Исцелена (гет)

Я исцелена

Душа моя сильней

Из пепла и огня

Навеки сать твоей

Я исцелена

Надеждой и судьбой

Ты должен знать, что я

Исцелена тобой...

Наталья Могилевская

Я выжила…

Не знаю — как, почему…

Я очень не хотела умирать. Несмотря на войну и все потери, я была безмерно счастлива в последние месяцы. Со мной рядом был самый лучший, самый любимый мужчина — мой муж. Моя мама, милая, добрая, мудрая моя мамочка, приняла его. Пусть не сразу, но приняла. Меня любили и баловали, я буквально купалась в их любви. Может, это звучит эгоистично, на фоне всех этих смертей и ужасов, но это были самые счастливые мои месяцы. Омрачало мою радость лишь одно: мой папа… его убили, когда он скрывался от преследователей магглорожденных.

Я родила сына — маленькое кареглазое чудо по имени Тедди. С первой же минуты его рождения он стал главным человеком в моей жизни. Я могла без конца смотреть на него: на его, то серьезные, то любопытные глазенки, на его пухленькие румяные щечки, на его толстенькие в складочках, как будто перевязанные ниточками, ручки и ножки. Я плакала от счастья, когда он жадно чмокая губками, сосал мою грудь. Я не могла сдержать слез умиления, любуясь, как он зевает, как котенок, высунув язычок.

Ремус был очень хорошим отцом. Самым лучшим, о каком только может мечтать женщина для своего ребенка. Это была такая трогательная картина, когда он, такой большой и сильный оборотень (да-да, мой муж — оборотень) ловко пеленал малыша. Тедди уже научился узнавать всех членов нашей семьи, и мне кажется, к Ремусу он относился с особым восторгом. Я любовалась ими, мне казалось, что их связывает нечто неуловимое, но очень прочное и сильное, что-то очень интимное. Я думала о том, что пройдут годы, и у моих мужчин появятся свои секреты, Ремус будет учить сына летать на метле, они будут вместе ходить на квиддич, играть в шахматы. А я… Я, пожалуй, рожу девочку… Я мечтала, что у меня будет несколько детей. Не так много, как у Молли Уизли, но двое или трое обязательно.

Ну и как я могла после этого умереть?

Последнее, что я помню, это полные слез глаза Ремуса и его мольба: «Не уходи…» Я не хотела уходить, но я не имела сил сказать ему об этом… А потом я увидела моего папу, и тогда я поняла, что умерла. Больше не было боли в раненой груди, дышалось легко и свободно. Папа обнимал меня, нежно похлопывая по спине, и приговаривал: «Как же так? Девочка моя… Как же так?» Потом появился Сириус, его лицо тоже не выражало радости от встречи. Он молча сел рядом со мной и спросил.

— Как там…?

— Там — хорошо, — ответила я. А что я еще могла сказать? Там остались мои сын, муж, мама и друзья. Я хотела к ним. И пусть там — война, смерть, боль, но я все равно хотела туда... К нам подошел Аластор Муди, он укоризненно посмотрел на меня.

— Что же ты, девочка, подвела меня, старика? Ты же всегда была такая сильная, ловкая, удачливая…

Я чувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что позволила себя убить. Еще мне было очень обидно, обидно до слез… И я зарыдала, горько и отчаянно… Вдруг среди тех, кто окружал меня тогда, я увидела Ремуса. Но едва он появился, как грудь мою снова пронзила жуткая боль. Я слышала голоса вокруг, но никого не видела — все было как в тумане. Потом я стала узнавать Миневру Макгонагал, мадам Помфри, Молли Уизли… Тут перед мною появился Альбус Дамблдор, и снова Ремус… Я ничего не успела ему сказать, как его заступил Билл Уизли, мне показалось — он нес меня куда-то на руках… Рядом с ним я увидела Гарри Поттера. И тут же передо мной возник то ли Фред, то ли Джордж Уизли… Я все время их путала… И снова — Ремус… Я звала его, но он опять куда пропал… В этом калейдоскопе я перестала понимать, на каком я свете… Или все эти люди тоже умерли? Боль опять пропала, и я увидела моего мужа, я кинулась к нему. Мы были вместе — для меня это было самым большим счастьем. Я тогда еще не поняла, что это значит. Он нежно погладил меня по щеке.

— Прости меня, любимая… Я не смог тебя защитить.

Постепенно до меня стало доходить: если я умерла, и Ремус со мной, значит — он тоже умер! Мне стало страшно — мой маленький сын остался совсем один, без папы и мамы. Я опять заплакала, в этот раз от обиды за Тедди. Вдруг все: папа, Сириус, Дамблдор, Аластор — стали куда-то удаляться, Ремус оглянулся на них, потом бросил взгляд на меня, в глазах его была радость.

— Пообещай мне, что ты будешь счастлива.

Я не понимала, почему он это говорит. Он крепко поцеловал меня.

— Я очень люблю тебя, Дора, — спешно обнимая меня, говорил он, — береги нашего сына. Прощай.

Он исчез, а вместо него я увидела мою маму.

— Мамочка, ты тоже умерла? — спросила я.

Она обеспокоено оглянулась, позади нее стоял какой-то человек в белом халате, похоже колдомедик.

— Добро пожаловать на этот свет миссис Люпин, — сказал он, улыбаясь, — вы доставили нам немало хлопот, но теперь все позади. Я чрезвычайно рад!

— А Ремус, он жив? — был мой первый вопрос.

Доктор вопросительно посмотрел на мою маму, она опустила глаза. Я все поняла сразу: мой муж, мой любимый Ремус — он умер, а я выжила, несмотря на то, что тоже должна была умереть, видно кто-то за меня очень хорошо попросил, и я даже догадываюсь — кто. Я должна была выжить ради моего, нашего сына, и я выжила.

Выздоровление мое затянулось. Мне залечили раны на груди и шее, нанесенные Беллатриссой, но, оказалось, что я беременна. Врачи делали все, чтобы спасти моего ребенка, но, увы, им это не удалось. Моя доченька, о которой я так мечтала, частичка моего любимого, так и не родилась. Всю ночь после этого я не могла уснуть, оплакивая свое счастье. А наутро я, все обдумав, приняла решение: если мне дарован был шанс вернуться, значит, я должна быть благодарна тем, кто даровал его мне. Я вспомнила последние слова моего мужа и решила жить ради нашего сына.

* * *

Через пару недель я вернулась домой. Мой маленький Тедди очень изменился за время моего отсутствия: подрос, научился переворачиваться со спинки на животик и стал делать попытки ползать. Забота о сыне стала моим основным занятием. Целыми днями я возилась с ним, практически не спуская с рук. Я вглядывалась в его личико, присматривалась к его мимике и жестам, и плакала от счастья, замечая в нем черты и повадки отца. Мой Ремус не покидал меня — он был со мной, наш сын смотрел на меня его глазами, улыбался мне его улыбкой, и даже в его голосе я слышала любимые нотки. А когда мой малыш засыпал, наступало самое чудесное время: Ремус приходил ко мне во сне. Он снился мне каждую ночь, я уже ждала этого и готовилась. Каждый вечер, ложась в постель, я начинала думать: что я сегодня скажу моему любимому, о чем буду его спрашивать.

* * *

— Ремус, скажи, как так получилось, что я вернулась? За меня кто-то попросил?

Мой муж загадочно улыбается мне.

— Какая разница?

— А все-таки? Это ведь ты попросил?

— Не только я. Тед, Сириус, Альбус, Аластор… Все просили…

— А разве так можно? Если так все просто, тогда почему столько хороших людей умерло? За них никто не хотел просить?

— Ну почему? За некоторых просят, и они возвращаются… Просто там, у вас, об этом не все знают.

— Значит, и за тебя тоже можно было попросить? Почему же никто этого не сделал?

Ремус молчит, он нежно гладит меня по щеке, касается моих губ.

— Какая ты красивая…

Я не сдаюсь.

— Ремус, почему за тебя никто не попросил? Или… — у меня возникает страшная догадка, — я должна была это сделать? Но я ничего не знала!

— Нет, нет… милая, ты ни в чем не виновата! — мой муж обнимает меня, целует в обе щеки, — нет, все правильно! Так и должно было быть! Ты нужна Тедди…

— Значит… — начинаю понимать я, — ты ушел, чтобы дать мне возможность вернуться?

Он молчит, но я знаю, что я права. Вот какой ценой я выжила! Мой любимый отдал

свою жизнь ради того, чтобы я смогла остаться с сыном.

— Ремус, зачем? Ведь Тедди нужен отец!

— А мать? Разве мальчику не нужна мама? И если уж ему суждено потерять кого-то из родителей… то пусть это буду я… А ты будешь с ним. Ты сумеешь его воспитать, я уверен. И когда-то мы будем гордиться им.

Каждый день я хожу на могилу своего мужа, просиживаю там по несколько часов, разговаривая с ним. Мне кажется, я столько всего не успела ему сказать, ведь мы так мало были вместе. Мой сын ползает тут же среди травы, собирая цветы и изучая букашек. Он еще не понимает, что это за место и почему мама водит его сюда каждый вечер, но, когда он станет немного старше, он все поймет и будет сам часто приходить сюда.

Прошло полгода после войны. Все в нашем мире стало налаживаться: Министерство провело массу необходимых реформ, уцелевшие после последней битвы пожиратели были преданы суду, отстроили Хогвартс, набрали новых преподавателей вместо ушедших Снейпа, Керроу и Слизнорта, который пожелал уйти в отставку. Новым директором стала Миневра Макгонагал. Занятия начались как обычно — первого сентября. Возникла проблема с учениками, которые пропустили год обучения, среди них был и Гарри Поттер со своими друзьями. Но потом было принято решение: те, кто пожелает, могут сдать экзамены экстерном. Гарри воспользовался этой возможностью и к концу осени, изрядно покорпев над учебниками, закончил школу. Гермиона Грейнджер решила основательно подойти к своему образованию и провести этот год в Хогвартсе, чтобы тщательно подготовится к поступлению в Высшую Школу Магии. Рон Уизли, недолго думая, тоже остался в школе вместе со своей подругой, и теперь учился на одном курсе со своей младшей сестрой Джинни.

Гарри стал крестным моего сына. Он часто приходит к нам, играет с Тедди. Мой сын очень привязался к своему крестному, а Гарри на удивление серьезно воспринял свои новые обязанности. Да и чему удивляться? Весь сам он рос без родителей, вдали от своего крестного, и прекрасно понимает, как мальчик нуждается в любви. Теперь я уже без опаски оставляю Тедди с Гарри. Очень часто парень приходит с Джинни Уизли, эта девушка, такая милая, умная, серьезная, очень подходит ему. Они такая гармоничная пара, и со временем, все в это верят, станут хорошей семьей. Я думаю, Джинни уже готова к этому, это видно по ее отношению к Гарри, особенно мило они смотрятся втроем, вместе с ребенком.

* * *

Я жадно целую моего любимого. Как я соскучилась по его ласкам! Ну почему он так холоден? Я прижимаюсь к нему всем телом, руки мои уже нащупывают застежку на его мантии… Он отстраняется.

— Дора, я не уверен, что это правильно…

Я смотрю в такие любимые светло-карие, почти янтарные, глаза.

— Ремус, ты меня больше не хочешь?

— Хочу, очень хочу… — сколько боли в его глазах! — только это все не настоящее… Дора, ангел мой, твоя жизнь там…

— Нет, милый, моя жизнь здесь, с тобой, — я целую его все настойчивей, я знаю, как его расшевелить, ведь он все-таки мой муж. Я расстегиваю ворот его рубашки, целую его шею, ласкаю его грудь… Он сдается. И вот мы на какой-то чудесной поляне, где трава в человеческий рост, удивительной красоты цветы и никого вокруг на сотни миль. Какое это счастье — быть в руках любимого, ощущать тяжесть его тела, быть полностью в его власти… Он рычит, как сытый довольный зверь. Как я люблю эти моменты. Мой волк… Никому не позволено так его называть, а мне можно, потому что он — мой. Мой… Он перекатывается на спину, увлекая меня за собой, я кладу голову ему на грудь и слушаю его учащенное дыхание. Мне положительно нравится тот свет. А что, если…

— Даже не думай об этом! — слышу я строгий голос. Его лицо очень серьезно. — Думаешь, только ты научилась читать мои мысли?

Я понимаю, о чем он. Но ведь только здесь, с ним, я могу быть счастливой!

— Не смей думать об этом, Дора!

— Но почему? Там дни для меня пусты, я жду не дождусь ночи, чтоб увидеть тебя.

— Это неправильно, милая. Так не должно быть. Там — твой мир, и он прекрасен. Ты обещала мне быть счастливой, забыла?

— Нет, я помню. Но тогда я не понимала, о чем речь, я думала, мы будем вместе. Ремус, неужели ты не хочешь, чтобы я была рядом с тобой всегда?

Он тяжело вздыхает, внимательно смотрит мне в глаза, гладит меня по волосам…

— Я хочу, чтобы ты жила… Ты будешь жить долго, Дора.

Я пытаюсь представить себя семидесятилетней старушкой и Ремуса рядом с собой…

— Милый, а на том свете стареют?

— Нет.

Значит, он останется молодым, а я состарюсь? И он не захочет больше заниматься со мной любовью!

Он смеется.

— Ты для меня всегда будешь самой красивой и желанной. Дора, любимая, я настаиваю, чтобы ты отказалась от этих глупых мыслей.

Я еще крепче прижимаюсь к нему. Я понимаю, что он прав, но принять это не в силах.

— Хорошо, я буду жить, — немного подумав, соглашаюсь я, — ради Тедди…

— Не только ради Тедди, любимая, но и ради себя. Дора, ты — молодая, красивая, сильная женщина, а главное — живая. Ты должна научиться жить по-новому, не оглядываясь назад.

— С чего же мне начать? — растерялась я.

Он касается моих волос.

— Ну, хотя бы с них. Почему — серые? Тебе так идет розовый цвет. Или голубой… тоже было очень мило.

— Ты же знаешь, почему я носила голубой.

— Ну да, я помню… мы ждали тогда нашего мальчика, — он улыбается. Я тоже улыбаюсь. — Дора, оглянись вокруг, там ведь так хорошо! Наслаждайся жизнью. Начни прямо сегодня. У вас там что сейчас — осень?

Я задумалась. В своем горе я совсем потеряла счет времени. Вроде осень.

— Наверное, сейчас очень красиво в лесу. Пойди прогуляйся, а потом навести Флер и Билла или Артура с Молли. Ты ведь давно с ними не виделась.

Это правда. Мне не хочется ни с кем общаться, даже общество мамы меня тяготит.

— И маму ты зря обижаешь, она искренне сочувствует и любит тебя.

Мне стало стыдно, что я такая эгоистка. Ведь когда погиб мой папа, мама не замкнулась в своем горе, а я…

— Я попробую. Ремус, а ты будешь ко мне приходить?

— Да, я буду приходить всегда, когда ты этого захочешь, — он вздыхает, нежно целует меня, грустно глядя мне в глаза. Я понимаю, что он не договаривает.

— Любимый, что?

— Когда-нибудь настанет момент, и ты не захочешь, чтобы я пришел, — пальцы его касаются моих губ, он не хочет, чтобы я перебивала его, — это обязательно случится. Но ты не вини себя, так должно быть. И я… я буду счастлив.

Я проснулась в своей комнате, за окном розовел рассвет. Я подошла к кроватке, мой Тедди мирно спал, я осторожно поправила одеяльце, погладила немного вспотевшую головку сына. Волосики его неожиданно стали розовыми, как небо за окном. Он улыбнулся во сне. Интересно, что снится моему сыночку?

А там, на улице, действительно осень? Мне стало страшно любопытно и я направилась к окну. По пути я кинула взгляд в зеркало и остановилась от неожиданности: мои волосы были такого же цвета, что и у Тедди — розовые.

Я спустилась в кухню, мама готовила завтрак.

— Доброе утро, мамочка!

— Доброе утро, До… — на мгновение мама замерла с открытым ртом, но быстро пришла в себя. Она улыбнулась и обняла меня. Милая моя мамуля, она все всегда понимала.

— Мама, а что бы ты сказала, если бы я решила пойти работать? — спрашиваю я, наливая себе кофе.

— Я бы сказала, что ты — молодец. Вернешься в аврорат?

— Думаю, да.

— Не сомневаюсь, они с радостью тебя примут. А за Тедди не беспокойся, я за ним присмотрю.

Как и думала моя мама, в аврорате меня приняли с распростертыми объятиями. Работы по сравнению с прошлым годом поубавилось: к тому времени, когда я надумала вернуться, почти всех пожирателей смерти обезвредили. Но иногда, все же, случались столкновения, и тут вынуждена признаться, я спасовала. Во время боя я повела себя не так, как положено аврору. Мы преследовали четверку пожирателей, нам был дан приказ взять их живьем, чтобы они могли дать показания. С одним из них я столкнулась лицом к лицу, мне следовало обезоружить его, связать и доставить в положенное место. Но в самый решающий момент, когда нужно было вступить в схватку, я испугалась и вместо того, чтобы отбивать заклятия, пущенные им, я спряталась за ближайшее дерево, и он сбежал. Мне было ужасно стыдно, я не могла смотреть в глаза своим товарищам, хотя они, должна признать, ни в чем меня не винили. Но на душе было тошно.

* * *

— Ты же понимаешь, Ремус, я — не трусиха.

Он терпеливо слушает мои объяснения, поглаживая меня по голове.

— Ну конечно, понимаю. Ты начала ценить жизнь и меня это радует.

— Я и раньше любила жизнь, но это не мешало мне рисковать.

— Тогда ты была сама по себе и отвечала только сама за себя. А теперь ты боишься рисковать, потому что тебе есть ради кого жить.

— Ну да, — вздыхаю я, как он хорошо меня понимает, — я подумала: если со мной что-то случится, что будет с Тедди?

Он понимающе кивает.

— Может, тебе сменить работу?

* * *

Предложение пришло неожиданно. Мой новый руководитель Джейсон Клирвотер вызвал меня к себе.

— Тонкс, у тебя ведь маленький ребенок? — неожиданно спросил он.

— Да, — отвечаю, не понимая, к чему он ведет.

— Он, наверное, требует много внимания? Наверное, все твои мысли сосредоточены на нем?

— Ну, в общем-то да… — неуверенно отвечаю я, — мистер Клирвотер, я думала, мы будем говорить о работе, при чем тут мой ребенок?

— Да, в принципе, не при чем… Тут вот предложение поступило… Наши ряды заметно поредели за прошедший год, нужно готовить новую смену, а с преподавателями проблема… Многие из них погибли… Вот меня и попросили помочь найти новых. Я хочу тебя рекомендовать.

Я ошарашено смотрю на своего начальника.

— Я — преподаватель? Да вы что? Какой из меня учитель?

— Но почему же… Опыт у тебя грандиозный, пора передавать его молодежи, — он подмигивает мне.

Я растеряна.

— Я не знаю… Боюсь, у меня не получится…

— А ты подумай, — он похлопывает меня по плечу и уходит.

На боевые вылазки меня теперь берут все реже, но от дежурств не освобождают. Ночные дежурства бывают не часто, но в эти ночи я места себе не нахожу, все думаю: как там дома, что с Тедди? К утру я уже как выжатый лимон и мысль одна: скорее домой!

Я все больше и больше начинаю склоняться к мысли, что мне следует принять предложение. Я больше не отважный аврор, я — мама.

Вечером сидя у кроватки моего сыночка, я окончательно принимаю решение: я иду в преподаватели. Тедди улыбается во сне, и волосики его переливаются всеми цветами радуги. Что тебе снится, малыш?

* * *

— Ремус, а ты приходишь к Тедди?

— Да, иногда… когда я не с тобой…

— А о чем вы с ним разговариваете?

Он смущенно улыбается.

— Да так… я пою ему песенки, рассказываю сказки…

Мне так забавно это слышать, жаль, что я не могу этого видеть.

— Иногда мы просто гуляем… — продолжает мой муж, — мы бывали с ним в зоопарке, кормили лебедей, и в ботаническом саду, любовались цветами…

Я долго собираюсь и все-таки решаюсь спросить.

— Ремус, а ты знаешь, что я… что у нас должен был быть еще один ребенок?

Он тяжело вздыхает.

— Ты про нашу девочку? Да… я очень надеялся, что ее спасут… — он нежно обнимает меня, гладит по голове, — не надо сейчас об этом думать. Уже ничего не изменишь…

Перед Рождеством Гарри сдал вступительные экзамены в академию при Аврорате и стал одним из немногих студентов, что были взяты на экспериментальный курс. Экспериментальный потому, что все ребята, что поступили сюда, имели уже достаточный опыт борьбы с темными силами, они прошли войну и были практически готовыми аврорами. Они будут учиться по ускоренной программе, и окончить свое обучение должны уже через год. Их будут учить высшей магии, тактике ведения боя, распознавать яды и готовить противоядия, также в курс подготовки обязательно будут входить навыки первой медицинской помощи.

Я стала читать курс самообороны. Мне так странно, когда я в первый раз вхожу в учебный класс, и вижу там ребят, с которыми мы бок о бок бились в Хогвартсе. За первой партой сидит Гарри и подбадривающе мне улыбается. Я сосредоточиваюсь на его таком знакомом и почти родном уже лице и читаю лекцию для него, мне так легче. Я рассказываю о патронусе, принципе его действия и объясняю, как его можно вызвать. Под конец одна девушка робко просит продемонстрировать материальный патронус. Я теряюсь: практическое занятие назначено на следующий урок, и к тому же, я не совсем уверена, что в состоянии сделать сейчас это. Но глянув на Гарри, который улыбается и подмигивает мне, я решаюсь. Я думаю о том, как ночью буду рассказывать Ремусу о своем дебюте, как буду теперь называть его «коллега», ведь и он когда-то был учителем, и с кончика моей волшебной палочки вылетает серебристое облачко, которое оформляется и становится большим волком. Мой волк кружит по классу и вызывает восхищение у учеников. Я опять смотрю на Гарри, лицо его погрустнело, закусив губу, он провожает взглядом моего волка. Я знаю, о чем он думает: когда-то именно мой муж научил Гарри вызывать патронуса, и не раз он спасал жизнь парню. По окончании урока мои ученики благодарят меня за лекцию и расходятся, остается один Гарри.

— Привет, — он подходит ко мне.

— Привет! Как тебе урок?

— Здорово! Ты — молодец. Ребятам понравилось.

— Спасибо, Гарри, — я в порыве благодарности обнимаю его, — я так волновалась. Мне до сих пор трудно поверить, что я — учитель.

Он густо краснеет и высвобождается из моих объятий.

— У тебя все получится, я уверен. А как там Тедди?

Я улыбаюсь, я не могу не улыбаться, когда думаю о сыне. Я показываю Гарри фотографию моего сынишки, которую всегда ношу с собой, на ней мой мальчик стоит в кроватке, демонстрируя в улыбке свои первые зубки.

— О, он удивляет меня каждый день. Он уже ходит, держась за ручки. А когда я опускаю его на пол, он ползает на четвереньках, причем так резво! Я уже боюсь оставлять его самого.

— Надо же! — удивляется Гарри, — когда я видел его в последний раз, он только научился вставать в кроватке.

— Ты очень долго к нам не заходил, боюсь, в следующий раз, когда ты увидишь своего крестника, он уже будет собираться в Хогвартс.

Гарри очень смущен, и я уже жалею, что это сказала.

— Извини, я пошутила. Ты вовсе не обязан навещать нас каждую неделю, у тебя же своя жизнь, я понимаю.

— Нет, ты права. Я обязательно приду к вам в эти же выходные, — твердо говорит он, и немного теплее добавляет, — я не забыл, что Ремус именно меня выбрал в крестные вашему сыну, и я очень ценю это.

— Спасибо, — мне опять хочется обнять его, но я просто жму ему руку, — приходите вместе с Джинни, давно ее не видела.

Гарри и Джинни приходят в воскресенье. Какие же они милые! Они приносят Тедди большую книгу про животных с двигающимися картинками. Девушка берет моего сына на колени и показывает ему картинки. Мы с Гарри сидим у камина.

— Как ты себя чувствуешь в новой роли? — спрашивает он, потягивая маслопиво.

— Уже немного привыкла, — улыбаюсь я, — странно только, что мои ученики почти ровесники мне, многие имеют уже достаточный опыт, мне кажется, они сами могут меня кое-чему научить.

— Да, ладно, не прибедняйся! Я слышал, что о тебе говорят: тебя считают одним из самых лучших преподавателей. Ведь ты — практик, ты сама прошла войну, ребята это очень уважают. Твои уроки чрезвычайно интересные и, главное, нужные. Единственное пожелание — побольше практики, ребятам хочется сразу научиться применять те заклятия, о которых ты рассказываешь.

— Спасибо, Гарри. Прямо бальзам на душу. А насчет практики… Кстати, как тебе первое практическое занятие? — спрашиваю я. Мне кажется, что оно было не очень удачным: ни у кого не получилось с первого раза вызвать патронуса, по кабинету кружили только мой волк и олень Гарри.

— Мне понравилось, — отвечает он, — ты не расстраивайся, что ни у кого пока ничего не получилось, «патронус», действительно, очень сложное заклятие. У меня ведь тоже далеко не сразу вышло, Ремус бился со мной, наверное, с полгода. И первый материальный патронус получился только тогда, когда мне и Сириусу грозила реальная опасность.

Я знаю эту историю, мне рассказывали ее мой муж и Сириус, но я с удовольствием слушаю еще раз. Мне так нравится, как Гарри говорит о Ремусе: просто и тепло, как будто тот на минутку вышел и скоро должен вернуться.

— Ты знаешь, я думаю, Ремус гордился бы тобой. Ты, как учитель, чем-то напоминаешь мне его.

Эти слова кажутся мне наилучшей похвалой.

— А у тебя что нового? — спрашиваю я, — какие планы?

— Планы? Да грандиозных планов пока никаких: учеба, учеба, учеба… — смеется он, — ну разве что… мы с Джинни попутешествовать собрались, на пасхальные каникулы. Думаем посетить Париж, Венецию, Прагу…

— Классно, — я по-доброму завидую им. Мы с Ремусом тоже мечтали посмотреть мир… после войны. Я тяжело вздыхаю.

— А давай с нами! — неожиданно предлагает Гарри.

Я смеюсь.

— Спасибо, Гарри, я оценила твою шутку.

— Это не шутка! Я абсолютно серьезно!

Теперь я становлюсь серьезной.

— Гарри, ты отправляешься в путешествие с любимой девушкой. Зачем вам я?

Он возмущенно смотрит на меня, хочет что-то сказать, но я продолжаю.

— Уверена, вы вдвоем отлично проведете время. А когда вернетесь, все мне расскажете.

Уже поздно, пора укладывать Тедди, я подхожу к креслу, где сидит Джинни с моим сынишкой. Они уже изучили домашних животных и перешли к диким. Малыш тычет пальчиком в страницы, а Джинни объясняет ему — кто есть кто.

— Это, Тедди, — заяц, это — медведь, а это — волк…

Малыш радостно взвизгивает и машет ручками. Я тоже заглядываю в книгу, Тедди вопросительно смотрит на меня. Он пока не может меня ни о чем спросить и не может ответить на мой вопрос, но я понимаю: мой сын знает, кто такой волк, а я знаю, кто ему его показал.

* * *

Ремус уже ждет меня. Он приветливо меня обнимает.

— Куда бы ты хотела отправиться в первую очередь: в Париж или куда-то еще?

Я растеряна, я не знаю, что ответить, и тогда он берет меня за руку… и вот, мы уже сидим в кафе на Эйфелевой башне. Внизу простирается огромный и прекрасный город.

— Милый, — я не могу подобрать слов от восхищения, — как это возможно?

Он усмехается, наливает мне в бокал красного вина, подмигивает.

— Дора, это ведь сон, здесь все возможно.

Прямо передо мной возникает большая вазочка с мороженым.

— Ты ведь любишь шоколадное, верно?

Я утвердительно киваю, а он уже протягивает мне букетик моих любимых незабудок.

— Я давно не дарил тебе цветов, прости.

Он ласково смотрит, как я осторожно пробую мороженое, и тихо смеется.

— Ремус, ты показывал Тедди волка? — спрашиваю я, и хотя знаю ответ, мне все равно хочется услышать подробности.

— Да, только ты не беспокойся, здесь это совсем безопасно.

Я не беспокоюсь, я полностью доверяю своему мужу.

— Ему очень нравится, — улыбаясь, продолжает он, — я его немножко покатал.

Я смеюсь, мне так бы хотелось это увидеть.

— Ты считаешь, не нужно было?

— Нет, конечно, я так не считаю, — я пожимаю его руку, — я ему обязательно все расскажу, когда он подрастет и сможет все понимать.

Ремус благодарно целует мою руку.

— Чего бы ты еще хотела?

Я задумываюсь, и вдруг в небе вспыхивает фейерверк! Я подхожу к парапету, чтобы полюбоваться этим ярким шоу, Ремус подходит ко мне сзади и обнимает за плечи.

— Как жаль, что я не смог дать тебе всего этого, когда был жив. Это не равноценная замена, но… все-таки… хоть так…

Я трусь щекой о его плечо.

— Милый, а можно — в Венецию?

— Все, что ты захочешь, любимая.

И вот мы плывем на гондоле по каналу. Как красиво!

— Ремус, спасибо тебе, — я прижимаюсь к его плечу, — я не ожидала, что это так просто. Давай, будем почаще так путешествовать.

Он тепло улыбается мне.

— Я рад, что тебе нравится. Только, пообещай мне, Дора, что ты обязательно посетишь эти чудесные места по-настоящему, в жизни.

Я неуверенно пожимаю плечами.

— Не знаю, если получится…

— Непременно получится.

— Ой, Ремус, смотри! Площадь святого Марка! — я встаю, чтобы лучше видеть, гондола от резкого движения начинать сильно качаться, я теряю равновесие и падаю. Сильные руки моего мужа подхватывают меня. Мне так хорошо рядом с ним, и не надо ни Парижа, ни Венеции…

— Ремус, а мы можем отправиться в нашу квартирку в Лондоне?

Я вижу неуверенность на его лице.

— Ты же говорил: все, что я захочу, — напоминаю я.

— Хитруля… — он целует меня в нос.

И вот мы в нашей маленькой комнатке, и все там по-прежнему: так, как было, когда я уходила отсюда в последний раз. Я оглядываюсь.

— Неужели никто так и не поселился здесь?

— Даже если кто-то тут и живет, мы им не помешаем.

Я увлекаю моего мужа к старенькой скрипучей кровати, где мы провели столько сладких ночей, он послушно следует за мной.

— Я и забыл, как чудесно она скрипит…

Я стала получать удовольствие от своей работы. Мои ученики, хоть и не на много моложе меня, относятся ко мне с уважением. И даже, если иногда в неформальной обстановке, я позволяю им смеяться над моей неуклюжестью, то вернувшись в класс, они тут же вспоминают, что я — учитель. Курс лекций сменяется практическими занятиями, которым они отдают большее предпочтение. Многие уже добились неплохих результатов, и я уверена, что очень скоро ряды авроров пополнятся замечательными новыми сотрудниками. Сначала Гарри был на голову выше всех, но со временем остальные подтянулись и почти сравнялись с ним по уровню подготовки.

Мы отрабатываем защитные заклятия, вроде бы не очень сложные, но главное для меня — научить ребят быстро реагировать на разные способы нападения. Для занятия я освободила класс от мебели и теперь полагаю, что нам больше ничего не помешает. Ребята разбиваются на пары и по моей команде одни нападают, причем используя самые разнообразные заклятья, а другие пытаются вовремя сориентироваться и отразить заклятье. Получается, в принципе, неплохо, правда, время от времени кто-то падает, и слышатся не совсем цензурные выражения. Вдруг раздается звон разбитого стекла — Тина Куинз с такой энергией отражает посланное ее соперником заклятие, что оно волной ударяет по окнам и выбивает все стекла в кабинете. Гарри находится ближе всех к окну, и весь удар приходится на него. Я жутко пугаюсь, когда вижу, как он падает, закрыв лицо руками. Я кидаюсь к нему — сквозь пальцы Гарри течет кровь. Тина тут же подскакивает к парню.

— Гарри, милый, прости, прости меня, пожалуйста! Я не специально.

Причитания девушки меня раздражают.

— Уходите все! — приказываю я, — урок окончен.

Притихшие студенты покидают кабинет. Я отвожу руки Гарри от лица, оно все в крови.

— Глаза не пострадали? — спрашиваю я, меня больше всего тревожит этот вопрос. Очки его, видимо, слетели и валяются где-то в стороне.

— Нет, я успел закрыть...

Я внимательно осматриваю лицо парня.

— Тебе придется немного потерпеть, — я осторожно извлекаю осколки из ран, и сразу залечиваю их. Я не бог весть какой медик, поэтому процесс идет не так быстро как бы хотелось. Ну вот, вроде закончила, и тут я замечаю, что пуговица на моей блузке расстегнута, и взгляд Гарри направлен прямо на мою грудь, он поднимает глаза и густо краснеет. Я чувствую, что и мое лицо заливает краска, резко отворачиваюсь и лихорадочно застегиваю пуговицу. Слышно, как Гарри поднимается с пола, ищет свои очки, подходит ко мне, но я не оборачиваюсь.

— Спасибо… Дора… — он еще немного стоит и, тяжело вздохнув, уходит.

Дора… Зачем он так сказал?

Мой Тедди делает первые шаги в свой первый день рождения. Утром моя мама приходит к нам в комнату поздравить его, протягивает ему большого розового плюшевого мишку, и мой малыш, увидев чудесную яркую игрушку, без страха идет к ней. К обеду дом наш наполняется друзьями. Первым приходит крестный моего сына — Гарри Поттер, он дарит Тедди детскую метлу. Мой сын недолго изучает странный непонятный ему предмет, пробует на зуб древко и теряет к метле интерес. Потом приходит Билл Уизли со своей семьей, у них с Флер недавно родилась очаровательная девочка Виктория. Это ее первый выход в свет. Мой Тедди, увидев малышку, приходит в неописуемый восторг. Он весело взвизгивает, приглашая всех разделить его радость. Виктория, или как все называют девочку, Викки, такая хорошенькая рыженькая крошка! Мой мальчик просто очарован ею, он тут же решает сменить свой цвет волос и тоже становится рыжим. Флер смеется, увидев это.

— Похоже, Теодор решил присоединиться к клану Уизли.

Уизли дарят моему сыну железную дорогу, и пока мы любуемся маленькой Викки, мужчины, Гарри и Билл, собирают ее. А когда заканчивают, сажают Тедди в центр круга и запускают поезд. Радости малыша нет предела, он визжит от восторга каждый раз, когда красный паровоз с вагончиками, очень похожий на Хогвартс-экспресс, проезжает перед ним. Я любуюсь этой умилительной картиной и радуюсь, что у меня такие славные друзья. Гарри подходит ко мне и садится рядом. На лице его не осталось ни следа от порезов, и, я надеюсь, он уже забыл о том происшествии. Я тоже не хочу о нем вспоминать.

— Молодец Билл, — говорит он, — такой замечательный подарок! Я тоже в детстве мечтал о железной дороге.

Он вырос в семье своей тетки, и, судя по рассказам Ремуса, детство его было нерадостным. Ничего удивительного, что ему нравятся такие игрушки. Да и Артур вряд ли мог позволить себе купить такую железную дорогу своим сыновьям.

— Да, чудесный подарок. Я наблюдала, как вы с Биллом собирали ее, казалось, что вам самим хочется поиграть. Думаю, очень скоро Билл купит такую же для Викки. А ты, я уверена, тоже будешь баловать своих детей, наверное, засыплешь их игрушками.

Гарри смущенно краснеет.

— Кстати, — продолжаю я, — а почему не пришла Джинни? Ее не отпустили из школы?

— Да, уроков много, — как-то сухо отвечает он, потом быстро переводит разговор на другую тему, — а мой подарок Тедди, похоже, не понравился.

— Не расстраивайся, — успокаиваю я его, — он просто еще слишком маленький, он даже не знает, что такое метла.

— Я обязательно научу его летать, — твердо говорит он, — мы еще будем с ним играть в квиддич.

Я укладываю сына спать, но он капризничает.

— Ну, что с тобой, межвежонок? — устало спрашиваю я, — ты так хорошо вел себя весь день, а сейчас что случилось?

Он показывает ручкой на плюшевого мишку, подарок мамы. Я беру игрушку и подношу к сыну, он похлопывает по подушке.

— Мика пать, — говорит он.

— Ты хочешь, что бы он спал с тобой? — догадываюсь я, укладываю медвежонка рядом с ним в кроватку, мой сыночек обнимает его ручкой.

Я пою его любимую песенку, которую когда-то пел ему отец:

«Teddy-bear, Teddy-bear,

Look around,

Teddy-bear, Teddy-bear,

Touch the ground,

Teddy-bear, Teddy-bear,

Switch off your light,

Teddy-bear, Teddy-bear,

Say ”Good-night!”

Тедди по-своему подпевает мне, я беру свою палочку и тихонько делаю так, что глазки игрушки закрываются.

— Видишь, Тедди, мишка уже спит, — говорю я шепотом, — давай и ты засыпай!

Он послушно закрывает глазки, и вскоре я слышу его ровное дыхание, мой мальчик cпит.

* * *

— Поздравляю тебя, любимая, — Ремус целует меня.

— И я тебя поздравляю, — я крепко обнимаю своего мужа, как мне хочется, чтобы он в этот день был с нами.

— Подумать только, нашему сыну уже целый год… — он не отпускает меня, он тоже скучает, — и как он, наш медвежонок?

— О! Взрослый серьезный мужчина. У него уже подружка есть!

— Дочка Билла? — смеется Ремус.

— Да, она ему очень понравилась, у меня даже появились подозрения, что он влюбился.

Мы вместе смеемся.

— А знаешь, что Гарри подарил Тедди?

— Дай угадаю, наверное, метлу? — мой муж как всегда очень проницателен, — неудивительно, в свое время Сириус, его крестный, тоже подарил ему метлу.

— Только наш сын подарок не оценил.

— Но он же еще слишком маленький, еще оценит, чуть попозже. Надеюсь, Гарри не очень расстроился?

— Нет, мы договорились, что он сам научит Тедди летать и играть в квиддич.

— Вот и славно, — он рассеянно гладит меня по волосам, — Гарри… он парень что надо…

— А знаешь, какая у нас теперь любимая игрушка?

— Ну… тут варианта два: паровозик или медвежонок. Я больше склоняюсь к паровозику.

— А вот и нет! Медвежонок! Мы теперь ни есть, ни спать без него не соглашаемся. Сначала мишку кормим, потом сами едим. И засыпает Тедди точно так же: укладывает его рядом с собой в кроватку и требует, чтобы я ему песенку пела, а сам так смешно подпевает.

— Песенку про медвежонка?

— Да, ту, что ты ему когда-то пел.

— Надо же… помнит…

На Пасху мы никого не ждем и поэтому появлению на нашем пороге Гарри Поттера очень удивлены. Он втаскивает в кухню огромный пакет с продуктами и выгружает их. Мы с мамой стоим ошарашенные, не зная, что сказать. Первой находится мама.

— Гарри, ты что думаешь, мы голодаем?

Он смущается.

— Нет, что вы… Просто я подумал, погода чудесная, почему бы не устроить пикник во дворе? А это — моя лепта.

Что тут скажешь? Пикник — это здорово. Мы выносим во двор маленький столик и стулья, Гарри раскладывает набор для гриля и приносит пакет с сосисками.

— Мне сказали, это — молочные сосиски, их можно даже малышам.

Мама скептически изучает упаковку.

— Ладно, попробуем дать Тедди одну, надо же ему потихоньку привыкать к взрослой еде.

Хотя солнце и светит ярко, ветер довольно холодный, и я кутаюсь в мамину шаль. Гарри колдует у огня. Как ему не холодно в одной футболке?

— Гарри! Хочешь, я принесу тебе куртку? Ты, наверное, замерз?

Он только смеется в ответ.

— Спасибо, не нужно. Мне жарко!

Через несколько минут он объявляет, что обед готов.

Мы садимся за стол, я даю Тедди в ручку сосиску. Он внимательно изучает ее, потом осторожно кусает. Мы внимательно наблюдаем за малышом. Он сосредоточенно жует, глотает… и просит еще!

— Нет, медвежонок, — строго говорит мама, — достаточно на сегодня. Вот, пожуй пирожок.

Но пирожок отвергается категорически. Мой сын требует сосиску!

В этот момент погода резко меняется: поднимается сильный ветер и начинается дождь. Я подхватываю Тедди и убегаю в дом. Мама и Гарри пытаются спасти остатки обеда.

— Коляска! — вдруг вспоминаю я, — надо занести коляску!

Гарри выскакивает на улицу и возвращается мокрый до нитки.

— Немедленно снимай мокрую одежду, — командует мама.

— Не нужно, я так высушу, — отказывается он.

— Не говори глупостей, ты хочешь воспаление легких заработать? — с моей мамой лучше не спорить. Гарри послушно снимает футболку, я приношу ему рубашку Ремуса. Она немного великовата ему и в ней он кажется совсем мальчиком. Мы втроем начинаем сушить его одежду.

— Гарри, а почему ты без Джинни? — спрашивает мама.

— Кстати, — подхватываю я, — а что ты вообще делаешь в Англии? Вы же должны сейчас быть то ли в Париже, то ли в Венеции.

— Мы с Джинни расстались, — ровным голосом сообщает Гарри. Мы с мамой от неожиданности опускаем палочки. Как же так? Такая красивая пара. Меня прямо подмывает спросить — что да как, но как-то неловко. Он сам неожиданно начинает рассказывать.

— У нас давно уже что-то разладилось. Она потеряла ко мне интерес, да и я понял, что мне нужна другая женщина.

Женщина! Мне становится смешно. Девушка! Тебе нужна девушка! Мне хочется потрепать его за волосы, как мальчишку, но наткнувшись на такой серьезный взрослый взгляд, я опускаю руку.

— Надеюсь, это не сказалось на твоих отношениях с Роном и Гермионой? — спрашивает мама, — ты по-прежнему дружишь с ними?

— Да, мы и с Джинни остались друзьями.

— Вот и славно, — говорит мама, — это случается со многими. Первая любовь очень редко бывает счастливой.

Я грустно вздыхаю. Моя первая любовь была счастливой, только очень короткой…

Тут мы замечаем, что наш Тедди уже добрался до пакетика с шоколадными яйцами и разбросал их по полу.

— Ребенку нельзя давать шоколад, у него может быть диатез, — предупреждает мама.

— Миссис Тонкс, по-моему, он и не догадывается, что это съедобно, — глядя на Тедди, предполагает Гарри.

— А мы ему не скажем, — подхватываю я.

Мама смеется и выходит на кухню. Мы лежим на полу рядом с камином и наблюдаем, как Тедди весело катает по полу странной формы разноцветные шарики.

— Я вчера в Хогвартсе был, — вдруг сообщает Гарри.

— И что ты там делал? — лениво спрашиваю я, потом спохватываюсь: какое мне дело? Он же, наверное, с Джинни отношения выяснял.

— С друзьями повидался, Хагрида навестил… — продолжает он.

— И как он, наш великан?

— Нормально, тебе привет передавал.

— Спасибо, — отвечаю я, и думаю о том, что мне и самой хочется побывать в школе, я уже давно не была на могиле Ремуса. — Я тоже обязательно схожу туда, завтра или послезавтра.

— Что ж, давай сходим вместе, Дора, — предлагает он, снимает свои очки и начинает их протирать рукавом рубашки.

Опять Дора! Зачем он меня так называет? Этим именем меня называли только мама с папой, мой муж и еще Сириус. Надо сказать ему, чтобы не обращался ко мне так больше. Прямо сейчас и скажу.

— Гарри! — строго говорю я.

— Что, Дора?

Он оборачивается ко мне, близоруко щурится. Я очень редко вижу его без очков, без них он такой трогательный, смешной… Я невольно улыбаюсь. Он не спешит надевать очки, внимательно смотрит на меня.

— Ты что-то хотела, Дора?

Я смотрю в его добрые, и уже такие родные, глаза и тяжело вздыхаю. Ладно, пусть называет, ведь он — мой друг, пожалуй, самый близкий друг.

— Дора! Смотри! — Гарри показывает на Тедди. Мой гениальный сын все-таки сообразил, что красивый фантик с яичка можно снять, и там есть кое-что вкусное. Вся его рожица и ручки перепачканы шоколадом. И счастливая улыбка на все лицо!

— Миссис Тонкс нас убьет! — озвучивает мои мысли Гарри. Я отбираю у Тедди недоеденное яйцо, подхватываю малыша и вручаю Гарри.

— Держи крепко, я буду его умывать.

Бытовая магия — не мой конек, но в этот раз мне удается, как ни странно, довольно быстро удалить следы шоколада с лица и ручек сынишки. Если бы он только сидел спокойно и не возмущался! На крик Тедди приходит мама.

— Вы все-таки накормили его шоколадом, — сразу, едва войдя, замечает она.

— Нет, что ты, мамочка, — сделав честное лицо, говорю я, — это я все съела.

— Ну да… — протягивает мама, — и фантики по полу разбросала.

Комната оглашается громким безудержным смехом.

Наступило лето. Мои ученики успешно сдали экзамены и нас отпустили на каникулы. Я неимоверно горда собой: за несколько месяцев мы прошли программу целого года! Ни один из моих студентов не подвел меня, и я уже предвкушаю, как в сентябре встречу новое пополнение и буду учить их, юных, отчаянных сорвиголов. А сейчас, я радуюсь возможности отдохнуть, побыть подольше дома с семьей.

Я влетаю в дом и подхватываю Тедди на руки.

— Ура! Ура! Тедди, у мамы начались каникулы! — я пританцовываю с сынишкой вокруг стола, мама входит в комнату и улыбается нам.

— По какому поводу танцы? — интересуется она.

— Мамочка! У нас — каникулы! С завтрашнего дня я в отпуске!

Мама еще некоторое время молча любуется, как я танцую, а Тедди визжит от восторга.

— Так приятно видеть тебя веселой… Какие планы на отпуск?

— Ой, мама, да какие планы? Буду гулять с Тедди, помогу тебе по дому…

— Ой, нет! Только не это! — шутливо восклицает мама, — я наконец привела дом в порядок за то время, пока ты работала. И что, отдать его тебе на растерзание?

Я обнимаю мою милую мамочку, и мы весело смеемся.

— А если серьезно, — продолжает она, — тебе бы куда-нибудь поехать, развеяться…

— Ну… — раздумываю я, — почему бы и нет? Давай поедем!

— Я сказала: «тебе поехать» — самой, — уточняет она, — ну или с друзьями.

— Мам, ну куда я без вас? Да и друзей у меня таких нет.

Вечером неожиданно приходит Гарри. Тедди радостно бежит к нему, Гарри подхватывает малыша на руки и высоко подбрасывает его в воздух, а тот заходится от смеха.

— Какие планы на отпуск, Дора? — задает он вопрос.

— Вы что, сговорились? — начинаю возмущаться я, — сначала мама, теперь ты! Нет у меня никаких планов!

Он изумленно смотрит то на меня, то на мою маму. На ее лице тоже искренне удивление. Я начинаю понимать, что это не сговор, а простое совпадение.

— Извините, — смущенно говорю я, — но я действительно, не имею никаких планов, кроме одного — провести время с сыном.

— Так никто и не предлагает тебе оставлять его, — начинает Гарри, — у меня вот какая идея: у Пола Рамани, моего приятеля, ты знаешь его, Дора, он учится со мной, есть вилла в Италии. Он пригласил меня провести у них там каникулы, но его сестра неожиданно собралась замуж и он в ближайшие две недели будет очень занят. Вот Пол и дал мне ключи и предложил пожить там самому или пригласить кого-нибудь из друзей.

Я в растерянности. Первая мысль, которая возникает у меня в голове: почему бы ему не пригласить Джинни? Но я вовремя спохватываюсь, они уже давно не пара. Конечно, было бы здорово поехать в Италию, но здравый смысл берет верх.

— Очень милое предложение, Гарри, спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

На его «почему» у меня нет вразумительного ответа, но я все же отказываюсь. Гарри тяжело вздыхает, видно, что он искренне огорчен.

Уже вечером перед сном эта тема опять всплывает.

— Дора, почему ты отказываешься ехать в Италию с Гарри? — спрашивает мама. Мне тяжело объяснить причину, у мамы же есть веские аргументы.

— Тебе нужно сменить обстановку, доченька, — ласково говорит она мне, — попутешествовать, посмотреть новые места. Я была в Италии, там так красиво: Рим, Венеция…

«Пообещай мне, что ты обязательно посетишь эти места на самом деле, — я как будто слышу слова моего мужа,

— Не знаю, если получится…

— Обязательно получится…»

На следующий день на пороге нашего дома опять появляется Гарри, он приносит целую кипу фотографий чудесного белого домика на берегу моря. От них так и веет солнцем, теплом и… счастьем…

— Там рядом с домом фруктовый сад, — расписывает прелести отдыха Гарри, — представляешь апельсины, киви, инжир… Это же можно Тедди свежие фрукты прямо с дерева давать! И море прямо рядом с домом. А до города совсем недалеко, в любое время можно пойти погулять.

Я думаю о том, что Тедди будет очень полезен морской воздух, и я уже почти готова уступить, но что-то останавливает меня.

— Боюсь, Тедди не понравится перемена климата…

В разговор вмешивается мама.

— Тедди — здоровый мальчик, не думаю, что акклиматизация займет много времени.

— Соглашайся, Дора, — в голосе Гарри столько искреннего дружелюбия, теплоты…

Я сдаюсь под двойным натиском.

Я даже не представляла, что бывают такие чудесные места: это какой-то райский уголок. Балкон моей комнаты выходит на море, и я допоздна засиживаюсь, любуясь на лунную дорожку и звездное небо. Здесь такие звезды, яркие, крупные, мне кажется дома, в Англии, они совсем другие. А засыпать под звуки прибоя — это так приятно… Моему сыну отдых на побережье тоже пришелся по вкусу, ему чрезвычайно понравились фрукты, он обожает купаться, и каждое утро он начинает словами: «Мое?» Он просится на море! Мы взяли с собой подарок Гарри — метлу, и мой мальчик потихоньку стал осваивать этот вид транспорта. Гарри неимоверно гордится своим воспитанником.

— Смотри, Дора! Он пролетел пять метров и не упал!

Да! Мой сын очень способный!

Гарри и Тедди строят замок из песка, а я лежу в тени и наблюдаю за ними. Замок очень похож на Хогвартс, вот эта башня — Гриффиндорская, а та, самая высокая — Астрономическая… Я невольно вздыхаю, столько воспоминаний связано с Хогвартсом... Мой мальчик, шаловливо улыбаясь, замахивается ручкой и сносит верхушку одной из башен.

— Не надо так делать, Тедди, — серьезно говорит Гарри, мужчина не должен разрушать, роль мужчины — созидать! Вот мы с тобой мужчины, и мы строим замок для прекрасной принцессы.

— Мама? — спрашивает малыш.

— Ну, если хочешь, для мамы, — Гарри улыбается мне поверх головки моего сына.

Я думаю о том, что солнце слишком высоко, пора забрать Тедди в тень. И в эту минуту Гарри берет его на руки и несет ко мне. Малыш пытается сопротивляться и требует вернуть его к замку. Я беру своего сына из рук Гарри.

— Похоже, он голодный, только что чуть не съел живого краба.

Я умываю Тедди, очищаю его ручки от песка, даю попить и вручаю ему печенье.

— Агги! Агги! — кричит он и показывает на море.

— Да, Гарри идет купаться, — отвечаю я ему, — а ты уже купался, тебе хватит.

Я смотрю вслед удаляющемуся Гарри, он оборачивается и машет нам рукой. «Как он изменился, — думаю я, — нет в нем больше того мальчишества, что-то в нем появилось новое, другое, взрослое и какое-то очень… мужское».

Жаркий зной сморил моего мальчика, и он засыпает. Я смотрю в сторону моря, Гарри отплыл уже довольно далеко от берега, его черноволосая голова мелькает среди волн. Я неплохо плаваю, но с недавних пор я стала бояться моря. Не знаю, откуда взялась эта картина: мы с Ремусом плывем по бушующему морю и я начинаю тонуть, мой муж пытается меня спасти, но тоже идет ко дну… Может, это был сон, не могу вспомнить. И хотя сегодня море спокойно, я начинаю тревожиться. Ну, зачем Гарри заплыл так далеко? Что он хочет показать? Тут же нет восторженных девочек, которые будут восхищаться его смелостью. Здесь только уставшая, наполовину убитая женщина. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он немедленно возвращался, но Тедди спит, и я просто машу руками, надеясь, что несносный мальчишка поймет, что он заигрался. Он разворачивается и плывет к берегу. Вот и славно! Я улыбаюсь сама себе. Мне кажется, я уже не раз слышала эту фразу. Он, наверное, тоже проголодался, и я достаю из сумки бутерброды с мясом и сыром. Вдруг меня как дождем окатывает тысяча брызг! Я взвизгиваю от неожиданности и оборачиваюсь — позади меня стоит Гарри и заливается смехом.

— Чем ты думаешь, Гарри Поттер? — возмущенно шиплю я, — зачем заплываешь так далеко?

Он улыбается еще шире.

— Ты волновалась? — хитро прищурившись, спрашивает он. Я сердито отворачиваюсь, он падает рядом со мной на одеяло.

— О! — радостно восклицает он, увидев еду, — я такой голодный!

Он хватает бутерброд и впивается в мясо зубами. Мне нравится смотреть, как он ест — с удовольствием, не спеша и так по-детски облизывая пальцы…

— Почему ты не купаешься? — спрашивает он.

— Не хочется…

Перед тем, как идти купаться Гарри снял очки, они и сейчас лежат тут же на одеяле, он, увлеченный бутербродом, совсем забыл о них. А мне почему-то не хочется, чтоб он их надевал. Мне нравится, как он близоруко щурится, и почему-то кажется, что далеко не при всех он позволяет себе снять очки. В том, что он при мне так спокойно это делает, видится абсолютное доверие.

На его теле остались капельки воды, они быстро высыхают, оставляя на смуглой коже белый налет от соли. С мокрых волос, прилипших к его шее, стекает вода, оставляя дорожки на его груди и животе.

— Ты бы вытерся, — советую я.

Он отрицательно машет головой, снова окатывая меня брызгами.

— Как хорошо! — он с наслаждением потягивается и ложится на одеяло. Я остаюсь сидеть и смотреть на море. Интересно, он тоже уснул? Я оборачиваюсь и натыкаюсь на его взгляд. Зачем он ТАК на меня смотрит? Он не должен ТАК на меня смотреть! На меня уже больше года никто не смотрел таким взглядом!

— Дора… — он приподнимается…

— Я, пожалуй, искупаюсь, — я быстро встаю и направляюсь к воде. Мне не надо оглядываться, чтобы понять, что он все еще продолжает смотреть на меня. Я боюсь заплывать далеко и поэтому курсирую вдоль берега. Я плаваю долго, как можно дальше оттягивая момент встречи с Гарри. Вскоре я устаю, и мне приходится выходить. Он направляется ко мне навстречу с полотенцем в руках. Мне не нужно полотенце, но я молча беру его и начинаю усиленно вытираться, лишь бы не смотреть на Гарри.

После обеда я решаю, что на пляж сегодня больше не пойду. Я беру Тедди и иду с ним в сад. Вскоре туда выходит Гарри.

— Мы не пойдем сегодня на пляж?

— Ты, если хочешь, иди, — как можно равнодушнее отвечаю я, — а мы побудем в саду. Мне кажется, Тедди немного обгорел.

— Я тогда тоже не пойду, — говорит он, садясь на скамейку рядом со мной.

Он сидит совсем рядом, рукав его рубашки касается моей руки. Я чувствую, как лицо мое заливает краска, ноги мои деревенеют…

— Может, ты сходишь в город? — с надеждой говорю я.

— Неплохая идея! Давай пойдем в город! Погуляем по набережной, поедим сладкой ваты.

— Гарри, ты не понял, я хочу, чтобы ты пошел без нас. Развлекись там, проведи время с молодежью, познакомься с девушкой…

Он как-то очень печально смотрит на меня. Ну, почему он такой непонятливый? Неужели он не видит, что я хочу, чтобы он ушел. Он тяжело вздыхает, нехотя встает и, засунув руки в карманы, медленно уходит. Я думаю о том, что самое лучшее для меня сейчас уехать домой. Я даже решаю сделать это прямо сейчас, но подумав, что не смогу объяснить маме, почему вернулась раньше времени, оставляю эту мысль. И дернула же меня нелегкая поехать вместе с ним в эту дурацкую Италию!

Уже второй час ночи, Тедди давно спит, а я все сижу в гостиной и жду. Зачем мне это нужно? Зачем я жду его? Ведь я сама отправила его в город, чтобы он развлекся, познакомился с девушками. В который раз я уговариваю себя пойти наверх и лечь спать. Но упорно продолжаю сидеть. И почему я так волнуюсь? Наверное потому что, Гарри мой друг, самый близкий друг, крестный моего сына. Если с ним что-то случится, что я скажу завтра Тедди? Что я отправила его крестного на прогулку, с которой он не вернулся? Я встаю и подхожу к окну, на улице темно и ничего не видно, только на фоне темного неба угадываются черные силуэты гор, слышится ласковый шум прибоя. Я понимаю: ничего с ним не случилось. Просто он нашел себе в городе развлечение, как я и хотела, и прекрасно там проводит время. И ничего страшного нет в том, что он вернется только к утру, ведь Гарри — взрослый парень, имеет право на личную жизнь. От этой мысли мне становится невероятно грустно, как будто меня обманули. Я вспоминаю его взгляд, и у меня мурашки пробегают по телу. Я кутаюсь в плед. Мне не холодно, но очень тоскливо и так хочется тепла. Мне так нужно, чтобы кто-то был рядом. Я вытираю слезу покатившуюся по моей щеке.

Наверное, я задремала. Я очнулась от того, что услышала звук открывающейся входной двери и голос Гарри. Он что пришел не один? У меня нет никакого желания знакомиться с его подружками, я вскакиваю с дивана и стремглав взбегаю вверх по лестнице, на верхней ступеньке я спотыкаюсь и с грохотом падаю. Гарри уже вошел в гостиную.

— Дора? — слышу я его удивленный голос, он светит своей волшебной палочкой на лестницу. Я прячусь за большой китайской вазой. Только бы он не вздумал подняться наверх! Но он направляется к лестнице. Я слышу звук падающего тела и чертыхание, похоже, Гарри не совсем трезв. Я осторожно выглядываю из-за вазы и вижу, что в гостиной, кроме него никого нет. Он с трудом поднимается и тяжело опускается на диван.

— Эх, Дора… Дора…

Он что-то еще бормочет себе под нос, а я тихонько вылажу из своего укрытия и направляюсь в спальню. По дороге я захожу в детскую посмотреть, как там Тедди. Мой маленький мальчик крепко спит. Я поправляю ему одеяльце, он улыбается во сне. Его улыбка напоминает мне улыбку Ремуса. Я чувствую себя предательницей. Как я посмела даже думать о Гарри? Я принимаю решение — прямо с утра отправляюсь домой, и мне все равно, что подумает мама. Я — бессовестное, бессердечное, неблагодарное существо. Мой муж умер ради меня, а я так подло его предаю. В слезах я засыпаю.

Я бросаюсь к Ремусу, обхватываю его за шею и покрываю поцелуями его лицо. Я впиваюсь своими губами в его губы, кусаю их до крови… Мы валимся на землю… Я разрываю рубашку у него на груди и царапаю ее… Я так хочу, чтобы он в ответ сделал мне больно… Он тревожно и вопросительно смотрит мне в лицо. Ну, ударь меня, Ремус! Я это заслужила! Он крепко прижимает меня к себе, пытается заглянуть мне в глаза, но я отвожу взгляд, он вздыхает и гладит меня по волосам. Я продолжаю рыдать, уткнувшись ему в грудь.

— Глупая моя, маленькая девочка, — он держит меня на руках и баюкает, как ребенка, — за что ты так казнишь себя? Не надо… Ничего нет страшного в том, что тебе кто-то нравится. Это вполне естественно, ведь ты молодая, живая…

— Ремус, — продолжаю всхлипывать я, — но я ведь тебя люблю! Получается, я предала тебя!

— Это — не предательство, милая. Предательством было бы, если бы ты поливала грязью мое имя, если бы отказалась от нашего ребенка. А новое чувство… Твое сердечко, Дора, большое, и я уверен, в нем останется место для меня. Когда человек умирает, он живет в сердцах любящих его людей, но место, которое он занимает, становится меньше, компактнее, как бы сжимаясь, оставляя место для новых отношений.

Я с интересом слушаю моего мужа, мои глаза потихоньку начинают высыхать. Он ласково гладит меня по голове.

— Ремус, а ты будешь приходить ко мне, — неуверенно начинаю я, — если я… ну, если вдруг… когда-нибудь… ?

Он смеется в ответ.

— Я же говорил, я буду приходить к тебе всегда, когда ты захочешь. Даже если ты будешь замужем, и у тебя будет трое детей…

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Он опять смеется.

— Нет, я вовсе не утверждаю, что так оно и будет. Никто этого не знает… ведь, все зависит только от тебя.

— Ремус, а тебе совсем не будет обидно, если у меня будет… другой мужчина?

Он вздыхает.

— Дора, ты живешь для того, чтобы быть счастливой. Жизнь без любви — пуста, а я хотел бы, чтобы ты прожила самую счастливую жизнь.

— Ремус… — мне очень нелегко дается вопрос, — а это ничего, что мне нравится Гарри?

— А что тут такого? Он — славный парень, ты же знаешь, я любил его.

— Но он моложе меня. Совсем недавно он казался мне маленьким мальчиком.

— И что с того? И ты когда-то была для меня маленькой девочкой, но ведь потом нам это не мешало.

Мне почему-то становится легко и спокойно, как будто с души упал огромный камень.

— Тедди его очень любит, — почему-то вспоминаю я.

— Вот и славно, — улыбается он.

— Только, Ремус, — мне снова становится неловко, — я ведь даже не знаю, нравлюсь ли я ему.

Он усмехается, как будто знает что-то, но не хочет мне говорить.

— Время покажет. Ты, главное, сама ничего не бойся.

* * *

Утром я спускаюсь в гостиную и нахожу там Гарри. Он так и не поднялся с дивана и спит там, свернувшись калачиком. Его палочка валяется на полу. Я поднимаю ее и кладу на столик рядом с диваном. Я подхожу к Гарри. Он даже не снял очки, они съехали и, кажется, вот-вот упадут. Я осторожно снимаю их и кладу тут же рядом с палочкой. Он бормочет что-то во сне и мне кажется, что я слышу свое имя. Я смотрю на его лицо… и думаю что, в том, что я вижу его без очков, есть что-то интимное. Мне хочется прикоснуться к его волосам, но я не хочу его будить и поэтому ухожу на кухню. Я уже приготовила завтрак и накормила Тедди, и раздумываю, чем же заняться пока не проснулся Гарри.

— Доброе утро! — слышу я немного охрипший голос. Он входит в кухню, жадно выпивает стакан воды и направляется к плите. Я поднимаюсь ему навстречу.

— Доброе утро, Гарри! Будешь завтракать?

— Спасибо, ничего не нужно…

Он опускает взгляд и, молча, начинает варить себе кофе. Я накладываю на тарелку омлет и ставлю перед ним. Он смотрит на меня глазами побитой собаки.

— Дора, — немного помявшись, начинает он, — ты извини меня за вчерашнее…

Я недоуменно смотрю на него.

— Ты о чем это?

— Я вчера выпил и нес всякую чушь… Я не должен был говорить этого...

Мне уже становится любопытно, я начинаю вспоминать, что вчера вечером он вроде разговаривал сам с собой. Как жаль, что я не додумалась остаться и послушать. Что же он там говорил?

— Гарри, я не понимаю, о чем речь. Мы с тобой не разговаривали вчера вечером. Я слышала, как ты пришел, но мы не общались, даже не виделись.

Он смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Как же так? — абсолютно искренне удивляется он, — а с кем же я тогда вчера говорил? Кому же я тогда…

Он вскакивает и бежит в гостиную. Там в кресле, прямо напротив дивана, сидит большой розовый медвежонок Тедди. Я падаю на диван и начинаю хохотать. Он тоже сначала смущенно, а потом во весь голос смеется.

— Надо же! Я полночи разговаривал с плюшевым медвежонком! И еще сердился, что он мне не отвечает!

Маленький Тедди, не понимая в чем дело, тоже подключается к нашему веселью.

Я и мой сын сидим у самой воды и перебираем ракушки. Гарри заходит в воду.

— Ты не заплывай далеко, пожалуйста, — прошу я его.

Он тепло мне улыбается.

— Хорошо, не буду.

И действительно, он плавает вдоль берега. Через некоторое время он выходит из воды. Я смотрю на него и думаю: «Почему он мне нравится? Ведь он совсем не похож на Ремуса. Он ниже ростом и уже в плечах. Ремус был белокожий в отличие от смуглого Гарри. И родинки на бедре у Ремуса не было, у него были родинки на животе и на груди. И шрамы… у моего мужа было много шрамов по всему телу, а у Гарри их почти нет, его кожа такая гладкая…» Я вздыхаю. Какая я глупая! Зачем мне этот мальчик? Зачем я ему?

Он садится рядом с нами, в руках он держит большую медузу. Она невероятно красива: переливается на солнце голубым, лиловым, розовым… Мой сын радостно хлопает в ладоши.

— Смотри, Тедди, это — медуза, — поясняет Гарри моему мальчику, — потрогай ее, не бойся.

Тедди осторожно, пальчиком дотрагивается до медузы, оборачивается ко мне, предлагая разделить его восторг. Я тоже глажу желеподобное тело морского обитателя, мои пальцы случайно соприкасаются с пальцами Гарри, от этого прикосновения меня как будто током пронзает, я одергиваю руку. Гарри как-то грустно смотрит на меня.

— Зачем тебе это нужно, Гарри? — спрашиваю я, — зачем ты тратишь на нас время? Я понимаю, ты, наверное, чувствуешь себя в долгу перед Ремусом…

— Не в этом дело, Дора, — перебивает он меня, — я очень уважал Ремуса, ты же знаешь… Тут другое… Мне нравится быть с вами. Ты знаешь, с некоторых пор у меня такое чувство, что ты и Тедди, вы — моя семья. У меня никогда такого раньше не было. Я хочу быть с вами.

Я теряюсь. Странное признание…

Я замечаю, что солнце уже катится к горизонту, скоро мои мальчишки захотят есть. Мы собираемся и идем в дом. Пока я готовлю ужин, Гарри умывает и переодевает моего сына. Они сидят за столом и громко требуют покормить их. Я ставлю перед Тедди тарелку с молочной кашей, а перед Гарри — телячью отбивную. Мой сын возмущен такой несправедливостью и громко требует подать ему то же, что и Гарри. Я тщетно пытаюсь накормить малыша кашей, но он отчаянно сопротивляется.

— Послушай, Дора, — вмешивается Гарри, устав от громкого крика, — дай ему то, что он хочет. Помнишь, мы давали ему сосиску? Ведь все было хорошо.

Я сдаюсь. Гарри отрезает от своей отбивной небольшой кусочек и дает его Тедди прямо в ручку. Мой мальчик с удовольствием пробует новое блюдо.

— Мужчины любят мясо, — со смехом комментирую я.

К моей радости Тедди не просит добавки и преспокойно ест кашу. Оказывается, он просто хотел попробовать и, удовлетворив свое любопытство, успокоился. Я удивляюсь, как Гарри, в его возрасте и, не имея никакого опыта общения с детьми, так хорошо чувствует и понимает моего сына? Малыш начинает зевать, я беру его на руки и несу в детскую.

Через полчаса я возвращаюсь в кухню. Гарри наливает мне чай, ставит передо мной чашку и садится рядом. Я пью горячий чай, обхватив чашку обеими руками. Он, довольно улыбаясь, смотрит на меня.

— А все-таки, хорошо, что я тебя сюда привез. Ты прямо расцвела…

Меня охватывает обида.

— Неужели раньше я была такая страшная?

— Ты всегда была очень красивая, Дора. Но после гибели Ремуса, ты как будто тоже умерла… Мне так больно было видеть это. Я все никак не мог придумать, как вернуть тебя, такую, как ты была раньше: веселую, жизнерадостную, живую... А сейчас ты изменилась — в твоих глазах появилась жизнь…

У меня слезы наворачиваются на глаза. Мне хочется, чтобы он обнял меня, но я продолжаю сжимать чашку в ладонях.

— Спасибо тебе, Гарри, — мне кажется, голос мой дрожит.

Он ласково улыбается.

— Я просто очень хочу, чтобы ты была счастливой, — он как будто хочет взять меня за руку, но не решается. Немного помедлив, он продолжает, — Дора, как ты думаешь… Ремус, там… он не был бы против, если бы мы были вместе?

Я протягиваю руку ему навстречу.

— Нет, Гарри, он не будет против.

Он берет мою руку и легко касается ее губами. Дрожь пробегает по моему телу…

В этот момент раздается плач. Тедди! Я встаю и бегу наверх, в детскую. Мой малыш сидит в своей кроватке и плачет.

— Что случилось, сыночек? Ты испугался? — я глажу малыша по головке, даю ему воды. Он жадно пьет и, напившись, сам укладывается на подушку. В комнату входит Гарри, он становится рядом со мной.

— Что с ним?

— Все в порядке, он просто хотел пить…

Мой сын видит Гарри и улыбается ему.

— Папа…

Я чувствую, как рука Гарри ложится на мою руку, и понимаю, что Ремус ко мне сегодня не придет.

Он обнимает меня за талию, я чувствую его горячее дыхание…

— Не сейчас, Гарри, пожалуйста.

Мы дожидаемся, когда сын засыпает, и выходим из комнаты. В коридоре он берет меня за плечи и притягивает к себе. Он целует меня, сначала робко, потом все увереннее. Я чувствую, как подгибаются мои колени. Он подхватывает меня на руки и несет в какую-то комнату, я не сразу понимаю, что это моя спальня. Я вижу его лицо над собой, снимаю с него очки, кладу их на тумбочку у своей кровати и сама целую его, зарывшись пальцами в его волосы. Ласки его становятся все настойчивее, и я охотно принимаю их, каждой своей клеточкой я хочу принадлежать ему. Мне нравится ощущать тяжесть его тела, слышать, как часто бьется его сердце. Как давно я не засыпала в объятиях мужчины!

Я просыпаюсь раньше него. Я лежу и любуюсь им. Почему я считала его ребенком? Он — мужчина, сильный, нежный, надежный. Мне так хорошо с ним, я хочу быть с ним. Я наклоняюсь и легонько целую его губы. Он открывает глаза. От неожиданности я смущаюсь и отодвигаюсь от него. Он тепло улыбается мне.

— Я люблю тебя, Дора.

Мне хочется ответить ему тем же, но я не могу, я пока не готова. А он и не торопит меня. Но я знаю, пройдет немного времени, и я обязательно скажу ему эти слова.

* * *

Мы побывали и в Париже, и в Венеции, и в Праге. Лето пролетело как один миг. Наступила осень. Я вернулась к своей работе, а Гарри — к учебе.

Я заканчиваю урок, мои студенты покидают класс, остается один Гарри. Он запирает дверь и подходит ко мне, проводит рукой по моим волосам, спускается к шее и ниже…

— Гарри, что ты делаешь?

Он прижимает меня к моему столу.

— Я хочу свою учительницу, — я даже сквозь одежду чувствую его горячие ладони на своем теле, — вы так привлекательны, профессор…

Я ощущаю, как у меня сладко тянет внизу живота, но я нахожу в себе силы отодвинуться от него.

— Гарри, перестань. Сюда могут войти…

— Никто не войдет, я зачаровал двери, — он жадно целует меня, крепко прижимая к себе, — я так соскучился…

— Гарри, мы же вчера были вместе, — напоминаю я.

— Вчера? — удивляется он, — как же это было давно.

Его пальцы ловко расстегивают пуговицы на моей блузке, и вот он уже целует мои плечи и грудь. Мне все время кажется, что сейчас кто-то зайдет, и поэтому я вырываюсь из его объятий.

— Гарри, прекрати! Лучше приходи сегодня вечером.

— Вечером — это само собой, — он снова обнимает меня, — а что мне сейчас делать? Я весь урок только об этом и мечтал.

— Ах, вот о чем мечтают студенты на моих уроках? — ужасаюсь я.

— Только один из них, — хитро улыбается Гарри, — но если еще в чью-то безмозглую головушку придет подобная мысль, я сразу нашлю на него Аваду.

— Ты — ревнивый? — с улыбкой спрашиваю я.

— Когда речь идет о любимой женщине, я — собственник, — руки его такие нежные, а поцелуи такие жаркие, что я сдаюсь. Он укладывает меня тут же на столе, среди моих конспектов и книг. Я еле сдерживаю стон. Никогда не могла подумать, что мне понравится заниматься любовью в учебном классе.

Мы приводим в порядок нашу одежду и выходим из класса. Мы идем по коридору, она берет меня за руку, я испуганно одергиваю ее. Я боюсь, что нас кто-то увидит. Он смеется.

— Дора, переезжай ко мне, — в который раз предлагает он, а я в который раз отказываюсь. Я никогда не смогу жить в доме на площади Гримо. Слишком много воспоминаний связано с ним. Один раз я пришла туда с Гарри. Он был нежен, как всегда, но мне все время казалось, что где-то рядом находятся Ремус, Сириус, Аластор… Я быстро оделась и ушла.

Мы встречаемся у меня. Я жду, когда заснут в своих комнатах мама и Тедди, посылаю своего патронуса и через несколько минут Гарри трансгрессирует прямо ко мне в спальню. А утром он уходит.

Уже поздний вечер, Тедди давно спит. Гарри смотрит на часы.

— Я, пожалуй, пойду.

Я тоже встаю.

— Да, уже поздно. Иди, и мне тоже пора спать.

Мама насмешливо смотрит на нас.

— Может, хватит ломать эту комедию, ребята?

Мы удивленно смотрим на нее.

— Зачем Гарри уходить? Чтобы через десять минут явиться в твоей спальне?

Я делаю невинное лицо.

— Мама! Что ты говоришь?

Она смеется в ответ.

— Если вы хотите быть вместе — будьте. И не вижу причин делать из этого тайну.

Она встает и направляется к себе в комнату.

— Спокойной ночи, ребята, — на ступеньках она останавливается, хитро улыбается, — кстати, вам нужно еще поработать над заглушающими чарами.

Гарри прижимает меня к себе, мы тихо смеемся.

— В следующий раз я буду накладывать глушилки, — говорю я.

— Думаю, в этом больше нет необходимости, — смеясь, отвечает он.

— Нет, я все равно наложу. Как-то неудобно, что мама все слышит…

Утром я кормлю Гарри завтраком и провожаю на занятия. Мне спешить не надо — у меня третий урок. В кухню входит мама, она приветливо мне улыбается.

— А Гарри уже ушел?

Я утвердительно киваю. У меня есть немного времени, пока не проснулся Тедди, поэтому я не тяну с разговором.

— Мама, а давно ты все знаешь?

Она с удовольствием отхлебывает чай и только потом отвечает.

— Я сразу все поняла, когда вы вернулись из Италии. По блеску в твоих глазах.

Меня это не удивляет, я и сама заметила, что очень изменилась после отпуска.

— Скажи ему, пусть переезжает к нам, — продолжает мама, — все равно ведь постоянно здесь ночует.

Я рада это слышать, но мне немного обидно…

— Ты так легко приняла его, мама. С Ремусом ты не была такой.

Она тяжело вздыхает.

— Дора, дочка, вспомни, кем был Ремус. Я очень волновалась за тебя и за твое будущее. Да и потом, ведь я его все-таки приняла. Мы неплохо поладили, если ты помнишь. Если бы Ремус был жив… — она опять вздыхает, — что сейчас говорить об этом…

Я подхожу к ней и обнимаю свою мамочку. Она целует меня.

— Теперь я готова принять любого мужчину, главное, чтобы тебе было хорошо с ним. А Гарри… он такой настоящий… И сына твоего любит… Ты с ним такая счастливая…

Я молча улыбаюсь своим мыслям.

— О чем задумалась, доченька?

— О том, что мне очень повезло с мамой.

* * *

Мы с Ремусом сидим на скамейке, рядом с нами тихо роняет листву осенний парк. Вокруг такая тишина и умиротворение.

— Как там Гарри? — спрашивает он, — сегодня ты одна?

— У него сейчас практика в аврорате. Сегодня — ночное дежурство.

— А как у него учеба?

— Хорошо, — улыбаюсь я, — он — один из лучших.

Ремус тоже улыбается.

— Я даже не сомневался в этом. Он всегда был очень способным. Я горжусь им. Как-нибудь, при случае, скажи ему это.

Я прижимаюсь к плечу Ремуса. Как же мне повезло, что у меня есть он. Он гладит меня по волосам.

— Дора, почему ты ему не скажешь? — спрашивает он.

Я понимаю, о чем он.

— Я не знаю… Я еще не совсем уверена…

Он с сомнением смотрит на меня.

— Разве? Ведь самой себе ты это уже сказала.

— Ремус, понимаешь… — я беру его за руку, крепко сжимаю ее, и с трудом подбирая слова, говорю, — мне кажется, если я скажу ему это, я потеряю тебя… навсегда…

— Ты никогда не потеряешь меня. Ведь я — часть твоей жизни. Но Гарри, он ведь тоже — твоя жизнь… Причем, настоящая жизнь… Дора, скажи ему. Пусть он знает, он заслужил это.

* * *

Он приходит с дежурства, уставший, замерзший… Лицо его обветренно, волосы припорошены снегом. Я целую его потрескавшиеся губы.

— Я люблю тебя, Гарри.