Моё проклятое дитя (джен)

“Поттер, зайдите в кабинет к директору после обеда. Пароль — “медовый леденец”.”

Вот и все. Ни подписи, ни приветствия. Ничего, что бы пролило свет на отношение Снейпа к случившемуся, не говоря уже о том, как теперь профессор относится к нему. Ненавидит еще больше? Вполне реально.

Гарри убрал клочок пергамента со скупыми строчками в карман и сообщил пароль каменной горгулье. Записку он получил сегодня утром и, признав в нем почерк человека, мысли о котором вот уже сутки не покидали его голову, немного встревожился. Он не ожидал, что Снейп решит разобраться со всем так быстро, ведь если ему не изменяет память, в прошлом, когда он попал в такую же щекотливую ситуацию с Омутом памяти, тот вообще не обращал на Гарри внимания, словно он был пустым местом. В глубине души он надеялся, что эта внезапно открывшаяся тайна так же останется никем не тронутой, и Снейп вновь воспользуется спасительной тактикой игнорирования. Просто потому, что так было проще. Когда из неосторожности ворошишь прошлое, открываются новые знания, от которых ты не в силах отречься или же забыть. Гораздо легче оставить все так, как есть, не вникая в суть и делая выводы. Да, это трусость. Но зато так легко…

Очевидно, его крохотной надежде придется рассыпаться как карточному домику, раз Снейп назначил встречу в кабинете главы Хогвартса. Гарри не знал, огорчает его то, что Дамблдор будет присутствовать при разговоре, или нет. Хотя какая разница. Не он же выставляет свою душу на обозрение.

Поборов внутреннюю дрожь, Гарри постучался и вошел в кабинет.

Кабинет встретил его, как всегда, своим светлым и неординарным уютом. Но, вопреки своим клятвам и обещаниям, взгляд Гарри устремился в поисках конкретного человека. Снейп сидел к нему спиной, вольно положив руки на подлокотники удобного стула возле профессорского стола, ничем не проявляя реакции на его появление.

“Что ж, прекрасно”, — подвел итог Гарри, но почему-то почувствовал легкую обиду.

— Здравствуй, Гарри! Присаживайся, пожалуйста, — вот уж кто был всегда полон эмоций и дружелюбия при его появлении. Дамблдор вежливо указал на второй стул возле своего стола, его лицо было спокойным и серьезным, однако глаза сияли. — Я не видел тебя во время обеда, поэтому имею наглость предложить выпить с нами чаю с пирожными.

Гарри кивнул, опускаясь на мягкую обивку, боковым зрением отмеряя пространство между двумя одинаковыми стульями.

С веселым перезвоном беленькие блюдца и чашки появились из воздуха, разлетаясь по кругу и останавливаясь перед гостями. Легкий хлопок — и посреди стола стоит большая вазочка, до краев набитая кондитерскими изделиями, а чашки сами по себе начали наполняться кипятком, окрасившимся в коричневый цвет.

“В пакетиках”, — удивленно подметил мальчик, узрев яркий лейбл, свисающий с краев чашки.

Следующие пять минут тишину кабинета наполняли звон сервиза и мелодичные трели феникса где-то в глубине кабинета. Дамблдор безмятежно пробовал сладости, восхваляя мастерство эльфов-домовиков, и его совершенно не смущало отсутствие собеседников.

Гарри уже давно выпил свой чай, который оказался необычайно вкусным — то ли от того, что еще ничего не ел сегодня, то ли по причине секретного приготовления напитка. И сейчас он методично снимал крем со своего пирожного, намазывая его обратно. Чаепитие казалось нелепым и сюрреалистичным, по крайней мере, он заходил сюда с тяжелым предчувствием долгих вопросов и язвительных обвинений, но никак не на чашечку чая. Или это Дамблдоровский способ настроить гостей на более непринужденный лад?

Люди на портретах «мирно дремали», не забывая, впрочем, поправлять съехавший в сторону парик и наклоняясь поближе к раме, грозя из нее вывалиться. Снейп так и не притронулся к своей чашке.

Когда пирожное было благополучно размазано по блюдцу, а общая атмосфера нервозности достигла своего предела, Дамблдор перешел прямо к делу.

— Гарри, профессор Снейп мне сообщил, что случилось вчера после его урока. Естественно, это произошло случайно, и он ни в чем тебя не обвиняет, — мужчина громко фыркнул, но Дамблдор не обратил на это внимание. Он наклонил голову, вглядываясь в Гарри из-под очков-половинок. — И прежде всего я хочу спросить тебя, не замечал ли ты еще каких либо странных вещей, что случались с тобой, начиная с конца лета?

— Еще страннее, чем обычно? — уклончиво уточнил юноша.

— Да, что-нибудь, что ты не смог себе объяснить или предположил, что знаешь.

Гарри отвел взгляд и попытался припомнить все события, начиная с того августовского дня, когда Снейп сообщил ему, что он абсолютно здоров и теперь вновь может портить ему кровь своими выходками. Шрам больше не болел, и это не было секретом. Однако по утрам он чувствовал себя измотанным и усталым, как будто его сон был очередной тренировкой по квиддичу. Так же он вспомнил о вчерашнем инциденте на ЗОТИ, когда случайным образом «провалился» в сознание профессора, но не хотел упоминать об этом, пока Снейп молчит и не делает никаких обвинений в его адрес. Наверняка, директор уже в курсе.

— Мне снятся сны, — осторожно сказал юноша.

— О Волдеморте?

— Нет... — Гарри растерялся, зная, как глупо прозвучат его слова. — Вернее, я не помню.

Последовавшую за этим тишину разорвал саркастический тон профессора:

— Поттер, я уверен, что вы способны на что-то более оригинальное.

— Я не вру! Это действительно сны, ну… я так думаю, и после них я чувствую себя выжатым как губка, такое у меня бывает только после кошмаров.

— Ты принимаешь какие-то зелья? — Дамблдор, кажется, воспринял его серьезно, и Гарри воспринял духом. — Зелье для сна без сновидений? Успокоительное?

— Нет, — прямо сейчас Гарри не мог вспомнить, почему он их все же не принимает.

— Что ж… — Дамблдор сцепил руки и посмотрел на профессора ЗОТИ. — Конечно, этого мало, что бы делать какие-либо выводы, необходимо знать содержание и источник этих снов. Есть только один способ их посмотреть. Северус, если ты будешь так любезен…

— ЧТО? — в голосе Снейпа проскользнули истерические нотки. — Вы понимаете, о чем вы меня просите?! После того, что Поттер натворил?

— Северус, я сам не могу, ты же понимаешь ситуацию… — примирительная речь директора была оборвана, еще не начавшись.

— Я не полезу смотреть воспоминания Поттера из-за нытья о якобы кошмарах. C какой стати вы верите каждому его слову?

Явное обвинение во лжи задело Гарри больше, чем разговор о нем в третьем лице, когда он сам сидит в полуметре от профессора.

— Но я не лгу! Можете посмотреть мои воспоминания, я действительно говорю… — профессор впервые повернулся к студенту, и выражение его лица заставило Гарри заткнуться.

— Ах, так вы любезно приглашаете меня на бесплатный просмотр вашей жизни, Поттер? — прошипел мужчина, выплюнув его фамилию как изощренный мат. — Завуалированное извинение, надо полагать? Что ж, очень самонадеянно, Поттер, но ваши так называемые воспоминания — дешевое развлекательное представление, на которое мне глубоко наплевать. Ваши бессовестные поступки не исправит даже могила. Не унижайтесь так, я и так знаю вам цену.

— Северус, ты преувеличиваешь…

— Да как вы… да как вы смеете!!! — Гарри вскочил со стула, не в силах бороться со вспышкой ярости. — Мне жаль, что я увидел ваши воспоминания, но это вышло случайно, я и понятия не имею, как это сделал!

— Полагаю, в прошлом году в Омуте памяти вы тоже оказались случайно? — со злобой прошипел Снейп.

— Мне кажется, мы уже закрыли эту тему, — встрял Дамблдор. — Перестаньте вести себя как дети, в конце концов.

— Вот именно, — холодно заметил профессор ЗОТИ. — Но у некоторых это наследственное. Такие чурбаны, как Поттер, просто не в состоянии вместить у себя в мозгу, что вмешиваться в личное — все равно, что плевок в душу. Неудивительно, что вы поступили в Гриффиндор.

Красная пелена застелила Гарри глаза.

— Личное?! А как насчет меня? Мне кто-нибудь собирался вообще рассказать хоть о чем-нибудь? — Гарри уже не знал, кого он обвиняет, знал только то, что невыносимо жить, когда от тебя скрывают правду, а когда её случайно узнаешь, еще при этом оказываешься виновным во всем.

— Гарри, будь добр, присядь и успокойся.

— Какие мы самовлюбленные… — скривился Снейп. — Весь в отца. Такой же наглый, полный жалости к себе, уверенный, что вселенная вращается только вокруг него.

— Как же мне приятно, что правду о своем отце я узнаю именно от вас!!! — Гарри постарался вложить в свой прерывающийся от напряжения голос столько сарказма, насколько был способен. — Продолжайте, пожалуйста! Мне очень интересно узнать, что же сделал отец, когда подвесил вас в воздух!!! Расскажите, какой сволочью он был!

— Полагаю, вас интересует, снял ли он с меня нижнее белье? — Снейп хищно усмехался, его глаза сверкали ненавистью.

— Да! И реакцию моей мамы тоже! — слова вылетели изо рта прежде, чем он успел себя остановить. Раздался легкий взрыв — и осколки сервиза разлетелись по кабинету, больно царапая лицо и руки.

— Довольно! — окрик Дамблдора вернул всех на землю.

Гарри упал на свое место, будучи все еще злым, но испытывая легкий испуг от того, что наделал: Снейп сидел мертвенно бледный, его черные глаза жгли Гарри насквозь. Вытянутая рука твердо держала палочку, направленную в его сторону, с ее кончика падали красные искры. Его разбитые губы дрожали, удерживая готовые вот-вот посыпаться проклятия.

— Северус, возьми себя в руки, — голос Дамблдора был ласковым и полным доверия. Гарри передернуло — так обычно разговаривают только с умалишенными. — Ну же, не стоит так нервничать. Я уверен, что сейчас мы все мирно решим и обо всем договоримся. Гарри умеет хранить тайны.

Медленно, очень медленно рука мужчины с зажатой в ней палочкой начала опускаться, но он не на миг не отрывал от мальчика пристального взгляда. Гарри диву давался, как вместо него еще не было кучки пепла.

Мельчайшие осколки на полу сверкали в лучах солнца, словно выпавший с утра рождественский снег. Люди на портретах перешептывались, сбегая друг к другу через рамы и показывая на Гарри пальцами. Какой-то седовласый волшебник, одетый в серебристую мантию, печально покачал головой.

Поттер отвернулся, пристыженно глядя на то, как взмахами палочки Дамблдор убирает беспорядок. Северус Снейп, кажется, успокоился. Он остекленело глядел перед собой, прижимая ко рту белоснежный платок.

— Я сожалею… — Гарри с ужасом осознал, что слова помимо воли вылетают из его рта. Но отступать было поздно. — Мне очень жаль, профессор. Я действительно не хотел смотреть ваши воспоминания. Я никому не скажу о том, что увидел. Обещаю.

Дамблдор кинул на Снейпа странный взгляд, как будто безмолвно умолял о чем-то. Но тот сидел, никак не реагируя.

Гарри с силой сжал подлокотники кресла, отчаянно желая оказаться где-нибудь подальше. В своей гриффиндорской гостиной. У Дурслей. Где угодно, но только не здесь. Что бы все это закончилось.

— Да, Поттер, вы никому не расскажете, — Снейп, наконец, глянул на него каким-то потухшим взглядом. Он осторожно растянул губы в усмешке, но опухшая губа подпортила привычный образ. — Потому что вы дадите мне Обет.

Гарри удивленно моргнул. Какой еще обет?

— Северус, я уверен, что это лишнее.

— А я думаю, что это необходимо.

— Так или иначе, я не позволю тебе взять Непреложный Обет из-за какого-то пустяка.

— Пустяка?! Вам напомнить, на каких условиях я здесь работаю?

— Вот именно, этот поступок перечеркнет все твои усилия, и Гарри окажется еще в большей опасности.

— Куда уж в большей… Вы готовы предложить мне другой вариант? Который устроил бы меня, конечно.

— Гарри прекрасно держит свои обещания на словах…

— О, вот и проверим его умение на практике!

— Северус…

— Что такое Непреложный Обет? — громко прервал всех Гарри. Он имеет право знать, что ему предлагают. Разве нет?

Снейп откинулся на стул, делая широкий жест рукой, как будто поощряя невысказанные вопросы. Дамблдор тяжело посмотрел на Гарри.

— Непреложный Обет — это закрепленная с помощью чар магическая клятва, которую дает один маг другому, пожизненно подписываясь на все установленные им условия. Нарушить такой Обет невозможно — раскрытие тайны карается смертью.

Гарри был немного шокирован.

— Непреложный Обет — незаконный?

— Официально да. Но за всю историю еще ни разу не было зарегистрировано случаев принятия Обета. Как видишь, те, кто дали клятву не спешат жаловаться, чтобы в итоге не расстаться с жизнью, — печально известил Дамблдор. Он повернулся к Снейпу, в голубых глазах плескался укор.

— Но Северус, возможно, забыл, что Непреложный Обет скрепляется только по обоюдному согласию, а иначе свобода выбора и демократия для нас были бы только утопией.

— Какая досада, — Снейп притворно покачал головой, глядя на Гарри. — Но я надеюсь, мистер Поттер окажет мне эту маленькую услугу? Ведь он никогда не выдаст чужие тайны, следовательно, Обет никак не станет ему в тягость. Всего лишь одна клятва — как извинения за причиненные неудобства, и между нами все решено… Ну же, Поттер, где ваша хваленая гриффиндорская отвага?

— Северус, не смей давить на него…

Гарри отвел взгляд, сглатывая комок в горле. Неужели Снейп так боится, что его тайна раскроется, что готов забрать его, Гарри, жизнь в залог за молчание? Почему он с такой легкостью кинул его существование на кон, когда сам столько раз рисковал и приложил уйму сил, что бы Гарри остался жив? Кажется, их отношения уже достигли той меры ненависти, при которой можно больно бить словами недруга и в тоже время поступками спасать и лечить его раны. Когда это произошло? Когда Гарри убежал из кабинета ЗОТИ, увидев воспоминания о своей матери? Или только что, когда Снейп разозлился настолько, что выплеснулась его магия? А может... это произошло гораздо раньше, скажем…на пятом курсе. Или на первом. Или в тот день, когда он родился.

Гарри схватил руками голову, которая разболелась от шума спорящих профессоров. Его замутило.

— Я не позволю тебе ставить под угрозу жизнь, за которую, как тебе известно, было пролито слишком много крови.

— Кто говорит об угрозе? Я всего лишь закреплю обещание магией. Неужели вы боитесь, что Поттер проболтается? Я думал, вы полностью уверенны в нем, как вы неустанно доказываете всем окружающим.

— Я дам Обет, — выдохнул Гарри.

В кабинете повисла тишина, и мальчик почувствовал на себе взгляды всех присутствующих. Где-то вдалеке неприлично весело щебетал феникс.

— Гарри, ты должен в полной мере осознавать, на что ты…

— Я принял решение, сэр. Я дам Непреложный Обет профессору Снейпу. В конце концов, это лишь малая плата за то, как он мне помог, — Гарри отнял руки от лица и устало посмотрел на профессоров.

Дамблдор печально оглядывал Гарри, его голубые глаза наполнились теплым чувством. Нежность?

— И все-таки я не хочу, чтоб ты спешил с выводами. Обдумай, верно и возможно ли то, что ты обещаешь, ибо обещание — есть долг.

Поттер колебался лишь секунду.

— Это именно то, что вы от меня хотите, профессор Снейп? — зелёные глаза нашли черные.

— Да.

— Тогда я согласен.

Скрип отодвигаемых стульев, и трое волшебников стоят на ногах в центре кабинета. Дамблдор обошел стол, не отрывая взгляда от них обоих.

— На колени, Поттер, — шепнул Снейп, и Гарри подчинился, ожидая, что будет дальше.

Снейп подошел к нему, возвышаясь как мраморная статуя. Мальчик почувствовал себя уязвимым.

— Нет, Поттер, не отворачивайтесь. Возьмите меня за руку.

Холодная — вздрогнул мальчик, заглядывая в лицо профессору. Скрепленных рук коснулась палочка Дамблдора.

— Complemus promissum! — вспышка света дамблдоровской палочки осветила скрепленные руки.

— Клянешься ли ты, Гарри Джеймс Поттер, хранить мою тайну и беречь увиденные тобой воспоминания в Омуте памяти и моём сознании? — ровный и достаточно громкий голос Снейпа гулко раздавался в помещении.

— Клянусь, — красный язычок пламени скользнул ему на запястье и обвил руки, согревая.

— Клянешься ли ни при каких обстоятельствах не упоминать о том, что видел, никому и никогда?

— Клянусь, — второй яркий язык пламени присоединился к первому, вращаясь вокруг своей оси.

— Клянешься ли ты… что никогда не будешь при мне упоминать о своей матери?

Гарри почувствовал себя так, как будто воздух выбило из легких. Перед глазами, переплетаясь и сверкая словно гирлянда, кружили ниточки пламени. Снейп сильно стиснул его руку.

— Клянусь, — едва слышно сказал Гарри, но магия уже скрепила клятву еще одним языком пламени. Ускоряя вращение, они внезапно взорвались снопом золотистых искр, которые медленно падали на пол, угасая. Дамблдор опустил палочку. Непреложный Обет был дан.

Снейп поспешно выдернул свою руку из ладошки Гарри и, не говоря ни слова, вылетел из кабинета.

Мальчик поднялся на ноги, покачнувшись. Он не знал, имела ли клятва какой-нибудь эффект — у него все еще болела голова, на руке еще осталось тепло огоньков, и все было по-прежнему, если исключить тот факт, что чувствовал он себя препаршиво.

— Снейп меня ненавидит, — глухо сообщил брюнет, как будто только что это выяснил.

— Ну что ты, Гарри, конечно, нет, — живо отозвался Дамблдор. — У Северуса просто…сложный характер. Таким людям сложно показывать истинные эмоции, любая неприятность может запросто выбить их из колеи, хоть наш профессор это почти всегда скрывает.

— Но он мне не верит, — Гарри с отчаяньем взглянул на директора. — И то, что он потребовал с меня клятву, только подтверждает это.

Дамблдор печально улыбнулся и отошел к окну, выглядывая на красивый осенний пейзаж снаружи.

— Любовь всегда была и есть тем чувством, которое невозможно искоренить или выжечь. Именно она — виновница отчаянных поступков и мук, которые лишь притупляются со временем, но не исчезают. Она навечно ставит свою метку в сердце человека, и Северус — не исключение. Насколько я знаю, он никогда ни словом, ни намеком не давал понять окружающим, что в его жизни была страсть намного большая, чем зелья и место преподавателя ЗОТИ. К слову, я никогда не слышал от него об этом вслух — он тщательно хранит и оберегает воспоминания и эмоции о твоей матери, и дело тут вовсе не в доверии. Любовь настолько желанна в жизни, это такой бесценный подарок, что нужно ценить каждую кроху её внимания. К несчастью, большинство распавшихся союзов осознают это слишком поздно, — Дамблдор тихонько покачал головой и повернулся к мальчику:

— Очевидно, для профессора Снейпа его любовь — отнюдь не такое бесхитростное чувство, коим кажется на первый взгляд, раз он потребовал взять с тебя клятву. И мне очень жаль, что так случилось. Несмотря на все мои разумные доводы, профессор Снейп настоял на своем. Но не вини его за эту любовь. Он всего лишь ее заложник.

— Да нет, конечно, я не виню его за любовь, — Гарри немного смутился. — Просто это немного меня удивило, вот и все.

Дамблдор усмехнулся именно той озорной улыбкой, какой награждал малолетних студентов Хогвартса, пойманных за проказами над школьным завхозом и его кошкой. Гарри вдруг четко осознал, какой же он еще ребенок — именно здесь, обмякши в мягком уютном кресле, перед волшебником, который годится ему в прапрадедушки, он не стеснялся устраивать погром в кабинете и устраивать истерики, словно запутавшийся в себе подросток.

Что бы как-то уйти от неприятной и нелепой сцены, учиненной им Снейпу, Гарри вернулся к теме своих снов.

— Вы думаете, в них может быть что-то важное?

— Вполне возможно.

— А почему... вы сразу приняли мои слова всерьез? Вам что-то известно об этом? — Гарри с каким-то внутренним замиранием ожидал ответа.

— Я тебе верю, — просто ответил Дамблдор, и мальчика немного покоробило, что профессор вот так запросто принимает все его слова за правду, даже когда эти слова складываются в нелепую околесицу. А вот Снейп — полная противоположность. Придется смириться, что тот никогда не будет воспринимать Гарри всерьез, верить ему хоть в чем-то.

— Профессор Снейп действительно мог просмотреть мои воспоминания. Я бы позволил, — к ужасу Гарри, в его словах прозвучала горечь.

— Гарри, Северус действительно хотел бы помочь тебе с этой проблемой, если бы он мог.

— Как он может хотеть этого, если даже не хочет меня слушать? — Поттер скептически посмотрел на главу Хогвартса. — Я смотрел ему прямо в глаза, он же легилиментор и мог запросто вычислить, лгу я или нет! Он же читает меня как раскрытую книгу, а в этот раз просто проигнорировал! Он не желает помогать мне или что-либо другое, так что перестаньте его просить об этом! — в конце своей речи Гарри чуть не сорвался на крик, но вовремя опомнился. — Простите.

Гарри обессиленно откинулся на стул и безразлично окинул взглядом кабинет. Кажется, сегодня ему понадобиться двойная порция «разговора» с замком, потому что чувствует он себя опустошенным как выеденное яйцо. Бессонная ночь, внезапный Обет и обнаружившаяся мигрень окончательно выкачали из него все силы, и он не мог дождаться, пока окажется в своей спальне, задернет полог, наложит заглушающие чары и окунется в спасительную магию замка. Ведь все уже решено. С его снами он разберется как-нибудь сам — зря он об этом рассказал, а проблема со Снейпом решилась самым простым образом — они ее навечно «закрыли».

Но Дамблдор его не отпускал, и возникшая долгая пауза насторожила Гарри.

— Сэр? — Дамблдор облокотился на стол, обхватывая себя руками, и наклонил свою седовласую голову поближе к студенту, внимательно глядя на него из-под своих очков-половинок.

— Профессор Снейп не доверяет тебе по совершенно приемлемой причине, Гарри. Он просто уже не может проверить твои слова на верность. Как и я.

Гарри удивленно моргнул, не совсем понимая, о чем идет речь: “Как это не могут проверить?”

— Ты сейчас сидишь передо мной, смотришь мне прямо в глаза, что является достаточным для применения легилименции. Этого было всегда достаточно, чтобы я незаметно и без усилий узнавал, говоришь ли ты правду и какие эмоции чувствуешь при этом. Улавливал яркие образы, которые давали мне относительно понять, что с тобой стряслось в последнее время, здоров ли ты, — ярко-голубые глаза Дамблдора сверкали. — Сейчас я этого сделать не могу.

Он усмехнулся то ли грустно, то ли весело, откинулся назад на свое кресло с высокой спинкой и продолжил:

— Я не знаю, что ты сейчас чувствуешь, когда рассказываю тебе это, не имею представления, какие эмоции ты испытывал, когда давал Непреложный Обет и едва догадываюсь, какие выводы ты сделал из всего происходящего. Я даже не могу определить, понравилось ли тебе пирожное.

— Понравилось, — тут же заверил его Гарри, но вернул к главной теме. — Но почему? Почему вы не можете пользоваться легилименцией?

— Со способностью к проникновению в чужое сознание у меня как раз все в порядке, как и у Северуса. Но каждый раз, когда я делаю попытку заглянуть вглубь твоих мыслей, то постоянно терплю неудачу. Твое сознание окружено мощным блоком, и ни мне, ни профессору Снейпу еще не удалось пробить его хоть настолько, что бы узнать, говоришь ли ты правду. Даже с помощью заклинания.

— Но я ничего не ставил, — растерянно выдавил из себя Поттер.

— Я знаю, — Дамблдор легонько кивнул и усмехнулся. — Такие блоки я уже не видел лет… 40, если не ошибаюсь. Они встречались у очень одаренных людей, которые были очень привязаны к родовым традициям и родовой магии. Чаще всего они были врожденными, но у тебя особый случай. Я полагаю, ты приобрел эту способность в свой 16-тый день рождения.

— Вы так и не выяснили, почему это со мной произошло? — напрямик спросил Гарри и услышал ожидаемый ответ:

— Догадываюсь, — лукавил директор. — И опасаюсь, что они окажутся верны. Но пока рано делать какие-то выводы.

Директор ясно дал понять, что ничего больше не расскажет, и Гарри думал, что можно еще спросить.

— Именно из-за применения тобой этой окклюменции профессор Снейп не мог больше «прочесть тебя как книгу». И это, надо признать, его порядком нервировало, — в голосе Дамблдора послышалось веселье, но Гарри было не до смеха. Он вспомнил прошедшее лето, когда обнаружил себя привязанным на кровати, почти полностью парализованным и немым. И Снейпа, который не всегда догадывался, в чем нуждался Гарри или что он хотел сказать.

“Как же, наверное, он бесился из-за того, что больше не мог знать о моих мыслях”, — с удовлетворением подметил Гарри.

— Он тогда спросил меня, как это у меня получается, но я не знал, что он имеет в виду.

— Его можно понять. Практически две недели он был вынужден лечить тебя вслепую, доверяя только магической диагностике, так как не мог проникнуть твое сознание и понять, что с тобой творится. А ты не имел возможности сказать ему об этом. Если честно, то когда ты был без сознания, мы и предположить не могли, что ты будешь обездвижен. Твое тело часто выгибали сильные судороги, да так сильно, что нам пришлось тебя привязать.

Гарри поежился от неприятных воспоминаний.

— Когда я сказал вам о снах, вы попросили профессора Снейпа проникнуть в мое сознание. Но ведь это невозможно?

— Существует много способов применения легилименции. Это не только вмешательство в разум посторонним человеком, но и добровольная отдача воспоминаний, с которой ты уже знаком, — Дамблдор кивнул на соседний столик, на котором среди вороха пергаментов и каких-то непонятных вещиц возвышался Омут памяти. — Но так как ты сам не помнишь содержание снов, то этот метод отпадает. Так же практикуется еще один вид применения легилименции, но он довольно редкий, и далеко не все могут им воспользоваться. Да и не все хотят. Дело в том, что он предполагает обоюдную связь: воспоминание за воспоминание.

— И вы предложили это Снейпу, зная, что я на его прошлом уроке… — голос Гарри оборвался, когда он почувствовал неладное. Сердце пропустило удар, и на короткий миг он подумал, что оно больше не забьется. У него участилось дыхание, а разум сковала непонятная тревога.

— Шшшшшш... — тихонько шикнул на него Дамблдор, приложив палец к губам. — Не говори этого. Ты ведь чувствуешь действие Обета?

Гарри кивнул, не доверяя словам, и сделал пару глубоких вздохов, чтобы удостовериться в том, что он не откинется спустя пару минут.

“Вот, значит, как оно действует. Хорошо хоть предупреждает, а то я бы умер самым нелепым образом — разболтав тайну, которую поклялся не открывать буквально полчаса назад”.

— Не бойся, ты скоро свыкнешься со своей клятвой, и твоя магия будет спокойнее реагировать и предупреждать тебя о том, что ты слишком приблизился к запретной теме.

Теперь Гарри начал тщательно все обдумывать, о чем собирался помянуть в разговоре. Он хотел спросить, почему же Дамблдор отказался просмотреть его воспоминания, но вдруг понял, что на это, может быть, есть какие-то личные причины — ведь за просматриваемое воспоминание необходимо показать свое собственное, и у Дамблдора наверняка есть, что скрывать. У всех свои скелеты в шкафу.

— Гарри, я тебя хочу спросить… — серьезно начал директор, «сканируя» его своими голубыми глазами, но теперь мальчик знал, что рентгеновский взгляд бесполезен, так как директор сам признал, что сознание Гарри для него недоступно. Разве что Дамблдор не использует какие-то еще неведомые ему приемы. — Только я хочу, что бы ты ответил максимально честно.

Брюнет выпрямился, всем видом показывая свою готовность выслушать.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Гарри посмотрел в голубые глаза, чувствуя себя так, будто взял хроноворот, вернулся на свой второй курс и точно так же обдумывал свой ответ на такой же вопрос. В голубых глазах Дамблдора он разглядел свою тень, и на миг ему показалось, что он видит изумрудные проблески — отражение своих собственных глаз. Казалось, он провалится в эту голубизну, и Гарри стал опасаться образования воронки, как тогда с черными глазами. Но ничего такого не случилось.

“Что я хочу сказать?”

“О том, как мне страшно, когда я просыпаюсь в полной темноте и не смею пошевелиться, так как боюсь осознать, что снова окажусь парализован? Какие мысли приходят мне в голову, когда я просыпаюсь абсолютно вымотанный, будто всю ночь провел на ногах, но не могу ничего вспомнить? Или о том, какую боль чувствую, когда думаю о смертях и горе, даже когда они происходят у чужих, незнакомых людей? Какое наслаждение испытываю, когда касаюсь родных стен, дышу с ними в унисон и просто теряю голову от бурлящей в них тёмной магии?”

“Или рассказать о Снейпе, когда тот, наглотавшись зелья, был в таком состоянии эйфории, что не замечал ничего вокруг?”

Ответ был очевиден:

— Нет, профессор. Мне нечего сказать.

И такой же закономерный ответ:

— Что ж, очень хорошо. Можешь идти.

Гарри с воистину холодным спокойствием встал, попрощался с профессором и вышел из кабинета, не видя тот блик отчаянья, что проскользнул на лице старого волшебника после его ухода.

И, конечно, теперь уже никто, НИКТО не мог догадаться, какие же мысли роились в голове у Золотого мальчика, который с задумчивым видом возвращался в свою башню. А они были далеко не наивными.

“Надо будет запомнить никогда и ничего не брать из рук профессора, особенно напитки. Интересно, если в чае была Сыворотка Правды, то что же было в пирожном?”