Манифест о дружбе полов (гет)

В Хогвартсе царят суматоха и кутерьма. По крайней мере, я нахожу островки хаоса повсюду, куда бы ни пошла: для отчаянных мозговых штурмов и первых репетиций, которые, как известно, всегда комом, студенты выпрашивают пустые аудитории, подыскивают свободные уголки замка, рассыпаются парами и командами по зеленому лугу.

— Нет, ты можешь сделать нормально?! — доносится из-за приоткрытой двери на втором этаже. — Получается что-то невнятное!

— А напомни-ка мне, когда мы выбрали тебя в командиры?

— Хотите, чтобы я молчал? Буду молчать!

Прежде чем разрешить очередной студенческий конфликт, я прислоняюсь плечом к прохладной стене и делаю глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Большинству нужна помощь. И мне уже тоже — психологическая.

— О, Грейнджер…

Малфой, недовольный и утомленный, поднимается по лестнице, притормаживая бегущих куда-то первокурсников. По его выражению лица я пытаюсь понять, с чем он только что имел дело.

— Метлы? — спрашиваю, когда Драко встает рядом. — Или зелья?

Он молча приподнимает рукав мантии, и я понимающе киваю.

— Кошки.

Только убедившись, что я полностью осознала масштаб его страданий и выразила взглядом все сочувствие, на какое способна, Малфой проводит палочкой вдоль царапин, залечивая свои увечья.

— Кстати, о кошках, — говорит он. — Макгонагалл ждет, идем. Стоишь без дела, как будто уже в отпуске.

Я тут же возмущенно фыркаю: похоже, из нас двоих только бедняжка «мистер Ведьмополитен» заслуживает порцию жалости?

— У меня еще есть десять минут. И кабинет, в котором ругаются дети.

Малфой закатывает глаза.

— Тебе не хватит десяти минут.

— Хватит. Просто прекрати тратить время на споры…

Моя рука вдруг оказывается в его руке. Малфой тащит меня к лестнице, что-то бормоча по пути, но я только смутно различаю «вот именно» и «сама споришь», потому что по всему телу от самых кончиков пальцев проносится волна дрожи. Ладонь Малфоя теплая и… надежная? Почему на ум приходит такое неподходящее слово? Какая уж тут надежность!

Где-то на середине пути к Директорской башне, отвлекшись на секунду от рассматривания малфоевского затылка и мыслей о его руках, я натыкаюсь взглядом на проплывающую мимо третьекурсницу Дороти.

— Добрый день, — говорит она удивленно и как-то неуверенно. Словно застукала меня за чем-то неприличным или как минимум неподобающим… Ах! Может быть, это потому, что мы с преподавателем труда до сих пор идем по школе, напоминая самую типичную влюбленную парочку, — держась за ручки?

— Малфой, ну-ка отпусти!

Как раз на последнем повороте я освобождаюсь из его захвата с бешено бьющимся сердцем: то ли от неловкости, то ли от иного рода волнения. Да ладно, что уж тут таить, — от всего сразу.

— Просто поразительно! — восклицаю я, остановившись у горгульи рядом с Малфоем. — Делаешь все, чтобы меня взбесить, и методично дискредитируешь перед учениками. Как еще не надоело?

Он вдруг оборачивается и долго-долго смотрит на меня. Приходится мысленно повторить произнесенные слова, разыскивая в них нечто новое, необычное, но ничего такого нет, я ведь с самого первого дня не маскирую своих недовольств. Почему же Малфой впервые реагирует так странно?

— Я делаю то, что мне нравится. Ясно?

Не киваю. Просто удивленно моргаю. О чем он конкретно? Хорошо, хорошо, он ведь об этих прикосновениях и заигрываниях, но…

— Острая шпилька, — бросает Малфой вместо разъяснений, и горгулья освобождает проход.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Тишина в кабинете директора изредка прерывается шорохом пергаментов, которые просматривает Макгонагалл, и постукиванием пальцев, которое мы с Малфоем позволяем себе, чтобы хоть как-то выразить внутреннее напряжение. Солнечный свет из окна отражается от металлических приборов на столе, напоминающих набор круглых кривых зеркал, так что пара солнечных зайчиков мелькает на впалой щеке Минервы, когда она сурово склоняет голову.

— Сколько будет длиться ваше шоу? Сорок часов?

Абсолютно закономерный, но не учтенный в соревновательном запале результат предстал передо мной во всей красе, как только я сложила все списки за четыре дня. А потом с мысленным стоном добавила к ним список «актеров».

— Мы попытались максимально широко охватить…

— Это все мне очень даже ясно, мистер Малфой, — прерывает его Макгонагалл, и тот замолкает. — Но вам теперь непросто, верно?

Минерва переводит взгляд на меня. В этой ситуации, по всей видимости, требуется не пустословие и красноречие, которые так хорошо удаются Малфою, а моя злополучная прямота.

— Со временем у нас и правда проблемы, — признаюсь я. — Но если мы будем следовать четкому временному регламенту — ученики уже предупреждены об этом — и усовершенствуем плавные переходы между номерами…

— …то есть сольем их воедино, оставив один перерыв в середине и второй — перед спектаклем… — подхватывает Малфой.

— …а пьеса всего-то из четырех сцен…

— Ладно, — говорит Макгонагалл, еще раз напоследок окинув нас обоих внимательным взглядом, — я вижу, вы знаете, что делаете. Только умоляю, если что-то пойдет не так и покатится в тартарары — скажите мне об этом сразу. — Дождавшись от нас кивков, Минерва объясняет: — На шоу будет Грейвс. Она уже написала мне и попросила назвать точные дату и время.

После очередной порции уверений и кивков директор отпускает нас, пожелав удачи в наших подвигах. Мы молча спускаемся, а когда горгулья возвращается на свой бессменный пост, Малфой поворачивается ко мне с таким видом, словно заранее уговаривает согласиться на его предложение и не спорить, не умничать.

— Грейнджер, насчет декораций и костюмов… давай попросим домовиков помочь нам.

Да, это проблема. Времени в обрез, а у нас пока только мысленные образы и ничего материального. Но домовики… никто из них не возьмет плату. А бесплатная работа все еще противоречит принципам Г.А.В.Н.Э. Оно ведь до сих пор существует — я просто давно не занималась продвижением идей в массы; да и неважно, в конце концов, сколько у нас последователей, главное, что я все еще лидер.

— М-м… нет, — отвечаю я. — Никаких домовиков.

Малфой запрокидывает голову и разочарованно стонет.

— Мы все провалим!

— Не провалим! — тут же возражаю я. — Будем делать это на занятиях. И в дополнительные часы — каждые среду, четверг и субботу по вечерам. Дети сами увлекутся, вот увидишь.

Кажется, только шаги учеников неподалеку мешают Малфою прокричаться и схватить меня за плечи, чтобы хорошенько потрясти.

— На занятиях? — переспрашивает он. — Хочешь сказать, еще и будем делать все это без магии?

«А-а, без магии мы точно провалимся!» — кричит истерический внутренний голос, но принципиальная сторона моей натуры не позволяет проявлять слабость.

— Ну если только чуть-чуть магии, — говорю я, готовясь достать палочку, если Малфой решит отомстить мне каким-нибудь относительно безобидным, но неприятным заклятием.

Он с нажимом уточняет:

— Ты ведь понимаешь, что в этой ситуации всем плевать, сколько волшебства мы будем использовать?

— Но мы все еще преподаватели, и наши предметы… — сопротивляюсь я и, видит Мерлин, делаю это из последних сил.

— Простое будем делать руками. То, что посложнее, — магией, — отчеканивает Малфой. В его словах все меньше и меньше вопросительных интонаций.

Усталость, неуверенность и страх за такое непростое шоу наваливается на меня в один миг неподъемным грузом. Я смотрю на Драко, в его сосредоточенные серые глаза, и моих сил хватает только на то, чтобы махнуть рукой, окончательно капитулируя.

Малфой делает широкий шаг, все-таки кладет руки на мои плечи и заявляет:

— Ты такое чудо, когда соглашаешься!

Не успеваю я собрать мысли в кучу, как Драко уже удаляется по лестнице вниз, кивнув улыбающейся ему студентке, но мастерски проигнорировав ее неуверенную попытку завести с ним беседу. Девочка с несчастным видом вздыхает.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

За ужином в Большом зале мы с Малфоем договариваемся о том, что к изготовлению костюмов и декораций, кроме самих актеров, в первую очередь привлечем тех, кто не попал ни в один список.

А через пару дней, сидя вечером в ярко освещенном кабинете рукоделия, мы со студентками уже раскладываем ткани и лекала.

— Профессор Грейнджер, — преувеличенно безмятежно говорит когтевранка Глория, — а мы ведь общее мероприятие готовим… При этом девочки в одном кабинете, мальчики в другом.

Ученицы переглядываются: они, как всегда, понимают друг друга с полуслова.

— Надо выдержать общий стиль, — добавляет студентка постарше.

Единству девчачьих душ определенно не помеха даже несколько лет разницы в возрасте.

Я вешаю на шею сантиметровую ленту, которой только что делала контрольные измерения Мадлен, играющей главную роль (о да, наш коварный план исполняется на сто процентов, но об этом позже), и упираю руки в бока.

— Давайте напрямую. Чего хотите?

Четыре самые смелые девочки глядят на меня с одновременно смущенными и решительными улыбками. Для них очевидно, что профессор Грейнджер умаялась и не будет читать длинных лекций.

— Пойдемте к ним. Будет работать вместе, — говорит Мадлен. — Возьмем все необходимое. Кабинет труда большой, всем места хватит.

В этом определенно есть смысл. Для чего, в конце концов, затевался весь сыр-бор? Действительно ведь: как мы снова оказались в двух изолированных кабинетах, если четко обговаривалось, что подготовка должна быть совместной?

— Что ж, — я для виду слегка сомневаюсь, — давайте попробуем.

В кабинете тут же возникает взволнованный шум: ткани вешаются на плечи, звучат сразу несколько Акцио с разными целями, а в одном углу шепотом обсуждается, как лучше: поздороваться с профессором Малфоем или все-таки не надо — в третий-то раз за день.

Малфой приглашает войти сразу после первого стука, и на его лице лишь на миг появляется удивление, когда за моей спиной он видит восемь девочек.

— Мы пришли, чтобы работать вместе, — говорю я ему, подходя ближе.

— Потому что лучше бы выдержать общий стиль, — добавляет студентка свой лучший проверенный аргумент.

Девочки уже занимают пустые места за партами, косясь при этом на склонившихся над схемой сцены мальчишек и с любопытством ожидая их реакции. Ничего сверхъестественного не происходит: подопечных профессора Малфоя, похоже, перспектива самого настоящего строительства волнует гораздо сильнее, чем компания однокурсниц.

— Луи, иди-ка сюда, — зовет четверокурсница-слизеринка. — Надо понять, какой ширины будет твоя набедренная повязка.

— Набедренная повязка? — переспрашивает тот в ужасе.

Несколько студентов не сдерживают смешки. Малфой тем временем оборачивается ко мне и с таким же недоумением шепчет:

— Ты их опозорить хочешь?

— Да не волнуйся ты так, — отзываюсь я. — Сверху будет еще накидка.

— Нет, серьезно, Грейнджер. Надеюсь, костюмы будут нормальные. Мне и без тебя проблем хватает.

— Не паникуй. Справимся вместе. — Прежде чем Малфой, приподнявший брови, бросит в меня что-то язвительное, я торопливо добавляю: — Хочешь, и тебе повязку сошьем?

Драко громко усмехается, так что половина учеников оборачивается и ему приходится переждать с ответом секунду-другую.

— С накидкой? — наконец любопытствует Малфой.

— Можно и без.

Я позволяю себе, как мне кажется, игривый тон — потому что жизнь научила меня нападать первой, чуть только в беседе с дражайшим коллегой доходит до двусмысленных фраз. Стараюсь внимательно следить за работой учениц и не оборачиваться.

— Так, а у нас спектакль «восемнадцать плюс»? — его тон неестественно деловой. Невозможно удержаться — я все-таки перевожу на Малфоя взгляд в поисках смешинок в глазах. Они, оказывается, тут как тут.

— А что, у тебя есть что-то очень-очень взрослое выше пояса? — спрашиваю я.

Широкая ухмылка расползается по лицу Малфоя. Он ловко перехватывает волшебную палочку, направляет ее на огромный деревянный брус у стены и громко обращается к студентам:

— Давайте проверим его на прочность. Вспоминайте заклинания. — А обходя меня со спины, он наклоняется и сообщает: — У меня всё очень-очень взрослое, профессор.

Я не знаю, с чем справиться сложнее: с мгновенно прилившей к лицу кровью или с мурашками от дыхания Малфоя на моей шее.

Даю себе несколько секунд, а потом решительно направляюсь к девочкам, которые вовсю увлечены нарезанием кожзаменителя для набедренных повязок. Впрочем, даже будучи занятыми, некоторые из них находят время посмотреть в сторону преподавателя труда. Остается надеяться, что обстоятельства не провоцируют старших студенток представлять его в таком костюме. Я вот только что нечаянно представила, и это… ну, мягко говоря, волнует.

— Так, девочки, вы трое, посмотрите, пожалуйста, чертеж сцены и подумайте, что можно нарисовать на фоне.

Минут через двадцать работа уже кипит. На Мадлен набрасывают нижнюю часть костюма прямо поверх юбки, хихикая на тем, что ткань закрывает все до самых колен и это не очень-то напоминает «набедренную повязку» в ее классическом варианте. Я решаю оставить как есть: смотрится вполне себе «дико» (все-таки о племени рассказываем) и при этом прилично.

И тут — с другой стороны аудитории доносится дружный мальчишечий крик. Я по привычке хватаю палочку, поворачиваюсь и быстро осматриваю обстановку. Прямо над головами студентов, ровным кругом облетая деревянный брус, для которого, вероятно, и предназначен, носится топор.

— Сделайте что-нибудь! — визжит худенький мальчик-брюнет из-под парты.

— Надо понять!.. — отзывается Малфой, присев, но подняв руки и растопырив пальцы, как будто рассчитывает успокоить этим бедных детей. Топор пролетает над ним уже в третий раз. — Надо понять, в чем наша ошибка! Иначе сделаем только хуже!

— А как может быть хуже? — испуганно интересуется другой студент, прикрывший чертежом голову. — Он спустится и пройдется по всем нам?

— Ой, если так, ничем хорошим это не закончится, — тонким голоском говорит другой, кудрявый мальчик. — Видел я похожее в одном маггловском боевике…

Пока они обмениваются отчаянными опасениями, я пытаюсь придумать, что делать. Но мне уж точно невдомек, что они применили за заклятье, и любой неверный шаг действительно может обострить ситуацию.

— Профессор Грейнджер! — с мольбой пищат за моей спиной девочки.

— Малфой, зачем вам топор?!

Он поднимает на меня взгляд и раздраженно отвечает:

— Это сейчас очень важный вопрос, Грейнджер!

Шестеренки все еще лихорадочно крутятся в моей голове.

— Просто попробуем Арресто Моментум? — предлагаю Малфою.

Он, с величайшим опасением следящий за летающим инструментом, кивает.

— Тоже об этом подумал. Делай.

Я произношу заклинание, очень надеясь, что оно сработает, и топор, повиснув на секунду в воздухе, спускается и аккуратно, словно бы ничего не натворил, ложится на пол рядом со студентом — любителем маггловских боевиков.

— Пресвятые бубонтюры! — восклицает кто-то из девочек.

Мальчики и Малфой медленно поднимаются на ноги.

— Все нормально, — выдыхаю я. Сердце у меня колотится, голос чуть дрожит. — Все нормально.

Малфой подает руки сразу двум мальчикам, помогая встать. Его тоже заметно потряхивает, а в глазах, когда он переводит на меня взгляд, плещется неподдельный страх.

— Спасибо, — произносит Драко.

Я снова выдыхаю:

— Все нормально, — как будто сама еще не убедилась в этом до конца, а потом добавляю: — Давай просто… будем работать с деревом магией. Без топора.

Малфой соглашается.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Ближе ко дню Икс все настолько заняты доработкой номеров, декораций, костюмов и актерских действий, что о происшествии с топором практически забывается. Но даже за обедом перед генеральной репетицией Малфой в очередной раз заводит:

— Эти дети теперь считают меня ни на что не годным.

Я с демонстративной тщательностью пережевываю печеную картошку.

— Ты-то всегда меня таким считала, правда, Грейнджер?

— Ты мне уже надоел со своим нытьем, — отзываюсь наконец. Игнорировать Малфоя не представляется возможным. — Пойми наконец, что детям даже больше нравятся те, у кого есть свои слабости. Ты накосячил — но тебе уже простили.

Малфой скептически кривит лицо. Удивительно, конечно, что он все еще страдает, учитывая количество впечатляющих по мощности и филигранности заклятий, примененных им за все время совместной подготовки шоу. В прошлую субботу я даже подумала, что это сильнее испортит отношения между мальчиками и девочками. Первые начали привлекать к себе внимание — шутками и остротами, а вторые рассеянно отмахивались: куда же старшекурсникам (не говоря уж о младшекурсниках) до обаятельного молодого мужчины, да ещё и преподавателя! Хвала Мерлину, мои страхи оказались напрасными. Мальчики проявили настойчивость, и в конце концов им стало удаваться рассмешить не только девчонок, но и нас, обоих профессоров.

Хорошо, что за обедом я не говорю все эти комплименты про чарующее владение волшебством Малфою, потому что через пару часов, на генеральной репетиции, он всем своим видом, своими повадками и усмешками великодушно напоминает мне, что сам знает, как хорош.

— Давайте передвинем сцену чуть правее, — велит профессор двум помощникам. — Отлично. Добавляю еще один источник света, так задний план будет смотреться эффектнее.

Пуффендуйка, раскладывающая рядом со мной ветви для искусственного дерева, тихо восхищается белым световым шаром, появившимся из малфоевской волшебной палочки, как мыльный пузырь.

— Шикарные тени? — спрашивает Малфой, обернувшись ко мне с ослепительной улыбкой.

Я закатываю глаза, мысленно отметив тем не менее, что моим мнением поинтересовались.

Хватаю ветку и направляюсь к стволу дерева. Глаз же мой все время косится на студентов: мальчики и девочки вполне оживленно общаются, старшекурсники чуть задирают младшекурсников, слизеринцы — пуффендуйцев, но это не заходит дальше «тугодум, напрягись» или «ой, слов ей почти не досталось, может, маму позовешь?». Один раз, правда, когтевранец выдает остроту про гриффиндорку и ее «щеки, колышущиеся на ветру». Малфой фыркает, но ловит мой многозначительный взгляд и после этого убедительно грозит шутнику неделей дежурств.

— Актеры, на сцену и за сцену! — приказываю я.

На ходу поправляя накидки, все разбегаются. Малфой встает рядом (я бы сказала, слишком близко, но молчу, чтобы скрыть свою сверхчувствительность), складывает руки на груди.

— Достаем палочки. Но помним, что сейчас это ваш сценический реквизит: никаких заклятий не по сценарию!

Мадлен и Луи встают у входа в пещеру, объемная часть которой выполнена трансфигурацией обычной парты из кабинета труда. Внутри, словно бы уходя дальше, в нарисованную скалу, разлита густая тьма — это, справедливости ради и чтобы разбавить похвалу, посвященную Малфою, уже моих рук дело.

— Кто ты, чужак? — дрожащим голосом проговаривает Мадлен.

— Ты не помнишь меня, Люси? — печально отзывается Луи. — Я был изгнан. Но теперь осмелился вернуться. Потому что вернулся со светом. Я добыл его! Люмос!

— Они великолепно справляются, правда? — шепчу я Малфою, не отрываясь от происходящего на сцене: из «тьмы» в глубине пещеры, через замаскированное отверстие выбираются любопытные сородичи «Люси». — Я беспокоилась…

— …что, если возьмешь на главные роли «по знакомству», ничем хорошим это не закончится? Повезло, моя самая честная и благородная.

Если бы не настало время очередной реплики со сцены, я бы точно поинтересовалась, с каких это пор я «его».

— Люмос? — продолжают свои исследования одетые в древних людей школьники. — Откуда ты узнал это?

— Не сдрейфил я!

Это один из когтевранцев, третьекурсник, так отчаянно спорит с ухмыляющимся гриффиндорцем, что срывает спектакль: все головы поворачиваются на шум в углу Большого зала. В неожиданно наставшей тишине первый вдруг взмахивает палочкой, кричит:

— Экспеллиармус!

Второй мгновенно отвечает тем же, и два неумелых заклятия, столкнувшись, порождают сильную вибрацию в полу и резкий оглушающий БУМ!