Падение Икара (джен)

Бруно ввалился на кухню, пошатываясь от усталости. Конечно, он мог ещё полежать в постели, но, увы, сон больше не приходил, а доносящийся снизу гомон голосов звучал достаточно заманчиво, чтобы попытаться хоть как-то прогнать с лица следы недосыпа и спуститься к ним. Ему не хватало этих моментов. Больше ему не придется по ним скучать.

Первое, что он заметил, это аромат свежесваренного кофе, витавший на кухне. Последние десять лет он мог только мечтать о такой роскоши, как горячий кофе. Стоило ему отпить глоток, как рот сам собой расплывался в улыбке. Родные шутили, что их Брунито вернулся к ним только из-за кофе (шутка была рискованной, на что намекали обеспокоенные нотки во всеобщем смехе тот единственный раз, когда Агустин её рассказал), и что в следующий раз, когда он спрячется в стенах, им не придётся беспокоить Долорес — его можно будет вычислить по запаху кофе.

Подойдя к столу, Бруно на мгновение замер, уставившись на задвинутый стул и сонно пытаясь вспомнить, как работают стулья. Касита не стала дожидаться и нетерпеливо отодвинула его. Он послушно сел, и Касита подтянула его обратно к столу. Джульетта поставила перед ним пустую чашку и вскоре вернулась с кофейником.

— Похоже, тебе он сейчас не помешает, — со смехом сказала она.

Всё было бы идеально, если бы не пристальный взгляд сидевшей напротив него Долорес.

— Плохо спалось? — осторожно спросила она.

Он подозревал, что ответ был уже ей известен. Наверняка она может услышать по дыханию, хорошо ли ты спал. Знать бы только, зачем она решила привлечь к этому внимание, но у Долорес были свои непостижимые принципы, по которым она решала, озвучивать ли ей то, что она слышала при помощи своего дара. Бруно опустил глаза в чашку.

— Нет. Ну, вообще-то да, — неохотно ответил он, пожимая плечами. Правой рукой он торопливо постучал по столу. — Просто кошмар приснился. Сегодня ночью постараюсь выспаться.

Звон посуды и вилок внезапно прекратился. Джульетта замерла, так и не закончив наливать.

— И о чём был кошмар? — спросила она как бы невзначай.

Бруно вздохнул. Вот по этому он совершенно не скучал.

— Всего лишь дурной сон, — сказал он, забирая кофейник у Джульетты и доливая кофе себе в чашку. — Я уже даже забыл, что там было.

Одного взгляда в тёмный кофейный омут хватило, чтобы в памяти всплыло непрошенное воспоминание.

— А, вспомнил, — он пригубил из чашки. — Мне приснилось, что я тону.

Вот теперь за столом воцарилась абсолютная тишина. Увидев встревоженные лица родственников, Бруно мысленно выругал себя.

— Это был, — сказал он с нажимом, взяв щепотку соли из миски на столе и бросив её через левое плечо, — всего лишь сон. Сон, а не видение. Кому, как не мне знать разницу, — говоря это, Бруно шесть раз постучал по столу, затем один раз по голове. Все эти ритуалы лишь дадут его семье лишний повод сомневаться (а он был уверен в том, что видел), но он ничего не мог с собой поделать. Они нужны ему не только чтобы отгонять неудачу, но и дурные мысли.

Как и ожидалось, на их лицах читалось недоверие. Пора пускать в дело тяжелую артиллерию. Бруно выпрямился, расправил плечи и вздернул подбородок. Когда-то давно, ещё до того, как стены Каситы начали трескаться, до того рокового дня, когда Мирабель не получила дар, до того, как жители деревни перестали приходить к нему за видениями будущего из страха, что он принесёт им беду, он разыгрывал целое… представление из загадочных жестов и пафосных фраз для тех, кто приходил к нему за предсказанием. Его поношенная руана — сейчас он носил новую, всё того же зелёного цвета и украшенную золотистой вышивкой — была церемониальной одеждой. В то время она выглядела величественно, почти как облачение священника, и помогала ему отыгрывать роль Провидца перед посетителями. Мама настаивала, чтобы он производил на них впечатление. Ради чести семьи.

Когда Мирабель пыталась спасти чудо и хотела, чтобы он пошёл вместе с ней в комнату Изабеллы, на мгновение он снова вошёл в эту роль. Мимолётные пассы руками, похожие на дым, идущий от свечи; голос, будто доносящийся из глубины веков: «Меня нет в видении, Мирабель, а ты есть».

Мирабель на это не купилась.

— Ты просто боишься бабушки.

— Нет. То есть, да. Это тоже… играет роль.

Конечно, он давно не практиковался, но попробовать стоило.

— Я думаю, — властно произнёс Бруно, глядя в глаза своим родственникам, — мне лучше знать, что видение, а что нет. Видения это, — он запнулся, — видения это, это предсказания судеб, приговор незримых судий за деяния, о которых мы ещё даже не помышляли. Они имеют вес. Я бы знал будь это видение. Это был просто сон. Обычный кошмар. Ничего более.

Пепа тихонько засмеялась.

— Сто лет не видела тебя в этой роли, братец, — возникшие над её головой тучи слегка рассеялись.

Бруно закрыл глаза и отхлебнул ещё кофе, наслаждаясь горьковатым вкусом. Он не заметил, какими взглядами обменялись все за столом, и даже если бы заметил, вряд ли бы смог их истолковать.

— Mierda⁽¹⁾, — пробормотал Камило.

— Т-с-с! — Долорес шикнула на него и закрыла уши руками. Затем, словно спохватившись, зажала Камило рот. — Не то мама услышит!

После завтрака младшие члены семьи Мадригаль поспешно удалились в другую комнату. Ну, большинство из них: Мирабель на мгновение пожалела, что Изабелла сейчас не с ними — она бы покраснела, услышав, как выражается её кузен, — но сегодня была её очередь мыть посуду. Луиза ушла переносить церковь перед утренней службой. Маленький Антонио, уже привыкший к дерзости старшего брата, отнёсся к этому с таким же безразличием, как и капибара, пристроившаяся рядом.

— У неё нет твоего супер-слуха, — пробурчал Камило, отмахиваясь от сестры. Когда она начала возражать, он быстро поднял руки, давая понять, что будет вести себя хорошо. — Мы же все согласны, что это был не сон, да? Ты что-то слышала?

— Ничего особенного, — прошептала Долорес. — Под утро он начал тяжело дышать, проснулся, пробормотал парочку ругательств, которые, наверное, даже ты не знаешь, и больше не засыпал. Я ведь не могу слышать чужие мысли.

— А какие ругательства? — Камило оживился, увидев возможность пополнить свой словарный запас.

— Мне кажется, — перебила его Мирабель, — лучше нам отталкиваться от того, что это и правда было видение. Мы можем… можем просто присматривать за ним. Для начала. Ему не обязательно об этом знать. В худшем случае… ну, то есть, в лучшем случае… в общем, по крайней мере, мы проведём больше времени с дядей Бруно!

— Камило! — раздался голос Пепы.

— Miércoles⁽²⁾, — простонал Камило, — она меня услышала.

* * *

К счастью, Пепа его не слышала. Камило нашел её в гостиной. Феликс суетился рядом, держа жёлтый зонтик над головой жены. Под потолком потрескивало молниями дождевое облако; казалось, оно никак не могло решить, испариться ему или пролиться дождём.

Камило всегда дразнили маменькиным сынком, что, впрочем, никогда его не задевало. Ему нравилось, когда мама окружала его заботой, и он, в свою очередь, души в ней не чаял. Камило лучше всех предугадывал её перепады настроения. Он знал, например, что чтобы избавиться от тревоги, она всегда представляла что-то хорошее — в отличие от того же дяди Бруно; его Камило знал не так хорошо, но подозревал, что он предпочитал представлять что-то плохое — тогда даже самый неприятный исход уже не сможет его удивить.

— Солнышко, мы ведь всегда друг друга понимаем, — Пепа ласково потрепала сына за щёку. — Я тут подумала: тебе стоит больше времени проводить со своим дядей. Ты всё это время рос в окружении женщин, — Феликс крепче обнял её, — а тебе нужно больше примеров для подражания среди мужчин. Уверена, общение с ним пойдёт тебе на пользу.

Камило отчётливо слышал в её тоне: «Солнечно и ясно, солнечно и ясно, всё будет хорошо». С недавних пор его мама чувствовала себя более непринуждённо, позволяя себе испытывать полный спектр эмоций, и всё же когда она нервничала, промокали все.

Пепа слегка повысила голос: 

— И я буду очень благодарна, если твоя сестра побудет с ним остальное время.

— Я понял, мама, — Камило кивнул и нырнул под зонтик к родителям, чтобы крепко их обнять.

* * *

Джульетта подошла к этому вопросу более прямолинейно.

— Мирабель, — сказала она, позвав дочь на кухню, — можно попросить тебя сопровождать дядю Бруно всякий раз, когда он выходит из дома. Приглядывай за ним. Ты тоже, Изабелла.

Мирабель с сестрой переглянулись. Похоже, её уже ввели в курс дела. Каким-то образом Изабелла выглядела так, будто это она давала указания Мирабель. На её лице красовалось самодовольное выражение. Мирабель представила, как она спотыкается о собственные виноградные лозы.

— Хорошо, мама, мы всё сделаем, — сказала она, подчёркивая слово «мы». Пускай Señorita Perfecta⁽³⁾ не думает, что она здесь главная.

1) (исп.) дерьмо

Вернуться к тексту

2) (завуал.) дерьмо; (букв.) среда

Вернуться к тексту

3) (исп.) мисс Совершенство

Вернуться к тексту

Бруно на удивление долго не замечал, что происходит.

Позже он заключил, что просто не привык быть обманутым. Потерял хватку.

Куда бы он ни шел, он никогда не был один. Стоило ему пойти на рынок, за ним обязательно увязывалась Мирабель, Изабелла или Луиза: Мирабель — якобы чтобы купить пряжу, Изабелле не терпелось поделиться сплетнями с Долорес, а Луиза — просто подышать свежим воздухом. Как только он собирался на прогулку, кто-то из сестёр или их мужей тут же просил его помочь с каким-нибудь пустяковым делом, даже если в его помощи они не нуждались.

Бруно нравилось гулять вдоль близлежащей реки, но его спутники всегда уводили его в противоположном направлении. Один раз он всё-таки уговорил Агустина пойти к реке, но когда они добрались до русла, оказалось, что Луиза буквально пару минут назад повернула реку в другом направлении. Как она потом объяснила, ей надо было почистить какие-то конюшни, а перенаправить реку было проще всего.

Он относил корзинку с едой от Джульетты рабочим, что латали крышу старой церкви; вдруг кто-нибудь ненароком свалится. Альма настояла на том, чтобы пойти вместе с ним, и по пути развлекала его рассказами о заблудших душах, забредавших в эту церковь. На первый взгляд не скажешь, но у мамы было на удивление мрачное чувство юмора.

Один раз к дверям Каситы пришли трое пожилых женщин и попросили Бруно пойти с ними. Дочь одной из них собиралась рожать, и родители хотели, чтобы он поприсутствовал, на случай если ему откроется будущее ребёнка. Бруно неохотно согласился. Час спустя он сидел в комнате для родов, поражаясь тому, как спокойно и умело они управлялись в окружавшей их суматохе. Когда показалась кровь, как это бывает при родах, одна из женщин вскрикнула и упала в обморок. После чего превратилась в Камило.

Бруно с трудом сдерживал смех, ведя племянника домой, хоть перед этим и отчитал паренька со всей строгостью, которой ожидали бы от него Пепа с Феликсом. Камило сказал, что хотел посмотреть на роды, потому что никогда ещё их не видел.

— И что, всё было так, как ты и ожидал, sobrino⁽¹⁾? — спросил Бруно, легонько потянув племянника за ухо, а затем обняв его одной рукой. Сердце предательски кольнуло, словно осколком зелёного стекла, засевшим глубоко внутри; он был рад, что это не он стал причиной скандала при родах.

Ему нравилось быть с семьёй. Вместе с Луизой он сидел на стене напротив церкви и наблюдал, как укладывают плитку на деревенской площади. Бруно не мог помочь из-за трещин между плитками, а Луиза не могла, потому что плитки были слишком хрупкими для неё. Впрочем, их помощь была и не нужна; можно было просто сидеть и наслаждаться погожим днём.

Пока они отдыхали, Луиза извинилась за разбитую ванну, из-за которой семье придётся временно мыться из ведра.

— Иногда я не чувствую собственной силы, — сказала она.

— Ничего, мы скоро всё исправим, — сказал Бруно. Под «всем» он, конечно же, имел в виду ванну. Луиза одобрительно кивнула.

Ему нравилось быть с семьёй. Они составляли прекрасную компанию. Но её было слишком много. В какой-то момент Бруно даже засомневался: а всегда ли они так много времени уделяли друг другу? Или, быть может, они так выражали свою благодарность и радость; с тех пор, как Каситу восстановили, все старались быть внимательнее к своим близким.

Время от времени, когда общение начинало его утомлять, он уходил к себе в комнату. Дети провожали его почти до двери, болтая без умолку, но всё же позволяли ему побыть наедине с собой. Однажды за ужином Агустин отпустил странную шутку, мол, им повезло, что в комнате Бруно сплошная пустыня. На него тут же шикнули другие члены семьи. Бруно не понял шутку, но он уже успел привыкнуть к юмору Агустина: зять порой любил витать в облаках, и его мысли были далеко не всегда ясны.

Случай с колодцем окончательно его насторожил.

Колодец находился за домом, к нему вела узкая протоптанная тропинка. Воду оттуда брали для питья, готовки, полива растений, стирки и мытья полов. Бруно всё никак не удавалось к нему подобраться. Каждый раз, когда он брал кувшин или ведро и направлялся по тропинке к колодцу, кто-то другой выхватывал посудину у него из рук, настаивая на том, чтобы набрать воды за него.

Наконец Бруно удалось выскользнуть из дома так, чтобы никто не увидел. Ему хватило бы всего пары минут. Идя по тропинке, он чувствовал, как из тела уходит напряжение. Вокруг него на ветру мерно колыхались темно-зелёные заросли, а среди листвы над головой мелькала целая радуга цветов.

Секундочку, что это там промелькнуло среди листвы? Бруно поднял глаза и увидел, как птицы Антонио… следовали за ним над тропинкой, перепрыгивая с ветки на ветку и не отставая от него ни на шаг. Туканы, танагры, кетцали, целая стая.

Бруно отвернулся и продолжил неспешно идти по тропинке. Он сосчитал до пяти, а затем резко обернулся, озираясь по сторонам.

Неподалёку за деревом он увидел застывшую от неожиданности Долорес. Её глаза были огромными, словно блюдца.

* * *

После этого он откровенно побеседовал с Долорес.

— Нам правда стоит устроить семейное собрание по этому поводу. Я понимаю, вы хотите помочь, но это как-то слишком. В этом нет необходимости.

— Ты слишком много волнуешься, дядя Бруно, — сказала Долорес. — А так мы можем избавить тебя хотя бы от части этих волнений.

— И вы планируете продолжать этот цирк до конца моих дней? — Бруно вопросительно приподнял бровь. Увидев перепуганное лицо Долорес, он закатил глаза и постучал по стволу ближайшего дерева. — Не то чтобы они скоро… уверен, остаток моей жизни будет долгим. Очень долгим. Настолько долгим, что я побью все рекорды долголетия. И ничего из того, что я сказал, не является пророчеством.

Долорес вздохнула.

— Пожалуйста, можно я схожу к колодцу вместо тебя, хотя бы этот разочек. Мы можем обсудить это всё за ужином. Ты прав, мы не должны были тебя обманывать.

Бруно тоже вздохнул. После недолгих раздумий, он отдал ей ведро.

— Хорошо. Я понимаю, вы хотели как лучше. Если тебя это успокоит, можешь последить за мной сегодня днем, пока будешь сидеть с ребенком Маркесов. А вообще у меня есть предложение получше. Когда будешь у Маркесов, послушай меня — я разыграю для тебя новый эпизод твоего любимого сериала. Идёт?

Долорес подпрыгнула на месте, радостно вскрикнув — ну, скорее, тихонько пискнув, что для Долорес было одним и тем же. Двое с серьёзным видом пожали друг другу руки.

* * *

Зная, что за ним следят, Бруно было проще выскользнуть из дома незамеченным. Он не собирался уходить далеко или приближаться к водоёмам. Ему просто нужно было достаточно пространства, чтобы сосредоточиться на запутанных деталях истории, а также чтобы его дорогая племянница хорошо всё слышала.

Он нашел пригорок в лесу, с которого проглядывался берег реки. «Моя семья меня бы прикончила, узнай они, где я сейчас», — подумал он, глядя вниз. Шелест леса перекрывал шум воды, вряд ли даже Долорес могла бы его расслышать, разве что она бы знала, к чему прислушиваться. Он был в сухости и безопасности.

Со своего места он видел троих детей, игравших внизу на берегу реки: две девочки и мальчик. Он видел их на улицах деревни; мальчик везде носил с собой чашку кофе, из-за чего старшие члены семьи Мадригаль кивали на него с усмешкой и говорили: «Смотри, Бруно, вылитый ты».

Да, да. Кофе. Очень смешно.

Вздохнув, Бруно уселся на землю, скрестив ноги, и начал вещать: 

— В эфире «Las Pobres Almas en Desgracia»⁽²⁾. В предыдущей серии, Дарио постучал в дверь дома, и ему открыл не кто иной, как Кассандр, его возлюбленный. Он думал, что Кассандр мертв! Как оказалось, его любимый выжил после того ужасного несчастного случая, но пострадал от амнезии, зажил под новым именем и вышел замуж за другого.

Бруно погрузился в рассказ, оживлённо жестикулируя и гримасничая, чтобы голоса его персонажей звучали выразительнее. Мысленно он радовался, что ребятня не заметила его, пока он сидел тут и бормотал себе под нос, как сумасшедший.

В этот самый момент он увидел, как один из детей упал в реку. Тихие воды, как оказалось, скрывали глубокое дно и быстрое течение, и ребенка — Бруно успел заметить, что это был мальчик — унесло течением прежде, чем его друзья успели даже вскрикнуть.

— Родня меня прикончит, — пробормотал он, срываясь с места.

1) (исп.) племянник

Вернуться к тексту

2) «Poor Unfotunate Souls», название песни Урсулы на испанском

Вернуться к тексту

Страх того, что Бруно мог утонуть в ванной, был не таким уж безосновательным. То и дело у него возникали непроизвольные видения, во время которых он частично терял контроль над своим телом. Но даже тот, кто бодр, здоров и хорошо умеет плавать, может легко утонуть в неспокойной воде, и виной тому множество факторов, находящихся вне человеческого контроля: холодовой шок, омуты, подводные камни, ветки и прочий мусор, бурное течение, уносящее в своей хватке даже опытных пловцов, да так, что их тела потом так никогда и не находили.

Плывя прерывистыми, отчаянными гребками, Бруно старался нагнать мальчика; тот бултыхался среди речной пены, словно желудь, и с трудом удерживал голову над водой. Стремнина подхватила их обоих. В этой части реки вода бурлила и ревела; должно быть, вода здесь была мельче. И всё равно Бруно не чувствовал дна под ногами.

(Подбегая к реке, он взялся за края руаны и энергично потряс, крича: «Кыш-кыш-кыш!»; он не хотел ненароком утопить своих крыс. Спустя пару секунд он понял, что проще сразу скинуть с себя одежду вместе со всеми крысами. Дурак. Хотел нырнуть в реку прямо в одежде? Ещё бы полные карманы камней набрал! Он торопливо стянул с себя руану и отбросил в сторону. Из складок послышался возмущённый писк).

Сделав последний отчаянный рывок, Бруно поймал мальчика за шиворот. Ребёнок вслепую замахал руками, пытаясь за него ухватиться.

Если подплыть к тонущему человеку, он вцепится в тебя и будет пытаться удержаться на плаву, даже если это тебя утопит. Простой инстинкт самосохранения, с ним ничего не поделаешь. В таком случае тебе нужно плыть ко дну; из-за страха утонуть, утопающий ослабит хватку. Однако если ты взрослый, пытающийся спасти ребенка, подход будет совершенно иной. Ты позволишь ребёнку за себя уцепиться и будешь придерживать его голову над водой, болтая ногами, как одержимый. Ты изо всех сил будешь стараться добраться до берега.

Течение было настолько сильным, что Бруно оставалось только сосредоточенно грести к суше, пока река неумолимо тянула их вперед. Прошла целая минута, прежде чем его ноги коснулись скользкого дна. Бруно с трудом нашёл опору и выровнялся. Вода доходила ему до плеч.

Он сделал шаг вперёд и едва не потерял равновесие. Похоже, он стоял на каком-то камне, покрытом мхом или водорослями. Просто так с него не сдвинешься, особенно с ребёнком за плечами. Один неверный шаг — и течение понесёт их дальше.

В паре метров от него на берегу был каменный выступ. Лучшим вариантом будет высадить мальчика на сушу, а потом подтянуться самому.

Шажок вперёд. Ещё. Ещё. Ему казалось, что течение становилось всё сильнее, словно река взревела от гнева, не желая отпускать своих жертв.

В этот момент живот Бруно скрутило знакомое чувство невесомости. Поле зрения постепенно окрашивалось в зелёный.

Только не сейчас, только не сейчас.

Видение рвалось наружу, и он никак не мог его остановить.

«Мне конец», — промелькнуло в голове у Бруно. — «Мне конец, мне конец».

В последнюю секунду он изо всех сил оттолкнулся от дна и, вытянувшись во весь рост, вытолкнул мальчика на выступ. После чего видение затянуло его в свои объятия, и он упал лицом в воду.

Из своего укрытия в кустах Мирабель с Камило наблюдали, как их дядя поднимался на пригорок. Он уселся на траву, скрестив ноги, и положил руки на колени.

— Кажется, он собирается вызвать видение, — вполголоса сказала Мирабель. — Только зачем ему аж сюда было идти?

— Может, потому что рядом есть чёртова река, в которую можно упасть, — Камило закатил глаза. — Беру свои слова назад. Он определенно хочет, чтобы случилась беда.

— Ничего не случится, — шикнула на него Мирабель. — Мы для этого за ним и пошли. Чтобы не допустить какой-нибудь беды.

— Правда? И что ты сделаешь, свяжешь сеть и выловишь его, как рыбу? — ехидно поинтересовался Камило.

— А ты что, превратишься в женщину?

— Чего-о-о?!

— Твой ответ на любую проблему — превратиться в женщину.

— Ну работает же! — пожал плечами Камило, искренне недоумевая, чем кузине не нравилась его способность решать проблемы.

Их дядя начал что-то говорить, но он был слишком далеко, чтобы расслышать хоть слово. Он говорил… довольно долго. Через какое-то время даже начал размахивать руками и корчить странные рожи.

— Я не могу читать по губам под таким углом, — пробормотала Мирабель.

— Да ты вообще не умеешь читать по губам, — сказал Камило.

Однако не было ни вихря песка, ни проблесков зелени. Небо не потемнело. Глаза Бруно не светились. Он продолжал говорить.

— Мне кажется, нам лучше притвориться, что мы ничего не видели, — протянул Камило, не сводя глаз с дяди. — Он просто кривляется и что-то бормочет.

Двое подростков наблюдали за происходящим в тихом недоумении. Как раз в тот момент, когда Мирабель пожаловалась на затёкшие ноги и предложила перейти в другое место, Бруно резко встрепенулся и пристально всмотрелся в реку. Затем он вскочил на ноги и бросился бежать; вниз по пригорку, через заросли деревьев и кустов.

И, конечно же, к реке.

— Mierde, — одновременно вырвалось у подростков, и они тут же метнулись в погоню. Они примерно представляли, куда он направлялся — навстречу катастрофе (вот уж спасибо, дядя Бруно) — но он оказался быстрее, а лес был слишком густым. К тому времени, как они добрались до реки, его и след простыл. Лишь двое плачущих детей стояли на берегу.

— Я его прикончу, — бормотала про себя Долорес.

Это был прекрасный день. Она сидела одна в доме Маркесов и приглядывала за малышом Габриэлем, слушая новый эпизод своего любимого сериала. Воссоединятся ли Дарио и Кассандр? Или же Дарио предпочтёт сохранить их отношения в тайне и будет наблюдать, как его возлюбленный живёт счастливой жизнью, частью которой ему уже никогда не быть?

(Долорес подозревала, что Бруно выберет последнее, поскольку сам принял то же решение, когда спрятался в стенах Каситы. На заметку: нужно мягко намекнуть дяде, чтобы он не приписывал собственную глупость своим персонажам. Ничто не должно мешать любви Дарио и Кассандра).

Внезапная пауза заставила её насторожиться. Зашелестела листва. Затем хруст гальки, топот бегущих ног и нервное бормотание Бруно, уже нормальным голосом: «Родня меня прикончит».

Это уж точно, дядя Бруно, и я буду первой в очереди. Долорес вскочила на ноги и выбежала во двор, шепча про себя проклятия. Как поскорее сообщить семье? Оглядываясь по сторонам, она заметила сонную стайку птиц на крыше дома. Долорес отчаянно замахала руками. Есть! Один из туканов пронзительно вскрикнул и склонил голову набок, всем своим видом показывая, что он её слушает. Антонио Младший весьма сообразительный.

— Лети и приведи семью! — сказала она птице. — У нас беда! — она знала, что тукан её не поймёт, но, похоже, Антонио научил его, как реагировать на подобного рода суматоху. Он коротко вскрикнул и улетел прочь.

«Кыш-кыш-кыш!» — послышались вопли Бруно, затем сдавленный писк и глухой удар ткани о землю. Долорес нервно закусила губу. Её сердце ушло в пятки, когда мгновение спустя она услышала то, чего так опасалась: звук всплеска.

Долорес слышала всё, однако это не делало её всеведущей. Она не могла расслышать или, скорее, разобрать, что говорили люди в деревне; слишком много информации, слишком много. Она не могла сконцентрироваться на нескольких местах одновременно, иначе звук был нечётким. Она слышала дыхание животного в лесу, но не могла определить, что это за зверь, только большой он или маленький, хотя в последнее время Антонио помогал ей изучать отличительные признаки разных диких животных.

И если кто-то плескался в реке, ей тяжело было различить, какие звуки были плеском, а какие исходили от самой воды.

Долорес расхаживала взад и вперед, слушая, как плеск сливается с постепенно нарастающим рёвом реки. Вскоре послышались знакомые голоса — Камило и Мирабель, тяжело дыша, расспрашивали двух маленьких девочек.

— Наш друг упал в реку, — сквозь слёзы сказала одна из них. — А дядя прыгнул за ним.

Долорес во что бы то ни стало надо было спасти дядю Бруно… чтобы прикончить его своими руками.

Она так сосредоточилась на том, что происходило у реки, что внезапный звук рядом заставил её подпрыгнуть от неожиданности. Антонио прискакал во двор на ягуаре, а позади него раздавалось урчание какого-то крупного животного.

— Это что, медведь? — спросила она, с трудом скрывая удивление.

— Очковый медведь, — ответил Антонио. — Я называю его Бруно Младший, потому что…

— У нас нет на это времени, hermanito⁽¹⁾, — перебила его Долорес. — Мне… на нём верхом ехать?

— Ага, как на лошади. Он не против. Залезай!

Медведь, должно быть, весил больше ста килограмм. В другой раз Долорес, наверно, пришла бы восторг от ощущения подобной мощи в сочетании со скоростью, когда медведь галопом понес её по направлению к реке. Но сейчас она обратилась в слух. Камило и Мирабель бежали вдоль берега, и с помощью их голосов она просчитала свое собственное направление. Искать Бруно там, где он вошел в реку, было бесполезно; им нужно было попасть туда, где он окажется.

От них требовалась скорость и слаженность. Очковый медведь может бежать со скоростью пятьдесят километров в час. Ягуар, которого оседлал Антонио, был быстрее, но сейчас спасательную миссию должна была возглавить Долорес.

Они добрались до берега всего на пару минут раньше Мирабель и Камило. У самой воды сидел маленький мальчик, насквозь промокший и покрытый ссадинами.

Долорес спросила всхлипывающего ребёнка, где тот дядя, что бросился его спасать, но он был слишком напуган, чтобы говорить; он только взвыл громче и показал пальцем на бурлящую воду.

— Мы близко, но я не знаю, где он, — Долорес в отчаянии огляделась по сторонам. — Я его не слышу.

— Ничего, — сказал Антонио, — мы достаточно близко.

— Достаточно близко для чего? — спросила Долорес, и в тот же момент Антонио сложил ладони рупором и изо всех сил прокричал: — Сюда! Сюда! Скорее! Все сюда! Мне нужна ваша помощь!

Не успел он закончить, как со всех сторон раздалось фырканье и щебетание. Долорес различила нежное биение крыльев, шуршание перьев, треск ветвей, звуки животных, отряхивающихся после сна, шорох больших и маленьких зверей, пробиравшихся сквозь густую листву.

Среди этих звуков она расслышала шелест совсем неподалёку; Долорес не знала, что его издавало, но звук этот вызвал у неё мурашки. Она развернулась в том направлении…

И замерла от страха, увидев, кто к ней приближается.

— Дева Мария, — выдохнула она. — Это что…

— Я назову её Долорес Младшая, — Антонио просиял. — У нее очень хороший слух.

* * *

У крокодилов действительно очень хороший слух. Они могут слышать, как их детёныши шевелятся внутри яиц. Они также обладают превосходным зрением. Во мутных водах бурной реки они могут разглядеть острые края камней и довольно широкий спектр цветов.

Например, зелёное свечение.

* * *

Мирабель и Камило подбежали к ним как раз в тот момент, когда приземистое, похожее на бревно создание, ещё с первобытных времён вызывавшее у людей страх, вынырнуло из реки, волоча за собой чьё-то безвольное тело. Дети тут же узнали в нём своего дядю Бруно.

— Первая помощь, нужна первая помощь, — пробормотала Мирабель. Она повернулась к Антонио: — Антонио, пожалуйста, приведи остальных. Позови маму — мою маму. Позови Джульетту.

Когда мальчик умчался на своем ягуаре, Мирабель взяла за плечи Камило.

— Камило, нам нужна Луиза, — распорядилась она. — Я покажу тебе, как делать массаж сердца.

1) (исп.) братишка

Вернуться к тексту

Бруно не мог вспомнить, как очутился здесь.

Воздух был неправильным. Густым.

(Положив одну руку на лоб Бруно, а другую ему на подбородок, Мирабель придерживала его голову слегка запрокинутой, пока Камило в облике Луизы энергично нажимал на грудную клетку.

— Дави так сильно, как только можешь, — сказала Мирабель.

— А если я ему рёбра сломаю? — пропыхтел Камило между нажатиями.

— Ничего, это бывает. Меньше болтовни, больше дела).

Мир завертелся изумрудным водоворотом. Всё вокруг светилось ярко-зелёным, а тело словно сжимали тиски. Он не мог вдохнуть, хоть и пытался: тиски были слишком тугими, сжимались вокруг рёбер, вокруг горла.

Нырятельный рефлекс не позволяет человеку вдыхать, погрузившись с головой под воду. Даже находясь без сознания или в полубессознательном состоянии, он будет задерживать дыхание под водой, по крайней мере поначалу; дыхательные пути сужаются и просто не пропускают воздух. Однако через некоторое время — примерно полторы минуты для большинства людей или чуть более двух, если человек глубоко вдохнул перед погружением — потребность организма в кислороде пересиливает нырятельный рефлекс, и жертва делает непроизвольный вдох.

Бруно вдохнул, и его легкие загорелись огнём. Зеленый свет, что сопровождал видения, обычно не имел температуры, но когда надо — мог расплавить песок в стекло. Сейчас же он проникал в легкие, обжигая их изнутри. Видение мелькало перед ним, и он из последних сил старался понять.

Внезапно боль прекратилась. На душе стало как-то спокойно. Его подхватило течение времени. Наконец до него дошло: он становился частью видения, а видения были безмолвными, бесчувственными, безразличными, какими бы выразительными они ни выглядели. Он становился зелёным призраком в зелёном мареве.

Вокруг него сомкнулась тьма.

Бруно пришёл в себя, лёжа на боку. Одна его нога была вытянута прямо, а другая согнута, словно он собирался перепрыгнуть через препятствие. Под щекой он чувствовал свою ладонь. Кто-то размазывал странную рыхлую массу по его дёснам.

Он чувствовал себя ужасно.

— Просыпается, — раздался рядом чей-то голос.

Мирабель?

— Не уверен, — хотел пробормотать он в ответ, но стоило ему набрать в лёгкие воздуха, как тело пронзила острая боль, словно грудную клетку изнутри полоснуло ножом.

— Съешь, — сказал кто-то другой — Камило — и продолжил запихивать тестообразную массу в рот Бруно. — Кажется, у тебя сломаны рёбра.

— Антонио принёс корзинку с хлебом, но мы не могли тебя ничем накормить, пока ты был в отключке, — нервно пояснила Мирабель, наклонившись к нему. — Камило пытался заставить крахмал впитаться через десны.

— И это сработало бы, — сказал Камило. — Ну, а потом он очнулся.

Стараясь не растерять остатки достоинства, Бруно осторожно протянул руку и взял кусочек хлеба. Он положил его в рот и, с трудом прожевав, проглотил. Боль в груди исчезла, как и жжение в лёгких и даже ломота в суставах, о которой он даже не подозревал. Не поднимая головы, Бруно уставился на землю перед собой. Судя по широкой луже рядом с ним, ему в лёгкие попало много воды.

Еда Джульетты избавляла от боли, gracias a Dios⁽¹⁾, но не могла избавить его от глубочайшего изнеможения.

Когда он немного пришел в себя, Бруно огляделся по сторонам, по-прежнему не поворачивая головы. Рядом сидели Камило и Мирабель. Позади них он разглядел Джульетту и Агустина и по знакомому грохоту града догадался, что Пепа и Феликс тоже где-то неподалёку. Возможно, и остальные с ними. Тихое рычание где-то наверху подсказало, что ягуар Антонио устроился на дереве и наблюдал за ними.

Три детских голоса перекрикивали друг друга — ни один из них не принадлежал Антонио. Значит, тот мальчик в безопасности.

Бруно перевернулся на спину и посмотрел в небо.

— Не думаю, — просипел он и после нескольких прерывистых вдохов попробовал снова: — Не думаю, что это вообще можно было предвидеть.

— Как он вытащил тебя из реки? — он слышал, как Пепа расспрашивала кого-то вне поля зрения.

— Он посадил меня на камень, — ответил ребёнок. — Потом его глаза стали зелёными, и он упал в воду.

Голос Пепы повысился на несколько тонов; Бруно понял, что теперь она обращалась к нему:

— У тебя началось видение пока ты был в воде, tonto⁽²⁾? Чтоб ещё раз ты пошёл плавать в одиночку!

Бруно зажмурил глаза и открыл их пару секунд спустя, когда Камило похлопал его по плечу.

— Так что, дядя Бруно, — спросил он, очевидно, пытаясь как-то разрядить обстановку. — Что ты видел там в воде?

Бруно рассмеялся, хотя в горле у него так пересохло от эмоций, что его смех скорее походил на хрип.

— Я видел, как делаю это, — сказал он и, приподнявшись на локте, взъерошил волосы своему племяннику.

* * *

Несколько дней спустя на берег реки вымыло плиту из зелёного стекла. Никто её не видел, кроме нескольких птиц; те поклевали её из любопытства, но быстро потеряли интерес и разлетелись.

На зелёном стекле виднелась странная картина: одиннадцать фигур разного возраста, формы и роста. Они стояли в обнимку и смотрели вперёд, словно в объектив камеры. Если слегка наклонить плиту вправо, можно было увидеть, как среди них появляется двенадцатая фигура; наклонить влево — и фигура исчезнет, а лица остальных станут немного печальнее.

Порой, даже когда кажется, что всё грядущее сходится на одном событии, исход этого события все равно будет неопределённым: нет ни ясного ответа, ни неотвратимой судьбы. Какими бы крошечными и незначительными ни были люди в общей картине мира, тем не менее, своим умом, своей фантазией, совместными усилиями, они способны изменять ход судьбы.

Возможно, таковым и было послание этой стеклянной плиты, лежащей на берегу реки; этой двенадцатой фигуры, мерцающей в солнечном свете в окружении любящей семьи.

1) (исп.) слава Богу

Вернуться к тексту

2) (исп.) дурень

Вернуться к тексту