Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Роджер Сивуд не знал места на земле красивее Гельстена. В детстве и юности он мог часами гулять по берегу сердитого моря, горделивой Гринрив и ее притоков, наслаждаться пестротой цветов и тенистой прохладой зарослей. Ему казалось, золотые часы летних полдней и сумрачные ноябрьские дни, когда он завороженно наблюдал за серыми волнами, навсегда останутся в сердце, что это — самая суть его. Но стоило ему подольше пожить в столице, закованной в камень, и вот уже в Гельстен он приезжал, как турист в экзотическую страну: всё ему было ново, всё будто бы менялось, пока он отсутствовал. Точно здания ветшали, поля зарастали... И уж конечно, старели взрослые и вырастали дети.
А все же хорошо, что Гельстен еще был укрыт снегом, не обрядился в роскошные летние одежды. Иначе Роджер не знал бы, как пережить скрутившую сердце тоску и боль: последнее лето, когда Тереза уже ждала ребенка, они провели здесь, сняли коттедж на окраине, чтобы не тревожить семью брата. Жена каждое утро выходила на балкон, слушала веселую перекличку птиц, вдыхала воздух, пропитанный свежестью росы, сладостью нектара и терпкими хвойными нотками. Ближе к августу стало пахнуть яблоками, благо коттедж окружал запущенный яблоневый сад. За ним, над невысоким песчаным обрывом, начинался сосновый бор — их разделяла Рив-оф-Мэри, в этом месте узенькая и совсем заросшая: сквозь пятна ряски и кувшинок едва мерцала черная вода. Из бора порой приходили звери: нахальные белки забирались на балкон и выпрашивали есть, как-то по саду шаталась тощая лиса и что-то вынюхивала, в другой раз Тесси нашла в траве ежика. А однажды явился огромный лось, меланхолично побродил среди яблонь и удалился, прежде чем Роджеру удалось подтащить поближе фотоаппарат, всегда стоявший у них в боевой готовности.
Для жены Роджер собирал в бору чернику и обрывал с яблонь в саду "белый налив" — золотистые яблочки, налитые соком до прозрачности. Вместе они каждый вечер, покуда не выпадет роса, подолгу гуляли в полях и вдоль дороги; Тесси составляла букеты из зверобоя, цикория и ромашек и украшала ими дом. Как прекрасна она была, непривычно спокойная, точно погруженная в тихие размышления о важности своего предназначения. Она раньше говорила, что всегда метала об осмысленной жизни, но теперь смысл как будто открылся ей.
Тереза мечтала, чтобы их малыш вырос красивым, как Гельстен, и свободным, как море.
— За первое отвечаешь ты, — смеялся Роджер, — а свободолюбия, кажется, у него в избытке. Так пинается, точно хочет на волю прямо сейчас. Тебе точно не плохо?
Тесси только загадочно улыбалась и поглаживала живот, все сильнее наливавшийся.
Их мальчик — им сказали потом, должен был родиться мальчик — страстно хотел жить. Но на пороге жизни его встретила смерть.
На сей раз Роджер остановился в гостинице, однако брата не мог не навестить. Сам Сесил, возможно, не обиделся бы, но Айрини потом не дала бы покоя. Да и повидать брата, его жену и младшую дочь, умницу Флору, все же хотелось.
Сесил никогда не интересовался делами ближних своих: карты и интрижки по молодости. а сейчас — чтение романов увлекли его гораздо больше. Порой это ранило, но сейчас казалось благословением: можно было хотя бы на время забыть о боли, а заодно перестать делать вид, что никакая трагедия не способна разрушить их с Терезой брак. За ужином Роджер свободно болтал — в основном с Флорой, осуждая с ней историю Скендии, которой они оба увлекались — а Сесил и Сабина, его жена, изредка вставляли замечания. Спасибо Айрини, она проявила неожиданную тактичность: при родителях и сестре ни словом не коснулась Терезы.
Признаться, уезжая, Роджер уже знал, что места себе не найдет от тревоги за нее. Конечно, за те дни, которые он проведет в Гельстене, она может хотя бы отдохнуть от него... Но ведь она будет без присмотра, и кто знает, что придет ей в голову.
Первое время он и на кладбище ходил за ней. Их сына схоронили за оградой церкви, с убийцами и самоубийцами, совсем рядом с лесом — мало ли, кто там шатается. Но однажды Тереза заметила его и пригрозила, что нарочно сбежит в самую чащу, если он еще раз за ней "увяжется". Пришлось прекратить.
И сейчас позвонить бы — но ведь она бросит трубку, как только услышит его голос. Разве не звать ее, а только уточнить у горничной, Лотти, все ли в порядке...
Лотти доложила, что Тереза уезжала на прогулку, но вернулась довольно быстро, слушала граммофон и читала. В общем-то, подавленной не выглядела. Этого и следовало ожидать. Терезе без него было легче, и если бы всё только от него зависело, он уже освободил бы ее. Если бы еще был уверен, что в одиночку она справится...
Она так хотела быть сильной — и всегда была, сколько он ее знал. Хотя официально женщинам разрешили изучать юриспруденцию еще десять лет назад, студентки у них в университете были редким явлением. Первых из них встречали дикими выходками. вроде впущенных в аудиторию овец. Но находились те, кого было не запугать. В тот год пришло сразу три девушки. Тереза, конечно, выделялась среди них: самая красивая и самая дерзкая. Если ее подруги добросовестно конспектировали лекции и пикнуть боялись без спроса, она держалась так, точно была с радостью готова дать бой всему миру.
— Скажите, — помнится, звонко спросила она однажды, — почему, изучая Законы двенадцати таблиц, мы не осуждаем римлян за грубость по отношению к женщинам? Разве не пора открыто сказать, что римляне, пусть и внесли огромный вклад в культуру и в ту же юриспруденцию, к женщинам относились преступно?
Он тогда в задумчивости остановился у окна, загляделся на толстую ворону, под которой раскачивалась ветка рябины с пышными огненными кистями.
— А вам не кажется, мисс Джилрой, что это слишком очевидный факт, чтобы заострять на нем внимание? В конце концов, отношение к женщинам сейчас меняется в лучшую сторону, вы имеете больше возможностей, чем ваши бабушки и матери...
— Подачка с барского плеча, — Тереза сам повела плечом, красиво обрисованным складками фисташковой блузки, откидывая каштановую шелковистую косу. — Нас всего три, так что рано говорить о том, что мы далеко ушли от древних римлян. Большинство людей даже не понимает, что от них следует уходить. Посмотрите вокруг: сейчас все мои однокурсники смотрят на меня с презрением, а почему? Потому что я, женщина, посмела открыть рот! И я думаю, так и будет продолжаться, покуда все делают вид, что те, кто раньше открыто выражал презрение к женщинам, не были неправы. И потом, это просто несправедливо: тех, умерших давно, женщин, оскорбили, но мы этого не признаем...
Наверное, было неправильно, что, пока она говорила, Роджер невольно отмечал, какие у нее алые губы, точно она ела землянику, и какой фарфоровый румянец заливает ее нежные щеки. Должно быть, она надеялась, что он воспримет ее более серьезно: так ищуще она вперилась ему в лицо своими смелыми черными глазами. Да, стыдно признавать, что его чувство к ней началось с грубой страсти. Может быть, и справедливо, что в конце концов Тереза возненавидела его?
Они с Айрини договорились встретиться на следующее утро; в девять она ждала его в вестибюле гостиницы. Лицо ее было необычайно серьезным и сосредоточенным.
— Если ты согласишься, то, пока всё оформляется, девочка поживет у нас. Отец и мама не против, Флора тем более. Это, знаешь ли, она и предложила. Ты уже сказал Терезе, чтобы она подготовила детскую?
К крайней досаде Роджера, он не подумал об этом. Предусмотрительность никогда не была его сильной стороной. Но вообще, конечно, заставлять Терезу сейчас подготавливать детскую — ничего более жестокого невозможно себе вообразить. Стоит ли им вообще брать эту девочку, не ранит ли Терезу само ее появление?
Айрини подозрительно посмотрела на него.
— Только не говори, что передумал. Я не верю, чтобы ты бросил ребенка на произвол судьбы.
"Знала бы ты, что я сделал с собственным ребенком..." Их малыша, чтобы вытащить, пришлось разрезать на части — Роджер содрогался при одной мысли об этом. Однако глаза Айрини загорелись таким мрачным огнем, что он поспешил оправдаться:
— Девочка сама может не захотеть куда-то отправиться со мной. Она видит меня в первые в жизни. И может быть, надеется на возвращение брата.
Племянница только фыркнула.
— Его уже искали, он не объявляется! И куда бы он ее потащил? В колонии, чтобы она умерла от лихорадки уже через месяц?
Он любил Айрини, она трогала его горячим неравнодушием, так отличавшим ее от сдержанной Сабины и отстраненного Сесила. Но порой ее настырность и стремление решать за других, как им лучше, утомляли, да и тревожно за нее было: не все ведь будут терпеть, Айрини предстоит немало жестоких уроков.
...Приют недавно переселили в новое здание: Гельстен обрастал такими со всех сторон, кроме, разумеется, той, что выходила к морю. На вкус Роджера, эти здания напоминали корпуса фабрики, разве что уменьшенные; счастье еще, если их кирпичные стены догадывались покрасить в более светлый оттенок. Приют покрасили в светло-желтый, но краска быстро отсырела. Зайдя с Айрини внутрь, Роджер успел заметить, пока они шли к директрисе, что освещение здесь газовое — не безопасно для детей — из щелей отчаянно дует, а по полу шелестят лапками мыши. С другого конца коридора, где, видимо, была столовая, доносился запах кислой капусты.
Директриса, миссис Каттермол, уставшая и тусклая женщина средних лет, видимо, уже была предупреждена Айрини и встретила их во всеоружии: поверила документы Роджера и выложила на стол папку с личным делом девочки — Люси Лоу. Кивнула худенькой секретарше, и та вышла.
— Как видите, она из приличной семьи. И не буду скрывать, ей приходится трудно. Такое потрясение... Отец вынес ее, вернулся за матерью — та незадолго до того сломала ногу и лежала — но его зашибло упавшей балкой. Девочка все это видела, слышала... Ужасно.
— И относятся к ней тоже ужасно, — мрачно заметила Айрини. Миссис Каттермол не покраснела, лишь чуть насупилась.
— Дети жестоки. Люси сильно отличается то них, к тому же она слабая и тихая. Таким... Ничего не позволяется. Взять хоть тот случай, который вы застали... Другие ребята щипали ее, и вот она, не выдержав, толкнула одного из них. За это на нее и напустились.
— Понимаю, — кивнул Роджер. К сожалению, даже среди студентов он нередко наблюдал подобное: встречались среди них ребята, которые почему-то никому не нравились. На них обычно не обращали внимания, даже если они старались понравится, зато не спускали на малейшего промаха, какой другим сошел бы с рук. Чем это объяснить, Роджер не знал, но помнится, одна из девушек, поступивших с Терезой, оказалась как раз такой. Тесси была единственным человеком в университете, кто за нее заступался.
— Могу я увидеть девочку?
Оказалось, секретаршу как раз за ней послали. Пять минут спустя Люси Лоу появилась в кабинете: маленькое, невесомое создание в сером платьице, с длинной русой косой. Зеленоватые глаза смотрели с такой горечью, точно она ждала нового удара. Невольно сжалось сердце.
— Люси, — обратилась к ней миссис Каттермол. — Это мистер Сивуд. Он предлагает тебе пожить у него, хотя бы пока не найдется твой брат. Ты согласна?
По одному виду девочки был понятно, что она не умеет спорить и согласится на что угодно. Так и вышло: немного посопев, Люси кивнула.
— Тогда будем знакомы. Меня зовут Роджер.
Он протянул ей руку, и прошло, наверное, минуты две, прежде чем Люси робко, точно боясь обжечься, вложила свои крошечные пальцы в его ладонь. Он улыбнулся ей, но она не ответила. Может быть, за эти месяцы она забыла, как улыбаться.
Здравствуйте! Эта история заставила всерьез задуматься над ситуацией выбора, который совершает любящий человек. Мы, помнится, еще в "Правосудии" затронули эту тему относительно Эндрюса-старшего, который винил ребенка в том, что тот чуть не стал причиной смерти матери в родах, и у него были мысли, что если бы пришлось выбирать... Страшно даже продолжать такую мысль. И в то же время можно понять врача, который эту ответственность перекладывает с себя на мужа роженицы. но правильно ли это? Ведь если бы спросили женщину, она бы, думаю, в большинстве случаев безоговорочно выбрала не себя, а ребенка. Потому что те месяцы, которые мать проводит в ожидании рождения ребенка, наполнены любовью и стремлением к этому дню, и это прекрасно передано в воспоминаниях о том, как Тереза ожидала своего Билли. Мать с того момента, как узнает о беременности, живет с ребенком под сердцем, он уже есть, она уже - мать, для отца, может, это менее очевидно, хотя зависит от человека, я думаю. И боль Терезы, которая узнала, что Роджер принял решение в пользу нее, ее неспособность принять его выбор, очень понятна. Вызывает огромное сочувствие. Роджер показан куда более обаятельным, чем Тереза. Он такой ласковый, неуклюжий, тихий, скромный, так заботится о сиротке, которую пригрел... А Тереза будто бы не может не отталкивать: "сущая стерва". Вот только мои симпатии были всецело на ее стороне. Слишком уж животрепещущий корень конфликта. Слишком уж безмерно материнское горе, на фоне которого поступок Роджера, совершенный вроде как во имя любви (ну правда, он же любил Терезу), кажется абсолютно эгоистичным. Он любил Терезу для себя. Он не мог представить жизни без нее (хотя, как оказалось, вполне потом приспособился, и даже не попытался узнать, что с ней случилось после побега, любил бы - денег бы хоть выслал, знал же, что у нее ничего своего нет). А то, что она живет уже ради своего сына, что весь смысл ее жизни сошелся на том, чтобы дать ему жизнь во что бы то ни стало - это он не учел. И, сделав выбор, выбрал на самом деле себя, а вовсе не Терезу. Но, конечно, сама ситуация выбора жуткая, и тут заранее невозможно предугадать, что человек скажет и сделает, и как ему вообще жить после такого вот "выбора", каким бы он ни был... И почему-то врезалось в память, что Роджер, этот тихоня наш, соблазнил студентку, и я тут могу со своей колокольни думать только о том, как ему это было удобно, мужчине, и в какое положение это поставило ее, женщину. У нее очевидно же были мечты и цели в большой жизни, она хотела добиться чего-то, окончив университет одной из первых девушек, а он, вступив с ней в связь (я снова со своей презумпцией виновности мужчины, да), лишил ее этого. Его-то с работы не выгнали. А у нее был только вариант согласиться на его, видимо, великодушное предложение и выйти замуж. Так она стала заложницей того образа жизни, из которого пыталась вырваться, с юности прыгая выше головы, чтобы занять место под солнцем, оккупированное мужчинами просто потому что патриархат. И что мне так по душе, так это что столь явная феминистическая пропитка Терезы вовсе не исключает того, что она могла быть хорошей женой и была - да, уже была - прекрасной матерью. И стала бы. А может, еще и станет (очень на это надеюсь). Только с другим человеком. Не с этим, который так меланхолично грустит о своих потерях, но не может одернуть племянницу (я была уверена, что ей лет 8, а когда выяснилось, что 25, я долго подбирала челюсть с пола), которая не может понять, почему это Тереза после смерти ребенка какая-то "не такая".... Просто без комментариев)) И это ее "возьмите сиротку, вы что, не люди" после такой трагедии... Ну... я бы на месте Терезы просто выставила бы ее за порог. Поэтому снова гляжу озлобленно в сторону добряка-Роджера, который не уберег время скорби своей супруги от посторонних нахальных посягательств, но и пошел на поводу у этой "прекрасной идеи". Эх, цепанула меня история, не могу отделаться от наивного читательского восприятия и просто анализировать персонажей и сюжет)) Сужу их как живых людей, простите))) Ирония в том, что идея действительно сработала прекрасно без всяких кавычек для Роджера и для Люси, в конечном счете. Он обрел душевный покой, Люси обрела семью... возможно, ее появление все же стало тем толчком, который позволил и Терезе обрести свободу и уйти от этого человека, который не просто сделал ее несчастной, но и не собирался считаться с ее несчастьем и нести за это ответственность. Кстати, по "химии" пара Роджер-Тереза чем-то напомнила мне Мармеладова и Катерину Ивановну. Он - добряк (а по сути - тюфяк), который чем-то когда-то очаровал гордую, сильную женщину, для которой брак оказался западней, и от него за этой тихостью и мягкостью вышло предательство. Кстати, стоит отметить, что Тереза Люси так и не стала говорить про их конфликт.. Правда был бы низкий поступок, тем более что девочка точно не виновата в их дрязгах. И то, что Роджер поступил так относительно Терезы делает его врагом только в ее жизни, а в жизни Люси он правда благодетель и добрый опекун, и здесь его упрекнуть не в чем. Спасибо большое за сложнейший конфликт и очень живых персонажей! 1 |
Мелания Кинешемцеваавтор
|
|
h_charrington
Спасибо за отзыв! Oх Роджеру и досталось, хотя не то, чтобы не за дело. Все Ваши слова о нем, пожалуй, справедливы (хотя удивляюсь на себя, почему забыла упомянуть, что Роджер просто не знал, куда можно Терезе послать деньги - которые, правда, она бы все равно вернула). И да - он слабый человек, что особенно страшно проявилось в момент, когда он перед больной женой решил "покаяться" в детоубийстве. Но у ситуации с Люси есть немного иная сторона. Штука в том, что Люси в приюте реально плохо. И отказаться помочь в такой ситуации - значит сильно увеличить вероятность того, что она, тихая домашняя девочка, просто загнется в ближайший год. С этой стороны смотрели Роджер и Айрини, когда принимали решение, которое Тереза, собственно, не стала оспаривать. Ну и... Тут, конечно, впору вспомнить фразу про благие намерения, но они и Терезе, в общем, хотели помочь, заставить ее немного отвлечься - как ни кощунственно это звучит. Просто они даже примерно не представляли, в каком она аду оказалась и как жестоко по отношению к ней будет приводить в дом другого ребенка. 1 |
Приветствую!
Показать полностью
Для героев данной истории, Роджера и Терезы, наверное, это действительно прекрасная идея - разойтись и не терзать друг друга, тем более что выявить в постигшем их горе однозначно правого и виноватого, возложив на него всю ответственность, нельзя. Меня всегда удивляло, когда ответственность за брак и его исход возлагали на мужчину, забывая, что женщина тоже далеко не глупый ребёнок, и голова у неё на плечах вроде имеется, и последствия их общих с мужчиной действий просчитывать ей так же дано, и, простите, прозвучит грубо, но выскажусь как есть, и ноги раздвигать никто Терезу, кажись, не заставлял, отказываясь от перспектив в угоду отношениям с преподавателем. Да и потом, не один Роджер ошибся, поддавшись страсти и позарившись на студентку. Сама Тереза куда смотрела и чем думала? Оно же вполне очевидно, что они - люди из разных миров, и любое столкновение, любое несчастье и недопонимание будет восприниматься ими в сто крат острее. Роджер предпочёл спасти жену, а не ребенка, и его ужас вполне понятен. Человек, поставленный перед подобным выбором, действует в аффекте, ибо счет идет на минуты, и, конечно, тут уже не до обсуждения с любимой, как им правильнее поступить. Терезу, несомненно, жалко. Но, мне показалось, что она озлоблена на мужа из-за того, что он решил по-своему, а не по ее (а она все-таки феминистически настроенная, властная и пробивная женщина), а уже потом, как мать, с чьим малышом разделались, будто с тушей скота. Тереза в праве презирать и ненавидеть мужа, переживать свое страдание так, как лучше для нее, но Роджер и сам сломлен этим выбором. Хорошо, что он нашел свое утешение в опеке над Люси и помог ей в сложный период. Так он искупил сделанный им выбор перед своей совестью. Надеюсь, что и Тереза, сбежав от него, нашла способ духовно исцелиться и обрести себя. Во всяком случае для ее блага Роджер делал всё, что мог, беспокоился о её здоровье. Да, не по её желанию все случилось, но сама Тереза часто задумывалась о боли мужа, о том, что он тоже всего лишь человек, а не бог? А то ведь очень удобно ходить в белом пальто, когда жизнь не заставляет тебя делать выбор между благом супруга и ребёнка. 1 |
Мелания Кинешемцеваавтор
|
|
Bahareh
Показать полностью
Здравствуйте! Насчет ответственности, наверное, дело в том, что у мужчин и прав веками было больше. А за все надо платить. Хотя к тем же женским изменам относились строже, как и в целом к проявлению женщинами личности, поэтому можно сказать, мужчины и не платили особ за статус "главы". И сейчас говорят, что женщина более ответственна, например, аз эмоциональный климат в семье. А между тем женщины бывают разные. Та же Тереза - вообще не из тех, кто способен и хочет создавать "погоду в доме" (с). Она, конечно, ни разу не Фюсун, например, но душевной чуткостью не отличается и вообще склонна скорее к карьере и общественной борьбе. И в принципе, в этом плане она Роджера выбрала удачно, он был готов ее поддерживать, ей почти удалось совместить семью и карьеру... Но вышло то, чего они оба не ожидали. И теперь сломлены оба. Вряд ли Тереза сможет простить мужа - именно как мать; вряд ли Роджер компенсирует через заботу о Люси память о том, что велел убить своего сына. Но все же глупое и бестактное предложение Арйини вправду для них обернулось "прекрасной идеей", потому что помогло разорвать замкнутый круг. Кстати, любопытно, что Вы увидели в названии намек на развод Терезы и Рождера. 1 |
Мелания Кинешемцева
Показать полностью
Bahareh Здравствуйте! Насчет ответственности, наверное, дело в том, что у мужчин и прав веками было больше. А за все надо платить. Хотя к тем же женским изменам относились строже, как и в целом к проявлению женщинами личности, поэтому можно сказать, мужчины и не платили особ за статус "главы". И сейчас говорят, что женщина более ответственна, например, аз эмоциональный климат в семье. А между тем женщины бывают разные. Та же Тереза - вообще не из тех, кто способен и хочет создавать "погоду в доме" (с). Она, конечно, ни разу не Фюсун, например, но душевной чуткостью не отличается и вообще склонна скорее к карьере и общественной борьбе. И в принципе, в этом плане она Роджера выбрала удачно, он был готов ее поддерживать, ей почти удалось совместить семью и карьеру... Но вышло то, чего они оба не ожидали. И теперь сломлены оба. Вряд ли Тереза сможет простить мужа - именно как мать; вряд ли Роджер компенсирует через заботу о Люси память о том, что велел убить своего сына. Но все же глупое и бестактное предложение Арйини вправду для них обернулось "прекрасной идеей", потому что помогло разорвать замкнутый круг. Кстати, любопытно, что Вы увидели в названии намек на развод Терезы и Рождера. Вот насчет Терезы мне как раз так же показалось. Она избрала достаточно детскую позицию "я в депрессии, а кругом все виноваты", забыв, что кругом-то все такие же люди, как она. И, в сущности, ей ничем не обязаны, так же как она не считает себя обязанной считаться с болью ближнего - мужа. Я думаю, в браке двух зрелых личностей забота и уважение должны работать в обе стороны, а не только со стороны мужа. А Роджера, да, она ведь выбрала сама, и это так же возлагает на нее ответственность за брак. Иронично выходит, что, борясь за равные права с мужчинами, Тереза на самом деле не была готова стать по-настоящему им равной. Она видела лишь свои права, злость и обиды, но не обязанности и необходимость преодолеть горе вместе с Роджером - если не как любящие муж с женой, то хотя бы как равные друг другу сломленные люди. |
Мелания Кинешемцеваавтор
|
|
Она видела лишь свои права, злость и обиды, но не обязанности и необходимость преодолеть горе вместе с Роджером - если не как любящие муж с женой, то хотя бы как равные друг другу сломленные люди. А вот тут снова возникает вопрос относительно прощения. Ведь, в принципе, равенства их положения Тереза не видит: Роджер для нее - убийца, она - мать убитого. И она считает: пусть ее мальчика и не вернешь, он достоин того, чтобы о нем помнили, не пренебрегали им. А значит - чтобы его убийцу не прощали. Oна не боится что-то еще потерять, потоу что ей кажется, что терять ей больше уже нечего. Да если бы у нее и было еще что-то дорогое, думаю, она бы этим из принципа пренебрегла, она такая. Что до прав и обязанностей, формально в их стране равенства еще не наступило, за него только еще борются. И большей отвественности Роджера даже закон еще не отменил. Терезе, конечно, формально никто ничем не обязан. Но у нее правда горе, самое большое, что вообще может быть. И вопрос отношения к ней - уже вопрос не формальных обязанностей, а человечности. Человек в большом горе - малоприятное зрелище; у него нет сил быть взрослым, ему слишком больно. У Роджера тоже горе, но его, думаю, подспудно поддерживает осознание, что его жена все-таки жива. А Терезе держаться не за что. 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |