сражаются?

— Я, — медленно произнесла Дафна, — предлагаю тебе компанию в твоих патрулях.

— Зачем? — опешила Гермиона.

— Вместе веселее.

— Ага. Спасибо. Нет.

— Но мне же тут скучно!

— Так уходи. Тебя никто не держит.

— Не хочу, — изогнув брови в легком удивлении, Гринграсс едва заметно улыбнулась. — Тебя не поймешь, мисс Идеальная Девочка. Ты только что признала, что хочешь помогать, даже несмотря на то, что это опасно и страшно. Так что плохого, если мы будем патрулировать вместе? Так гораздо безопаснее. Возможно, даже принесёт больше пользы.

Гермиона собралась было ответить, что скорее предпочтет патрулировать с мантикорой, чем с Гринграсс, но закрыла рот и задумалась. А ведь это и правда не такая плохая идея. Вдвоём будет и правда безопаснее. Она и сама не раз об этом думала, но не решалась признать вслух все свои страхи и опасения, полагая, что в этом случае её сочтут слабой и ни на что не годной.

«Обычной магглорожденной девчонкой».

Стоило об этом подумать, как ловушка с щелчком захлопнулась.

Грейнджер почти обиженно взглянула на Дафну. Чёрт бы побрал изворотливую паразитку, она ведь совсем не случайно затеяла все эти разговоры о стремлении Гермионы заполучить признание, намеренно заставила ее сомневаться в себе и своих силах, а потом будто невзначай предложила свою помощь. Нет. Не предложила. Заставила отчаянно захотеть этой помощи.

Гермиона подумала, что, пожалуй, начинает ненавидеть Дафну Гринграсс.

— Я… обсужу это с профессором Дамблдором, — через силу выдавила она.

«И надеюсь, он объяснит мне, почему это дурная затея. А если он не объяснит, обсужу с МакГонагалл, она-то уж точно найдет пару весомых аргументов. А если и ей не удастся, всегда остаётся профессор Снейп».

По губам Гринграсс расплылась почти довольная улыбка.

— Это будет очень мило с твоей стороны.

«Да не то слово».

* * *

Снег плавно кружил в воздухе, бесшумно опускаясь на промерзшую землю и серые надгробия. Безлюдное, полузаброшенное кладбище тонуло в гулкой, холодной тишине и лишь порывистый декабрьский ветер изредка скорбно вздыхал над рядами могил, вздымая с памятников невесомые снежинки и закручивая их спиралью.

Том ненавидел снегопады.

Все самые страшные мгновения его жизни всегда были связаны с ними. Смотреть на мир сквозь пелену снега было все равно, что заглянуть в зияющую пасть бездны. Снегопады погружали всё в белую неподвижность, приносили неизбежность, ослепляли и оглушали его.

В снегопадах жила смерть.

Окруженный стеной снега, Том стоял, склонив голову над безликим серым надгробием, глядя на вырезанное имя, и пытался почувствовать хоть что-то, кроме удушающего, стылого одиночества. Он медленно выдохнул, наблюдая, как облачко пара, сорвавшись с губ, растаяло в снежном мареве. Снегопад поглощал даже дыхание.

Ему потребовалось четыре месяца, чтобы решиться прийти сюда. Четыре месяца абсолютной, нескончаемой агонии. Он будто горел заживо. Зачем он вообще пришел? Что надеялся отыскать? Это ведь всего лишь серый камень, ничем не отличающийся от остальных. На кой дьявол они его установили? Ведь не осталось даже тела. Только воспоминания о том, кто уже не вернется. И холод, сковывающий всё тело.

— Ну привет, Гарри, — тихо сказал он. — Я знаю, что выгляжу, как полоумный, разговаривая с каменной плитой, но так как в целом почти все наши прошлые разговоры примерно так и выглядели, никто удивляться не будет. Я не мог не прийти, ты же понимаешь, — он сделал глубокий вдох, — не мог не сказать тебе, что… — в глазах Тома полыхнула ярость, — что ты идиот, Гарри! Просто фантастический идиот! Неужели в твою тупую голову не пришло ничего лучше, чем просто сбежать и умереть?! Ты хоть на секунду задумался о тех, кого оставил за спиной?! Хоть на миг вообще задался вопросом, скольким людям ты причинишь боль своей выходкой?! Ты кретин! — он со злостью ударил кулаком по надгробию. — Ты хоть понимаешь, как сильно я тебя ненавижу?! Пережить столько всего, столько преодолеть, чтобы в итоге подохнуть в какой-то подворотне! Вот и всё, на что оказался способен знаменитый Гарри Поттер! Кто бы мог подумать, а? Уж точно не я. И не нужно теперь делать вид, будто это не твоя вина! Чёрта с два не твоя! Это ты! Ты виноват во всем, что с тобой случилось! Ты! Проклятый недоумок! — он задохнулся и затих, хватая ртом воздух, алые глаза мерцали в темноте непролитой влагой и бессильной яростью. — Как же я тебя ненавижу, — едва слышно просипел Том, обращая побледневшее, осунувшееся лицо к тёмному беззвездному небу. Ветер путал его вьющиеся, влажные от снега волосы и трепал полы тяжелой зимней мантии. — Ну почему за тобой всегда должно оставаться последнее слово? Почему даже сейчас, когда всё, что у меня от тебя осталось, это дурацкая пустая могила, ты не оставишь меня в покое? — судорожные вздохи до омерзения походили на всхлипы, и он зажмурился, убеждая себя, что влага на щеках — это всего лишь растаявшие снежинки. — Почему я вообще так злюсь, ведь должен бы радоваться? — измученно опираясь обеими руками на надгробие, Том опустил голову. — А знаешь, кто из нас даже больший идиот? — прошептал он. — Я. Потому что стою сейчас посреди кладбища и разговариваю с проклятым камнем. Потому что не думал никогда всерьез о твоей смерти. Не хотел твоей смерти, Гарри! Мы же были друзьями, чёрт бы тебя побрал! Неужели у тебя не нашлось аргумента получше собственной смерти? — Том медленно открыл глаза, разглядывая вырезанное на мраморной плите имя. — Неужели ты не мог, как все нормальные люди, взбеситься и возглавить сопротивление, чтобы отомстить убийце собственных родителей? — его взгляд скользнул по могилам Джеймса и Лили Поттеров. — Даже они должны быть злы на тебя, ты, придурок несчастный. Почему тебе проще было умереть, чем попытаться всё исправить? Жить стоит хотя бы ради того, чтобы от этого было плохо кому-то другому. Куда подевались твои жалкие обещания дать мне хорошего пинка, если я однажды забудусь и начну убивать всех подряд? — губы Тома скривились в безрадостной усмешке. — Честно говоря, мне бы не помешал сейчас хороший пинок. Клянусь, я бы позволил тебе пару раз мне врезать. Я бы позволил тебе… — он запнулся и затих. — Я запутался, Гарри. Я так… ошибся. Я погубил то единственное, что действительно имело значение, и даже не успел сказать, что мне жаль…, — он помедлил, делая глубокий вдох, — жаль, что я причинил тебе боль, что предал тебя, что лгал. Мне жаль, Гарри, что мои поступки привели к твоей смерти, клянусь, я не хотел этого, а теперь… — по щеке скатилась слеза, и он со злостью стёр ее рукой, затянутой в чёрную перчатку. — Я ненавижу тебя за то, что ты позволил смерти так просто поглотить тебя. Ты даже не дал мне возможности попросить прощения. Ты просто оставил меня тут одного!

Несколько мгновений Том молчал, пытаясь справиться с дыханием и усмирить раздирающую грудь боль. Шагнув ближе к могиле, он опустил дрожащую руку на холодный камень.

— Как-то раз ты спросил, что бы я попросил у падающих звезд, — он сосредоточился на магии, искрящейся на кончиках пальцев, и серый гранит под его ладонью со скрежетом пришел в движение, изгибаясь и меняя форму, словно податливая глина. — Не забывать — вот что. Где бы ты ни был, куда бы ни отправился, я всегда буду помнить тебя. Ты свободен. От всего. От меня, от войны, от боли, от этих кретинов, что только и ждали, когда ты ринешься в бой. — Надгробие изгибалось, менялось, увеличивалось в размерах. — Я хотел бы однажды вновь встретить тебя, даже если придется ждать целую вечность. Хотел бы знать, что твоя душа свободна от тревог и страха. Хотел бы ещё хоть раз в жизни поговорить с тобой. Хотел бы услышать, что ты простил меня. Но это невозможно. Смерть — это конец пути, а не начало нового. Поэтому, — трансформация замедлилась и остановилась, Том отступил, осматривая своё творение, — будь свободен, Гарри.

Он медлил, глядя на надгробие, принявшее теперь форму изогнутого дерева, с ветви которого, готовый вот-вот взмыть ввысь, навечно замер, распахнув крылья, некрупный ястреб, обратив точёную гранитную голову к чёрному куполу неба. Хлопья снега плавно опускались на памятник. Вокруг было по-прежнему тихо.

— Прощай, Гарри, — в последний раз мягко коснувшись кончиками пальцев крыла каменной птицы, Том накинул на голову капюшон и, развернувшись, медленно направился по заснеженной тропинке к выходу с кладбища, так и не заметив фигуру, скрывающуюся всё это время в тени деревьев.

Зажав руками рот, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания, Гермиона провожала взглядом удаляющийся силуэт Томаса Арчера, и лишь когда тот исчез за пеленой снега, она позволила себе упасть на колени и забыться в собственном горе, даже не понимая до конца, кого сейчас оплакивает.