Разреши мне тебя отогреть (гет)

Постояв еще немного в тени и подождав, пока медичка и декан гриффов окончательно не скроются за поворотами вместе со своими подопечными, Драко отлепился от стены и подошел к предмету, валявшемуся на полу возле рыцарских доспехов, присел на корточки, положил ладонь сверху и почувствовал мягкое тепло чужой волшебной палочки.

«Глупая, ограниченная, подверженная эмоциональным слабостям грязнокровка. Истинный волшебник никогда не бросит свою палочку, никогда сознательно не откажется от собственной магии, впитанной с молоком матери. Жалкое бесполезное существо, которое только и может, что стенать: «Рончик, Рончик!» Фу, мерзость какая…» — негромко бурчал Драко, на автомате укладывая собственность Гермионы себе в карман и выдвигаясь в сторону родных сердцу подземелий.

Наблюдая поодаль за оказанием первой помощи кретину Уизли и за убитой горем Грейнджер, Драко сотню раз задал себе вопрос о том, как так получилось. Как его вообще угораздило с ними связаться?! Как могли так поплавиться его мозги, что он решил, будто битва на стороне Дамблдора рядом с этими идиотами могла спасти жизнь ему и его семье?

Как он мог еще и завидовать Поттеру, имевшему якобы верных и преданных друзей, на которых якобы можно было положиться, которые якобы всегда прощали и принимали таким, какой ты есть?!

Мерлин сохрани от таких друзей!

Недаром говорят, что от добра добра не ищут. Лучше быть одному, но не подвергаться опасности раскрытия планов последующей борьбы только потому, что твой товарищ не смог удержать себя в руках даже час!

Неожиданно Драко осенило, он оступился на гладком каменном полу и едва удержался, ухватившись за выступ в стене.

Вот это новость! Оказывается, его вывело из себя не столько то, что предатель крови пытался его замучить и, возможно, даже убить, как то, что человек, чью сторону, в том числе, принял Драко с такой отчаянной решимостью и надеждой, оказался банально не достоин той тайны, которую ему доверили.

Ох, надо было оставить его умирать. И зачем Драко пошел-таки за Помфри, он сам не знал. Зачем забрал палочку Грейнджер? Неужели хотел вернуть ей?! Что за чепуха?!

За последнюю неделю жизнь перевернулась с ног на голову, хотя ощущение, как ни странно, было такое, словно все как раз таки стало на свои места. Это и смущало, и возмущало одновременно.

Драко скривился. Нет, конечно, у него вдруг, откуда ни возьмись, не появилась любовь или привязанность к тем, кого необходимо было презирать, как учили с малых лет. Но какое-то чувство общности с чем-то большим, чем он сам, давало ощущение властвования над переменами — силу, которая, он знал, могла дать ему возможность быть собой и выбрать из миллиона вариантов ту судьбу, которой он сам себе желал. И совершенно не обязательно было становиться монстром, что издевается и содомирует несчастных всех возрастов и обоих полов, ломать себе психику, убивая и имитируя несказанное удовольствие от процесса.

В сущности, какой бы ужасной не была перспектива, описанная стариком Дамблдором, она была меньшим злом в сравнении с тем кошмаром, который сейчас нагло поселился в его имении и запугивал всех и вся своей абсолютной неадекватностью и непредсказуемостью.

Вот тут-то Драко и попытался себя оправдать. Слизеринцы всегда ищут лучший выход для себя и своей семьи, а значит, все эти странные порывы в сторону гриффов — это всего лишь очередная хитрость, заложенная на подсознательном уровне. И вовсе не жалеет он никакую Грейнджер, просто интеллигентный жест с его стороны, который можно расценивать только как лояльность к общему боевому плацдарму, и ничего другого.

Такая позиция делала все гораздо проще и прозрачнее, позволяя не заниматься больше болезненным самокопанием. Снейпов чаек в довесок придавал какого-то непривычного спокойствия и заставлял отвлечься от негодующих мыслей о предстоящем убийстве великого, могучего и никем доселе не побежденного директора.

Обдумывая по ходу последние несколько часов, Драко довольно быстро добрел до покоев Снейпа, трезво рассудив, что только там сейчас найдет тишину, покой и уют, а также милую глазу, прохладную и очаровательную бутылочку огневиски, которая тот час, после пару стаканов залпом, должна была помочь «опуститься на дно» и ощутить все прелести абсолютного небытия.

Настроившись на нужный лад, Драко, наконец, пробрался в комнаты Снейпа, отворил дверь и… застыл на пороге. На освоенном диване, поджав под себя ноги, восседал Гарри-так-некстати-Поттер и распивал вожделенный алкоголь.

Отстраненно Драко подумал, что, возможно, Поттер не такой уж и запущенный тупица, раз запомнил все трехслойные комбинации Снейпа на замках у входа.

Драко занервничал, благодаря чему на его лице застыла совершенно отвратительная гримаса, которую невозможно было контролировать.

Хорошо, что трезвого Поттера в этой жизни мало что пугало, а пьяного и подавно. Вот он и сунул в руки оторопевшему Малфою ту самую пляху, потом, видимо, подумал, сделал в воздухе жест указательным пальцем из серии «минуточку» и полез через кровать и комод в бар — доставать тару.

Трезвый и слегка потрепанный Драко застывшей скульптурой стоял все в том же проеме и наблюдал за тем, как Поттер извлекает из недр шкафчика граненый стакан и вытирает его краешком своей замызганной футболки.

Драко закатил глаза, отобрал посуду, четко произнес Тергео и без промедления налил себе огневиски до краев. Выдохнул и хлопнул всю жидкость за раз так, что та струйками стекала по подбородку и дальше за ворот батистовой рубашки.

— Лимончик? — нашелся услужливый Поттер и протянул блюдце с ловко нарезанными кусочками плода. — Из кухни. Эльфы выделили, — для пущей убедительности в отсутствии отравы произнес он.

Малфой благодарно кивнул и закинул в рот сразу две дольки. Пожевал, отставил стакан и потянулся взбивать подушку в изголовье кровати Снейпа, чтоб затем умоститься, полусидя, на ложе у стенки.

Поттер уже вернулся в исходную позицию на диване, расфокусировано глядя перед собой и прихлебывая из горлышка горючую смесь.

— Уизли в Больничном крыле, — выпалил Драко, решив, что посланников на переговорах убивают реже, чем вероятных виновников по версии того, кто уже завтра мог стать доносчиком на неблагонадежного слизеринца.

— Как? — плечи Гарри заметно напряглись, но в целом праведным гневом на первый взгляд он не пылал.

«Оказывается, у вспыльчивых гриффиндорцев может присутствовать выдержка», — с долей любопытства отметил Драко.

— Магическая отдача за свежий Обет. Правда, жить будет, — он хотел добавить «очень жаль», но, чуточку опасаясь, сдержался — не стоит так не вовремя злить национальных недогероев.

— Как? — спина Гарри чуть расслабилась.

— Круцио…

— В смысле? — глаза Гарри округлились, и он шокировано уставился на Малфоя.

— Не волнуйся, Поттер, я не жалуюсь. Изначально он планировал сразу меня убить.

Видно было, что чуткую гриффиндорскую натуру этот факт не то, что не обрадовал, а совершенно вывел из себя, и Драко искренне запереживал, что тот сейчас начнет разборки. Хотя не совсем понятно было, с кем именно.

— Сам виноват, — лаконично выдал Гарри, взвесив в уме проблемы свои и Рона, и махнул рукой.

Настала пауза, во время которой парни безмолвно определили, что огневиски закончилось — поболтали бутылку, по очереди заглянули внутрь — и Гарри жестом «чувствуйте себя, как дома» предложил Драко самостоятельно достать следующую, треть которой было без церемоний влито в молодые организмы в первые двадцать секунд после открытия.

— А старик то не дурак, — пьяно и сонно хмыкнул Драко спустя еще час в пустоту помещения, где уже слышно было сопение спящего Гарри. — Такой себе благородный правитель с важной миссией — сам поставил в безвыходное положение, сам застраховал, гиппогриф его задери.

Драко зевнул, стащил с Поттера флисовый плед — кто бы мог подумать, что у Снейпа найдутся такие уютные мягкие вещи — укрылся, подвернув уголки конвертиком, и через секунду уже спал беспробудным сном то ли пьяницы, то ли младенца.

Буквально через полчаса, когда в подсвечнике догорела последняя свеча, в помещение ввалился добротно поддатый хозяин сих палат и громко выругался, споткнувшись о чью-то обувь, хаотично разбросанную тут и там.

Услышав в ответ довольно отчетливое бормотание где-то слева: «Потише можно?» — Северус перепугался так, что волосы на затылке встали дыбом, а дрожащие губы с трудом выговорили «Люмос».

На кровати и диване виднелись очертания человеческих фигур, и Северус решил подобраться ближе, чтобы рассмотреть наглецов. Смутная догадка уже поселилась у него в голове.

Ужас, сковавший в первые секунды, потихоньку отпускал, и Северус с сожалением подумал о том, что протрезветь ему это никак не помогло, зато удалось разглядеть его персональных мучителей, белобрысая башка одного из которых тут же нагло выдала: «Кому темно дышать? Глаза режет…» — затем перевернулась на другой бок спиной к источнику возмущения и захропела дальше.

Сосредоточенности и здравого смысла Северуса хватило только на то, чтобы произнести «Нокс». Мрак тот час вернул его в шальные объятья Бахуса, позволив лишь добраться до кресла.

Последняя связная мысль в этот вечер была о том, какую выволочку он устроит парням поутру.

* * *

Гермиона проснулась утром в холодном поту, с трудом ориентируясь, где она, и что происходит.

Что это было? Кошмар?

Мысли путались, и девушка судорожно пыталась сообразить, что ее так напугало.

Боже... Точно. Это был даже не сон, в воспаленном мозгу крутились обрывки прошлого вечера: тяжелый разговор, коридор, крики, непростительное и мертвенно бледный Рон на выщербленном каменном полу. Страх сковал Гермиону изнутри. Как она могла так долго спать, когда Рон, возможно, уже был мертв?!

— Нет! — вскрикнула она, тут же прикусив себе ладонь — судя по тишине, все еще спали, но давать повод для пересудов не стоило ни в коем случае.

Быстро одевшись, она помчалась в Больничное крыло, но ее туда не пустили. Мадам Помфри была строга и неуступчива, уверяя, что Рон без сознания, и пока к нему нельзя, и отправила Гермиону на завтрак.

Кусок в горло не лез, и Гермиона подняла глаза на Гарри, а затем на Малфоя — оба сидели, уткнувшись носом в тарелку и одинаково вяло ковыряясь в каше.

Вдруг все ребята повернули головы в сторону директорского стола, и Гермиона вздрогнула, когда услышала глубокий голос Макгонагалл, усиленный Сонорусом. Видимо, Дамблдор сегодня снова отсутствовал, раз она взяла слово.

Весь текст разобрать никак не получалось, но что-то там было о том, что надо быть осторожнее, а то вот Рон Уизли получил магическую отдачу из-за неправильного использования заклинания на ЗОТИ.

Так вот какую версию придумали для всех.

Гермиона перевела взгляд на Снейпа и чуть не прыснула со смеху, возмущению на лице профессора не было предела. Действительно, глупая идея. А вдруг кто вспомнит, что последней пары ЗОТИ и не было вовсе. Чем же Снейп так провинился, что их декан точит на него когти?

После завтрака Гермиона снова побежала к медичке, но была с силой выдворена за дверь. Все остальные попытки между уроками тоже были отвергнуты — находиться рядом с нестабильным магическим полем пациента как минимум до его пробуждения было опасно и для него, и для посетителя. Но Гермиону эти объяснения отнюдь не успокаивали, точнее она просто не могла вникнуть, так сильны были переживания. Последняя попытка после обеда увенчалась ссорой и угрозой Помфри пожаловаться Макгонагалл. В дальнейшем информацию о состоянии пациента сказано было узнавать там же, у декана.

В надежде хоть немного отвлечься расстроенная Гермиона поплелась в библиотеку, где на входе мадам Пинс сурово поманила ее пальчиком.

— Мисс Грейнджер, я бы попросила вас в следующий раз выбирать иное место для романтической переписки.

Гермиона заторможено смотрела на то, как мадам Пинс достает из-под стола большой конверт и передает ей. Недоумевая, от кого может быть послание, она взяла письмо, затем отошла подальше и с растущим любопытством на скорую руку его открыла. В конверте лежала ее волшебная палочка и короткая записка. Трясущимися пальцами Гермиона почему-то вытащила сначала клочок бумаги.

«Никогда не теряй то, что действительно важно», — гласило сообщение, выведенное красивым аккуратным почерком.

Гермиона была готова биться головой об стенку, при этом несколько раз кряду. Она даже представить себе не могла, что так глупо могла забыть свою палочку. И как она вообще смогла целый день провести без нее? Совсем что ли мозги отшибло на нервной почве? Хорошо хоть пары были относительно спокойные. Все-таки не так-то легко было бы, к примеру, что-нибудь трансфигурировать без палочки. Она прижала свое возвращенное сокровище к груди и оглянулась вокруг. Студенты, которые на тот момент находились в библиотеке, не обращали на нее внимания.

Взгляд был довольно рассеян, и она не заметила человека за дальними стеллажами, который единственный во все глаза наблюдал за ней.

Гермиона забрала вещи и выбежала из библиотеки, надо было срочно с кем-то поделиться. Первым делом она отправилась в гриффиндорскую гостиную, затем на улицу к озеру и полю для квиддича, но, увы, Гарри нигде не было. Так как больше рассказать она не могла никому, то еще недолго побродила по коридорам, собираясь с мыслями, и вернулась снова к своим любимым книгам, пытаясь найти древние записи о крестражах или любую другую информацию, которая могла пригодиться в дальнейшем. Благо Гермиона в библиотеке, уткнувшаяся в свиток или фолиант, не вызывала ровным счетом никаких подозрений.

Кто же вернул ее палочку? Какой-то таинственный незнакомец, который мог видеть их в коридоре? Эти мысли донимали Гермиону, даже когда она пыталась уснуть. Надо было как-то узнать, кто это был, но, возможно, эта загадка решится сама собой. Собственность вернулась, вот и отлично. Слишком много было забот помимо того.

* * *

Гарри и Драко, не сговариваясь, совершали ежедневный ритуал: каждый день они создавали видимость старинной полувражды, делали вид, что даже слегка учатся, а вечером возвращались уничтожать запасы огневиски у Снейпа к вящему неудовольствию последнего. Правда, теперь еще и Драко научил Поттера курить сигары, которых в достатке водилось у Блейза, поэтому в оккупированных комнатах всегда стоял сизый удушающий дым.

Северус кричал, ругался, угрожал отработками, но ничего не помогало.

Да и не мог он полноценно запугивать ребят, прикрываясь школьной программой — предстоящее им в будущем выходило далеко за рамки того, о чем вообще можно было попросить, да еще и детей.

Детей, вошедших во вполне себе запойное состояние.

Даже когда Северус убрал оставшийся алкоголь из собственных заначек, не спасло — парни наладили контрабандную поставку через совиную почту от магазина «Всевозможные волшебные вредилки». Хоть Снейп и недолюбливал шкодливых Уизли, никак не мог ни повлиять, ни обвинить — братья ведь думали, что это всего лишь очередная подростковая авантюра.

К слову, антипохмельное для юных алкозависимых он варил сам, и сам же по утрам накладывал на их физиономии маскирующие чары, чтобы на людях на протяжении дня создавать образ обыденности и неприметности.

Таким образом, неделя прошла в относительном спокойствии, по крайней мере, видимость была соответствующей.

Пока мальчики упивались горем, а Снейп искал мотивацию, чтоб остановить это безобразие, умница Гермиона просиживала вечера в библиотеке в поисках полезной информации о крестражах, то бишь о том, как их найти и уничтожить.

Конечно, помимо рационального зерна, мол, она одна понимает всю важность этого задания, было еще желание заглушить тоску и волнение о Роне.

Без каких-либо вопросов Дамблдор подписал ей разрешение на посещение запретной секции, но и там, увы, не было ничего знаменательного.

В тот момент, когда она уже почти отчаялась что-либо найти, пролистывая очередной позаимствованный фолиант и бегло перечитывая одним глазом содержимое на паре по трансфигурации, профессор Макгонагалл объявила, что к Рону Уизли наконец-то пускают посетителей.

Эта новость была настолько ошеломительной, что Гермиона соврала преподавателю и отпросилась, якобы в виду плохого самочувствия, в Больничное крыло. Декан только понимающе хмыкнула, но, все же, отпустила.

До медкабинета она бежала.

— Чего пришла? — чудесный вопрос с порога к другу, который пришел тебя проведать. Гермиона запнулась на полуслове.

— Хотела узнать, как ты себя чувствуешь, — промямлила она.

— Уже лучше. Это все?

— Что не так, Рон? Почему ты так зол на меня? — уточнила Гермиона, с трудом сдерживаясь, чтоб не заплакать от обиды.

— За неделю моего лежания здесь ничего не изменилось. Мне противна ваша затея, и еще более мерзко, что ты ее поддержала, — Гермиону эти слова ранили сильно. Зачем? Ведь она даже не собиралась поднимать больную тему. — Иди и обжимайся теперь со своим новым другом, а меня оставь в покое.

Что это — ревность? Или очередное недопонимание? Гермиона про себя сделала пометку, что, как бы Рона не шарахнуло, упрямства не поубавилось. Чуда она в принципе и не ждала.

— Рон, при чем здесь дружба? Малфой дал обет так же, как и мы. И как бы нам с тобой не нравилась эта затея, нас никто не спрашивал. Он в нашей команде. Смирись и помоги, черт возьми, выиграть эту войну! — раскрасневшись и тяжело дыша, выпалила Гермиона.

— А я и помогаю! Я всегда делал все, что было необходимо, даже если требовалось конкретно подставиться. Но я не собираюсь участвовать в операции по спасению всего магического и, возможно, даже маггловского мира рука об руку с этой крысой-белоручкой!

— Возможно, даже маггловского, Рон?! Ты также их делишь? Значит, мои родители — это для тебя тоже «второй сорт»?! — на лице недоверие и ужас.

— Ты как всегда перекручиваешь. Я не обязан все обдумывать и выражаться так, чтоб тебе угодить.

— Не стоит, — она замотала головой из стороны в сторону, предотвращая очередной поток бредовых мыслей. — Мило, ничего не скажешь…

Гермиона попыталась успокоиться и тяжело как старуха села на ближайший к кушетке стул. Рон угрюмо молчал, отвернувшись к окну. Видно было, что ни спорить, ни оправдываться он не собирался. Вот те и на.

— Чем же ты тогда отличаешься от всех этих чистокровных зазноб, с которыми мы боремся? — тихо произнесла Гермиона, пытаясь выудить из дорогого человека хоть одну эмоцию, которая оправдала бы его грубость и столь жестокие слова. — Знаешь, а ведь в данной ситуации это не Малфой — крыса, убегающая с тонущего корабля…

— Да ты!.. Да кто ты такая, чтобы меня в чем-то упрекать?! — злоба выплескивалась изо рта Рона вместе с каплями слюны, которые из-за лежачего положения и элементарной гравитации оседали на его подбородке и шее.

И в этого человека она была влюблена?! Как-то резко стало жалко себя до одури.

— Мы же друзья, Рон. Мы всегда должны говорить друг другу правду, какой бы она не была, — уже откровенно сомневаясь, робко, почти неслышно проговорила Гермиона.

— Ты?! — едва не задохнулся от возмущения Рон. — Не может считаться моим другом человек, который смеет сомневаться во мне же, — четко и утвердительно проговорил он после небольшой паузы. — Катитесь вы все к Моргане! Все равно у вас ничего не получится, и вы все сдохнете, потому что Малфой будет первым, кто вас предаст. И я не собираюсь в этом уча…

Неожиданный спазм горла прервал его речь одновременно с робким стуком в дверь.

— Ох, не думала, что это скажу, но прав был Снейп, когда говорил, что тебе следует держать язык за зубами, — не отрывая взгляда от красного перепуганного лица Рона, с каким-то странным, несвойственным ей чувством легкого удовлетворения от сбывшейся маленькой мести сказала Гермиона и перевела взгляд на дверь. — Входите.

Пока Рон боролся с удушьем от очередных недосказанных слов, которые могли быть ненароком услышаны посторонним человеком вопреки Обету, а Гермиона пыталась сообразить, что делать дальше — придумывать новую убедительную речь или плюнуть на все и уйти, сохранив остатки собственной гордости, в палату влетело розово-белое нечто, остро пахнущее приторными цветочно-конфетными духами.

Лаванда Браун, ни капли не смущаясь, подбежала к Рону и начала его осматривать и ощупывать, словно наседка-хлопотушка.

— Бон-Бон, милый! Как ты тут, мой сахарный сиропчик?! Я пришла, как только узнала от Макгонагалл, которая узнала от Дамблдора, которому рассказала Помфри… — щебетала она, все ниже нагибаясь над кроватью и все откровенней выставляя свое глубокое декольте враз оживившемуся Рону. — Я так волновалась! Я всю неделю пыталась к тебе пробиться, но меня не пускали, — грустно произнесла она и сделала губки бантиком.

«Судя по всему, до меня тут была напряженка! — быстро оценила она ситуацию. — Отлично! Теперь надо только показать, что я для него все сделаю, и никакой высокомерной выскочке Грейнджер он не достанется. Только мой Бон-Бон!»

— Ох, яхонтовый мой, некому, кроме меня, о тебе позаботиться! — всплеснула руками Лаванда и принялась вытирать от подсыхающей слюны лицо Рона своим надушенным кружевным платочком.

Гермиону от всего этого зрелища замутило.

Оказалось, что правильная и преданная своему делу девушка никому не нужна. Ни к чему живой ум, знания, боевые умения — все, чем она владела, было не интересно мужчине.

Главная истина состояла в том, что надо окружить его вниманием, хлопотами, зачарованно и томно заглядывая в рот, слушать ахинею, смеяться над не особо остроумными шутками, при этом всем телом прижимаясь к нему завлекательными изгибами тела. В общем, делать все, чтоб он почувствовал себя центром мироздания.

Прискорбно было осознавать, что дурочка Браун оказалась гораздо мудрее в отношениях с парнями, чем начитанная отличница Гермиона.

А может просто молодой человек не тот?!

Легче от этой мысли почему-то не становилось.

Гермиона собралась с силами и молча вышла, оставляя милующуюся парочку позади.

Чтобы идти дальше, надо было найти укромное место и вдоволь нарыдаться. Ибо пружина, стискивающая грудь, грозила лопнуть в самый неподходящий момент. А в преддверии войны так рисковать было нельзя.