Горсть тепла (гет)

Дверь закрылась. Вспыхнул присвоенный «соте» номер — 135. Кейт была 135-м по счету специалистом, прибывшим в научный центр у 16 Лебедя.

Вновь длинный титановый рукав из жилого комплекса в исследовательский.

— Давайте я покажу вам то, что вы еще никогда не видели, наш «парник». Вам, как нейропсихологу и нейрофизиологу, будет интересно.

Перед входом в так называемый «парник» стоял рослый DEX-охранник. «Семерка, — определила Кейт. — Эти не срываются. Их производство начали уже после смерти Гибульского».

На Кейт сканирующий взгляд киборга задержался. Видимо, происходило обновление данных. Когда обновление завершилось, DEX отступил. Пневмодверь откатилась. Пирсон сделал приглашающий жест, пропуская Кейт вперед. Она последовала приглашению и оказалась в знакомой обстановке инкубационного цеха. Вдоль титановых переборок возвышались емкости с амниотической жидкостью. Поблескивали переплетения множества трубок. Каждая емкость оснащена мониторами с бегущими по ним данными. Но сами емкости недостаточно просторные для формирования полноценной органической заготовки для киборгов. Когда Кейт разглядела, что находится внутри, она поняла, откуда эта скромность в размерах. Внутри каждой емкости плавал… мозг. Человеческий мозг. На разных стадиях своего развития. Обычно этот процесс деления клеток происходит внутри человеческого эмбриона, двигаясь параллельно с усложнением всей эмбриональной структуры. Но здесь роль черепа играла лабораторная колба.

Каждая представшая перед Кейт емкость содержала определенную фазу развития — от нервной пластинки, формирующейся на двадцатый день, до полноценных полушарий новорожденного.

Зрелище было жутким и завораживающим одновременно. Кейт, разумеется, изучала мозг млекопитающих и, прежде всего, мозг человека. Подобно пионерам нейрофизиологии, начиная с древнеримского врача Галена, Авиценны и Везалия, она тоже пыталась разгадать тайну сознания, обнаружить ту загадочную разновидность клеток, которые продуцируют личность. Она видела мозг в разрезе, видела разделенным на тончайшие лабораторные препараты, видела в голографическом моделировании, видела под электронным микроскопом, но еще ни разу не видела мозг живым, парящим в амниотическом тумане, мозг, живущий самостоятельно.

— Мы выращиваем мозг из стволовых клеток, — начал свои пояснения Пирсон. — И до определенного момента все идет как мы надеемся, как рассчитываем. Мозг развивается. Мы стимулируем рост клеток, готовим мозг к имплантации, но в определенный момент, по неясным нам причинам, запускается неконтролируемая клеточная реакция — деление. Достаточно одной разновидности, глиальным клеткам или астроцитам, проявить активность, как и другие клетки немедленно включаются в этот аномальный рост. Мозг буквально в течение суток приобретает сходство с фаршированным овечьим желудком. Было когда-то на земле такое дикарское блюдо. И все. Приходится начинать все сначала. Давайте я вам покажу. — Пирсон указал Кейт на емкость в конце правого ряда. — Вот, смотрите. Терминальная стадия.

Мозг, плавающий в жидкости, уже потемневший, с багровыми, кровяными, выпирающими прожилками, выглядел отвратительно. Погибающий орган в самом деле напоминал какое-то специфическое блюдо. Распирающие полушария опухоли походили на лезущие из-под дерна грибы.

— А вы не пробовали позволить мозгу развиваться с естественной скоростью?

Пирсон снисходительно усмехнулся, и Кейт устыдилась.

— Это будет всего-навсего младенческий мозг, пригодный разве что для стандартного киборга. Нам же требуется взрослый, полноценно функционирующий, готовый незамедлительно вступить во взаимодействие с процессором. У тех «шестерок», что пришли к срыву, то есть к зарождению личности, мозгу понадобилось еще три года, чтобы возникла устойчивая поведенческая парадигма, чтобы примитивное «я» отделилось от программы, и случилось это у ничтожного количества DEX'ов, оснащенных новым процессором. Есть вероятность, что этих киборгов намного больше, но они скрываются, опасаясь ликвидации, тем не менее, процент их ничтожен. К тому же, так и не выявлена причина, пусковой механизм, почему они вдруг «умнеют». Нашим хантерам удалось захватить нескольких живыми, и даже доставить их сюда, к нам, но ответа на вопрос, что послужило катализатором, мы так и не нашли. Почему одни — да, а другие — нет. Речь все еще идет о 43-й партии, которую непосвященные называют «проклятой». На нее пришелся наиболее высокий процент срывов. Почему не сорвались остальные, невзирая на процессор Гибульского и схожие условия эксплуатации, ответа нет. Есть средства предотвратить срывы, заблокировать личность, если она возникнет, упрятать ее в цифровой кокон, но эта по сути экстремальная мера не решит проблемы.

— И вы пытаетесь вот таким вот образом обнаружить катализатор? — Кейт кивнула на емкости с амниотической жидкостью.

— Нет. Здесь мы пытаемся установить дозировку соматотропных стимуляторов. К сожалению, — Пирсон нахмурился, — схему применения, комбинацию препаратов в файлах Гибульского обнаружить не удалось. Киборг может стать разумным и без предварительной стимуляции, но этот процесс не поддается контролю. Это лотерея. Тем более, что личность, если зарождается, способна проявиться только через три года. То есть, чтобы обрести разумного киборга, нам придется в течение трех лет где-то держать несколько тысяч киборгов, без всякой гарантии, что какой-то из них «проснется». Наша задача не ждать и надеяться на счастливый случай, а сделать этот процесс контролируемым. Для начала вырастить здоровый, полноценный, взрослый мозг.

— А я вам зачем?

— Вы нам нужны как нейропсихолог, как специалист, который поможет нам более интенсивно и целенаправленно воздействовать на области, отвечающие за память, речь, мышление. И в рекордно короткие сроки разогнать их до уровня взрослого, интеллектуально развитого человека.

Из «парника» они спустились по узкой лесенке на нижний ярус. Лестница выводила непосредственно к корпусу полусферического строения, и часть этого корпуса вдоль небольшой галереи была прозрачной. Этакий огромный иллюминатор, за которым расстилался все тот же угнетающе-тусклый ландшафт, озаряемый тлеющим карликовым солнцем. Кейт предположила, что они пройдут по галерее, но следующий пролет лестницы уводил вниз.

Кейт заметила стоящего в нескольких метрах человека. Он стоял вполоборота и смотрел на безжизненную равнину так же, как на этот отрезок вселенской мерзлоты час назад смотрела Кейт. Человек был одет не в светлый лабораторный комбез, как она или Пирсон, а в некое подобие больничной робы явно несоответствующего размера. Кто это может быть? На техника, инженера или охранника он не был похож. Они все одеты в полагающуюся по штату униформу. В «DEX-company» с этим всегда было строго. Никаких вольностей в служебной одежде не дозволялось. Может быть, это кто-то из персонала, временно помещенный в медотсек и выпущенный прогуляться? Похоже на то. И еще странность. Кейт заметила мерцание силового поля. Их с Пирсоном отделяло силовое поле!

Человек в больничной робе тоже их заметил и оглянулся. Кейт увидела очень молодое, исхудавшее лицо. Запавшие, залитые тенью глаза. Волосы на голове местами выбриты. Несмотря на худобу и явную болезненность, этот человек держался очень прямо. В нем таилась какая-то глубинная собранность, готовность к чему-то. Лицо неподвижно, но Кейт показалось, что губы его дрогнули с презрительной горечью.

— Кто это? — невольно вырвалось у Кейт.

Пристальный взгляд тонущих в тени глаз беспокоил ее, этот взгляд будто скреб ее, исследовал, проверял на подлинность… Подлинность чего?

— Ну что ж, — медленно произнес Пирсон, — я намеревался представить вам нашу главную достопримечательность, наш единственный экземпляр, в более торжественной обстановке, но раз уж так случилось… Это он и есть. Изначально разумный киборг. Homo Perfectus.