Том Реддл и Тайная комната (джен)

После победы над смертью не останется врагов сильнее тебя.

(с) Дневник Тома Реддлов

1943 г., июнь-август

Приют встретил меня привычно унылым антуражем. Ржавчина подъедала скрипящие ворота, а штукатурка с квадратного здания местами осыпалась, обнажив кирпичи. Время не шло этому месту на пользу, несмотря на появление новых детей — те, наоборот, лишь заражались общей атмосферой, стараясь вести себя тише и редко по-настоящему веселясь.

Встречать меня никто не вышел — лишь в окнах замаячили тени и тут же исчезли, стоило мне перевести на них взгляд. От моего приезда обитатели приюта были не в восторге, как и я сам. Пообещав себе, что сравняю это место с землей, как только выдастся шанс, я поднялся в свою комнату. Шкаф, защищенный магглоотталкивающими чарами, стоял, разумеется, нетронутым. Постель была застелена чистым, но выцветшим от времени бельем, а окно, выходившее на облезлую кирпичную стену, зачем-то было помыто, словно в насмешку. Я поставил чемодан возле стола и сел на скрипнувшую под моим весом кровать. Даже спасение Хогвартса от закрытия и «раскрытие» убийства не помогли мне избежать участи возвращения в это Мерлином забытое место.

В столовой на меня косились все — и те, кому я подпортил психику так, что им уже никогда не светило оказаться в приемной семье, и те, кто никогда меня не видел, но был наслышан. Миссис Коул распорядилась, чтобы меня обеспечили всем необходимым, сведя к минимуму мои контакты с окружающими — даже выделила мне отдельный стол, чтобы я мог спокойно в одиночестве ковырять ложкой застывшую кашу.

Я все еще не мог далеко отходить от дневника. Возможно, все дело было в том, что я убил девчонку не собственными руками, и произошло это ненамеренно, и поэтому кусок моей души все еще был привязан к моему телу. Важно было перерезать эту невидимую «пуповину» решительно. Мне нужно было убить кого-то сознательно, желая этого больше всего на свете. У меня было целых два месяца на поиски такой жертвы, и я мог бы выбрать любого обитателя приюта, но случай в Хогвартсе показал все изъяны такого плана. Желательно выбрать кого-то со стороны и обеспечить себе алиби. Лучше даже подставить кого-то другого, как Хагрида, чтобы и вовсе отвести от себя любые подозрения. Ведь один раз это уже сработало...

Однажды вечером, дождавшись, когда шаги по коридорам стихнут, и все лягут спать, я открыл свой шкаф. Здесь скопилось множество сокровищ за последние пять лет. Мой надежный тайник, служивший мне верой и правдой всю мою жизнь. Я выудил из него потрепанный «Чистомет», мешочек с золотыми галлеонами, старый фонарь с волшебной негаснущей свечой и еще несколько очень нужных склянок. Окно предательски заскрипело, впуская в комнату холодный ночной воздух. Я насторожился, но не услышал шагов за дверью. Подождав на всякий случай еще пару минут, я откупорил фляжку с перцовой настойкой и сделал несколько обжигающих горло глотков. Тепло тут же разлилось по всему телу. Так и не дождавшись никаких признаков того, что дежурные услышали шум, я оседлал метлу и выскользнул наружу, сразу же набирая высоту. Ветер мгновенно забрался под мантию, но перцовая настойка надежно защищала меня от холода.

Добравшись до Лютного переулка, я приземлился возле паба «Белая виверна». На улице ожидаемо никого не было. Спрятав метлу и фонарь в кустах, я накинул на голову капюшон и зашел внутрь. Освещение было только у барной стойки, над которой были прибиты два огромных перепончатых крыла, выкрашенных в белый цвет — остальное же пространство было погружено во мрак: здешняя публика очень не любила быть на виду. Судя по звукам, народу было предостаточно: где-то громко ругались на гоббледуке, кто-то стучал кинжалом по столу, играя в «Четыре пальца», то и дело в воздухе со свистом пролетали кружки с ромом и зеленым элем.

— Не слишком ли ты молод, чтобы здесь ошиваться? — спросил бармен, нахмурив брови, отчего его изуродованное шрамами лицо стало еще суровее.

— Я кое-кого ищу, — сказал я, выкладывая на стойку золотую монету. — Марволо Мракса.

Чья-то цепкая рука накрыла мою монету и возле самого уха прозвучал визгливый голос:

— Зачем тебе сдался этот полоумный старик?

Я медленно повернулся к худощавой ведьме, на коже которой трупными пятнами цвело какое-то проклятие. Она насмешливо смотрела на меня, пробуя на зуб мой галлеон.

— Я плачу за информацию, а не за вопросы. Если у тебя ее нет, верни деньги, — велел я и демонстративно потянулся к палочке.

— Зачем же так грубо? Конечно, я расскажу тебе о Марволо Мраксе, — ухмыльнулась ведьма, присаживаясь на табурет рядом, и обратилась к бармену. — Мне кружку рома, а мальчику… Сливочное пиво, шоколадный ликер?

— Огненный виски, — сказал я раздраженно, чем заслужил еще одну насмешливую ухмылку от ведьмы.

— Мне не нужны проблемы, Орнелла, — предупредил бармен, отдавая нам заказ.

— Какие проблемы? Мы просто поболтаем. — Орнелла залпом выпила всю кружку и с наслаждением причмокнула. — Повтори. Так вот, — она повернулась ко мне, когда бармен отошел, — что ты хочешь знать о Марволо, загадочный незнакомец?

— Я хочу знать, где он сейчас находится. Я знаю, что его отпустили из Азкабана и уже очень давно.

— О, это просто, но будет тебе стоить еще один галлеон, — хитро прищурившись, сказала Орнелла.

Вместо ответа я осушил чарку огненного виски, даже не поморщившись, и мрачно потянулся к палочке.

— О, ну, хорошо-хорошо, крутой парень, одного галлеона будет достаточно, — разочарованно протянула ведьма. — Тебе нужна деревня Литтл-Хэнглтон.

* * *

Идея навестить моих чистокровных родственников и раньше посещала меня, но не было серьезного повода ее осуществить. Моя мать умерла сразу после моего рождения. В Лондоне, где она жила с моим отцом, мне удалось узнать от соседей подробности их совместной жизни — не без навыков легилименции, разумеется. Отношения моих родителей резко ухудшились после того, как Меропа, моя мать, заявила о своей беременности. Реддл стал ее бить, скандалить, а после и вовсе сбежал. Мой отец был тем еще мудаком, к тому же магглом. Меропа осталась одна, и никто из Мраксов ей не помог, так что зачем мне было их навещать? Они отреклись не только от нее, но и от меня. Но ситуация изменилась. Будучи потомками могущественного волшебника Салазара Слизерина, Мраксы могли хранить у себя весьма ценные артефакты, которые могли бы пригодиться мне в создании новых крестражей.

Литтл-Хэнглтон был маленькой деревушкой на севере от Лондона. На следующую же ночь я отправился туда. Домом Мраксов оказалась самая ветхая хибара из всех, наполовину скрытая в густых зарослях крапивы. Она стояла на вершине холма, и тропинка к ней полностью заросла мхом — никто в здравом уме не стал бы здесь жить. Заметив в окне тусклый свет, я с силой постучал в дверь. В доме послышалась возня, но дверь мне никто открывать не торопился. Тогда я пинком открыл ее сам.

В доме было пыльно, темно и очень грязно, по углам свисала огромная паутина. Я поднял фонарь повыше и увидел в кресле неопрятного мужчину, заросшего так сильно, что издалека его можно было принять за дикое животное. В течение нескольких секунд мы смотрели друг на друга, затем мужчина вскочил, опрокинув пустые бутылки, которые, звеня, покатились по полу.

— ТЫ! — проревел он и, пьяно шатаясь, ринулся на меня. В руках у него были волшебная палочка и нож.

— Стой, — велел я на парселтанге.

Мужчина отшатнулся к столу, смахнув заплесневелые горшки, и уставился на меня:

— Это ты сказал?

— Я. Где Марволо?

— Умер. И уже давно.

Я нахмурился:

— А ты кто такой?

— Я — Морфин. Вроде бы…

— Сын Марволо?

— Кто ж ещё?

Морфин откинул волосы с немытого лица и прищурился.

— Я поначалу решил, что ты — тот маггл,— прошептал он. — Ты очень похож на того маггла.

— Что за маггл? — резко спросил я.

— Маггл, в которого втюрилась моя сестра. Он живёт дальше, в большом доме. — Морфин неожиданно сплюнул на пол. — Ты выглядишь совсем как он. Реддл… Представь себе, он вернулся, — добавил он невпопад, опираясь на стол, чтобы не упасть.

Я шагнул к нему ближе и переспросил:

— Значит, Реддл вернулся?

— Да! Бросил ее. Так ей и надо. — Морфин вновь сплюнул на пол. — Ограбила нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина?

Морфин вновь разъярился и, размахивая ножом, закричал:

— Гнида такая! Мужа ей подавай!

Я не надеялся на трепетное воссоединение с родственниками со слезами и объятиями, но выслушивать едва связную брань дяди с самого порога тоже не было никакого желания. Схватив тяжелый бронзовый подсвечник, я с размаху ударил Морфина по голове. Тот как-то странно крякнул и рухнул на пол, подняв в воздух облако пыли. Убедившись, что он живой — еще одна случайная смерть мне была совершенно не на руку, — я, наконец, огляделся.

В тесной комнате все поверхности были покрыты толстым слоем жира, на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплесневелые и гниющие объедки. Вонь, стоявшую в доме, я почувствовал еще на улице. Вся мебель, если так можно было назвать эти грязные куски древесины, была пропитана этим запахом. Проследовав вглубь дома, я нашел еще пару комнат — еще более вонючих и пыльных. В одной из них я задержался чуть дольше.

Гора черного от грязи белья, какие-то щетки, покрытые паутиной, и груда самого разного хлама вроде помятых подсвечников и склизких склянок. Это должен был быть чулан, но я заметил в углу тесную кровать. Аккуратно застеленную, с вышитым цветком на покрывале, потемневшим от грязи и времени. Мне не составило труда догадаться, кто здесь спал. От спертого воздуха уже начало щипать в глазах, и я вернулся к валявшемуся без сознания Морфину.

В доме не было ни одной вещи, которая бы подошла на роль крестража. Медальон Слизерина пропал вместе с моей матерью, все более-менее ценные вещи были проданы, книги и фотоальбомы, если и были когда-то, давно сгнили. Но, быть может, дядя оставил что-то ценное при себе? Карманы его были пусты, но мое внимание привлек неожиданный блеск: черный камень на руке Морфина отразил свет фонаря. Это красовался тот самый перстень, что я видел на фото Корвина Мракса — моего предка, спрятавшего Тайную комнату в туалете для девочек. Я наклонился и снял с пальца дяди последнее фамильное сокровище. Вещь, по праву принадлежавшая мне, а не этому мерзкому подобию человека. Даже убивать этого червя не было никакого желания, но он мог пригодиться мне иначе. Немного подумав, я забрал у Морфина палочку. Пора нанести визит папаше.

* * *

Перед самым домом Реддлов я остановился. Это был самый большой и красивый особняк в деревне, буквально кричавший о высоком статусе и богатстве владельцев. Вдоль дорожки в ухоженном саду были посажены красивые ароматные цветы, а кусты были фигурно подстрижены. Какой контраст с нищей и грязной лачугой Мраксов! Жизнь, о которой можно только мечтать, находилась всего в нескольких футах от унылого и безрадостного существования. Я бросил взгляд на перстень. В одной из легенд о моих предках говорилось, что с помощью этого черного камня можно было вызвать мертвых обратно к жизни.

Это всего лишь глупая сказка, но у меня появилось искушение воспользоваться камнем и поговорить с матерью. Хотя нет, говорить не о чем — все и так ясно. Просто посмотреть ей в глаза. Сказать, что понимаю ее и не держу на нее зла. В конце концов, она просто очень несчастная и очень глупая женщина. На руку упала капля дождя, и я вздрогнул. Погода стремительно портилась, и неизвестно, сколько еще будет валяться без сознания Морфин Мракс. У меня не было времени на непрошеные сантименты.

Бесшумно войдя в дом через главный вход, я поставил фонарь у двери. Внутри он мне уже был без надобности: позолоченные люстры, свисавшие с потолка, ярко освещали все вокруг. Пол был устлан мягкими коврами, у дверей стояли высокие расписные вазы с пышными зелеными растениями, а на стенах висели портреты хозяев дома. Я вгляделся в них и вздрогнул: мой отец в молодости действительно был очень похож на меня, вот только я не припомню такого глупого и самодовольного выражения на своем лице. Из-за самой широкой двустворчатой двери послышались голоса, и я приоткрыл ее.

В просторной гостиной уютно потрескивали дрова в камине из белого камня. В креслах с высокими спинками сидели двое мужчин и о чем-то громко спорили. На столике между ними стояли два граненных стакана и наполовину распитая бутылка с янтарной жидкостью.

— Прекращайте вашу болтовню, время уже позднее, — скрипуче заворчала тучная старуха, нависая над мужчинами.

Ее тяжелое платье с меховым воротом, смахивавшее на халаты, которые носили восточные маги, явно было очень дорогим, но совершенно ей не шло — лишь еще больше увеличивало ее в размерах. На свои портреты миссис Реддл была похожа лишь высокой прической.

— Мы же не просто так языками мелем, — гнусаво отозвался пожилой хозяин дома. — Мы обсуждаем нашу победу над фашистской Италией.

— Какую победу? Она же еще не случилась.

Кресло затрещало под мистером Реддлом, пока он возмущенно разворачивался к жене. Его лысый череп блеснул на свету, а козлиная бородка нервно дрогнула, когда он завопил:

— Не сглазь, дура!

Миссис Реддл обиженно поджала губы. Их сын сидел в тени и не вмешивался, лишь изредка хмыкая.

— Какая трогательная встреча у семейного очага, — едко сказал я во время возникшей паузы, переступая порог комнаты.

Все трое Реддлов тотчас подскочили и обернулись ко мне испуганно.

— Ты кто такой и как сюда попал?! — грозно взревел мистер Реддл, поднимаясь с места.

— О Господи Иисусе... — пролепетала миссис Реддл и закрыла рот руками.

Мой отец, Том, тоже встал с кресла, и теперь я мог его рассмотреть. Короткие темные волосы его были зализаны назад, в осоловевших от алкоголя глазах читался сильный испуг. Рубашка тесно обтягивала его дряблое тело, а подтяжки напряженно удерживали штаны, сползавшие с округлого брюшка. До размеров своих родителей ему было еще очень далеко, но процесс деградации от безмятежного существования шел полным ходом. Даже при виде своего гнилого трупа я не испытывал такого сильного отвращения.

— Думаю, вам прекрасно известно, кто я. А если нет, вы уже должны были догадаться.

Мистер Реддл переглянулся с женой и сыном.

— И что тебе нужно? — мрачно поинтересовался глава семейства.

Я молча оглядел богатое убранство помещения: лепку на потолке, тяжелые атласные шторы, стол из красного дерева с чайным сервизом из тонкого фарфора. Пауза затягивалась.

— Ты ничего от нас не получишь! — не выдержала миссис Реддл, срываясь на визгливые нотки.

— Я получу от вас все, что мне нужно, — резко оборвал ее я.

— Ах ты наглец! — рявкнул мистер Реддл и указал мне на дверь. — Убирайся отсюда сейчас же вон! Иначе я вызову констебля, и пусть он с тобой разбирается!

— Констебля? — переспросил я с издевкой — это почему-то рассмешило меня.

— А то! Отправят тебя на фронт, как миленького! Чтоб неповадно было шастать по чужим домам от безделья!

— Ну хватит, — высказался я и взмахнул палочкой.

Все трое Реддлов рухнули на колени под тяжестью неведомой им силы.

— Убери это! — трусливо взвыл Том, корчась. Даже представить себе не мог, о чем мне разговаривать с таким слизняком.

— Отче наш, — неожиданно запричитала бабка. — Защити нас от силков дьявола!

— Что это такое? Как ты это делаешь? — потрясенно охнул мистер Реддл.

Кажется, лишь мой отец понимал, что происходило. Под моим пристальным взглядом они прекратили выть, но старуха все равно продолжила шевелить губами, повторяя молитвы.

— Уверен, за исключением пары моментов, как этот, вы считаете, что жизнь обошлась с вами справедливо, — презрительно сказал я.

Справедливость — удивительная вещь. У каждого она своя. Чистокровные волшебники считают, что заслуживают привилегий. Магглорожденные заявляют, что они ничем не хуже. Влюбленные уверены в том, что достойны ответных чувств. Униженные ищут мести. А глупые и мерзкие магглы пользуются всеми благами и богатствами мира только потому, что законы магического мира позволяют им это, в то время, как потомки великих волшебников прозябают в бедности и забвении, а то и вовсе в жалком приюте.

— Пожалуй, мне придется донести до мира свое понимание справедливости, — задумчиво сказал я и встретился взглядом с миссис Реддл, которая все еще шевелила губами. — Кого вы просите о милости? Вам следует обращаться ко мне.

Внезапно разозлившись, я поднял палочку Марволо. Зеленые вспышки озарили застывшие в ужасе лица, и тела старших Реддлов глухо повалились на ковер. Мой отец заскулил и попытался отвернуться. Я шагнул вперед и с силой сжал его челюсть, вынуждая поднять голову и посмотреть мне в глаза. Ненависть к этому ублюдку горела внутри меня. Я страстно желал увидеть, как жизнь уходит из этих карих глаз.

— Во всем этом есть только твоя вина, — процедил я сквозь зубы. — Скажешь что-нибудь напоследок?

Реддл-старший действительно попытался открыть рот. Каков наглец! Я не собирался выслушивать этого говнюка. Ткнув палочкой в грудь Реддла-старшего, я вложил в заклинание весь свой гнев:

— Авада Кедавра!

Тело в моих руках обмякло, и я разжал пальцы, позволив ему упасть на пол. Создание второго крестража прошло менее болезненно и без потери сознания. Перстень Мраксов потерял свои прежние свойства, но стал куда более ценным артефактом, приняв в себя осколок моей души. Пламя ненависти внутри меня сменило температуру. Легкие больше не обжигало, и голова более не разрывалась от жара. Приятный холод разливался по венам. Никогда ранее я не был столь спокоен и собран. Гнев все еще жил внутри меня, но больше не причинял неудобств — нет, мне было очень легко. Достав дневник из-за пазухи, я понял, что и нить между нами наконец оборвана. Я держал в руках два осколка своей души над трупом своего отца и ликовал: сейчас я был самым могущественным волшебником на свете. Теперь мне было дозволено всё.