Прекрасная идея (джен)

В Королевском парке еще толком не начинались развлечения. Не запустили карусели, качели облезли за зиму и скрипели жутко. Продавцы мороженого и пирожков, фруктового отвара и воздушных шаров еще не выбирались: торчать в парке было холодно, а надежды продать товар — не так много. Даже утки, жирные парковые утки, не спешил возвращаться в ледяную воду прудов.

Тем не менее, Люси отдалась прогулке всей душой. Брат принес ей мячик, с которым она с удовольствием принялась играть, покуда мячик не напугал золотистого шпица. Тот разразился лаем, хозяйка цыкнула на него, и уже через пару минут Люси с удовольствием наглаживала пушистую шерсть.

Реймонд Лоу наблюдал за сестрой как будто печально.

— Давно я не был в таком… невинном месте, — проговорил он наконец, обращаясь к Терезе.

— Теперь придется бывать чаще, — она небрежно облокотилась на спинку скамьи.

— Не думаю. Я приезжал, чтобы узнать, как Люси устроена. Раз с ней все в порядке, я не буду здесь торчать.

— Значит, вы и не собирались брать ее?

— Что отпираться, — равнодушно ответил Реймонд. — Она меня и знает только урывками, я уехал, когда она едва научилась говорить. Мне мой образ жизни нравится, но ей совершенно не подойдет, а менять его я не собираюсь. Только разозлюсь на нее. Зачем? Она у надежных людей — больше мне ничего не нужно.

— Значит, мы с мужем кажемся вам надежными людьми? — Тереза нарочно задала вопрос лукаво, как — она раньше видела — это делали опытные кокетки. При этом дерзко посмотрела ему прямо в лицо. Не прогадала: Реймонд Лоу ответил ей столько же вызывающим взглядом:

— Боюсь, мою честность вы бы не оценили…

Захотелось засмеяться от необъяснимой досады, но тут Люси подкралась к ним. Она прижимала палец к губам, и мордашка у нее была самая загадочная и довольная.

— Глядите вон туда, — прошептала она и ткнула пальцем влево. — Там бабочка…

Точно, над обогретой весенним солнцем плиткой низко и лениво взмахивала крыльями золотистая лимонница. Реймонд обнял сестру за плечи:

— Поймать ее тебе?

Люси мотнула головой. Тереза, чуть задев Реймонда локтем, чтобы он взглянул на нее, тонко и грустно усмехнулась:

— Ваша сестра понимает: нельзя сжимать в кулаке ни красоту, ни душу. Чешуйки осыплются… А дальше — смерть.

Он посмотрел на нее серьезнее, чем прежде:

— Красоту — понимаю, но причем тут душа?

— Древние изображали олицетворение души с крыльями бабочки. И то сказать, если душа может отлететь, она должна быть крылатой, правда?

— Пожалуй, — Реймонд качнул головой. — А под кулаком вы имеете ввиду тело?

— Нет, конечно. Душа и в теле может парить над всем миром. Я имею в виду условности, что сковывают нас всех.

Он широко и чуть хищно улыбнулся:

— Тогда я счастливый человек. Я оказался сильной бабочкой, разжал пальцы условностей, да не один раз. И теперь ничто не сковывает меня.

— Многие так говорят, — Тереза с деланным равнодушием пожала плечами. — Особенно в вашем возрасте. Ведь я вас старше.

Реймонд фыркнул, отошел подальше, поплевал на ладони и в мгновение ока сделал стойку на руки. Потом прошел так немного и легким кувырком вернулся в нормальное положение. Люси взвизгнула, зааплодировала и прижалась к брату, Тереза не смогла сдержать смех:

— Вы в отличной форме. Но все-таки вы точно доказываете, что вы мальчишка.

Она дразнила его, наслаждаясь, как разгорается досадой и азартом его лицо, Рей отстранил сестру:

— Ну-ка, закрой глаза, зажми уши и стой так, пока я не скажу.

Люси послушалась, и тогда Реймонд наконец сделал то, на что Тереза и рассчитывала: шагнул к ней, сжал в объятиях и яростно поцеловал.

С самой зимы она не чувствовала на губах чужого поцелуя — не подпускать же к себе Роджера — и не чувствовала на теле мужских рук. А Реймонд был еще и молод, горяч и напорист. Его, наверное, желание сейчас жгло огнем. Да в общем-то, и Тереза не собиралась тянуть. Пока ее снова не одолели сомнения, пока разум не заскулил трусливым псом — надо решаться.

Она посмотрела Рею в глаза, счастливые и жадные, улыбнуться постаралась, как искусительница:

— Здесь неподалеку есть гостиница. Только Люси надо куда-нибудь деть…

— Посидит внизу, — прошептал Рей, прижимая Терезу к себе. — Портье за ней присмотрит.

* * *

Тереза понимала, что будет очень неприятно. Она надеялась, что шрамы после операции зажили достаточно, но не обольщалась по поводу того, что Реймонд окажется аккуратным любовником. Однако с ним, притерпевшись к боли, она даже смогла получить некоторое удовольствие — по крайней мере, от бурной прелюдии точно. Что ж, это бодрило.

Но главное, план ее был осуществлен уже на две трети. Дело было за очень малым, последним усилием.

Тереза лежала, откинувшись на подушкам, отдыхала, чувствуя, как ноющая боль отступает, и лениво смотрела, как Реймонд, посасывая папиросу, натягивал штаны. Интересно, чего он ждал — упреков, требований, признаний? Уж навряд ли того, что соблазненная им порядочная женщина спокойно его отпустит.

Видимо, удивленный, что не слышит их, он обернулся к Терезе, а она только блаженно заломила руки, потягиваясь.

— Лучше не приходи больше к сестре. По крайней мере, пока.

— Почему? — спросил Реймонд с подозрением. — Ты же не собираешься…

— Рассказать всё мужу? Именно это я и собираюсь сделать, — Тереза снова посмотрела ему в глаза — на сей раз без всякого кокетства. — Но не бойся, к тебе у меня никаких претензий нет. Можешь снова быть свободен, как птица.

Реймонд хмыкнул.

— Не понимаю, зачем тебе это…

— И не понимай дальше. Не дай тебе Бог меня понять.

— Да уж подозреваю. Но из города я пока не уеду. Оставь самой Люси или горничной записку с моим адресом на всякий случай. Мало ли, что придет твоему мужу в голову.

Тереза вяло кивнула. Роджер, конечно, не был похож на человека, способного отыграться на ребенке… Но одного ребенка он уже не пощадил. Муж был определенно сентиментален, однако сентиментальность — частая спутница жестокости.

Оставалось немногое: внушить Люси, чтобы та не рассказывала Роджеру про гостиницу — хотя бы сегодня. Тереза не хотела лишних сцен. Она пошла на измену, не чтобы причинить Роджеру боль. Просто ей нужен был достаточно веский повод, чтобы порвать с той жизнью, ведя которую, она совсем было потеряла себя. Если ей будет стыдно есть хлеб человека — пусть и убийцы — которого она украсила рогами, и это подтолкнет ее наконец взять судьбу в свои руки, дело того стоило.