Не хуже жизни (джен)

Морген никогда не отличался выдающейся физической силой или выносливостью. Он уяснил это на фехтовальных тренировках в Академии, причем намного раньше своего учителя, который не считал занятие успешным до тех пор, пока юноша не падал лицом вниз в песок тренировочной ямы, слишком вымотанный даже для того, чтобы извиниться. Обычно слабость удавалось компенсировать ловкостью и смекалкой, но сейчас, стоя над неподвижным телом товарища, Морген начинал сомневаться и в этих своих качествах.

О сломанных ребрах судить было сложно, но раны Фасса заживали быстро. К утру самые крупные и глубокие из них затянулись мутной белой пленкой, постепенно темнеющей и твердеющей в новые шрамы, а от ссадин и царапин следов не осталось вовсе. Однако в себя мужчина так и не пришел.

Морген не многое знал о физиологии Порочных: у Академии не доставало фактического материала, чтобы сделать на этот счет хоть сколько-нибудь содержательные записи. Поэтому юноша не знал, как они должны выздоравливать и должны ли вообще. С другой стороны, даже если предположить, что ему каким-то образом удастся водрузить неподъемного товарища на лошадь, он не представлял, куда идти за помощью. Любой лекарь если и не выставит за порог при одном только взгляде на матовую кожу, то наверняка захочет забрать в личную коллекцию или на продажу несколько лишних органов под видом бескорыстной помощи. Да и путешествовать с бессознательным Порочным по трактам — идея не из лучших. Можно было бы оставить его на холме и уйти искать помощь в одиночку, но что, если вернется тот белорогий?

Морген обреченно вздохнул. Даже если он будет рядом, когда белорогий вернется, это едва ли что-то изменит.

Юноша подобрал лежавший в траве меч Фасса. Интересно, это оружие дал ему демон, или мужчина нашел его сам? Сейчас лезвие, холодно поблескивающее в тусклом свете пасмурного осеннего утра, выглядело до унылого обычно. Смертоносно, но обычно, как любой меч в любой оружейной лавке, разве что этот был украшен несколькими рунами ближе к рукояти. Но когда его держал в руках Фасс, меч казался живым, казался его частью, воплощением его ярости, никогда не проступавшей на спокойном лице или в сдержанных осторожных движениях.

Морген вытянул оружие перед собой, махнул им из стороны в сторону, рассекая воздух. Совсем не похоже на шпаги, и куда тяжелее. Юноша ощущал себя ребенком, нашедшим в лесу обломившуюся от верта толстую ветку и решившим поиграть в рыцаря. Когда Фасс проснется, нужно будет попросить его показать пару приемов. Может, они подберут что-нибудь Моргену в следующем городе.

Юноша провел подушечками пальцев по вытравленным рунам. Он не мог их прочесть, но был почти уверен, что они принадлежат тому же языку, что и знаки на шее Фасса. И надписи из снов. На большом пальце, соскользнувшем к остро заточенному краю, выступила кровь. Морген отдернул руку и замер от раздавшегося вздоха. Юноша покосился на по-прежнему неподвижного Фасса, затем обернулся на лошадь, еще несколько секунд прислушивался, вглядываясь в кустарник, и, наконец, снова посмотрел на меч. Его крови на лезвии не было, зато верхняя из рун окрасилась в рубиновый цвет.

Сердце юноши забилось чаще. Медленно, очень медленно он поднес руку обратно и приложил ладонь к острой грани. На границе кожи и металла начали набухать, а затем пропитывать разогревающуюся сталь капли крови. Они скапливались драгоценными камнями в рунах и пылали на краях.

— Ещё, — прошептала сталь.

Морген сглотнул.

— Что ты такое? — тихо спросил он.

— Я, — ответила сталь, — его жизнь и его смерть.

Юноша чувствовал, как холодеет рука, несмотря на возрастающий жар под ней.

— Ему нужна помощь, — услышал Морген свои слова. — Ты знаешь, как я могу ему помочь?

— Да, — донеслось в ответ.

Морген не мог отвести глаз. Он медленно сделал несколько шагов к Фассу, опустился на колени рядом с его головой.

— Напои нас, — послышался шепот, теряющийся в ветре.

У Моргена кружилась голова. Он крепче сжал рукоять меча.

— Напои нас, — повторила сталь.

Юноша зажмурился и дернул оружие на себя. Он удивился, не почувствовав боли. Открыв глаза, Морген увидел стекающую по кровостоку и его рукаву алую кровь. Много крови. Достаточно, чтобы что-то почувствовать. Он поднял руку и меч над лицом Фасса, так, чтобы капли попадали на потрескавшиеся губы.

Морген ждал минуту. Две минуты. Кровь не останавливалась, руки начинали неметь. Фасс не просыпался.

— Что-то не так, — пробормотал юноша.

— Ты поишь не того, — отозвалась сталь.

Морген нахмурился.

— Что значит «не того»? Здесь никого нет, кроме него… и тебя.

— Есть.

Кровь стекла из уголка губ к шее, оставив блестящий след.

— Есть, — повторила сталь.

Морген посмотрел на выжженные на шее мужчины знаки. Его сердце упало.

«Это самая нечеловеческая часть. Позволяет ему говорить со мной»

Юноша опустил меч на траву и убрал от него кровящую ладонь. Сожаление оружия обожгло его через рукоять, но Морген только поморщился. Он посмотрел на закрытые глаза товарища.

— Наверное, я сумасшедший, — вздохнул юноша.

Он прижал ладонь к шее Фасса, не до конца уверенный, что делает. Через секунду символы вспыхнули ярким оранжевым светом. Моргену показалось, будто рядом что-то усмехнулось, а затем его сознание наполнилось образами и воспоминаниями, которых он никогда не видел и не проживал. Там были огонь, боль, страх, каменное небо и угольная земля, там было отрицание и борьба. Морген попытался отстраниться, но его тело словно окостенело. Он больше не видел мира перед собой, но чувствовал присутствие чего-то неотвратимого, неизбежного, чего-то, от чего невозможно скрыться, и что знало о нем.

Это казалось странным. У еды был запах и — если позволить себе расщедриться на комплименты — вкус, но она словно была пуста. Сколько бы он ни ел, чувство голода не уходило. Может быть, он просто съел недостаточно…

— Ваше мясо, господин!

Плохо прожаренная телятина.

— Что вам еще принести, добрый человек? Вина? Может быть, еще одну порцию супа?

— Спасибо, больше ничего не нужно.

— Без стеснений зовите меня, если передумаете! —толчок в плечо. — Вы исключительный посетитель! Ну, приятного аппетита!

Капюшон надежно скрывал лицо, но казалось, будто одежды вовсе нет. Страх, что кто-то из постояльцев заметит замерцавшие на шее руны и мелькнувший на лице оскал, вызванный прикосновением человека, подстегивал быстрее обнажить оружие. Он смотрел на вытекающую из-под вилки кровь и чувствовал, как закипает его собственная. Но он не мог сдаться так просто. Не мог…

Он точно помнил, что при жизни знал, что такое честь. Ему даже нравилось это слово и смысл, который за ним стоял. Он также помнил, что нигде в определении «чести» не упоминалось пожирание помойных крыс и выслеживание бездомных собак. С другой стороны, убийство человека в некоторых случаях можно было считать честным, а иногда и благородным поступком. Но не тогда, когда человек был безоружен, напуган и в целом беспомощен. Поэтому ему следовало остановиться на крысах и собаках.

Даже если с каждым днем требовалось найти чуть больше.

Слово, повторенное много раз подряд, теряет свою суть. Становится шумом, набором бессмысленных звуков, шелестом. Оно больше ничего не обозначает, ни на что не указывает, ни к чему не принуждает. Перестает быть словом.

Перестает…

Так почему же непрекращающийся настойчивый шепот в его голове все еще ему понятен? Почему он чувствует восторг при мысли подчиниться? Почему ему хочется согласиться?

Он так устал…

Тишина. Оказывается, можно забыть, что это. Оказывается, очень приятно вновь погрузиться в неё. Оказывается… нет, этого он не скажет.

Человек умер быстро. Возможно, даже не успел ничего понять. Это был мужчина? Или женщина? Как долго он терзал его после первого удара? Хотя, какое это теперь имеет значение… наверное, тело следует похоронить. Хотя бы закопать. Интересно, будет ли его кто-то искать. Интересно, сможет ли найти.

Интересно, на сколько этого хватит.

Значит, есть другие. Такие же, как он. Но совсем не такие. Наслаждение, возбуждение, ликование, упоение, дар, благословение, милость — этими словами они описывали все то, что вызывало у него отвращение к самому себе, а теперь и к ним. Они приглашали его присоединиться. Охотиться вместе. Как будто их бойни можно было назвать охотой.

Но кое-чем, все же, они смогли заслужить его благодарность. Он узнал, что больше не может умереть. И не может убить их. Не навсегда.

Ногтями по коже, снова и снова, стереть те слова, что делают его рабом. Раны заживают слишком быстро, руны уходят глубже, чем он может достать. Его создатель смеется, вновь слепляя его из камня и глины. Он помещает часть себя в каждый дюйм его тела, он связывает жилами обломки гор и заставляет их жить. И заставляет их служить. Он поливает их горячей кровью, чтобы напомнить сердцу, как биться.

Почему я не могу это остановить?

Ещё один шанс.

Руку Моргена сжали, настолько сильно, что почти сломали кости. Его оттолкнули в сторону, он упал спиной на влажную холодную траву. Кто-то схватил его за одежду и принялся трясти.

— …ты сделал?! Что ты сделал?!

Юноша сфокусировал взгляд на Фассе. Расширенные зрачки, мерцающие серебром радужки глаз, размазанная по лицу и шее кровь, стиснутые зубы. Морген впервые видел товарища напуганным.

— Ты проснулся, — улыбнулся юноша.

Фасс вглядывался в его глаза.

— Что ты сделал? — упавшим голосом повторил мужчина.

Морген вдруг понял, как сильно болит голова. И что он висит в хватке Фасса, слишком уставший, чтобы пытаться сесть самостоятельно. Прямо как на старых тренировках в Академии.

— Твой меч сказал, что вас нужно напоить, чтобы ты проснулся, — ответил юноша, невольно усмехаясь от нелепости своих же слов. — Скажи, Фасс, — добавил он, прикрывая глаза, — как давно ты борешься?

Если бы Морген не знал Фасса, то решил бы, что в его глазах мелькнул ужас.

— Ты что-то видел? — хрипло спросил мужчина.

— Не знаю… наверное, больше чувствовал. Все Порочные проходят через такое?

— Ты мог умереть.

Морген вяло засмеялся.

— Ты тоже! Я же должен был попытаться что-нибудь сделать.

— Я мог убить тебя.

— Да ладно тебе, Фасс.

Юноша положил руку на плечо товарища и слабо потрепал.

— Ты бы уже давно это сделал, если бы хотел. Я тебе доверяю. К тому же, ты ведь меня тоже спасал. Мно-о-ого раз.

Фасс тяжело вздохнул.

— Если бы не жизни рогатых, я бы сейчас забрал твою. Никогда больше не трогай мой меч. И не давай мне кровь. Я не контролирую себя. Ты понимаешь, что я говорю?

Морген улыбался.

— А по-моему, ты справляешься очень даже неплохо.

— Морген, это серьезно. Я не хочу тебя убивать.

— Потому что я какой-то ключ?

Фасс нахмурился.

— Что?

— Ночью тот Порочный говорил о какой-то двери и ключах… А до этого, в подвале, та девочка спрашивала меня о книге, которую я должен был написать… Так странно, все от меня чего-то хотят, хотя я до тебя ни одного Порочного вживую не видел. Фасс, а ты со мной ходишь, потому что тоже чего-то хочешь? Кроме помощи с Севером, ее я сам предложил.

Мужчина молчал, сверля спутника немигающим взглядом. Если бы Морген не знал его, то решил бы, что Фасс в замешательстве. Юноша разглядывал его напряженное лицо и гадал, как щетина мужчины до сих пор не переросла в бороду, ведь за время их путешествий тот ни разу не брился.

— Нет, — наконец ответил Фасс. — Нет, я хожу с тобой не поэтому.

— Вот и хорошо, — дружелюбно отозвался юноша. — Если тебе лучше, давай разведем костер и позавтракаем? Я очень замерз.

Фасс по-прежнему держал его и не отводил взгляд.

— Морген, как долго ты сидел со мной?

Морген пожал плечами. Затем задумался. Кинул взгляд на затянутое низкими облаками небо.

— Несколько минут? Часов? Я не уверен.

Юноша поднял окровавленную ладонь. Фасс тяжело на нее посмотрел.

— Я принесу ветки, — пробормотал мужчина, помогая товарищу сесть.

От лагеря рогатых осталось мало. Колеса деревянной телеги со стянутой тетивой от нескольких луков задней осью обуглились, а ее борта теперь представляли собой криво торчащие в разные стороны обрубки. Примитивное оружие, которым пользовалось племя, валялось либо сожженным, либо сломанным, либо потерялось. Нервное ржание запутавшегося в привязи коня оказалось приятной неожиданностью. Животное было сильно напугано, но невредимо, а седельные сумки по-прежнему с трудом закрывались от купленных в Тинте юношей припасов и свитков. Впрочем, кое-что все-таки пропало.

— Книга с печатью библиотеки, — с горечью произнес Морген после третьего перетряхивания содержимого сумок. — Ее нигде нет.

Фасс высыпал пепел из походного котелка.

— Порочный забрал с собой, — ответил мужчина. — В ней карта Турмшпильцвайна.

Морген расстроенно стукнул кулаком по луке седла.

— Я столько золота за нее отдал! И даже открыть не успел.

Фасс протянул товарищу котелок.

— Мы теперь не знаем, как до него добраться.

— Ну, вообще-то, — важно заметил Морген, привязывая посуду на место, — о нем не в одной-единственной книге написано. Просто нужно уметь правильно читать.

Юноша с довольной улыбкой развернул перед Фассом несколько свитков.

— Перед тем, как попасть в подвал, я успел провести небольшое расследование. Не было времени толком рассказать. Так вот, Турмшпильцвайн часто называют просто Винным краем, а его столицу, Вульферцанг, — Волчьим логовом. О них обычно пишут в контексте мифов или сказок, как о выдуманных местах, хотя нет сомнений, что они на самом деле существовали. Те же фрески в Длинном коридоре, о которых говорил торговец. Все мифы заканчиваются трагедией, где королевство исчезает.

Морген указал на место в свитке.

— Здесь описан путь к границе королевства, правда, через странные ориентиры.

Юноша повернул свиток к себе и задумчиво потер подбородок.

— Цветущее болото, город, где по ночам пируют мертвецы, дорога из осколков солнца, по которой нужно выйти к мосту из драконьих костей, а последнее… написано, что по последним милям пути проведет друг, — юноша вздохнул. — И почему людям так нравятся загадки?

— Там сказано, где начало этого пути? Где искать болото?

Морген покачал головой.

— Думаю, нам надо поспрашивать обо всех местах, — произнес юноша, сворачивая свитки. — Они кажутся достаточно примечательными. Возможно, нам повезет, и что-то окажется рядом.

— Парень, да ты, никак, дедушкиных сказок наслушался! — сквозь смех воскликнул покрытый татуировками громила. — Мертвецы? Драконьи кости? Может, под тем мостом еще и тролль сидит, а?

— Погоди, Брэх, погоди, — вмешался его бородатый щуплый товарищ, вытирая рукавом расплесканное по столу от смеха пиво. — Мальчик, а тебе это всё зачем? Карту сокровищ на чердаке нашел?

Морген смущенно потер шею.

— Как вы догадались? — спросил он с наивной улыбкой.

Ответом послужил новый взрыв хохота.

— Подумать только, Шплит! Очередной мечтатель-искатель! — продолжал веселиться громила.

— Парень, — тощий по-дружески положил руку на плечо Моргену, — мой тебе совет: брось ты эти бредни, пока шею не свернул.

Юноша понуро повесил голову.

— Но ведь откуда-то сказки берутся… — неуверенно пробормотал он.

— Сказки на то и сказки, что в них правды никакой! — весело заявил Брэх. — Лучше садись с нами, парнишка! Выпьем! Расскажешь, откуда такой взялся.

Морген вежливо отказался, извинился и отошел от вновь захохотавших приятелей.

В таверне кипела жизнь, как и подобает любой приличной таверне. Бойтель, сам по себе насчитывавший в лучшем случае пару дюжин домов, стоял на единственной в этих краях проезжей дороге, поэтому всегда бурлил от интриг путешественников и торговцев всех мастей. Памятуя о последней ночи в постоялом дворе, Фасс решил держаться от города на расстоянии. Они с Моргеном договорились встретиться в нескольких милях дальше по дороге, когда юноша что-нибудь выяснит и найдет товарищу новый плащ.

Плащ Морген отыскал быстро. С информацией дела обстояли хуже. Местные либо пожимали плечами, либо смеялись над «юным мечтателем» (Морген решил придерживаться этого образа: меньше расспросов и подозрений). С купцами из гильдии беседовать было слишком опасно. Путешественники оказались чересчур пьяны, чтобы связать что-то вразумительное, кроме бессмертного «До дна!». Оставалась последняя надежда: музыканты.

Трое невысокого роста, ужасно похожих между собой коренастых мужчин с заплетенными мелкими косичками прическами и бородами стояли и сидели полукругом у восточной стены таверны. Один из них с жаром лупил в зажатый между коленей барабан, обтянутый телячьей кожей, второй держал в руках лютню, тогда как третий задавал темп на камышовой флейте. Несколько выпивох с гоготом неуклюже топтались между музыкантами и столами в обворожительной попытке танцевать, подбадриваемые хлопками и свистом своих друзей.

Морген почесал затылок, пересчитал монеты в кармане. Кому могла навредить всего одна пинта пива и тарелка чесночных сухарей? Фасс теперь в порядке, городок приветливый, нет причин сильно спешить, да и юноша уже не помнил, когда в последний раз наслаждался… хоть чем-нибудь. Всё равно для того, чтобы поговорить с музыкантами, нужно дождаться конца их выступления.

А ведь играют и вправду хорошо.

— Много ли мы путешествуем? — с гордой улыбкой переспросил барабанщик. — Укажи любой город на карте, малой: мы там были трижды.

— Если получали хороший гонорар, — поправил товарища лютнист.

Морген восхищенно вздохнул.

— Вы знамениты? — обводя взглядом три одинаковых лица, спросил он.

— Хье-е-ех, — неопределенно протянул барабанщик, потирая бороду. — Скажем так: нашу музу знают лучше, чем музыку.

— Музу? — озадаченно вскинул бровь Морген.

Музыканты переглянулись.

— Долгая история, приятель, — сказал флейтист. — Но, если уж ты заинтересовался, мы братья Ваген. К вашим услугам.

Трое поклонились. Морген с улыбкой вернул поклон.

— Я Морген. Путешественник и немного мечтатель. Скажите, а в своих странствиях вы не находили загадочные места? Например, цветущее болото, или как будто бы солнечную дорогу, или необычный мост из костей?

Улыбки на лицах музыкантов медленно гасли; когда юноша замолчал, братья разглядывали его внимательно и настороженно.

— Где ты слышал о таких местах? — спросил лютнист.

Морген смущенно опустил глаза.

— Я читал, что там можно найти лучшее сокровище, — ответил он.

Музыканты вновь переглянулись. Барабанщик поднялся на ноги; его грудь пересек ремень, удерживающий закинутый за спину инструмент.

— Пойдем-ка с нами, приятель.

Вчетвером они вышли во двор. Братья повели Моргена к окраине города, где, в его продолжение, были расставлены многочисленные шатры и палатки. Беспрерывно сменяя цвета и хозяев, они, на самом деле, являлись негласным центром Бойтеля. Именно здесь юноша несколькими часами ранее осчастливил портного, купив один из самых дорогих, прочных и больших его плащей, а затем вымотал оружейника расспросами о достоинствах и недостатках сплавов из разных уголков империи. Тогда же Морген заприметил стоящий в стороне деревянный вагончик с искусной резной фигурой экзотической птицы. Птица склонялась с края крыши, над местом кучера, а ее огромный пестрый хвост переходил в глянцевые узоры на покатых стенках повозки. Юноша не сильно удивился, когда братья направились к этому яркому, даже по здешним меркам, шедевру плотнического искусства.

— Морген, да? Она в последнее время постоянно поет о рассветах⁽¹⁾… — задумчиво пробормотал флейтист.

Он схватился за приделанные к задней части вагона ручки, запрыгнул на приставную лесенку и четыре раза коротко стукнул по дверце. Спустя мгновение, дверца приоткрылась. Морген заметил, как внутри вагончика мелькнул белый шелк. Флейтист перекинулся парой тихих слов с кем-то невидимым, после чего спрыгнул на землю и кивнул юноше.

— Она тебя ждет.

Быть может, причиной тому была опустошенная в баре кружка, а может, странные боязливые взгляды, которые музыканты кидали на разукрашенное дерево, но юноша вдруг почувствовал приятное волнение. Такое чувство бывает перед броском игральных костей, когда на кону стоит последняя монета. Одна улыбка фортуны отделяет богатство от разорения. У Моргена не было причин доверять музыкантам, и всё же, он шагнул вперед.

Внутри пахло пылью и зверобоем. Она любила этот запах, намного больше свежего воздуха снаружи. Он приносил хорошие сны. Морген понял это сразу же, как зашел, еще не зная, кто такая «она».

Под ногами юноши шуршала разбросанная повсюду бумага. В полутьме Морген не мог точно сказать, была ли она исписана, изрисована или просто залита чернилами. Юноша остановился на середине вагона. Пустого вагона. Ей нравилась его смелость. Не найдя Её в тенях развешанной по стенкам одежды, Морген развернулся, чтобы пошире раскрыть дверцы и впустить больше света. Его удержали обвившиеся вокруг груди руки.

— Я ждала тебя, — прошептала Она, касаясь губами его кожи.

Морген почувствовал, что краснеет. Он нервно кашлянул и накрыл ладонью невесомый шелк на тонком запястье.

— Мне очень приятно слышать подобные слова от прекрасной дамы, но-о-о…

Её руки скользнули под расстегнутую куртку, огладив ребра через ткань рубашки. Из головы Моргена вылетели все здравые мысли.

— Но? — с улыбкой спросила Она.

Юноша пытался вспомнить, почему он должен сопротивляться. Её пальцы спустились к пряжке ремня.

— Ты так устал, Морген, — шептала она, целуя его шею. — Позволь мне…

Прохладное прикосновение к его животу. Морген тяжело выдохнул, поднимая глаза на пробивающуюся с улицы полоску света в последней слабой попытке противостоять.

— Я пришел с вопросами…

Произносимые Ей нараспев слова звучали нежно и успокаивающе, словно колыбельная матери:

Звезды в сырой колыбели из мха

Распустятся за ночь, дурманя, зовя

К последнему пиру ушедших в века,

К пути по осколкам живого огня,

К мосту, потерявшему оба крыла,

К другу, чья дальше направит рука,

К шпилям в руинах, к ошейнику пса,

К тому, что еще не имеет конца.

Он чувствовал её дыхание на своей щеке.

— Об этом ты хочешь спросить?

Морген закрыл глаза, желая быстрее уйти и одновременно мечтая, чтобы встреча не заканчивалась никогда.

— Что ты знаешь об этом?

Она улыбнулась, медленно стягивая его куртку.

— Я, — сказала Она, увлекая его глубже в темноту, — И есть твой друг.

1) Нем. der Morgen — утро, но изначально имя Моргена было сокращением нем. das Morgengrauen — рассвет.

Вернуться к тексту