Один из нас (джен)

Площадь перед Министерством была забита людьми. Те, что пониже, вставали на цыпочки. Они смотрели поверх друг друга на невысокую колдунью с землистыми волосами, которая, стоя на тумбе, выкрикивала лозунги:

— Не дадим Пожирателям уйти от закона! Министерство бездействует! Мы десять лет терпели!

— А их выпускают на свободу! — крикнул кто-то басом.

— Вот именно! — колдунья на тумбе неистовствовала. — Пусть Министерство отчитается перед нами! Нам нужно честное правительство! Пожиратели уже начали выходить на волю! Скоро они возьмутся за старое!

Мадам Боунс аппарировала из пригорода, в котором были убиты трое магглов. Она обвела площадь суровым взглядом и проследовала к глухой, ничем не примечательной стене. Для сотрудников, учитывая недавнее военное положение, по-прежнему был особый пароль. Постучав палочкой по нужному камню, мадам Боунс прислушалась.

— Амелия Боунс, — поприветствовал ее распознаватель, подвешенный тут же на манер маггловского электрического щитка. — Входите, пожалуйста.

Последовав совету, мадам Боунс как ни в чем не бывало прошла сквозь стену и очутилась в Атриуме.

Несколько человек выскользнуло из вспыхнувших каминов, когда она направилась к лифтам. Здесь было тихо и спокойно, никаких очередей и толкучки, которые бывают по утрам. Когда двери почти захлопнулись, кто-то затормозил кабинку.

Послышался знакомый голос:

— Прошу меня простить.

И в лифт плечом вперед просунулся Дамблдор собственной персоной.

Металлические двери с лязгом закрылись, и кабинка заскользила вверх, прорезая темноту.

Дамблдор встал подле мадам Боунс.

— Доброе утро, Альбус.

— Доброе утро, Амелия, — сказал Дамблдор. — Чудесно выглядишь, этот цвет тебе к лицу.

На ней уже была форменная лиловая судейская мантия с вышитой на ней серебряной «В».

Мадам Боунс проигнорировала комплимент и, смерив его взглядом, спросила:

— Разве ты не участвуешь в сегодняшнем заседании?

— Я бы и рад щеголять в этих красивых мантиях целыми днями. Но не везде они к месту. Видишь ли, довольно странно было бы встречаться с попечительским советом Хогвартса в судейской мантии.

Она хмыкнула.

Лифт остановился на пятом уровне. Составлявший им компанию чиновник с грудой бумаг и несолько безумным видом вышел.

Пол кабинки подрагивал под их ногами, Дамблдор с интересом изучал порхавшие под потолком служебные записки.

Холодный женский голос произнес:

— Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка, включающий в себя Сектор борьбы с неправомерным использованием магии, штаб-квартиру авроров и административные службы Визенгамота.

Вместе они с Дамблдором проследовали по коридору, устланному ковром, заглушавшим их шаги, и зашли в небольшую комнату с витиеватой «В» на черной двери и сверкающей надписью «Гардеробная». Комната напоминала раздевалку для игроков в квиддич, только была гораздо более роскошной. Вдоль стен, занимая все пространство от пола до потолка, стояли тяжелые узкие шкафы. Постучав волшебной палочкой, Дамблдор отворил один из них. Там висело несколько судейских мантий и широкополая шляпа с острым концом, пылающая красным.

Мадам Боунс лениво стянула с себя дорожную мантию и повесила на крючок в своем шкафу.

Дамблдор провел плавным движением волшебной палочкой от шеи до пояса — и в ту же секунду на нем появилась такая же, как у нее, лиловая мантия. Его собственная уже покачивалась на вешалке в шкафу.

Проследив за всеми его манипуляциями, она ни с того ни с сего устало сказала:

— Ты видел, что происходит возле входа для посетителей? Не ожидала, что Барти отпустит Малфоя из своих цепких лап.

— Видно, его желание стать министром настолько велико, что он отступился от своего главного правила, — отозвался Дамблдор, поправляя очки.

— Ах, не это должно было его сломать. Совсем не это.

— Что правда, то правда, — Дамблдор вздохнул.

Она вдела в глаз монокль, оглянулась на дверь и метнула в нее заклинание, защищающее от подслушивания. Потом повернулась обратно к Дамблдору, скрестив руки на груди.

— Это твоя ошибка, Альбус, — пылко проговорила мадам Боунс. — Ты не должен был позволять Барти отпускать его.

— Это каким же образом? — голос его повеял холодом.

— Не знаю, — она неопределенно махнула рукой. — Сила твоего убеждения неиссякаема.

— В будущем многое может измениться.

— Смею надеяться, ты не настолько наивен, чтобы полагать, будто Малфой способен измениться.

— На него может повлиять отцовство. Так что пока есть смысл оставить его на свободе.

— Тебя это до добра не доведет. Помяни мое слово. Малфой мастерски умеет ставить палки в колеса.

— Что ж, постараюсь об этом не забывать.

— Ах, Альбус, никогда бы не подумала, что ты будешь бездействовать.

— Я уже объяснил свои мотивы и повторяться впредь не буду, — нетерпеливо ответил Дамблдор. — Что до бездействия — все держать под контролем невозможно, но направлять в правильное русло вполне, — добавил он предостерегающе, но тут же смягчился. — Однако ты вправе не согласиться со мной насчет Малфоя.

— Да, так и есть, — кивнула мадам Боунс.

— В таком случае, действуй на свое усмотрение.

— Его освобождение грозит серьезными потерями для репутации Министерства. Знаю, тебя не так сильно волнует общественное мнение.

— Все не настолько серьезно, как тебе кажется, — отозвался Дамблдор. — Боюсь, то, что будет происходить дальше, с легкостью перекроет и освобождение Малфоя, и освобождение, предположим, мистера Нотта. Что до самых опасных Пожирателей, они в любом случае отправятся в Азкабан.

В гардеробную вошла, сутулясь и переваливаясь с боку на бок, пожилая Гризельда Марчбэнкс, которая когда-то принимала экзамены у Дамблдора и мадам Боунс.

— Мое почтение, миссис Марчбэнкс, — сказал Дамблдор, который, как и большинство членов Визенгамота, обращался к ней исключительно на «вы». Он проследовал к выходу, провожаемый пристальным взглядом мадам Боунс.

* * *

Сигнус Блэк похлопал Люциуса по плечу.

— Здравствуй, Люциус.

В гостиной были зажжены все свечи, в камине весело трещал огонь. Разномастные кресла были расставлены группами, в углу стоял стол, за которым шла карточная игра, между гостями по воздуху проплывали подносы с угощениями.

— Добрый вечер, — насторожился Люциус. Его тесть редко позволял себе такую фамильярность.

— Не смотри коршуном, дорогой мой, — Сигнус повел рукой в сторону гостей. — Это все для тебя, — и, заметив недоумение на лице Люциуса, пояснил: — Не хотим, чтобы ты выпадал из нашего круга.

— С чего вы взяли, что для меня это важно?

— Брось, Люциус, — Сигнус поморщился и чуть наигранно укорил его: — Стоило бы быть повежливей с теми, кто помог тебе выпутаться из весьма скверной истории. У тебя наследник, а ты в Азкабан собрался. Негоже. Мы с дядей не без проблем, но договорились.

Люциус обвел гостиную взглядом. Только сейчас ему стал понятен смысл благосклонных кивков окружающих. Выпрямившись во весь рост, он сверкнул глазами на Сигнуса, но не проронил ни слова.

Вот как. Значит, они считают, что его роль в этом деле ребяческая. Они не знают всей правды, он умело заметал следы — и все-таки такое отношение задевало за живое.

Люциус чувствовал себя как никогда отчужденным от этих людей. Ему захотелось наброситься на Нарциссу, когда она подошла и улыбнулась ему.

Ее мягкие пальцы скользнули в его руку. Он аккуратно высвободился и взял бокал вина с парившего поблизости подноса. Ему казалось, что она была заодно с этими неповоротливыми старикашками, которые, очевидно, рассчитывали позабавиться тем, как он будет пресмыкаться перед ними.

Внутри клокотала злость.

Нарцисса стояла с несчастным видом, Люциус раздраженно отошел подальше.

Тем не менее, она догнала его и попыталась заглянуть в глаза. Он уставился в пространство, ничего не видя перед собой. Злоба душила все сильней, но когда Нарцисса заговорила, он вздрогнул:

— Не думай, что я как-то к этому причастна. Они идиоты, если думают, что в нынешней ситуации Министерство было на их стороне. На стороне денег и… прочего.

От ее слов стало только хуже. Он знал, что, с позволения сказать, «успех» на суде ждет его, только если Дамблдор будет настаивать на соблюдении правила обоснованного сомнения. От Крауча надеяться на такое не приходилось. Впрочем, если бы тот действительно захотел упрятать Люциуса в Азкабан, не отпустил бы даже до суда.

Нарцисса была права. Он на свободе благодаря тому, что вовремя принял меры и даже не сделал попытки дать взятку министерским. Могло показаться, будто его освобождение — лишь удачное стечение обстоятельств, но то, что он не принялся активно вмешиваться в следственный процесс, и его аккуратные показания сыграли свою роль. И пусть окружающие думают, что хотят.

Увидев, что он не так уж сердит на нее, Нарцисса заговорила о Драко. Предложила купить ему детскую метлу и вслух помечтала о том, как он будет учить сына летать. Люциус слушал вполуха, покручивая бокал в руке и изредка кивая ей.

Сколько потребуется времени, прежде чем министерские успокоятся и снова станут вменяемыми? Пожалуй, до суда стоит повременить со своими планами.

А что он, собственно, хочет? В первую очередь, избавиться от Дамблдора. О да. Ему стоило больших усилий не сжать от ненависти кулаки, чтобы не давать поводов Нарциссе хлопотать вокруг него.

Но как добраться до Дамблдора? Особенно сейчас, когда он так силен. Для начала нужно попасть в попечительский совет Хогвартса. Чем ближе будешь к врагу, тем больше информации получишь для своевременного удара.

Что еще? Фадж. Но, пожалуй, сейчас лучше всего на него не давить. Тем более непонятно, кто станет министром — Крауч или Фадж? Дамблдора он сразу мысленно отмел: если за последние десятилетия он так и не захотел стать министром, хотя возможностей таких была уйма, то и впредь не захочет.

Крауча Люциус тоже почти не брал в расчет. Его сын арестован, что бросало огромную тень на репутацию. Несмотря на то, что Крауч, скорее всего, отмажет его, представив свидетелем или вовсе жертвой, он все еще стремился к высочайшему посту. И Люциус не мог предположить, на что тот способен ради цели.

Правда, все нити как всегда будут в руках Дамблдора. Оставалось только одно: ослабить позиции директора через тех, кто его знал не так хорошо, как министерские, развенчать в народе миф о его всесильности и непогрешимости. Что насчет той журналисточки? Скитер или как ее там? Она неплохо подмочила репутацию Люциуса в последнем выпуске Пророка. Значит, умеет копать так, как надо, да еще и продавать статьи. Но брать ценную информацию двадцать четыре часа в сутки ей неоткуда, довольно скоро ее звезда сгорит. Или Люциус мог бы ей помочь?

Нарцисса что-то продолжала говорить, но Люциус совсем перестал слушать. Уверенность дикой песней зазвучала внутри.

* * *

В допросной было пусто. Но душный воздух таил в себе страдание, которое нарочно заточили в эти стены. И ложь, и самый постыдный на свете страх томились здесь. Не хватало только очередного заключенного, способного дать им силу, подпитать их, отдать им самого себя на растерзание.

Неслышно открылась дверь, и вошел Северус Снейп. Он сам отворил дверь, медленно и нехотя, и неспешно вошел. Он был здесь не раз за истекшие недели. Ему сообщили, что будет суд. Но когда — он не знал. Оставалось только ждать. Оказалось, это куда сложнее, чем можно было подумать.

Временами Северусу чудилось, что следователи получают истинное наслаждение, копаясь в его поступках. В их стремлении залезть в душу было что-то от дементоров.

Втайне радуясь несвойственному ему притуплению чувств, Северус смотрел, как в допросную входит Муди, смачно жуя тост.

Тихая глухая ненависть, должно быть, отразилась на лице Северуса, потому что, сглотнув, Муди произнес:

— Хочешь кусочек?

Северус сцепил руки.

— Начнем? — Муди улыбнулся ему, как старому знакомому, и достал из-за пазухи изрядно потрепанный пергамент.

— К чему? За последние допросы вы не выяснили ничего нового.

— Имена, Снейп, опять имена! — Муди помахал перед ним пергаментом. — О чем еще нам с тобой разговаривать?

— Я сказал вам все, что знаю.

— Скольких из своих дружков ты покрываешь, а?

— Я сказал все, на что имел право. За остальным обращайтесь… — Северус осекся. Он дал ему повод.

— К Дамблдору? — с азартом подхватил Муди.

Это в самом деле звучало жалко. Северус начинал ненавидеть себя за то, что у него сорвалось с языка.

— Ты думаешь, я поверю, что такое ничтожество, как ты, смогло обмануть Волдеморта?

Муди наступал на него, но Северусу даже не нужно было прилагать усилий, чтобы не шелохнуться. Пусть пытает или делает что угодно другое. Какая, по сути, разница, что с ним, с Северусом, теперь будет?

Жизнь едва трепещет внутри, изредка принося боль. Северус в любом случае уже не жилец. Оставалось только, чтобы его кто-нибудь добил. Может быть, это сделает Муди?

Мысль была малодушной, и Северус тут же запрятал ее как можно глубже.

— Я уверен, Снейп, ты знаешь куда больше.

— Повторяю, я ответил на все ваши вопросы, — тусклым голосом произнес Северус.

— Надеешься на покровительство Дамблдора?

Северус промолчал. Это было слишком утомительно. Ему вдруг безотчетно захотелось в свою камеру.

— Что молчишь? — рявкнул Муди, быстро приблизившись вплотную.

— Мне нечего больше сказать.

— Да ты не беспокойся, трусливая душонка, — Муди обдал его своим зловонным дыханием. — Списочек — он только для меня. Для моего, так сказать, личного пользования. Никто из твоих приятелей не узнает, что ты их сдал.

— Я сказал… — одеревенело начал Северус.

— Слышал уже! — взорвался Муди.

Он достал палочку. Северус попытался приготовиться к тому, что его сейчас будут пытать. Собрать себя по мелким кусочкам, чтобы хоть на это время сохранить достоинство. Но когда Муди поднял палочку и направил на него, Северус почувствовал, что в нем не осталось не то что ни грамма выдержки — даже магия была выкачана до отказа. Внутри была бездна, в которую попадет любое проклятие, любое слово.

Муди выжидающе смотрел на него; шли секунды, но магию он не применял. Северус отстраненно подумал, что Муди хочет использовать Круцио, но не решается сделать это под самым носом у противников его применения в стенах Министерства.

— Круциатус неплохо бы тебе помог, — словно прочитав его мысли, сказал Муди и после веской паузы оскалился. — Освежил бы цвет лица. Только вот что толку тебя пугать, ты и так трусишь, как щенок. Глядишь, еще и мамочку звать начнешь.

Муди сплюнул к самым ногам Северуса. Подошел к двери и, рывком отворив ее, окликнул охранников:

— Эй, заберите этого сопляка!

Дикое желание вцепиться в глотку Муди на мгновение вывело его из отрешенного состояния.

Растерзать. Изуродовать. Уничтожить.

Он смотрел во все глаза на Муди, и ярость постепенно уходила. Он тяжело дышал, но руки безвольно опустились. Он вдруг отчетливо понял, что бессилен перед жизнью. Или судьбой. Или провидением.

И как бы он ни бился головой о каменную стену, Лили умерла, считая его ничтожеством. Как и Муди. Как и всякий приличный человек.

Он мог бы сказать, каких сил ему стоило целый год врать Темному Лорду в лицо. Но это ничего никогда не изменит, только он сам перестанет уважать себя. Иногда Северусу казалось, что Муди вызывается допрашивать его только лишь затем, чтобы проверить, будет ли он пытаться заслужить его уважение, обратить его презрение во что-то другое. Муди нравилось наблюдать, как глубоко его слова пускали корни внутри Северуса, нравилось смотреть, как они разъедают его душу. Как он сам начинал считать себя ничтожеством.

Муди выжидающе пожирал его глазами. Его, наверное, выводила из себя сама мысль о том, что Северус посмел пойти против Темного Лорда, но еще больше он был ему неприятен за то, что гордился этим, за то, что носил это с собой как знамя. И не ставил себя в ряд с другими Пожирателями.

Ничто из этого не было произнесено, и Северус не был уверен, что Муди догадался о его мыслях.

Или тут он еще больше ошибался. Возможно, сам Муди был настолько примитивен, что не отличал одного Пожирателя от другого и только для виду бахвалился своим знанием людей.

Новая оглушительная вспышка боли, которая посещала его, когда он оставался один в камере, подступила к сердцу. Он отвел глаза в сторону, чтобы больше ничего не видеть, и услышал, как Муди удаляется, постукивая посохом.

В этих стенах не было тайн. И все открывшееся им представало в самом неожиданном и неприятном свете. Его любовь, талисман, который он носил в груди, доставлявший ему мучительную радость, был растоптан и унижен. Его работа шпионом — единственное ценное, что он сделал в своей жизни, — ничего не принесла. Он не зря заставил Дамблдора дать клятву сохранить все в тайне.

Будто знал, что все, что он делал, что чувствовал, превратится здесь в убогую шутку по сравнению с клеймом на его предплечье.

* * *

Пламя факелов подрагивало под действием зверского сквозняка, который вошел вместе с Северусом в зал суда. Пробиравшийся под кожу мороз несли с собой дементоры.

Ноги Северуса подкашивались; при каждом шаге он думал, что следующий может стать последним. Сокрушительное отчаяние, квентэссенцию всего самого ужасного, что было в его жизни, взвалили разом на его плечи, и он не знал, сможет ли донести эту ношу до кресла в середине зала, с которого свисали цепи. Дементоры вели его под руки, но ему казалось, что они прикасаются не к коже, а к самому сердцу. Чтобы вырвать с силой потом.

И вот он уже у кресла. На скамьях было множество судей, все они смотрели на него, но он бесцельно скользил взглядом по их лицам, пока один из дементоров не нажал на плечо, заставляя сесть.

— Северус Снейп, вы предстаете перед судьями Визенгамота, чтобы ответить на предъявленные вам обвинения, связанные с деятельностью Пожирателей смерти, — произнес Крауч, сидевший в первом ряду. Его голос эхом отдавался в голове Северуса. — В каком году вы вступили в ряды Пожирателей смерти?

— Примерно в 1977 году.

— Укажите точную дату.

— Как только мне исполнилось семнадцать.

Голос Крауча доносился до него словно с другого конца длинной трубы.

— Почему Тот-кого-нельзя-называть дал вам Темную метку?

— Почему? — переспросил Северус.

— По какой причине Тот-кого-нельзя-называть поставил вам на предплечье метку?

— Я не знаю.

— Насколько известно Министерству, Темная метка — особый знак, которым Тот-кого-нельзя-называть клеймил особо приближенных своих союзников. Ответьте, вы были близки с Тем-кого-нельзя-называть?

«Ерунда какая-то», — подумал Северус.

— Это лучше у него спросить.

По залу пробежал возмущенный гул.

— Но ведь по какой-то причине он выделил вас, опять же, если так можно выразиться, тем, что дал вам Темную метку. По какой причине?

— Это мне не известно.

— Как видите, подсудимый — человек неподатливый. Перед судом шутить не стоит, уясните это. Следующий вопрос: зачем вы вступили в ряды Пожирателей?

— Думал, что это правильно.

Он так считал. Сейчас это выглядело бессмысленной глупостью.

— Вот как, — скептически протянул Крауч.

Началось утомительное обсуждение, судьи спорили, иногда кивали.

— Благодаря показаниям нашего главного свидетеля, мистера Альбуса Дамблдора, нам стало известно, что больше года назад вы стали шпионом Ордена Феникса среди Пожирателей смерти.

Крауч взглянул на него исподлобья.

Больше года. Какая странная штука — время. А сколько времени прошло с тех пор, как… У него не хватило силы воли до конца сформулировать в голове непрошеную мысль.

Он силой выдернул себя из невесомости — и вовремя.

— … Вы утверждаете, что смогли обмануть настолько сильного мага, как Тот-кого-нельзя-называть?

У него едва не вырвалось очередное «не знаю», когда в поле его зрения попал Дамблдор. Тот, оказывается, сидел прямо напротив него, в переднем ряду. Дамблдор едва заметно кивнул.

— Да.

Дамблдор поднялся, прежде чем Крауч успел что-либо произнести.

— Вынужден извиниться, что прерываю вас, мистер Крауч, но мне кажется важным уже на данном этапе слушания кое-что прояснить. В противном случае я бы не посмел нарушить регламент. Вряд ли в нашей компетенции судить о таком абстрактном понятии, как магические силы того или иного волшебника. Особенно такого, как Волдеморт.

При звуке этого имени многие вздрогнули, а Крауч так громко и презрительно фыркнул, что Северус на время вышел из оцепенения и с интересом уставился на него.

— Какими путями вы предлагаете нам следовать в поисках ответов на этот вопрос? Уж не теми ли, что шли вы, рассуждая подобным образом? Вы, ни разу не встретившийся с Волдемортом лицом к лицу?

— Как и вы, Бартемиус, — безмятежно раздалось в ответ.

Лицо Крауча было бесстрастным.

— Волдеморт, вне всяких сомнений, личность, умело использующая силы своего разума, — продолжал Дамблдор. — Но легилименция, как известно, требует куда большей силы духа, каковая, как многие считают, есть не что иное, как магическая сила.

— Вы полагаете, Дамблдор, все это есть у подсудимого? — Крауч повел рукой в сторону Северуса, не поворачиваясь к нему.

— Да, — просто ответил Дамблдор.

— Думаю, все согласятся со мной, что мы не можем отталкиваться в приговоре только от вашего личного мнения.

— В таком случае, вы, а также эти господа и дамы, пожалуй, согласитесь, что мистер Снейп вряд ли смог бы обмануть искусного легилимента, каким является ваш покорнейший слуга.

Дамблдор сел. Видимо, ничего другого к этому он не посчитал нужным добавить.

— Это прекрасно. Прекрасно, — произнес Крауч холодно. — Вернемся к обвинению. Подсудимому вменяется в вину: участие в преступной организации, именующей себя "Пожиратели смерти", участие активное или пассивное, что мы также рассмотрим на сегодняшнем заседании, так как непротиводействие нарушению закона на его глазах позволит мне обрисовать перед уважаемыми коллегами моральный облик подсудимого. Так как подсудимый сам признался, что вступил в организацию и был ее участником с 1977-го года и по сей день, — Крауч слегка повысил голос, — даже несмотря на то, что являлся нашим шпионом. А точнее, шпионом мистера Дамблдора, сведениями о котором он не поделился с Министерством.

На редкие вопросы Северус односложно отвечал. И снова погружался в молчание, которое ему самому было тяжело переносить. Кажется, он потерял способность связно думать.

Так в чем состоит правосудие?

Может ли в этом месте существовать справедливость? Вопрос не раз возникал в голове. А существует ли она вообще в этом мире? Будь она на свете, Лили бы жила, а он бы погиб за нее, но не дал умереть.

Он с силой оборвал течение своих мыслей.

— Присутствовать при убийстве — не то же самое, что убить, — услышал он. — Меры к подсудимому необходимы, но не наравне с теми Пожирателями, в палочках которых мы нашли доказательства применения непростительных заклинаний, — вещал дородный волшебник, сидевший в верхних рядах.

— У нас, Тиберий, есть только устное свидетельство подсудимого, что он использовал заклятие Круциатус один раз в своей жизни.

— Прошу к порядку, — Крауч повысил голос, и обсуждение смолкло. — Все сводится к тому, насколько уместным было употребление заклятия Круциатус. В военных условиях, в которых мы не так давно находились, оно могло бы быть использовано только против врага. Вопрос в том, кого обвиняемый считал или считает своими врагами. Что вы скажете на это, подсудимый?

— Противник — любой, кто нападет, — ответил Северус.

— Исчерпывающий ответ, — в голосе Крауча послышалось самодовольство.

Северус не ожидал, что этот ответ покажется им удовлетворительным. Но он совершенно отчетливо -может быть, даже это была самая ясная мысль за последние месяцы, — понимал, что ему все равно, чем все это обернется.

— К кому конкретно вы применяли заклятие Круциатус? — Крауч даже подался вперед, ожидая его ответа.

— Я не знал этого человека.

В зале снова послышались тихие переговоры.

— Почему вы применили это заклятие?

— Я был зол, — собственный голос казался чужим.

Крауч повернулся к членам Визенгамота, но ничего не сказал.

— Если мы беремся рассматривать дела о применении непростительных заклятий в единичных случаях, то впору отдать под трибунал и некоторых из наших авроров, — высказался волшебник с густой рыжей бородой.

Начался горячий спор.

Сколько прошло времени — Северус не знал. Он сидел полностью неподвижно, глядя в пространство перед собой.

Наконец Крауч обратился к нему:

— Перед тем, как вынести приговор, суд дает вам последнее слово. Вы хотите что-нибудь прибавить к предыдущим показаниям?

— Нет, — ответил Северус.

В груди зашевелился страх. Сейчас подплывут дементоры и снова уведут его. Но вместо этого звякнули цепи, которых он, к слову, совсем не замечал все это время, и металлические браслеты вокруг запястий расстегнулись.

— Кто за то, чтобы признать подсудимого невиновным по всем пунктам?

Лес рук. И Крауч тоже "за".

— Кто за то, чтобы признать его виновным?

Гораздо меньше проголосовавших.

— Оправдан по всем пунктам, — таков был приговор.

В ту же минуту, спеша по своим делам, судьи стали подниматься и, переговариваясь между собой, покидать зал.

Свободен…

Северус интуитивно остался сидеть до тех пор, пока мимо не прошел Дамблдор и не бросил неоднозначный, но такой ценный для него взгляд. Он почувствовал себя школьником, и в то же время в этом было что-то новое и необъяснимо смущающее его. В Хогвартсе никогда не было поддержки, ни от кого. А тут настоящее покровительство, от которого стыдно. И вместе с тем, если бы не оно, не покой, сосредоточенный в Дамблдоре, приносящий знание о том, что в мире осталось еще что-то нетронутым и неоскверненным, он не вынес бы бремя существования.

Нашлись силы встать и пойти к выходу. В коридоре уже никого не было: видимо, дементоры сделали свое дело и больше не поджидали его у дверей. Он пошел было к лифтам, но что-то приковало ноги к месту. Грубые голые стены, никаких окон, только массивные деревянные двери с железными засовами.

Долгожданное одиночество. Только от тюрьмы собственных мыслей не освобождают.

* * *

На выходе Северус получил палочку. Засовывая ее в карман на ходу, он случайно столкнулся с Люциусом.

Абсолютно никаких чувств.

Люциус пристально посмотрел на него. Но Северусу было не до разгадывания знаков.

Все это призраки чужой, растраченной им жизни. Ни о чем не жалея, он посмотрел ему вслед и отвернулся.