Немёртвый (джен)

После нашего возвращения Матильда не давала мне проходу, так что я уже пожалел, что проговорился. Из нелюбимого и презираемого образца я вдруг сделался очень даже интересным и важным. Я же, пребывая в мрачном расположении духа, старательно избегал встреч, но, учитывая её статус, это было почти невозможно.

Тем временем шла напряжённая работа над разработкой нового состава. На этот раз эталонным образцом был уже не Эрнест, а я сам, чем изрядно оскорбил его. Если Эрнест и раньше не стеснялся язвительных комментариев в мой адрес, то теперь словно перешёл в открытое наступление, не простив мне того, что я «увёл» у него Матильду. Очень хотелось поймать эту маленькую бестию с лицом девочки за шкирку и всучить ему со словами: «На, забирай». Только вот ссориться с Матильдой мне всё-таки не хотелось: мне нравилось участвовать в вылазках, и я не хотел терять эту возможность. Тем более что сейчас меня выпускали одного, и я мог делать за пределами лабораторий всё что хотел. Кроме того, я уже понял, что нас готовят для масштабного шпионажа и внедрения в общество дышащих, а значит, если мне повезёт, я мог бы добраться и до столицы. А в столице — моя Лили.

Помимо Матильды, ходил за мной по пятам и Маэстро, который требовал таких подробных отчётов из моих вылазок, что я уже скучал по рапортам в гвардии. Свет его забери, а я-то думал раньше, что меня там заставляют чрезмерно бумагу марать. Но нет, Маэстро переплюнул Комиссариат, требуя от меня отчитываться за каждый совершённый мною шаг чуть ли не в прямом смысле. А что вы сделали здесь? А зачем? А почему? А почему ответили дышащему именно это? А почему в такой формулировке? Приведите мне ещё десять примеров, как можно сказать то же самое. Красноречие, используйте ваше красноречие! Я зверел, но вынужден был писать, ведь только так мог продолжать двигаться вперёд.

Однажды рано утром, когда я возвращался с боевой тренировки, которыми развлекал себя в Чертогах, меня перехватил Эрнест, припирая к стене. Открытая агрессия с применением силы с его стороны была для меня настолько неожиданным событием, что я опешил. Скорее, я ожидал бы чего-то подобного от гвардейцев, но не от Эрнеста, после выпуска сунувшего свой нос в лаборатории. Впрочем, я не знал его результатов экзаменов и не мог судить о способностях наверняка. Кто знает, не сложись всё иначе — мы могли бы встретиться с ним где-нибудь в армии.

— Я не знаю, чем ты там запудрил Матильде мозги, пока катал её по лугам, отправив нас с Млекой обратно, но я обязательно это выясню, — прошипел он мне в лицо. — Обязательно выясню, а потом вырву тебе глотку.

Я уже положил руки ему на запястья, чтобы вывернуть их и впечатать его лицом в холодный камень стен подземелий, а потом спросить его, какого Света случилось и что ему нужно от меня, но раздавшийся рядом голос заставил его отпрыгнуть от меня как ужаленного клинком Света.

— Эрнест. — За его спиной стояла Матильда, обнимавшая того самого ужасного рыжего кота, с которого уже потихоньку начинала сваливаться и облезать шерсть, но тарахтеть, изображая мурлыканье, он не перестал. — Мне казалось, что мы поняли друг друга и ты уйдешь спокойно.

— Матильда… — Казалось, Эрнест готов ползать перед ней, умоляя о чём-то, но сдержался. Его руки безвольно опустились и повисли вдоль тела.

— Это хорошее место, Эрнест, — продолжила она. — Ты по-прежнему в проекте, просто на другой должности. Я не могу позволить нам потерять тебя.

Он кивнул, поклонился и молча ушёл.

— А что случилось-то? — спросил я, всё так же продолжая стоять у стены.

— Мы потеряли Млеку, — ответила Матильда, поглаживая кота. — Пытались поменять формулу, но... новый состав был на биологической основе твоей крови. Сначала всё шло неплохо, однако в итоге это разрушило все сосуды раньше, чем мы успели вмешаться. Ужасная смерть, тело не выдержало перегрузок. Она кричала, как ты, привязанная к столу. Словно мы вас обоих резали святым оружием. — Она задумчиво почесала кота за ухом. — Но если ты выдержал, то она — нет. Не представляю, откуда такие последствия. Сейчас у нас ещё шестеро с тем же составом, негативных последствий пока нет, но мы за ними наблюдаем и будем готовы. Эрнест же… мы не успели запустить новый состав в его тело, поэтому он пока в порядке и не вызывает опасений. Эрнест давно в проекте, он первый удачный прототип. Если бы не его тело, справившееся с первыми негативными последствиями запуска сердца и натолкнувшее нас на верные выводы, то не было бы удачи и с тобой: ты бы умер, потому что мы делали всё неправильно. — Она нахмурилась. — Я попросила Проклятого Короля вывести Эрнеста из актива и заменить его роль в проекте. Теперь он в секретариате, чему не рад.

— Почему просто не отпустить его? — спросил я, думая о том, что тоже не хотел бы в секретариат в его случае. — Я бы предпочёл вернуться в гвардию, когда необходимость во мне отпадёт.

Но Матильда покачала головой, разрушая мои надежды.

— Невозможно. Помимо всего прочего, запуск сердца и корректировка личности Маэстро вызывает излишнюю эмоциональность. — Она качнула головой в мою сторону. — Он наглядно продемонстрировал это только что. Быть может, позднее, когда состав выветрится, а его сердце вновь остановится, ему можно будет позволить уйти в лаборатории. Но не сейчас.

— А… остановка сердца не может его убить? — на всякий случай уточнил я, после внезапно появившихся у меня опасений. Не был ли этот бьющийся комок мышц внутри просто часиками, которые отсчитывали время до моей новой смерти?

— Нет, — снисходительно улыбнулась Матильда. — Это всего лишь физиологический механизм, мясной поршень. Того факта, что мы немёртвые, он не меняет. По нашим расчётам, после остановки должен наступить период некоторой заторможенности, которую мы условно называем «сонливость», а потом организм постепенно снова наберёт обороты, и всё вернётся на круги своя.

— Расчётам? — переспросил я. — То есть это пока только на бумаге?

— Мы экспериментировали на животных и некоторых немёртвых, запуская и останавливая сердце. — Матильда поджала губы, оскорбившись моим недоверием. Я кивнул: ну, хоть так.

Однако, вопреки ожиданиям Матильды, спокойно уходить Эрнест не собирался. Или вернее, не собирался спокойно сидеть на новом месте. Вот уж не знаю, сердце ли виновато или уроки Маэстро, но Эрнест выбрал меня свой целью и упорно пытался достать. Началось всё с банального — с отчётов. Он постоянно отказывался принимать их, заставлял тысячу раз переписывать и с голодным взглядом всё время от меня чего-то ждал. Я уже был на последней точке кипения, красная пелена не исчезала перед глазами неделю, манекен в тренировочном зале был практически изрублен, а я был готов засунуть Эрнесту всю его макулатуру прямо в глотку, когда до меня дошло, чего он хочет. Он хочет, чтобы я сорвался. Чтобы я не просто засунул ему бумагу в рот, заставляя мерно пережёвывать, как корова траву, а чтобы я напал на него с оружием, и тогда уже он побежал бы писать свой отчёт и докладную на меня. Он хотел вывести меня из проекта.

Разобравшись в чём дело, я расслабился, хотя красный блеск глаз никуда не пропал. Ну, хорошо же. Ты хочешь войны — ты её получишь. Я всё ещё был довольно плох в интригах и предпочитал им простой и ясный разговор на стали, но ради Эрнеста я, так и быть, научусь и этому ремеслу. Должен же я быть хоть немного ему благодарен за то, что успешный результат его эксперимента гарантировал успех и моего.

Я не мог пойти по пути наименьшего сопротивления: просто написать на него докладную сам. Матильда бы не простила, что я копаю под него несмотря на то, что он вытворял, ведь он был её любимым первым прототипом. А я — всего лишь недавно выбившимся в фавориты вторым, и она сама до конца не знала, как ко мне относиться. Поэтому разбираться с Эрнестом мне предстояло один на один. Он сам должен был подставиться. А я только немного подтолкну.

Я начал медленно и осторожно прививать Эрнесту мысль, что ему нужно раздобыть тот самый отчёт, который должен был составить шпионивший за мной разведчик, пока я был в армии, прочитать его вдоль и поперёк, а потом непременно швырнуть мне в лицо с тысячей обвинений. Всё было бы неплохо, если бы этот идиот не сунул нос ещё и в мои личные вещи, где разыскал портрет — тот самый. В итоге отчёт и портрет попали на стол Матильды, и содержание отчёта я узнал именно от неё.

Кабинет Матильды в Чертогах мало чем отличался от кабинета в Академии, только животных тут было меньше, и часть из них вообще представляла собой голые скелеты. На одной из стен был и мой портрет, развёрнутый и прибитый прямо так. Именно его я увидел первым, возвращаясь с тренировки и переступая порог кабинета Матильды, куда меня вызвали. Я увидел его и застыл, не зная, как повернётся разговор. Очевидно, я чувствовал себя так же, как и Паскаль, когда застал меня у себя в кабинете с медальоном в руках. Рука непроизвольно стиснула рукоять святого меча.

Матильда никак не отреагировала на моё появление. Не повернулась, не произнесла ни слова. Она гладила рыжего кота, сидя на диване, и подтолкнула мой отчёт, только когда я плотно закрыл за собой дверь... и тихо незаметно запер. Я сел рядом с ней на диване, прислонив меч поближе, чтобы в любой момент удобно вытащить его из ножен, и начал перебирать бумаги, жадно вчитываясь в написанное. Матильда так же жадно смотрела на мой портрет, не моргая и не отрывая взгляда.

Моим наблюдателем действительно оказался Велок, для которого слежка за мной была возможностью выслужиться и попасть в подразделение, в которое он хотел. Из опасной информации в отчёте значились только наши с Лили встречи, да и то — бегло, без подробностей. Просто сообщение о том, что неизвестный объект караулит меня по другую сторону реки и содержание нескольких разговоров. Разведка поставила меня на учёт, Военный комиссариат написал рапорт Проклятому Королю, но ликвидировать меня за предательство не получилось: Король приказал не вмешиваться и просто наблюдать дальше. Информации о том, что я забрал портрет и разговаривал с кем-то в поселении, не было, как не было и нашего последнего разговора с Паскалем. Плохо работаешь, Велок, очень плохо, я бы шкуру спустил за такую «слежку», будь ты у меня под началом. На портрет же Эрнест наткнулся сам, случайно. Решил проверить до кучи и мою комнату, пока я был на тренировке. Я мысленно отвесил себе пинка: первое время я таскал портрет за собой и туда тоже, примотав его к ножнам, как будто это часть военной экипировки, а потом расслабился и, когда мне понадобилось почистить ножны, снял и не вернул на место. Идиот. Как есть, идиот.

— Ты помнил её? — спросила Матильда, всё так же не глядя на меня, и я понял, что она спрашивает о Лили и наших встречах. Догадалась.

— Нет, — ответил я, не видя смысла скрывать. — Просто странная девочка, слишком похожая на меня и вызывающая странную тоску, которой я не знал названия. Я много раз порывался убить её, говорил себе, что просто вытяну из неё всё, что мне нужно знать, и убью.

— Но не убил, — сказал Матильда.

— Не убил, — подтвердил я. — А потом она просто больше не пришла.

— Ты многое рассказал ей о нас, — заметила Матильда. — Не девочка, а просто находка для шпионажа. Вытянула из тебя всё, что ей было нужно, и растворилась. Как раз тогда, когда вышел приказ о её ликвидации.

— Она была всего лишь ребёнком, — я покачал головой. Я много думал о том, о чём предупреждала Матильда, но был уверен в Лили как ни в ком другом. — Подозреваю, что она до сих пор никому не рассказала.

— Странная уверенность в ком-то дышащем, — Матильда скривила губы. — В конце концов, это они сделали нас теми, кто мы есть. Они убили нас. Они все предатели. Она не твоя дочь.

— Мы сами делаем из себя тех, кто мы есть, — возразил я. — И она моя дочь, я знаю это. Она не нападала на меня, не резала мне горло. Она просто была рядом со мной в лесу: без тени страха, пока я сам судорожно хватался за меч, не зная, должен ли убить её. Она хотела всё знать обо мне не потому, что я был немёртвым, а потому, что я был тем, кто я есть — человеком с портрета. Тем, кого она видела до тех пор только на безжизненном полотне.

Матильда весело рассмеялась.

— Ты идиот, — едко сказала она. — Ты думаешь, что единственный, кто встретил кого-то важного из прошлой жизни? Да таких большинство. Впрочем, да, тебе повезло, что она была всего лишь ребенком: маленьким глупым кроликом, ещё не научившимся бояться хищников. Но она вырастет. Вырастет и плюнет тебе в лицо, если ты приблизишься к ней. А потом позовёт других, и они будут кидать в тебя камнями и бить палками, разорвут тебе лицо, крича, что ты украл его у кого-то другого. И будут смеяться. О да, смеяться, что ты возомнил, будто можешь быть среди них. — Она не кричала, но постепенно говорила всё тише и тише, переходя на ядовитый шёпот, и почти шипела под конец, а её глаза пылали ярким светом холодной белой ярости. Я с некоторым удивлением слушал её и, вспомнив о рваной ране на щеке, безошибочно догадался:

— Вы тоже нашли кого-то.

— Да, — прочитал я по губам беззвучный ответ Матильды. — Мы жили в небольшой деревушке. Никто не боялся отпускать детей гулять, пока все работали в поле. Однажды в наших краях появился человек. Ему нравились маленькие дети. Нравились так, как не должны были нравиться. И ему понравилась я. — Я выругался сквозь зубы, угадав, куда она клонит. — Он заманил меня в лес, где всё и случилось, а потом задушил меня. Через несколько часов я проснулась уже другой. Я помнила, кто я и откуда, поэтому пошла в единственное место, где меня могли ждать — домой. Грязная, уже синяя, с трупным оттенком кожи. Некроз медленно развивался во мне, наслаждаясь разрывами внутри и кровотечением, и это было заметно. Люди в деревне сразу поняли, что произошло, и закидали меня камнями. Она тоже кидала в меня и кричала: «Верни мою дочь, нежить». Но ведь я не была нежитью, совсем не была. А ночью меня нашли искатели. Эскулапы зашили мне щёку и исправили большую часть повреждений, но… у меня внутри было порвано уже что-то другое, чего уже так просто не зашьёшь.

Я посмотрел на её обезображенную щёку с торчащими в ране зубами, и она поймала мой взгляд.

— Сама разодрала. Уже потом. Чтобы помнить: так — выглядят — люди. А мы для них просто нежить, неживые. Хотя на самом деле мы немёртвые. Ведь если ты неживой, то и там, — она постучала себя по груди, где было сердце, — больно быть не может. А мне уже почти тридцать лет как больно. — Она перевела дыхание. — Можешь не беспокоиться, я избавилась от Эрнеста. Его не найдут. Как и не узнают этот твой секрет, — указала она на портрет. — Но теперь ты не выйдешь из лаборатории. Я тебя по кусочкам разберу, чтобы понять, как такое возможно.

Я перевёл взгляд на портрет, игнорируя пока её угрозы. Новости про Эрнеста были неплохи.

— Нет идей? — спросил я. Матильда бросила на меня нечитаемый взгляд, и я пояснил: — Мне самому интересно. Насколько я слышал, ни один эксперимент с телами рыцарей не завершился удовлетворительно.

— Верно, — она кивнула. — Мы брали их живыми и мёртвыми, но никаких результатов. Конечности, пришитые к немёртвым, не просто не действовали, а убивали своих носителей. По аналогии мне следовало сразу догадаться, что именно не так с твоей кровью. Идентичный процесс. А я просто смотрела, как они истлели все: один за другим, вслед за Млекой. И всё из-за твоей крови. Но мне даже не могло прийти в голову, что такое возможно: немёртвый рыцарь. Тьма и Свет, очевидно, сговорились и решили пошутить над нами.

Я усмехнулся: пожалуй. Но это было всё, что я хотел от неё знать. Ведущий специалист в области некромантии и член Верховного Магистрата не могла мне сказать, кто я такой. Значит, никто не расскажет, если только я сам случайно не наткнусь на информацию.

Я протянул руку и вытащил меч.

— Мне очень жаль, Матильда, — тихо сказал я на прощание. — Но это не вы, это я не выпущу вас отсюда. И спасибо за Эрнеста: не хотелось бы бегать сегодня ещё и за ним.

Она иронично посмотрела на оружие и приподняла бровь.

— Простой сталью немёртвых не убить, — напомнила она мне моё же утверждение.

— А это и не простая сталь, — ответил я и увидел, как широко распахнулись её глаза.

В тот же миг она как кошка отпрыгнула от меня в сторону, делая резкий взмах рукой, и её питомцы, до этого безжизненно болтавшиеся по стенам, подняли головы и, отталкиваясь от стены, посыпались на меня со всех сторон с жутким шипением, разинув пасти и растопырив когти, намереваясь разорвать на части. «Вот вам и невинная маленькая девочка», — думал я, алым взглядом отслеживая их перемещения и точно нарубая в капусту по несколько тварей за один удар. Святой клинок бил безошибочно, а твари, познакомив свои внутренности с его сталью, корчились в судорогах и валились на пол, замирая. Наша с ними драка была настолько стремительной, что скоро не осталось ни одной немёртвой кошки, собаки или кролика.

— Ещё пара домашних животных? — уточнил я, пиная у себя под ногами рыжего вечно мурчащего кота, который теперь наконец-то заткнулся.

Матильда стояла, прислонившись спиной к стене и глядя на меня скорее внимательно, чем испуганно. Словно я был настолько удивительным и неожиданным результатом её эксперимента, что она сама не знала теперь, что со мной делать.

— Мы пригрели на груди змею, — тихо прокомментировала она.

— Я не просил меня пригревать, — покачал я головой. — Я уже говорил вам: скажи вы мне тогда сразу, что здесь творится, пусть и не прямо, но хоть намёком, я бы в тот же день отказался от награды в пользу Шелока. А сам бы преспокойно сидел себе в гвардии и бегал сначала за рыцарями Света, потом от них, а потом обратно.

— Возможно, — согласилась она, а я не стал больше медлить.

Заметая следы, я развесил животных по стенам примерно так, как они и висели. Снял со стены свой портрет и примотал его к ножнам. Тело пятилетней девочки, накачанное зельями и с запущенным сердцем, биение которого я остановил самостоятельно, замотал в плащ и положил на диван, размышляя, куда его спрятать. Это Матильда в Чертогах была как у себя дома, а я — скорее гость. Самым лучшим решением было отнести её в конюшню, а потом аккуратно вывезти.

Через три дня Маэстро, пребывающий в панике из-за исчезновения Матильды и Эрнеста, снарядил меня в следующую вылазку.

— Посетите вот эти места. — Он выдал мне карту. — Да поможет Тьма, они найдутся к вашему возвращению. Не представляю, что делать дальше.

— Всё ещё без следов? — уточнил я. К кабинету Матильды я старательно не приближался всё это время. Как и не приближался к небольшой роще неподалёку от входа в конюшню, где закопал Матильду под деревом, предварительно перерезав ей на всякий случай все связки и сухожилия, чтобы не уползла, если опять проснётся. Портрет и клинок тоже спрятал рядом, забравшись на дерево и привязав их к одной из веток. По-хорошему, тело надо было сжечь, но я не был уверен, что сейчас вдоль и поперёк Чертоги не обыскивает разведка. Наверняка они должны были обнаружить, что все питомцы Матильды изрезаны, и это могло привести ко мне, но я делал вид, что ничего не знаю, и старался вести себя как обычно. В эту вылазку приближаться к могиле было нельзя, но оставлять её просто так было опасно, и я то и дело погружался в раздумья, уткнувшись носом в книгу, как если бы читал. Решив рискнуть здоровьем, я начал потихоньку дышать, разбираясь в окружавших меня запахах, пытаясь обнаружить слежку. Вдыхать и выдыхать я старался очень медленно и маленькими порциями: так, чтобы сам мог едва слышать шелестение воздуха. В результате по окружавшим меня запахам я быстро научился отличать, как пахнет Маэстро, каждый секретарь и каждый некромант, с которым мне приходилось иметь дело. Оставалось три запаха, которым я не нашёл хозяев: какой-то дымный, как будто цветочный или травяной и сырой древесный. Сменяясь, словно неся невидимый дозор, они то приходили, то уходили, но неизменно ускользали от меня, сколько бы я ни пытался выследить и подловить их носителей.

— Увы, — развёл руки в стороны Маэстро. — В секретариате говорят, что слышали, как Эрнест обещал отомстить Матильде. Он обмолвился однажды, что Матильда, Тьма праведная, вознамерилась извести всё его поколение, чтобы запустить следующее, где бы прототипом были уже вы.

Я кивнул.

— Я тоже слышал. Но не думаю, что Матильда всех бы перебила.

— Ну, она могла, — со вздохом признался Маэстро и пробормотал тише: — Это вы думаете, что Эрнест — первое поколение. А на деле-то он уже четвёртый.

Я внимательно посмотрел в глаза Маэстро. Древесный запах, который дежурил сегодня, придвинулся ближе, явно подслушивая. Казалось, протяни руку и поймаешь его носителя. Но бы это раскрыло меня самого.

— Четвёртый? — переспросил я.

— Ну да, — кивнул Маэстро, быстро оглядываясь. — Четвёртый. Первое поколение было настолько несовершенным, что Матильда просто всех сожгла в приступе ярости. Второе поколение лишилось рассудка, превратившись в нежить. А третье поколение так страдало от боли, бедняжки. Возможно, она просто отключила их от аппаратов сама. Давший начало четвёртому поколению Эрнест, который сделан по принципу второго с исправлением ошибок, в наследство от второго получил лёгкое расстройство рассудка. Я надеялся, что мы изжили его при помощи чётких установок на реакции и рефлексы, но нет, увы, нет. Он знал об этом и видел, что случилось с предыдущими версиями. Видимо, подумал, что раз появились предпосылки для нового поколения, более совершенного, то весь старый поток уничтожат вместе с ним… тем более что Млека погибла. Как бы он не сделал чего с Матильдой из-за этого.

— Нигде в отчётах не читал про предыдущие поколения, — признался я.

— Да и не прочитаете, — Маэстро вскинул брови. — Это же засекреченные материалы, Эрнест сам случайно узнал. И вам я тоже ничего не говорил.

Я понимающе хмыкнул.

— Не думаю, что кто-то в состоянии навредить Матильде. Немёртвые не могут убить немёртвых, — заметил я, зная, что древесный внимательно слушает, о чём мы говорим.

— Не могут, — кивнул Маэстро и поднял палец вверх: — Но могут сжечь.

После он покинул меня, а я задумался: не сожгла ли Матильда Эрнеста?

— Может ли такое быть, что Эрнест сошёл с ума, она попыталась его сжечь, а он утянул её за собой? — спросил я как будто в воздух, а сам прекрасно зная, что древесный рядом. Он дёрнулся, приближаясь ещё ближе. Отпрянул и снова замер. Я стоял неподвижно, словно погружённый в свои мысли. Ещё минуту древесный постоял рядом, сложно ожидая от меня каких-то действий, а потом резво уполз, и на смену ему никто не вернулся.

Я нарочито медленно собирался, ожидая, что вот-вот появится древесный, цветочный или дымный, но никого не было. Спустился в конюшни в одиночестве, доехал до рощи, где была закопана Матильда. С виду всё выглядело так, как я и оставил. Никаких следов, что могилу ворошили. Искатели ориентировались на звуки и не могли отыскать того, кто уже не шевелился. Разведка, возможно, как и я, терялась в пёстром цветущем лесу, полном самых разнообразных запахов.

«Прости, Матильда, — подумал я, проезжая мимо без остановки. — Если я ошибусь в своей дочери, то тоже раздеру себе щёку в память о тебе, чтобы навсегда запомнить: так — выглядят — люди».