Падение Икара (джен)

Бруно пришёл в себя, лёжа на боку. Одна его нога была вытянута прямо, а другая согнута, словно он собирался перепрыгнуть через препятствие. Под щекой он чувствовал свою ладонь. Кто-то размазывал странную рыхлую массу по его дёснам.

Он чувствовал себя ужасно.

— Просыпается, — раздался рядом чей-то голос.

Мирабель?

— Не уверен, — хотел пробормотать он в ответ, но стоило ему набрать в лёгкие воздуха, как тело пронзила острая боль, словно грудную клетку изнутри полоснуло ножом.

— Съешь, — сказал кто-то другой — Камило — и продолжил запихивать тестообразную массу в рот Бруно. — Кажется, у тебя сломаны рёбра.

— Антонио принёс корзинку с хлебом, но мы не могли тебя ничем накормить, пока ты был в отключке, — нервно пояснила Мирабель, наклонившись к нему. — Камило пытался заставить крахмал впитаться через десны.

— И это сработало бы, — сказал Камило. — Ну, а потом он очнулся.

Стараясь не растерять остатки достоинства, Бруно осторожно протянул руку и взял кусочек хлеба. Он положил его в рот и, с трудом прожевав, проглотил. Боль в груди исчезла, как и жжение в лёгких и даже ломота в суставах, о которой он даже не подозревал. Не поднимая головы, Бруно уставился на землю перед собой. Судя по широкой луже рядом с ним, ему в лёгкие попало много воды.

Еда Джульетты избавляла от боли, gracias a Dios⁽¹⁾, но не могла избавить его от глубочайшего изнеможения.

Когда он немного пришел в себя, Бруно огляделся по сторонам, по-прежнему не поворачивая головы. Рядом сидели Камило и Мирабель. Позади них он разглядел Джульетту и Агустина и по знакомому грохоту града догадался, что Пепа и Феликс тоже где-то неподалёку. Возможно, и остальные с ними. Тихое рычание где-то наверху подсказало, что ягуар Антонио устроился на дереве и наблюдал за ними.

Три детских голоса перекрикивали друг друга — ни один из них не принадлежал Антонио. Значит, тот мальчик в безопасности.

Бруно перевернулся на спину и посмотрел в небо.

— Не думаю, — просипел он и после нескольких прерывистых вдохов попробовал снова: — Не думаю, что это вообще можно было предвидеть.

— Как он вытащил тебя из реки? — он слышал, как Пепа расспрашивала кого-то вне поля зрения.

— Он посадил меня на камень, — ответил ребёнок. — Потом его глаза стали зелёными, и он упал в воду.

Голос Пепы повысился на несколько тонов; Бруно понял, что теперь она обращалась к нему:

— У тебя началось видение пока ты был в воде, tonto⁽²⁾? Чтоб ещё раз ты пошёл плавать в одиночку!

Бруно зажмурил глаза и открыл их пару секунд спустя, когда Камило похлопал его по плечу.

— Так что, дядя Бруно, — спросил он, очевидно, пытаясь как-то разрядить обстановку. — Что ты видел там в воде?

Бруно рассмеялся, хотя в горле у него так пересохло от эмоций, что его смех скорее походил на хрип.

— Я видел, как делаю это, — сказал он и, приподнявшись на локте, взъерошил волосы своему племяннику.

* * *

Несколько дней спустя на берег реки вымыло плиту из зелёного стекла. Никто её не видел, кроме нескольких птиц; те поклевали её из любопытства, но быстро потеряли интерес и разлетелись.

На зелёном стекле виднелась странная картина: одиннадцать фигур разного возраста, формы и роста. Они стояли в обнимку и смотрели вперёд, словно в объектив камеры. Если слегка наклонить плиту вправо, можно было увидеть, как среди них появляется двенадцатая фигура; наклонить влево — и фигура исчезнет, а лица остальных станут немного печальнее.

Порой, даже когда кажется, что всё грядущее сходится на одном событии, исход этого события все равно будет неопределённым: нет ни ясного ответа, ни неотвратимой судьбы. Какими бы крошечными и незначительными ни были люди в общей картине мира, тем не менее, своим умом, своей фантазией, совместными усилиями, они способны изменять ход судьбы.

Возможно, таковым и было послание этой стеклянной плиты, лежащей на берегу реки; этой двенадцатой фигуры, мерцающей в солнечном свете в окружении любящей семьи.

1) (исп.) слава Богу

Вернуться к тексту

2) (исп.) дурень

Вернуться к тексту