Сумасшествие всем миром (часть III) (гет)

Уважайте удачу, когда

Неудача была бы смертельна!..

Л.А. Филатов

Я подсчитал, что в общей сложности война с Волдемортом длится тридцать лет. Тридцать! Эта битва будет последней. Когда-то же надо поставить точку! Ещё до рассвета, перед самым выступлением, я собираю в бывшей учительской заспанный Орден Феникса и сообщаю, что планы изменились. Фоукс подтверждает это взволнованным клёкотом.

Гнать Пожирателей до океана мы не будем. Мы вообще постараемся не обращать на них внимания. Насколько это удастся в рамках основной задачи — добраться до Волдеморта и Шеклболта. Потому что теперь, когда Мальсибер мёртв (спасибо, Артур!), на роль вожака им придётся назначить Руквуда. А Руквуд сам возжелает больше всего на свете договориться с нами о мире.

О мире?

Аберфорт, Минерва, Фестус и ещё два-три человека, кажется, понимают, про что я. Остальные растерянно переглядываются. Но до стадии бунта они ещё не дозрели, и слово «мир» действует опьяняюще. Ни осуждения, ни возражений. Они меня любят, они мне верят. Это не то что рабская покорность и страх. Это ведёт в пропасть ещё вернее. Так что с нашим безумием, и правда, пора заканчивать. А то их единогласному «да» не хватает только окончания «мой Лорд». Хотя, «верховный чародей» звучит не хуже. Но, если проиграем, меня признают трусом, не желающим мстить за смерть братьев. Смертью других братьев.

Значит, придётся выиграть.

Я распускаю всех — дел с утра невпроворот. Аппарировать целой армией через полстраны — та ещё задача!

Приходится ненадолго задержать только Флёр Уизли, и она не очень этим довольна. Ей надо поскорее оказаться в горах Уэльса. Тамошние вейлы и так еле согласились выделить небольшой отряд нам в помощь. Но вейлы — народ переменчивый и обидчивый. Это видно по той же Флёр. Сейчас она прекрасна, будто утренний золотой туман. А через секунду выпустит когти, как гарпия.

— Расскажи-ка мне о привороте вейл, — говорю я сразу, чтобы не терять времени. Ночная беседа с Нарциссой всё-таки не прошла для меня без пользы.

Флёр мгновенно подбирается и, без сомнения, закрывается ментальным щитом. Это у них от природы. Вейлы были бы превосходными шпионами, если бы не их вспыльчивость.

— П'гошу п'гощения, мисте'г Потте'г, но мы об этом не гово'гим, — объясняет она сердито.

— А мы поговорим. Это стратегический вопрос, — отвечаю я на полном серьёзе. — Подробности мне не нужны. Ответь только, правда ли, что вейла способна приворожить любого мужчину, и насколько это опасно?

— Но Билл ведь до сих по'г жив! — с вызовом заявляет Флёр. — Те вейлы, кото'гых я п'гиведу, будут с'гажаться и гибнуть на'гавне со всеми. И если вы думаете, что у них будет в'гемя ст'гоить глазки волшебникам…

Всё-таки я люблю её. И зачем мы поссорились? Глупость какая-то! Делаю шаг вперёд, обнимаю изящный стан, пытаюсь поцеловать в губы, но Нарцисса мягко отворачивает лицо...

…И не стыдно ей? Ведь замужняя женщина!

— Да, это то, что надо, — одобрительно киваю я, отстраняясь от Флёр. — Нам как раз нужно, чтобы вейлы строили глазки волшебникам. И чем больше, тем лучше.

Во взоре Флёр загорается понимание:

— В'гагам — вы хотите сказать?! А что потом с ними делать? Есть?

Какой милый будничный вопрос! Флёр смотрит с иронией, но вообще-то это не шутка — такие красавицы и сожрать могут. Пожирателя.

— Не стоит, — говорю. — На это уйдёт лишнее время. Просто берите их в плен. А если ради любви некоторые перейдут на нашу сторону, будет совсем хорошо.

Любовь — страшная сила.

— Это не очень честно, мисте'г Потте'г, — предупреждает Флёр с весёлой улыбкой.

— Это всего лишь военная хитрость. Магия, более приятная, чем Империо.

Смех у неё очаровательный, серебристый, как ручеёк.

— Забавная выйдет охота, — соглашается Флёр, направляясь к двери. — Наве'гное, я п'гиведу намного больше вейл, чем плани'говала.

В дверях она оборачивается:

— Мисте'г Потте'г… Надеюсь вы поняли, что я пошутила насчёт Билла? Вейла не может п'гиво'гожить того, в кого влюблена.

Флёр краснеет и выходит.

Я краснею и остаюсь. Один в опустевшем штабе. В покидаемом Хогвартсе. Вернусь ли я сюда? И кто вернётся?

Подхожу к окну, отодвигаю портьеру. Во дворе замка строится наше войско. Звучат приказы. Бьют копытами кентавры. Ревут драконы. Вместо Чарли ими теперь управляет Джордж — только у него обнаружился талант брата. Ещё один Уизли.

Как и все они.

Ряд за рядом подступает к аппарационному барьеру и проваливается в ничто.

Я выхожу последним — как капитан, покидающий корабль. В замке остаётся лишь небольшой отряд защитников — у нас каждый человек на счету. И не человек тоже. За оборону Хогвартса будет отвечать Хагрид. Лучший из великанов, как водится, утирает капающие на бороду слёзы. Но на долгие прощания времени нет.

Я спускаюсь со ступеней на снег, перемолотый сотнями ног, в последний раз оглядываюсь на нашу старую школу, в две секунды долетаю до барьера и аппарирую.

* * *

Самым опасным моментом была именно аппарация. Если ты пытаешься попасть на территорию магглов пешком, тебя всего-навсего уводит в сторону. Но если пробуешь туда переместиться — расщепляет в мелкую стружку. Поэтому координаты Министерства нужно было знать точно.

В чём тут сложность? Да ни в чём. Не считая того, что Волдеморт всякий раз перетаскивает развалины на новое место. С тех пор, как мы в его отсутствие взяли Хогвартс. Чуть промажешь мимо крохотного пятачка Магического Мира, и…

Вот за этим мне и нужны были свои глаза при Реддле. В виде Драко Малфоя. И всё равно нам в Ордене пришлось поломать головы над картами, прикидывая, к чему приложить географические ориентиры, и какие там могут быть магические зоны. Ведь Драко аппарирует по Метке вслепую, а Волдеморт нарочно не ставит Министерство рядом со Стоунхеджем или Кентерберийским собором.

Слава Мерлину, мы не промахнулись! Оказались, как я и предполагал, в непримечательной холмисто-лесистой местности… где-то в Британии. День только начинался и обещал быть солнечным, но холодным. Снега почти не было — не в пример горам. Так, присыпало кое-где. В общем, эльфам не грозило увязнуть по уши, как мы опасались. Эльфов пока оставили в резерве — разбивать лагерь и готовиться к приёму раненых. Я не сомневался, что Волдеморт быстро перекроет дальние перемещения.

Для начала порадовало то, что Министерство не под Фиделиусом. Видимо, спрятать его не позволяли именно те чары, из-за которых оно постоянно кочевало, как «Летучий голландец». Заклятие Доверия всё-таки привязано к конкретному месту. Но за то, чтобы нашу цель опять не сдуло, отвечали Минерва и Филиус как лучшие знатоки магии. Мне же досталась задача попроще — паковать в гроб Волдеморта.

После всех битв и переездов от Министерства Магии остались лишь оплавленные Адским Пламенем, криво обрушенные стены с призраками лестниц. А ещё подвалы самого укреплённого Отдела Тайн, тоже частично обвалившиеся.

Зал Смерти теперь выглядит, как древнеримский амфитеатр. Разбитые каменные ступени по кругу спускаются к высокой Арке, чудом устоявшей среди жутких разрушений. Руны так и висят над ней, почти невидимые при дневном свете. Те, что оплетали врата по полу, тоже должны были сохраниться — просто не видны под слоем пыли. Больше там смотреть не на что, да и желания нет смотреть в ту сторону.

И возможности.

Министерство, как и ожидалось, охраняют Пожиратели. Которые, как и ожидалось, немедленно вызывают подкрепление во главе с Хозяином. Тут ничего не попишешь. Мы и не надеялись обойтись малой кровью. Задача прежняя — отрезать Волдеморта от основных сил, изображая, что нам позарез надо в Отдел Тайн. Сделать это получается далеко не сразу. Но постепенно битва смещается в сторону от развалин. Пожиратели оттесняют прочь силы Ордена или силы Ордена уводят их подальше — с какой стороны смотреть. Но главная схватка разгорается там.

Там трепещет цветное марево боевых заклятий, от которых воздух становится ещё разреженней, чем в горах — невозможно дышать. Там с воем обрушиваются на врагов вейлы в образе крылатых гарпий. Там Джордж, потеряв дракона, перескакивает в воздухе на другого. Там гоблины и домовики сражаются рядом с кентаврами и гибнут так же рядом. Там Шеклболт, бешено вращая Волшебным Оком, насылает на нашу пёструю армию то Пожирателей Смерти, то инферналов, то дементоров… Они явно стремятся победить. А нам это не нужно. У моих людей под командованием Фестуса одна задача — сладить с Министром магии. Победим мы или проиграем, я поклялся, что эта битва станет последней. Поэтому главари не должны уйти.

И в первую очередь, Волдеморт. Отделить его от войска Пожирателей удаётся, лишь загнав в Министерство, которое он принципиально не хочет покидать. Изначально на борьбу с ним я беру двадцать человек. Первая пятёрка гибнет, уничтожая личную охрану Реддла. Ещё семерых в течение следующего часа убивает он сам. Но почти все успевают выполнить свою часть работы, и напрасных смертей нет. Несколько раз мне даже кажется, что мы вот-вот его одолеем, но эта тварь всякий раз придумывает очередной трюк.

То исчезает, то взлетает, то превращается во что-нибудь неприметное. А потом набрасывается исподтишка в ореоле свивающейся вокруг него Тьмы. Основная проблема в том, что после новых шести крестражей Реддл и так стал почти, как дух. Я даже не уверен, что, дотронувшись до него, ощутил бы живую плоть. Или хотя бы неживую — как у инфернала. В основном, это алые горящие глаза, чёрный ветер и молниеносные, невидимые глазом движения палочки. Это кошмар.

Реддлу такие забеги ничего не стоят, а мы выбиваемся из сил, гоняясь за ним по лестницам, которые он методично рушит. Или нарезая круги вокруг проклятой Арки. Волдеморт нарочно становится так близко от врат, что чёрные полы его мантии начинает засасывать в проём, и кажется — вот только толкни… Двоих мы так и потеряли. При том, что я всем строго-настрого наказал — не убивать! Даже если Арка не подавится Реддлом, остаются неведомые крестражи. Нам надо похоронить его, а не упустить, чтобы его заново воскресили. У Шеклболта ещё девять пальцев на руках, а атлант он наверняка распилил и припас пару кусочков.

Сражение переходит в новую фазу, когда благодаря подаренному мне Снейпом искусству левитации я не даю Волдеморту выбраться из амфитеатра. И он сворачивает в полуразрушенные катакомбы Отдела Тайн. Хорошо ли это, спорный вопрос. Дальнейшее будет являться мне в самых чудовищных сновидениях до скончания дней.

Мы носимся с Люмосами по темным подземным лабиринтам. Прорываемся через горы поваленных стеллажей, покрытые искрящейся пылью давно почивших пророчеств. Огибаем гигантскую стеклянную чашу с чёрной водой, опутанную лентами безумных воспоминаний. Снова и снова пытаемся загнать в ловушку неуловимую Тьму. Теряем направление, друг друга, да и врага тоже теряем. То ли он так играет с пространством, то ли оно само искажается. Кто знает, какая магия тут таится! Прежде все прорытые помещения были замкнуты на один вращающийся холл. Но теперь эта система распалась и невозможно понять, где ты находишься.

В какой-то момент мне кажется, что я опять умер и не заметил этого. Перед глазами вдруг распахивается космос, а в лицо бросает звёздную пыль. Ни стен, ни потолка здесь нет. Ходить невозможно — разве что летать. Поэтому мне приходится в одиночку преследовать Реддла. Он появляется то здесь, то там. Гасит светила, затягивает в чёрную дыру планеты, замещает всё вечным мраком. И не перестаёт швыряться заклятиями. Потом внезапно исчезает, а я понимаю, что вовеки не найду выход. Не самое приятное ощущение — висеть одному в темноте, гадая, откуда прилетит смерть.

Я редко вызываю патронуса, но сейчас приходится — чтобы отыскать дверь. Выбираюсь в коридор, и во мгле вспыхивают алые нечеловеческие глаза. Авада Кедавра. Мимо. Бежим дальше. Не знаю, сколько. Наверное, недолго. Мне кажется, что вечность. Хорошо, что успевают подтянуться остальные. Видимо, все коридоры сходятся в одной точке.

Пока я поднимаюсь с пола после особенно удачного Легиллеменса, Гарри Ступефаем выталкивает Реддла в сто пятнадцатый зал, дверь захлопывается, и… тишина.

Мы замираем с палочками наготове, ожидая, что он опять выскочит. Но Волдеморт как будто канул в Арку Смерти. Аберфорт оглаживает всклокоченную бороду, сверкая пронизывающими глазами Дамблдоров. Помона нервно почёсывает дьявольские силки, рвущиеся в бой из горшка у неё под мышкой.

— Может, там сквозной проход? — шёпотом предполагает Гермиона.

— Или портал, — ещё тише говорит Джинни.

— Или обрыв, — ещё неуверенней угадывает Невилл.

«Или гигантские пауки», — вносит предложение Рон.

Это вряд ли.

Лили, оказавшаяся ближе всех к двери, резко толкает её ногой и отскакивает. Ясное дело, такая мразь, как Волдеморт, может банально прятаться за дверью. Но нет. Мы осторожно приближаемся и также осторожно отступаем назад. Волдеморт лежит, раскинув руки, посреди небольшого круглого зала. Зал абсолютно пуст.

Мы молчим.

Что? Уже всё? Победа? Как-то не верится.

— Притворяется, — сурово решает Гарри, не сводя глаз с врага.

— И шрам у меня болит, — также строго соглашается Лили.

— Хм. Надо его оттуда как-то достать, — озабоченно вздыхает Гораций.

— Можно запечатать дверь — и всё, — возражает Помона.

— Но мы же не знаем, что там! — качает головой Лили, покусывая губу.

А что там? Если что и было, то оно закончилось.

Я пытаюсь просунуть голову в дверь, но Лили резко дёргает меня за рукав:

— Спятил?! У тебя семь крестражей?!

Подманить тело заклятиями у нас не получается. Реддл сам по себе — крестраж, а они не подчиняются такой магии. Всё равно кому-то надо идти. Пока Гермиона ужасается тому, что мы могли выпустить из Отдела Тайн страшное-престрашное проклятие (вот вылезем, а все мёртвые!), пока остальные спорят, как тянуть жребий, я всё-таки переступаю порог. Какое ещё проклятие! Тоже мне… атомная бомба.

— Пап! — задохнувшись от ужаса, вскрикивает Гарри и бросается следом.

Дальше вопль Лили — и все замирают. Мы живы. Но я делаю знак остальным, чтобы не шли за нами. В случае чего — успеют захлопнуть дверь. Вцепившись в палочки до хруста в сердцевинах, мы подкрадываемся поближе. Кажется, он и впрямь без сознания.

Руки чешутся применить Аваду Кедавру, но нельзя. Вместо этого Гарри накладывает на Реддла Петрификус, но неясно, действует заклятие или нет. Я вообще ничему не доверяю в этой комнате. Поэтому палочку из руки Волдеморта вышибаю ногой. Палочка отлетает — значит, он точно не притворяется.

— Осторожно! — вскидывается Гарри. — Бузинная!

Да? Если б я хоть раз её видел… Но, кажется, она не пострадала. Поскорее подманиваю палочку, чтобы не досталась Волдеморту, и убираю в карман — это потом. Чувствуя себя сумасшедшим, пытаюсь нащупать пульс. Даже не знаю, должен ли он быть в норме. Обязательно этой твари дышать или нет? Если не обязательно, то Марианская впадина под вопросом. Но сперва надо закопать его где-нибудь поблизости и сразу подать сигнал Минерве. Чтобы разобралась с Книгой.

— Ну что?! — не выдержав, спрашивает Лили.

— Мы не знаем.

— Толку от вас! — возмущается она. — Дайте я!

— Стой там, — отвечаю. — Твоё дело — Мэри.

Мэри спит под охраной пяти человек, но это не значит, что ей лучше остаться сиротой. Такое в нашей жизни уже было. И только поэтому Лили подчиняется, продолжая метаться в дверном проёме. Так ничего и не поняв, мы с Гарри выволакиваем бездыханное тело в коридор. Бред какой-то!

— А если это вовсе не Реддл? — мрачно шутит Аберфорт.

— Да вроде он, — я ерошу волосы, припоминая последний удар легилименции. — Ладно, будем считать, что нам повезло. Давайте действовать по плану.

— Нам? Повезло? — изумляется Аберфорт, и вся измочаленная компания неуверенно подаётся к выходу, не опуская палочек.

— Я всё-таки добавлю Инкарцеро, — нервно произносит Лили.

— А я — дьявольские силки, — обещает Помона.

— Джеймс, подожди минуту, — вполголоса окликает меня Гораций и прибавляет, обращаясь ко всем прочим: — Ступайте, мы вас догоним.

Мне эта идея не нравится, и никому не нравится, но что-то в лице Слизнорта заставляет меня кивнуть остальным, чтобы уходили вместе с военнопленным.

— Что случилось, Гораций?

В полумраке и суматохе это было незаметно, но сейчас, прицельно направив Люмос, я замечаю, какой он бледный.

— Вы не ранены? — спрашиваю я с тревогой.

Он качает головой, но при этом оседает по стенке. Я пытаюсь его поддержать, но могу только усадить — он же меня больше раз в пять!

— Мне… так стыдно… — выдыхает он, облизнув губы. — Но я вас надолго не задержу.

Я начинаю говорить что-то про транспортировку и целителей, которые что угодно вылечат, но пухлая ладонь сжимает мою руку.

— Это не магия, нет. Это сердце. Я ведь уже не мальчик… такие гонки!

— Тем более, если сердце! Вам ещё жить и…

— Вот этого-то я и боюсь, — сообщает он дрожащим шёпотом.

Покрытое испариной лицо выражает такой ужас, что я обрываю возражения.

— Я его сделал, Джеймс. Не удержался, — бормочет Гораций совсем уже невнятно, а я подозреваю, что у него начинается бред.

— Что вы сделали?!

— Крестраж! — отвечает он с расширенными глазами.

Так. Очень хорошо. Крестражем больше — крестражем меньше. У меня вырывается нервный смешок:

— Значит, Поппи будет проще вас лечить.

— Нет-нет, — он продолжает крепко держать меня за руку, не давая достать палочку. — На разделение души нужно три дня. Мне лучше умереть раньше… Я не хочу так, как Том. Нет! Ужасно.

Я начинаю понимать, про что он, и в груди разливается холод. О, за что мне ещё и это? Свободной рукой достаю из кармана обезболивающее. Выливаю ему в рот — оно умирать не помешает. Речь Горация становится чётче:

— Я ведь уже убивал. Ещё на прошлой войне. Я думал, если один кусочек — ничего страшного. Думал, что принесу больше пользы, если не погибну сразу. Но теперь пользы от меня всё равно не будет. Это кошмарно, Джеймс! Вырвать душу из тела, даже часть души, значит обречь её на вечную муку. Хочу уйти… с целой душой. Посмотрите на меня и никогда не переступайте черту. Что бы ни было, как бы ни тянуло. И скажите другим. Самому мне стыдно. Там, в кармане… Пожалуйста…

Ему приходится попросить меня дважды. Я весь цепенею от его слов, и чужое сердце у меня в груди начинает болезненно пропускать удары.

Нет, только не опять.

Почему «опять»? К чему это?

Я машинально нашариваю в кармане широкой бархатной мантии Горация крохотный фиолетовый пузырёк. И конфетную жестянку — судя по весу, пустую.

— Что из этого?

— Коробка, — неожиданно выбирает Гораций. — Будущий крестраж. Если я покончу с ним и продолжу жить, осколок души выберет ближайший предмет. Если я умру, этого, надеюсь, не произойдёт. Но всё-таки уничтожьте эту вещь… после моей смерти. Мы с вами так много говорили о способах!

Слишком много, похоже. И, похоже, это я виноват.

— Но зачем вы это сделали, Гораций?! Вы же столько знаете о тёмных искусствах!

— Очень опасно, — объясняет он, — думать, будто знаешь о них… всё. Тянет перейти от теории к практике. А флакон оставьте-ка мне.

— Могу предложить Смертельное Проклятие, — говорю я, поднимая зеркала окклюменции. — Яд ненадёжен. И требует времени.

Гораций знакомо усмехается в усы:

— Мои яды надёжны. Четыре минуты и тридцать пять секунд. Самые прекрасные грёзы. Так пишут в книгах, но у меня не было возможности… попрактиковаться. Не лишайте меня этого удовольствия!

Я вынужден прервать его предсмертную речь из-за жжения галлеона в кармане. В потёмках нелегко прочитать мелкие буквы, проступающие на ребре монеты, но я, пусть и с трудом, разбираю смысл: «Взяли пленных. Среди них МакГонагалл. Книга у Шеклболта. Он не знает, что это».

Должно быть, я заметно меняюсь в лице, и Гораций на время забывает про смерть.

— Что ещё случилось? — выдыхает он через силу.

— Всё, как всегда, Гораций.

Ладно. Же. Всё равно надо закопать Волдеморта, а там решим. Не зная всех четырёх паролей, никто не откроет Книгу. Пожиратели даже карту не смогут прочесть.

А если всё же прочтут? Я живо представляю себе, как наша отважная директриса доказывает господину Министру, что носит с собой план Хогвартса, поскольку страдает склерозом. И мне хочется пробить кулаком стену.

— Следи, у кого в итоге окажется Книга, — приказываю я галлеону и снова перевожу взгляд на Горация.

— Побыть с вами?

Собственно, торопиться уже некуда.

— Ну что вы! — отмахивается он. — Ступайте к живым! А я хочу остаться наедине со своими фантазиями.

Я всё ещё колеблюсь, лихорадочно ища в голове выход. Но, кажется, только продлеваю его страдания. Молча отдаю пузырёк с ядом и поднимаюсь на ноги.

— Вам нужно что-то ещё?

— Нет, — говорит он. — Благодарю вас.

Эта благодарность останется со мной до смерти. Хуже любого проклятия.

— Прощайте, Гораций.

Я ухожу, не оборачиваясь, и мгла смыкается за моей спиной. Пока впереди не появляется свет, я ни о чём не думаю, только считаю шаги. На свету машинально разглядываю коробочку у себя в руке. «Ананасы в сахаре». Судя по дате на крышке, они были съедены ещё в сорок втором году. Значит, Гораций давно берёг эту вещь и даже накладывал сохраняющие чары. Зачем, почему — уже не узнать... Так вот они какие — крестражи! Даже странно, что я ничего не чувствую — только лёгкий холод.

Интересно, я буду чувствовать ещё что-нибудь? Когда-нибудь?

На размышления нет времени. Я бы не оставил Горация, если бы не опасался, что Волдеморт очнулся, разорвал путы и… нет. В смысле, он не очнулся. Убрав коробку в карман, я выбираюсь из развалин чуть в стороне от того места, где мы входили в лабиринт. Гермиона, дежурящая у прежнего входа, тут же кричит во мрак Гарри и Невиллу, чтобы они возвращались. Слава Мерлину, все целы! Все, кто остался. Помону и Джинни, несмотря на протесты, отправили к целителям. Прочих сложили в ряд под ступенями лестницы. Двенадцать человек. Тринадцать. Считая Горация.

— Что с профессором Слизнортом?

— Погиб, — отвечаю я, спускаясь в Зал смерти. — Его поразило проклятие Реддла. Очень коварное и отсроченное. Гораций предпочёл остаться там, где в последний раз с ним сражался. Потом пошлём эльфов забрать тело.

Холод, холод, холод. Все смотрят на меня с ужасом. Все надеялись, что счёт мёртвым уже закрыт. А я не чувствую даже дрожи в голосе. Только внутреннюю дрожь. Как будто сердце бьётся через удар.

Врёшь, Джеймс, у тебя нет сердца.

Под гроб мы приспособили старый сундук Грюма, который захватили из Министерства ещё в позапрошлый раз. Это вещь уникальная и неоднократно проверенная. Аластор сам её расхваливал, когда являлся мне с того света.

Я даю всем пять минут — прийти в себя и наскоро подлечиться — и спускаюсь в последний ярус переносной темницы. Жуткое ощущение — как будто уже был здесь когда-то, хотя и знаю, что не был. Проверяю всё — замки, цепи, заклятия. Всё, как надо — придраться не к чему. Волдеморт по прежнему ко всему безучастен. Но это не радует, а приводит в ужас. Не знаешь, чего ждать. Поживём — увидим. Поживём… Я выбираюсь на солнечный свет. Мы все вместе закрываем и запечатываем заклятиями крышку.

— Джим, вы справитесь без меня? Я вернусь к Мэри. Надо посмотреть, не отразилось ли всё это на ней. И Пожиратели теперь озвереют — вдруг вспомнят про неё?

— Да, ступай. Справимся.

Лили обнимает Гарри и убегает. Я перевожу дыхание. Тела Пожирателей разложены по другую сторону от Арки. Маски Смерти уже растворились, сменившись её истинным ликом — своим у каждого. Но разглядывать их нет желания. Есть желание сесть на сундук и не вставать. Это сидение на крышке совершенно не во время вызывает у меня воспоминание о Нарциссе и, чтобы сдержать смех, который сочтут истерическим, я лезу в карман за сигаретами. Закуриваю, даю прикурить Гарри, который устраивается рядом. Несколько минут передышки. Четыре минуты тридцать пять секунд. Стараюсь затянуться поглубже. Немного помогает.

— Всем — Орден Мерлина первой степени, — говорю я совершенно серьёзно. — Чем бы это ни кончилось.

Аберфорт лишь бормочет какие-то ругательства в бороду. Невилл смущённо краснеет. Гермиона подходит к нам.

— Мистер Поттер, дайте мне тоже.

— Ты же, — говорю, — не куришь!

— Закуришь тут! — отвечает она, вытягивая из пачки сигарету.

Старая шутка, да. Но Драко это даже понравится. А вот Нарциссе будет тяжело пережить. Уж пусть постарается.

— Не верю, что мы это сделали! — хрипло сознаётся мой сын.

— Мы ещё ничего не сделали, — возражаю я, прислушиваясь, тихо ли в сундуке.

Метка болит по-прежнему — хоть руку отпиливай.

— Знаете, что я думаю? Что было в той комнате? — с нездоровым смешком произносит Гарри. — Любовь!

Я молчу. И все молчат.

— Серьёзно! — обижается он. — Дамблдор говорил мне, что её с незапамятных времён хранят в Отделе Тайн! Как самую сильную магию.

— Очень может быть, — задумчиво кивает Гермиона. — В тот раз, когда Пожиратели пытались стащить Пророчество, мы побывали за всеми дверьми, кроме одной.

— Потому что лишь одну дверь не смогли открыть, — припоминает Гарри. — Я ещё поломал об неё нож крёстного!

— Наверное, чары повредились. Вот дверь и отворилась теперь, — пожимает плечами Гермиона, силясь не закашляться. — Тут… вообще всё поломано.

Я прищуриваюсь, стараясь сосредоточиться, следя за тем, как сигаретный дым уплывает в зимнее небо. То, о чём они спорят, очень важно. Но мы слишком мало об этой Любви знаем. Я слышал про вечно запертую дверь от Руквуда, но сам он никогда за ней не бывал.

— На Реддле с рождения лежит проклятие, — произношу я негромко. — В нём любви нет вообще. Так что он мог… вдохнуть. Или впитать её всю. Ведь мы в комнате ничего не нашли и не почувствовали. Но что-то с ним случилось.

— Умер от любви? — неуверенно предполагает мой сын. — Оттого, что слишком много… глотнул?

— Что ты несёшь, Гарри! Это же не Амортенция! Самой любви не бывает много! — возмущается Гермиона.

Я чую, мы нескоро поймём, что произошло. Эта комната с Любовью всегда была самым страшным секретом Отдела Тайн. Как невыразимцы её заполняли и как использовали, никому неизвестно. Вполне вероятно, что там и не было никакой Любви! А был лишь удачный Ступефай. Лучше бы Ступефай. А то как очнётся, как всех полюбит… Но тут, к счастью, я докуриваю.

Что ж, пора закапывать гроб.

— Пап! А палочка-то! — подскакивает Гарри.

Ах, да. Пытаюсь ощутить восторг.

Не ощущаю. Вариантов три: либо Бузинная палочка перестала отличаться от других с гибелью Снейпа. Тогда Волдеморт пользовался ею для красоты.

Либо она признала меня законным владельцем, потому что ей так было выгодно. Тогда Волдеморт не стал бы направлять её против меня. Поскольку знал, что это небезопасно.

Отсюда проистекает третий вариант — если меня кто и побеждал, то Реддл. Как минимум, в последнюю битву за Хогвартс — Круциатусом. Родную палочку я в тот момент, конечно, выронил. Или Волдеморт выбил её Экспеллиармусом — как тут упомнишь? Но даже если он был хозяином Бузинной палочки, теперь она принадлежит Гарри, наславшему судьбоносный Ступефай. Или мне. Ибо я её, можно сказать, украл, выбив из руки Волдеморта.

— Сначала ты, — говорю я сыну, доставая бесценный трофей, чтоб немного его порадовать.

Но и Гарри не выглядит радостным. Скорее озабоченным. Рисует в воздухе Вингардио Левиоса и возвращает палочку мне. Хотя сундук с Волдемортом послушно подпрыгивает под нами. Так и знал, что Ступефай ни при чём!

— Нет, — подтверждает мой сын. — Когда я действительно ею владел, ощущение было другое. Как с собственной палочкой. Будто она тебя выбирает.

Надеюсь, эта не столь обидчивая, как та, что принадлежала Снейпу. Я делаю взмах, другой, и палочка нехотя, издалека отвечает, словно прирастая к руке. Волдеморт ей явно нравился больше. Но правила есть правила.

— Да, моя, — соглашаюсь я, убирая её обратно в карман.

Я пока не уверен, что захочу пользоваться на войне сомнительной и непристрелянной вещью. Но всякое бывает. Сгодится как запасная.

— И что, Джеймс, у тебя теперь все Дары? — цокнув языком, интересуется Аберфорт.

— Пока да.

Мантию-невидимку я так и не вернул Гарри. А он, видно, постеснялся спрашивать. Он и сейчас ухом не ведёт, а я ничего не предлагаю. Мантия мне ещё потребуется. И возможно, скорее, чем хотелось бы. Такая мысль посещает меня, когда к нам стремительно подлетают на мётлах Симус Финниган и Билл Уизли.

— Сэр, делайте с нами, что хотите! Мы не успели его остановить, — ещё с воздуха кричит Симус, весь красный от возбуждения. Его рассечённый заклятием рукав пропитался кровью, а он даже не замечает.

«Началось!» — думаю я, слезая с сундука. Отдача от Книги. Ещё ничего не ясно, а я уже знаю — это оно.

Билл первым спрыгивает с метлы. Обстоятельно, как и всё, что он делает. Но эта обстоятельность далека от медлительности. Возле меня он оказывается раньше, чем порывистый Симус.

— Перси переметнулся, — через силу сообщает Билл.

Его мертвенно-бледное лицо составляет контраст с пламенеющим лицом Симуса. Изуродованная половина выглядит совершенно белой, неживой, как Маска Пожирателя.

— Вот и отдохнули, — Аберфорт, кряхтя, поднимается на ноги.

Все собираются вокруг нас, начинают сыпать вопросами. Но времени слишком мало, чтобы отвечать всем.

— Вы уверены? — произношу я тихо. — До какой степени он переметнулся?

От меня, наверное, ждут удивления. Если бы не холод внутри, я бы удивился. А сейчас мне кажется — я всегда это знал. У Билла сводит рот судорогой, и отвечает Симус:

— Он аппарировал с Пожирателями. Сам. Просто опустил палочку и шагнул к ним. Нас они отогнали заклятиями, но может, вы что-то сделаете? Вот чёрт, а!

Что я могу сделать? Догнать его и вернуть? Поздно. Надо было запереть его в подвалах Хогвартса перед битвой. Холод подсказывает мне, что так и следовало сделать. Реакция окружающих примерно такая же. Гермиона и вовсе начинает рыдать и твердить, что это она виновата. Должно быть, Перси Уизли всё же не был ей совсем безразличен. Не настолько, чтобы пихнуть его к Лорду. Придётся разъяснить ей, что от несчастной любви не обязательно становиться тварью. Потом как-нибудь. А сейчас я на бешеной скорости прокручиваю в голове всё, с чем Персиваль мог податься к Волдеморту. Перси слишком расчётлив, сбежать налегке он мог и раньше…

Да, понимаю. Понимаю, что он понёс Хозяину. Он понёс победу.

«Не падай! А то всё повалится». Постараюсь.

— Симус, отправляйся к целителям, — говорю я быстро.

— У меня всего-то порез, сэр! А боевых магов и так не хватает. И подкрепление не помешало бы!

— Это Сектумсемпра — ты истечёшь кровью. Вон отсюда, — приказываю я, уже не глядя на него. — Билл, останешься с нами. Понадобится твоя помощь.

— Вы его поймали, да? — неверяще спрашивает Билл, будто только теперь заметил сундук. Его лицо немного светлеет, но через секунду он шепчет с удесятерённым отчаянием:

— Какой же ты идиот, Перси! О Годрик, что мы скажем родителям?

«Младшие братья всегда идиоты. Как и старшие, которые должны за ними приглядывать».

Что верно, то верно, Бродяга. Правда, у меня брата никогда не было.

-Гарри, отойдём, — бросаю я на ходу, и он послушно отправляется следом, не задавая вопросов.

Мы карабкаемся по ступеням амфитеатра и забиваемся куда-то в бурелом, в покрытые инеем кусты.

— Когда мы аппарировали сюда, я отправил сову в Хогвартс. Думал, что отправил. Обрисовал наше местоположение и дал соответствующие пояснения. На всякий случай. Карту не передашь с патронусом. А сову должен был отослать Перси.

Я старался держать этого паршивца под рукой и занимать чем-нибудь безопасным. Но я не Дамблдор и не могу просчитать все варианты предательства. А Дамблдор мог?

«Если бы!»

Гарри хмурится, догадываясь, что я пытаюсь сказать нечто важное.

— Да, сову он мог не отправить. Но Пожирателям мало пользы от таких сведений. Они прекрасно знают, где мы. И что бы ни было в картах…

— Дело не в картах. А в слове «Хогвартс», написанном моей рукой.

Гарри становится бледнее Билла.

— О, нет! — вырывается у него — Фиделиус!

Да, сынок. И война на два фронта нас погубит. Можно бросить Хогвартс и победить здесь. Но вернуться к Морсмордре. Или проиграть и там, и там.

— Ты хочешь… — выговаривает он одними губами и осекается.

Он не знает, чего я хочу. Я сам не знаю. Не будь этого холода внутри, я бы знал. Какую-то секунду мы просто стоим друг напротив друга. Я словно смотрюсь в него. В моё единственное истинное отражение. В моё продолжение, без которого ничего не будет.

— Отправляйся в лагерь, — решаю я. — Скажешь Стерджису, чтобы он отрядил к Арке десять человек. Самых проверенных. С остальными аппарируете в Хогвартс. И постарайтесь сделать это без шума.

Гарри вздыхает с облегчением, но в его голосе слышится ужас, когда он оглядывается в сторону битвы:

— А как же подкрепление здесь?! Его не будет?!

— Нет. Не будет, — я открываю это только ему.

Стерджису можно доверять, но верить я могу лишь Гарри. Лишь он способен сделать так, чтобы Хогвартс выстоял, и мы все тут не напрасно… Этого я, конечно, не произношу. Я произношу: «Удачи!» в знак того, что разговор окончен. Но сын и так всё понимает. Поэтому молниеносно разворачивается и растворяется в воздухе. Как и не было.

Всё. Я отправил его на верную смерть. Шеклболт сейчас же перебросит втрое большие силы прорывать наш Фиделиус. А я не могу быть там. Потому что мне надо закапывать Волдеморта. И быть здесь, если он проснётся. Быть здесь. Иначе всё не имеет смысла.

Ах, да. Ещё одно!

Перси был не такой уж крупной птицей — он даже не входил в состав Ордена. В любом случае, все планы мы поменяли в последний момент. Про Книгу Мерлина он знает, конечно. Но не знает, у кого она и как выглядит. Но одну пакость он точно должен сделать. Уже сбегая по ступеням амфитеатра, я достаю из кармана галлеон:

«Сейчас же ко мне», — диктую я монете. На объяснения нет времени, да и способ не самый удобный.

Бойцы от Стерджиса прибывают через минуту и молча глядят на трупы, разложенные вокруг Арки Смерти. Пока я вкратце разъясняю им ситуацию, приходит ответ:

«Шеклболт собирает закрытый совет. Я допущен. Если уйду, то не смогу к ним вернуться».

Пустят ли Персиваля на этот их закрытый совет?

Срочность связана с Фиделиусом или только с пропажей Хозяина? Как бы узнать?

Как узнать, я догадываюсь. И, наверное, даже успею это сделать, но…

«Уходи», — приказываю я и хмуро убираю в карман монету.