Tied for Last / Нити привязанностей (гет)

Гермиона вздохнула. До этого она как-то не замечала, что в этом Хогвартсе ей совсем не попадались призраки. Однако, зайдя в туалет Плаксы Миртл, где вместо привычного потока жалоб и причитаний ее встретила лишь гнетущая тишина, она наконец обратила внимание на их отсутствие. Ну, разумеется, их здесь не было. Все они были на Земле. Мысль о том, что даже Плакса Миртл, Почти Безголовый Ник и Кровавый Барон были более живыми, чем она, удручала. Особенно, учитывая, что их главной характеристикой всегда было… то, что они были мертвы.

Когда она в последний раз плакала в туалете? Гермиона задумчиво подняла глаза к потолку, точно надеясь отыскать ответ в узоре разноцветной плитки.

Это было давно. Очень-очень давно.

Который сейчас час? Было уже безопасно возвращаться в гриффиндорскую гостиную?

Нет. Там регулярно кто-нибудь засиживался даже после полуночи. Кто-нибудь, кто станет пялиться, бросать на нее испытующие взгляды. Соваться туда было слишком рано. До наступления ночи оставалось еще много времени.

Возвращаться в библиотеку, где она в одиночестве просидела, обложившись книгами, несколько часов подряд, ей в кои-то веки совершенно не хотелось. Но и просто сидеть здесь, ничего не делая, было бессмысленной тратой времени. Единственным способом хоть как-то повлиять на ситуацию и попытаться переменить ее к лучшему был разговор с Томом Риддлом, но Гермионе это казалось просто ужасной идеей.

И, одновременно с этим, идеей весьма заманчивой. Странно, необъяснимо и таинственным образом заманчивой. Настолько, что несмотря на всю иррациональность этого порыва Гермиона осознала, что направляется на пятый этаж.

То, что она, по какой бы то ни было причине, сейчас сама искала общества и внимания Тома Риддла, подобно одному из его Пожирателей, настораживало и даже немного пугало. Но, с другой стороны, выбор у нее был невелик: либо это, либо осуждающие взгляды гриффиндорцев. Ну, либо еще запереться в туалетной кабинке и, подобно Миртл, упиваться жалостью к себе. Не слишком привлекательные альтернативы.

Остановившись перед дверью нужного класса, Гермиона закатила глаза. Зачем она пришла сюда? Не лучше ли было оставить все, как есть, чем лишний раз подвергаться риску очередного допроса с применением Круциатуса?

Все, что она хотела знать — что за зелье он варит. Это и еще, пожалуй, кое-что про особенности его психики. Возможность разобраться в устройстве мозга и образе мышления людей, у кого с головой все явно было не в порядке, будь то темные волшебники или же обычные маггловские серийные убийцы, всегда вызывала у Гермионы огромный интерес. Почему они делали то, что делали? Между их чудовищными преступлениями и их прошлым всегда прослеживалась определенная связь. Возможно, это правило было применимо и к Тому Риддлу. Или же была какая-то другая причина, побуждавшая его считать, что он достоин господствовать над всеми, и всеми силами стремиться получить тому подтверждение в реальном мире.

Да, ей было любопытно, и не поддаться этому любопытству, пусть и приправленному страхом, Гермионе было ой как непросто. Она нервно сглотнула.

Заглянув через стеклянные вставки внутрь, она увидела Риддла, нерешительно постучала, и он поднял на нее глаза. Его удивленный вид заставил ее насторожиться, потому что говорил как раз-таки об обратном: ее приход вовсе не стал для него неожиданностью. Взмахнув палочкой в сторону двери, Риддл заставил ее медленно отвориться.

Гермиона вошла в класс и, прикрыв за собой дверь, какое-то время просто стояла в нерешительности. Сказать ей, собственно, было нечего.

— Здравствуй, — сказал он.

— Привет.

— Мм… что происходит?

Гермиона выгнула бровь.

— Я думала, это очевидно. Я передумала, — сказала она, сделав на последнем слове воздушные кавычки.

Теперь Риддл действительно удивился. Она что, дословно знала его разговор с той другой гриффиндоркой? Должно быть, они обсудили случившееся самым подробнейшим образом. Это было непредвиденное обстоятельство.

— Неужели? — произнес он и, выпрямившись в полный рост, томным движением руки облокотился на каменную платформу, где стоял котел.

— Хотя, если честно, я понятия не имею, что ты имел в виду в лабиринте, когда просил меня что-то сделать, — с расстановкой проговорила Гермиона, вперив в него подозрительный взгляд.

— Забудь об этом, — вздохнул Риддл.

— Нет, я серьезно. Я хочу знать, что…

Риддл посмотрел на нее, и она замолкла.

— Уже после того, как я ушел, я осознал, что на самом деле так никогда тебя об этом и не попросил. Лишь размышлял об этом. Очень обстоятельно.

Гермиона с недоумением уставилась на него. С чего ему тратить свое время на размышления о какой-то жалкой грязнокровке? Слегка усмехнувшись, она отвернулась.

— Конечно, Риддл. Как скажешь.

— Риддл? — произнес он, и его губы тронула легкая улыбка. — А что стало с «Томом»?

Почти позабавленная этим вопросом, Гермиона снова уставилась на него.

— Помнится, ты говорил, что имя Том тебе не очень нравится.

Он замер на месте, на лице не осталось и следа игривости.

— Тогда, раз уж мы об этом заговорили, что стало с «Волдемортом»?

Слышать это имя из его собственных уст было жутко, и у Гермионы внутри все сжалось. Внешне ей, однако, удалось сохранить все то же насмешливое выражение.

— Предлагаю закрыть эту тему, что скажешь? — мягко ответила она.

— Нет, предлагаю не закрывать, — возразил Риддл. — Что-то произошло… на Земле что-то произошло после 1971 года, когда здесь появился Кинг. И это что-то связано со мной, верно? — Гермиона старательно избегала его взгляда. — Посмотри на меня! — прошипел он, но она все так же продолжала смотреть в пустоту.

— Послушай, я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Можешь даже не стараться, если только не хочешь опять впустую потратить время и силы на дуэль со мной, — вздохнула она и напряглась, готовая в любой момент увернуться от летящего в нее Непростительного. Глядя на его лицо, она не могла поверить в собственную дерзость и выдержку. К горлу начал подступать истеричный смех: видел бы ее сейчас Рон! Выражения их с Гарри лиц были бы бесценны…

Но, к ее величайшему изумлению, Риддл просто уселся на стул и медленно сказал:

— Хорошо.

— Э-э-э, ну, ладно.

— Да, — пробормотал Риддл, запуская руку в свои темные волосы. — Послушай, что это было за ужином? Я про твою подругу.

Гермиона закатила глаза.

— Она просто дуется, — отрезала она.

— Из-за чего?

Гермиона издала короткий смешок, а ее карие глаза насмешливо блеснули, скользнув по его лицу.

— Из-за тебя, разумеется.

Риддл выгнул бровь.

— И чем же я мог вызвать ее раздражение?

Мерлин, не могу поверить, что говорю об этом с Лордом Волдемортом.

— Она считает, что мы с тобой слишком близки, представляешь?

— Правда?

— Правда! — откликнулась Гермиона. Наколдовав себе мягкое черное кресло, она упала в него и устремила взгляд на темнеющее небо за окном. — Какая ирония, ведь по всему видно, что ты меня ненавидишь.

— Ненавижу тебя? — вкрадчиво переспросил Риддл. — С чего ты это взяла?

Она закатила глаза.

— Не строй из себя дурачка, — передразнила она его слова, сказанные Мине, — тебе не к лицу.

Риддл опешил. Как много она знала из того, что случилось? Можно было подумать, что в лабиринте была сама Грейнджер… но нет, голос и выражение лица были совершенно не ее. Там точно была другая девушка. Но тогда откуда…

— Боюсь, я не понимаю, о чем ты, — сказал он.

Гермиона вздохнула.

— Ты сейчас серьезно? Даже если не принимать в расчет Круциатус, ты делаешь все, чтобы разрушить мою жизнь и репутацию: сам на себя накладываешь проклятие, а сваливаешь на меня, разыгрываешь дурацкое представление в том лабиринте, чтобы мои друзья меня возненавидели… Я не идиотка, Риддл, хоть ты, видимо, и привык считать таковыми всех, кроме себя самого.

Он поднял брови и обернулся к зелью, взмахом палочки трансфигурируя свой стул в такое же, как у нее кресло. Да, она, определенно, была смышленее, чем он предполагал. Впрочем, это для него уже не было новостью. Она между тем продолжала:

— К тому же не надо думать, будто тебе удалось всех одурачить своим образом тихого, умного, прилежного, привлекательного и невинного парня, который и мухи не обидит, потому что, поверь, всегда найдутся люди, кто оценивают других не по одной только внешности, — звенящим от негодования голосом закончила Гермиона и вновь отвернулась к окну. Она подумала, что нисколько не удивлена, когда из всей ее тирады он вычленил только одно:

— Привлекательного?

— Не важно! — огрызнулась она, заливаясь краской. На лице у Риддла появилась хитрая усмешка. — Можно подумать, ты этого не знал.

Поверить не могу! Это ж надо было такое ляпнуть!

— Ну, вообще-то, мне никогда не говорили ничего подобного, — тихо сказал Риддл, и Гермиона ощутила, что на нее снова накатывает тот странный приступ смеха.

— Может, люди боятся схлопотать от тебя Круциатус, — фыркнула она, и — снова! — эта улыбка. То, что Том Риддл пусть даже притворялся, что ее слова вызывают у него какие-то положительные эмоции, было само по себе поразительно. В эти моменты он казался обычным человеком. — Почему ты в принципе решил освоить эти заклинания? — спросила она. Ей было очень интересно это узнать, хотя гарантий, что он ответит, а если и ответит, то скажет правду, у нее не было.

Взгляд Риддла, в глубине глаз которого тлел темный огонь, стал отстраненным.

— Я… мне пришлось их освоить, — ответил он.

— Да неужели? — неверяще прищурилась Гермиона. Можно подумать, применение Непростительных заклинаний относилось к числу жизненно необходимых навыков.

Но он кивнул, и у Гермионы почему-то возникло ощущение, что он, как ни странно, говорит правду. Но вместе с тем, правдой это быть никак не могло. Никто не учится применять Круциатус из необходимости. Это было лишено всякой логики.

— Ну, хорошо, — она старалась, чтобы неверие в ее тоне не сквозило слишком явно. — Я… Хорошо.

С минуту они молчали. Разглядывая свои ботинки, Гермиона пыталась представить себе ситуацию, которая бы потребовала от Риддла способности насылать Круциатус… зачем?

— Я приношу свои извинения за тот случай в подземельях, — наконец нарушив тишину, мягко сказал он. Гермиона удивленно на него посмотрела. Это что, официальное извинение? Быть того не может.

— Э-э…

— Это было по-детски и неоправданно, — продолжил он.

Снова повисло долгое молчание.

Затем он прибавил:

— К тому же это было чертовски больно.

Не удержавшись, Гермиона расхохоталась.

— Охотно верю, — сказала она. — Я даже не знаю, что это было за заклятие.

Риддл про себя с облегчением выдохнул. Он и не надеялся, что все пройдет так гладко, но она приняла его извинения и даже не закатила скандал. Мысленно он сделал себе пометку шутить чаще. Очевидно, с помощью юмора заставить гриффиндорцев почувствовать себя непринужденно можно было значительно быстрее.

— О, я и не ожидал, что ты его знаешь, — сказал он, все еще не теряя надежды узнать, насколько она сведуща в Темных искусствах. — Это темномагическое проклятие…

— И почему меня это не удивляет? — закатив глаза, откликнулась Гермиона.

— …но весьма полезное, — продолжил он, — Ласера. — Его палочка взметнулась в воздух, едва не заставив Гермиону выхватить свою собственную, чтобы тут же выставить щит. К счастью, она вовремя осознала, что Риддл просто демонстрирует ей движение волшебной палочки. Зачем он мне это рассказывает?

— Класс, — протянула она, — но я, ммм, раз оно темномагическое, я никогда не стану его использовать.

Риддл кивнул.

— Ладно, но просто чтоб ты знала: между темной и другими разделами магии существует не так уж много различий. Это все равно, что застрелить кого-то при самообороне или же застрелить его прежде, чем он сделает попытку на тебя напасть.

Гермиона ухватилась за эту подвернувшуюся возможность вытянуть из Риддла побольше информации — информации, которая была ей известна, но о чем Риддл, однако, не подозревал.

— Застрелить? Как из маггловского пистолета?

Черт! Почему я постоянно теряю в ее присутствии бдительность? Риддл был крайне собой раздосадован. Это был уже второй — второй — раз, когда он при ней проговаривался. Ему следовало внимательнее следить за собственным языком. Нельзя было допустить, чтобы подобное повторялось из раза в раз.

— Да, — выдавил он, безуспешно пытаясь скрыть свое негодование.

— А… откуда тебе про это известно? — медленно спросила она.

Уже не скрывая своего раздражения, он поднял на нее глаза.

— К моему величайшему прискорбию, я рос среди магглов, — процедил он с глубочайшим презрением в голосе.

— Ты магглорожденный? — поразилась Гермиона.

— Нет! — тут же брезгливо выплюнул он. — Нет, нет, это не… нет. Я вырос в приюте.

Проклятие! Это чертова девчонка продолжала вытягивать из него все новые и новые подробности. С чего он вообще с ней разоткровенничался? Почему ни одна из его заранее заготовленных легенд сейчас не приходила ему в голову, как это случалось обычно? Какая-нибудь простенькая, но убедительная ложь. Он мрачно воззрился на Гермиону.

— Мерлин, да успокойся, — как бы защищаясь, сказала она, несколько встревоженная его раздраженным взглядом. — Ты что, всерьез считаешь, что меня может смутить то, что ты вырос в маггловском приюте? Меня с моим происхождением? Или ты думаешь, что я побегу трезвонить об этом по всей школе?

Э-э-э. А разве нет? Ну, ладно.

Стоп… она не собирается предавать огласке ничего из того, что он ей выдал?

Почему?

Риддл был озадачен. Он всегда считал, что умные люди, люди, обладающие расчетливым умом, всегда стараются добыть информацию исключительно с целью ее дальнейшего использования.

— Но если ты не планируешь никому ничего рассказывать, тогда зачем спрашиваешь? — уточнил Риддл, внутренне успокаивая себя тем, что не он один стремится найти верное применение всем полученным сведениям. Никто из его последователей тоже не стал бы просто так приставать к людям с расспросами, не имея своих скрытых мотивов…

Гермиона вытаращила на него глаза, абсолютно сбитая с толку. Он сейчас серьезно?

— Послушай, интересоваться жизнью другого можно и без задней мысли, — пробормотала она.

Хм, в ее исполнении это прозвучало, как нечто само собой разумеющееся. Подперев кулаком подбородок, Риддл рассматривал сидевшую перед ним девушку. Он много проводил времени в компании Ревеленда и Герпия, особой злонамеренностью не отличавшихся, однако даже они, он был в этом уверен, не стали бы никому задавать вопросы без причины. Грейнджер произнесла это… с таким невинным видом, будто понятия не имела о том, как притворяться, плести интриги и юлить. При этом Риддлу было прекрасно известно, что это не так. Она не хуже него разбиралась в манипуляциях, о чем свидетельствовало то, как ей каждый раз удавалось ловко уходить от ответов на его вопросы.

— Полагаю, ты права, — вслух сказал он и задумчиво сдул упавшую ему на глаза прядь.

Гермиона едва сдержала улыбку. Риддл сейчас напоминал ей потерявшегося щенка: растерянный вид, обиженно надутая нижняя губа, большие темные глаза, внезапно утратившие способность метать молнии. Она подумала, что, учитывая круг его общения, куда входили не самые приятные личности, он действительно был непривычен к тому, чтобы кто-то принимал в нем участие без какого-либо корыстного интереса.

— В таком случае, почему ты не хочешь ничего мне рассказывать о своем прошлом? — спросил Риддл.

Гермиона невозмутимо на него посмотрела и просто ответила:

— Потому что ты это ты.

— И ты считаешь, это честно? — ухмыльнулся он.

— Да, — без колебаний ответила она. — Да, именно так.

Риддл вздохнул. Она уже хорошо его изучила, даже слишком. С минуту он молчал, прежде чем задать вопрос, на который, он знал, она не даст ему честного ответа:

— Скажи мне, зачем ты пришла на самом деле?

Черт. Да без понятия! Гермиона постаралась быстро что-нибудь придумать:

— Не хочу столкнуться с повышенным вниманием в гриффиндорской гостиной.

— Разве ты не можешь сразу отправиться спать?

Гермиона покачала головой.

— Я делю комнату с Миной, и, думаю, нет смысла объяснять, почему мой приход вызовет у всех чувство неловкости.

Она посмотрела на Риддла. Они еще никогда не разговаривали такое продолжительное время, без того чтобы он не метнул в нее убийственный взгляд или же не попытался подавить закипающую в нем злость. Он выглядел по-настоящему расслабленным.

В голове мелькнула мысль, поразившая ее: ей нравилось быть в его обществе. Ей нравилось общество Волдеморта. Человек, убивший ее, сидел в полуметре от нее и был ей сейчас ближе всех в этом проклятом месте — сама эта мысль показалась ей святотатством.

— Мне грустно это слышать, — мягко сказал Риддл, но, взглянув на него, Гермиона успела заметить, как на его лице промелькнуло нечто, что ей не понравилось.

— Нет, неправда, — промычала она. — Если бы не ты, все было бы в порядке.

Выражение его лица стало почти негодующим.

— Послушай, случай с проклятием уже давно забылся, — сказал он. — Если твои гриффиндорские друзья все никак не могут это пережить и двигаться дальше, им точно стоит пересмотреть свое отношение.

— Я ведь уже объяснила, — еле сдерживаясь, чтобы не потерять терпение, повторила она, — мои друзья злятся, потому что думают, что мы с тобой общаемся слишком близко.

— И с чего им так думать? — поинтересовался Риддл.

— Я не знаю!

— Ты никогда со мной даже не разговаривала на людях. Ни разу.

— Я знаю это, — ощетинилась Гермиона.

Он снова начал говорить быстро, и это ее тревожило. Она боялась, что, если Риддл продолжит наседать, нервируя ее своим давящим взглядом, который, казалось, пронизывал ее насквозь, она может снова случайно дать слабину и о чем-нибудь проболтаться…

— Фактически, если я все правильно помню, единственный раз, когда мы с тобой разговаривали, с тех пор как ты была здесь, был в лабиринте. Так что, если только ты сама им все не рассказала, я не вижу причины, по которой они должны…

— В лабиринте была не я, — перебила его Гермиона.

Ну вот.

Черт.

Не то чтобы теперь это имело какое-то значение — разве что ей стоило опасаться, что, узнав это, он придет в ярость — ведь ее друзья уже и так знали, что он пытался, соблазнив Мину, вытянуть из нее информацию, которую она при всем желании знать не могла.

— Э-э-э… что? — спросил Риддл, на лице которого отразился легкий шок.

— Там была не я, — повторила Гермиона. — Это была моя подруга Мина. Мы обменялись внешностями при помощи Оборотного зелья, чтобы нас не могли поймать.

Риддл моргнул.

— Ааа… ммм… — протянул он.

— Да.

— Погоди, но тогда откуда тебе в таких подробностях известно, о чем мы с ней говорили? — поинтересовался Риддл. Мерлин, ему представилась просто блестящая возможность спросить ее об этом. Признаться, он и без того был несколько удивлен, что она так легко в этом созналась после…

— Я была там.

Риддл оторопел.

— Подожди…

— Я стояла в полуметре слева от тебя и все видела, — нетерпеливо прервала его Гермиона.

— И ты не атаковала меня, чтобы затем сбежать вместе со своей подружкой? — уточнил Риддл, удивленно глядя на нее. Подобное опрометчивое решение, продиктованное слепым героизмом, было в той ситуации самым естественным гриффиндорским поступком, какой он только мог себе представить.

Однако девушка напротив лишь передернула своими худенькими плечами, нервно теребя прядь волос.

— Я думала так сделать, — сказала она, — но затем решила, что для всех будет лучше, если мое присутствие останется тайной. Во всяком случае до того момента, пока ты снова не начнешь бросаться Круциатусами.

Ее карие глаза встретились с его, и Риддл удержал этот взгляд. Она и правда все время была там? Как же неловко получилось, что у того, как он беззастенчиво пытался кого-то соблазнить — и кого, какую-то грязнокровку?! — оказались свидетели. Пусть даже, строго говоря, тогда это и не была грязнокровка…

— Что ж, это было очень по-слизерински с твоей стороны, — усмехнулся Риддл и с удовольствием отметил, что на ее лице появилось уже знакомое ему вызывающее выражение. Ему начинало нравиться видеть ее такой. Наблюдать за тем, как она себя при этом вела и что говорила, было всегда крайне забавно.

— Так что, — продолжил он почти страстным голосом, — тебе понравилось увиденное?

Глядя на то, как ее глаза невольно расширились, а щеки запылали, он едва смог подавить самодовольную ухмылку.

— Нет, не понравилось, — яростно процедила Гермиона, сосредоточенно буравя взглядом котел, словно надеясь, что это избавит ее от неудобного разговора. Когда же она вновь посмотрела на Риддла, на его лице, вероятно, читалась крайняя степень веселья, потому что она прошипела:

— И чему же ты ухмыляешься?

— Меня забавляет твое смущение, — последовал ответ. — Тебя так легко вогнать в краску.

Раздосадованная, она гневно прищурилась, но на этот раз глаз не отвела. В комнате на какое-то время воцарилась тишина. Когда же она снова заговорила, настал черед Риддла терять дар речи.

— Так, ладно, но почему у меня складывается впечатление, будто на самом деле то, что в лабиринте была не я, для тебя совсем не новость? — с нескрываемым подозрением в голосе спросила Гермиона.

Риддл моргнул, открыл было рот и… не нашелся, что ответить. Куда подевались все его отмазки? Обычно ему не составляло ни малейшего труда найти подходящее оправдание, однако в эту самую минуту ни одно из них не приходило ему на ум. Возникла длинная неловкая пауза. Риддл почти физически ощущал, как секунды текли одна за другой, но в голове у него по-прежнему была странная пустота. Его разум никогда не был пуст.

Внезапное осознание озарило ее лицо.

— Ты знал! — обвиняющим тоном воскликнула она. Риддл мысленно выругался и поспешил изобразить негодование:

— Что? Это просто смешно.

Гермиона усмехнулась.

— Я не могу в это поверить, — сказала она. — Откуда, во имя Мерлина, ты об этом узнал? Так значит, то, о чем ты меня якобы просил… это была всего лишь уловка, не так ли? Ты просто… ты просто пытался сделать так, чтобы Мина разозлилась на меня!

На самом деле, не будучи до конца уверенной, она лишь выдвинула гипотезу. Однако, глядя на Риддла, чье лицо почему-то утратило свое привычное непроницаемое выражение, Гермиона поняла, что не ошиблась. Ну, разумеется, Риддл знал. Он всегда каким-то неведомым образом оказывался в курсе всего. Было по-детски наивно думать, что он не узнает о том, что они с Миной договорились обменяться внешностями. Теперь ей стало ясно, почему он не смог дать внятных объяснений насчет своей «просьбы». Кроме того, теперь было понятно, почему в лабиринте он держался так… вызывающе дерзко.

Гермиона испытала странное облегчение от того, что последний кусочек мозаики наконец встал на свое место, но вместе с этим ее охватил праведный гнев. Как смеет он играться с ней, словно кот с мышью? Как смеет он рушить ее жизнь? Будто того, что она оказалась здесь заперта, как в ловушке, недостаточно…

— Я просто не могу в это поверить! — вскричала она. — Я так старалась, делала все, чтобы вести здесь нормальную жизнь, забыв свое прошлое. Но пришел ты и все испортил! Зачем тебе понадобилось это делать? Хотя тебе, наверное, даже причина не требуется! Ты просто… все всегда портишь и рушишь!

В отчаянии она закрыла лицо руками, неверяще качая головой. Конечно, он все портил и рушил. Он же Темный Лорд. Почему она все время об этом забывала? Неужели потому, что он выглядел иначе? Или потому, что иначе себя вел? Сомнительные аргументы, Гермиона.

Риддл в это время растерянно пытался понять, как ему действовать дальше. Он все еще не мог до конца поверить, что она так быстро обо всем догадалась. Сообразительная, ничего не скажешь. В конце концов, распутать весь клубок его махинаций было отнюдь не просто, но, похоже, когда дело касалось Грейнджер, ни одной из его задумок не было суждено осуществиться полностью. И вот теперь то хрупкое доверие, которое только-только между ними установилось, было уничтожено подчистую.

— Почему ты хочешь забыть свое прошлое? — неожиданно для самого себя спросил он. Она почти с отвращением посмотрела на него.

— Потому что мне не хватает всех, кого я была вынуждена покинуть, когда меня убили, идиот.

Последнее слово Риддл пропустил мимо ушей, потому что сказанное до этого повергло его в шок. Убили? Постойте-ка. Не просто «умерла», а убита? Но кем? Или чем? Кому понадобилось убивать восемнадцатилетнюю девушку? Мысленно зафиксировав эту новую информацию, он возразил:

— Но это не означает, что ты должна забывать свое прошлое. Это все еще часть тебя.

Боже, это прозвучало так глупо и сентиментально. С другой стороны, разве подобное было не в духе ее факультета? Грейнджер, скорее всего, привыкла именно к этому. Она между тем свернулась в своем кресле с несчастным выражением лица.

— Воспоминания причиняют слишком много боли. Гораздо проще все забыть, — пробормотала она.

Небо за окном стало уже совсем черным. Глаза Гермионы покраснели, и Риддл с ужасом осознал, что она может сейчас заплакать. Что ему делать в этом случае он не имел ни малейшего представления. Абсолютно. Обычно, когда люди плакали перед ним, они плакали от боли, извиваясь в агонии.

— Хочешь прогуляться? — быстро предложил он, ощущая, что перспектива того, что она вот-вот расплачется, необъяснимым образом внушает ему больший страх, чем любая другая опасная ситуация, в которой он когда-либо находился.

Гермиона подняла на него свой взгляд. Казалось, слезы в ее глазах, которые она тщетно пыталась сдержать, застыли от удивления.

— Конечно, — с тяжелым вздохом ответила она. — Почему нет.

Если уж оказалась в аду, надо идти до конца.

Она поднялась на ноги, взмахнула палочкой, и ее кресло исчезло. Она зевнула — от паров, поднимавшихся от котла, клонило в сон. Это напомнило Гермионе, что она так и не узнала у него, что это было за зелье. Мысль эта, впрочем, огорчила ее меньше, чем она ожидала.

Риддл тоже встал из своего кресла и, потянувшись, выпрямился во весь свой высокий рост. Гермиона в очередной раз невольно отметила, насколько привлекательным физически он был. Казалось просто невероятным, что при такой внешности, имея такое неоспоримое преимущество, он стал тем, кем он стал. Злым темным волшебником. Гермионе не давало покоя, что же пошло не так, и когда все это началось, но она не могла его просто об этом спросить. Хотя бы потому, что тем самым выдала бы саму себя. Поэтому она молча последовала за ним в коридор.

Так же молча они дошли до главных дверей Хогвартса, и затем Риддл внезапно сказал:

— Послушай, я… мне… То, что я сделал…

Он не закончил. Положа руку на сердце, особых угрызений совести из-за содеянного он не испытывал, а потому предпочел просто замолчать.

— Это была жалкая попытка извиниться? — проворчала Гермиона. Они остановились в проеме распахнутых настежь дверей. Из холла на черный в ночи газон перед входом падал свет, отбрасывая на траву яркий силуэт золотой арки.

— Не совсем, — ответил Риддл. — Скорее попытка объясниться, но в данный момент подобрать правильные слова мне не удается.

Она выглядела удивленной.

— То есть тебе не удается найти себе оправдание… но извиняться ты не собираешься. Как это… нет, как это вообще стыкуется у тебя в голове?

Он пожал плечами.

— У меня были на то причины. Ты интересная девушка, Грейнджер, и я не считаю нужным ни за что извиняться, потому что все это было сделано только с одной целью — узнать тебя получше.

Вот, пожалуйста. Том Риддл, отвечающий в своей типичной манере: обворожительно, уклончиво, можно сказать, льстиво, но при этом не перегибая палку.

Узнать меня получше? Что это вообще должно значить? Гермиона прислонилась спиной к косяку двери и с выжидающим видом скрестила на груди руки.

— Значит, извиняться за то, что манипулировал мной и остальными, ты не собираешься?

— Не-а.

— А за то, что врал мне на каждом шагу?

— Нет.

— А как насчет Круциатуса?

Риддл мгновение колебался.

— Тот Круциатус получился не совсем запланированным, — протянул он, задумчиво поглаживая подбородок бледными пальцами. — Обычно, правда, он оказывается более эффективным…

Он резко оборвал свою мысль на полуслове. Проклятие! Ну вот опять! Опять сболтнул лишнее. Вот поэтому-то он ни с кем и не сближался. Ничего хорошего из этого не получалось. Стоило ему отпустить себя и расслабиться, как он тут же начинал вести себя неосмотрительно и глупо. То, что только что произошло, было ужасно глупо.

— «Обычно»? — медленно переспросила она, но Риддл с удивлением отметил, что на ее лице не отразилось и тени страха. Он подумал, что почти скучает по тому испуганному выражению, которое всегда у нее появлялось вблизи него. Не то чтобы сейчас он находился к ней особенно близко — их разделяло около метра.

Риддл закусил губу и шагнул к ней, сокращая дистанцию в надежде снова заставить ее встревожиться. Напрасно.

— Хорошо, я…

Но Гермиона просто подняла руку, и по непонятной причине он умолк. Никто не смел приказывать Темному Лорду Волдеморту, и Темный Лорд Волдеморт уж точно не переставал говорить просто потому, что какая-то грязнокровка жестом велела ему замолчать. Однако Грейнджер опустила руку, и Риддл поймал себя на том, что напряженно ждет, что же она скажет.

— Послушай, ты не должен ничего мне объяснять, — произнесла она.

— Почему?

— Потому что это твое личное дело, — ответила она таким тоном, будто это было чем-то самим собой разумеющимся. Затем она слабо ему улыбнулась. — На свете есть вещи поважнее, чем во что бы то ни стало добиваться своего. От других людей, я имею в виду.

Риддл нахмурился. Ее поведение было таким странным, таким противоречивым. То она, подобно ему, всячески пыталась выудить из него информацию, то, казалось, говорила от чистого сердца.

— Ну, да, — сказал он. — Это личное.

— В таком случае проехали, — с нажимом сказала она. — Что ты пытался сказать до этого?

Несколько мгновений Риддл пристально на нее смотрел. Ее лицо было спокойным.

Обычно он мало обращал внимания на внешность других людей. Однако теперь что-то заставило его приглядеться к ней получше. Назвать Грейнджер красавицей, конечно, было нельзя, но в том, с каким достоинством и уверенностью она держалась, определённо было своеобразное очарование.

Осознав, что он уже слишком долго на нее пялится, Риддл сбивчиво начал:

— Я, хм… Я хотел сказать… я…

На губах Гермионы заиграла легкая улыбка. Неужели Том Риддл смущен? И все потому, что она великодушно избавила его от необходимости придумывать жалкие оправдания своим бедовым интригам? Риддл явно с трудом подбирал слова.

— Да? — откликнулась Гермиона, наслаждаясь тем, что теперь она задает тон их беседе. Однако стоило Риддлу сделать к ней еще один шаг, как это ощущения контроля над ситуацией мгновенно испарилось.

Его руки были спрятаны в карманы, а сам он смотрел на нее сверху вниз с почти теплотой во взгляде. Последнее, собственно, больше всего и привело ее в замешательство. Некоторые эмоции изображать было сложнее, чем другие, и забота была как раз одной из них, но тем не менее ему это удалось. Но опять же, Тому Риддлу всегда все удавалось.

— Послушай… я имел в виду, что поступил так, как поступил, из эгоистичных соображений.

— Я это знаю.

— Ну, в частности, из одного конкретного соображения.

Гермиона сглотнула. Ей показалось, что он еще ближе придвинулся к ней, хотя она не была уверена, что это не игра света, из-за которой создавалось впечатление, что он стоит к ней как никогда близко…

— Какого? — поинтересовалась она, с радостью отметив, что голос ее не подвел и прозвучал спокойно.

— Я действительно хочу узнать тебя получше, Грейнджер, — прошептал он и в следующую секунду просто взял и сжал ей руку.

Он держал ее за руку. Он сжимал ее руку той самой рукой, которой когда-то убил ее; той самой рукой, которой пытал до этого сотни людей; той самой рукой, от которой едва не погиб Гарри; той самой рукой, которая держала тисовую палочку и творила все те чудовищные вещи…

Окажись на месте Гермионы любая другая девушка, она, вероятно, уже давным-давно бы растаяла, однако на нее признание Риддла произвело диаметрально противоположный эффект.

— Нет-нет-нет-нет-нет, — поспешно выдергивая свою руку, забормотала она. — Давай-ка сразу кое-что проясним. Возможно, ты и считаешь, что можешь заполучить любую девушку лишь при помощи проникновенного взгляда, пары красивых слов и своей… своего… того, как ты обычно выглядишь, короче. Но кто-то должен наконец донести до тебя, что не всё всегда будет по-твоему. Не все девушки одинаковы, и я уж точно отличаюсь от большинства из них.

Она остановилась, сделала глубокий вдох, снова скрестила руки на груди и сделала от него шаг назад.

— Давай попробуем еще разок, — снова заговорила она. — Как насчет того, чтобы извиниться?

Риддл от изумления даже приоткрыл рот. Это что сейчас такое было? Какая-то грязнокровная девчонка только что в буквальном смысле оттолкнула его, дав ему от ворот поворот? Ее действия совершенно не поддавались логике. Он был привлекателен и проявлял к ней интерес. Разве не об этом мечтала каждая девушка, да и каждый парень, если уж на то пошло?

Гермиона внимательно на него смотрела. Он выглядел так, словно ему дали под дых. В глазах неверие, а лицо искажено гримасой почти физической боли оттого, что что-то пошло не так, как он ожидал. Вот это да, он сегодня явно тормозит. Эта мысль заставила ее повторить:

— Так что, Риддл. Ты будешь извиняться?

Он слегка потряс головой.

— Я уже говорил тебе, я не…

Ну, конечно. Сейчас он начнет заливать, что не испытывает раскаяния и тому подобное. Гермиона уже была готова закатить глаза, как вдруг ее осенила мысль, порожденная словом «раскаяние». Ар-Джей говорил, что это было единственное, что могло вновь собрать душу воедино… Но был ли Риддл в принципе способен на раскаяние? Прямо сейчас в нем были собраны семь осколков его души. Нагини продолжала сеять хаос где-то на Земле, но все остальные семь частей души Волдеморта после уничтожения их материальных оболочек оказались здесь: шесть осколков, некогда заключенные в крестражах, созданных им лично, плюс тот, что был ненамеренно заключен в Гарри. Могло ли раскаяние исцелить Риддла и помочь склеить обратно разрозненные кусочки его души? Мысль была интересная. Гермиона знала, что в библиотеке про это она почти наверняка ничего не найдет, но можно было попробовать спросить у Миранды и Альбуса, раз уж с Ар-Джеем они не разговаривали. Возможно, если ей удастся разузнать об этом чуть больше, у нее родится какая-нибудь теория…

— Я не собираюсь извиняться перед тобой, — сказал он, и отвлеченная от своих мыслей Гермиона моргнула, возвращаясь в реальность.

— В таком случае, нам больше не о чем говорить, — холодно произнесла она. Развернувшись на каблуках, она решительным шагом направилась к Большой лестнице, но внезапная хватка Риддла на ее руке заставила Гермиону замереть на месте.

— Я не собираюсь извиняться, — раздался тихий и вкрадчивый голос позади нее, — но говоря о том, что мне хотелось бы узнать тебя получше, я не пытался запудрить тебе мозги.

К своему собственному удивлению, Риддл осознал, что говорил почти искренне. Она медленно развернулась к нему, выгнув тонкую бровь. Он судорожно вздохнул. То, что он собирался сейчас сказать, могло либо все окончательно испортить, либо наоборот дать шанс все исправить. В ожидании исхода он как будто замер на краю обрыва:

— Я знаю, что многого прошу, но мне бы хотелось, чтобы мы оставили прошлое в прошлом.

Договорив, он понял, что попал точно в цель. Что-то в лице Гермионы подсказало ему, что она разглядела в его словах куда больше скрытого смысла, что-то, неизвестное ему. Так или иначе, она аккуратно высвободила свою руку из его хватки, но уходить больше не спешила. У нее были такие тонкие запястья, машинально отметил он. От прикосновения к ее сухим чуть прохладными ладоням руку точно омывало освежающим потоком воды.

Гермиона тем временем с мысленной улыбкой размышляла над тем, что у слов Риддла существовал куда более глубокий подтекст, о котором сам он, вероятнее всего, даже не подозревал. Складывалось впечатление, будто что-то свыше, что бы это ни было, подсказало ему верные слова. Она выждала секунду, глядя в потолок, затем снова перевела свой взгляд на Риддла, который спросил у нее:

— Так что, ты все еще не прочь прогуляться?

Ее губы растянулись в легкой улыбке.

— Где именно? На улице темно, хоть глаз выколи.

Это была правда.

— Мы можем просто посидеть тут, если хочешь, — предложил Риддл. — Ну, или, я не знаю, если хочешь, можешь вернуться в свою гостиную… Уже достаточно поздно.

— Нет, я все еще… не очень хочу туда возвращаться, — пробормотала Гермиона. — А все благодаря тебе.

Она легонько ткнула его кулаком в плечо, настолько шокировав этим Риддла, что на его лице отразилась забавная смесь ужаса и растерянности. Шарахнувшись от столь фамильярного жеста, точно от смертельного укуса, он на пару шагов отступил от Гермионы, с беспокойством на нее глядя. Придя в себя, он достал свою палочку и сделал взмах. Два мягких черных кресла материализовались в дверном проеме, развернутые к черневшей снаружи ночи. Гермиона плюхнулась в то, что стояло справа, а Риддл опустился в левое.

Они говорили о самых разных вещах: в основном о Хогвартсе и о том, как он изменился, об учителях, уроках, истории, политике, социальных тенденциях, немного о Косом переулке. Они старались придерживаться безопасных тем и не касаться вопросов, при обсуждении которых потенциально могли перегрызть друг другу глотки. И Гермиона поймала себя на мысли, что это было… не так уж и плохо разговаривать с кем-то, чей ум и интеллект — наконец-то — были сопоставимы с ее собственными. Она также ощущала, что и он со своей стороны тоже неплохо проводит время в ее обществе. Двое фестралов поднялись над верхушками деревьев Запретного леса. Их иссиня-черные силуэты отчетливо выделялись на фоне усыпанного мерцающими звездами неба. Оба сидевших в креслах заметили их, но ни один не спешил сообщать об этом другому, потому оба не желали признаваться в том, что видели смерть и затрагивать эту тему.

Тем временем Араминта Мелифлуа, вот уже несколько минут прятавшаяся за створкой дверей Большого зала, была вне себя от ярости. Кипя от злости, она бесшумно выскользнула из своего укрытия и поспешила в направлении слизеринской гостиной.

Стоявшие же на самом верху Большой лестницы болтливые близняшки-когтевранки еще долго завистливо взирали на открывшуюся им картину, то и дело обмениваясь крайне заинтересованными взглядами.