Десять дюймов с четвертью (джен)

Самый действенный способ понять, что происходит вокруг тебя — успокоиться и прислушаться.

Я так и поступила, когда ученики разошлись по спальням. Моя Лили уже видела десятый сон, а я всё ловила звуки вокруг и пыталась понять, что случилось недавно возле Гремучей ивы, почему я чувствовала себя в двух измерениях одновременно? Как такое возможно?

Только я уловила нечто важное в своих умозаключениях, как Лили повернулась во сне и что-то пробормотала, и я отвлеклась.

Славная милая девочка. Как хотелось бы мне защитить её от любых неприятностей, от любых бед. Хотя, глядя на Лили, невозможно было даже представить, чтобы кто-либо желал ей зла. Она ладила со всеми и находила общий язык даже с такой букой, как Северус Снейп. Учителя её любили, а одноклассники тянулись к ней, словно желая погреться в тёплых лучах добра, которые она излучала. Вы можете сказать, что я преувеличиваю, ведь не бывает только положительных или отрицательных людей. Весь вопрос в том, что у человека внутри. Палочка не зря выбирает волшебника, она ищет родственную душу, такую, которая будет переплетаться с её ядром в едином порыве.

Наша связь с Лили была потрясающей. Я чувствовала малейшее изменение её настроения. Конечно, она могла и сердиться, и быть не в духе или просто расстроиться. Но длилось это недолго, такова уж была её натура. Вот и сегодня она какое-то время ворочалась, переживая из-за того, что Акерлей Мальсибер задирал её и обзывал рыжей, но потом вспомнила, как верный рыцарь Северус набросился на обидчика, и улыбнулась.

«Смешной он, Северус. В этой своей длинной грубой мантии похож на летучую мышь. А Джеймс Поттер — дурак. И зачем они устроили эту опасную затею с ивой? Хорошо, что Дэйви отделался только испугом…»

Лили уснула, а я потеряла нить и своих, и её рассуждений. Мысленно воззвала к Гремучей иве, чтобы оглядеть окрестности её глазами.

С одной стороны темнел Запретный лес, а на подходе к Чёрному озеру отливали мареновым в свете луны мох флоксы, буйно цветущие по всем пригоркам. В свете луны… Полнолуние же, точно! Вчера на уроке астрономии профессор Синистра как раз рассказывала, что получило оно название «Розовая луна»⁽¹⁾ не потому, что цвет луны — розовый, а из-за весенних цветов.

Я почти успокоилась, разлившаяся безмятежность принесла утерянную гармонию. И тут розовый цвет перед мысленным взором превратился в кровавый багрянец. В сознание ворвалась чья-то боль. Тяжёлая, мрачная, безнадёжная.

Настроилась, пытаясь уловить эмоции. Палочка из кипариса, десять с четвертью дюймов. Та самая, из лавки мистера Олливандера? Благородная палочка, ищущая родственную душу, готовую погибнуть в молодом возрасте во имя добра и справедливости? Которая чуть не выбрала Лили? Неудивительно, что я так запросто попала на её волну, хотя до этого дня сознание её было от меня закрыто.

Палочка… Ремуса Люпина? Вот оно что, значит…

Мгновенно я перенеслась в сознание палочки из кипариса, чтобы понять, что произошло.

Вечером мадам Помфри провела осмотр Ремуса и проводила его до Главных ворот, где по обыкновению передала из рук в руки Помоне Спраут. Та, применив по инструкции связующее заклинание, бодро пошла по тропинке в сторону Гремучей ивы, не обращая внимания на понурого Ремуса. Она знала, что мальчик здорово переживает накануне каждого превращения, и старалась ему не докучать. Возле ивы ловко нажала на нарост внизу ствола, обездвижив дерево. Помона Спраут знала по опыту, что передышка эта временная, поэтому, не мешкая, улыбнулась Ремусу и жестом пригласила его первым ступить в тайный проход. Ремус за два с половиной года уже неплохо ориентировался в подземном коридоре, поэтому не стал ждать, пока Помона Спраут зажжёт свечи в боковых держателях, а побрёл вперёд. Внутренности привычно выворачивало — так бывало каждый раз перед превращением, но сейчас ломку он чувствовал в разы острее. Мадам Помфри предупредила его, что в пубертатный период обращения будут болезненнее, а восстанавливаться придётся дольше. Беда в том, что он никак не мог смириться со своим внутренним волком, хотя бы попытаться договориться с ним, принять его. Ремус ненавидел своё тело, себя и то состояние беспомощности на утро после превращения, когда он понятия не имел, как обзавёлся новыми укусами, глубокими царапинами и ранами. Мебель в Визжащей хижине за два года превратилась в груду щепок, а зелёные обои с узором ромбами — в лохмотья. И всё это сделал не он, Ремус, а то чудовище, которое вырывалось наружу и беспредельно царствовало всю ночь.

Тоннель пошёл вверх, потом свернул и расширился небольшим земляным тамбуром перед хлипкой с виду дверью, сколоченной из досок, пропускавшей мягкий свет через щели.

Ремус остановился и смущённо оглянулся на Помону Спраут. Она закатила глаза.

— Мистер Люпин, каждый раз одно и то же! Вы боитесь замёрзнуть?

Ремус покачал головой, а Помона Спраут сделала несколько круговых движений палочкой, после чего в комнатке стало гораздо теплее.

— Тогда поторопитесь! Раздевайтесь!

Ремус вздохнул и принялся стягивать с себя одежду, аккуратно складывая её на сложенные ящики возле двери. Поверх одежды он положил палочку.

— Когда вы завтра утром выйдете, все ваши вещи будут целыми и невредимыми, — подбодрила его Помона Спраут.

В первый раз, ещё на первом курсе, Ремус зашёл в Визжащую хижину — тогда она ещё не прославилась в Хогсмиде как страшное место, где обитают привидения — в одежде. Утром от мантии и всего остального остались клочки, хорошо ещё, что Помона Спраут в тот раз забрала у Ремуса палочку на хранение. После этого решили, что одежду и палочку Ремус будет оставлять сразу за дверью, чтобы после обратной трансформации он мог спокойно одеться и привести себя в порядок.

Пока Ремус раздевался, Помона Спраут прошла в хижину.

— Гоменум Ревелио!

Никого. Конечно, никого и не должно было быть, но на всякий случай и Помона Спраут, и Поппи Помфри всегда применяли заклинание обнаружения человека. Она запечатала заклинанием входную дверь изнутри, потом убедилась, что ставни плотно закрыты, и вышла обратно в тамбур тоннеля, жестом приглашая Ремуса внутрь.

Он, прикрывая наготу руками, скрылся в хижине. Помона Спраут наложила запирающее заклинание теперь на дверь из коридора, убедилась, что чары действуют, и поспешила обратно: близился восход луны.

На этот раз превращение было таким мучительным, что Ремус искусал себе в кровь руки ещё до того, как конечности удлинились и покрылись шерстью. Сознание его уплывало, он ещё сопротивлялся, но торжествующий волк уже скалил свои зубы, а ясный ум заслоняла мутная ярость. Ремус взвыл и от своей беспомощности, и от дикой боли, когда вывернуло позвоночник, а потом черепная коробка взорвалась, причиняя страшные муки. Ремус упал на пол, тело его корчилось и билось в судорогах, а когда он поднялся на четвереньки и душераздирающе завыл, это был не голос человека, а вой невыносимого страдания оборотня.

Он метался по первому этажу, кидался на стены, крошил остатки мебели и рвал на себе шерсть. Ремус разбил в кровь грудину, когда пытался открыть шатающуюся на петлях дверь. Но иллюзия хлипкости была мишурой, завесой для жителей Хогсмида, которые за два года успели поверить, что Визжащая хижина стояла на отшибе деревни не одно столетие. Ужасные истории и байки передавали из уст в уста со страхом, и вот уже ни один нормальный волшебник и близко старался не подходить к хижине даже днём. Если ему, конечно, не надоела жизнь.

В какой-то момент оборотень устал и рухнул возле разгромленного камина с выдранными с мясом кирпичами. Отдышался, перевёл дыхание, чтобы наброситься на ненавистные ставни, не пускающие его на волю. И тут чуткий слух волка уловил наверху движение. Грудь его со свистом ходила ходуном, однако ошибиться было невозможно: наверху кто-то был.

Мародёр получил свою кличку за то, что жевал всё, что плохо лежало и попадало в его козлиное поле зрения. Аберфорт Дамблдор давно избавился бы от наглой скотины, но Мародёр был отличным племенным самцом — его девочки души в паршивце не чаяли. А ещё Мародёр был любимцем Аберфорта, и все козы знали, что угрозы его — пустое сотрясание воздуха и в кармане мантии всегда припасено лакомство. Аберфорт грозился пустить Мародёра на мясо каждый раз после очередной выходки, но он точно не пожелал бы животине погибнуть от клыков оборотня.

В тот вечер козёл сжевал последнюю приличную скатерть, и Аберфорт отходил его остатками с таким пылом, что Мародёр обиделся. Он наставил на Аберфорта рога и попытался боднуть. Аберфорт схватил его за рога, развернул, поддал под зад и выставил в ночь на улицу.

Через час стемнело, а Мародёр не вернулся. Аберфорт забеспокоился и обошёл с фонарём все окрестности. Откуда ему было знать, что козёл в поисках тёплого угла забрёл вверх по улице, поддел рогом входную дверь Визжащей хижины, вошёл внутрь, обнюхал все углы на первом этаже, не нашёл ничего интересного, ловко заскочил на второй, где обосновался на разломанном топчане с рваным одеялом возле камина с дырой вместо топки. И заснул, чтобы проснуться через пару часов от того, что хижина ходила ходуном. А потом раздался страшный вой, и Мародёр чуть сам не завопил от ужаса.

Он уже спрыгнул с топчана, чтобы направиться к лестнице и спуститься вниз, когда увидел в проёме огромную пасть высоченного волка. Жёлтые глаза были налиты ненавистью, а с клыков капала слюна.

Я рывком выныриваю из сознания палочки из кипариса, транслирующей страшную картину. Пространство вокруг меня вновь начинает тоненько вибрировать и звенеть, я будто расщепляюсь на две половинки, каждая из которой видит разные реальности.

Волк-оборотень набрасывается на оцепеневшую жертву. Бедный козёл не кричит: не успевает. Выцветшая рваная обивка топчана покрывается алыми цветами, они вспыхивают яркими мазками на рваном одеяле и стекают к дыре камина. Аберфорт Дамблдор не сразу узнаёт о кончине любимца, а его брат теперь насовсем запечатывает входные двери Визжащей хижины: отныне со стороны Хогсмида никто и никогда не сможет проникнуть внутрь. Ремус Люпин не помнит подробностей той ночи, но неимоверная тяжесть ложится на его плечи: он видел утром кровь и знает, что убил живое существо. Больше всего Ремус боится, что в следующий раз это может быть человек.

Волк-оборотень набрасывается на оцепеневшую жертву. Бедный козёл не кричит: он превращается в курицу. Выцветшая рваная обивка топчана покрывается белыми перьями, они фонтанчиком вырываются у клацнувших челюстей оборотня и опускаются возле дыры камина, где прячется курица. Аберфорт Дамблдор не сразу находит своего любимца и изводит немало сахара, прежде чем ему удаётся на другой день уговорить козла спуститься со второго этажа. Его брат запечатывает теперь входные двери Визжащей хижины насовсем: отныне со стороны Хогсмида никто и никогда не сможет проникнуть внутрь. Ремус Люпин не помнит подробностей той ночи, но неимоверная тяжесть ложится на его плечи: больше всего он боится, что в следующий раз это может быть человек.

Пространство схлопывается, я вновь ощущаю себя целой.

На этот раз расщепление и возвращение дались мне с мучительной ломкой. И опять никто, кроме меня, не знал ни о заклинании Пуллур⁽²⁾, ни о том, что всё могло закончиться трагичнее.

На душе лежала тяжесть. Я ещё больше запуталась.

1) Апрель 1974 года.

Вернуться к тексту

2) Пуллур — превращает объект в курицу.

Вернуться к тексту