Манифест о дружбе полов (гет)

Я пытаюсь. Правда пытаюсь.

Малфой уже сидит за столом, перелистывая пергаменты с прошлых отборочных дней, опаздывающие гриффиндорцы, кто искренне торопясь, кто откровенно ленясь, заворачивают в длинную аудиторию. Один из студентов вежливо пропускает меня вперед — и я иду. Медленно, уверенно, каждую секунду думая о походке и при этом улыбаясь тем, кто меня приветствует.

Когда я приближаюсь к столу, Малфой, чуть приподняв брови, бросает на меня быстрый взгляд и принимается откупоривать чернила. Моя неторопливость ему, похоже, кажется несколько странной — но Грейнджер всегда странная, так ведь?

Заняв свое место, я начинаю вспоминать, какой там второй пункт программы «Заполучить контроль над Малфоем, и пусть трудовик дергается и переживает, а не ты».

Но вышеназванный профессор сразу же сбивает меня с мысли.

— Предлагаю соревнование, Грейнджер.

Студенты косятся на нас, не в силах расслышать, что там шепчет один преподаватель другому.

— Какое еще соревнование? — по привычке возмущаюсь я.

— Кто больше участников затащит на шоу талантов.

Малфой выглядит слишком довольным собственной идеей и с издевательским нетерпением ждет согласия или отказа, который назовет трусостью или занудством, а такое, по его отнюдь не скромному мнению, никому не нравится.

«Черт, я же забыла снять мантию!» Специально оделась так, чтобы Малфой был на крючке. А получается, мы еще не начали, но на крючке уже оказалась я.

Самый короткий путь — согласиться и предложить наконец студентам продемонстрировать таланты.

— Идет.

Мы пожимаем друг другу руки, и гриффиндорцы становятся еще более заинтересованными: что происходит за преподавательским столом? Прерываются беседы, голоса замолкают.

— Знаешь, где ты допускаешь промах, Малфой? — говорю я как можно тише, всё еще с силой сжимая его руку. — Неправильный ты выбрал факультет.

Малфой вырывается, разминает пальцы и выдает:

— Все подростки одинаковые. А с Гриффиндором у меня особые счеты.

Я бросаю на него недовольный взгляд и пододвигаю к себе списки.

— Кто первый?

Находятся квинтет музыкантов и два певца, девушка-жонглер, перекидывающая в воздухе одновременно двадцать предметов, используя ловкость рук и магию, пара танцоров, исполняющие чечетку, и одна танцовщица, все-таки выбравшая сиртаки вместо тектоника. На наших глазах образуется трио парень-девушка-парень, которые уже активно обмениваются задумками и интересуются у нас, можно ли номер с метлами перенести из Большого зала на улицу.

Когда добровольцы заканчиваются, наступает напряженная тишина. Я полагаю, что, если не брошусь в бой прямо сейчас, Малфоя мне не обогнать.

— У кого «превосходно» по зельям? — спрашиваю строго.

Краем глаза замечаю, как Малфой складывает руки на груди, изображая, что дает мне фору, а четыре студента неуверенно выходят чуть вперед.

— У вас есть фантазия? — продолжаю я, озадачивая трех девушек и паренька. — Зелья — это эффектно, и можно сделать красивое представление… Если, конечно, уделить достаточное внимание технике безопасности.

Они переглядываются; высокая шестикурсница, Мариэль, пожимает плечами и рассуждает:

— Можно взять зелье дымового столба, а рядом на глазах у зрителей приготовить фиалковый раствор, они вступят в реакцию и…

— Здорово получится, — кивает пятикурсник. — Потом можно применить заморозку, а затем…

Словом, контакты налаживаются, а я со спокойной душой заношу студентов в список «обреченных».

— Мисс Борнс, мне нужна ваша феноменальная память, — заявляю после этого. — На занятиях вы не раз творили чудеса, до последней буковки точно перечисляя названия косметических новинок. А еще нужен тот, кто будет ассистентом. Ну же. Дарю сувенир сборной Болгарии с автографом Крама.

Из десяти желающих я выбираю одного. «Надо не забыть написать Виктору».

Когда я вербую еще одну пару, Малфой решает, что и ему пора приниматься за дело. И его приемы безупречно срабатывают аж с семью гриффиндорцами. Становится грустно и тоскливо, но я еще не подозреваю, что судьба приготовила мне подарок.

— Мисс?.. — в своей манере начинает профессор, пригласив очередную студентку.

— Лизи Этьен.

— Мисс Этьен, чем вы увлекаетесь?

— Ну, я… пишу стихи.

— Прекрасно, прочтите что-нибудь. Потом вы сможете пообщаться с кем-нибудь из мальчиков-поэтов и составить совместное выступление. Скажем, десять минут тематической поэзии. Получится впечатляюще. Мы добавим музыку и…

— Нет, понимаете, стихи у меня слишком личные. Я бы не хотела читать их при всех.

— Вы можете сначала прочитать лично мне… — предлагает Малфой. — Если вас это приободрит.

Конечно, он делает это специально, чтобы позлить меня. Как только я слышу этот соблазнительный голос, сразу думаю: «Все, он победил. Сейчас она пойдет с ним на край света».

— Э-э, профессор Малфой… — осторожно говорит вдруг Лизи вместо согласия. — Вы ведь понимаете, что далеко не все влюблены в вас?

Ох, не знала, но оказывается, я ждала этого момента все время с того дня, когда Малфой появился в кабинете директора!

Не пытаюсь скрыть довольное выражение лица. Преподаватель труда держит себя в руках, но все-таки выглядит уязвленным.

— Конечно, я это понимаю, мисс Этьен, — ядовито отзывается он.

Я переглядываюсь с Лизи, которая невинно пожимает плечами; в глазах у нее веселье.

— Так вы будете выступать или нет? — совсем уже профессорским голосом врывается в наше безмолвное ликование Малфой.

— Ладно, — Лизи с трудом сдерживает смех. — Так и быть, поищу что-нибудь и подготовлю выступление с Джоном с Пуффендуя. Покажем потом номер профессору Грейнджер.

Малфой кивает и взмахивает рукой, чтобы единственная, кто открыто выразил свое к нему равнодушие, убиралась подобру-поздорову.

Бодрость возвращается ко мне, но время, отведенное на отбор, заканчивается, так что приходится отпустить студентов. Они покидают аудиторию с той же сверхъестественной скоростью, с какой обычно уходят с занятий.

— Ты проиграл, — сообщаю я, широко улыбаясь и зная, что это взбесит Малфоя особенно сильно.

— Просто на Гриффиндоре, как всегда, талантливых людей — раз-два и обчёлся, — растягивая слова, вещает тот. — Спокойной ночи заранее — засыпай с осознанием, что когда-то попала на факультет безнадежных людей.

То, как вульгарно Малфой подмигивает перед уходом, определенно может вывести из себя, но я слишком рада произошедшим за день приятным мелочам. Поэтому посылаю преподавателю труда наигранно эмоциональный воздушный поцелуй, от которого тот торопливо прячется за дверью.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Оказывается, хорошее настроение — залог успеха. Это как с вызовом Патронуса: вспоминаешь момент, когда гриффиндорка поставила на место самовлюбленного профессора, и…

— Душно тут!

Малфой по привычке спешно косится на меня, но теперь задерживает взгляд; я пару секунд специально стою рядом — в обтягивающих бежевых брюках, в легкой шифоновой рубашке. Это самое откровенное, что я нашла в гардеробе.

Сажусь, расслабленно откидываясь на спинку стула (и мимолетно проверив, не совсем ли шокирующим выглядит вырез). Малфой молчит.

— Здравствуйте, Когтевран. Вы готовы?

— Профессор Грейнджер, можно начать? А то мы принесли котов, а у Нортона аллергия, оказывается, и он зелье выпить забыл…

— А зачем вам коты? Для номера?

— Да, мы там круто придумали!

Я посылаю Нортона к миссис Помфри, разрешаю ребятам выйти в центр и показать чудеса дрессировки с черным котом и двумя белыми кошками. После этого животные выпускаются на свободу, а мальчик возвращается, уже не чихая каждые две секунды.

Малфой подозрительно тих. Когда очередная пара студентов начинает свое показательное выступление, я бросаю взгляд на профессора, крутящего пальцами серое перо, и ме-е-едленно поправляю волосы так, чтобы открыть шею.

Буквально через несколько секунд Малфой двигает ко мне небольшую записку.

«Решила соблазнить когтевранцев? Грязно играешь!»

Стараясь следить за тем, что делают студенты, быстро подписываю внизу:

«Я никогда не буду применять к детям (!) твои приемчики. Но ты заметил, что я в хорошем настроении, польщена. И приму это за комплимент».

Чтобы не вестись больше на хитрости, нарушающие душевное равновесие, я лишь делаю вид, что прочитала ответную записку, в которой что-то вроде «запрещаю принимать за комплимент…» и еще куча букв, выведенных вычурным малфоевским почерком.

Когтевранцам повезло, потому что профессор Грейнджер им попалась мирная и благосклонная. Впрочем, без привычной строгости я проигрываю Малфою в соревновании со счетом десять-шесть.

— А я не говорил, что для проигравшего предполагается наказание?

Я снимаю свою мантию со спинки стула, но не спешу надевать ее. С улыбкой наклоняю голову и весело интересуюсь:

— Какое наказание?

Это сложно. Слож-но. Потому что ни о каких штрафах мы не договаривались, а Малфой просто слизняк, вот кто!

— И кстати… — делаю вздох. Аккуратно поправляю ворот рубашки, — вчера ведь выиграла я.

Малфой медлит пару секунд, невольно прослеживая мои движения, и я засчитываю это за маленькую победу, но стараюсь не демонстрировать торжества.

— Я говорю про общий счет, — наконец поясняет профессор. — За два дня.

— М-м-м… Ну рассказывай, что придумал.

Теперь Малфой смотрит на меня с недоверием, и я быстро обдумываю, не перегнула ли палку. Всего лишь сделала шаг в его направлении. Едва попала в зону личного пространства, до интимной зоны еще относительно далеко.

«Нет, все в порядке. Не сдаемся, надо дожать».

С удивлением замечаю, что эти фразы озвучиваются в моей голове голосом Натаниэля.

— Ну, по правде говоря, я еще не придумал, — нараспев произносит Малфой. — Это должно быть что-то оригинальное, понимаешь…

С оскорбительным невниманием я пропускаю его разглагольствования мимо ушей и мягким движением, которое призвано сбить с толку, едва дотрагиваюсь пальцами до мантии на его груди — и тут же убираю руку.

Малфой резко замолкает, а я беззаботно поясняю:

— Какой-то волосок прицепился.

Профессор вдруг делает шаг вперед, и голос Натаниэля в голове активно предостерегает:

«Не упусти момент, когда он решит перехватить инициативу. Оставайся у власти!»

Приходится встать совсем, совсем близко. Наклониться к уху Малфоя и тихо прошептать:

— Сообщи, когда что-нибудь придумаешь. С нетерпением буду ждать…

Ждать я, конечно, не собираюсь, да и вообще планирую избежать наказания за проигрыш, но в этот момент я сосредоточена скорее на том, как я говорю, а не на том, что именно.

Малфой, впрочем, тоже (по крайней мере, по задумке) мало обращает внимание на смысл моих слов.

— Грейнджер, — каким-то совсем низким голосом отзывается профессор, — ты меня испытываешь. Если не остановишься, может произойти то, из-за чего меня уволят. И тебя уволят. Но твои проблемы меня мало беспокоят…

«Раунд!» — счастливо кричит в голове Натан.

Я с самым миролюбивым выражением лица отстраняюсь, набрасываю на плечи мантию и, уже уходя, говорю через плечо слегка разозленному и определенно дезориентированному Малфою:

— Твоя задача — привести Луи на отбор в субботу.

А за спиной слышу:

— Нашлась командирша.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Как и следовало ожидать, этот номер потребовал огромных душевных сил. Вернувшись в свою комнату, я просто сваливаюсь в одежде на кровать и лежу так с полчаса. Мне еще предстоит смириться с мыслью, что чувствовать на себе такой — заинтересованный и… «раздевающий» — взгляд Малфоя немного, самую чуточку приятно.

Завидный жених из спецвыпуска «Ведьмополитена» как-никак. Его внимание тешит женское самолюбие.

«Или причина в чем-то другом?..»

«Да нет, точно в этом».

Мазохистский анализ внутренних противоречий приводит к тому, что в преподавательскую ванную я бреду хмурая и с одной только мыслью: Малфой посчитает мой фокус проявлением слабости. Теперь только дай повод — он будет смеяться и напоминать, что я тоже пыталась добиться от мужчин хоть толики внимания и совсем отчаялась, раз полезла к нему.

Правда, горячая вода и ароматная пена странно действуют на мой мозг, они заставляют вспомнить и другой животрепещущий вопрос: почему все-таки Малфой здесь, в Хогвартсе, и уже не первый раз дает понять, что не хотел бы быть уволенным?

Еще не слишком поздно, и я решаю, что попытаюсь это выяснить.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Длинные шторы на окнах едва пропускают в мастерскую Натаниэля вечерний свет. В таком виде комната выглядит необычно и загадочно. Тут и там торчат уголки картин, на некоторых холстах виднеются маленькие световые пятна: фонари, свечи, лунные диски или солнечные блики. Сидя на краю кровати, я жду возвращения Эдвардса. Дверь наконец открывается, потом снова захлопывается, и Натан, заметив темный силуэт, застывает на месте, явно испуганный и, вероятно, обдумывающий атаку.

— Мне нужна информация, — заявляю я.

Натан все еще не двигается.

— Ты понимаешь, что сидишь сейчас в темноте и говоришь этим своим устрашающим голосом? — возмущается он. — Я не уверен, как лучше отреагировать. Не обидишься, если на всякий пожарный нашлю Ступефай?

Я шепчу «Люмос» и резким движением руки подношу палочку к подбородку. Натаниэль вздрагивает и не сдерживает ругательства, спеша зажечь лампы.

— Фух, так лучше, — говорит он и, щурясь, смотрит на меня в попытке привыкнуть к свету. — Какая еще информация?

Я решительно выдыхаю:

— Почему Малфой пришел в Хогвартс?

Какие-то едва уловимые изменения происходят в лице Эдвардса.

— Ты сама не можешь его спросить?

— Нет.

— Почему?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что!

Я чувствую себя капризным ребенком из-за того, как смотрит на меня Натан. Впервые чувствуется, что он немного старше.

Эдвардс со вздохом пододвигает стул и садится напротив.

— Министерство установило контроль над его семейными счетами в «Гринготтсе», — неспешно рассказывает Натаниэль. — Теперь он не может получить оттуда больше установленной суммы раз в месяц. А сумма несерьезная… Прижали, в общем, всеми средствами вынуждая заняться уже чем-нибудь, а не вызывать подозрений у авроров тем, что сидит дома или разгуливает без дела. А куда еще возьмут Малфоя, как не в Хогвартс? Да и Министерство довольно.

Я испытываю неприятное удивление: на самом деле ведь не ожидала, что Натаниэль в курсе подробностей. Думала, он скажет: «Откуда мне знать?» А теперь их союз выглядит в моих глазах почти как дружба. Причем дружба двух против третьего. Против меня.

Я говорю все это вслух, и Натаниэль громко хохочет.

— Ну что за бред?

Я хоть и осознаю, что это самую малость смахивает на паранойю, но все равно чувствую себя обиженной, почти преданной, и ничего не могу с этим поделать.

— Чего это вы с ним так сдружились?

Для полного эффекта мне не хватает только надуть губы. Брови Натана все так же приподняты: он не может взять в толк, чем мог оскорбить меня.

— Да просто… разговорились, — объясняет он. — Подожди-ка. А не ревнуешь ли ты часом?

Я недовольно щурю глаза и пытаюсь съязвить:

— И кого к кому я ревную, по твоему мнению?

Эдвардс усмехается.

— Это ты мне скажи. Определишься — дай знать.

Пока я изображаю возмущение, Натан встает, закатывает рукава хлопковой рубашки и выставляет на мольберт одну из своих незаконченных картин. Ловкими движениями раскладывает кисти и выдавливает на палитру волшебные краски, что-то задвигает ногой, расчищая пространство на пару ярдов вокруг, и как ни в чем не бывало начинает увлеченно работать.

Его резкая отстраненность тут же отвлекает меня от других раздумий. Эдвардс не выражает открытого недовольства, но он, кажется, вообще не знает, как это делать.

— Ты обиделся?

— Я? — переспрашивает Натан. — Нет. Из нас двоих обидчивая ты.

Я еще несколько секунд пристально смотрю на него, но ничего не меняется, а на меня больше не обращают ни малейшего внимания.

— Ладно, — встаю и направляюсь к двери. — Не буду мешать.

— Увидимся, — говорит он, не оборачиваясь.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Грейнджер, — зовет Малфой, без стука открыв дверь моего кабинета и всунувшись в проем до самых плеч, — переношу отбор на спектакль на улицу. Приходи туда, и побыстрее давай.

Не дожидаясь ответа, он исчезает, а я еще какое-то время удивленно пялюсь туда, где только что видела невыносимого профессора.

Чуть только я принимаюсь спускаться по ступеням замка, теплые солнечные лучи ласково касаются кожи. Невольно улыбаюсь и слышу, как со стороны озера доносятся веселые голоса: студенты расположились прямо на траве, некоторые держат листы пергамента со сценарием, они разговаривают и смеются друг с другом без разбора: факультет с факультетом, мальчики с девочками, девочки с мальчиками.

Только достаточно приблизившись, я вижу Малфоя. Он расслабленно сидит у дерева, согнув в колене одну ногу, и рассматривает такие же пергаменты.

— Вот так взглянешь на них, — говорю я тихо, раскладывая мантию у соседней сосны, — и как будто не нужно никаких примирительных мероприятий.

— Что это? — восклицает вместо ответа Малфой и взмахивает сценарием. Взгляд его лишь на мгновение задерживается на вырезе моей рубашки.

— Вопрос ведь на самом деле состоит не в этом? — дружелюбно интересуюсь я. — Тебе не нравится?

— Пьеса про древние племена, едва осваивающие волшебство? — его мгновенно выводит из себя моя доброжелательность. — Мне могло это понравиться?

Студенты, завидев, что оба преподавателя на месте, поднимаются и приближаются, все еще весело переговариваясь. Среди них я различаю Мадлен и Луи, между которыми, словно во избежание случайных конфликтов, идут сразу два однокурсника.

— Ты же не поделился со мной, чего хочешь, — пожимаю плечами и изображаю невинный взгляд.

Неожиданно Малфой решает воспользоваться несколькими секундами, которые нужны ученикам, чтобы окончательно разместиться около нас. Он чуть наклоняется в мою сторону и манит пальцем меня.

— Каждое твое действие и слово, — шепчет профессор, когда я послушно склоняю голову, — влияет на мое решение о наказании. Будь осторожна.

И теперь Малфой проходится взглядом по всему моему телу — кажется, не упуская ни одного дюйма, ни одного изгиба, ни одной детали.

Прежде чем нормально заговорить с ожидающими начала отбора студентами, мне приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов — так незаметно, чтобы Малфой не понял, что этот раунд за ним.