Приёмыш (джен)

И я понимаю, что время шуток прошло. Наступил момент истины, когда приходится выбирать кто с кем и против кого. Хотя этого вечного вопроса передо мной сейчас как бы и не стоит. Сегодня я в любом случае на стороне Тимура…

Глава 9. Юбилей, парад гостей, куча прочих гадостей

Артём

Кто бы знал, как я ненавижу пятницы! Это для нормальных людей пятница — конец рабочей/учебной недели, символ вседозволенности и хотя бы временного освобождения от разного рода принудиловок. Для меня же пятница — день полной непредсказуемости. То родители с собой непонятно куда и зачем тащат, то я вдруг неожиданно узнаю, что у меня непонятно с чего брат появился. Зашибись!

Впрочем, новость о появлении брата меня куда меньше взволновала, чем обычно известия от родителей о предстоящем пати с ними и их полезными знакомыми. Да и ужиться с Тимуром оказалось несложно. Мои главные принципы он быстро усвоил: вещи мои не трогал и лезть в душу ко мне не собирался. Его ни то, ни другое изначально не интересовало.

Единственное, что меня временами раздражало, так это его бесконечные вопросы-расспросы. Но за неделю я почти привык и даже уже почти не раздражался по этому поводу. А что сегодня у нас пятница, и снова намечался очередной «великосветский» приём по случаю юбилея мэра, меня неимоверно раздрожало и бесило.

Потому что хошь, не хошь, а идти туда мне придётся. И не только мне. Вся наша дружная и теперь уже большая семья присутствовать там, как высказался накануне отец, просто обязана. Потому что это именно тот случай, когда отказаться ну никак нельзя.

Да ебал я в рот эти замшелые тусовки! Мало того, что вести себя на них нужно непременно пай мальчиком, так ещё всякие там малолетние идиоты, с какого-то перепугу вдруг возомнившие себя «сливками общества», обязательно до тебя доебутся, и последнее настроение напрочь испортят.

Не сложились у меня как-то отношения с этой «золотой» молодёжью, совсем не сложились. Да я и не старался особо. К таким подстраиваться — себя не уважать. Не то чтобы я столь высокоморальный мэн, но тут действительно как раз тот случай, когда чтобы тебя признали и в свой круг приняли, пришлось бы на самое дно опуститься да ещё и в дерьме измазаться.

Хорошо, что отец в своё время не повёлся на уговоры мамы и не отправил меня в какой-нибудь элитный лицей или гимназию. Я бы там со всеми быстро пересрался. А наша школка хоть и самая обычная, но народ в нашем классе подобрался не самый плохой. Можно даже сказать, хороший.

Я привычно облачился в деловой костюм. И малость охуел, увидев, что Тимура мама опять нарядила в непойми что. Светлые «рваные» джинсы, свитерок какой-то дурацкий со стразиками. Да ещё и глаза опять ему подвела. Сам процесс этого я не видел, но вряд ли братец сам бы до такого додумался. Он же так не любит, когда его за пидора принимают. Да и рисующим перед зеркалом самому себе стрелки я Тимура что-то слабо представляю. Стало быть его зашкварный внешний вид — целиком и полностью мамина инициатива.

Не знал бы я свою маму так хорошо, как успел изучить за семнадцать лет (минус тот неосознанный период, когда я не за людьми наблюдал, а рефлекторно от жизни разные плюшки получал), обязательно подумал бы, что она Тимура за что-то люто ненавидит. Из-за тех пидорских одёжек, что она постоянно (ага, в течение недели уже! и как только не надоест?) ему покупает. Только мама действительно как лучше сделать старается. И свято верит, что с её неоценимой помощью братик стал выглядеть просто шикарно.

Может оно и так, поскольку против очевидного спорить сложно. Только вряд ли его супер моднявый прикид на приёме у мэра оценят. Что старичьё, что малолетнее дурачьё. А значит — жди беды. И размер предстоящего горя-злосчастья тут только от терпения и выдержки Тимура зависит. Знаю я, как он конфликты привык решать. Кулаком в глаз — и все дела. Не думаю, что на приёме он так открыто в драку кинется, но что обязательно обидчиков как-то «накажет» — это к гадалке не ходи.

Я перехватил страдальческий взгляд братика, которым он на себя в зеркало искоса посматривал, и злорадно показал ему средний палец. Нет, я совсем не злопамятный (местами), но с удовольствием понаблюдаю, как он из этой неприятной и очень непростой ситуации выкрутится. Пойдёт на приём у мэра, разряженный, как чмонька какая-то, или всё же наберётся смелости сказать маме, что она с его нарядом малость переборщила. Ладно, совсем не малость.

Тимур так ничего не сказал, смолчал малодушно. Я бы даже посчитал его трусом, если бы не его гордо вскинутая голова и идеально прямая спина, когда мы по ступеням к двери Белого дома поднимались. Ведь даже глухой на оба уха услышал бы, как толпившаяся и курившая на крыльце молодёжь, посмеиваясь, громко перешёптывается. Обсуждают, гады. Всех нас, но Тимуру естественно львиная доля внимания перепадает.

Внешность у братика и так слишком яркая. Странная смесь восточного с нордическим. А благодаря стараниям мамы он теперь сразу в глаза бросается. Одежда, стрелки эти злополучные, да и весь облик Тимура так и кричал: «Да чихать я на вас всех хотел!» Или ещё что похуже.

Смотрю на него искоса и понимаю, что не случайно при первой встрече его милашкой и прочими малоприятными словами обозвал. как можно так быстро меняться, внешне оставаясь таким же? Вот только минуту назад он выглядел почти нормально. Если на внешние атрибуты внимания не обращать, конечно. А сейчас братик что-то с собой такое сделал, что сразу как-то неуловимо изменился, и как никогда стал действительно похож на «сладкого мальчика». Эта ленивая томность движений, эта расслабленно-вызывающая улыбка. Эдакая ожившая мечта извращенца-педофила. Надеюсь, что таких здесь сегодня не будет, а то проблем действительно не оберёшься потом.

Привыкли окружающие судить о книге только по обложке. Чем ярче, тем и книга интересней. Так и здесь. Стоит лишь заглянуть Тимуру в глаза, как понимаешь, что всё это томное и небрежное в его облике не более, чем маска. Потому что это глаза у него отнюдь не жертвенной овечки, а озлобленного хищника, нацелившегося на жертву. А жертв тут с избытком.

Один несомненный плюс — суки этой Лиснянского сегодня здесь нет. Ручонку, похоже, до сих пор баюкает да оплакивает. Вовремя Тимур её ему повредил, ох вовремя. Меньше проблем нам будет. Хотя вон на горизонте папаша того недоумка нарисовался — не сотрёшь. И к нам похоже как раз направляется. Что-то сейчас начнётся!

— Вадим Артемьевич, Анжелика Валерьевна, — склонил голову в вежливом приветствии Лисянский-старший, подойдя ближе. — А это ваше младшее поколение? — продолжал он, с любопытством поглядывая на нас с Тимуром. — Кто из вас моему болвану в понедельник мозги вправил?

Отец укоризненно на меня посмотрел. Он же не в курсе произошедшего, а за Тимуром я как старший должен был «приглядывать». Ага, приглядишь за ним, как же. Отец теперь, наверняка, ругаться будет. А я этого не выношу. Лучше бы он меня бил, чем словами мозги выносил. Но отец рукоприкладством принципиально не занимается. Так что ждёт меня в ближайшее время приглашение к нему в кабинет и беседа душеспасительная. Шучу. Смешного-то ничего в этом не будет.

Поэтому я не столько ради справедливости, а скорее чтобы отвести от себя хоть частично будущий гнев отца, недолго думая, кивнул в сторону Тимура:

— Он.

— Я, — спокойно подтвердил Тимур.

Лисянский с любопытством оглядел братика. Уверен, что от его пристального внимания не укрылись ни едва заметная усмешка на губах Тимура, ни его острый жёсткий взгляд.

— Далеко пойдёшь, если никто не остановит, — резюмировал мужчина, протягивая Тимуру руку для пожатия. — А за науку для моего балбеса спасибо. Давно ему пора понять, что отцовская должность ни ума не добавит, ни от проблем в будущем не избавит.

Лисянский отошёл, а на его место уже спешил следующий знакомец отца. Я приветливо улыбался и кивал, как китайский болванчик, но в разговор не вникал. Потому что чувствовал себя сейчас если не предателем, то, как минимум, подлым трусом. «Своих не сдаём», — часто повторял отец. А я эту заповедь сейчас нарушил. Из-за банального опасения отгрести от отца. Поэтому и косой взгляд папаши, которым он меня одарил в процессе расшаркивания со следующим подошедшим к нам мужиком, немного нервировал. Сейчас-то он вряд ли что мне скажет, а вот дома!

— И когда это ты с сыном заместителя мэра подраться успел? — повернулся отец к Тимуру, когда его неизвестный мне собеседник отошёл.

— Да в первый же день в школе, — спокойно ответил Тимур.

Вот завидую я его непробиваемости и отбитости. Ни Лисянского-старшего ни испугался, ни отца ни капли не боится. А я вот побаиваюсь.

— А Артём куда смотрел? — и снова обвинительный кивок в мою сторону.

— А Артём рядом был и помогал, — в тон ему ответил братец. — Нас же их четверо подкараулило.

Взгляд отца из осуждающего постепенно менялся если ни на гордый, то на что-то близко к тому. Похоже, неприятных разговоров пока не будет.

— Вот и дальше держитесь вместе, — нравоучительно продолжал отец. — Вместе вам никакие враги не страшны будут.

Да ладно! Осталось только стать в соответствующую позу и прокричать: «Один за всех! И все за одного!» А то мы такие дебилы, и сами не понимает, что нам лучше.

— Ты чему это детей учишь? — негромко возмутилась мама.

— Умению вести себя в сложной ситуации, — ответил отец. — Хотя Тимур, наверняка, и сам с таким сталкивался.

Тимур кивнул, соглашаясь. Но то, как он из-под ресниц колко глянул на отца, и как резко заходили желваки на его лице мне совсем не понравились. Братик не то чтобы не оценил признание его жизненного опыта отцом, он явно разозлился. Для меня это было немного дико. Привык я к мнению отца прислушиваться, хоть и отзываюсь о нём за глаза часто пренебрежительно. Так это я чтобы себя в глазах окружающих не уронить. Для поддержания образа, так сказать.

* * *

Время тянулось непозволительно медленно. Такое впечатление, что минуты каким-то волшебным способом в часы превращались, а часы — в дни. Наблюдать за гостями мне уже надоело, а больше делать здесь было нечего. Мы же сюда не обжираться пришли в конце концов. Пусть столы и ломились от всяких там деликатесов, большинство из представленных блюд я даже и пробовать не стал. Из алкогольных же напитков нам с Тимуром только шампанское и налили. А его ни я, ни он не уважали.

Кроме ничегонеделания меня угнетали ещё нехорошие предчувствия. Я уже заранее настроился на разного рода неприятности, а тут подозрительно тихо. Лиснянский-старший, который за покалеченного сына должен был жопу рвать, просто поздороваться подошёл. Прочие малоприятные личности пока тоже никакой активности не проявили.

А тут ещё Тимуру вдруг выйти приспичило. Это у него нервное, что ли? И он, естественно, меня с собой за компанию позвал. «На всякий пожарный случай».

— Да лень мне вставать и тащиться куда-то, — попытался отговориться.

И почти ведь не соврал ни разу. Двигаться мне действительно совсем не хотелось. А тут надо из-за стола вылазить, куда-то там тащиться. Столько ненужных мне действий. Да и на неприятности нарываться что-то совсем не тянет. А моя интуиция прямо об этом и вопит. Может, братик всё же один справиться?

— Вадим Артемьевич говорил нам вместе держаться, — напомнил мне очевидное Тимур.

И не поспоришь же. Действительно, говорил. Не уверен, правда, что совет отца к совместному посещению туалета относился, но факт всё равно фактом остаётся. Так что я нехотя встал и пошёл следом за братиком. Дожил, называется! Так скоро мне придётся Тимура везде с собой за ручку водить? Вот всю жизнь прямо только об этом и мечтал!

Я как жопой чуял надвигающиеся неприятности. И интуиция на этот раз не подвела. Сделав свои дела и помыв руки, мы уже было собрались возвращаться, так дверь туалета резко распахнулась и впустила компашку, с которой я бы предпочёл лишний раз не пересекаться.

Вот почему всякая поебота обычно традиционно в туалете происходит? Нет, не всегда конечно. Разные закоулки и тупики для этого тоже подходят. Но туалет в этом списке прямо-таки лидирует.

Я ещё как заранее что-то чувствовал, поэтому и идти никуда не хотел. Но и Тимура одного оставлять тоже неправильно было. Раз он даже в школе «приключения» найти умудрился, то тут и подавно. Так что теперь получите и распишитесь.

— А вот и наши милые девчушки! — обрадованно воскликнул Стасик.

То слово, которое так и хотелось срифмовать с его именем, ему полностью соответствовало. Не по ориентации, так по сути. Сука ещё та. Когда меня впервые в десятилетнем возрасте"в общество» вывели, этот шкодливый молокосос организовал моё «крещение». Стоит ли говорить, что окрестили меня насильно, макнув головой в унитаз. Успокаивая и уверяя при этом, что все они это прошли. И ничего, все живы и здоровы. Мне в общем-то их купальные предпочтения без разницы, может кому-то из них и нравится, когда его голову суют в ёмкость, которую для этого не предназначена, и люди обычно её по другому используют, но не мне. Поэтому и общаться с ними с той поры по возможности избегаю.

— Скучают тут без нас, бедняжки, — подхватил Никитос. — Надо их развеселить!

Этот ничуть не лучше Стасика. Дополняют друг друга идеально. Как говорится, скажи мне, кто твой друг… И всё остальное, что там далее по списку.

— Развеселите друг друга. Наверняка предпочитаемые извращения уже давно выучили, — удивительно спокойно сказал Тимур.

Ну вот опять он нарывается! Такое впечатление, что или бессмертный совсем, или совсем ничего не боится. А я вот боюсь. Кто знает, что этим идиотам в голову придти может? Явно же ничего хорошего для нас.

— А мальчик-то борзый! — включился в разговор и третий, незнакомый мне парень. Но если он с такими отморозками общается, то вряд ли окажется лучше остальных.

— О, я уже не девочка, а мальчик! Какой стремительный карьерный рост! — издевательски протянул Тимур.

— А вот это, пожалуй, и стоит проверить, — усмехнулся в ответ Стасик. — Да и Артёмку за компанию тоже. А то вдруг мы о нём чего-то интересного ещё не знаем?

И вся троица синхронно, как единый организм, медленно двинулась к нам.

Если бы не появление Лиснянского-старшего, которому именно в этот момент приспичило посетить туалет, не знаю даже чем бы это всё закончилось. Вряд ли, конечно, дело дошло до того, чем нас так рьяно пугали. Но и угрозами тут явно дело бы не ограничилось. А так зашёл в помещение взрослый дядечка, посмотрел на нас снисходительно, поинтересовался между делом:

— Развлекаетесь, молодёжь?

Стасик с компанией как-то разом подуспокоились, отошли на приличное расстояние. А Тимур, не будь дурак, схватил меня за запястье и потащил прочь. Сам бы я ещё какое-то время позависал, не сразу въехав в ситуацию, а он сразу быстренько так сориентировался. Только вот почему он сразу не просекает, когда что дело жареным пахнуть начинает? Или он специально всё до критической отметки доводит? Экстремал хренов!

Всё это я и не преминул братику высказать, как только мы отошли на достаточное расстояние. Тимур посмотрел на меня, как на умственно отсталого, и спокойно спросил:

— А ты думаешь, если бы мы испуганно глазками хлопали и смиренно молчали, они бы цепляться к нам не стали?

Да откуда я знаю? В чужую голову не залезешь, к сожалению.

— Это так не работает, — продолжал братик. — Они бы всё равно пристали. Нашли бы к чему придраться в любом случае.

Не спорю, но внаглую-то нарываться зачем?

— А если бы Лиснянский так удачно не зашёл? — решил поинтересоваться. А то вдруг у него какой-то охуенный план был именно на такой вот случай, а мы ему всё-всё взяли да испортили. — Тогда бы что?

Тимур равнодушно пожал плечами:

— Не Лиснянский так кто-нибудь другой появился. Да и не стали бы они ничего особо страшного делать. Не в таком месте. Вот где-то в тёмном переулке я бы может и не рискнул их так провоцировать. А здесь нам ничего страшного не грозило.

Интересно, а что братец под «ничего особо страшного» подразумевает? Мне почему-то кажется, что у нас об этом совсем разные представления.

* * *

Как оказалось, один охрененный план всё же у Тимура был. Я сначала было не понял, зачем от меня потащил в малый зал, где собственно и располагался длинный стол, который наша «золотая молодёжь» ещё в самом начале банкета аккупировала. Из представителей младшего поколения только мы с Тимуром да ещё несколько девчонок с родителями сидели. Сейчас за эти столом почему-то никого не было. Впрочем, почему-то как раз понятно. Кто покурить вышел, кто в туалет…

— Постой на стрёме, — сказал Тимур, даже не допуская с моей стороны каких-то возражения. — Я кое-кому сейчас такое веселье обеспечу.

И достал из карманов джинс какие-то порошки в яркой упаковке.

— Это что? — тут же забеспокоился я.

— Слабительное. Слабенькое совсем.

Не то чтобы я был против, но кой-какие опасения у меня всё же возникли. Поэтому я и поинтересовался у Тимура:

— А мы не спалимся?

— Как? Видеокамер здесь нет, я проверил.

Какой он оказывается продуманный. И наличие видеокамер проверил, и порошочки вот эти на всякий случай с собой прихватил. Наверняка, дома в аптечке пошарился. Он заранее что-то такое и планировал? Если да — можно только поаплодировать его интуиции. Я вот до такого никогда бы не додумался. Но сомнения у меня всё же оставались:

— А если кому-то плохо станет, и решат расследование провести?

— Вот бы каждый раз, когда у кого-то живот скрутило, расследование проводили! — насмешливо хмыкает Тимур.

— Тут не каждый, тут как раз особый случай, — не могу я с ним никак согласиться.

— И чем же он такой особенный? Что здесь разных жлобов да мажоров дохрена?

Ругается братик. Разозлили его эти гандоны совсем не по-детски.

— Хотя бы.

— Господи! Да даже если у всех «пострадавших» анализы потом возьмут, то в худшем случае только следы очень щадящего слабительного обнаружат. И всё!

Если бы всё так просто было. Но надеюсь, хоть на этот раз пронесет, и нас никто на месте преступления не поймает.

— До последнего сомневался, что ты мне поможешь, — Тимур смотрит непривычно серьёзно, даже вызывающе.

И я понимаю, что время шуток прошло. Наступил момент истины, когда приходится выбирать кто с кем и против кого. Хотя этого вечного вопроса передо мной сейчас как бы и не стоит. Сегодня я в любом случае на стороне Тимура. Во-первых, он всё-таки свой. А во-вторых, кое-кто действительно зарвался. Наказать совсем не помешает.

— Я-то понятно почему. А чем они тебе не угодили? — поинтересовался Тимур, закончив своё «чёрное дело». Странно это звучит в сочетании с кристально белым порошочком, который, к слову сказать, в бутылке с шампанским растворился вгновенно.

— Встретили они меня первый раз очень «дружелюбно», — и я снова, как тогда, переживаю то чувство абсолютной беспомощности, когда всё внутри требует от тебя решительных действий по наказанию обидчиков, а разум настырно твердит: «Нельзя!»

Как мне тогда хотелось впиться пальцами в чью-то (а почему чью-то? конкретно могу несколько имён назвать!) тонкую шейку и давить, давить. До тех пор, пока задыхаться не начнёт! А потом ещё и ещё. Но нельзя! За членовредительство никто бы меня по головке не погладил.

Я и сейчас стремаюсь последствий «наказательной» шутки Тимура. Понимаю его, и даже немного завидую его решимости и непоколебимости эту шваль наказать. Но за последствия откровенно побаиваюсь.

Кто бы мог подумать, что слабительное в шампанском в сочетании с морепродуктами такой быстрый послабляющий эффект даст? По-моему, даже Тимур такого не ожидал. То один, то другой «пострадавший» аккуратно выбирались из-за стола и отбывали в неизвестном направлении. Хотя почему в неизвестном? В очень даже ожидаемом. Наверняка в туалете мест скоро на всех не хватит.

«Надо запомнить на будущее да ещё и детям своим в назидание передать — никогда и ничего не брать из рук Тимура, если перед этим ему что-то плохое сделал. Оскорбил там, или ещё что», — так думаю я. И тут же совершенно бездумно беру из рук братика бокал с подозрительным коктейлем. И пью. Да, жизнь меня совсем ничему не учит! И только отодвинув третий пустой стакан, я наконец-то соображаю: «А я ведь ему тоже немало плохого сделал! Что мешает ему и мне что-нибудь интересненькое подсыпать?»

Тимур, заметив мою странную реакцию, усмехается:

— Не ссы! Я в коктейли ничего не добавлял!

Неужели он догадался, о чём я тут только что подумал? Вот у человека интуиция развита. Или просто жизненный опыт побогаче моего?

Последствий своей «шутки» Тимур, по-видимому, всё же опасался. Иначе почему, когда обеспокоенные родители пострадавших недорослей засуетились и стали названивать незнамо кому (врачам, наверное?), он, вежливо отпросившись у матери с отцом свежим воздухом подышать (а то здесь что-то душно, ага!), целеустремлённо потащил меня практически по всем подсобным помещениям и вывел через чёрный ход на улицу.

— Боишься? — злорадно усмехаясь, спрашиваю я.

Не то чтобы я сам в этот момент ничего не боялся, только идиоты страха не ведают. Но всегда приятно, когда кто-то с тобой на одной волне находится. Пусть даже это просто страх перед будущим наказанием. Ничего же плохого с теми высокомерными придурками не случится, да?

— Опасаюсь, — покладисто кивает головой Тимур. — От случайностей никто не застрахован.

Появление всем знакомых машин с красными крестами и людей с разноцветными чемоданчиками заставило нас нехило так понервничать. Неужели Тимур перестарался, и дело принимает дурной оборот. Неужели пострадавшим так плохо, раз такая куча врачей прибыла?

Я нервно схватился за сигарету, а Тимур выругался шепотом и решил отправился на разведку. Я было собрался пойти с ним, но братец меня остановил. Сказал, что он один будет не так в глаза бросаться. А ещё он с людьми быстрее общий язык находит. Что ж, как неприятно осознавать, но это действительно так.

Стою, смолю сигарету за сигаретой, а Тимур всё не возвращался. И какие глупости мне только за это время в голову не приходили. Может, его уже раскрыли и сейчас там с пристрастием допрашивают? Или братик, благодаря своей «везучести» на кого-то враждебно настроенного наткнулся? Нет, надо было всё же мне с ним пойти. Пусть оно и не так скрытно, зато в разы надёжнее.

Словом, к тому времени, когда Тимур вернулся, я себя уже так накрутил, что прибить его был готов.

— Что нового? — интересуюсь я, нервно кроша сигарету, когда братик наконец-то возвратился.

Тимур удивлённо посмотрел на мои заметно дрожащие руки и укоризненно покачал головой. Хорошо, что комментировать мою слабость никак не стал, а то бы я его точно вдарил. От всей души да со всей силы.

Волновался я за него, а что тут такого? Всё-таки не чужие люди, как там не крути.

— Медики этих засранцев осмотрели. Я с одним из них пообщался. Вроде бы грешат на несвежие устрицы, — ответил наконец-то братик на мой вопрос.

Облегчение, испытанное мной в тот момент, можно было разве что сравнить с тем, что испытывает человек после недельного запора, освободив наконец-то кишечник. Грубо, зато точно. И наплевать, что такого в жизни не бывает, я именно так себя сейчас чувствовал.

Тимур, пока по Белому дому в одиночку лазил, не только с медиком успел пообщаться, но и с обслугой. И столько пикантных подробностей ему про наших неприятелей понарассказывали, что я почувствовал себя полностью этой наконец-то свершившейся местью удовлетворённым.

Мы с Тимуром понимающе переглянулись и одновременно искренне расхохотались. Облегчённо и во весь голос. А кого нам тут стесняться? Одни мы тут, потому что все сейчас в помещении около пострадавших крутятся. Поэтому и веселились от всей души, представляя в лицах, как реагировали наши враги на свою неожиданную телесную слабость, и перебивая друг друга отрывистыми фразами: "А представляешь... А если... Да поделом им!"

У меня от этого веселья даже живот заболел, а Тимур так вообще от смеха едва ли не пополам согнулся. Пытаясь распрямиться, братик на миг потерял равновесие и неловко ткнулся лбом мне в плечо. Я совершенно машинально придержал его, чтобы не упал. Казалось бы ничего особенного, просто помощь ближнему. Но осознав, что со стороны наша поза скорее страстные объятья напоминает, чем дружескую поддержку, я резко отшатнулся. Да так, что Тимур вынужден был опять за стену хвататься, чтобы на ногах удержаться.

А потом он взглянул на меня и обидно так заржал. Треснуть его посильнее, что ли? Чтобы не бесил меня своими странными реакциями.

— У тебя сейчас такое ошарашенное выражение лица, — отсмеявшись, сказал Тимур. — Как у нашей старшей воспитательницы Зинаиды Михайловны было, когда та свои розовые панталоны на флагштоке на спортплощадке увидела.

Смысл его фразы не сразу до меня доходит. Но потом понимаю, что смеялся Тимур не столько надо мной, сколько над своими воспоминаниями. И сразу успокаиваюсь.

— Так вот вы как в детдоме развлекались! — усмехаюсь вполне доброжелательно и искренне.

— Ага, развлекались. — Тимур сразу закаменел лицом, словно вспомнил ну что-то уж очень неприятное. — Четыре года из жизни как не было.

— Всё так плохо? — спрашиваю осторожно, опасаясь, что Тимур снова закроется и замолчит или вообще меня куда подальше пошлёт.

— Когда как, — пожимает плечами и смотрит в сторону. — Вначале-то всё просто и ясно было, а уж потом…

Как бы мне не хотелось услышать продолжение, выспрашивать что же с ним было такого дальше я не решился. Не хочет человек вспоминать прошлое — не надо. Мало ли что с ним в детдоме могло случиться? Там явно не курорт. Может, любимую игрушку сломали или совочек в песочнице отобрали?

* * *

Больше ничего интересного в тот вечер не происходило. По крайней мере для нас с Тимуром. Наши родители, обеспокоенные происходящем, вскорости отправили нас с водителем домой, а сами остались на банкете. Зачем? А то из любопытства, то ли из чувства долга. Кто этих взрослых поймёт? Они всегда себе на уме. Мне было немного обидно, что из-за их ничем не обоснованного беспокойства, мы с Тимуром самое интересное в пропустили и узнали об этом только потом, из сплетен обывателей.

Пострадавших от «несвежих устриц» (либо от неизвестной инфекции, как предположил кто-то из докторов) транспортировали в инфекционное отделение со всеми предосторожностями и почестями. Врачи и санитары в специальных защитных комбинизонах, наряды полиции, оцепившие близлежащую территорию и, что самое приятное, — специальные носилки с прозрачным «домиком» сверху, на которых и выносили заболевших.

А мы всё это чудесное зрелище пропустили! То видео, которое Тимуру минут через сорок скинул на телефон наш водитель Миша, совсем не передавало величие момента. Снимал он, похоже, из-под куртки, не желая быть застигнутым на месте преступления, поэтому качество съёмки было ужасным. Но я остался доволен, Тимур, по-видимому, тоже.

Прошедший день можно было назвать удачным, если бы не случайно подслушанный ночью разговор родителей. Честно, случайно вышло. Встал часа в два ночи отлить. Дело-то обычное. Потом мне чего-нибудь холодненького попить захотелось. Вот и поплёлся на кухню. А там, несмотря на столь позднее время, свет горит, и родители что-то обсуждают.

Подслушивать я не собирался. Но дверь была немного приоткрыта, поэтому несколько фраз до меня долетело.

— Надеюсь, мы не совершили ошибку, взяв к себе Тимура, — устало сомневалась мама. — Не слишком ли он взрослый для усыновления? Человек в шестнадцать лет уже полностью сложившаяся личность. Такого уже не перевоспитаешь.

— Тим хороший мальчик. Лизонька его, как родного, любила, — успокаивал её отец. — У нас ему лучше, чем в детском доме будет.

— Да, ты, как всегда, прав. В память о Лизе надо помочь ребёнку. Надеюсь, они с Артемом подружатся.

— Конечно подружатся. Что им делить-то?

Ты не поверишь, папа, но очень многое. Только внимание родителей, к сожалению, сюда не относится. Давно уже осознал, что в вашей жизни есть куда более важные вещи, чем я. И переживать по этому поводу тоже давно перестал. Только временами вдруг пиздец как обидно становится. Зачем заводить ребёнка (прям как будто о зверюшке какой речь), если он в вашу систему ценностей не вписывается? Хотя спасибо, что хоть на свет произвели.

Я поспешил незаметно удалиться. Не хватало ещё, чтобы меня на подслушивании поймали!

А разговорчик этот на размышления наводит. Кто такая это Лизонька? Мать Тимура? Вряд ли. Тогда не было бы уточнения, что любила, как родного. И почему отец так ласково незнакомую женщину называл? Лизонька… Или они всё же были знакомы?

Сколько вопросов и ни одного вразумительного ответа на них. Хотя, я кажется догадываюсь, у кого интересующие меня подробности уточнить можно. Главное — не забыть завтра у Тимура спросить об этой Лизоньке. Наверняка он знает, кто это. А сейчас — спать!