На краю света (гет)

Если Снейп и заметил, как изменилось отношение Гермионы к их занятиям, на его поведении это никак не отразилось. Он почти никогда не выходил из роли строгого требовательного учителя, отчитывал за малейшие промахи и все так же пресекал попытки задавать вопросы или заводить дискуссии. Такой разительный контраст между внешней холодностью и внутренней открытостью доводил Гермиону до отчаяния. Она не могла определиться, как же стоит вести себя со Снейпом, чтобы не вызывать раздражение и колкие замечания. Обычно лучшим способом оказывалось промолчать и разобраться во всем самой, хотя в таком случае она лишалась даже редких, но таких интересных споров с ним. Случались дни, когда единственными произнесенными ею словами становились «Доброе утро» и «Доброй ночи». Гермиона мысленно забавлялась, что с таким успехом совсем разучится пользоваться голосом. Зачем пытаться заговорить, чтобы почти наверняка натолкнуться на стену упрямства и безразличия, если можно поскорее сконцентрироваться и погрузиться в самую суть человека, оставив в стороне разделяющие границы. Легилименция в какой-то степени вызывала зависимость, ведь так просто заглянуть в мысли человека, вместо того чтобы долго и упорно наводить мосты взаимопонимания. Но чем сильнее Гермиона увлекалась своим новым умением, тем более отстраненным выглядел для нее Снейп. Казалось, что с той же силой, с которой она привязывается и привыкает к нему, он отталкивает и отдаляется в ответ.

* * *

— Теперь, когда вы освоили базу, попробуйте достичь того же с минимальным физическим контактом, — предложил Снейп на очередном занятии, убирая ее руку, привычно покоящуюся на плече.

Каким бы абсурдным это не казалось, но Гермиона почувствовала себя разочарованной. Она делала видимые успехи, а значит, час, когда ее родители вернутся, приближался. Ей следовало бы радоваться или во всяком случае ощущать удовлетворение от того, что Снейп отметил улучшение ее техники легилименции. Но она так привыкла, что может запросто прикасаться к нему, ощущать тепло кожи, приятный аромат лосьона после бритья... И теперь, когда между ними снова возведен барьер, и у нее нет достойного повода нарушать приличную для чужих друг другу людей дистанцию, Гермиона вдруг почувствовала себя брошенной и одинокой. Когда она успела так привязаться? Может, все к лучшему, и у нее будет немного времени, чтобы привыкнуть к мысли, что уже скоро Снейпа в ее жизни совсем не будет? Глупо привязываться к человеку, с которым тебя связывает лишь кратковременная совместная работа. Нужно думать о будущем, о возвращении в Англию, об обустройстве родителей в случае, если они тоже захотят переехать на прежнее место. И совершенно незачем думать о Снейпе. Но оттого, что Гермиона не могла больше касаться тела Северуса, жажда коснуться его разума становилась еще сильнее, и она отдалась этому порыву.

У нее получилось с первой же попытки безо всяких длительных медитаций и настройки дыхания. Снейп был прав — чем лучше узнаешь человека, тем проще применять к нему легилименцию. Гермиона уже который раз за последние два месяца разрывалась между противоречивыми чувствами. Она одновременно радовалась своему успеху и сожалела, что не сможет использовать неудачу как повод еще ненадолго продлить их занятия в прежнем режиме. Видимо, она еще более жалкая, чем считала раньше. Как иначе она могла докатиться до такого? Всерьез желать использовать проблемы своей семьи, чтобы быть чуть ближе к Снейпу? Ведь изначально все было совсем наоборот, и все, чего она хотела — поскорее вернуть память родителям и избавиться от общества бывшего учителя. А теперь...

Должно быть, ее эмоции отразились на лице или в разочарованном вздохе. Снейп как-то настороженно прищурился и коротко усмехнулся, словно разглядел в Гермионе нечто примечательное. А затем он наклонился к ней так, что их лица оказались почти на одном уровне, совсем как в первый раз, когда показывал ей новую технику легилименции. Не отводя пристального взгляда, от которого бросало в жар, он положил руки по обе стороны от ее коленей. Гермиона невольно замерла, не зная, чего ожидать дальше. И Северус уже непозволительно близко, но еще не касаясь губами, скорее выдохнул, чем произнес:

— Не стоит так расстраиваться, Гермиона, двери моей спальни всегда открыты для тебя.

Она только тряхнула головой, пытаясь развеять туман, которым заволокло все связные мысли, и нервно сглотнула. Должно быть, она что-то неверно поняла, потому что Снейп совершенно точно не мог сказать то, что она услышала.

— Что вы имеете в виду? — со смесью страха и возмущения почти выкрикнула она, и сама вздрогнула, как громко прозвенел ее напряженный голос в вечерней тишине.

— Гриффиндорцы. Никакой деликатности. — Несколько разочаровано фыркнул Снейп. — Вы действительно хотите, чтобы я произнес это прямым текстом? Вас влечет ко мне, Грейнджер, вы меня хотите, и я не возражаю против того, чтобы удовлетворить ваше желание. Но, судя по выражению оскорбленной невинности на вашем лице, видимо, не сегодня.

Он презрительно взглянул на побагровевшую от гнева Гермиону и с громким хлопком исчез, оставив ее одну на пустынном пляже. Она же могла только жадно втягивать воздух сквозь стиснутые зубы, стараясь не разразиться потоком проклятий и нецензурной брани. Трудно было поверить, что Снейп на самом деле сказал ей такое. «Нет, это просто неслыханно! Удовлетворить желание он готов, видите ли! Да за кого он ее принимает? Никогда и ничем она не давала ему повода считать, что к ней можно обращаться подобным образом. Как вообще можно сказать такое женщине и не ждать, что она тут же проклянет тебя? Или Снейп привык иметь дело с площадными девками, наглый самодовольный грубиян! И он еще смеет что-то говорить о деликатности! То таскает ее как пещерный человек, а теперь вот прямым текстом заявляет, что она должна прыгнуть к нему в постель!». Уже стемнело, когда она немного успокоилась и решилась вернуться с пляжа в дом. Гермиона не стала ужинать, а отправилась прямиком в кровать, надеясь до утра не вспоминать о Снейпе и его безобразной выходке. Но сон никак не шел, и чем дольше она ворочалась, путаясь в душных простынях, тем сильнее злилась и накручивала себя.

Дойдя до точки кипения, Гермиона вскочила с кровати и, как была в пижаме и с босыми ногами, ворвалась к Снейпу в спальню. Дверь, как он и обещал, оказалась открыта, и это только сильнее разозлило ее.

— Грейнджер? Все же решили воспользоваться моим любезным приглашением? — Как ни в чем не бывало поинтересовался Снейп.

Он лежал расслабленный, с вальяжно заложенными за голову руками. Укрытый только до пояса, он ничуть не смущался, словно к нему в спальню каждую ночь вваливаются бывшие ученицы и застают полуголым. Мысль об ученицах в спальне Снейпа только подогрела праведный гнев Гермионы, и она шумно выдохнула.

— Что вы себе позволяете, кем вообще вы себя возомнили? — зашипела она. — Вы думаете, что запросто можете намекать на интимные отношения со мной, как само собой разумеющееся? То, что нет других специалистов, способных помочь моим родителям, еще не значит, что я буду прыгать к вам в постель! У нас была сделка, и я свою часть выполнила, я не обязана с вами спать! — Под конец она почти перешла на крик.

— Я не говорил, что вы обязаны, я сказал, что вы этого хотите, — с невозмутимым спокойствием ответил Снейп. — И я хочу.

Он откинул простыню, и Гермиона мгновенно утратила весь запал, а заодно и дар речи. Снейп лежал перед ней обнаженный и в полной готовности, и от открывшейся картины она только тяжело сглотнула. Снейп не был красавцем ни в одном из возможных смыслов. Слишком худой, слишком бледный, со слишком резким контрастом между белой кожей и черными волосами на груди, ногах и внизу живота. Несколько незалеченных шрамов рваными розовыми полосами пересекали шею и грудь, а еще эта отвратительная метка на предплечье, окруженная словно старым сильным ожогом. Он не был даже немного симпатичным. Но то, с какой простотой и уверенностью Снейп демонстрировал свое тело, то, как откровенно вздымался над бледным животом налитый кровью бордовый член, не оставляя сомнений в его желании... Если бы Гермиона не была настолько возмущена этой непристойной выходкой, пожалуй, она бы восхитилась его гармонией с собственным телом и способностью принимать себя со всеми недостатками. Гермиона даже попыталась представить себя на его месте. Нет, разумеется, не лежащей обнаженной перед Снейпом и откровенно предлагающей себя для плотских утех, такого она не допускала даже в мыслях. Но, например, в постели с Роном смогла бы она так запросто демонстрировать себя и не испытывать смущения, неловкости, сомнений в своей желанности и привлекательности? Стоило только представить себя в таком положении, и Гермионе захотелось сжаться в комочек и спрятаться под одеялом. Конечно, она была молодой девушкой и в чем-то даже симпатичной. Все говорили, что у нее красивые глаза, например. Но окажись она совсем голой под ярким светом ламп и пристальным взглядом мужчины, все, о чем она смогла бы думать, — что у нее на коже слишком много веснушек, и коленки всегда так странно выпирают, живот недостаточно плоский, а грудь, наоборот, слишком плоская. О, она бы сгорела со стыда, и ни о каком сексе не было бы и речи. А глядя на Снейпа, раскинувшего на кровати свои длинные ноги и даже не замечающего своей наготы, она не могла отделаться от мысли, что он уродливый сукин сын, но его откровенная свобода и уверенность в себе дико сексуальны. И от вида его такого далекого от эталонов красоты тела внизу живота сладко ныло и тянуло, и больше всего хотелось прекратить глупый спор, который не имеет никакого смысла, и нырнуть к нему в постель, чтобы узнать, как далеко он заставит ее пойти.

— Я, конечно, мог бы подыграть вам, — оборвал ее размышления резкий голос Снейпа, — сделать вид, что вынуждаю вас, и у вас нет другого выбора, кроме как переспать со мной. Но я не стану. Если вы хотите оказаться со мной в одной постели, вам придется смириться с мыслью, что дело в вожделении, а не принуждении.

С кривой ухмылкой он запахнул покрывало, и Гермиона стиснула кулаки, стараясь не сорваться снова и не накричать на него.

— Не хотите? — Верно истолковал он ее порыв. — Ну, может, в другой раз.

Снейп невозмутимо заложил руки за голову, и все, на что хватило Гермиону, — громко хлопнуть дверью, выбегая из комнаты.

Она снова лежала в своей кровати и чувствовала, что ей не хватает воздуха. Мягкая хлопковая простыня скомкалась и давила в спину, а легкий пододеяльник путался вокруг тела и душил как удав. Бессмысленно пытаться уснуть в таком заведенном состоянии. Можно было бы спуститься к пляжу, но почему-то это казалось плохой идеей. Гермиона устало вздохнула и сползла с постели. Раз поспать все равно не получается, следует потратить время с пользой. Она хотела попрактиковаться в очищении сознания, но и здесь ничего не вышло. Мысли никак не желали покидать беспокойную голову. Как бы Гермиона хотела понять, что с ней происходит.

Конечно, в последнее время она замечала, как изменилось ее отношение к Северусу. Они довольно неплохо ладили друг с другом, хотя заслуга в том была вовсе не Снейпа — он ничуть не изменился, скорее, сама Гермиона привыкла к нему и стала менее эмоционально реагировать на сарказм или раздражительность. Ей нравилось проводить время со Снейпом, потому что с ним она постоянно открывала что-то новое. Втайне Гермиона даже надеялась, что в будущем сможет уговорить Снейпа стать ее научным руководителем, когда она решит начать работу для получения степени мастера. Она легко могла вообразить какой-нибудь совместный проект по защите от темных искусств или даже зельеварению, пусть это и не самый любимый ее предмет. Но никогда Гермиона не представляла себе Снейпа в роли любовника. И когда он сказал, что ожидает увидеть ее в своей спальне, она не испытала ничего, кроме удивления и возмущения. Он совершенно не интересовал ее в этом смысле. Во всяком случае, так она считала до этого вечера. И она все не могла объяснить, почему один только вид его обнаженного тела заставил ее испытывать смятение и волнение. Мерлина ради, она даже на мгновение задумалась, а не плюнуть ли на все и не присоединиться ли к нему!.. Но ведь Снейп ей даже не нравился. Она была очарована его умом, но, как мужчина, он, скорее всего, оказался бы невыносим. Она и Снейп? Нет, это бы точно была катастрофа. К тому же Гермиона все еще была уверена, что не интересуется Снейпом. А даже если бы и заинтересовалась, то подобный интерес стоило не поощрять, а лечить, как особую разновидность суицидальных наклонностей.

Голос разума подсказывал, что она просто была одинока, ей не хватало обычного человеческого общения, тепла. Не хватало настолько, что сегодня она чуть не совершила ужасную глупость. Это же безумие. Неужели она настолько истосковалась по проявлениям нормальных отношений, что готова броситься к Снейпу? Глупости, это все последствия вынужденной изоляции. Гермиона не помнила, когда в последний раз разговаривала с кем-то, кроме Снейпа. Вообразила себе, что оказалась на необитаемом острове — и вот результат. Ведь на самом деле она вовсе не одинока. Может, ее родители и не помнят ее пока, и она не может их обнять и поделиться переживаниями, а ей так хочется, чтобы ее обняли и выслушали... Но у нее есть друзья, есть Гарри и Джинни, и у нее есть Рон — ее красивый голубоглазый парень. Вот к нему в постель и нужно бросаться. Решено, так она и сделает. Немедленно напишет Рону, чтобы он приезжал ее навестить. И Гарри, и, может быть, Невиллу и Луне. Черт, она готова была позвать в гости даже Лаванду Браун, лишь бы не оставаться больше со Снейпом наедине в этом доме, или в саду, или на пляже — неважно. Не раздумывая ни минуты, она быстро набросала письмо и аппарировала к площадке для межконтинентальных перемещений. Миловидная ведьма в окошке для пересылки почты пообещала, что в Лондон письмо прибудет не позднее восьми утра. Умиротворенная внезапно пришедшим решением всех ее проблем, Гермиона вернулась домой, когда небо уже начало светлеть. На рассвете она наконец сумела уснуть.