The Art of Self-Fashioning / Искусство обретения формы (джен)

— Мистер Поттер, пожалуйста, задержитесь после урока.

Минерва обошла стол и приблизилась к Гарри, который поспешно сел, глядя на нее с выражением терпеливого ожидания на лице, словно был готов ждать годами, если она этого захочет. Минерва тихо вздохнула, остановившись перед ним. Она подумала, что была единственной, кто видел хоть какое-то выражение на его лице. Другие профессора уже жаловались, что Гарри просто сидит и смотрит на них пустыми глазами.

— Я хочу поговорить с вами о трудностях, с которыми вы сталкиваетесь при преобразовании одного предмета в другой, — начала Минерва. — Я знаю, что у вас хорошо получается, потому что сама это видела в прошлом году. Мне кажется странным, что с заданиями второго курса у вас возникает больше проблем по сравнению с первым.

Гарри моргнул.

— Я не чувствую «Зова зверя»⁽¹⁾ в этих предметах, профессор Макгонагалл.

— Но вы не могли чувствовать Зов и в тех объектах, которые вы превращали в прошлом году, — сочла необходимым напомнить Минерва.

Она попыталась не обращать внимания на беспокойство, которое, словно холодный ветер, пробежало по ее спине. С начала года она наблюдала за Гарри, и страх ее усилился.

Что было просто нелепо. Потому что Гарри не делал ничего откровенно плохого. Единственным профессором, от которого он когда-либо получал отработки, был Северус, и Минерва пришла к выводу, что эти взыскания были основаны на том, что Гарри, например, осмеливался дышать в его присутствии. Гарри не прокрадывался в Запретную секцию, не проявлял интереса к Темным искусствам, не задирал других студентов и не списывал на экзаменах.

Минерве подумалось, что странность ситуации заключается в том, что она привыкла к ученикам, с которыми было понятно, что именно с ними не так. На этот раз это была лишь ее интуиция, ничем иным не подкрепленная. Это было все равно что пытаться объяснить кому-то, какие конкретно запахи она улавливала в своей анимагической форме.

— Нет, я чувствовал, профессор Макгонагалл, — возразил Гарри и снова моргнул, глядя на нее. — Он всегда был там.

Минерва еще раз внимательно посмотрела на него, но не сочла это дерзостью. Гарри говорил так, словно это было очевидно, хотя, насколько Минерве было известно, Зов никогда не проявлялся во время трансфигурации предмета в предмет. Как она сказала Гарри год назад, это происходило только тогда — если вообще происходило, — когда одним из объектов Трансфигурации было живое существо. Преобразование человека — всегда. Превращение животного в другое животное, или животного в предмет, или предмета в животное — всегда. Но не тогда, когда превращали пуговицу в диск или стул в перегородку.

— Я хотела бы, чтобы вы показали мне одну из тех трансфигураций, которые вы делали в прошлом году, — наконец сказала Минерва и потянулась за листом пергамента, забытым Смитом. Она аккуратно сложила его в маленького кота, одного из тех, что получался у нее лучше всего. Минерва поставила бумажного котика на стол перед Гарри. — Превратите его в деревянного.

Гарри вытащил палочку и секунду смотрел на кота. Затем он покачал головой и поднял глаза.

— Извините, профессор. Я не работал с такими. Правда, я превращал сову. Можно мне сложить бумажную сову?

— Хорошо, — согласилась Минерва и отступила назад, внимательно наблюдая за тем, как пальцы Гарри надрывают и складывают бумагу. Нет, он не делал ничего такого, что она могла бы заметить. Иногда желание ребенка произвести впечатление на преподавателя проявлялось как случайное волшебство, которое скрывало его реальную успеваемость в школе.

Но здесь не было ничего подобного. Это была обычная бумажная сова, которую Гарри положил на стол и отошел в сторону.

Его тело, казалось, обрело некую отрешенность, которой Минерва никогда раньше не замечала в нем, даже если учесть его обычное спокойствие. Гарри направил свою палочку на сову и сипло произнес:

— Коммуто чартам лигнум⁽²⁾.

Бумага задрожала и пошла рябью, когда по ней пробежало заклинание. Минерва пристально смотрела, прокручивая в памяти исполнение заклинания, которое она только что услышала. Ни с его Словом, ни с техникой обращения с палочкой не было ничего неправильного.

Она не могла видеть его Желание, но на ее взгляд Гарри не проявлял нерешительности.

И как бы она ни вглядывалась, она не могла ни увидеть, ни почувствовать никакого Зова.

Гарри открыл глаза. Минерва не видела, когда он их закрыл, но ее поразило то, что она увидела в них, когда они открылись. В них была бездонная целеустремленность, словно Гарри собирался сделать все, что было нужно, чего бы это ни стоило. У Минервы появилось такое чувство, будто к ее горлу приставили кинжал.

Да, она могла с уверенностью сказать, что дело было не в слабости его Желания.

Минерва протянула руку в неосознанном желании помочь Гарри справиться с грузом, которым эта устремленность неизбежно легла бы на его жизнь. Но к тому времени заклинание уже ударило в бумажную сову и расплескалось по сторонам. Сова качнулась, но осталась на месте.

Гарри моргнул.

— У меня должно было получиться, — пробормотал он. — В прошлый раз там был Зов. Должен был быть, — он пожал плечами и повернулся к Минерве. — Как вы думаете, профессор, мне следует попрактиковаться?

«Да. Не знаю, зачем тебе нужна практика, но я знаю, что здесь что-то не так».

— Да, — вслух повторила Минерва и поднялась со стола, на который присела, пока Гарри выполнял заклинание.

Ей хотелось бы подольше поговорить с ним, но у нее была назначена тренировка с Лонгботтомом. Альбус беспокоился, что отсутствие у мальчика навыков Трансфигурации может помешать ему в будущих сражениях с Сами-Знаете-Кем. Минерва вынуждена была признать, что в этом что-то есть. Прошлогодняя схватка Невилла с троллем была бы намного проще, если бы он мог трансфигурировать что-нибудь, а не просто ударить тролля дубинкой. Даже это заклинание далось ему с трудом.

— Ограничьтесь мелкими предметами. Превращайте одни пуговицы в другие, лоскуты ткани — в носовые платки, куски веревки — в бечевку или шпагат. Вы умеете это делать?

— Да, профессор.

Гарри не выглядел расстроенным. Он собрал свои учебники и выскользнул из класса.

Минерва смотрела ему вслед, и в ней снова пробудилось беспокойство. Судя по тому, что она начала понимать в характере Гарри, он должен был расстроиться из-за сбоя своего заклинания. Он слишком серьезно относился к успеху, чтобы просто смириться с такой неудачей.

Но вместо этого он… двинулся дальше.

Однако Минерва не могла слишком долго переживать по этому поводу. За дверью уже слышались шаги Лонгботтома, и она постаралась изобразить на лице как можно более спокойную и приветливую улыбку, чтобы не напугать бедного мальчика еще больше.

* * *

— Ты так и не поговорил с капитаном о вступлении в квиддичную команду, — упрекнул Бут и плюхнулся на кровать Гарри рядом с ним, сердито глядя на него.

Гарри, который гладил Амикуса, одновременно читая книгу заклинаний, изменяющих физические характеристики мышей, обернулся и удивленно заморгал.

— Э-э, нет, не говорил, — наконец ответил он.

Странно, что Бут заговорил об этом только сейчас, а не после их последней размолвки.

(Бут считал, что Гарри слишком много времени уделяет учебе. Гарри натянул суперобложку от книги сказок на свой учебник по Трансфигурации для пятого курса, который был меньшего формата, — трюк, который он иногда проделывал с Дурслями, когда воровал какую-нибудь книгу, принадлежащую Дадли. Бут раскрыл эту уловку и расстроился. Гарри не понимал, зачем Буту вообще понадобилось заглядывать в его книги).

— Разве ты не хочешь быть в команде?

По крайней мере, Бут, похоже, давал ему возможность объясниться. Гарри перевернулся на спину и позволил Амикусу забраться к нему на живот. Крысу нравилось это делать, но не всегда удавалось, потому что Гарри обычно сидел, когда занимался.

— Нет, — заявил он.

— Но почему?

Голдстейн с интересом посматривал на них. Сейчас он был занят своим эссе для ЗоТИ, но Гарри по опыту знал, что Голдстейн может подойти и вступить в разговор. Эти эссе по Защите быстро ему наскучили. И Гарри не мог его в этом винить, во всяком случае, в этом году и с таким учителем.

Гарри постарался говорить тише.

— Потому что на самом деле мне не нравится квиддич. Мне нравится летать, а это не одно и то же. И я бы предпочел проводить время за учебой, а не за игрой в квиддич.

Бут сел и пристально посмотрел на Гарри. Гарри прищурился в ответ и позволил Амикусу покусывать его пальцы.

— Я был прав, — секунду спустя покачал головой Бут. — С тобой что-то не так.

Гарри закрыл глаза. Он пытался напомнить себе, что это Бут, а не Дурсли, и услышать эти слова, произнесенные не их голосами.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто же захочет учиться вместо того, чтобы играть в квиддич?

— Я.

— Я не об этом, — Бут нетерпеливо подпрыгнул на кровати, и Гарри порадовался, что под матрасом так много места. Именно там прятались его мыши. — Ты здесь уже год, Гарри, но я не помню, чтобы ты был занят чем-то другим, кроме учебы. А, ну и еще помогал в учебе мне.

— И ходил поесть, — добавил Гарри. — И в туалет, и на уроки, и на отработки…

— Это не считается, — возразил Бут. — Все это делают, — он на секунду нахмурился. — Ты даже к отработкам относишься по-другому. Каждый, кто хоть чего-то стоит, знает, что ты не заслуживаешь такого их количества, сколько назначает тебе Снейп.

Гарри пожал плечами и ничего не сказал. Если книга, которую он читал, оправдает его ожидания, он отомстит Снейпу.

— Я тревожусь за тебя, — тихо признался Бут и наклонился, чтобы посмотреть Гарри в глаза. Голдстейн вернулся к своему эссе, поэтому Гарри лежал неподвижно и не протестовал. — Наверное, правильный вопрос, который нам нужно задать, — почему тебя интересует только учеба.

— Нет, — сказал Гарри. — На самом деле нам нужно задать вопрос, почему это так тебя беспокоит.

Бут вздохнул, плюхнулся рядом с Гарри и почесал Амикусу спинку. Амикус не возражал, но, с другой стороны, он оставался нейтральным по отношению к людям, которых Гарри терпел.

— Потому что я считаю, что у тебя должна быть своя жизнь?

— С какой стати играть в квиддич означает — жить? — не удержался Гарри. — Я имею в виду, разве это нечто большее, чем плюй-камни или шахматы? Если бы я интересовался ими, ты был бы доволен, или обязательно нужен квиддич, чтобы ты не волновался?

На последних словах он позволил своему голосу прозвучать резко, потому что, честно говоря, был очень раздражен. Бут перевернулся набок и задумчиво посмотрел на Гарри.

— Шахматы были бы неплохим началом. Хочешь научиться играть в шахматы?

— Нет.

— Тогда я все еще тревожусь.

Гарри вздохнул и отвел взгляд от Бута.

— Тебе незачем волноваться, — сказал он все так же резко. — Я не собираюсь делать ничего, что могло бы лишить баллов факультет Рейвенкло. Или навлечь на тебя неприятности. Или на Энтони, или на Майкла.

Он думал, что его слова успокоят Бута, но по какой-то причине они только заставили его подняться и сесть на кровати с застывшим выражением лица.

— То есть… — тихо заговорил он. — Ты действительно думаешь… ты считаешь, что это единственная причина, по которой я беспокоюсь о тебе?

— А что же еще? — озадаченно спросил Гарри.

Непохоже, чтобы Бут знал, насколько плохой была его жизнь у Дурслей, или как сильно Гарри хотел вернуть своих родителей.

— Ты… — начал Бут и замолчал.

Он смотрел на Гарри с очень странным выражением на лице, а затем отвернулся и подошел к своей кровати. Он лег и задернул за собой полог, даже не взглянув на Гарри.

— Ты облажался, приятель.

Это был Корнер, который так редко говорил что-то подобное, что Гарри обернулся.

— Почему? — спросил он, настолько раздраженный, что это даже причиняло боль. — Я всего лишь сказал ему правду.

Корнер бросил на него еще один серьезный взгляд, а затем сгорбился над своим эссе по Чарам. Голдстейн тоже задернул полог.

Гарри покачал головой и задернул полог на своей кровати. Амикус пискнул и потерся носом о его щеку.

— Люди — странные существа, — доверительно сообщил ему Гарри, прежде чем снова погрузиться в книгу.

Вероятно, вызвать у мышей жажду было именно тем, что ему нужно.

* * *

Гарри тихо выскользнул из башни Рейвенкло. За последние несколько месяцев такие вылазки все больше и больше входили у него в привычку, а теперь делать это стало еще проще. С тех пор как чудовище из Тайной комнаты, кем бы оно ни было, парализовало кошку Филча, большинство учеников везде передвигались группами или старались как можно чаще кучковаться по гостиным своих факультетов. Снаружи не было никого, кто мог бы увидеть, куда пошел Гарри.

«Должно быть, хотя бы отчасти это связано с тем, что Бут больше не разговаривает со мной».

Гарри тихо вздохнул. В глубине души он сожалел об этом. Бут вел себя так, словно у них произошла серьезная потасовка, вроде тех, что обычно случались между Гарри и Дадли. Он постоянно огрызался на Гарри и швырял свои учебники на стол на всех уроках (кроме трансфигурации и зелий, потому что ни профессор Макгонагалл, ни Снейп этого бы не потерпели). И другие рейвенкловцы тоже как бы отдалялись от Гарри.

«Но не так сильно, как от Лонгботтома».

Гарри покачал головой, тихо шагая в сторону подземелий. Бедный парень. Все решили, что он наследник Слизерина, просто потому что он разговаривал со змеей в Дуэльном клубе. Гарри восхищался его способностью говорить на змеином языке. Несомненно, это был бы полезный дар — уметь разговаривать с животными напрямую, вместо того чтобы прибегать к помощи заклинаний, как это делал Гарри.

И вообще, по мнению Гарри, животные были лучше людей.

Но как бы Гарри ни было жаль Лонгботтома, он ничем не мог ему помочь. У него была своя миссия. Миссия Лонгботтома заключалась в уничтожении злого Лорда Даддерса. Гарри надеялся, что ему это удастся.

Ни с кем не столкнувшись, Гарри добрался до подземелий и остановился в небольшой нише, чтобы выгрести мышей из карманов. Они сновали перед ним, прячась в тенях, и отскакивали назад, попискивая определенным образом, если кто-то был впереди. Но Гарри пришлось прятаться только один раз, и он закончил свой путь перед апартаментами Снейпа.

Или, более точно, перед закрытой дверью его личного хранилища зелий.

Пришлось немного пошпионить за профессором, используя мышей и самолично, чтобы выяснить, существует ли оно и где находится дверь. Гарри, конечно, знал, что Снейп где-то хранит готовые зелья. Но они могли находиться в его кабинете, или в его апартаментах, или в больничном крыле. Гарри не был уверен, что в стенах подземелья имеется отдельная дверь, пока не отправил Амикуса проверить.

Гарри опустился на колени и бросил осторожный взгляд на вход в жилье Снейпа. Он знал, что профессора там нет, потому что тот контролировал отработку Рона Уизли и Лонгботтома. Тем не менее, там мог оказаться портрет-шпион или сторожевые заклинания, которые могли бы обнаружить Гарри.

Ничего не скрипело. И не визжало. Гарри, наконец, вернулся к нужной двери и вывернул еще один карман. Это были специально модифицированные мыши, Гарри трансфигурировал их две недели назад и обработал заклинаниями из книги, которую он читал. У них была гладкая черная шерстка и светящиеся глаза.

Они сидели перед Гарри на задних лапках и подергивались в его сторону.

— Вы знаете, куда идете, — прошептал Гарри. Он и без того знал, что им это известно, и мыши все равно не понимали смысла его слов, но это помогало ему справиться с нарастающим волнением. — Идите и отомстите ему.

Он направил волшебную палочку на мышей и произнес последнее заклинание, которое он не мог использовать раньше, если только не хотел, чтобы мыши попробовали выпить все, что попадется им на глаза.

— Бибулус⁽³⁾.

Мыши на мгновение засветились мягким коричневым светом. Секунду спустя живой поток уже струился под дверь, ведущую в личную кладовую Снейпа.

Гарри улыбнулся и закрыл глаза. Помимо Снейпа, он также немного понаблюдал за мадам Помфри и убедился, что зелья, хранящиеся здесь, не те, что нужны ей в лазарете. Но, похоже, это было не так. Очевидно, Снейп сразу же передавал ей подавляющее большинство таких зелий, как Костерост и для лечения фурункулов, а сюда попадали только его личные запасы того, что он варил.

Снейп считал, что отдельное помещение, за которым он мог бы присматривать, было более безопасным, чем кладовая в классе Зельеварения или в его апартаментах. По-видимому, несколько лет назад, когда он действительно держал там зелья, этот факт регулярно побуждал студентов попытаться проникнуть туда. Гарри узнал об этой маленькой подробности от Иверсона, который по-прежнему много болтал.

— Единственная каменная дверь, — прошептал Иверсон, перегибаясь через стол, — с нанесенной на нее мощной магией, которую люди могут почувствовать, останавливает гораздо больше студентов, чем дверь, которую он не может зачаровать таким образом. Видите ли, профессор Снейп должен быть постоянно доступен для студентов, поскольку он декан факультета. Это значит, что он не может настолько же надежно обезопасить дверь в свои апартаменты, потому что кому-нибудь может понадобиться постучаться к нему в экстренной ситуации. Поэтому студенты, которые хотели украсть зелья, пытались вломиться к нему посреди ночи и мешали ему спать. Вот профессор Снейп и сделал так, и…

Гарри встал. Глупо было бы задерживаться здесь слишком долго. Он повернулся и двинулся прочь из подземелий, и мыши шныряли вокруг и впереди него.

* * *

Северус стоял в дверях своей личной кладовой и молча осматривал её.

Он открыл дверь и наступил на пробку. Потом на другую. И еще на одну…

Все пробки, которыми были закупорены его зелья, валялись на полу. Их аккуратно вытащили из горлышек колб, флаконов и в некоторых случаях, для более крупных объемов зелий, из бутылок.

Северус молча оценивал масштабы этой катастрофы — ведь даже просто откупорить некоторые зелья без надлежащих мер предосторожности уже было катастрофой, о чем свидетельствовали следы огня и взрывов на стенах. Затем он поднял глаза.

В каждом флаконе, колбе или бутылке с зельями, которые не вызвали немедленной реакции при контакте с воздухом, плавало тельце мыши. Все они раздулись от выпитой жидкости. Очевидно, они нырнули в зелья и пили без остановки, пока не умерли.

Разумеется, их тела еще больше загрязнили зелья. Целых три четверти личных запасов Северуса теперь были бесполезны. Уцелели только те зелья, которые хранились в стальных контейнерах, которые мыши не смогли прогрызть или опрокинуть, и те немногие, у которых не было деревянных пробок.

Северус отступил на шаг и посмотрел на пробки на полу. Да, наклонившись, он смог разглядеть на них следы от маленьких зубов. Он предположил, что мыши могли бы вытащить пробки. Просто ни у одной мыши никогда не возникало такого желания.

Снейп балансировал на тонкой грани ярости. Некоторое время назад он почувствовал дрожь охранных заклинаний, но он был занят надзором за выполнением отработки, и не обратил на это внимания. Иногда ученики все ещё пытались пройти сквозь заклинания, которые он вложил в каменную дверь. Им это не запрещалось.

Выходя из класса, где проходила отработка, он даже был в хорошем настроении, предвкушая, как обнаружит кого-то, запутавшегося в паутине, которая привязывала нарушителя к двери. Теперь он понимал, что это взрывались менее стойкие зелья. Заклинания, которые он наложил на дверь, устояли.

Но результаты его трудов, которые хранились здесь, потерянные месяцы и месяцы работы…

Северус тщательно закрыл за собой дверь, чтобы никто снаружи не услышал, что он делает, как никто не слышал взрыва зелий. Затем он прорычал, обещая отомстить:

— Кто бы ты ни был, я найду тебя и уничтожу!

* * *

— Всё-таки с этим Поттером что-то не так. Серьезно.

Блейз Забини уронил голову на руки.

— Да заткнись ты уже с этим Поттером, Драко. Пожалуйста. В нем нет ничего особенного. Наполовину грязнокровка, родители которого никогда не выйдут из палаты Януса Тики; в зельях не блещет, поэтому он тебе не соперник; в квиддич, как ты, не играет… Он вообще никто. Просто помолчи о нём.

— Посмотри на это с другой стороны, — оторвался от своего ужина Теодор Нотт, сидевший по другую сторону стола. Драко мысленно усмехнулся, потому что волосы Нотта, как обычно, выглядели немытыми, но, в отличие от профессора Снейпа, у него это не оправдывалось издержками профессии. — Пока он зациклен на Поттере, он не одержим Наследником Слизерина.

Драко полностью проигнорировал Тео, устремив взгляд через весь Большой зал на стол Рейвенкло. Он и Поттер были в списке студентов, которые оставались в школе на рождественские каникулы. Драко знал, что Поттер поедет в больницу навестить родителей. Других причин остаться у него не было. У Поттера не было семьи, которая баловала бы его, так что не было никаких причин возвращаться домой.

Это было так странно. Иногда Драко казалось, что он понимает Поттера. Он бы тоже не хотел возвращаться домой, если бы его воспитывали идиоты-маглы. Но в остальном они с Поттером были настолько разными, что Драко сомневался, может ли он доверять своим чувствам рядом с Поттером.

Это сводило его с ума.

Через несколько минут Поттер встал и направился к выходу из зала. На плече у него сидела крыса, и он, казалось, разговаривал с ней на ходу. Драко закатил глаза и усмехнулся, заметив, что никто из рейвенкловцев не бежит за Поттером, как это было в прошлом году. Это как раз доказывало, что даже однокашники Поттера по факультету считали его странным.

«Может быть, Поттер действительно псих, может быть, ему это передалось от его дорогих мамочки и папочки. Возможно, это все объясняет, и я смогу перестать постоянно подозревать, что Поттер что-то скрывает».

Нет, покачал головой Драко. В прошлом году все говорили, что Поттер просто великолепен в Трансфигурации (хотя в этом году, похоже, это было не так), а человек с психическим расстройством не может быть хорош в искусстве, требующем высочайшей сосредоточенности на формировании объекта. Поттер скрывал что-то другое. Или он был ненормальным в каком-то ином, неочевидном смысле.

Драко собирался выяснить, в чем дело. Его надоедливые друзья уедут на каникулы, и он на долгое время окажется предоставлен самому себе. Он не продвинулся ни на шаг в поисках Наследника Слизерина, так почему бы не заняться Поттером.

* * *

Гарри вздохнул и прислонился к стене своей мастерской, устроенной в подземелье. Он всегда в течение получаса практиковался в трансфигурации «предмета в предмет», прежде чем приступать к работе с животными, потому что дал обещание профессору Макгонагалл. Но результаты не становились лучше.

Он знал, он точно знал, что в прошлом году чувствовал Зов, когда преобразовывал эти предметы в подарки для родителей и однокурсников. Более того, он снова почувствовал его, когда выполнял трансфигурацию в этом году, создавая миниатюрную деревянную розу для матери и деревянный квоффл для отца. На мгновение он почувствовал, как вокруг него что-то замерцало, словно хрустальный ветер, и бумажные предметы плавно изменились.

Но когда он позже попробовал проделать это с пуговицей, ничего не было.

Гарри не понимал, в чем разница, и это его немного нервировало. Он не хотел разочаровывать профессора Макгонагалл.

Но это была совсем маленькая проблема. Гораздо важнее было правильно провести трансфигурацию животного, перед тем как он в следующий раз отправится на Тисовую улицу.

Гарри повернулся и посмотрел на кучу тряпок, которую он тщательно сложил вместе с иголками, маленькими камешками, которые должны были нагреться, когда он наложит на них согревающие чары, бархатом и другими мелкими камешками, предназначенными для мышц. Все это не было похоже на бумажных зверюшек, которых он научился делать, но, с другой стороны, эти предметы понадобятся ему, чтобы создать живое существо другим способом. Тряпки для тела. Иголки для когтей. Горячие камни для горящих глаз. Бархат для шкуры. Мускулы, чтобы прыгать, охотиться и бросаться на добычу.

Гарри закрыл глаза. Заклинание поднялось внутри него, вместе с Желанием. Затем он начал вращать палочкой, произнося заклинание, росчерк за росчерком, словно пытаясь нарисовать в воздухе розу с четырьмя лепестками, и слова слетели с его губ. Сочетание Палочки и Слова должно было быть безупречным, и Гарри по-прежнему бормотал латинские слова и тренировал движения палочкой во время отработок со Снейпом, а в последнее время и на любом уроке с Локхартом.

— Коммуто абундантиам фелим⁽⁴⁾.

Слова вырвались у него сами собой, сопровождаемые дрожью Зова. Гарри открыл глаза и с нарастающим волнением наблюдал, как магия окутывает тряпки, и они начинают темнеть. На будущей груди животного появилось белое пятно, а раскаленные камни превратились в пару глаз, смотрящих на него от уровня пола. Голова зверя поднялась, глаза моргнули, шерсть покрыла тело, и оно стало настоящим.

Когда Гарри закончил, на полу стоял кот. Кот с зелеными глазами и черной шерстью, как у того котенка, которого убил дядя Вернон.

Гарри наклонился. Кот поковылял к нему на дрожащих лапах. Амикус уже успел спрятаться в кармане Гарри.

В следующую секунду кот прыгнул и вцепился когтями Гарри в лицо, яростно кусая его за шею!

Гарри вскрикнул и упал навзничь, совершенно ошеломленный. Кот лязгал зубами и метался вокруг него, пытаясь одновременно укусить и перепрыгнуть через его голову.

А потом кот пронзительно завизжал. Это Амикус выскочил из кармана и укусил его за хвост.

Гарри резко развернулся и отшвырнул кота. Тот приземлился в углу, яростно отряхнулся и снова зашипел на него. Гарри ожидал, что животное убежит искать выход, но вместо этого кот вел себя так, словно вот-вот бросится на него.

— Фините инкантатем.

Гарри знал, что аспекты Палочки и Слова в его заклинании были идеальны, но ему все равно потребовалась минута, чтобы настроится на необходимое Желание, и к этому времени кот уже сократил расстояние между ними. Он едва не укусил Гарри за руку, прежде чем магия мальчика накрыла зверя, и тот исчез, превратившись обратно в тряпки, иголки и другие предметы, из которых был создан. Камешки упали на землю и теперь покачивались, стукаясь друг о друга.

Выдохнув, Гарри сел на пол и благодарно погладил Амикуса по спине. Столько всего могло пойти не так. Ему нужно было обдумать все версии и решить, какая из них наиболее вероятна.

Он представлял себе котенка, но вместо этого попытался превратить тряпки во взрослого кота. Возможно, его подвело воображение.

Кошки не были социальными существами, в отличие от крыс и мышей. Возможно, его магия не могла сделать кота таким же преданным ему.

Он был сосредоточен на мести, вместо того чтобы создать что-то, что помогло бы ему выживать или, в конечном счете, помочь его родителям, как это делали мыши и Амикус. Возможно, это означало, что он должен был думать о коте прежде всего как о своего рода защитнике для себя или помощнике для родителей.

Но надо признать, что, если бы именно это было причиной неудачи, все было бы сложнее. Он захотел сотворить кота, потому что хотел еще одного питомца.

Гарри улыбнулся Амикусу, который беспокойно тыкался носом в его руку.

— Да уж, — пробормотал он, почувствовав, как кровь течет по лицу.

Надо будет залечить раны, иначе кто-нибудь может удивиться, почему Гарри спустился в подземелья здоровым, а вернулся с расцарапанным лицом. На этот раз в школе на каникулы остались еще несколько рейвенкловцев. Гарри полагал, что они хотят заняться поисками Тайной комнаты и Наследника Слизерина.

Правда, прежде чем он сможет это сделать, ему придётся поискать несколько исцеляющих заклинаний. Пока что Гарри натянул капюшон плаща, чтобы прикрыть раны, и направился к двери.

Он открыл дверь мастерской и тут же замер. Кто-то или что-то стояло в стороне. Подкарауливая его.

Гарри не хотел показывать наблюдателям, что он знает об их присутствии. Насвистывая что-то, он с невинным видом вышел в коридор. Затем отошел на несколько шагов и услышал шаги у себя за спиной.

Его свист подозвал одну из мышей. Она пробежала мимо незнакомца, который издал вопль ужаса и отвращения.

Гарри улыбнулся, развернулся и сбросил Амикуса со своего плеча. Крыс прыгнул в тень, снова подпрыгнул и развернулся в воздухе. Гарри лишь на секунду увидел его хвост, мелькнувший в свете факелов, но тут на свет, пошатываясь, вышел Малфой. Он отбивался от Амикуса, который крепко вцепился ему в мочку уха.

Гарри не вмешивался и стоял, смеясь, пока Малфой не схватил Амикуса. Тогда он шагнул к Малфою и с силой прижал свою палочку к его горлу. Малфой застыл, уставившись на него.

— Не советую, — предупредил Гарри. — Сделаешь больно моему другу, и я позабочусь о том, чтобы ты поплатился за это.

Он протянул руку, и Амикус пробежал по его пальцам и дальше вверх до плеча. Гарри снова повернулся к Малфою.

Он знал пару способов обезопасить себя от нежелательных наблюдателей, но, к сожалению, они были ему не по силам. Самым безопасным было бы стирание памяти, но Гарри никогда не учился его накладывать.

— Мой отец обязательно узнает об этом!

С другой стороны, иногда у Малфоя появлялись хорошие идеи, и, возможно, Гарри стоило просто перенять его тактику.

— Не узнает, — прошептал Гарри. — Потому что тебе все равно придется спать в подземельях, верно? В подземельях, куда, как ты убедился, я могу попасть, — он нежно провел палочкой по горлу Малфоя, отметив, что тот перестал кричать и скандалить и завороженно смотрит на него с неподдельным ужасом. — В подземельях, куда я могу входить и выходить без каких-либо проблем. И у меня есть крыса, Малфой. Крыса, которая может пролезать под двери, — теперь Гарри шептал, наклонившись к Малфою, и Малфой слегка покачивался. — Крыса, которая может забраться к тебе в постель. Крыса, которая может укусить тебя не только за ухо.

— Поттер…

Что там собирался сказать Малфой, вряд ли было чем-то интересным, поэтому Гарри не слушал его. Он нашел не шее Малфоя яремную вену и провел по ней палочкой.

— Ты представляешь, как быстро можно умереть, если прокусить эту жилу? — спросил Гарри. — Я интересовался этим. Кровь просто хлещет наружу. Крыса, которая прокусит твою яремную вену, подберется незаметно. Она зайдет в спальню, а потом уйдет, и никто никогда не узнает, что случилось.

— Поттер…

На этот раз голос Малфоя звучал достаточно испуганно. Гарри отступил на шаг и улыбнулся ему.

— Или ты мог бы промолчать, — продолжал он. — Кое о чем, что тебе в любом случае рассказывать нечего. Я вышел из класса, которым никто не пользуется. Моя ручная крыса напала на тебя, потому что ты закричал. Так что ты выберешь, Малфой? Будешь молчать и обратишься к мадам Помфри по поводу своего уха, или станешь объяснять в подробностях — то немногое, что ты можешь сказать, — а потом умрешь?

Глаза Малфоя стали такими же огромными, как у Лонгботтома в библиотеке, когда тот бился над эссе по зельеварению. Гарри продолжал смотреть на него и поймал тот момент, когда Малфой поддался своему страху. Слизеринец зажмурил глаза и заскулил.

— Я сделаю, что ты скажешь, и буду молчать.

— Хорошо.

Гарри потрепал Малфоя по щеке и сунул Амикуса в карман. Затем он неторопливо удалился.

Он знал, что Малфой трясется от страха за его спиной. И знал, что нажил себе врага, который может оказаться опасным. Дадли всегда становился таким, когда Гарри удавалось спрятаться или выставить его дураком. Прошлым летом дядя Вернон постоянно искал способ отомстить Гарри за то, что он угрожал Дурслям. Гарри приходилось снова и снова подпитывать их страх.

Ему придется делать то же самое с Малфоем, по крайней мере, до тех пор, пока он не сможет грамотно наложить Обливиэйт.

Но даже если случится худшее, и Малфой кому-нибудь расскажет, и Гарри получит… ну, он не был до конца уверен, что с ним может случиться, помимо отработок. Он не думал, что его исключат, разве что все будет зависеть от Снейпа. Тогда это возможно.

Но теперь Гарри знал, как заниматься самостоятельно. Он больше учился тому, что его интересовало, чем готовился к урокам, и это стало еще одной причиной, почему он начал отставать в более обыденных видах трансфигурации на уроках Макгонагалл. Гарри было неловко видеть, как она хмурилась, глядя на него.

Однако сожаление не могло исцелить его родителей. И это, в конечном счете, означало, что оно того не стоило.

1) О теории магии и трех (или четырех) компонентах колдовства Минерва рассказывала Поттеру в главе 4.

Вернуться к тексту

2) Превращаю бумагу в дерево.

Вернуться к тексту

3) У этого латинского слова есть несколько значений: 1) пьяница, 2) томимый жаждой, 3) всасывающий жидкость.

Вернуться к тексту

4) Превращаю это разнообразие в кота.

Вернуться к тексту