Исцелена (гет)

Я бросаюсь к Ремусу, обхватываю его за шею и покрываю поцелуями его лицо. Я впиваюсь своими губами в его губы, кусаю их до крови… Мы валимся на землю… Я разрываю рубашку у него на груди и царапаю ее… Я так хочу, чтобы он в ответ сделал мне больно… Он тревожно и вопросительно смотрит мне в лицо. Ну, ударь меня, Ремус! Я это заслужила! Он крепко прижимает меня к себе, пытается заглянуть мне в глаза, но я отвожу взгляд, он вздыхает и гладит меня по волосам. Я продолжаю рыдать, уткнувшись ему в грудь.

— Глупая моя, маленькая девочка, — он держит меня на руках и баюкает, как ребенка, — за что ты так казнишь себя? Не надо… Ничего нет страшного в том, что тебе кто-то нравится. Это вполне естественно, ведь ты молодая, живая…

— Ремус, — продолжаю всхлипывать я, — но я ведь тебя люблю! Получается, я предала тебя!

— Это — не предательство, милая. Предательством было бы, если бы ты поливала грязью мое имя, если бы отказалась от нашего ребенка. А новое чувство… Твое сердечко, Дора, большое, и я уверен, в нем останется место для меня. Когда человек умирает, он живет в сердцах любящих его людей, но место, которое он занимает, становится меньше, компактнее, как бы сжимаясь, оставляя место для новых отношений.

Я с интересом слушаю моего мужа, мои глаза потихоньку начинают высыхать. Он ласково гладит меня по голове.

— Ремус, а ты будешь приходить ко мне, — неуверенно начинаю я, — если я… ну, если вдруг… когда-нибудь… ?

Он смеется в ответ.

— Я же говорил, я буду приходить к тебе всегда, когда ты захочешь. Даже если ты будешь замужем, и у тебя будет трое детей…

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Он опять смеется.

— Нет, я вовсе не утверждаю, что так оно и будет. Никто этого не знает… ведь, все зависит только от тебя.

— Ремус, а тебе совсем не будет обидно, если у меня будет… другой мужчина?

Он вздыхает.

— Дора, ты живешь для того, чтобы быть счастливой. Жизнь без любви — пуста, а я хотел бы, чтобы ты прожила самую счастливую жизнь.

— Ремус… — мне очень нелегко дается вопрос, — а это ничего, что мне нравится Гарри?

— А что тут такого? Он — славный парень, ты же знаешь, я любил его.

— Но он моложе меня. Совсем недавно он казался мне маленьким мальчиком.

— И что с того? И ты когда-то была для меня маленькой девочкой, но ведь потом нам это не мешало.

Мне почему-то становится легко и спокойно, как будто с души упал огромный камень.

— Тедди его очень любит, — почему-то вспоминаю я.

— Вот и славно, — улыбается он.

— Только, Ремус, — мне снова становится неловко, — я ведь даже не знаю, нравлюсь ли я ему.

Он усмехается, как будто знает что-то, но не хочет мне говорить.

— Время покажет. Ты, главное, сама ничего не бойся.

* * *

Утром я спускаюсь в гостиную и нахожу там Гарри. Он так и не поднялся с дивана и спит там, свернувшись калачиком. Его палочка валяется на полу. Я поднимаю ее и кладу на столик рядом с диваном. Я подхожу к Гарри. Он даже не снял очки, они съехали и, кажется, вот-вот упадут. Я осторожно снимаю их и кладу тут же рядом с палочкой. Он бормочет что-то во сне и мне кажется, что я слышу свое имя. Я смотрю на его лицо… и думаю что, в том, что я вижу его без очков, есть что-то интимное. Мне хочется прикоснуться к его волосам, но я не хочу его будить и поэтому ухожу на кухню. Я уже приготовила завтрак и накормила Тедди, и раздумываю, чем же заняться пока не проснулся Гарри.

— Доброе утро! — слышу я немного охрипший голос. Он входит в кухню, жадно выпивает стакан воды и направляется к плите. Я поднимаюсь ему навстречу.

— Доброе утро, Гарри! Будешь завтракать?

— Спасибо, ничего не нужно…

Он опускает взгляд и, молча, начинает варить себе кофе. Я накладываю на тарелку омлет и ставлю перед ним. Он смотрит на меня глазами побитой собаки.

— Дора, — немного помявшись, начинает он, — ты извини меня за вчерашнее…

Я недоуменно смотрю на него.

— Ты о чем это?

— Я вчера выпил и нес всякую чушь… Я не должен был говорить этого...

Мне уже становится любопытно, я начинаю вспоминать, что вчера вечером он вроде разговаривал сам с собой. Как жаль, что я не додумалась остаться и послушать. Что же он там говорил?

— Гарри, я не понимаю, о чем речь. Мы с тобой не разговаривали вчера вечером. Я слышала, как ты пришел, но мы не общались, даже не виделись.

Он смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Как же так? — абсолютно искренне удивляется он, — а с кем же я тогда вчера говорил? Кому же я тогда…

Он вскакивает и бежит в гостиную. Там в кресле, прямо напротив дивана, сидит большой розовый медвежонок Тедди. Я падаю на диван и начинаю хохотать. Он тоже сначала смущенно, а потом во весь голос смеется.

— Надо же! Я полночи разговаривал с плюшевым медвежонком! И еще сердился, что он мне не отвечает!

Маленький Тедди, не понимая в чем дело, тоже подключается к нашему веселью.

Я и мой сын сидим у самой воды и перебираем ракушки. Гарри заходит в воду.

— Ты не заплывай далеко, пожалуйста, — прошу я его.

Он тепло мне улыбается.

— Хорошо, не буду.

И действительно, он плавает вдоль берега. Через некоторое время он выходит из воды. Я смотрю на него и думаю: «Почему он мне нравится? Ведь он совсем не похож на Ремуса. Он ниже ростом и уже в плечах. Ремус был белокожий в отличие от смуглого Гарри. И родинки на бедре у Ремуса не было, у него были родинки на животе и на груди. И шрамы… у моего мужа было много шрамов по всему телу, а у Гарри их почти нет, его кожа такая гладкая…» Я вздыхаю. Какая я глупая! Зачем мне этот мальчик? Зачем я ему?

Он садится рядом с нами, в руках он держит большую медузу. Она невероятно красива: переливается на солнце голубым, лиловым, розовым… Мой сын радостно хлопает в ладоши.

— Смотри, Тедди, это — медуза, — поясняет Гарри моему мальчику, — потрогай ее, не бойся.

Тедди осторожно, пальчиком дотрагивается до медузы, оборачивается ко мне, предлагая разделить его восторг. Я тоже глажу желеподобное тело морского обитателя, мои пальцы случайно соприкасаются с пальцами Гарри, от этого прикосновения меня как будто током пронзает, я одергиваю руку. Гарри как-то грустно смотрит на меня.

— Зачем тебе это нужно, Гарри? — спрашиваю я, — зачем ты тратишь на нас время? Я понимаю, ты, наверное, чувствуешь себя в долгу перед Ремусом…

— Не в этом дело, Дора, — перебивает он меня, — я очень уважал Ремуса, ты же знаешь… Тут другое… Мне нравится быть с вами. Ты знаешь, с некоторых пор у меня такое чувство, что ты и Тедди, вы — моя семья. У меня никогда такого раньше не было. Я хочу быть с вами.

Я теряюсь. Странное признание…

Я замечаю, что солнце уже катится к горизонту, скоро мои мальчишки захотят есть. Мы собираемся и идем в дом. Пока я готовлю ужин, Гарри умывает и переодевает моего сына. Они сидят за столом и громко требуют покормить их. Я ставлю перед Тедди тарелку с молочной кашей, а перед Гарри — телячью отбивную. Мой сын возмущен такой несправедливостью и громко требует подать ему то же, что и Гарри. Я тщетно пытаюсь накормить малыша кашей, но он отчаянно сопротивляется.

— Послушай, Дора, — вмешивается Гарри, устав от громкого крика, — дай ему то, что он хочет. Помнишь, мы давали ему сосиску? Ведь все было хорошо.

Я сдаюсь. Гарри отрезает от своей отбивной небольшой кусочек и дает его Тедди прямо в ручку. Мой мальчик с удовольствием пробует новое блюдо.

— Мужчины любят мясо, — со смехом комментирую я.

К моей радости Тедди не просит добавки и преспокойно ест кашу. Оказывается, он просто хотел попробовать и, удовлетворив свое любопытство, успокоился. Я удивляюсь, как Гарри, в его возрасте и, не имея никакого опыта общения с детьми, так хорошо чувствует и понимает моего сына? Малыш начинает зевать, я беру его на руки и несу в детскую.

Через полчаса я возвращаюсь в кухню. Гарри наливает мне чай, ставит передо мной чашку и садится рядом. Я пью горячий чай, обхватив чашку обеими руками. Он, довольно улыбаясь, смотрит на меня.

— А все-таки, хорошо, что я тебя сюда привез. Ты прямо расцвела…

Меня охватывает обида.

— Неужели раньше я была такая страшная?

— Ты всегда была очень красивая, Дора. Но после гибели Ремуса, ты как будто тоже умерла… Мне так больно было видеть это. Я все никак не мог придумать, как вернуть тебя, такую, как ты была раньше: веселую, жизнерадостную, живую... А сейчас ты изменилась — в твоих глазах появилась жизнь…

У меня слезы наворачиваются на глаза. Мне хочется, чтобы он обнял меня, но я продолжаю сжимать чашку в ладонях.

— Спасибо тебе, Гарри, — мне кажется, голос мой дрожит.

Он ласково улыбается.

— Я просто очень хочу, чтобы ты была счастливой, — он как будто хочет взять меня за руку, но не решается. Немного помедлив, он продолжает, — Дора, как ты думаешь… Ремус, там… он не был бы против, если бы мы были вместе?

Я протягиваю руку ему навстречу.

— Нет, Гарри, он не будет против.

Он берет мою руку и легко касается ее губами. Дрожь пробегает по моему телу…

В этот момент раздается плач. Тедди! Я встаю и бегу наверх, в детскую. Мой малыш сидит в своей кроватке и плачет.

— Что случилось, сыночек? Ты испугался? — я глажу малыша по головке, даю ему воды. Он жадно пьет и, напившись, сам укладывается на подушку. В комнату входит Гарри, он становится рядом со мной.

— Что с ним?

— Все в порядке, он просто хотел пить…

Мой сын видит Гарри и улыбается ему.

— Папа…

Я чувствую, как рука Гарри ложится на мою руку, и понимаю, что Ремус ко мне сегодня не придет.