Брат мой Седрик (джен)

Примечания:

Дорогие мои комментаторы **Gh0sTG0** и **Signe Hammer**, спасибо вам за отзывы, которые вдохновили меня на эту главу и помогли создать более мерзкого дамбигада и даже кое в чем обелить несчастного Тома Реддла!

Что и как делать с Дамблдором, никто не знал. Старик был слишком известен и оттого всемогущ, попросту неприкосновенен. Его защищала сама слава. Сперва Гарри терся рядышком с кучкой посвященных, от нечего делать слушая их речи. Сам он Дамблдора знал не больше, чем положено ученику знать директора, то есть почти ничего. Его и вызывали-то к нему очень редко, хорошо если раз в год… но и те коротенькие встречи мало что давали для знания. На первом курсе директор впаривал ему про величие Правды, Жизни и Смерти, ещё он что-то про любовь говорил.

Вот это, кажется, про смерть: «для Николаса и Пернеллы умереть значит лечь в постель и заснуть после очень долгого дня. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение».

А это про правду, о том, что она — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью.

А вот дальнейшее воспоминание теперь вызывало тоску и подозрение:

«Твоя мать умерла, пытаясь спасти тебя. Если на свете есть что-то, чего Волан-де-Морт не в силах понять, — это любовь. Он не мог осознать, что любовь — такая сильная любовь, которую испытывала к тебе твоя мать — оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим… Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, полный ненависти, жадности и амбиций, разделивший свою душу с Волан-де-Мортом, не смог прикоснуться к тебе. Прикосновение к человеку, отмеченному таким сильным и добрым чувством, как любовь, вызывало у него нестерпимую боль».

Так он сказал тогда. Тогда Гарри поверил, потому больше было нечему верить. Но теперь… Теперь появились сомнения. Сейчас ему не одиннадцать сопливых лет, ему почти пятнадцать, и он прекрасно знает, что Авада Кедавра убивает бесследно, она не оставляет на теле никаких отметок, ещё он знает, что он не единственный ребёнок в мире, которого мама прикрыла собой от смерти, так поступали все матери во все времена и во всех странах, но почему-то только он один приобрел неуязвимость, только его кожа приобрела троллью прочность, способную отражать смертоносные Авады.

Да и точно ли мама закрыла его собой, если она была зомбирована, огрета Конфундусом или Империо? Ведь Темный Лорд сам видел, что её поставили перед ребёнком, использовали, как самый банальный щит. И мамина любовь совсем ни при чем, она не может оставить в коже след. Мама просто защищает, а не приносит себя в какие-то жертвы…

На втором курсе в час истины Гарри сказал Дамблдору:

— Волшебная шляпа сказала, что лучше всего мне было бы в Слизерине. И многие думали, что наследник Слизерина — я, ведь я могу говорить на змеином языке.

— Ты говоришь на языке змей, Гарри, — ответил Дамблдор на это, — потому что на нем говорит Волан-де-Морт — единственный оставшийся потомок Салазара Слизерина. Если не ошибаюсь, он нечаянно вложил в тебя толику своих сил — в ту ночь, когда наградил этим шрамом. Уверен, сам он этого не хотел.

Но ведь шрам-то не он создавал, а сам Дамблдор! Да что за дьявольщина??? Додумавшись до этого, Гарри, не находя места от раздиравших его подозрений, закружил по участку возле аквариума. Шрам оставлен ножом, а не заклятием, так как же у него взялась способность к парселтангу?

— Это врожденная способность, — раздалось тихое шипение из аквариума. Гарри остановился и посмотрел на пленника. Тот кивнул и добавил: — Поттеры — очень древний род, идущий от самых Певереллов, а среди них точно были мастера, умеющие говорить на змеином языке.

— Откуда ты знаешь? — враждебно спросил Гарри.

— Я изучал родословную, когда искал свою родню, — грустно зашипел огрызок Лорда. — Как все дети, выросшие в приюте, я очень хотел найти родственников. Мне было очень странно сознавать тот факт, что меня никто не ищет… и тому могли быть лишь два объяснения: первое — все они погибли во время войны, и второе — они могли не знать про меня, что, в принципе, маловероятно.

Заинтересовавшись, Гарри подошел поближе и уселся верхом на стул, повесив руки на спинку. Заглянул в красные глаза. Спросил, просто потому, что вопрос сам напрашивался.

— Нашел?

— Нашел. К сожалению, — нехотя ответил Лорд. — Сперва мать — Меропу Мракс, из старинного угасшего рода, какая-то боковая ветвь Слизерина. Мой дед Марволо уже умер, и дядя Морфин просветил, что матушка родила меня от маггла. Полусквибка, корявая и косоглазая, полубезумная дауниха из нищего рода, еле-еле дотянувшая пять курсов волшебной школы, как-то откуда-то добыла необходимые компоненты и сварила весьма топорную Амортенцию. Крайне сомнительного качества. Вероятно, не с первой попытки сварганила. Получившуюся бурду, отдаленно напоминающую амортенцию, она умудрилась споить красавчику-соседу Тому Реддлу, в которого по уши втрескалась. Собственно, одного котла оказалось мало. Где-то два-три котла Меропа точно споила Реддлу. А потом все, закончилось зелье. И новый котел у нее сварить вовремя не вышло. Может быть, начавшаяся беременность сказалась или что-то вроде того. Но в то время, пока зачарованный принц был под контролем магии, матушка ухитрилась женить его на себе и увезти в Лондон. Честно говоря, это очередное доказательство того, как ненадежна любовь навеянная, как неверен присушенный ведьмой мужик…

Том Реддл-старший пришел в себя неизвестно где, с какой-то отдаленно знакомой ему бабой. В памяти — сплошной розовый туман, остатки воздействия любовного зелья. Зелье было очень низкого качества, Томас все это время пребывал в состоянии наркотического опьянения. Из последующего разговора с косоглазой девкой он узнал, что она его жена. С-ситуация, блин, из разряда «без меня меня женили!»

Пребывающий в полном ужасе, Реддл свалил куда подальше от ненормальной бабы, у которой, похоже, не случилось добыть новую дозу вовремя. Свалил вполне обоснованно, ибо понятия не имел, что за дурь и как она работала. И вполне разумно не хотел рисковать собой, опять возвращаться в наркотический угар, если у кошмарной тётки вдруг получится добыть новую дозу.

Вернувшись домой, Том Реддл, заикаясь через слово и побуквенно, рассказал эту историю родне. Те, понятное дело, сразу не верят, но потом, после нескольких ломок с припадками и истеричными воплями в бреду «уйди, ведьма!» на собственную мать, пришлось поверить. И вычеркнуть сучку, отравившую их сына, из памяти. Реддл, оправившись, понятное дело, засел в поместье и носу из него несколько лет не казал, потому что он лично встретил настоящую ведьму, испытал на себе все прелести навеянного влечения и испугался. Обратно в такой наркотический угар с полным ведьмовским подчинением своей воли никому не хочется. Всё это мне рассказал дядя Морфин, полубезумный усталый больной человек, полный деградант и последний из Мраксов, разучившийся говорить по-человечески… Теперь ты понимаешь, с какими чувствами я шел к своему отцу, Гарри Поттер? — договорив, хмуро осведомился Лорд.

— Ты их убил? — с горечью спросил Гарри.

— Сам не знаю, — тоскливо вздохнул Темный Лорд. — Сначала я им обрадовался, поняв, что не круглый я сирота, что есть у меня родные, вот эти вот — папа, дедушка и бабушка. Я даже простить их успел, понял, что они просто не знали обо мне. А потом… потом… у меня как в голове помутилось, когда подумал о том, как припеваючи живут Реддлы в своем роскошном поместье в то время, как я все эти годы, включая самые страшные, военные, просуществовал в приюте. И вот после этого что-то произошло… А что — не помню. Как будто установка на что-то сработала… Выпал из реальности или потерял сознание, не знаю. Короче, когда очнулся, то обнаружил, что лежу в пентаграмме на полу в хижине Мраксов, рядом кольцо, свежий мой крестраж, в голове каша, перемешанная из мыслей и воспоминаний, а что откуда — непонятно, и ярче всех те, как я отца и деда с бабкой для ритуала создания крестража убиваю… До сих пор думаю, я их убил или не я? А самое странное знаешь что, Гарри Потер?

— Что? — выдохнул Гарри, вплотную приблизившись к аквариуму, чье стекло запотело от его дыхания. Лорд почему-то съежился и сдавленно выдавил:

— Палочка… В моей руке была палочка дяди Морфина. Почему, Гарри Поттер, почему? Как у меня в руках оказалась палочка дяди Морфина?

Гарри оцепенело смотрел на съеженное несчастное существо и пытался осознать то, что услышал. Получается, Том Реддл не убивал папу и дедушку с бабушкой, да ведь он не для того их искал, чтобы убить! Для приютского ребёнка семья — зачастую самое святое понятие, они очень дорожат тем, чего не имеют, и семья — одна из таких ценностей. И дядя… Гарри расстроенно посмотрел на Тома — дядя Морфин, он называет полузнакомого родственника дядей Морфином, то есть он действительно никого не убивал.

— Том, — нерешительно позвал он. — Можно я расскажу об этом остальным?

Долгую секунду Том вглядывался в лицо Гарри, а потом устало кивнул, обреченно отвернулся к задней стенке и затих. С каким-то похоронным ощущением Гарри пересказал Фаджу, Амбридж и всем прочим о том, что поведал ему Темный Лорд. Задумались чиновники с сотрудниками. Крепко задумались. Стало ещё тошнее от далеко идущих планов Дамблдора: это ж надо до чего дойти, пацана малолетнего на убийство настроить! А может, он сам того, прибил магглов да и подкорректировал незрелые мозги шестнадцатилетнего юнца? Ему ж, Великому и Светлому, почти Мерлину, это так легко! Могучий чародей, великолепный легилимент нашего времени и прошлого столетия, что ему мог противопоставить желторотый пацан, сломленный войной, голодом и сиротством?

А Гарри, кружа вокруг аквариума, всё не успокаивался, ему не давало покоя недавнее убийство. То самое, которое он во сне видел в начале лета перед четвертым курсом. Не выдержав неопределенности, Гарри снова оседлал стул и обратился к Лорду:

— А скажи-ка мне, Том, что за старика ты шлепнул прошлым летом?

Лорд вздрогнул и расширил красные глаза. Люди Крауча и Фаджа тоже во все глаза уставились на Поттера.

— Ты видел? Но как?! Тебя же не было там! — тут Лорд почти что взмолился: — Ты правда видел, как он убивал старого маггла?..

— Кто? — не понял Гарри.

— Хвост! — нетерпеливо прошипел Лорд. — У него была моя палочка, которую я ему одолжил. Сам-то я не могу колдовать в этом теле. Это тело — гомункул, временное вместилище моей души.

— Значит, ты не убивал старика? — с облегчением переспросил Гарри. — Но зачем же Хвост?..

— Я его спрашивал, говорит: рука дрогнула с перепугу, когда старик заорал… А вот Берту Джоркинс, я, к сожалению, убил сам — натравил на неё Нагайну.

Гарри недоверчиво прищурился.

— А старика ты, стало быть, отпустил бы?

— У меня не было особой нужды его убивать. Он садовник и служил ещё моему деду. Тоже, считай, почти родственник.

Выслушав очередной перевод Поттера, Фадж растерянно задумался — и как бы это выяснить-подтвердить-доказать? Амелия Боунс, доселе молчавшая где-то в задних рядах, вдруг фыркнула и предложила:

— А давайте на Даблдора попечителей спустим? После Турнира это как-никак актуально, ну мало ли… болгарскими чебуреками отравились, протухшее бланманже подали, неумело приготовив его по французскому рецепту, кстати, а повара наши в курсе, что такое мидии? Так вот, пока попечители таскают Дамблдора туда-сюда и по инстанциям, кто-то, внедренный в группу этих самых попечителей, пусть проберется в кабинет директора и пороется там. Авось и найдется что-нибудь эдакое?

На Амелию посмотрели, как на богиню, чуть ли не расцеловали в порыве чувств. А её гениальный план тут же воплотили в жизнь — снарядили гоп-группу постоянных попечителей, в привычный состав которых входили и Люциус Малфой, и родители Гойла, Кребба, Паркинсон и прочих, чьи интересы были очень тесно связаны со школой и детьми. И на затесавшегося среди них Циппиана Бойла уже как-то не обратили внимания и сами попечители, мало ли кто, чей-то папа и всё…

Правда, было опасение, что Дамблдор, как директор, может почуять вторжение в свой кабинет, но эти подозрения развеял Гарри, сказав:

— Да нет, это маловероятно. Он, похоже, не всеведущий. На моем первом курсе он прозевал вселенца в профессора Квиррелла, на втором моем курсе весь год по школе ползал василиск, а Дамблдор о нем ни сном ни духом.

— А может, он притворялся, что не знает? — неуверенно пробасил Ранкорн, горой нависая над подростком. Гарри пожал плечами.

— Знал бы, проверил, что я именно василиска заколол гриффиндорским мечом.

— А кого же ты заколол? — удивленные вопросы вокруг.

— Никого, — Гарри поглубже засунул руки в карманы куртки. — Его феникс заклевал, он, когда надо, очень сильным становится, меня с Роном и Джинни и профессором Локонсом на хвосте своем вынес из тех подземелий. А меч я просто своей кровью испачкал, нечаянно… Василиск же меня укусил, вот сюда, — Гарри показал на правое плечо. — И он был огромный, весь в броне, в чешуе, как дракон, ну, куда мне с ним, мелкому, тягаться?..

Гарри поднял глаза, поразившись вдруг наставшей тишине, и увидел вокруг себя офигевшие бледные лица, некоторые вообще, как сметана, побелели.

— Сынок, как же ты выжил-то? — слабым голосом спросил Фадж.

— Ну, меня феникс исцелил, — смущенно пояснил Гарри, виновато моргая. — Он на мою рану поплакал… э-э-э… слезами полил.

И обалдел окончательно, видя, как несколько закоренелых магов размашисто перекрестились, вознося молитвы то ли Мерлину, то ли Господу Богу. Ничего не поняв, Гарри дал себе мысленный пинок прочитать хоть что-нибудь о василисках, о которых он, похоже, чего-то не знает. Видя гаррино недоумение, Том покачал головой и сдавленно прошипел:

— Укус змеиного царя убивает мгновенно, ты бы и секунды не прожил после настоящего полноценного укуса василиска, точно вознамерившегося убить свою жертву, его яд прожигает рану, а не прокалывает кожу. То, что ты остался жив, говорит о том, что он не собирался тебя убивать. Скажи-ка мне, Гарри Поттер, что он с твоей раной сделал?

— Ничего, — растерянно ответил Гарри. — Клык только сломал…

— Вот-вот, — издевательски зашипел Том. — И ты говоришь — он огромен, бронированный, как дракон? И при этом у него настолько хрупкие зубки, что они остаются в ране маленького мальчика с нежной кожей?

— Э-э-э… то есть, вы хотите сказать, что он специально сломал клык, чтобы я… проткнул им ваш дневник? — от шока Гарри даже перешел на «вы». И выпрямился, округлив глаза. — А вам не жалко, что один ваш крестраж погиб?

— Ну, минус один крестраж, что такого… — проворчал Том. — Клок души вернулся ко мне раньше времени, вот и всё. А если все их уничтожить, то моя душа станет цельной, а сам я стану, увы, смертным.

Разведка боем прошла успешно. Двенадцать попечителей протаскали директора по кухне и подземельям, потом, виртуозно заморочив ему голову, затаскали по мэнорам, демонстрируя потравившихся невесть чем жен и детей, на все лады вопрошая, как и чем лечить поносы и рвоты. Какой-такой Мунго, директор, я ж лорд, а это моя леди, ну какой, к дракклу, Мунго??? Лечите сами, в конце концов, это ваши хогвартские домовики потравили наших жен и наследников!

А тринадцатый член, невидимка Циппиан Бойл, проник в башню. Перекинулся в ушастого бигля, потявкал на Горгулью, нашел кошачью лазейку и прошвырнулся по круглой комнатке, перетявкиваясь с фениксом, который любезно показал четвероногому гостю кое-какие тайнички директора. Вернувшись, Циппиан предоставил суду извлеченные из тайников скляночки с мутным дымками внутри — флаконы с воспоминаниями. Просмотрев которые, все выпали в осадок.

Вообще-то не было ни свидетелей, ни сколько-нибудь серьезных улик, которые могли бы связать Тома с теми прошлыми и недавними преступлениями. Но принесенные скляночки доказали обратное.

И, как заметил Фадж, как-то подозрительно Дамблдор был осведомлен обо всём. Даже в Азкабан к Морфину наведался, воспоминания взял. А с чего так вдруг? Был у бородатого особый интерес к Тому, был. Дедушка его, как говорят в маггловских спецслужбах, «вел». Следил за каждым шагом, каждым вздохом. Очень уж Дамблдор был заинтересован в Томе Реддле. Всё про него выяснил — и что у Горбина работал, и что Хепзибу Смит навещал, для чего опять-таки взял воспоминания… а у кого? У домовушки. У той, к кому большинство магов относится так — «подай», «принеси» и «пошёл вон», а тут вон какое внимание — воспоминания взяли, озаботились. О чем это говорит? А о том, что убить как Реддлов, так и Хепзибу, равно как и подставить Морфина, мог не Том, а сам Дамблдор. А потом подставить Тома в нужный момент, что уже доказано Гарри Поттером. Потому как всё это очень похоже не на собирание доказательств, а на составление фальшивой легенды о «Тёмном Лорде», такой задел на будущее. Пригодится, знаете ли…

— Если бы мудозвон бородатый, простите, не сдержался, — сконфузившись, Фадж отер потный лоб, — собирал именно доказательства, то логично было бы передать их в суд, официально, он ведь не только у домовушки воспоминания брал, а и у Морфина — неважно, что тот заключенный, свидетельствовать он может, и у Боба Огдена, и у Горация Слизнорта… кстати, найдите этого веселого коллекционера, что-то мне его воспоминания не нравятся, слишком они мутные, как ненастоящие… Но, в общем, нет, бородатый их просто собрал и ничего не стал с ними делать, сидел на них, как курица на яйцах, и… чего-то ждал. Впрочем, это могло быть использовано и против самого Тома лично — чем не компромат, а?

Тут он посмотрел на притихшего в аквариуме Лорда и хмыкнул:

— А вас, я думаю, пора восстановить в физическом виде, вернуть вам нормальное тело и всё такое. Надеюсь, с мозгами у вас полный порядок? А то не хотелось бы начинать новую войну с вами…