Капли на стекле (джен)

Пейринг: Сириус Блэк/ Алиса Лонгботтом

на заявку: raliso

от автора: прости, родная, у меня, кажется, получилось совсем не то, что ты заказывала. Но шарахнуло по голове — нужно писать именно такого Сириуса. Прости.

У нее кольцо на безымянном пальце, у него — душа в ожогах.

И вокруг — война, смерть, страх, и вокруг — вспышки, крики, кровь, а они целуются в грязной и темной подворотне, они кусают губы и сталкиваются языками, и эта осень смеется над ними хриплым и недобрым смехом. Они обречены.

— Я подыхаю без тебя, — выдыхает он, и в синих глазах — тоска, и от нее хочется выть. — Дышать без тебя не могу.

Она плачет и цепляется за него, чтобы не упасть. От него разит табаком и дождем, у него волосы мокрые, а губы искусаны. Он стискивает ее в объятиях так, что воздуху в легких уже мало места.

— Сириус... — шепчет она, ведь больше у нее слов нет, только его имя, что стучит в висках и помогает не свихнуться. — Сириус...

Им по девятнадцать лет, ее ждет дома любящий муж, а у него и дома-то своего нет. Они влюблены, да так до горечи безнадежно, что дышать слишком трудно.

Они сходят с ума.

Сплетаются — пальцами, душами, языками, запоминают — родинку на щеке, трещинки на губах, ресницы-иголки, стирают — прошлое, настоящее, будущее. Последнее стирается особенно легко — его и так не существует, не сегодня — завтра мелькнет зеленый луч, и потухнут синие глаза. Аваду в бою словить не сложно, тем более, когда каждый день — бой.

— Ты только живи, хорошо? — шепчет она, и он снова целует ее, да так жарко, что пол под ногами начинает качаться. Он не будет ей ничего обещать. Он не может ей ничего обещать.

Осень, и дождь, и жить хочется до одури, до крика, и он кричит в холодное октябрьское небо, кричит громко, надрывно, как будто душу ему выжигают. Она хватает горячими ладонями его мокрое лицо, стискивает его так, что белеют от напряжения пальцы.

— Я люблю тебя.

Он закрывает глаза и обессилено прислоняется лбом к ее лбу. Она касается губами его подбородка.

Идет дождь.