Рона Уизли - в Волдеморты! (джен)

Быть пуффендуйцем вовсе не так просто, как некоторым может показаться.

Казалось бы, что может такого уж плохого случиться с тобой, когда ты среди честных, трудолюбивых и добрых людей? Но вот есть одна проблема: а что, если ты как-то не столь честен, добр и трудолюбив, как остальные твои однокурсники? Что, если ты даже и не ценишь эти качества так же высоко, как, например, ум, любознательность, амбициозность? А может быть, ты вообще попал на Пуффендуй по ошибке? Может быть, тебе там вовсе и не место?

Уэйн Хопкинс — сын волшебницы из Пуффендуя и маггла — всегда думал, что знает, кто он и на что способен. Когда на восьмой день рождения один из друзей его отца подарил ему набор юного химика, мальчик пришел в восторг. А когда оказалось, что существует еще множество удивительных и по-настоящему волшебных растений, кроме тех, что можно найти в маленьком лесочке неподалеку от его дома, Уэйн был еще в большем восторге. Поступление в Хогвартс не было для него неожиданностью, конечно, нет, и тем не менее оно открыло для него двери в целый новый мир, полный столько всего интересного и неизведанного… Юному волшебнику не терпелось узнать все и обо всем, да еще и сразу. Разумеется, его мать, да и он сам, были уверены, что Уэйн попадет в Когтевран. Но ожиданиям их обоих не суждено было сбыться.

Когда шок от неожиданного распределения на Пуффендуй прошел, Уэйн попытался все-таки наладить отношения со своими однокурсниками… Нет, на самом деле, не пытался. В конце концов, он ожидал, что его соседи по комнате будут его единомышленниками — готовыми положить на алтарь знаний и свою жизнь, и, возможно, даже чью-то еще. А вместо этого он получил целый факультет милых и справедливых работяг. Его однокурсники и соседи по комнате не были недружелюбны с ним, а даже с точностью до наоборот. Но Уэйну нужно было вовсе не дружелюбие.

И так пролетел незаметно весь год. Уэйн так и не сумел толком поладить ни с кем со своего факультета, а к когтевранцам подойти он не решался — ведь если бы он был достаточно умен для их факультета, то он бы туда и попал, а не в Пуффендуй, разве не так? Слизеринцы, понятное дело, были не слишком высокого мнения о желтых галстуках в принципе, а Гриффиндор… Гриффиндорцы все время куда-то спешили (спасать философский камень, не иначе), и Хопкинсу никак за ними было не угнаться. Может быть, Уэйн просто недостаточно сильно старался, но что с него взять? Вот, к примеру, Рон Уизли — типичный представитель ученика факультета Гриффиндор. В голове один лишь ветер гуляет и подгоняет мячи для квиддича. Это совершенно точно не тот тип людей, с которыми Уэйн хотел бы подружиться. По крайней мере, так пуффендуец думал, пока этот самый «ветер в голове» Рон Уизли не спас его от змеи. Ну, нет, ситуация была не столько опасная, сколько унизительная. Хопкинс испугался больше неизвестности — он никогда не слышал о подобного рода змеях и уж тем более не видел их вживую. Но чувство благодарности он все равно испытал. Конечно, было не очень приятно самому оказаться невеждой в подобной ситуации, но вот если Рон знал о змее только потому, что живет в магическом мире, а не в мире магглов, как Хопкинс, тогда в этом нет ничего постыдного, правда?

Но нет. Позднее, Уэйн убедился на живом примере в правдивости поговорки, что не стоит судить книгу по ее обложке. Рон знал об аурельских питонах не просто в силу удачно сложившихся для него обстоятельств — принадлежности семье чистокровных волшебников. Рон много чего знал по самым разным темам, и хоть его знания и были несколько разрозненными и не слишком подробными, что касалось понимания общей концепции вещей — в этом он бы мог, пожалуй, переплюнуть даже легендарную Гермиону Грейнджер. К Джинни же Хопкинс попытался было относиться, как к младшей сестре, но очень скоро понял, что такой номер с ней не пройдет. Застенчивая девочка, какой она казалась на первый взгляд, была вовсе не робкого десятка, да и находчивости ей тоже было не занимать. Он как-то незаметно начал уважать и ее тоже, учитывая то, что она была единственной в их маленькой компании, кто мог поддержать разговор, когда Рон уводил его в сторону стадионов для квиддичей, метел и его любимых Пушек Педдл («Они не побеждали в чемпионате с 1892-го года, Рон!»).

Любопытство — не самая яркая черта характера Хопкинса, но он уже давно думал о том, как бы ему хотелось хоть одним глазком взглянуть на то, что Рон так усердно выписывает в свой дневник. Когда Джинни взялась принести его своему не очень-то внезапно слегшему с болезнью брату, Уэйн изо всех сил надеялся, что ему удастся каким-нибудь образом выведать о содержании загадочной тетради. Но, встретившись с Джинни по дороге к Рону, он узнал, что дневник уже был доставлен владельцу, да еще и кем — Гарри Поттером. И все же пуффендуец не оставлял надежду, что он раскроет тайну дневника. Ему еще не попадалось такой тайны, которой бы ему очень хотелось, но так и не удалось раскрыть, так или иначе.

— А! Сбежал! Ох уж эти гриффиндорцы! — послышался возмущенный женский голос из-за приоткрытой двери, когда Джинни и Уэйн добрались до Больничного крыла.

Когда они вошли, оба увидели растерянно и сердито оглядывающуюся вокруг школьную медсестру, которая сжала у груди бутылочку с каким-то зельем.

— Мадам Помфри? Что случилось? — поинтересовалась Джинни.

Уэйн же, уже предполагая причину, по которой целительница так переполошилась, бросил взгляд в сторону койки Рона. Она была пуста.

— Ваш несносный друг сбежал! — воскликнула мадам Помфри, указав на пустующую кровать Рона, и когда и Джинни повернулась к койке, все трое стали смотреть на валяющееся на полу перо, открытую чернильницу и скомканные простыню и одеяло. Самого пациента и след простыл, только тапочки остались да школьная форма, висящая на стуле.

Но прежде чем школьники начали расспрашивать медсестру или гадать о том, куда же мог подеваться Рон (Джинни так точно не видела его в гостиной), в комнату ворвалась целая толпа профессоров. Профессор МакГонагалл, профессор Стебель, профессор Флитвик и даже профессор Снейп рассыпались среди больничных коек, словно порох из бочки, но коллективно вздохнули с облегчением (кроме декана Слизерина), когда увидели Джинни и Уэйна. Взгляд профессора МакГонагалл, однако, снова стал встревоженным, едва она заметила пустую кровать Рона. Не тратя время на приветствия, профессор сразу же перешла к делу:

— Где мистер Уизли? Рональд Уизли? — спросила та, поочередно смотря то на каждого из студентов, то на медсестру. Все трое сразу же почуяли, что творится нечто нехорошее. Когда же все ответили на этот вопрос одинаковым «не имею понятия», это чувство начало только усиливаться, по мере того, как мрачнело лицо МакГонагалл.

— Профессор? Что произошло? — робко спросила Джинни, когда профессора начали взволнованно перешептываться между собой.

— Мистер Хопкинс, мисс Уизли, возвращайтесь в гостиные своих факультетов немедленно, — лишь объявил в ответ профессор Снейп, и под его суровым взглядом обоим пришлось подчиниться. Профессор Флитвик даже взялся проводить их, что заставило юных волшебников волноваться только больше.

Уходя, Уэйн краем уха поймал очень тихо произнесенную кем-то из преподавателей фразу:

— Похоже, на этот раз школе пришел конец…

* * *

Рон никогда раньше не думал о том, что спать может быть страшно. Чего в этом страшного? Наоборот, это приятно, полезно и жизненно необходимо. Обычно ведь не очень-то часто вспоминаешь о том, как сильно сон и смерть похожи друг на друга.

И в последнее время Рон не находил сон хоть сколько-нибудь спасительным. Усталость только сильнее давила на плечи. И вот прямо сейчас Рон тоже не находил в своем состоянии ничего приятного. Потому что он не отдыхал, не спал и не видел сны. Он был заперт в собственной голове, словно заключенный в Азкабане. Он мог видеть, как его тело поднимает с пола раскрытый дневник, достает волшебную палочку и кладет ее в карман пижамы…

Как пальцы медленно выводят аккуратные кровавые буквы на стене. Как с губ срывается для большинства непонятное шипение, но для Рона это была отчетливая фраза — «Откройся». Но он ничего не мог с этим поделать. Тело Рона его уже не слушалось, и даже он сам будто и не был самим собой. Он был просто зрителем, наблюдателем, следящим за разворачивающимися перед его глазами спектаклем, который уже был и не его жизнью, а кого-то другого. Как будто кто-то уже все расписал по сценам, строчкам, репликам и превратил все в сценарий, записанный черными чернилами на пергаменте. Кто-то, кого он знал под именем Том Риддл. Кого он назвал однажды лучшим другом, пока не увидел его истинную суть. Кто-то эгоистичный, холодный, безжалостный, кто-то, кто, возможно, даже и не человек?..

Путь вниз, до Тайной комнаты, был долог, и для Рона время, проведенное в запутанных коридорах, прежде чем он выбрался в большой зал со громадной статуей Салазара Слизерина, показалось вечностью. Пока ноги медленно переставлялись, будто свинцовые, Рон чувствовал себя замерзшим, онемевшим, будто и его своим смертоносным взглядом превратил в камень василиск. И он никак не мог понять, как Риддлу удается двигать его окоченевшее тело. Но рука сжимала палочку, а язык поворачивался, повторяя все те же шипящие слова. Каким-то образом Том управлялся с телом Рона без особого труда. Как кукловод, скрывшийся в тенях сцены, он дергал за невидимые веревочки, и вот нога мальчика делала шаг, и еще один. Но теперь представление подошло к концу. Настало время кукловоду выйти на свет.

Тело Рона упало на пол, словно тряпичная кукла. А из теней, отбрасываемых статуей одного из основателей Хогвартса, вышел юноша. В черной школьной мантии с гербом Слизерина на ней, с аккуратно приглаженными волосами и с улыбкой на красивом холодном лице.

Рон Уизли, чья очередь теперь настала наблюдать из-за кулис, все еще мог чувствовать, что происходит вокруг. Он мог слышать, как эхом отдаются шаги Риддла, как шуршит его мантия. Как с каждой секундой Риддл становился чуть более реальным, а сам Рон в это же время угасал. Как вместе с теплом его тела растворялись в холоде сырой комнаты и его мечты, и надежды. Его амбиции. Его сожаления и ошибки, которые он уже не сможет исправить, потому что…

«Я умру здесь. И никто даже не вспомнит меня. Ну, мои близкие будет скорбеть некоторое время, конечно. Но в моей семье еще много детей. Со временем они забудут. И Уэйн тоже забудет. Потому что я умру, ничего не добившись. Ничего не оставив после себя, не став кем-то, кого стоит помнить».

Риддл же спокойно вышагивал по просторному залу. Все прошло согласно так тщательно продуманному плану. Теперь оставалось только еще немного подождать, и тогда…

«Я думал, как же много всего я узнал от Тома и сколько же еще всяких интересных историй я смогу вытянуть из него. А теперь он собирается забрать все то немногое, что у меня есть. Не стоило и пытаться перехитрить слизеринца, наверно, — горько подумал Рон. — Нет, я бы не смог перехитрить его. Сомневаюсь, что есть хоть кто-нибудь, кого я бы смог перехитрить, Крэбб и Гойл не в счет. Но это не значит, что я не могу победить!»

Рон сконцентрировал всю свою волю на то, чтобы двинуть хотя бы одним-единственным мускулом.

«Это мое тело! Я все еще жив! А кто он, этот Том Риддл? Призрак бестелесный из тетради!»

Рон не побеждал Того-Кого-Нельзя-Называть, будучи годовалым ребенком. Он также не стал самым юным ловцом века. Рон даже ни разу не получил на Зельеварении оценки выше «Удовлетворительно» (хоть это довольно сложно само по себе, если ты не со Слизерина). Но Рон Уизли — гриффиндорец, самый настоящий. Он один из тех, кто может преодолеть любые преграды если не с помощью ума, багажа знаний и опыта или харизмы, так с помощью одного только упрямства. И это он и собирается сделать прямо сейчас — он будет толкать и упрямиться до тех пор, пока не вытолкнет Риддла прочь с ринга! (И даром что сумо не особо популярный в Англии вид спорта).

И Рон дернулся что было сил.

Том Риддл, чья фигура стала еще чуть живее и реальнее, слегка повернул голову и внимательно всмотрелся в неподвижного, как он считал до этого, Рона. Но нет, это ему все-таки не показалось. Рыжий едва заметно сдвинулся с места.

— А, Рон, мой дорогой друг. Все еще пытаешься доказать, что ты — особенный. Спешу тебя огорчить — ничего не выйдет. Ты — никто. И останешься никем до конца своей очень, очень короткой жизни.

Но гриффиндорец продолжил свои упрямые попытки, хотя результаты их не спешили себя проявить.

— Просто сдайся. Твоя смерть не будет мучительной, обещаю.

«А я тебе не верю больше! — выкрикнул Рон в своей голове, отчаянно пытаясь заставить свои руки и ноги двигаться. — И я не сдамся. Не это ли ты мне посоветовал когда-то? Не сдаваться, добиваться своего любой ценой? Несмотря на всю ту лапшу, что ты мне навешал на уши, этот вот совет, по-моему, довольно полезен. Так что я собираюсь им воспользоваться!»

Пальцы его правой руки дернулись и сжались в кулак. Веки дрогнули, и глаза наконец-то открылись. Рон с трудом перевернулся и медленно, на дрожащих ногах, почти поднялся во весь рост, но в последний момент его ноги предательски подкосились, и он упал на колени.

— Ха! Вы, гриффиндорцы, никогда не меняетесь, — улыбаясь, объявил Риддл и не спеша подошел к Рону. Одного легкого пинка было достаточно, чтобы отправить того обратно валяться на полу, и весь прогресс, им сделанный по возвращению контроля над своими мышцами, был, казалось бы, потерян.

— Да, мы никогда не меняемся, — как-то сумел выдавить из себя Рон, еле ворочая онемевшим языком. — И поэтому мы всегда побеждаем!

С воинственным кличем он вскочил на обе ноги, сам не зная, как он нашел в себе для этого силы, и набросился на Риддла, все еще возвышающегося над ним. Риддл не оказался пойман его слабым захватом, но Рон не был особо удивлен этому. Призрак наследника Слизерина соединился с телом Рона, и Уизли поспешил утащить его подальше в закоулки своего сознания, чтобы сражаться уже там. Тело Рона вновь рухнуло на пол и замерло. Битва началась. Настало время узнать, чья воля сильнее.