Eight (джен)

Г.П.

Мы снова сделали эту аппарирующую штуку и внезапно оказались перед огромным замком, стоящим на берегу озера. Я словно попал в сказочное королевство! Наверняка вон в той заводи по другую сторону большого озера живут феи и пикси. А не русалка ли там мелькнула в темной воде?

Огромные черные кованые ворота сами отворились, когда мы приблизились. Снейп двинулся вперед, и я поспешил за ним, чтобы не отстать. Почему мы пришли сюда? Он сказал, что нужно отвести меня на «проверку». Это какой-то тест, чтобы посмотреть, достаточно ли я хорош, чтобы жить среди колдунов? А что если я не пройду его?

У меня внутри все замерло. Если я недостаточно хорош, чтобы жить с Мистером Профессором Снейпом, то мне придется вернуться на Тисовую улицу, так? Мне отчаянно хотелось держаться подальше от этого места, подальше от моего чулана, подальше от дяди Вернона! Я запнулся о большую каменную ступеньку и упал, но моментально подскочил на ноги. Но он все равно заметил.

— Ты можешь прожить хоть день без падений, мальчик? — спросил он с иронией.

— Простите, сэр, — ответил я печально. Что если тест уже начался?

— Что ж, не отставай, — он казался раздраженным.

Мы вошли в замок. Он был пышно украшен, и от него веяло уютом, словно я оказался… дома. Мне показалось, что здесь я смогу найти свое место! Я не знаю, чем было вызвано это чувство, но оно было восхитительно. Казалось, что за мной наблюдают со всех сторон и желают мне только добра. На стенах было много картин, но я смотрел себе под ноги, очень стараясь снова не упасть.

Пока мы поднимались по бесчисленным длинным лестницам, я почувствовал, что голова кружится все сильнее и становится трудно дышать. Наконец мы добрались до какой-то лестничной площадки и вошли в светлую, белую комнату с множеством кроватей.

— Поппи! — крикнул он. Я отступил на шаг назад: ненавижу, когда при мне кричат. Я боролся с желанием развернуться и выбежать из комнаты.

— Северус? Что ты… — женщина в странной белой вуали и накрахмаленном фартуке торопилась к нам. Но, заметив меня, она остановилась как вкопанная.

— Это... этого не может быть… Северус, почему он такой маленький!

Я знал, что я был довольно маленьким. Из-за этого меня всегда дразнили и толкали в школе.

— Это очевидно, Поппи. Это одна из причин, по которым мы здесь. Ты осмотришь его для меня?

Снейп выглядел обеспокоенным. Я почувствовал легкое облегчение, кажется, он имел в виду медицинскую проверку, а не какой-то тест.

Она протянула мне большую рубашку с завязками вместо пуговиц.

— Это самая маленькая, что у меня есть, милый.

Милый? Тетя Петуния тоже меня так называла… но эта леди, кажется, на самом деле была хорошей. Или мне просто хочется так думать? Она установила ширму вокруг одной из кроватей и оставила меня, чтобы я мог спокойно переодеться. Я слышал, как мой Снейп и леди Поппи приглушенно переговариваются.

— Ты думаешь, он болен, Севеурс? — в ее голосе было слышно беспокойство.

— Нет, я думаю, его толком не кормили с тех пор, как умерла Лили. Магглы ужасно с ним обращались, Поппи.

— Нет! Альбус заверил меня, что проверял их! — На секунду она замолчала, а потом продолжила: — Почему он так дрожал, когда вы пришли сюда?

— Ну, его стошнило после завтрака. К тому же, он легко пугается. Должен сказать, с ним довольно сложно.

— Ты лучше других знаешь о последствиях плохого обращения, Северус, — складывалось впечатление, что леди Поппи говорила с маленьким ребенком.

— Я был бы очень благодарен, если бы вы не вмешивали сюда мои старые и личные проблемы, мадам.

Она фыркнула, но все же сменила тему.

— Значит, его стошнило после завтрака. Чем ты его кормил?

— Яичницей, тостами, сосисками, тыквенным соком.

— Что ж, в этом твоя проблема. Почему, во имя Мерлина, ты дал больному ребенку весь этот жир?

* * *

С.С.

Не знаю, почему Помфри чувствовала необходимость указывать мне на еще один промах, который я совершил в качестве опекуна. Я добавил пищевой идиотизм в длинный список своих преступлений. Но ей нужно было знать еще кое о чем, чтобы полноценно осмотреть Гарри, поэтому я предпочел пока отложить наши препирательства.

— Кроме того, он приехал ко мне, покрытый ранами и синяками. Ребенка били, Поппи.

— Нет! Насколько все было плохо, Северус?

— Ты помнишь мой третий курс? Как я выглядел, когда вернулся в школу после летних каникул?

— Конечно. Не может быть, чтобы все было так плохо! Пожалуйста, скажи мне, что это не так, Северус.

— Даже немного хуже.

К концу второго курса я завел большой секретный набор лечебных зелий, который держал в своей школьной сумке. Тем летом я использовал почти все на маму.

— Я бы хотела взглянуть на раны сама. Полагаю, сейчас они уже должным образом исцелены?

— Конечно, мадам.

Не думала же она, что я не только некомпетентен, но и жесток?

— Тогда принеси свой Омут Памяти.

Она повернулась и направилась к скрытой ширмой кровати, едва сдерживая слезы.

— Гарри, милый? Ты оделся?

* * *

Г.П.

Я был одет настолько, насколько это было возможно. Эта штука была даже больше, чем мои обноски!

— Да, эм… — Как он там ее называл? — Мадам.

Подхватив меня на руки и усадив на высокую кровать, она принялась указывать палочкой на разные части моего тела, хмурясь при этом. Чтобы она там ни обнаружила, ей это не понравилось. Я, по возможности, сидел прямо и неподвижно и глубоко дышал, надеясь быть таким хорошим, как она хотела. А затем начались вопросы.

— Сколько тебе лет, Гарри?

— Восемь, мадам.

— Чем ты обычно питаешься каждый день? — спросила она. Отругает ли она меня, если узнает, что я не съел весь свой завтрак?

— В доме у моей тети я иногда ел хлеб и пил воду. А у Мистера Профессора Снейпа я кушал еще и сыр, и молоко, и масло.

Она слегка усмехнулась. «О, нет. Она скажет ему не кормить меня так много?»

— Так, Гарри, ты сказал, что иногда ел хлеб и пил воду. А что ты получал в другое время?

— Объедки или ничего, мадам.

Я считал себя счастливчиком, если мне удавалось поесть хоть раз в день, даже если мне и перепадала лишь корка черствого хлеба. Тогда я притворялся мышкой. Обычной меленькой серой мышкой, которая нашла кусочек хлеба в десять раз больше ее головы! Я откусывал большие куски воздуха с маленькой крошкой и жевал, словно мой рот был полон еды. После этого у меня всегда бывала отрыжка из-за того, что я заглатывал слишком много воздуха, но от этого впечатление, что я хорошо покушал, только усиливалось.

— Объедки или ничего, — бормотала она, делая записи большим пером. — А как часто ты ел? — кажется, она сомневалась, что об этом вообще стоит спрашивать.

— Обычно каждый день, если не был наказан.

— А если тебя наказывали, милый? — она задержала дыхание. Еще никто и никогда не слушал меня так внимательно!

— Раз в несколько дней, может, неделю.

— Ты когда-нибудь ломал кости, милый? — она подняла на меня взгляд, натянуто улыбнувшись.

— Да, мадам.

Это случалось несколько раз. Дадли тоже как-то раз сломал руку, и тетя Петуния отвезла его в больницу, откуда он вернулся с большим белым гипсом, на котором все расписывались. У меня такого никогда не было.

— Так, а теперь ложись и постарайся не двигаться.

Она медленно водила палочкой вдоль моего тела, а она все дергалась над теми местами, где когда-то были раны. Когда она дошла до моих ног, по ее щекам катились слезы. Что я сделал, чтобы так расстроить ее?

— Простите, мадам! Я буду хорошим, я обещаю! — Если Снейп вернется и увидит, что из-за меня она плачет, это мне точно так просто не спустят!

А затем она сделала очень странную вещь. Сдавленно прошептав «О, ребенок», она притянула меня к себе, обняв, как плюшевого мишку. Она касалась тех мест, на которые до этого реагировала ее палочка, и шептала какие-то непонятные слова. Иногда из-за этого мое тело слегка изменялось, и это весьма дезориентировало. Она дала мне несколько маленьких бутылочек, чтобы я выпил странные жидкости из них; одна на вкус напоминала траву и дым от курительной трубки. Потом она позволила мне попить тыквенного сока, чтобы избавиться от послевкусия. Она была так добра! Я чувствовал вину, потому что из-за меня ей стало грустно.

Когда со всем этим было покончено, она усадила меня к себе на колени и стала укачивать, тихо напевая. «Так вот какого это, когда тебя держат на руках!» Одеяло и мантия — это было чудесно, но это… это было неописуемо. Мое сердце словно утопало в солнечном свете и билось быстрее, чем прежде. Но это приятное чувство долго не продлилось. Я понял, что по моим щекам катятся слезы, и сразу же напрягся, сжавшись в комочек и попытавшись их утереть. Я взмолился, чтобы она этого не заметила!

Но она прошептала мне чудесные слова!

— Гарри, милый, все хорошо, ты можешь поплакать. Эти проклятые магглы отказывали тебе и в этом? У тебя много причин для слез. Выпусти их наружу.

Я так и сделал. И стоило мне начать, я плакал все громче и громче. Она продолжала говорить мне, что все хорошо, так что я не стал сдерживаться. Пока не услышал, как дверь снова открылась. Я закусил губу, задержал дыхание и со всей силой впился ногтями в ладони. Леди Поппи могла терпеть мои слезы, но не Снейп.

* * *

Последние шаги я преодолел чуть ли не бегом. Мальчишка плакал. Некоторые дети вели себя просто ужасно в больницах. Я всегда приходил в ужас от необходимости посещать целителя из-за маленьких чудовищ, стонущих повсюду. Как только я вошел, он, слава Мерлину, перестал плакать. Однако передо мной предстало любопытное зрелище. Поппи укачивала ребенка, тихо напевая. Так обычно ведут себя матери? Я наблюдал за ней, то, как она держала его, было так естественно, в этой позе было столько любви. Мог ли я предложить ему нечто подобное? Я попытался вспомнить, держал ли меня хоть кто-нибудь так… Поппи! Как я мог забыть. Когда я только приехал в Хогвартс, на мне живого места не было. Староста привел меня к ней прямиком с поезда, и она плакала надо мной. Однако после того, как меня распределили в Слизерин, она стала вести себя более сдержанно. Возможно, поэтому я похоронил эти воспоминания. Меня было тошно оттого, что моим факультетом пренебрегали!

Я кашлянул, чтобы привлечь их внимание.

— Омут памяти, мадам.

Выбрав нужное воспоминание, я извлек его из головы и опустил в серебряную глубину.

Поппи тихо заговорила, обращаясь к ребенку:

— Гарри, сейчас я уложу тебя в эту кровать, чтобы ты немного поспал.

Опустив его, она укрыла его одеялом и взбила ему подушку, а потом поцеловала в лоб. Должен ли я делать так же? Мне это казалось чрезмерно сентиментальным…

Она глубоко вздохнула, а затем окунулась в Омут, чтобы посмотреть, как я обнаружил гаррины раны и смазал их Subtusum. На ее лице было угрюмое выражение, когда она закончила.

— Могу сказать, твое сравнение было точным. — А затем она пронзила меня взглядом: — Но откуда взялся свежий порез на его руке?

«Черт!» Я забыл об этом. Запинаясь, я попытался объяснить, как все было, видя, что с каждой секундой она злится все сильнее.

* * *

Г.П.

Леди Поппи рассердилась на моего Снейпа за то, что он ударил меня. Но тот удар был совсем не сильным, разве она этого не понимала? После того, как он пересказал ей тот день, я наконец все понял. Он думал, что я принес ремень его отца? Значит, получается, его отец бил его так же, как дядя Вернон бил меня! Он тоже был ненормальным, как и я? Он говорил так, словно чувствовал себя виноватым из-за того, что ударил меня. Это сбило меня с толку. Он был таким снисходительным с самого первого дня, почему он переживает из-за какого-то небольшого наказания?

Как только он закончил рассказывать обо всем Мадам Помфри, она замахнулась и ударила его прямо по лицу. Кажется, он тоже знал правила, потому что он не двинулся и не вздрогнул.

— Я уверен, ты можешь ударить и посильнее, Поппи, — протянул он саркастично. Она уставилась на него, а потом взяла какой-то порошок и кинула его в камин.

— Дамблдор! — крикнула она во взметнувшееся зеленное пламя.